Текст книги "Хищник. Том 2. Рыцарь «змеиного» клинка"
Автор книги: Гэри Дженнингс
Жанр:
Исторические приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 42 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]
5
Всю дорогу от Константианы до Данувия я ехал по унылой пустынной равнине, лишенной деревьев, и под пронизывающим ветром колыхалась бурая сухая трава. Даже если бы днем не было солнца, а ночью звезды Феникс, я бы все равно не заблудился, потому что ориентировался на остатки некогда длинной и высокой каменной стены. Ее построили по приказу императора Траяна, после того как примерно четыре сотни лет тому назад он вытеснил даков на север отсюда.
Когда я наконец достиг берегов Данувия, река преградила мне путь на запад. Поэтому, отправившись вверх по течению, я повернул на юго-запад. Поскольку я путешествовал по бездорожью, то за все это время не встретил и не обогнал ни одного гонца, хотя я был уверен, что они, должно быть, скакали во весь опор во всех направлениях, чтобы разнести известие о резне в Константиане и смерти Страбона. Хотелось бы мне послушать те новости, которые они везли за границу, и те, которые прибывали оттуда – от Зенона, Рекитаха и всех тех, кто имел к этому отношение. Однако мне приходилось держаться подальше от оживленных дорог, ведь наверняка там рыскали вооруженные отряды, которые, пылая местью, разыскивали сбежавшую «принцессу Амаламену».
Теперь я ехал вдоль реки и, хотя по-прежнему не встречал других путешественников, явно был здесь не единственным странником. На Данувии почти не было торговых судов, грузовых барж, рыбачьих лодок или же быстрых dromo из флотилии Мёзии, а те, которые торопливо или же не спеша двигались вверх и вниз по течению, не обращали внимания на все войны и другие треволнения, что происходили в так называемых «сухопутных» государствах, граничивших с рекой.
Данувий постепенно начал изгибаться, и теперь я все больше забирал на запад, со временем добравшись до Дуростора [12]12
Современный г. Силистрия на территории Болгарии.
[Закрыть], римской крепости, которая также служила портом для торговых судов и базой для флотилии Мёзии. Я пересек Скифию и попал в провинцию Нижняя Мёзия, формально входившую во владения Теодориха. В прибрежной крепости располагался Первый легион Италийский, который, несмотря на свое название, был легионом Восточной империи Зенона. Да и к тому же он в основном был укомплектован чужеземцами – остроготами, аламанами, франками, бургундами и представителями других германских племен. Все эти люди считали себя «римскими легионерами» и никем иным, а входившие в состав легиона немногочисленные остроготы не поддерживали ни Страбона, ни Теодориха.
Они приняли меня за гонца из Скифии – очевидно, никто еще не успел прибыть сюда с севера – и тут же сопроводили меня к praetorium своего весьма толкового на вид командира Целерина, который был истинным римлянином, то есть латинянином по происхождению. Он тоже посчитал, что я был гонцом с широкими полномочиями, и принял меня со всем радушием, поэтому я и передал ему то единственное известие, которое мог: Тиударекс Триарус мертв, а его порт Константиана на Черном море разрушен. Целерин, как бывалый воин, стойко воспринимал любые потрясения. Он только изумленно поднял брови и покачал головой. Затем Целерин в свою очередь рассказал мне последние новости, которые дошли до него с запада. Это оказались весьма приятные известия.
Тиударекс Амал, то есть мой Теодорих, добился того, что заключил договор с императором Зеноном. (Про себя я вознес благодарность богам: Сванильда благополучно добралась до Теодориха с соглашением, и Зенон не смог отречься от него.) Вслед за этим Целерин послал в Сингидун значительное подразделение из своего Первого легиона. Теодорих официально передал этот город ему – то есть императору Зенону, который быстро послал войско, чтобы укрепить Сингидун, дабы в будущем предотвратить попытки варваров захватить его.
Теперь, сказал Целерин, Теодорих находится в своем родном городе Новы. Он хочет собрать вместе и отправить в иные места многочисленные войска остроготов, дабы защитить земли, которые бесспорно принадлежат ему в Нижней Мёзии. Ожидалось, что впоследствии Теодорих примет на себя звание, которое пожаловал ему Зенон: magister militum praesentalis всех войск, включая и этот Первый легион Италийский, охраняющий побережье Данувия. Целерин с нетерпением ожидал – и сказал он об этом искренне – того дня, когда сможет принести клятву верности своему главнокомандующему.
Я провел в Дуросторе ночь, а затем еще два дня и две ночи: надо же было освежиться в термах, передохнуть самому и дать отдых Велоксу, а также как следует отъесться – всего этого мы с ним были слишком долго лишены.
Следуя далее вверх по течению Данувия, я встретил еще только одно такое большое поселение под названием Приста [13]13
Современный г. Русе на территории Болгарии.
[Закрыть]– с кожевенными мастерскими, красильнями, печами для обжига кирпича, черепицы и посуды, – но не стал там задерживаться.
Наконец я снова прибыл на родину Теодориха, в город Новы. За то довольно продолжительное время, пока я отсутствовал, случилось множество событий – немногие из них было приятно вспомнить, только короткое сладко-горькое пребывание наедине с бедняжкой Амаламеной, – и мне казалось, что прошли годы, десятилетия, целая вечность.
– Торн жив! Слухи оказались правдивыми! – так радостно приветствовал меня Теодорих, когда я вошел в тронный зал, где впервые встретился с Амаламеной.
Очевидно, меня узнали, когда я ехал по городу, и эта новость уже достигла дворца. Кроме короля там было еще четверо; все они дожидались меня, чтобы поприветствовать.
Когда я выбросил вперед руку в крепком готском салюте, Теодорих, смеясь, хлопнул меня по ней.
Мы радостно обнялись, словно давно не видевшиеся братья, оба при этом восклицая, почтивунисон: «Рад видеть тебя снова, старина!» Двое из мужчин, находившихся в комнате, поприветствовали меня салютом, еще один с серьезным видом кивнул, а молодая женщина робко мне улыбнулась. Все они вторили Теодориху, тепло приветствуя меня: «Waíla-gamotjands!»
– Ну, – сказал я королю, – ты, похоже, созвал почти всех, кто имел отношение к этой миссии.
Мужчина средних лет, который приветствовал меня салютом, был сайон Соа, второй маршал короля Теодориха. Мужчина постарше, который только кивнул мне, оказался лекарем Фритилой, а в хорошенькой молодой женщине я узнал Сванильду. Молодой человек, правда, был мне незнаком, но я посчитал, что это и есть гонец Авгис, товарищ недавно погибшего Одвульфа. Юноша изумленно уставился на меня, словно я был воскресшим gáis Торном или skohl, который принял облик Торна. Кстати, он на самом деле оказался Авгисом, которого я отправил сюда, чтобы он сообщил о смерти Торна.
– Только одного человека ты сюда не пригласил, Теодорих, – сказал я. – Осера, optio Страбона. Я очень тревожусь о своем мече, не потерял ли он его.
– Меч в целости и сохранности висит в твоих покоях. А optio уже никто не в силах вызвать. Авгис подробно объяснил, что мне следует сделать с Осером и его помощниками. Неужели ты думал, что я не знаю, как себя надо вести?
Я одобрительно произнес:
– Thags izvis.
– А теперь, Торн, позволь мне поздравить тебя и поблагодарить за то, что ты так успешно справился со своей миссией. Ты доказал, что являешься настоящим остроготом, замечательным маршалом, достойным herizogo. Однако мы до сих пор не знаем всех подробностей. Ты должен рассказать всю историю полностью, заполнить все пробелы. И можешь начать свой рассказ прямо сейчас, потому что Авгис пребывает в полном замешательстве. Ну так как случилось, что ты остался в живых?
Я в скорбном жесте вскинул вверх руки и произнес:
– Теодорих, позволь мне сперва выразить свою скорбь по поводу смерти тех, кто действительно погиб, – optio Дайлы и всех остальных в моем turma, кроме отважного Авгиса. Думаю, что миссия наша увенчалась успехом только благодаря тому, что они заплатили такую ужасную цену. И более всего я скорблю о твоей дорогой сестре, Теодорих. Я любил Амаламену, может быть, даже больше, чем ты.
– Я не собираюсь возлагать на тебя вину, – заметил он сокрушенно. – Я и не предполагал, что она, бедняжка, страдает от тяжелой болезни. Фритила, разумеется, рассказал мне обо всем – и заверил, что никто на всей земле не мог помочь Амаламене.
– Я все-таки попытался, – заметил я. – Я сделал все, что велел мне лекарь. Старался поддержать ее дух.
– И… она смело встретила смерть, – сказал Теодорих. Даже не знаю, был ли то вопрос или утверждение.
Лишь немного покривив душой против истины, я ответил:
– Да, твоя сестра мужественно дожидалась прихода смерти, зная, что она неминуема. Но в тот роковой день ей не было нужды ничего изображать. В последний раз, когда я видел ее живой, Амаламена казалась здоровой, пребывала в прекрасном настроении, у нее даже появился аппетит. Она весело приказала мне пойти и принести ей ужин. А когда я вернулся, бедняжка уже была мертва. Она ушла спокойно и мирно.
Теодорих вздохнул и сказал:
– Я рад. И рад, что ты выжил, чтобы рассказать мне об этом. Это послужит мне утешением в тяжелой утрате. Но скажи, кто же тогда была та женщина, которую Страбон выдавал за мою сестру? За кого Осер потребовал выкуп?
– Страбон искренне заблуждался, полагая, что перед ним твоя благородная сестра. Однако на самом деле это была одна из хазарок, которые прислуживали нам в Пурпурном дворце. Амаламена взяла ее с собой, после того как мы отправили к тебе Сванильду, чтобы доставить документ, подписанный Зеноном. Я надеялся, что когда Авгис прибудет сюда с известием, что Страбон захватил вместо Амаламены служанку, то настоящая Сванильда, – я показал на нее, – догадается, кто эта женщина.
– Сванильда строила кое-какие догадки, – заметил Теодорих. – Но лично мне было трудно в это поверить. Как мог Страбон принять черноволосую, с оливковой кожей хазарку за готскую принцессу?
– Ну, эта женщина на редкость искусно применяла всякие притирания, – ответил я, нагромождая одну ложь на другую. – Она весьма умело выбелила волосы и кожу. Представь, она даже наших людей вводила в заблуждение – на расстоянии. Не так ли, Авгис? – Воин кивнул, и при этом глаза его широко раскрылись. – А затем, когда хазарку захватил в плен Страбон, я умудрился поддерживать с ней связь. Подобно Авгису и Одвульфу (это еще один из наших доблестных воинов), я тоже смешался с воинами Страбона.
Тут глаза Авгиса раскрылись еще шире, и на этот раз он не кивнул, чтобы подтвердить мои слова. Он явно недоумевал, как это ему не удалось заметить, что я скрываюсь поблизости. Я же, не заботясь о последствиях, продолжил:
– Жаль, что мне не удалось привезти с собой эту хазарку-служанку: вот бы ты удивился, Теодорих. И заодно похвалил ее, потому что мужественная женщина замечательно играла свою роль. К сожалению, бедняжка погибла во время резни в Константиане, подобно множеству других невинных жертв, когда…
– Стоп! Стоп! – перебил меня Теодорих, тряся головой и смеясь. – Думаю, будет лучше, если ты начнешь свое повествование с самого начала. Ну, друзья, давайте сдвинем наши кушетки. Сванильда, будь добра, сходи попроси слуг принести нам что-нибудь освежиться. Это, похоже, длинная история, и горло Торна может пересохнуть.
Итак, я поведал Теодориху обо всем, или почти обо всем, что произошло, начиная с того дня, когда наша компания покинула Новы, и вплоть до самого моего возвращения. Я уже начал свой рассказ, когда Сванильда и еще одна женщина появились из кухни, неся огромную рифленую, отделанную золотом и серебром чашу с золотистым медом, в которой плавал изящный золотой черпак в виде птицы. Они поставили чашу в центре и затем удалились, не осмеливаясь сесть и присутствовать при беседе мужчин. Я не прервал своего повествования, но узнал вторую женщину. Одетая гораздо наряднее, чем когда я видел ее в последний раз, она была уже на сносях. Судя по ее манере держаться, эта женщина, похоже, стала новой госпожой Сванильды.
Я был поражен, но воздержался от каких-либо вопросов. После того как женщины вышли, я продолжил свой рассказ. Время от времени то один, то другой из присутствующих зачерпывал из чаши мед и делал глоток. Как это обычно бывало, когда несколько мужчин собирались, чтобы обсудить что-нибудь, нам поставили так называемую братскую чашу, пить из которой надо было по очереди из одного черпака.
Я рассказал всю историю почти в таком же виде, как я излагаю ее здесь, только немного сократил, опустив детали вроде уродливых проявлений болезни Амаламены. Да еще сообщив, что я сам чудом остался в живых, поскольку мне пришлось сражаться насмерть. Я объяснил, что Амаламена умерла в Пауталии, что мы с optio Дайлой тайно похоронили ее там – не сказав ничего даже нашим воинам – и что после этого хазарка «Сванильда» ехала в carruca в одиночестве. Затем я рассказал, что, поскольку мы с Дайлой обнаружили, что один из наших лучников оказался предателем, нам пришлось изменить свой маршрут и направиться к реке Стримон – в результате мы попали в узкое ущелье, где в одну из темных ночей на нас напали воины Страбона.
– Там я принял бой плечом к плечу со своими воинами, – сказал я, зная, что Авгис не мог уличить меня во лжи, поскольку сам он в это время находился высоко на скале. – И в тот самый момент, когда я понял, что мы проиграли сражение, я вдруг увидел, что люди Страбона вытащили хазарку «Сванильду» из carruca – что и навело меня на мысль о подмене.
Далее я поведал, как снял с себя доспехи, потому что по ним можно было определить, что я не простой воин, а королевский маршал, и надел на себя другие, которые принадлежали невысокому худощавому человеку, павшему в стычке. После этого я умудрился подобраться к хазарке «Сванильде», прошептать ей указания и отдать ожерелье, которое принадлежало принцессе Амаламене, – и Страбон поверил служанке.
– Он никогда не сомневался в том, что перед ним твоя сестра, вплоть до самой ее смерти, – сказал я. – Но это не помешало негодяю пользоваться бедной женщиной самым отвратительным образом, в нарушение всех договоренностей о том, что войну следует вести честно. Радуйся, Теодорих, что она не была нашей Амаламеной. Всего лишь через двое суток, задолго до того, как Страбон послал Осера потребовать от тебя выкуп, он лишил невинности бедную девушку, которая, как он полагал, была принцессой, – а ведь по всем законам войны пленница должна была находиться под его личной защитой.
Теодорих издал бешеный вопль, и, хотя у него не было меча, его рука непроизвольно потянулась к поясу.
Я продолжил свой рассказ, поведав королю, каким образом ухитрился так изменить свой облик, что, оставаясь неузнанным, смог внедриться в ряды воинов Страбона, подобно еще двум воинам из нашего turma.
– Только в Сердике мы с Одвульфом узнали друг друга. И решили отправить сюда Авгиса, сообщить тебе, что требования Страбона не следует принимать всерьез. После этого мы с Одвульфом по очереди, сменяя друг друга, охраняли ту, которая изображала Амаламену. И объясняли ей, что говорить и как вести себя в присутствии Страбона, чтобы не злить и отвлекать его, пока мы пытались придумать, что делать дальше.
Затем я коротко пересказал, как прошло путешествие от Сердики до Константианы, как постепенно нарастало нетерпение Страбона, пока отсутствовал Осер, с какой жестокостью он вел себя по отношению к хазарке.
– Бедняжка жаловалась, что он продолжал насиловать ее каждую вторую или третью ночь. А еще этот негодяй говорил, что не против сделать ее своей женой, надеясь, что принцесса родит ему наследника получше, чем его никудышный сын Рекитах. Более того, он заявил, что ты, Теодорих, из трусости простишь ему подобное оскорбление – и будешь счастлив породниться с могущественным Страбоном через этот брак.
Теодорих от души выбранился и прорычал:
– Thags Guth, что бедная девушка на самом деле не была моей сестрой. Но это не имеет значения. Я заставлю эту самоуверенную рептилию заплатить за такие слова.
– Возможно, что он уже заплатил, – заметил я и продолжил свой рассказ. Я поведал, что Страбону надоело напрасное ожидание и он уже готов был убить несчастную девушку, однако я подстроил так, что она уговорила Страбона организовать сражение между пленными эрулами. Как вы помните, мы с Одвульфом тогда подбили их устроить совсем другое представление. Я рассказал, как разъяренный Страбон заколол хазарку прежде, чем мы с Одвульфом сумели помешать ему, как мы наказали негодяя, изувечив его, как нелепо погиб отважный Одвульф, когда мы с ним уже почти вырвались на свободу.
– В общем, – скромно закончил я, – я один, подобно Иову, спасся, чтобы рассказать все это.
Теодорих, к тому времени уже успокоившийся, произнес:
– Тем не менее, Торн, ты прекрасно справился с этим заданием. Я и мои люди в долгу перед тобой. Я, разумеется, поставлю своей возлюбленной сестре роскошный кенотаф [14]14
Кенотаф (от греч.kenotáphion, букв.пустая могила) – могила, не содержащая останков покойного. Создавались в Древнем Египте, Греции, Риме и Средней Азии в случаях, когда умершего на чужбине нельзя было похоронить на родине.
[Закрыть]. И еще один, хотя и не такой роскошный, воздвигну Одвульфу, Дайле и всем их товарищам, которые погибли. Что касается Авгиса, то я недавно повысил его и сделал командиром всадников. В знак признательности той отважной хазарке, которая столь самоотверженно послужила нам, я попрошу нашего придворного священника вознести заупокойную молитву о спасении ее души. Я ничего не упустил, сайон Торн?
– Да вроде нет, – ответил я. – Но, полагаю, нам надо еще кое-что обсудить, Теодорих. Боюсь только, что это не всем будет интересно.
Догадавшись, что я имею в виду, король встал, потянулся, зевнул и объявил, что наше заседание завершено. Пока мы все неторопливо двигались к выходу из тронного зала, Фритила придержал меня за руку, и мы отстали от остальных.
– Какая удивительная история, – заметил он. – Никогда прежде я не слышал о жертвах kreps, которые умирали бы так быстро и безболезненно. Возможно, я попрошу тебя навестить и других моих лежачих больных, которых разъедает трупный червь.
Я запротестовал:
– Принцесса умерла не от моей руки.
– Не имеет значения. Из тех сказок, которые ты сегодня тут рассказал, я вынес лишь одно: для Торна убийство – простая необходимость.
– Как ты можешь такое говорить, лекарь. Я совсем не такой жестокий человек, как ты полагаешь…
– Правда? Позволь процитировать тебе из Книги Иова: «Взлетит ли орлица, если ты прикажешь ей? Сверху, из своего гнезда, она высматривает добычу, она видит ее издалека. Где бы ни находился труп, она тут же оказывается там».
Лекарь холодно улыбнулся мне и вышел вон. «Почему, – недоумевал я, – он выбрал в качестве цитаты именно эти слова? И хищник, упоминавшийся в Писании, был женского рода?»
Когда Фритила и Авгис ушли, король сделал нам с маршалом Соа знак вернуться. Пока мы шли обратно к нашим кушеткам, я спросил Теодориха, понизив голос:
– Скажи, а эта красивая и роскошно одетая молодая дама, которая помогала Сванильде принести чашу с медом, – это, случаем, не та ли девушка из Сингидуна, которую ты называл Авророй?
– Та, – ответил Теодорих довольно громко. – И я, кстати, до сих пор зову ее Авророй. Я так и не смог запомнить ее настоящего имени. Видишь ли, как выяснилось, она носит моего ребенка, поэтому… – На лице его появилась немного гордая и слегка глуповатая улыбка, и он пожал плечами.
– Мои поздравления вам обоим, – сказал я. – Но… ты женился на ней и даже не помнишь имени супруги?
– Женился? Gudisks Himins, ничего подобного, я не мог так поступить. Поэтому она, разумеется, не является моей официальной супругой. Но теперь Аврора занимает бывшие покои Амаламены и выполняет все обязанности королевы. И так будет до той поры, пока я однажды не найду женщину, чье положение будет соответствовать статусу моей жены.
– А если ты такой не найдешь?
Теодорих снова пожал плечами:
– У моего отца, кстати, никогда не было законной жены. Наша мать – моя, Амаламены и другой моей сестры Амалафриды – была всего лишь наложницей. Подобное положение вещей никоим образом не пятнает нас и не является препятствием к браку. Пока я признаю́ ребенка или детей Авроры своими, только это имеет значение. И они считаются законными наследниками.
Когда мы втроем снова разлеглись на кушетках, мне рассказали новости. Как выяснилось, победа Теодориха под Сингидуном помимо военных имела еще и другие, весьма неожиданные последствия. И я, и так называемая Аврора поднялись от самых низов до весьма высокого положения: меня назначили маршалом и herizogo, а она фактически стала королевой. Наверное, я был единственным человеком на земле, который знал, какую боль причинило бы Амаламене то, что ее обожаемый брат сожительствует с другой женщиной, причем с женщиной гораздо ниже ее по положению. Да, сердце Амаламены, возможно, было бы разбито. А что я? Почувствовал ли и я приступ ревности?
Когда мы сделали еще по глотку меда, я сказал:
– До моих ушей дошли и другие слухи и сплетни, но они вполне могут подождать. Я и так уже достаточно долго рассказывал. Мне бы хотелось узнать, что произошло здесь, на западе, за время моего отсутствия.
Теодорих сделал знак Соа, и тот в нескольких словах, очень коротко, поведал мне о своей миссии ко двору императора. Насколько я уже успел узнать, когда сайон Соа прибыл в Равенну, то обнаружил, что на троне сидит уже не Юлий Непот, а мальчик по имени Ромул Августул, который собирается заявить права на пурпур. Из-за задержек, вызванных этими переменами: церемонии коронации, назначения новых советников и тому подобного, – сайону пришлось оставаться там некоторое время в ожидании момента, когда он сможет вручить новоиспеченному монарху послание Теодориха и копченую голову легата Камундуса. Когда все наконец улеглось и молодой император начал назначать аудиенции, в очереди перед Соа оказалось еще много всевозможных посланников. А затем неожиданно случился еще один переворот, результатом которого стало не просто свержение Ромула Августула, но падение Западной Римской империи. Теперь уже не приходилось говорить о том, что империей правят два равноправных императора. Одоакр, возглавивший переворот, хотя и считался королем, но был при этом подданным Зенона, императора Востока.
Соа завершил свой рассказ следующим образом:
– Я решил, что лучше не стоит обращаться к Одоакру с просьбой от Теодориха, который в свое время убил его отца. Поэтому я отбыл восвояси, надеясь лишь на то, – маршал кивнул в мою сторону, – что моему молодому коллеге повезет больше. – После этих слов Соа пошутил, насколько я помню, единственный раз за весь этот день: – Ну а копченую голову я на всякий случай сохранил, вдруг она кому-нибудь пригодится.
Теодорих рассмеялся и заметил:
– Если бы даже Соа смог договориться с Одоакром, нам все равно понадобилось бы одобрение Зенона. А теперь, поскольку я уже заключил договор с Зеноном, меня ни капли не волнует, что по этому поводу думает Одоакр. Эти земли в Мёзии, которых я долго добивался, теперь принадлежат нам, consueta dona готам станут выплачивать снова, а звание magister militum praesentalis принадлежит мне.
Я сказал:
– Но, как я уже говорил тебе, Зенон от души надеялся, что ты не получишь этот пергамент. И хотя мы сумели его обмануть, как ты думаешь, не попытается ли теперь император Востока дать обратный ход?
– Не сомневаюсь, что он бы очень хотел этого, но вряд ли сможет. Как только Сванильда прибыла сюда, я тут же отправил гонца, велев ему скакать во весь опор. Гонец этот отвез Зенону послание, в котором я выражал ему сердечную благодарность и заверения в верности, а заодно просил поскорее прислать легионеров, чтобы освободить меня от управления Сингидуном. Судя по тому, какой он прислал мне ответ, Зенон с трудом смог скрыть удивление – и даже неудовольствие, – но, акх! – хитрец попал в расставленную им самим же ловушку. Да к тому же он был слишком занят тем, что происходит в Риме: это важнее, чем противостояние между Теодорихом Амалом и Теодорихом Страбоном.
– А еще, – предположил я, – к этому времени Зенону уже могли намекнуть, что Страбон не был ему до конца верен и не являлся таким уж сговорчивым сторонником, каким притворялся.
И я подробно пересказал Теодориху все, что Страбон поведал по секрету «Амаламене»: объяснил, что его сын, Рекитах, хотя формально и являлся заложником в Константинополе, на самом деле был отнюдь не дорог отцу. Так что у Зенона не было возможности манипулировать им. К тому же Страбон ожидал, что со временем Зенон пошлет его изгнать скира Одоакра из римского королевства. Я повторил слова Страбона: «Если один чужеземец сумел достичь столь высокого положения, то это вполне может сделать и другой», – и он, разумеется, имел в виду Одоакра.
Тут глаза Теодориха задорно блеснули, и он спросил:
– Ты предлагаешь привести в действие план Страбона? Хочешь, чтобы я сам изгнал Одоакра и вместо него стал правителем Западной империи?
– У тебя, по крайней мере, есть право объединить всех остроготов под своей властью, – заметил я. – У Страбона в Константиане были сплошные беспорядки, вся Скифия находилась в смятении. Ну а теперь, когда Страбон мертв и все его подданные и земли остались без правителя, ты, которого сам Зенон назначил magister militum praesentalis, запросто можешь стать настоящим королем всех остроготов, даже не взмахнув мечом.
– Все это звучит великолепно, за исключением одной маленькой детали, – вставил маршал Соа. – Страбон-то не умер.
Я решил, что выпил слишком много меда и ослышался: такого просто быть не могло. Видимо, на лице моем отразилось глубокое разочарование, поскольку Теодорих бросил на меня сочувственный взгляд.
– Пока ты с огромным трудом возвращался сюда, Торн, посланцы из Константианы уже добрались до Константинополя, Равенны, Сингидуна и всех других больших городов, включая и Новы. Они сообщили, что Страбон сильно искалечен, даже изувечен, но жив.
– Это невозможно! – выдохнул я. – Мы с Одвульфом оставили его умирать, отрезав негодяю все четыре конечности. Я сам видел, как Страбон истекал кровью, даже губы его были синими.
– Я не сомневаюсь, что ты достойно ему отомстил, Торн. Посланцы сказали, что Страбон прикован к постели и к нему никого не пускают, за исключением двух-трех самых искусных и доверенных лекарей. Так что очень похоже, что он превратился в человека-свинью, все совпадает с твоим рассказом. Видимо, его, тяжело раненного, нашли прежде, чем он истек кровью. Однако было объявлено, что тут не обошлось без провидения, божественного вмешательства.
– Что?
– Посланцы сообщили, что Страбон якобы снова обратился к Богу и поклялся, что с этих пор станет примерным арианином.
– Ну теперь это ему не составит труда. Но что это на негодяя вдруг нашло?
– Страбон якобы желает возблагодарить Господа за чудесное избавление от смерти и дальнейшее исцеление. Он приписывает это тому, что испил молока Пречистой Девы.