Текст книги "Ацтек"

Автор книги: Гэри Дженнингс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 79 страниц) [доступный отрывок для чтения: 28 страниц]

IHS. S.C.C.M

Его Священному Императорскому Католическому Величеству императору дону Карлосу, нашему королю и повелителю

Его Королевскому и Императорскому Величеству, нашему почитаемому Государю из города Мехико, столицы Новой Испании, на второй день после Воскресного Молебствия, в год от Рождества Христова одна тысяча пятьсот тридцатый, шлем мы наш нижайший поклон.

Что касается вопроса, поднятого в самом последнем письме Вашего Высокочтимого Величества, то мы должны признаться, что не можем сообщить нашему монарху точное количество пленных индейцев, принесенных в жертву ацтеками по случаю имевшего место более полувека назад «освящения» их Великой Пирамиды. Пирамиды этой давно нет, как не сохранились и записи о жертвоприношениях того дня, если какой-либо счет таковых вообще велся.

Наш хронист-ацтек, лично присутствовавший на той церемонии, не может определить это число точнее, чем «тысячи». Однако, возможно, этот старый шарлатан преувеличивает, дабы сделать тот день (и то сооружение) более значимыми в историческом плане. Занимавшиеся здесь изысканиями еще до нашего прибытия братья-миссионеры из ордена Св. Франциска по-разному оценивают количество жертв, принесенных в тот день: от четырех до восьмидесяти тысяч. Но не исключено, что эти добрые братья тоже преувеличили цифру, может быть, невольно, под влиянием своего отвращения к гнусному языческому варварству, а может быть, дабы убедить нас, своего нового епископа, в том, сколь звероподобно и порочно местное население этого края по своей природе.

Правда, мы не нуждаемся в подобных преувеличениях, ибо врожденные дикость и греховность индейцев для нас очевидны. Свидетельством тому служат хотя бы ежедневные разглагольствования нашего рассказчика, чье присутствие мы терпим исключительно по воле Вашего Наиславнейшего Величества. Если за последние месяцы сей дикарь и поведал нам хоть что-то, представляющее некий познавательный интерес, то общий объем таких сведений весьма ничтожен по сравнению с бессмысленной, вредоносной и греховной его болтовней. Он доводил нас до тошноты, прерывая свои рассказы о торжественных церемониях, интересных путешествиях и значительных событиях, чтобы поведать о разврате и прелюбодействе – как своих, так и чужих – да еще и подробно расписать сии действа во всевозможных, по большей части отвратительных деталях, включая и то богомерзкое извращение, о коем у апостола Павла говорится: «Да не будет сие даже поминаемо промеж нами».

С учетом рассказанного им о характере ацтеков, нетрудно поверить, что эти варвары вполне могли возжелать уничтожить восемьдесят тысяч себе подобных за один день, однако, рассуждая практически, мы должны признать, что подобное деяние неосуществимо. Для этого их жрецам-палачам пришлось бы работать без устали целые сутки и убивать примерно по одному человеку в секунду, то есть около шестидесяти человек в минуту. И даже более скромные цифры трудно принять на веру. Ваш смиренный слуга и сам имеет некоторый опыт осуществления массовых казней, и ему трудно поверить в способность столь примитивного народа избавиться от многих тысяч трупов прежде, чем они успели бы загнить и создать в городе угрозу эпидемии.

Впрочем, даже если названная цифра чудовищно преувеличена, если убиенных в тот день было не восемьдесят тысяч, а в десять, в сто, в тысячу раз меньше, то и тогда любой цивилизованный человек и добрый христианин не может не прийти в ужас, услышав о том, что столько невинных людей погибло во имя ложной, идолопоклоннической религии и во славу демонов. А посему, Ваше Величество, по нашему почину и повелению за семнадцать месяцев, минувших со времени нашего прибытия сюда, было уничтожено пятьсот тридцать два языческих капища различного размера – от пышных сооружений на высоких пирамидах до простых алтарей, сооруженных внутри природных пещер. Мы истребили более двадцати одной тысячи идолов разной величины – от чудовищных колоссов, высеченных из скального монолита, до глиняных фигурок, предназначавшихся для домашнего употребления. Ни одному из них отныне не будут приноситься человеческие жертвы, мы же продолжим искать и уничтожать оставшихся идолов по мере расширения владений Новой Испании.

Даже не будь сие предписано нам саном и занимаемой должностью, мы все равно считали бы своим первейшим долгом разоблачение и одоление Диавола, под какой бы личиной оный ни таился. В связи с этим мы дерзаем привлечь особое внимание Вашего Величества к заявлению нашего хроникера (изложено на прилагаемых страницах) – будто бы некоторые из язычников, обитавших в южной части нынешней Новой Испании, имели представление о Едином и Всемогущем Боге, а также поклонялись некоему подобию Святого Креста задолго до появления здесь первых миссионеров нашей Матери Церкви. Откровенно говоря, капеллан Вашего Величества склонен подвергнуть сии сведения сомнению, прежде всего потому, что у него сложилось весьма невысокое мнение об их источнике.

Осмелюсь доложить Вашему Величеству, что еще в Испании, исполняя обязанности верховного инквизитора Наварры и занимаясь искоренением ереси, мы сталкивались со слишком многими неисправимыми нечестивцами, чтобы не распознать такового в каком угодно обличии, вне зависимости от цвета его кожи. Сей ацтек в те редкие моменты, когда им не владеют демоны сладострастия, выказывает все прочие, самые распространенные человеческие слабости и недостатки, а также, в дополнение к этому, еще и не столь часто встречающиеся, но вопиющие пороки. Мы считаем нашего хрониста таким же двуличным, как тех презренных marrano [22]22
  Букв.: боров(исп.); так в Испании презрительно именовали крещеных евреев, тайно исповедовавших иудейскую религию.


[Закрыть] , которые приняли Святое Крещение, посещают наши церкви и даже едят свинину, но втайне сохраняют и исповедуют свое ложное учение и исполняют запрещенные иудейские обряды. Однако, несмотря на все наши подозрения и предположения, мы стараемся оставаться беспристрастными. Если этот старик не лжет преднамеренно и не насмехается над нами, то его сообщение о поклонении некоего южного индейского племени Единому Высшему Существу и даже Святому Кресту может представлять несомненный интерес для теологов. Посему мы направили в тот край миссию братьев доминиканцев, дабы оные проверили рассказ ацтека и в положенное время доложили Вашему Величеству о результатах.

А пока, Ваше Величество, да прольют Господь Наш и Сын Его Иисус Христос свои щедрые благословения на Ваше Несравненное Величество, дабы процветали все Ваши начинания и Вы не оставили бы своею милостью Вашего смиренного и верного слугу

Хуана де Сумаррагу (подписано собственноручно)

SEXTA PARS [23]23
  Часть шестая(лат.).


[Закрыть]

Мне кажется, что я помню каждое отдельно взятое событие каждого отдельно взятого дня того моего первого путешествия, причем на протяжении всего пути – как туда, так и обратно. Позднее, в следующих своих странствиях, я уже перестал обращать внимание на мелкие, да и не только мелкие, но и весьма ощутимые неприятности: томительную жару и пробирающий до костей холод, волдыри и мозоли на руках и ногах, нездоровую пищу и грязную воду, а порой и на полное отсутствие воды и пищи вообще. Подобно жрецам, которые впадают в транс, накурившись дурманящего дыма, я научился становиться бесчувственным и, в то время как ноги несли меня все вперед и вперед, совершенно не замечал окружающей местности, к которой не испытывал ни малейшего интереса. Но в том, первом путешествии, именно потому, что оно было для меня первым, меня интересовало решительно все, вплоть до самых незначительных мелочей, и все эти мелочи, как радостные, так и досадные, я добросовестно отражал в своих записях. Вернувшись, я представил полный и подробный письменный отчет Чтимому Глашатаю Ауицотлю, хотя эти бумаги, надо полагать, и были трудноваты для чтения, поскольку отчасти, попав под дождь или же во время преодоления водных преград, пострадали от влаги, а отчасти пропитались моим собственным потом. К тому же Ауицотль был гораздо более опытным путешественником, чем в то время я, и он, наверное, не раз улыбался, читая те места моих рассказов, где наивно выпячивалось нечто заурядное и старательно разъяснялось очевидное.

Однако те дальние чужие земли уже начали меняться даже в ту пору, ибо неутомимые почтека и другие исследователи приносили тамошним народам вместе с товарами обычаи, понятия и слова, неведомые тем прежде. Ну а в наше время, когда теми путями двинулись испанские солдаты, поселенцы и миссионеры, жизнь туземцев наверняка изменилась до неузнаваемости. Так что как ни крути, но мне приятно осознавать, что благодаря моим описаниям будущие ученые смогут узнать, как раньше выглядели те земли и как тогда жили тамошние народы, в ту пору мало известные Сему Миру.

Если, почтенные господа, что-то в моем описании этого первого путешествия покажется вам недостаточно четким и подробным, то виной тому мое слабое зрение. Если же, с другой стороны, какие-то детали будут описаны с необычайной яркостью, это объясняется тем, что мне еще не раз доводилось путешествовать по тому же самому маршруту позднее, когда я уже обрел способность и возможность смотреть на мир более пристально и видеть вещи более четко.

В долгом путешествии, когда идти приходится как трудными, так и легкими тропами, отряд несущих грузы людей может преодолевать за день, от рассвета до заката, в среднем по пять долгих прогонов. Правда, в первый день мы проделали только половину этого расстояния – просто перешли по длинной дамбе на южный берег озера, в Койоакан и перед закатом устроились на ночлег, ибо завтра нам предстоял трудный путь. Как вы знаете, этот озерный край лежит словно бы в чаше – на дне долины между гор, и, чтобы выбраться оттуда, в любую сторону следует перевалить через гребень. Причем выше и круче всего горная стена как раз с южной стороны от Койоакана.

Несколько лет тому назад, когда первые испанские солдаты пришли в эту страну и я только-только начал понимать их язык, один из них, глядя на вереницу носильщиков, бредущих с грузами на спинах, не выдержал и спросил:

– Почему, во имя Господа, вам, глупым дикарям, не пришло в голову использовать колеса?

Я тогда еще не был хорошо знаком с выражением «во имя Господа», но зато прекрасно знал, что такое «колеса». В детстве у меня была игрушка, глиняный броненосец, которого я катал за веревочку. Поскольку глиняные лапы ходить, понятное дело, не могут, игрушку делали подвижной четыре маленьких деревянных колесика. Я рассказал об этом испанцу, и тот страшно удивился:

– Тогда почему же дьявол не надоумил никого из вас использовать колеса для перевозки грузов, как это сделано на наших пушках и зарядных ящиках?

Я заметил испанцу, что вопрос этот кажется мне на редкость глупым, и в результате за дерзость получил удар по физиономии.

Разумеется, мы знали о возможности применения колес, ибо чрезвычайно тяжелые предметы, вроде Камня Солнца, передвигали, перекатывая на бревнах, помещенных под ними и спереди. Но такие катки не подходили для перемещения более легких грузов, ибо в наших краях не водилось никаких тягловых животных вроде ваших лошадей, мулов, быков и осликов, которых можно было бы впрячь в колесную повозку. Так что единственными вьючными животными были мы сами. Крепкий носильщик способен, не особо напрягаясь, тащить довольно долго груз почти в половину собственного веса. Если поместить этот груз на колеса, то носильщику придется тянуть и толкать еще и вес тележки, которая на пересеченной местности станет только помехой.

Теперь вы, испанцы, проложили множество дорог, по которым грузы тянут животные, тогда как сами вы едете верхом или идете пешком налегке. Нельзя не признать, что процессия из двадцати крытых повозок, влекомых сорока лошадьми, представляет собой весьма внушительное зрелище. Наш маленький обоз из трех купцов и двенадцати рабов, безусловно, не производил такого впечатления. Зато, перенося все свои товары и бо́льшую часть провизии на себе, мы имели самое меньшее два преимущества: нам не приходилось кормить прожорливых тягловых животных и заботиться о них, а наши труды с каждым днем делали нас все выносливее и крепче.Тем паче что неутомимый Пожиратель Крови заставлял нас постоянно тренироваться: еще до того, как мы покинули Теночтитлан, и потом на каждом привале нам всем, включая рабов, приходилось по его милости выполнять упражнения с копьями. Копье имелось у каждого члена отряда, сам же ветеран нес вдобавок внушительный личный запас боевого вооружения, состоявший из длинного копья, дротика, копьеметалки, макуауитль, короткого ножа, лука и колчана, полного стрел. Пожирателю Крови не составило особого труда убедить рабов, что мы будем относиться к ним лучше, чем разбойники, которые могут их «освободить», так что в интересах самих рабов помочь нам отразить любое нападение. Ну а уж как его отразить, он им покажет.

Переночевав на постоялом дворе Койоакана, мы выступили в путь до рассвета, ибо Пожиратель Крови предупредил, что нам следует пересечь дурные земли Куикуилько до того, как солнце поднимется высоко. Это название означает Место Сладостных Песнопений, но если когда-то там и звучали песни, то это было давно. Теперь же Куикуилько стало бесплодной серо-черной пустыней с бугристой, словно из застывших каменных волн, поверхностью. Можно было подумать, что заклятие какого-то могучего чародея мгновенно заморозило сбегавшую, пенясь и клокоча, с горы воду, на самом же деле то был застывший поток лавы из вулкана Кситли, потухшего и уснувшего столько вязанок лет назад, что когда именно произошло последнее извержение, погубившее Место Сладостных Песнопений, ведали лишь боги. Очевидно, когда-то это был огромный город, однако до наших дней дошло только его название, и о том, что за народ там жил, никто не помнил. Единственным сохранившимся строением была торчавшая над полем застывшей лавы пирамида, отличавшаяся от большинства наших тем, что не имела плоских граней, а представляла собой уступчатый конус, своего рода набор положенных одно на другое и уменьшающихся кверху каменных колец. Сколь бы сладостные песни ни звучали когда-то на этом месте, нынче задерживаться на каменистой равнине в дневное время не стоило, ибо ее пористая лава раскаляется под солнцем, испуская невыносимый жар. Даже ранним прохладным утром пустыня представляла собой не самое приятное место для прогулки. Там не росло даже сорняков, не щебетали птицы, и единственным звуком, который мы слышали, был разносившийся эхом по исполинской чаше топот наших собственных ног.

Но как бы ни была уныла вулканическая пустыня, по ней мы, по крайней мере, могли идти прямо, а вот оставшуюся часть того дня нам пришлось провести, то с трудом карабкаясь вверх по горному склону, то, напротив, осторожно спускаясь с этого склона вниз. Подъемы и спуски чередовались, повторяясь снова и снова. Впрочем, этот участок дороги не был ни опасным, ни даже по-настоящему трудным, ибо мы двигались маршрутами, проторенными множеством наших предшественников. Однако с непривычки этот дневной переход показался мне изнурительным: я с трудом дышал, весь вспотел, а спину ломило. Когда мы наконец остановились на ночь на постоялом дворе горной деревушки Шочимилько, даже Пожиратель Крови устал настолько, что не слишком усердно гонял нас перед сном с копьями. Потом все поели, рухнули на постели и заснули как убитые. Все, кроме меня.

Я, разумеется, тоже не прочь был поспать, но на этом же постоялом дворе остановился торговый караван, возвращавшийся с юга; часть их пути пролегала по тем же дорогам, по которым намеревались отправиться и мы. Поэтому, хотя веки мои и налились тяжестью, я вступил в разговор с возглавлявшим караван почтекатль – жилистым мужчиной средних лет. У него было не меньше сотни носильщиков и столько же охранявших их воинов, так что на нашу скромную группу купец наверняка смотрел со снисходительным пренебрежением. Что, впрочем, не помешало ему отнестись к начинающему торговцу вполне доброжелательно. Он просмотрел все мои примитивные карты, внес многочисленные поправки и пометил источники воды и другое, на что следовало обратить внимание.

Потом купец сказал: – Мне посчастливилось раздобыть у сапотеков некоторое количество драгоценной карминной краски, но до меня дошел слух о еще более редком красителе. Пурпурном. Его обнаружили совсем недавно.

– Что же нового в пурпурном цвете? – удивился я. – Это особый пурпур, богатый по тону и удивительно стойкий. Он не выцветает, превращаясь в нечто безобразно-зеленое. Если такая краска действительно существует, она будет приберегаться для самых знатных покупателей. Подобный краситель станет цениться выше, чем изумруды или перья птицы кецаль-тото.

Я кивнул: – Это точно, ведь до сих пор никому не удавалось получить по-настоящему стойкий пурпур, так что за него можно было бы запросить любую цену. А ты не пытался проверить, насколько правдивы эти слухи?

Он покачал головой. – Вот в чем недостаток каравана. Не так-то просто взять да и увести такую уйму народу с проверенного маршрута на поиски неизвестно чего. Слишком многое стоит на кону, чтобы можно было рисковать, отправляясь на поиски без твердой уверенности в успехе.

– А вот я мог бы повести свой маленький отряд куда угодно. Опытный торговец некоторое время смотрел на меня молча, а потом пожал плечами:– Возможно, сам я не скоро снова выберусь на юг. – Он склонился над моей картой, указав место на побережье великого Южного океана. – Именно здесь знакомый купец и рассказал мне об этой новой краске. Правда, поведал он немного. Упомянул о свирепых, не подпускающих близко чужеземцев племенах, именуемых чонталтинали. Ну что это, спрашивается, за народ, если он сам называет себя «бродягами»? Да, помнится еще, тот малый поминал улиток. Улиток! Ну скажи на милость, улитки да бродяги, какой в этом смысл? Вот и я не знаю. Но если тебе, молодой человек, достанет смелости попытать счастья, располагая лишь столь скудными сведениями, то я желаю тебе удачи.

На следующий вечер мы подошли к городу, который был да и по сей день остается самым красивым и гостеприимным в землях тлауиков. Он расположен на высоком плато, и находящиеся в нем здания не теснятся беспорядочно друг возле друга, но разделены посадками кустов и деревьев, отчего городок и получил название Куаунауак, то есть Окруженный Лесом. Это мелодичное название ваши соотечественники, с их окостеневшим языком, переиначили в смехотворное Куэрнавака, или Коровий Рог, что не делает испанцам чести. Сам городок, окружающие его горы, кристально прозрачный воздух, тамошний климат – все это настолько привлекательно, что Куаунауак всегда был любимым местом летнего отдыха богачей и знати Теночтитлана. Мотекусома Первый возвел там для себя скромный загородный дворец, который все последующие правители Мешико переделывали, достраивали и расширяли, так что со временем он стал не хуже любого из столичных дворцов, а роскошью садов даже превзошел их. Я знаю, что ныне ваш генерал-капитан Кортес сделал его своей резиденцией. Надеюсь, почтенные господа писцы простят мою язвительность, но позволю себе заметить, что, пожалуй, это может служить единственным основанием для переименования города. Так вот, хотя наш маленький караван прибыл туда задолго до заката, мы не смогли устоять перед искушением задержаться и провести ночь среди буйной зелени и благоухания цветов. Но рано поутру мы уже снова были на ногах и, оставив горы за спиной, продолжили путь.

Всюду, где караван останавливался на ночлег, мне, Коцатлю и Пожирателю Крови предоставляли скромные, но удобные отдельные спальни, тогда как наши рабы устраивались в общем помещении, в котором храпели вповалку также носильщики других торговцев. Тюки с товарами мы складывали в охраняемые кладовые, а собак пускали на задний двор, где они рылись в куче кухонных отбросов.

Первые пять дней путешествия мы находились на территории, которую пересекали южные торговые пути. Постоялых дворов в этих краях имелось множество, так что затруднений с ночлегом не возникало. Помимо всего прочего на каждом постоялом дворе нам предлагали также и женщин. Однако все эти трактирные маатиме были, на мой взгляд, простоваты. Кроме того, они и сами не больно-то интересовались мной, пытаясь завлечь главным образом тех, кто возвращался домой.– Они полагают, что купцы, долгое время странствовавшие в дальних краях и изголодавшиеся по женщинам, не станут проявлять излишнюю разборчивость, но зато от них можно ожидать щедрости, – пояснил Пожиратель Крови. – Думаю, что мы с тобой на обратном пути тоже вполне сможем пожелать маатиме, но сейчас лучше не растрачивать попусту ни силы, ни средства. В тех краях, куда мы держим путь, тоже есть женщины, причем многие из них очень красивы, а свою благосклонность готовы продать за пустячную безделушку. Аййо, потерпи, пока не увидишь женщин народа Туч, вот уж будет пир – и для зрения, и для иных чувств!

Наутро шестого дня мы вышли за пределы территории, где сходились основные торговые пути, и вскоре пересекли невидимую границу, вступив в бедные земли миштеков, или, как они называли себя сами, тья-нья – Люди Земли. Хотя с Мешико этот народ и не враждовал, но привечать почтека, заботиться об их удобствах и строить постоялые дворы склонности не имел. Более того, здешние власти, если таковые вообще имелись, не следили за безопасностью дорог и не спешили пресекать разбой.

– В этом месте мы запросто можем нарваться на разбойников, – предупредил Пожиратель Крови. – Они устраивают засады, подстерегая торговцев, как идущих из Теночтитлана, так и возвращающихся домой.

– А почему здесь? – спросил я. – Ведь дальше к северу сходятся все дороги, и там караваны встречаются гораздо чаще.

– Именно по этой самой причине. Ближе к столице на дорогах многолюдно, а объединившиеся по пути домой караваны часто сопровождают такие мощные отряды, что напасть на них могла бы разве что целая армия. То ли дело здесь: дороги пустынны, а стекающиеся к столице караваны еще не успели объединиться. Конечно, наша компания слишком мала, чтобы показаться им ценной добычей, но шайка разбойников не станет пренебрегать и такой мелочью.

После такого предостережения Пожиратель Крови двинулся один вперед отряда, держась на таком расстоянии, что казался Коцатлю лишь маленькой точкой вдалеке. Правда, пока мы следовали по плоской, лишенной деревьев и кустарников равнине, держась все еще отчетливо различимой тропы, нас так никто и не потревожил, а главным нашим врагом была клубившаяся повсюду пыль. Мы закрывали лица полами своих накидок, однако глаза все равно слезились от пыли, а в горле першило. Потом дорога поднялась на бугор, где на полпути к вершине мы обнаружили сидевшего на обочине, аккуратно сложив на пыльной траве готовое к бою оружие, Пожирателя Крови.

– Остановимся здесь, – тихо промолвил он. – Клубы пыли уже предупредили разбойников о нашем приближении, но сосчитать нас они еще не успели. Их самих восемь человек, все тья-нья. Они засели вон там, где дорога проходит через рощицу. Значит, так: надо устроить, чтобы они думали, будто нас всего одиннадцать. Меньше нельзя: совсем маленькая группа не подняла бы такую пылищу, так что они заподозрят подвох.

– Не понял, – пробормотал я, – как мы сделаем вид, будто нас одиннадцать?

Старый воин жестом приказал мне молчать, поднялся на вершину холма, лег и пополз вперед, исчезнув на время из виду. Потом он приполз обратно и спустился к нам.

– На виду из них сейчас только четверо, – объявил Пожиратель Крови, пренебрежительно фыркнув. – Старый трюк. Скоро полдень, так что эти четыре прохвоста делают вид, будто они скромные путники – миштеки, утомленные дальней дорогой и устроившие привал, чтобы подкрепиться. Они любезно пригласят вас разделить с ними трапезу, а когда вы все по-дружески рассядетесь вокруг костра, отложив оружие в сторону, остальные четверо, спрятавшиеся в зарослях, бросятся на вас – и ййа аййа!

– И что же нам делать? – Используем их же собственную хитрость. Мы, как и они, разделимся и устроим разбойникам такую же ловушку, только мы спрячемся подальше. То есть, я хотел сказать, некоторые из нас. Дай-ка подумать. Так, Четвертый, Десятый и Шестой, вы самые рослые и лучше других умеете обращаться с оружием. Снимите свои вьюки и положите их здесь. Захватите только копья и идите со мной.

Сам Пожиратель Крови оставил весь свой богатый арсенал, взяв только макуауитль.

– Микстли, тебе, Коцатлю и всем прочим предстоит отправиться прямиком в ловушку. Делайте вид, будто вы ни о чем не подозреваете. Их приглашение остановиться, отдохнуть и поесть примите с благодарностью, но постарайтесь не выглядеть слишком уж недалекими и доверчивыми, поскольку это тоже может вызвать у разбойников подозрения.

Пожиратель Крови шепотом дал трем вооруженным рабам наставления, которых я не расслышал, после чего он сам и Десятый исчезли за одним склоном холма, а Четвертый и Шестой завернули за другой. Я глянул на Коцатля, и мы оба улыбнулись, стараясь приободрить друг друга. Оставшимся девяти рабам я сказал:

– Вы сами все слышали. Делайте все, что я велю, и помалкивайте. Пошли.

Мы гуськом перевалили через гребень холма и начали спускаться по склону, а когда увидели четырех мужчин, подбрасывавших палки в только что разведенный близ дороги костер, я приветственно помахал им рукой.

– Добро пожаловать! Вы, видно, такие же путешественники, как и мы! – обратился к нам один из разбойников, когда мы подошли поближе. Он говорил на науатль, дружелюбно улыбаясь. – Хочу вас предупредить, что мы прошли по этой проклятой дороге не один долгий прогон, пока наконец не отыскали это единственное тенистое местечко. Не присядете ли передохнуть с нами? А может быть, разделите и нашу скромную трапезу?

И незнакомец поднял за длинные уши тушки двух зайцев. – Отдохнуть нам действительно не помешает, – отозвался я, делая своим людям знак остановиться и располагаться, как им нравится. – Но мяса этих двух тощих зверьков и вам-то четверым будет маловато. Остальные мои носильщики как раз сейчас отправились на охоту: глядишь, и принесут что-нибудь посытнее и повкуснее. И тогда мы сможем предложить вам угощение…

Улыбка говорившего сменилась обиженной гримасой. – Ты, похоже, принимаешь нас за разбойников, – с укором сказал он, – потому и делаешь вид, будто у тебя уйма людей. Это не по-дружески: ведь скорее нам надо вас опасаться, а не наоборот. Вас одиннадцать человек, а нас всего четверо. Так что давайте в знак взаимного доверия отложим все наше оружие подальше.

И разбойник с самым невинным видом отстегнул и отбросил в сторону свой макуауитль. Три его спутника, поворчав, последовали его примеру. Я дружелюбно улыбнулся, прислонил свое копье к дереву и жестом велел сделать то же своим спутникам. Те демонстративно сложили оружие так, что оно находилось вне пределов досягаемости, и я присел у костра напротив четверых миштеков. Двое из них насадили тощие заячьи тушки на зеленые ветки и закрепили их над костром.

– Скажи-ка, приятель, – обратился я к предводителю. – А какова эта дорога дальше на юг? Стоит ли нам здесь чего-нибудь остерегаться?

– Еще как стоит! – воскликнул он, и глаза его блеснули. – Край здесь самый что ни на есть разбойничий, от грабителей просто проходу нет. Конечно, бедным путникам вроде нас их опасаться нечего, но вот вы, похоже, несете ценные товары. Может, наймешь нас охранниками?

– Спасибо за предложение, – последовал мой ответ, – но я не настолько богат, чтобы позволить себе еще и вооруженную свиту. Как-нибудь обойдусь носильщиками.

– Носильщики не годятся в охрану, а без охраны тебя непременно ограбят, – равнодушно заметил мой новый знакомый, а потом насмешливо добавил: – Впрочем, у меня есть другое предложение. Какой смысл тебе рисковать и тащить свои товары дальше по такой ненадежной дороге? Оставь их нам на хранение, а сам налегке иди куда глаза глядят. Ручаюсь, тебя никто не тронет. – (Я рассмеялся.) – Небось решил, что я шучу? Ничего, думаю, мы сможем убедить тебя принять это предложение, дружище.

– А я думаю, приятель, что самое время позвать с охоты моих носильщиков.

– Давай, – ухмыльнулся разбойник. – А хочешь, я сам их позову?.. – Хочу, – сказал я. На какой-то миг главарь бандитов растерялся, но, видимо, решив, что я рассчитываю взять его на испуг, издал громкий клич. После этого все четверо тут же метнулись к своему оружию, но одновременно с ними из-за деревьев выступили Пожиратель Крови, Шестой, Четвертый и Десятый, причем появились они с разных сторон. Тья-нья, уже поднявшие было мечи, замерли, как изображения воинов на рельефах.

– Эх, и славно же мы поохотились, господин Микстли! – зычно объявил Пожиратель Крови. – Да я вижу, у вас тут компания. Ничего, мы принесли столько добычи, что можем и поделиться. – С этими словами он, а за ним и рабы побросали наземь то, что каждый из них держал в руке. Отсеченные человеческие головы.

– Не сомневаюсь, друзья: что-что, а уж хорошую еду вы распознаете сразу, – добродушно сказал Пожиратель Крови оставшимся разбойникам. Те попятились и, прислонившись к самому большому дереву, заняли оборонительную позицию, но вид у всех четверых был совершенно ошеломленный. – Да бросьте вы свое оружие. И не робейте, угощайтесь.

Злоумышленники затравленно огляделись. К этому моменту каждый член нашего отряда уже держал в руке копье, а потому разбойники беспрекословно подчинились, когда наш куачик взревел:

– Я сказал – бросить оружие! Повиновались они и когда он приказал им подойти и поднять с земли головы своих товарищей, а услышав «ешьте», направились к костру.

– Куда? – рявкнул безжалостный воин. – Костер для зайцев, а зайцы для нас. Ешьте прямо сырыми!

Четверо незадачливых грабителей присели на корточки и с жалким видом принялись обгладывать мертвые головы. Там, правда, и объедать-то особо нечего, кроме разве что губ, щек и языка.

– Возьмите их оружие и уничтожьте, – приказал Пожиратель Крови нашим рабам. – А потом обыщите их торбы, вдруг попадется что-нибудь стоящее.

Шестой, собрав мечи, принялся по очереди разбивать о валуны их обсидиановые лезвия, пока те не рассыпались в порошок. Десятый и Четвертый обыскали пожитки разбойников, заглянув тем даже под набедренные повязки, но не нашли ничего, кроме набора самых необходимых в дороге предметов: зубочисток, сухого мха для растопки, палочек для добычи огня и прочих мелочей.

– Зайцы на костре вроде поджарились. Разделай-ка их, Коцатль, – промолвил Пожиратель Крови, после чего повернулся к тья-нья и рявкнул: – Жуйте веселее, не можем же мы есть одни. Это невежливо.Все четверо, давясь, продолжали рвать зубами хрящи, оставшиеся от ушей и носов. Их уже не раз выворачивало, и одного этого было достаточно, чтобы отбить у меня и Коцатля всякий аппетит, но вот суровый старый солдат уминал зайчатину как ни в чем не бывало. Да и все рабы тоже.