Текст книги "Опыты научные, политические и философские (Том 2)"

Автор книги: Герберт Спенсер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

ТАБЛИЦА IV

Наука абстрактно-конкретная – всеобщие законы сил (напряжений и давлений), как выводимые из постоянства силы: теоремы разложения и сложения сил.

Законы сил, обнаруживаемых материей: i) в массах (Механика) 1) которые находятся в равновесии по отношению к другим массам:

а) при этом тверды (Статика),

б) при этом жидки (Гидростатика) 2) которые не находятся в равновесии по отношению отношению к другим

массам:

а) при этом тверды (Динамика)

б) при этом жидки (Гидродинамика) ii) в молекулах (Молекулярная механика) 1) при равновесии их (Молекулярная статика):

а) определяющем статические свойства материи

общие: непроницаемость, протяженность;

специальные формы, вытекающие из молекулярного равновесия

б) определяющем статико-динамические свойства материи (сцепление,

упругость и т. д.):

в твердом состоянии,

в жидком состоянии,

в газообразном состоянии 2) при отсутствии равновесия (Молекулярная динамика)

а) производящем перемену в расположении молекул

что изменяет их относительные положения с точки зрения

однородности: производя увеличение объема (расширение,

расплавление, испарение), производя уменьшение объема

(сгущение, отвердение, сжатие);

что изменяет их относительные положения с точки зрения

разнородности (Химия): производя иные соотношения между

молекулами (новые сложные вещества), производя иные

соотношения между силами (новые сродства)

б) производящем перемену в распределении молекулярного движения

которое путем интеграции порождает: ощутимое движение;

которое путем дезинтеграции порождает неощутимое движение в

форме: теплоты, света, электричества, магнетизма

Мы приходим теперь к третьему большому классу. Мы покончили с науками, занимающимися исключительно одними формами отношений, в которых обнаруживается нам бытие. Мы оставили позади науки, занимающиеся бытием в его всеобщем виде и в различных частных его видах, рассматриваемых как независимые, эти науки принимают члены своих отношений за простые и однородные, какими они никогда не бывают в природе. Нам остаются теперь науки, которые, изучая эти виды существования такими, какими они являются в их связи друг с другом, принимают за члены своих отношений те разнородные сочетания сил, которые составляют действительные явления. Предмет этих конкретных наук есть реальное, поскольку оно противоположно тому, что вполне или отчасти идеально. Цель их состоит не в разделении и отдельном обобщении элементов всех явлений, но в объяснении каждого явления, как производного из этих слагающихся элементов. Их отношения не являются, как в самых простых абстрактно-конкретных науках, отношениями между одним предшествующим и одним последующим; рассматриваемые ими отношения не являются также, как в самых сложных абстрактно-конкретных науках, отношениями между небольшим числом предшествующих отделенных абстракцией от прочих предшествующих и небольшим числом последующих, также отделенных абстракцией от других последующих; их отношения суть такие, из которых каждое имеет членами полное сплетение предшествующих и полное сплетение последующих. Это ясно для менее сложных конкретных наук Астроном стремится к объяснению Солнечной системы. Он не останавливается на обобщении законов планетного движения в том виде, каким было бы это движение, если бы существовала лишь одна планета; он решает эту абстрактно-конкретную проблему лишь затем, чтобы она помогла ему решить конкретную проблему планетных движений, взятых вместе. На языке астрономов слова "теория Луны" означают объяснение движений Луны не только на основании центростремительных и центробежных сил, но плюс те постоянные изменения, вносимые тяготением к экваториальной выпуклости Земли, к Солнцу и даже к Венере; силы эти изменяются изо дня в день и по своей напряженности и по своим сочетаниям. Астроном не останавливается также и тогда, когда он вычислит положение данного тела в данное время, принимая в расчет все возмущающие влияния, но он продолжает рассматривать деяния, произведенные реакцией на самые возмущающие массы; он продолжает рассматривать, как эти взаимные возмущения планет производят, в течение долгого периода, возрастающие уклонения от среднего состояния и, наконец, как противоположные силы производят постоянное уменьшение этих уклонений. Другими словами, цель, к которой он постоянно стремится, есть полное объяснение этих сложных планетных движений, рассматриваемых в их совокупности То же можно сказать и о геологе. Задача его состоит не только в рассмотрении тех неправильностей земной коры, которые получались под действием воды или огня. Он не только старается понять, как образовались осадочные слои, как произошли неправильности в минеральных пластах, как образовались морены или как углубились ложа альпийских озер, но, принимая в соображение все влияния в их бесконечно и постоянно меняющихся сочетаниях, он задается целью объяснить все строение земной коры. Если он изучает отдельно действие дождя, реки, ледников, ледяных гор, прилива и отлива, волн, вулканов, землетрясений и т. д., то только для того, чтобы лучше узнать их соединенное действие на геологические явления, так как предмет его науки есть обобщение этих явлений, рассматриваемых в их сложных отношениях, как части единого целого. Точно так же и биология есть составление полной теории жизни, изучаемой как в каждом из ее проявлений, так и во всех их вместе. Если жизненные явления изучаются порознь и только с некоторых сторон, если один наблюдатель занимается классификацией органических форм, другой – их анатомическим исследованием, третий – их химическим составом, четвертый – изучением их функций, пятый – законами их изменений, – то все они, сознательно или бессознательно, содействуют объяснению явлений жизни в их целом, как они обнаруживаются в каждом отдельном организме и во всех организмах вообще. Таким образом, в этих конкретных науках цель противоположна той, какой задаются науки абстрактно-конкретные. В одном случае мы имеем аналитическое объяснение, в другом случае мы имеем объяснение синтетическое. Вместо того чтобы употреблять синтез лишь для поверки анализа, здесь употребляется анализ лишь в помощь синтезу. Цель состоит теперь не в открытии факторов явлений, но в описании явлений, вызываемых этими факторами при всех тех разнообразных условиях, какие представляет Вселенная.

Этот третий класс наук может быть, подобно предыдущим, разделен на два порядка истин: истин всеобщих и невсеобщих. Как есть истины, относящиеся ко всем явлениям в их элементах, так есть истины, относящиеся ко всем явлениям в их целом. Как относительно силы имеются определенные основные законы, общие всем видам ее проявлений, так и в этих сочетаниях силы, из которых и состоят действительные явления, мы находим известные основные законы, приложимые в каждом отдельном случае. Это и есть законы перераспределения силы. Так как мы можем иметь сознание о каком-нибудь явлении лишь через некоторую перемену, совершившуюся в нас, то каждое явление необходимо предполагает некоторое перераспределение силы – перемену в сочетаниях материи и силы. В движениях молекул, как и в движениях масс, обнаруживается одно и то же важное единообразие. Уменьшающемуся количеству движения, ощутимого или нет, всегда соответствует возрастающая агрегация материи; и с другой стороны, возрастающее количество движения, ощутимого или нет, сопровождается уменьшающейся агрегацией материи. Дайте молекулам какой-нибудь массы большее количество того неощутимого движения, которое зовется теплотой, и частицы этой массы потеряют часть своего сцепления. Прибавьте еще большее количество неощутимого движения, и сила сцепления между частицами станет так слаба, что масса сделается жидкой; усильте еще неощутимое движение, и масса обратится в газ, который, по мере возрастания количества движения, будет занимать все большее и большее пространство. С другой стороны, каждая потеря неощутимого движения газообразной массой, или жидкой, или твердой сопровождается все возрастающим сгущением массы. То же происходит и при ощутимых движениях, все равно, велики или малы движущиеся тела. Увеличьте скорости планет – и их орбиты станут больше; Солнечная система займет тогда большее пространство. Уменьшите их скорости – и их орбиты также уменьшатся; Солнечная система займет тогда меньшее пространство. Точно так же мы видим, что всякое ощутимое движение на поверхности Земли заключает в себе некоторое нарушение связности движущегося тела с Землей, тогда как потеря движения сопровождается увеличением связности этого тела с Землей. Во всех явлениях мы имеем одновременно или связность материи и потерю движения, или нарастание движения и потерю связности материей. Там, где, как в живых телах, эти оба явления совершаются одновременно, там агрегация материи пропорциональна потере движения, а нарастание движения пропорционально уменьшению агрегации материи. Вот всеобщие законы того перераспределения материи и движения, какое везде происходит, – перераспределения, которое переходит в эволюцию, когда в нем преобладают агрегация материи и потеря движения, и которое становится диссолюцией (разложением) везде, где преобладают возрастание движения и уменьшение агрегации вещества. Отсюда – тот отдел конкретной науки, который относится к остальным конкретным наукам так же, как всеобщий закон отношений относится к математике или как всеобщая механика (сложение и разложение сил) относится к физике; тот отдел конкретной науки, который обобщает законы этого перераспределения, совершающегося во всех конкретных предметах всякого рода; отдел, который поясняет, почему, если преобладают агрегация материи и потеря движения, совершается переход от неопределенной несвязной однородности к определенной и связной разнородности и почему противоположное перераспределение материи и движения сопровождается и противоположным изменением в структуре тел. Переходя от этой всеобщей конкретной науки к конкретным наукам невсеобщим, мы находим, что последние могут быть прежде всего разделены на две части: на науку, излагающую перераспределение материи и движения между массами в пространстве, поскольку они действуют и воздействуют друг на друга как массы; и на науку, излагающую перераспределение материи и движения, как результат взаимных действий молекул в массе. Из этих двух наук, равно общих, последняя может быть подразделена на две науки: на одну, ограничивающуюся законами перераспределения между молекулами каждой массы, рассматриваемой независимо; и на другую, занимающуюся законами молекулярного движения, получаемого от других масс. Но эти деления и их подразделения лучше видны в таблице V.

ТАБЛИЦА V

Конкретная наука – всеобщие законы перераспределения материи и движения, перераспределение, которое становится эволюцией в том случае, когда преобладают интеграция материи и потеря движения, и диссолюцией в том случае, когда преобладают нарастание движения и дезинтеграция материи законы перераспределения материи и движения, действительно происходящего:

1) между небесными телами в их взаимных отношениях как масс (Астрономия), обнимающие: динамику нашей звездной Вселенной (Звездная астрономия), динамику нашей Солнечной системы (Планетная астрономия;

2) между молекулами какого то бы ни было небесного тела вследствие

а) взаимного действия этих молекул друг на друга (Астрогения):

приводящего к образованию сложных молекул (Солнечная минералогия),

приводящего к молекулярным движениям и лучистым силам *,

приводящего к движению газов и жидкостей (Солнечная метеорология) **.

б) взаимного действия этих молекул друг на друга вместе с действием

на них сил, исходящих из молекул других масс (Геогения):

как это проявляется на планетах вообще,

как это проявляется на Земле i) вызывая образование и разложение неорганических веществ (Минералогия), ii) вызывая перераспределение газов и жидкостей (Метеорология), iii) вызывая перераспределение твердых тел (Геология), iv) вызывая органические явления (Биология):

строения (Морфология) общие и частные,

функций в их внутренних отношениях (Физиология) общих и частных,

в их внешних отношениях (Психология) общих, специальных, отдельных,

сложных (Социология) ***

* Не надо предполагать, что это означает силы, произведенные химически. Молекулярное движение, на которое здесь указывается как на распространяющееся лучеобразно, соответствует тому ощутимому движению, которое теряется во время интеграции массы молекул, происходящего вследствие их взаимного притяжения.

** Заключающая в себе объяснение таких явлений, как солнечные пятна, протуберанцы и солнечная корона.

*** Недостаток места не позволяет ничего прибавить к краткому указанию этих подразделений.

Очевидно, я думаю, что эти главные разделения наук и их относительные подразделения соответствуют данному нами вначале определению истинной классификации. Предметы исследований, заключенные в каждое главное деление, имеют общими существенные атрибуты, которые не свойственны ни одному из предметов, заключенных в другие главные деления, и, следовательно, они имеют большее число общих атрибутов, которыми они схожи, каждый в отдельности, со всеми предметами, сгруппированными вместе, и которыми они отличаются от предметов, вошедших в другие группы. Между науками, излагающими отношения независимо от реальностей, и науками, занимающимися реальностями, расстояние самое большое, какое только может быть, потому что бытие в некоторых или во всех своих атрибутах обще всем наукам второго класса, тогда как оно исключено из всех наук первого класса. И когда мы делим науки, занимающиеся реальностями, на науки, изучающие их элементы отдельно и изучающие их элементы в комбинированном виде, мы устанавливаем более глубокое отличие, чем то, какое может существовать между науками, занимающимися тем или другим порядком составных элементов, науками, занимающимися тем или другим порядком сложных тел. Три группы наук могут быть кратко определены как законы форм; законы факторов и законы продуктов; и когда их определить таким образом, станет ясным, что группы эти настолько различны по природе своей, что между ними лежит как бы пропасть, и всякая наука одной из этих групп так различна от наук других групп, что переход из одной группы в другую невозможен. Если рассмотреть их функции, то коренные различия, их отделяющие, станут еще яснее. Первая группа абстрактных наук относительно других двух групп служит орудием; вторая группа наук, абстрактно-конкретных, служит орудием относительно третьей группы, наук конкретных. Если попытаться нарушить порядок этих функций, то еще лучше можно увидеть, насколько существенно различие характера этих групп. Вторая и третья группы служат для первой предметом и материалом, а третья дает материал для второй; но ни одна из истин, составляющих третью группу, не может служить для решения проблем, выдвигаемых второй группой; и ни одна из истин, составляющих вторую группу, не может служить к решению проблем, выдвигаемых первой группой.

Относительно подразделений этих трех главных групп говорить много нечего. Сказать, что каждая из групп, распространяясь на все явления, содержит в себе всеобщие истины и что эти последние должны быть поставлены особо, это значит сказать вещь саму по себе очевидную. А что подразделения истин невсеобщих могут быть представлены почти в том же порядке, как они показаны в таблицах, это доказывается тем фактом, что слова от корня до конца каждой ветви дают определение науки, составляющей эту ветвь. Что менее важные явления могут быть иначе расположены и лучше определены, это я считаю вполне возможным. Таблицы составлены лишь с той целью, чтобы показать, как можно воспользоваться методом такого рода классификации.

Я прибавляю еще только одно замечание, а именно, что отношения наук, как они представлены здесь, выражены еще очень несовершенно: отношения их могут быть точно изображены не на плоскости, но на поверхности о трех измерениях. Три группы не могут быть помещены на продолжении одной прямой линии, как это сделано здесь. Действительно, первая группа связана с третьей не только посредством второй, но и непосредственно, потому что она служит ей непосредственно орудием и получает от нее необходимый материал. Отношения групп могут быть верно изображены только как ветви, расходящиеся от одного ствола, но развивающиеся друг подле друга и в различном направлении. И только такого рода расположением могут быть точно представлены отношения, существующие между подразделениями каждой группы.

ПРИЛОЖЕНИЕ К "КЛАССИФИКАЦИИ НАУК". Ответ на критику моей классификации

Среди возражений, какие могут быть сделаны какой-либо доктрине, те, которые исходят со стороны убежденных сторонников противоположной доктрины, должны считаться, при условии равенства во всем остальном, менее заслуживающими внимания, чем возражения, исходящие со стороны писателей, которые совсем не связаны ни с какой противоположной доктриной или связаны только отчасти. Предубеждение, действительно существующее в первом случае и почти или даже совершенно отсутствующее во втором, является вполне понятной причиной разницы в оценке суждений, лишь только последние доступны сравнению. Следовательно, если бы кто оказался связанным ограниченным местом, тот сделал бы хорошо, если бы ответил на возражения критиков независимых, а не на те возражения, которые, в сущности, суть не что иное, как косвенные аргументы в пользу противной доктрины, ранее принятой.

Поэтому я и хочу ограничиться здесь по возможности рассмотрением критических замечаний против помещенной выше классификации, замечаний профессора Бэна, помещенных в его недавно вышедшем сочинении по логике. Прежде чем ответить на самые важные из них, попытаемся сперва несколько расчистить почву, устранив сначала те из возражений, которые менее важны.

Бэн, разбирая мое мнение о месте, занимаемом логикой в классификации наук, замечает мимоходом, что логика, самая абстрактная из наук, многое заимствует у психологии, которую я помещаю среди наук конкретных; в этом, по его мнению, он находит противоречие с моим утверждением, что конкретные науки не могут служить орудием при открытии истин, относящихся к наукам абстрактным. В другом месте он еще раз возвращается к этой кажущейся аномалии, говоря: "Невозможно найти законных оснований для отнесения психологии всей целиком к числу конкретных наук. Она в высшей степени аналитическая наука, и Спенсеру это прекрасно известно".

За полным ответом я могу отослать Бэна к 56-й главе Оснований психологии, где я утверждаю, что "если психология, как объективная наука, должна быть помещена среди наук конкретных, наук, объем которых постепенно уменьшается по мере увеличения их специальности, то, как наука субъективная, она составляет науку совершенно особую, единственную в своем роде, независимую от всех прочих наук и прямо противоположную каждой из них". Чистый идеалист не признает, конечно, этого различия, но для всякого другого, я полагаю, достаточно очевидно, что наука субъективных существований находит некоторое соотношение со всеми науками объективных существований и что в то же время она столь же безусловно разнится от них, насколько субъект разнится от объекта. Объективная психология, которую я помещаю среди конкретных наук, есть наука чисто синтетическая, пока она ограничивается, подобно другим наукам, объективными данными, однако для истолкования этих данных извлекают большую помощь из замеченного соответствия между явлениями объективной психологии в том виде, как они являются в других существах, и явлениями субъективной психологии, в том виде, как они являются нам в нашем сознании. Следовательно, только одна субъективная психология аналитична и способствует развитию логики Это объяснение устраняет то кажущееся противоречие, о котором шла речь.

Теперь мы можем перейти к рассмотрению затруднения Бэна относительно моего способа выражения при объяснении сущности математики. Вот что он пишет

"Прежде всего, можно возразить против того образа выражения, каким пользуется Спенсер в своем разборе наиболее абстрактных наук, когда он говорит о бессодержательных формах, рассматриваемых в этих науках. Говорить о пространстве и времени, что они суть бессодержательные формы, это значит говорить, что пространство может быть мыслимо без предварительной идеи какой-либо протяженной субстанции и что время может быть понято без идеи какой бы то ни было конкретной последовательности. А такая доктрина подлежит спору более всякой другой".

Я согласен с Бэном, что "такая доктрина подлежит спору более всякой другой", но я не могу допустить, чтобы такая доктрина могла заключаться в определении, данном мною абстрактной науке. Я говорю о пространстве и времени так, как о них обыкновенно говорят в математической науке, да как только и можно о них там говорить. Если для точек, линий и поверхностей математические науки и пользуются обыкновенно определенными конкретными предметами, то они пользуются ими лишь как представляющими чисто идеальные точки, линии и поверхности, и заключения их законны только при условии, что это так и есть. В своих определениях они не признают, что точки имеют величину, линии – ширину, а поверхности – толщину. Геометрия, правда, употребляет материальные представления протяженности – линии, поверхности или тела; но она громко отрицает их материальность и имеет дело лишь с истинами представляемых ими отношений Допуская вместе с Бэном, что понятие пространства внушено нам идеями протяженности, и попытавшись доказать, как я это сделал в Основаниях психологии, что это понятие есть сложная идея, заключающая в себе все отношения сосуществования, какие только представлялись уму материей, я, однако, настаиваю, что возможно отвлекать эти отношения от материи и формулировать их в абстрактные истины, я настаиваю также, что этот род абстракций ничем не отличается от абстракций, обыкновенно делаемых в других случаях, как, например, от той, которой обыкновенно пользуются для формулирования (как это сделано в системе Конта) общих законов движения независимо от свойств тел, из этих свойств исключаются все, кроме свойства получать, сохранять и передавать определенные количества движения, хотя эти свойства и не могут быть поняты как существующие вне протяженности.

Переходя к другим возражениям Бэна в порядке, наиболее для меня удобном в видах предпринятой мною цели, я привожу следующее место.

"Закон лучеиспускания света (обратно пропорционально квадратам расстояний) рассматривается Спенсером как закон абстрактно-конкретный, тогда как уклонения, вносимые средою, могут излагаться лишь в оптике, науке конкретной. Нам незачем указывать, что подобного рода разделение неизвестно в науке".

Совершенно верно, "что подобного рода разделение неизвестно в науке". Но к несчастью, относительно этого возражения совершенно верно также и то, что это пресловутое разделение мною вовсе не предложено и даже и не подразумевается в моей классификации. Каким образом мог обмануться так Бэн относительно смысла, который я придаю слову "конкретный". Этого понять я не могу. Заметив, что "никто никогда" не проводил, как я, разделяющей линии между науками абстрактно-конкретными и науками конкретными, он упрекает меня за аномалию, существующую лишь в предположении, будто я провел эту линию там, где ее обыкновенно проводят. Руководимый, как кажется, мнением Конта, смотрящего на оптику, как на науку конкретную, он прилагает это мнение, ни мало в нем не сомневаясь, к моей классификации и приписывает мне противоречие, ко мне совсем не относящееся. Если бы Бэн дал себе труд перечитать определение наук абстрактно-конкретных или рассмотреть их подразделения в том виде, как они представлены в таблице II, он увидал бы, я думаю, что там соединены самые частные и самые общие законы перераспределения света; и если бы он перешел затем к определению и к классификации конкретных наук, он увидел бы, я полагаю, не менее ясно, что оптика не может входить в этот отдел.

Бэн думает, что я не имею никакого основания помещать химию в число наук абстрактно-конкретных и исключать из ее пределов рассмотрение различных веществ в нечистом виде, с какими она имеет дело; и он основывает свое несогласие на том факте, что химики описывают обыкновенно нечистые руды и вещества, с которыми естественно смешаны элементы. Несомненно, химики действуют таким образом, но разве они имеют претензию рассматривать описание руды какого-либо вещества как составную часть науки, изучающей ее молекулярное строение, равно как и строение всех частных сложных тел, в состав которых входит это вещество? Я был бы очень удивлен, если бы узнал о такой их претензии. Химики помещают обыкновенно во главе своих трудов отдел, трактующий о молекулярной физике; но они вовсе не считают молекулярную физику частью химии. Если они помещают в начале исследования каждого вещества краткое описание его минералогии, то я не думаю, что из этого следует, будто они считают минералогию частью химии. Химия, в собственном смысле слова, заключает в себе лишь исследование строения, свойств и различных степеней сродства веществ, считаемых за абсолютно чистые; поэтому она не имеет дела с нечистыми субстанциями, подобно тому как геометрия не имеет дела с неправильными линиями.

Вслед за тем Бэн переходит к критике основного различия, установленного мною между химией и биологией, рассматриваемыми: первая – как наука абстрактно-конкретная, а вторая как наука конкретная. При этом он выражается так:

"Но предметы химии и предметы биологии – все равно конкретны; простые химические тела и их различные сложные соединения рассматриваются химиком как вполне конкретные и описываются им не применительно к одному какому-нибудь фактору, а применительно ко всем их факторам".

Здесь мы воспользуемся благоприятным случаем, чтобы разъяснить общий вопрос. Правда, в видах отождествления химик описывает все ощутимые качества какой-либо субстанции, принимая во внимание и ее кристаллическую форму, и ее удельный вес, и ее силу преломления света, и ее магнитные действия. Но разве он потому считает все эти явления входящими в состав науки химии? Мне кажется, что отношение между весом какого-либо тела и его объемом, отношение, определяемое при измерении удельного веса, есть явление физическое, а не химическое. Я думаю также, что к физике должны быть отнесены и все исследования касательно преломления света, в каком бы веществе ни происходило это преломление. А то обстоятельство, что химик может указывать на магнитные или противомагнитные свойства какого-либо тела, как на его признаки или как на средство облегчения другим химикам уверенности в том, что данное тело и есть именно то-то, – не может считаться ни химиком, ни физиком за доказательство, что явление магнетизма должно быть перенесено из области физики в химию. Другими словами, хотя химик, при изучении какого-либо простого или сложного тела, и может, исследуя его молекулярное строение и его сродство, установить некоторые встретившиеся ему физические качества, то этим еще он не изменяет эти физические свойства в свойства химические. Что бы такое ни помещали химики в своих книгах, химия, рассматриваемая как наука, заключает в себе лишь явления строения и молекулярных перемен, явления соединения и разложения { Быть может, скажут, что случайные явления, как-то явления теплоты и света, происшедшие во время химических действий, должны быть помещены среди химических явлений. Но по моему мнению, все явления перераспределения молекулярного движения, каково бы ни было начало этого перераспределения, относятся к области физики. Что касается до некоторого затруднения, существующего при проведении черты, отделяющей физику от химии (как я указывал на это бегло в Основаниях психологии, п. 55, эти две науки тесно связаны явлениями аллотропии и изомеризма), то затруднение это столь же свойственно и классификации Конта, как и всякой другой, и я могу прибавить, что из этого не вытекает никакого неудобства для защищаемой мною классификации. Физика и химия помещены мною в числе наук абстрактно-конкретных, поэтому затруднение в их различении друг от друга не может оказать никакого влияния на различие, устанавливаемое мною между большим классом наук, к которому относятся они обе, и двумя другими главными классами.}. Итак, я настаиваю, что химия не изучает ничего как конкретное целое и разнится этим от биологии, которая изучает организм как конкретное целое. Это становится еще более очевидным, если рассмотреть признаки биологических исследований. Все свойства организма, как самые общие, так и самые частные; все самые явные и самые сокровенные явления строения; все движения организма от внешних, само собой поражающих наше внимание, до самых мелких подразделений его многочисленных внутренних функций; состояния организма в зародыше и все различные явления роста, организации и привычек, сопровождающие его до самой смерти; все отличительные физические качества организма как целого, так и его клеточек, сосудов и микроскопических волокон; все химические свойства его субстанции вообще и химические свойства каждой его ткани, каждого его выделения в отдельности, – все эти свойства, говорю я, и все эти явления обнимаются биологией, равно как и многие другие, и она не только вмещает в себя все это, но и заключает еще в себе, как идеальную цель науки, тот consensus или то соглашение всех явлений в их сосуществованиях и в их последовательностях, которое составляет всецело индивидуально цельную единицу, занимающую определенное место в пространстве и времени. Этот характер индивидуальности в ее предмете и делает из биологии, как и из всякой другой науки того же класса, науку конкретную. Как астрономия занимается телами, из которых каждое имеет свое собственное название и получает свое место в науке по своему положению (как это делается для самых маленьких звезд), и рассматривает каждое из них как отдельный индивидуальный предмет; как геология, хотя она и усматривает на Луне и на самых близких планетах иные группы геологических явлений, занимается лишь той индивидуальной группой явлений, какие являет собою Земля, – так биология занимается или одним индивидом, отдельным от всех, или частями и продуктами, принадлежащими одному индивиду, или структурой, или функциями, общими многим уже известным индивидам того же рода и предполагаемыми общими для остальных индивидов, похожих на них в большей части или во всей совокупности их атрибутов. Каждая биологическая истина соответствует какому-либо частному индивидуальному предмету или нескольким частным индивидуальным предметам того же рода или нескольким родам, из которых каждый состоит из индивидуальных предметов. Итак, мы укажем здесь на контрасты и различия. Истины наук абстрактно-конкретных отнюдь не подразумевают собой индивидуальности. Ни физика молярная, ни физика молекулярная, ни химия не имеют дела с индивидуальностью. Законы движения доступны выражению независимо от величины или формы движущихся масс; последние могут быть безразлично и солнцами, и атомами. Отношения между сжатием и потерей молекулярного движения, между расширением и нарастанием молекулярного движения выражаются в своих общих формах без всякой зависимости от рода материи; и если для одного какого-либо частного рода материи и требуется определение этих отношений, то это делается независимо от количества этой материи, а тем менее от ее индивидуальности. То же самое можно сказать и о химии. Когда она исследует атомный вес, молекулярное строение, атомность какого-нибудь вещества и те пропорции, в которых оно соединяется, и т. д., безразлично, идет ли речь об одном грамме или об одном килограмме, – так как количество безусловно чуждо этому вопросу. То же можно сказать и об атрибутах более специальных. Сера, рассматриваемая химически, не есть сера кристаллическая, или аморфная и аллотропическая, или жидкая, или в состоянии газа, нет, в химии сера рассматривается независимо от всех этих свойств, вытекающих из количества, формы, состояния и т. д. и дающих ей индивидуальность.