Текст книги "Черчилль. Рузвельт. Сталин. Война, которую они вели, и мир, которого они добились"

Автор книги: Герберт Фейс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 53 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

Вспомнив прошлые заверения Британии о непризнании любых завоеванных силой территорий, Миколайчик заявил: «Если мы отдадим эти земли, что фактически не уполномочены делать, то положим начало будущим требованиям России».

Таким образом, оставив меморандум в том же виде, в каком он был передан Хэллу, Миколайчик пояснил Идену, что не дает ему права на обсуждение пограничного вопроса.

Первоначально польский вопрос стоял одним из первых на повестке дня. Однако его обсуждение состоялось в самом конце московской конференции, поскольку никому не хотелось портить дружескую атмосферу (об этом еще будет рассказано ниже), царившую на встрече министров иностранных дел. А это вполне могло произойти, когда, например, на одном из обедов Литвинов вылил поток оскорблений в адрес поляков. Он заявил, что они несут ответственность за страдания Европы, принимая вместе с немцами участие во встречах Лиги Наций в Женеве, разорив после Мюнхена Чехословакию и сотрудничая с врагом против России. Литвинов заявил, что поляки должны научиться жить в небольшом государстве внутри откорректированных границ и отказаться от мысли, что они представляют великую державу. А когда их интересы столкнутся с интересами России, им следует уступить.

Было очевидно, принимая в расчет враждебность России и американскую осторожность, что обсуждение этого вопроса затянется надолго, но никуда не приведет. Идеи подробно объяснил, почему британское правительство так стремится уладить советско-польский конфликт. На это Молотов ответил, что советское правительство само в состоянии решить этот вопрос, хотя и готово выслушать заинтересованные стороны. Резкий ответ адресовался не Идену, а польскому правительству в изгнании. Молотов заявил, что СССР верит в «независимую» Польшу, но при этом ее правительство должно «дружески» относиться к Советскому Союзу, чего определенно но не скажешь о правительстве в Лондоне. Когда Идеи сказал, что польский премьер-министр и министр иностранных дел поделились с ним, что рассчитывают возобновить отношения с Москвой, Молотов посетовал, что впервые слышит о подобном желании. Хэлл в ответ отпустил безобидное замечание, смысл которого в том, что, когда ссорятся ближайшие соседи, те, кто живет рядом, не вникая в суть спора, могут намекнуть противникам, что надеются уладить их конфликт.

Во вступительной части заключительного протокола конференции было просто сказано, что «имел место обмен мнениями». И это все, что можно сказать по существу польского вопроса. Разговор не коснулся даже проблемы будущих польских границ, поскольку, по мнению польского премьер-министра, Идеи не имел на это права. Хэлл почувствовал облегчение. Как он позже признался, у него не было намерения поднимать крышку на «ящике Пандоры» с бесконечными неприятностями, связанными с российскими граничными требованиями.

Хэлл не мог согласиться с позицией Советского Союза, не вызвав при этом криков возмущения в Соединенных Штатах, и в то же время он не мог поддержать польское правительство в изгнании, не подвергая риску Декларацию четырех, ради которой он и приехал в Москву. У него создалось впечатление, что, хотя разговор в Москве в отношении Польши ничего не дал, декларация будет означать, что «…у Польши все впереди».

Подошло время перейти к сходным событиям в близлежащей Чехословакии.

Правительство Чехословацкой Республики во главе с Бенешем тоже имело убежище в Лондоне. Страна, которой управляло это правительство, была разгромлена. Президент Бенеш и его соратники не вспоминали о Мюнхене, но они не забыли ни о нем, ни о том, что последовало за Мюнхенским соглашением.

У чехословацких лидеров не было причины хорошо думать о Польше. В тот трагический после Мюнхена год поляки, принявшие участие в разделении Чехословакии, вторглись на территорию страны и захватили Тешинскую Силезию. Но чехи пошли бы на примирение, поскольку это означало возвращение потерянных земель после изгнания с них немцев. Более того, президент Бенеш проявлял живой интерес к возможному послевоенному союзу между Польшей и Чехословакией.

Отношения с советским правительством были проще. В течение 1942 года Бенеш объяснял американским и другим дипломатам, что у его правительства меньше оснований опасаться коммунистов, чем у поляков, поскольку социальная и экономическая структура Чехословакии лучше сбалансирована и чехословацкий народ знает, что коммунизм является шагом назад, а не вперед. В начале 1943 года советское правительство неофициально заверило Бенеша, что хочет, чтобы после войны Чехословакия стала независимой страной с прежней территорией, и не собирается вмешиваться в ее внутренние дела. Казалось, это послужит основанием для соглашения, способного определить их сотрудничество в войне с Германией и в последующий период.

Имея подобные обещания, Бенеш в мае отправился в Вашингтон. Там он подробно изложил свои мысли президенту и Черчиллю (на конференции «Трайдент») и долго говорил с Хэллом и Уоллесом, посвятив их в далеко идущие планы в отношении послевоенной Европы; он с полной уверенностью говорил о хороших отношениях с Советским Союзом. Бенеш сообщил о договоренности со Сталиным о будущем Чехословакии и ее положении в Европе, о своем намерении заключить договор с Россией. У Бенеша создалось впечатление, хотя он так и не услышал от президента окончательного ответа, что Рузвельт и Государственный департамент были бы довольны, если бы все именно так и получилось.

А вот британское правительство встревожил этот проект. Вернувшись в Лондон, Бенеш объяснил Идену свои намерения, остановившись на том, почему, собственно, соглашение с русскими не просто оправдано, а крайне желательно, и привел следующие доводы: народ Чехословакии, все еще находящийся под жестоким господством Германии, нуждается в подобном заверении; документ послужит основой для подготовки трехстороннего соглашения между Польшей, Чехословакией и Советским Союзом против агрессии со стороны Германии и, возможно, предотвратит преступные замыслы Венгрии и Польши против Чехословакии в конце войны.

Во время трех встреч, имевших место 22, 24 и 30 июня, Идеи выразил свое несогласие по данному вопросу. Он повторил, что объяснил Молотову, когда тот был в 1942 году в Лондоне, что считает нежелательным, чтобы британское или советское правительства договаривались о послевоенных условиях с «младшими» союзниками, поскольку это может явиться причиной разногласий. Молотов согласился с ним. Кроме того, Идеи сообщил, что соглашение может выглядеть как вступление Чехословакии в советский лагерь, что повредит усилиям союзников в налаживании контактов между Польшей и Советским Союзом и вызовет напряжение в отношениях между польским и чехословацким правительствами. Те же самые цели, без какого-либо ущерба, уверял Идеи, могли бы лечь в основу совместной советско-чешской декларации. Однако Бенеш продолжал считать, что только договор будет отвечать необходимым требованиям.

Британское правительство осведомилось о мнении Советского Союза. 2 июля Майский передал Идену послание от Молотова. В нем говорилось, что советское правительство предполагает на основе более раннего пакта о взаимопомощи с Чехословакией разработать договор, сроком на двадцать лет, подобный тому, что имеется с Великобританией. В последовавшем за этим разговоре Идеи высказал советскому послу те же самые возражения, что и Бенешу. Майский отверг их обоснованность и заявил, что Москва не понимает возражений Британии и, кроме того, это наносит вред отношениям между странами. Майский также сообщил, что во время подписания договора с Чехословакией советское правительство хочет публично объявить, что надеется на преобразование этого договора в трехстороннее соглашение, включающее Польшу. И действительно, в подписанном соглашении имелась так называемая «польская» статья. Фактически это было соглашение между участниками в том, что, если Польша собирается четко придерживаться соглашения, она получит шанс «по взаимной договоренности», и после этого соглашение станет уже трехсторонним.

Идеи заметил, что в этом случае Британия будет отчасти удовлетворена.

Но в последующем разговоре с Бенешем Идеи упорно отстаивал свою точку зрения, в особенности подчеркивая, что правительство Чехословакии, заключая соглашения с советским правительством в то время, когда Москва холодна с польским правительством в Лондоне, тем самым изолирует себя. Он серьезно порекомендовал Бенешу подождать, по крайней мере, до тех пор, пока министрам иностранных дел не представится возможность обсудить этот вопрос.

Правительство Чехословакии постаралось, чтобы его мнение стало известно и американским, и советским руководителям, поскольку не хотело, чтобы его позиция в отношении России оказалась сопряжена с польской проблемой. Лидеры Чехословакии считали. что задуманное соглашение послужит моделью для государств Центральной Европы и создаст условия для благоприятного сотрудничества живущих там малых народов с Советским Союзом и западными державами. В мемуарах Бенеш подчеркнул, что соглашение, которое вынашивалось советским правительством, «…должно было показать миру… чего хочет Советский Союз и какой стратегии собирается придерживаться; а также сблизить Советский Союз с Великобританией и Соединенными Штатами».

Пока же советское правительство оставило свое приглашение Чехословакии в силе. Американское правительство предусмотрительно помалкивало. Решение проблемы дожидалось Московской конференции.

В Москве, представляя возможные последствия, Идеи попытался убедить Молотова отложить соглашение. Потерпев неудачу, он принялся склонять советское и американское правительства присоединиться к британцам, дав обещание воздерживаться во время войны от любого союза с «младшими» союзниками, кроме как с общего согласия. Однако Молотов заявил, что разумнее каждому оставаться свободным для заключения соглашений с пограничными государствами союзников для взаимной безопасности и защиты границ, как это хотят сделать советское и чехословацкое правительства. В установившейся атмосфере доверия отношение оппозиции к этому спорному документу постепенно изменилось. Путь был свободен; Бенеш мог ехать в Москву для завершения соглашения.

Ради сохранения целостности повествования об этом эпизоде, несколько забегая вперед, следует рассказать сейчас. Сразу после встречи глав трех правительств в Тегеране в декабре Бенеш прибыл в Москву, где его ничто не разочаровало. После первых переговоров со Сталиным и Молотовым Бенеш сообщил своим соратникам в Лондон, что «имеющие место политические дискуссии и переговоры проходят в полном согласии, в сердечной и дружелюбной атмосфере». Ближе к концу, после детального рассмотрения положения Чехословакии, Бенеш подтвердил, что «имеется полное единство взглядов».

Соглашение, подписанное 12 декабря 1943 года, обеспечивало взаимную помощь во время войны и защиту от агрессоров в послевоенное время. Оно обязывало каждого из участников не вступать ни в какие договоры, направленные против другого. Оно заверяло каждого в том, что после войны страны будут действовать «…в соответствии с принципами взаимного уважения в отношении независимости и суверенитета, а также невмешательства во внутренние дела другого государства». Более того, Сталин согласился с Бенешем, что вместе с Красной армией для соблюдения внутреннего порядка в Чехословакию должны войти чешские воинские части и освобожденные районы будут постепенно передаваться гражданской администрации Чехословакии. В отношении границ Бенеш был убежден, что советское правительство поддержит домюнхенские границы Чехословакии, а это подразумевало возвращение Польшей захваченной Тешинской Силезии. Эти доводы и милостивое обещание Советов выслать немецкие меньшинства привели Бенеша к заключению о том, что переговоры прошли «успешно». В тот момент желание Советского Союза заключить договор с Чехословакией выглядело как мера, гарантирующая отсутствие враждебно настроенных государств у его границ, – удобное политическое соглашение, обеспечивающее безопасность и добрососедские отношения, а желание Чехословакии – как разумное осознание недалекого будущего. Вскоре советские вооруженные силы окажутся на землях Чехословакии и могут захватить их, если этого пожелает Москва, а могут помочь, если страны станут друзьями. Национальное правительство сделало вывод, что лучше рискнуть и объединиться с коммунистами, чем надеяться только на защиту Запада.

Кроме того, Бенеш достиг взаимопонимания с находящимися в Москве земляками и советскими должностными лицами о необходимости реорганизации правительства Чехословакии. Местные коммунисты должны были бы получить места в правительстве в соотношении один к пяти. Бенеш обсудил с ними свою программу, включающую национализацию военной промышленности и прогрессивное социальное законодательство. Коммунисты, в свою очередь, пообещали не национализировать сельское хозяйство и остальные отрасли промышленности. Бенеш посчитал, что такого взаимопонимания вполне достаточно для установления внутреннего порядка и взаимного соответствия.

В течение осени 1943 года наряду с напряженными событиями в Польше и Чехословакии западные союзники пытались смягчить резкий внутренний антагонизм, проявившийся в Югославии и Греции. Важно было, чтобы после изгнания немцев не случилось гражданской войны из-за того, что одна сторона обратилась бы за поддержкой к Западу, а другая – к Востоку.

С тех пор как немцы вошли в страну, молодой югославский король Петр и его правительство находились в изгнании. После короткой остановки в Иерусалиме они направились в Лондон, откуда, страдая от растущей разобщенности, попытались наладить связь с родиной. Несмотря на опасность и жестокие репрессии, в стране крепло движение Сопротивления. О героической борьбе в Югославии прекрасно рассказано самими участниками Сопротивления. Здесь я бегло коснусь тех событий, в той их части, что была важна для отношения между тремя великими союзниками.

Генерал Михайлович возглавлял первые из вступивших в борьбу с фашизмом национальные отряды, известные под названием «четы». Когда в конце 1941 года слухи об их действиях стали распространяться за пределы Югославии, правительство в изгнании связалось с Михайловичем и в декабре 1942 года назначило его военным министром. Большинство сторонников Михайловича составляли сербы, среди которых было много консерваторов. Они находились в стесненных условиях, были плохо вооружены. Немцы жестоко мстили их родным и друзьям, оставшимся в Белграде и других городах. Тогда «четы» уменьшили активность и, чтобы выжить, то тут, то там заключали соглашения под девизом «живи и жить давай другим» с немецкими и итальянскими командирами. Существовала еще одна группа Сопротивления – отчаянные и жестокие люди, которым нечего было терять. В поисках руководства они пришли к человеку, называвшему себя Тито, смелому и знающему коммунисту, прошедшему подготовку в Москве. Численность их быстро росла; они легко ориентировались в горах, а используя тактику внезапности, наводили ужас на оккупационные силы. Трагедия заключалось в том, что эти группы Сопротивления рассматривали друг друга не просто как конкурентов, а как врагов.

Британское правительство поспешило установить контакт с Михайловичем. Уже в октябре 1941 года верховное командование ближневосточного театра сбросило партизанам оружие, медицинские препараты и другие предметы первой необходимости. Восстановленные коммуникации дали Михайловичу возможность, используя британские каналы, сообщать правительству в изгнании о ситуации в Югославии, об успехах его группы Сопротивления, о передвижении немецких войск на Балканах и, кроме того, получать указания. Однако постепенно Михайлович потерял доверие британских военных властей.

Гораздо более решительные действия партизан под руководством Тито производили куда большее впечатление на британских военных. Поэтому начиная с мая 1943 года Британия начала отправлять по воздуху небольшие партии офицеров и гражданских лиц для взаимодействия с Тито. В течение нескольких месяцев множество подобных групп находилось среди кочующих отрядов и лагерей партизан. Как позже писал Черчилль, это было сделано «…несмотря на ожесточенную борьбу между этими отрядами и „четами“ и невзирая на то, что Тито воевал, как коммунист, не только против немецких захватчиков, но и против сербской монархии и Михайловича».

Бригадир Фитцрой Маклеан, командир британской военной миссии, прикомандированной к партизанам, в отчете о проделанной в Югославии работе пишет о своем разговоре с Черчиллем, который состоялся в Каире через несколько месяцев, в ноябре 1943 года. Обсуждался тот факт, что движение под руководством Тито, которое поддерживала Британия, после войны, вероятно, будет иметь тесные связи с Советским Союзом. Вот что пишет Маклеан: «Ответ премьер-министра разрешил мои сомнения. „Собираетесь ли вы остаться в Югославии после войны?“ – поинтересовался Черчилль. „Нет. сэр“, – ответил я. „Я тоже. Поэтому чем меньше мы с вами волнуемся относительно формы правления, которую они установят, тем лучше. Это следует решать им. А вот что интересно нам, так это – кто из них наносит больше вреда немцам?“»

Для этого была весьма весомая причина. Партизаны Тито отвлекали огромные силы войск Оси, которые могли бы использоваться на Восточном фронте или в Италии. В Тегеране Черчилль объяснил Сталину и Рузвельту, что, согласно разведывательным данным Британии, тридцать дивизий стран Оси подавляли движение Сопротивления на территории Югославии, Греции и Албании. По мнению Сталина, цифры были значительно завышены, и впоследствии он не раз повторял, что у Британии слабо налажена информация.

На протяжении весны и лета Черчилль и его военные советники втолковывали американцам, как важно дать возможность югославским партизанам расширить свои действия, объясняли, как много уже сделано с помощью поставок оружия и продовольствия, групп связников и инструкторов, отвлекающих немцев налетов и тому подобного. Черчилль выдвигал большие стратегические проекты. Как выяснилось позже, по его замыслу, в удобный момент союзнические силы должны были пересечь Адриатику, высадиться в Югославии и, объединившись с партизанами, нанести удар по Вене и Германии; возможно также, что в некоторых пунктах Югославии они сумеют объединиться с советской армией.

Британское правительство пыталось уговорить оба движения югославского Сопротивления действовать сообща. Одновременно британцы, защищая короля и правительство в изгнании, оставляли югославам возможность спокойно разобраться, кто должен управлять страной. Можно было заранее предвидеть угрозу длительной гражданской войны, или развал югославской конфедерации, или захват власти коммунистами.

Британцы пытались убедить советское правительство помочь в установлении согласия в Югославии. Постепенно Британия и Советский Союз меняли курс в отношении конкурирующих движений Сопротивления. До осени 1943 года и даже позже британцы поддерживали Тито, а советские власти проявляли дружелюбие в отношении четников. В сентябре, по совету Британии, югославское правительство направилось из Лондона в Каир, чтобы оказаться поблизости, когда союзники высадятся на побережье Адриатики. На приеме, которое советское посольство в Лондоне устроило в честь отъезда короля и его кабинета, Богомолов, посол при правительстве в изгнании, занялся восхвалением героического движения Михайловича, которое, отводя немецкие дивизии с русского фронта, выполняет неоценимую работу.

Можно предположить, что таким способом советское правительство проверяло Тито, который был не столь управляем, как этого бы хотелось Сталину.

В октябре 1943 года, находясь в Москве на конференции министров иностранных дел, Идеи предложил Молотову использовать влияние советского правительства, чтобы сплотить сторонников Тито и Михайловича. Он рассказал, что британское правительство однозначно дало понять королю, что с Михайловичем, если он не предпримет определенных действий против немцев, вероятно, придется расставаться.

Идеи вкратце обрисовал Молотову план объединения двух движений, позволяющий им, как и прежде, действовать вполне самостоятельно. Хэлл, охраняющий Соединенные Штаты от проблем на Балканах, когда к нему обратились по поводу комментариев, ответил, что ему нечего добавить.

Что касается Греции, то ситуация здесь также достигла высшей критической отметки. Существовали документы, в частности представленные Черчиллем, свидетельствующие о жестокой борьбе, которую вели отряды Сопротивления в горах против завоевателей и друг против друга. На этих страницах будет рассказано, весьма отрывочно, о том, как сложившаяся ситуация превратилась в проблему для коалиции.

Король Греции, преданный друг союзников, и его правительство в изгнании, по большей части роялисты, отправились из Лондона в Каир. Эта власть рассматривалась в качестве законного правительства Греции, но в связи с возникновением и деятельностью на территории Греции движений Сопротивления она уже мало что значила. Одно из движений (ЭДЭС) концентрировалось вокруг полковника Зерваса, истинного республиканца, но антикоммуниста: другое (ЭЛАМ-ЭЛАС) было чисто коммунистическим по происхождению, руководству и целям. Британское правительство чувствовало потребность оказывать помощь каждой группе, борющейся с немцами и итальянцами. Британия закрепила небольшие миссии за штабами и военными лагерями обоих движений Сопротивления. Но на этой земле, где в древности ради свободы совершались удивительные подвиги, британцев постигло разочарование. Две фракции боролись друг с другом, оспаривая приоритетность в правительстве.

В июле 1943 года правительство и король объявили, что стоят за конституционную монархию, и пообещали свободные выборы после освобождения. Это не удовлетворило ни одну из фракций. В августе те потребовали, чтобы король, который в то время находился в Каире, не возвращался в Грецию, доказывая, что народ не хочет его возвращения. Кроме того, они настаивали, чтобы участники греческого Сопротивления получили должности в кабинете, в том числе должности министров внутренних дел и юстиции. Король нашел эти требования чрезмерными; он потребовал того, что полагалось ему по праву: как можно скорее вернуться в Грецию и вынести вопрос о монархии на всенародное обсуждение.

Король, прежде чем отвергнуть предъявленные требования, обратился за советом к Черчиллю и Рузвельту, которые в это время находились в Квебеке. Черчилль полностью поддержал тот ответ. который собирался дать король. Премьер-министр был убежден, что единственный способ предотвратить гражданскую войну и предоставить народу Греции подлинную возможность выбрать собственное правительство состоит в необходимости отложить все политические споры до полного освобождения Греции и только после восстановления мира и спокойствия, под наблюдением союзников, провести честные и свободные выборы. Черчиллю не хотелось, чтобы во время войны небольшие группировки, в особенности под руководством коммунистов, используя интриги и принуждение, получили возможность захватить власть в свои руки. Рузвельт пообещал Черчиллю, что американское правительство будет придерживаться такой же позиции.

В начале октября, когда коммунисты откровенно потеснили оппозицию, британское правительство приостановило поставки помощи. Черчилль опасался, что после немецкого отступления греческие коммунисты, используя захваченное итальянское оружие, смогут быстро свергнуть правительство. Поэтому через британских связных в Греции он попытался, как позже вспоминал, «…ограничить и прекратить гражданскую войну, вспыхнувшую в оккупированной, разрушенной стране».

Для этого требовалось содействие со стороны Советского Союза. но в ближайшее время его не ожидалось. Опасаясь возможного провала, Черчилль запланировал вслед за отступающими немцами в спешном порядке ввести в Грецию британские войска и удерживать их там до тех пор, пока народ Греции не примет надлежащее решение относительно своего правительства. Британцы надеялись, что советское правительство не будет возражать и не станет поддерживать сопротивление коммунистов.

На одном из заседаний конференции министров иностранных дел в Москве Идеи сделал обзор действий Британии, что не вызвало никакой реакции ни со стороны Молотова, ни со стороны Хэлла.

Только британцев беспокоило, что может произойти на этой территории, к востоку и северо-востоку от Италии, после освобождения. Они предвидели, что если допустить развязывание гражданской войны и предоставить свободу местным коммунистам, то все их усилия по сохранению власти правительства, смягчению конкуренции между движениями Сопротивления и сдерживанию политических притязаний пойдут насмарку. Британцы хотели, чтобы в этой части Европы для защиты традиционного образа жизни находились западные войска. Поэтому они старались договориться с американцами о совместных военных операциях в Адриатике, в Греции и в Эгейском море (об этом еще будет подробно рассказано).

Советское правительство спокойно относилось к очевидным конфликтам и уклонилось от предложенных совместных действий.

Американское правительство пребывало в нерешительности, разделяя мнение Черчилля о том, что народы малых стран должны иметь свободу и жить спокойной и мирной жизнью, но не поддерживая его склонности полагаться на монархию. Кроме того, американское правительство не хотело оказаться напрямую втянутым в проблемы на Балканах, а потому стояло в стороне от дипломатических усилий, предпринимаемых с целью принятия компромиссных решений.

Поиски политического принципа

Такой курс устраивал Хэлла, избегавшего споров, что лишило бы его шансов на успех в достижении задуманной цели – изменить основу политического руководства национальных государств. Для приведения в равновесие соперничающих движений были внимательно рассмотрены все аспекты: готовность к борьбе, стремление к сотрудничеству и желание добиваться своего с помощью угроз. Это был общепринятый способ улаживания пограничных вопросов, членства в политических партиях и тому подобного. Хэлл хотел. чтобы в будущем все вопросы государственной власти и международных отношений разрешались на законных основаниях. Компетентные комиссии в самом американском правительстве и вне его пытались сформулировать перечень основополагающих принципов, которые полностью соответствовали бы намеченной цели. Они руководствовались мыслями, которые могут быть проиллюстрированы небольшими выдержками из документов трех подкомиссий при Консультативном комитете по послевоенной внешней политике.

Подкомиссия по политическим проблемам: «Международная безопасность рассматривается в качестве важнейшей задачи, в то же время подкомиссия считает, что в целях получения действенной и устойчивой безопасности следует действовать с соблюдением принципов законности».

Подкомиссия по территориальным проблемам: «Сделан вывод… что жизненно важные интересы Соединенных Штатов заключены в следующем „дипломатическом принципе“ – вежливое безразличие вместо политики силы…»

Подкомиссия по проблемам безопасности: «…была подчеркнута необходимость такой важнейшей основы обеспечения послевоенного мира и безопасности, как предварительные договоренности руководителей держав-победительниц, достигнутые еще до окончания войны».

На основе этих концепций была сформулирована совместная декларация, устанавливающая принципы, которым должны были бы следовать государства. Президент одобрил этот документ. В августе на конференции в Квебеке Хэлл представил декларацию на рассмотрение. Идеи одобрительно отнесся к декларации и заявил. что, по его мнению, она послужит хорошей основой для сближения с Советским Союзом. Черчилль согласился с ним. Исходя из этого в Москву была отправлена копия декларации. Реакция оказалась неутешительной. Предложение было отложено до приезда Хэлла в Москву. Пока же политические и территориальные намерения советской стороны, в особенности относительно Польши. вызывали растущее беспокойство.

Поразительно другое. В Москве довольно быстро и легко было достигнуто согласие по большинству вопросов. В самом начале конференции Хэлл, при поддержке Идена, изложил те преимущества, которые извлекут государства, пообещав следовать правилам поведения, изложенным в документе, представленном американцами и британцами. Молотов поддержал их, заявив: «Советское правительство весьма одобрительно относится к принципам, изложенным в этой декларации, и, следовательно, одобряет их».

Принципы, составляющие Декларацию всеобщей безопасности четырех государств, озвученные на конференции, носили скорее общий характер. Пожалуй, следует освежить в памяти некоторые пункты декларации.

Вступление содержало взаимное обязательство продолжать войну до тех пор, пока враги «…не сдадутся на основе безоговорочной капитуляции». Впервые советское правительство официально подтвердило подобную стратегию.

Вот суть основных пунктов декларации, подписанной Молотовым, Иденом, Хэллом и Фу Пин Шонгом:

«<…>

2. Те, кто вместе с нами участвовал в войне с общим врагом, будут принимать участие в обсуждении всех вопросов, касающихся капитуляции и разоружения врага.

<…>

4. Мы признаем необходимость создания международной организации, основанной на принципе суверенного равенства всех миролюбивых государств, открытой для вступления таких государств, больших и малых, и служащей для поддержания мира и всеобщей безопасности во всем мире.

5. С целью поддержания мира и безопасности рассматривается вопрос восстановления законности, порядка и введения системы общей безопасности; для объединения совместных усилий мы будем консультироваться друг с другом и, при определенных обстоятельствах, с другими членами Объединенных Наций.

6. После прекращения военных действий мы не собираемся использовать военные силы на территории других стран, за исключением целей, предусмотренных этой декларацией, и при условии совместных консультаций».

Но в трех пунктах декларации, привезенной Хэллом в Москву, отступили от первоначального текста. Внесенные изменения помогли бы при согласовании документа, но на практике ослабили силу принципов.

В первоначальной редакции второй пункт звучал следующим образом: «Те, кто вместе с нами участвовал в войне с общим врагом, включатся в обсуждение вопросов, касающихся капитуляции и разоружения врага и оккупации вражеской территории и территории других государств, захваченных врагом» (курсив автора).