Текст книги "Шелест сорняков"

Автор книги: Герман Чернышёв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Глава 4. Последнее утешение

– Куда задевалась эта Эрни, забери её сырость?

Недовольный голосок Ларсы прорезал пахучий душок, витающий в воздухе, но всё же не достиг той, кому предназначался.

– Её здесь нет.

– Я вижу, Отвид.

Верзила примостился у бугристой стены, вымазанной вонючей беловатой жидкостью и скромно наблюдал за Ларсой. Он, как то ни странно, относился к ней приветливо. Ей-ей уже давнёхонько позабыл об учтивости, которую выказывал девушкам поначалу. Эрни Прац, по правде сказать, не совсем перестала его интересовать, но лишь в известном смысле. Она непомерно ухлёстывала за ним, казалось, напрочь оставив женскую гордость вместе со своей хозяйкой. Пажнет с десятком мародёров уехал на поиски выродков несколько дней назад. А прочие и вовсе чихать хотели на сестёр Прац. Про них вспоминали только, когда подходило время очередной кормёжки. Высокая, стройная до худобы женщина по имени Дерла один раз в день приносила девушкам две грязных миски с каким-то густым варевом. Пахло оно отвратительно, мало того, и миски были неполные. Кормили их так же скверно, как и обращались. И единственным собеседником, на которого Ларса могла рассчитывать, был бугай Отвид. Но сейчас он скорее раздражал её. Девушка пребывала вне себя от гнева, её милое исхудалое личико злостно покраснело, хоть и не утратило своей привлекательности. Маленькие ноздри раздулись вдвое, губки подёргивались.

– Отчего она тебя так беспокоит? – робко осведомился Отвид.

– И вовсе не беспокоит, – со злостью ответила Ларса.

– Тогда почему ты сердишься?

– Вовсе не сержусь.

– Я видел твою сестрёнку с Ей-еем. Мне показалось, что они… – Отвид замялся.

– Что тебе показалось, Отвид?

– Я не очень знаю о таких вещах, но мне показалось, что они намеревались уединиться.

– То есть поразвлечься? – Ларса всё больше выходила из себя.

– Возможно, – Отвид пожал огромными плечами, не отводя взгляда от коричневых кроликов. Перед уходом Ей-ей попросил приятеля об услуге – присмотреть за его питомцами, когда он отлучится по безотлагательному делу. "Дай им пучок листьев салата – и им больше ничего не нужно", – сказал он прежде, чем хихикающая Эрни Прац утянула его за собой.

– Тебе что, совсем плевать? – спросила Ларса. Ей отнюдь не нравилось, что все вокруг уделяют внимание лишь её служанке. "В ней нет ничего особенного, – мысленно успокаивала она себя, вычищая грязь из-под ногтей. – Просто она опытнее. Не вижу ничего зазорного в том, что я не одна из вертлявых шлюшек, на которых кидаются мужчины. Ничего зазорного. Они думают, что скромность не может быть соблазнительной. Почему всем интересны только крикливые потаскушки, вешающиеся на всех подряд? Неужели возбудить низменные желания в мужчине способны лишь блудливые девки?" – Отвид!

– Да, Ларса?

– Скажи, какие девушки тебе предпочтительнее? Те, что выставляют напоказ свои красоты, или же невинные и сдержанные в общении с мужчинами?

– Я, по правде сказать, и с теми, и с другими не очень-то знаком.

– Отчего это?

– Так получилось. Почти всё время мы проводим в неустанных поисках лекарства от сырости. Как-то не до того было.

– Ей-ей, если ты не забыл, тоже ищет лекарство. Но у него что-то находится времечко для утех. Неважно. Среди вас достаточно девиц. Я видела нескольких хорошеньких. Так какие тебе нравятся?

Отвид задумался, но не успел ответить. Раздался женский смех, принадлежавший, разумеется, Эрни Прац. Её старательно приглаженная, но всё же заметно растрёпанная причёска гласила, что уединение пошло ей на пользу. Она держала Ей-ея под руку, её тонкие пальчики изредка вздрагивали от послевкусия. Впрочем, они оба смотрелись весьма довольными.

– Благодарю тебя, дружище, – сказал Ей-ей и подошёл к загончику. – Как мои милашки? Не проказничали? – он стал трепать кроликов за уши. Те сгрудились поближе к хозяину, образовав шуршащий шерстяной коврик. – Что слышно от Пажнета?

– Он уехал на рассвете, но пока что о нём ни слуху, ни духу, – ответил Отвид. – Жрец недвусмысленно намекнул, что лекарства уже не осталось. Сейчас выискать выродков гораздо труднее, чем раньше.

– Лекарство, – Ей-ей закатил глаза. – Тоже мне лекарство. Чтобы сохранить себе жизнь, приходится вымазываться с ног до головы какой-то дрянью. Она разъедает кожу. Где это видано, чтобы лекарство разъедало кожу? А выродки, на кой их искать? В округе их полным полно.

– Полным-то полно, но вряд ли они будут столь же покладистыми, а трупов на Вечернем Тракте больше нет.

– Я потолкую со стариканом, а ты принеси воду. Я голоден, да и все тут голодны.

Ей-ей двинулся к выходу с таким задумчивым видом, что, казалось, он уже и забыл о недавнем удовольствии. Отвид кивнул Ларсе и Эрни, после чего неспешно поковылял следом.

– Что происходит, Эрни? – возмущённо спросила Ларса, когда они остались одни. – Я хочу к дядюшке в Виптиг, в наше поместье. Я Лицни, чтоб тебя, и вовсе никакая не Прац. Я не намерена сидеть тут и ждать не пойми чего, пока дядя Эйтерби места себе не находит. Каково ему сейчас? Сколько нас здесь держат? Неделю? Больше? Нам надо сбежать отсюда, а ты спишь с одним из этих недоумков.

– Если бы я не спала с одним из этих недоумков, мы бы, по-вашему, уже были дома? – вздохнула Эрни. – Хоть какое-то развлечение. А если эти, как вы выразились, недоумки правы по поводу сырости?

– Моя мать умерла от сырости, – Ларса побледнела от негодования. – Дядя Эйтерби искал средства без устали, но всё же не спас её. Не думаешь же ты, что у кучки умалишённых оборванцев больше шансов излечить такую болезнь, чем у барона Лицни?

– Я не знаю, госпожа. Я не целитель, но эти люди говорят, что они нашли какой-никакой метод избавления от сырости. Может, он недостаточно действенен, но это лучше, чем смерть.

– Ты не видела их метод, а я видела.

– Разумеется, госпожа. С чего бы им посвящать меня в свои планы? Я всего-навсего служанка.

– Только вот они и про меня так думают. Вспомни, ты сама представила меня своей сестрицей.

– В противном случае они бы могли воспользоваться вашим знатным положением, госпожа.

– И что с того? Что бы они такого сделали? Я и не помню, когда я в последний раз спала в своей собственной кровати. Я забыла, каково это мыться в тёплой воде. Боюсь даже подумать, как я выгляжу. Будь тут зеркало, ни за что не посмотрелась бы в него. Что может быть неприятнее этого?

Эрни ответила не сразу.

– Спать с одним из них, госпожа.

– Ты же спишь. И что-то не похоже, чтобы ты была этим так уж раздосадована.

– Простым девушкам иногда приходится притворяться, госпожа.

– И с этим кроличьим пастухом ты тоже притворялась? Да ты строила глазки почти всем этим ублюдкам. Разве что Отвид остался без твоего внимания. Не надейся, что я упустила из виду хотя бы одно твоё разнузданное похождение.

– Если бы я не делала этого, всё могло бы обернуться по-иному. Мы заключены здесь, и никуда нам не деться. Откажись я от предложения Ей-ея, над нами обеими надругались бы в ту же ночь. А так я немного, но всё же отсрочила это хотя бы для вас, госпожа. Какими бы благими целями ни были увлечены мужчины, они всегда остаются мужчинами. А эти не понаслышке знают, что такое сырость, и допускают, что болезнь в любой момент способна умертвить любого из них, если они не найдут лекарство. И, поверьте, они наплюют на всякую галантность, если две миленькие простолюдинки, которых они держат в своём убежище – их последнее удовольствие. Но если убедить их в том, что они желанны, ими можно управлять. Так говорила моя мать. Если женщина старается угодить мужчине, её не обязательно принуждать к ласке.

– Вряд ли она думала, что ты воспользуешься её советом именно так.

Ларса благодарно улыбнулась. Ей не хотелось представлять, что чувствует Эрни. Да она и не смогла бы. Барон Эйтерби Лицни любил повторять племяннице, что невинность, в том или ином смысле, одна из ценнейших женских привилегий. Отец Эрни, Эрвел Прац никогда не позволил бы дочери вести распутный образ жизни. Он воспитывал Эрни в строгой заботе. Ларса знала об этом, и теперь испытывала вину за прежнюю злость, корила себя за недальновидность и глупую неуместную ревность, ведь её служанка всеми способами продолжала оберегать свою неблагодарную хозяйку.

– Отвид вроде бы ничего, – сказала Эрни. – Он добр к вам, госпожа. По крайней мере, он пока что не убил никого на наших глазах, в отличие от зверьков Ей-ея. Кстати, Пажнету вы также немало приглянулись. Я мельком слыхала, как перед отъездом он толковал со своими дружками о вас. Они, правда, не одобряли его пылких эмоций и то, что он поведал вам о лекарстве.

– Никакое это не лекарство.

– А что же тогда, госпожа?

– Их хвалёное средство от сырости – выродки. Я видела целую вереницу повозок, набитую гниющими трупами. Меня ужасает мысль о том, как вообще им в головы могла прийти идея обмазываться их кровью.

– То есть на стенах… – Эрни затаила дыхание. – Это всё их кровь?

– Не совсем так, – Ларса покачала головой. – Вроде бы им помогает какой-то жрец или жрецы. Видела я только одного. Пажнет сказал, что старикашка готовит специальный настой из мёртвых тел. Я ясно помню – он говорил, что крови в выродках, которых привёз Пажнет, недостаточно, чтобы сделать лекарство. Потом Пажнет уехал с дюжиной грабителей, по-видимому, на поиски подходящих выродков.

– Подходящих, госпожа?

– Не разложившихся окончательно. Живые вряд ли дадутся им просто так. Но меня насторожило и кое-что ещё. Ты когда-нибудь видела сыростных?

– Только издали. Отец их остерегается. Он говорит, что от сыростных стоит держаться подальше, чтобы не захворать.

– Когда моя мама заразилась, дядюшка Эйтерби тоже запрещал мне приближаться к ней. Заходя в её спальню, он запирал дверь, и мне приходилось ждать его у себя, но однажды он не явился. Я не вытерпела и тихонько прокралась к двери в её покои. Я заглянула в замочную скважину, в ней торчал ключ, но маленький просвет оставался. Дядюшка Эйтерби сидел на краю постели и его слёзы стекали на пропитанное чем-то белым одеяло. Мамино лицо покрывали бледные язвы, с него слезала кожа, но кровь была не тёмно-красной, а бледно-белой, как кровь выродков. Быть может, сырость как-то связана с этими существами. Я ни разу не видела сыростных выродков. Наверное, поэтому болезнь не поражает тех, чьи одежды вымочены в выродочьей…

Эрни приложила палец к губам. Послышалась ругань, и в пещеру вошли пятеро мужчин, в том числе здоровяк Отвид, и три женщины. Одни, пыхтя, волокли деревянные вёдра, доверху наполненные озёрной водой, а другие бранились оттого, что вода расплескивалась им на обувку, хотя они и без того явно были не в настроении.

– Чтоб его сырость заела, – мужчина лет за сорок с обветренной рожей сжал зубы, и его жирные рдеющие щёки затряслись от гнева. – Я говорил, что ублюдок нас не спасёт. Всю грязную работу делаем мы. Я ни одного выродка больше не освежую.

– А ты, Рогдер, их много, что ли, освежевал? – надменно поинтересовалась Дерла, женщина, которая приносила узницам похлёбку.

– Уж побольше твоего, дорогуша.

– Заканчивайте, – строго оборвал Отвид. – Отнесите вёдра в кладовку. Пажнет должен скоро объявиться. Молите Неизвестных богов, чтобы у нас было кого освежевать.

С этими словами он исчез в плохо освещённом коридорчике, стукнув ведром о дверной проём и расплескав часть воды на землю. Через какое-то время его шаги затихли, как и его ворчание о пролитой воде. За ним последовали ещё четверо с вёдрами.

– А пока что он не объявится, я не откажусь поразвлечься, – Рогдер облизнул распухшие губы. – Мне нравится черноволосая. По виду, нетронутая, нещупаная. Люблю таких. Люблю смотреть на их лица, когда им больно и страшно от того, что другие называют утехой.

– Я тоже не прочь попробовать одну из этих девок, – сказал высокий плешивый Гаддел. – Славные мордашки.

– Ах ты, облысевший потаскун! – Дерла огрела его по затылку. – Моей подушки тебе недостаёт, так ты на чужую заришься, прохвост?

– Тебе, Дерла, помирать уж скоро. Да и мне вчера гроб приснился. Не к добру такие сны. Всё это не к добру. Напоследок хочу кого помоложе.

– Она тебе в дочери годится, проклятущий ты болван, – вдруг Дерла призадумалась. – Хотя, может, и мне такая молодка не повредит. Посмотрим, на что так жаловался Ей-ей, видать, не всё так плохо, – женщина подошла к Эрни и с аппетитом посмотрела на неё. – Он сказал, что закончил с ней. Но чёрненькая – Пажнетова. Или ты, Рогдер, запамятовал?

– Да Пажнет сам мне её отдал, – Рогдер отмахнулся, не оборачиваясь. – Она-то ему до приезда никак не понадобится. Говорит только: "Не переусердствуй, чтобы мне осталось". А времечко-то почти что вышло. Запарился я с этими тварями таскаться, надо ж и себя не забывать. А я, кажись, чуть не забыл.

Рогдер хлопнул себя ладонью по брюху и издал несколько отрывистых смешков.

– В таком случае, прекрасно, – заключил Гаддел и показал пальцем на Эрни, – Дерла, бери эту девчонку.

– Пойдём, дорогуша, – Дерла ухватила Эрни за предплечье и вздёрнула кверху. – Слышала, что сказал мой муженёк?

Эрни попыталась вырваться, Дерла отвесила ей оплеуху. В голове служанки зазвенело, в глазах помутилось. Она упиралась и скулила, но тщетно. Дерла достала из-за пояса разделочный нож и покрутила им перед собой.

– Будешь лягаться и блеять – и кончишь, как овца, – сказала она с угрозой в голосе.

А вот Рогдер в свою очередь неторопливо ковылял к Ларсе. Девушка вжалась в стену, мелко дрожа, её тоненькая шейка втянулась в плечи. Она шаркала ногами по деревянному настилу возле стены, силясь отползти ещё дальше, но отползать было некуда. На физиономии Рогдера появилась неприятная улыбочка. Остальные тоже улыбались, не без удовольствия следя за этой картиной. Рогдер взял Ларсу за лодыжку и стал подтаскивать к себе, не обращая внимания на её плач и мольбы.

– Хнычь погромче, – проговорил он с наслаждением. – Я люблю, когда вы хнычете.

Рогдер рванул Ларсу за ногу, и острая боль пронзила её щиколотку, девушка закричала. Она хотела позвать на помощь дядюшку Эйтерби. Если бы он был тут. Слёзы застилали ей глаза. Рогдер засмеялся.

Когда Ларса весь день проводила за прогулкой или шитьём, она с таким облегчением падала на кровать, куталась в одеяло, вдыхая родной запах её чистых простыней. Тогда она тоже смеялась. В темноте её губы непроизвольно складывались в улыбку, до того спокойно ей становилось, а потом она и вовсе заливалась тихим смехом. Она хихикала от удовольствия. Но и Рогдер смеялся из-за того же.

– Что вы тут устроили? – ошеломлённо прогремел Отвид. Все так увлеклись происходящим, что не заметили, как он вернулся из кладовой.

– Ничего, Отвид, – ответила Дерла. Она уткнулась лицом в волосы Эрни и жадно втянула сохранившийся после недельного заточения женский аромат. – Нам вздумалось поразвлечься, и только.

– Отпусти её. Рогдер, дери тебя сырость, это и тебя касается. Убери от неё руки.

– Что тебе до этих девок? – спросил Рогдер, но всё же настороженно отступился от Ларсы. На его роже заиграла боязливая досада. – Мы найдём им применение получше, чем просиживать наши тюфяки. Я изголодался по бабьему телу.

– Дерла, пусти девку.

Гаддел преградил Отвиду дорогу.

– Отвид, не будь брюзгой, – урезонил он по-свойски. – Ей-ей позволил нам забрать её. Она не более чем очередная потасканная девка.

– Кем бы она ни была, она наша гостья.

Отвид хлопнул Гаддела по плечу подобно тому, как смахивают со стола хлебные крошки. И хлопнул так сильно, что тот изрядно отшатнулся в сторону. Рассвирепев, Гаддел попытался угодить здоровяку кулаком в зубы, но Отвид уклонился с поразительной быстротой и закончил драку тяжёлым неаккуратным ударом. Внезапно Эрни прокричала что-то, но позднее, чем требовалось. Дерла подскочила к Отвиду и всадила нож ему в грудь, чуть левее сердца. Рогдер разразился ликующим смехом облегчения, стоило верзиле с рычанием рухнуть на пол. Их голоса смешались в раскатистый гул. Дерла достала платок, чтобы вытереть нож, но вместо этого просто уставилась на лезвие. Гаддел поднялся, держась пальцами за сломанный нос, подошёл к жене и заглянул ей в лицо, но на ней не было лица. Её дыхание участилось, и она выронила нож, запятнанный посветлевшей кровью.

– Отвид, – донеслось снаружи. – Приятель, ты притащил воду, как я просил? – в пещеру вошёл Ей-ей. Кролики торопливо семенили рядом. Они перебирались с места на место, замирая ненадолго и принюхиваясь. – Пажнет вернулся, у него хорошие новости…

Ей-ей осёкся на полуслове, увидев распростёртого на полу Отвида. Здоровяк лежал на боку, мучительно стеная и морщась, из его груди сочилась бледная кровь. Могучие руки бессильно обмякли, прикрытые веки болезненно подёргивались. Ей-ей подбежал к нему и зажал ладонью кровоточащую рану.

– Кто из вас? – спросил он не своим голосом. Никто не решился ответить. Взгляд Дерлы по-прежнему был прикован к её ножу, который теперь валялся у неё под ногами. Рогдер притих, даже Ларса перестала плакать. В пещере наступила тишина.

– Кто из вас? – повторил Ей-ей и вопросительно глянул на Эрни. Служанка посмотрела на Дерлу, та всё ещё не пришла в себя. Ей-ей пронзительно свистнул. – Убить её! Прикончите стерву!

Кролики без колебаний повиновались. Один из них ринулся к Дерле и вцепился зубами ей в лодыжку. Гаддел бросился к ножу, но стоило ему протянуть руку, чтобы подобрать его, как и в неё вонзились острые зубы. Рогдер быстро опомнился. Ему удалось подобрать нож. Кроличий пастух не особенно пугал его. Он стал крадучись приближаться к Ей-ею.

– Ей-ей! – окрикнула Эрни. Пастух поднял ошарашенные от злобы и тоски глаза, и прежде чем Рогдер успел ударить его ножом, отскочил в сторону. Служанка подбежала к своей хозяйке.

– Вставайте, вставайте! – поторопила она. – Нам нельзя здесь оставаться!

Эрни помогла трясущейся от страха Ларсе встать на ноги. Через боль в лодыжке та похромала к выходу из пещеры, поддерживаемая под руку служанкой. Никто и не думал останавливать их. Грабители разбежались, когда Ей-ей приказал кроликам убить Дерлу. Женщина всё ещё корчилась в предсмертной агонии, из её рта шла грязно-белая пена. Отравы попавшей в рану Гаддела оказалось маловато, чтобы свалить его. Он свернул шею кролику, укусившему его за кисть, и отбросил тушку. Двое оставшихся зверьков принялись кидаться на него с озлобленным шипением.

Рогдер размахивал ножом, силясь достать Ей-ея. Он не намеревался с ним драться, он хотел прикончить кроличьего пастуха прежде, чем тот свистнет. Окровавленное остриё рубило воздух, будто преследуя сыростную муху, вьющуюся и надоедающую своим жужжанием. Ей-ею не хватало времени, чтобы уследить за ножом, не говоря уже о том, чтобы свистнуть. Рогдер гадко осклабился, но вскоре улыбка сошла с его лица. Он так увлёкся происходящим, что не заметил, как Отвид встал. Но здоровяк слишком ослаб, чтобы сражаться. Всё, на что он мог рассчитывать – выгадать момент для Ей-ея. Раненная грудь слишком болела, руки двигались недостаточно проворно. Рогдер уклонился и нанёс несколько рубящих ударов, располосовав Отвиду живот. Теперь кровь, пропитавшая коричневую рубаху, казалась ещё белее. Ей-ей пришёл в бешенство. Он забыл о том, что ему нужно свистнуть. Забыл о том, что Рогдер сжимает разделочный нож Дерлы. Перед его глазами маячила только бледная, почти утратившая багровый цвет, кровь.

– Я оказываю тебе услугу, дубина, – засмеялся Рогдер и воткнул нож Отвиду в живот. – Теперь сырость не заберёт тебя.

Отвид повалился на землю, хрипя и вертя головой.

– Любопытно, какого цвета твоя кровь? – Рогдер повернулся к Ей-ею и выставил вперёд окровавленный нож. – И почему это ты не благодаришь меня? Я спас твоего друга от ужасной участи. Может, ты тоже болен?

Но прежде, чем Ей-ей сдвинулся с места, в горло Рогдера вонзился клинок и вышел спереди до середины.

– Дерьмо, – послышался голос Пажнета. – Он мне всегда не нравился, – черноволосый паренёк, одетый в красно-коричневое, вынул меч, и Рогдер рухнул на дощатый настил, захлёбываясь своей багровой кровью. – Что нашло на этого придурка? И как это твои зверушки позволили девчонкам удрать? Если бы не я, поминай их как звали.

Неподалёку стояли двое мужчин, загородив Ларсе и Эрни выход. У стены лежал Гаддел, по его подбородку текла кровавая пена. Два кролика обступили тельце своего мёртвого сородича, которому он переломил шейку, и горестно обнюхивали его. Ей-ей подбежал к Отвиду.

– Старина, ты чего? – суетливо пролепетал он, положив голову Отвида себе на колени. – Ты только не подыхай, ладно? Пажнет нашёл живых выродков. Жрец поможет тебе, он сделает лекарство.

– Нет, – глухо ответил Отвид. – Всё – чушь. Это не поможет. Взгляни на мою кровь, разве же такой она должна быть? Она должна быть багровой. Оставь в покое выродков. Убийством нельзя спасти жизнь, это какая-то бессмыслица. И девиц отпусти. Отпусти, дружище. Я так хочу.

– Отпущу, отпущу, старина. Но тебя-то я отпускать не обязан, Отвид.

Лицо Ей-ея скорбно исказилось. Отвид положил руку ему на плечо. Это было единственным утешением, на которое он оставался способен. Единственным и последним.