Текст книги "Размышления о Евангелии от Иоанна"

Автор книги: Георгий Чистяков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

И еще, только из четвертого Евангелия мы узнаем, каким образом первосвященникам удалось вынудить Пилата принять решение о смертном приговоре. Из всех других Евангелий ясно, что Пилат не хочет этого, он всячески подчеркивает, что не находит никакой вины в этом Человеке. Ему было предпочтительнее просто отпустить Иисуса, но это почему-то не получается. Почему-то он вынужден умыть руки (об этом говорится в Евангелии от Матфея) и сказать: «Невиновен я в крови Праведника сего», но тем не менее утвердить приговор. Мы видим, что Пилату очень трудно дается это решение, он сочувствует Иисусу, но положение его безвыходно. Из синоптических Евангелий не ясно, почему он оказывается в тупике, почему он вынужден уступить толпе и так далее. Причины этого становятся понятны только из Евангелия от Иоанна.

Иудеи из окружения первосвященника подчеркивают, что Иисус называет Себя царем Иудейским, а всякий, называющий себя так, противится кесарю. И когда Пилат восклицает: «Царя ли вашего распну?» – они заявляют: «Нет у нас царя кроме кесаря». Иудеями ситуация представляется прокуратору как политическая проблема, и Пилат вынужден приговорить Иисуса к смерти как бунтовщика против римского императора Тиберия, как Человека, претендующего на царскую власть.

Из истории хорошо известно, что в Римской империи чиновники на местах почти ничего не боялись. Они брали взятки, принимали несправедливые, порой жестокие решения и т. п. Они боялись лишь одного – обвинений в действиях против императора, т. к. в этом государстве каралось, в сущности, только то, что наносило моральный урон императору. В этом отношении показательна история, которая произошла в Египте незадолго до евангельских событий. После того как Антоний и Клеопатра покончили с собой (30 г. до Р. X.) и Египет окончательно стал частью Римской империи, Август назначил управлять Египтом в должности префекта известного поэта Корнелия Галла, своего школьного друга.

Став важной персоной, Галл, как напишет потом историк Дион Кассий, начал устанавливать повсюду свои статуи и даже делать на пирамидах надписи о своих подвигах. Долгое время считалось, что эти надписи – выдумка каких-то римских историков, сообщениями которых Дион Кассий некритически воспользовался. Но в конце XIX в. в Египте была обнаружена надпись на трех языках, текст которой содержал приблизительно следующее заявление: «Я, Корнелий Галл, усмирил царей, которые отпали от меня в верховьях Нила, и сделал то, чего не удавалось ни египетским фараонам, ни греческим полководцам, установив свое единое правление над всем Египтом». Скорее всего, эта случайно дошедшая до нас надпись не была единственной. А согласно идеологическим установкам эпохи Августа, подвиги мог совершать только один человек – сам Август. Все остальные могли быть только простыми исполнителями его замыслов.

Поэтому, как только Август получил донос (об этом факте рассказывает Дион Кассий), где сообщалось о том, что префект Египта занимается самовозвеличиванием, Корнелий Галл, несмотря на то что он с детства дружил с принцепсом, был вынужден просто покончить с собой. Пилат, защищая Человека, Который называет Себя царем и Которого все вокруг тоже называют царем, попадает именно в такую ситуацию. При этом верноподданные принцепса из числа первосвященников и старцев мгновенно, как и положено настоящим подданным Рима, кричат: «Нет у нас царя кроме кесаря», чем загоняют Пилата в тупик. У него нет выхода, потому что если он помилует Иисуса, то в ближайшие полгода, как только информация о происходящем достигнет Рима и станет известной Августу, ему придется принять яд. Эта потрясающая историческая деталь, которая становится понятной в свете знания римской истории того времени, сохранена только в Евангелии от Иоанна. Не слишком значимая на первый взгляд с точки зрения евангельской проповеди, она чрезвычайно важна, потому что сразу вписывает допрос у Пилата в контекст политической ситуации того времени.

В рассказе евангелиста Иоанна есть и другие детали, которые отсутствуют у синоптиков. Иисус, видя стоящих у креста Свою Мать и ученика, «которого любил», говорит Матери: «Жено! се, сын Твой», а затем ученику: «Се, Матерь твоя». С этого дня, добавляет Иоанн, «ученик сей взял Ее к себе» (19:25-27). Очевидно, что любимый ученик Иисуса – это не только Иоанн, но всякий ученик, который встает у Его Креста. Именно этот текст играет принципиально важную роль, если говорить о восприятии Пречистой Девы как нашей общей Матери.

И еще один текст, который присутствует только в Евангелии от Иоанна. Когда один из воинов пронзил копьем ребра Умершего, из раны истекли кровь и вода. «И видевший засвидетельствовал, и истинно свидетельство его». Современные патологоанатомы говорят, что такая картина наблюдается, когда человек умирает от разрыва сердца. Тогда становится понятно, почему Пилат, по сообщению евангелиста Марка, удивился, узнав, что Иисус уже умер. Иоанн говорит, что воины перебили голени у остальных казненных, Иисусу же перебивать не стали, потому что Он был уже мертв. Сравнивая свидетельство Иоанна со свидетельством Марка, можно понять, что Иисус действительно умер гораздо быстрее, чем обычно умирают распятые, – у Него не выдержало сердце.

Подобные детали в Евангелии от Иоанна чрезвычайно значимы, потому что они очень точно восстанавливают обстановку, в которой происходили события Страстной седмицы. С другой стороны, некоторые факты'известные из других Евангелий, у Иоанна опущены. Так, все синоптики говорят о Симоне Киринеянине, который нес Крест Иисуса. Евангелист Марк сообщает даже имена сыновей Симона – Александр и Руф, вероятно, эти имена о чем-то говорили его читателям. Возможно, отсутствие в повествовании Иоанна имени Симона – результат одной из последних редакций текста этого Евангелия, когда все, что касалось Симона, было исключено по очень простой причине.

На рубеже I – II вв. появились докеты (от греческого слова «казаться»), которые понимали смерть Иисуса на Кресте как своего рода античную драму, как историю страдания героя, напоминающего одного из античных богов. Бог страдать не может, он бесстрастен, поэтому, по их версии, в последний момент Иисуса на кресте заменили двойником, роль которого выполнил Симон Киринеянин. С точки зрения докетов, распятие Иисуса – своего рода мистерия, священное действо, устроенное Богом специально для людей, в духе религий поздней античности. Вот почему в Евангелии от Иоанна вообще исключена тема Симона Киринеянина – чтобы подчеркнуть человеческий, а не мистериальный характер голгофской драмы.

Евангелие от Иоанна показывает (не просто рассказывает, но именно показывает читателю), что Иисус Сам умирает на Кресте. Мы видим Его мертвое тело с раной на боку, из которого вытекают кровь и вода. Здесь нет никакой мистерии, никакого ритуала или религиозной драмы – это прежде всего просто человеческие страдания и просто смерть. Это тоже очень важный момент, отражающий не просто какой-то «механизм» действия Бога среди людей, но по-настоящему страшное событие. Иоанн в своем Евангелии полемизирует с ересями, которые во времена создания Евангелия уже начали распространяться. С докетами, которые, утверждая Божественность

Иисуса, сводили на нет Его человеческую природу. Это страшно, потому что, когда Иисус перестает быть Человеком, христианство в целом теряет свой человеческий характер и становится не чем-то уникальным, а всего лишь одной из бесчисленных религий. Учение докетов разрушительно, потому что лишает нашу веру уникальности.

В повествовании Иоанна нет и некоторых других деталей, известных нам из синоптических Евангелий. Например, Иоанн не упоминает о тьме, которая была «от часа шестого до часа девятого», и о землетрясении, которое произошло в момент смерти Иисуса. Очевидно, детали, придающие голгофской драме необычный характер в чисто внешнем плане, и черты, заимствованные из ветхозаветных апокрифов, евангелиста не интересуют. Он пишет реальную историю и потому не обращается к языку библейских образов и библейской поэзии; он не изображает сверхчеловеческий характер происходящего, а подчеркивает именно человеческий характер событий Страстной пятницы.

Сравним еще некоторые моменты в разных евангельских повествованиях. Так, у Марка есть две детали, отсутствующие у других евангелистов (о них уже сказано выше): имена сыновей Симона Киринеянина и удивление Пилата, узнавшего, что Иисус уже умер. Только у Луки сказано, что Пилат, узнав, что Иисус из Галилеи, посылает Его к Ироду-тетрарху; только у Луки описано все, что происходит у Ирода. Эта деталь вроде бы не имеет особой значимости в плане того, чему учит и к чему зовет нас Иисус, но она довольно колоритна, и Лука как историк ее подчеркивает. Только он сообщает о предсмертной молитве Иисуса: «Отче! в руки Твои предаю дух Мой». В Евангелии от Иоанна Иисус говорит: «Свершилось!» У Марка и Матфея Он произносит слова из 22-го псалма, которые сохранены здесь в арамейском варианте: «Или, Или! лама савахфани?», то есть: «Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил?»

Современные библеисты, комментируя молитву, которую Иисус произносит в Евангелии от Луки, говорят, что Он, умирая, обращается к Богу с той первой молитвой, какою маленьких детей учили молиться перед сном. Наконец только Лука передает еще две чисто психологические детали. Жены иерусалимские, видя идущего на Голгофу Иисуса, плачут. Он обращается к ним: «Дщери Иерусалимские! не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших». Только у Луки появляется и разбойник благоразумный, хотя о двух разбойниках, распятых вместе с Иисусом, упоминают все евангелисты.

В Евангелии от Матфея, которое передает факты более лаконично, чем другие Евангелия, большую роль играют логии или ipsissima verba – собственные слова Иисуса: Нагорная проповедь, притчи, рассказ о Страшном суде и т. д. Иными словами, в этом Евангелии доминирует прямая речь Иисуса, а повествовательная часть сокращена. Вместе с тем только у Матфея сказано, что Пилат умывает руки, но понять, почему он это делает, мы можем только благодаря Евангелию от Иоанна. От Матфея мы узнаем, что жена Пилата послала сказать ему, чтобы он ничего не делал «Праведнику Тому». Из Евангелия от Иоанна – что Пилат сомневается, как ему поступить, еще и потому, что не знает, Кто перед ним – может быть, это какой-то языческий бог? Но его остаточная религиозность (как вообще была остаточной религиозность у римлян его времени) оказывается побежденной политическими мотивами, опасением за свою карьеру.

О том, что именно таким было отношение к религии у большинства образованных римлян того времени, мы знаем из произведений римских поэтов – Овидия, Альбия Тибулла, Лукреция и других, где отражены реальная жизнь, реальные взгляды римлян I в. на богов, на благочестие. Женщины еще религиозны, они совершают какие-то обряды, постятся, молятся и так далее; мужчины же в богах разуверились, правда, вспоминают о них, когда чего-то испугаются, но затем забывают. Именно это мы видим в Евангелии от Иоанна. При сопоставлении Евангелий от Матфея и от Иоанна картина получается полной, а Пилат выглядит типичным римлянином, представителем своей эпохи. Наконец только у Матфея рассказывается о том, что Пилат разрешает архиереям запечатать гроб и поставить стражу.

Очень по-разному, разным языком, с упоминанием разных деталей рассказывают о Страстной седмице четыре евангелиста. Но из сопоставления их текстов вырисовывается абсолютно целостная картина. Ничто в Евангелии не «прописано» так точно, потрясающе достоверно, как рассказы о Страстной седмице. И чем больше вчитываешься в евангельские строки, чем больше сравниваешь свидетельства четырех евангелистов, тем сильнее выявляется предельная достоверность евангельского текста. Каждое новое поколение экзегетов открывает все новые и новые, не замеченные их предшественниками, детали – так насыщено информацией евангельское повествование. Можно смело говорить, что Евангелия еще не прочитаны до конца, и, видимо, и в дальнейшем при параллельном чтении четырех Евангелий будет обнаруживаться все новый и новый материал.

Глава 21 Воскресший

После Своего Воскресения Иисус начинает появляться среди учеников, причем всегда неожиданно. Об этом повествуют две последние главы Евангелия от Иоанна. Он появляется в комнате, которая заперта, и затем исчезает, оставляя учеников в состоянии недоумения. Грань между Его присутствием и отсутствием теперь стёрта – нельзя сказать, что Он здесь, но и нельзя сказать, что Его нет. При этом ученики, увидев Учителя, то радуются, то смущаются, то пугаются, то просто не понимают, кто этот явившийся, и потому не сразу Его узнают. Присутствие Иисуса, к которому они привыкли в последние годы и месяцы, сменяется Его явлением.

В эпилоге Евангелия от Марка, где тоже рассказывается о явлениях Иисуса, ключевыми становятся слова «явился» и «не поверили».

«Воскреснув рано в первый день недели, Иисус явился сперва Марии Магдалине… Она пошла и возвестила бывшим с Ним, плачущим и рыдающим. Но они, услышав, что Он жив и она видела Его, не поверили. После сего явился в ином образе двум из них на дороге, когда они шли в селение. И те, возвратившись, возвестили прочим; но и им не поверили. Наконец явился самим одиннадцати, возлежавшим на вечери, и упрекал их за неверие и жестокосердие, что видевшим Его воскресшего не поверили» (Мк., 16:9-14).

Как видим, рассказ евангелиста Марка строится на этих двух ключевых словах. В Евангелии от Иоанна описано пять явлений Воскресшего, но, если иметь в виду свидетельство апостола Павла в Первом послании к Коринфянам, этих явлений было значительно больше.

Первое явление Иисуса было Марии Магдалине. Встретив Воскресшего у гроба, Мария принимает Его за садовника. Он окликает её по имени, и в этот момент Мария вдруг понимает, что перед ней – Учитель. Иисус восклицает: «Не прикасайся ко Мне» – так переводят обычно эти слова. Но в греческом языке эта фраза означает запрет делать что-то, приказ прервать начатое, поэтому слова Иисуса можно было бы перевести так: «Не хватайся за Меня, отпусти Меня». Марии проще вернуть прежние отношения с Учителем, чем устанавливать новые. Она готова плакать над телом Усопшего, но пока не готова встретить Воскресшего и идти за Ним.

Существует принципиальное различие между Воскресением Иисуса и воскрешением Лазаря. Лазарь возвращается к прежней жизни, Иисус же делает шаг в новое бытие, не известное нам по нашему опыту. Его Воскресение – это не шаг назад, как у Лазаря, а шаг куда-то вперед, в жизнь, которая нам недоступна и непонятна.

Иисус говорит Марии: «Я… восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему» (Ин., 20:17). Он напоминает о тех уникальных отношениях между Ним и Богом, о которых говорил прежде, например в Нагорной проповеди.

Важно понять: всё Евангелие посвящено именно теме уникальности отношений между Богом как Отцом и Иисусом, Который открывает их нам через Свою проповедь и Свою жизнь, через всё то, что говорит и делает. Эти отношения Сына с Отцом, оставаясь уникальными, становятся также отношениями с Богом и Его учеников. Теперь Бог – это не только Его Отец, но и Отец тех учеников, к которым Он обращается, Он – Отец и Бог всякого ученика Иисуса.

Второе явление Иисуса – это вновь Его появление в закрытой комнате. Его ученики заперли двери, видимо боясь, что их схватят, побьют или сделают им еще что-то плохое. И вдруг является Иисус и показывает им на язвы Свои (см. Ин., 20:19-20). Об этом практически в тех же словах говорится в Евангелии от Луки. Воскресший предстаёт перед ними Тем Самым, Каким был на Кресте. Язвы на Его руках и ногах, кровь, запекшаяся на рёбрах, напоминают о Его страданиях. Он говорит: «Мир вам». Вспоминается 14-я глава Евангелия от Иоанна, где Иисус говорит: «Мир оставляю вам, мир Мой даю вам; не так как мир даёт, Я даю вам. Да не смущается сердце ваше и да не устрашается» (ст. 27). Слово «мир» (по-древнееврейски шалом) означает не тот мир, о котором говорит греческая литература, это не антоним к слову «война». Шалом – это открытость друг другу, исполнение заповеди любви к врагам, это молитва за тех, кто нас проклинает. Слова Иисуса «Мир вам» напоминают не только прощальную беседу, но и Нагорную проповедь с её словами: «Любите врагов ваших».

Эта тема мира как чего-то очень глубокого, не просто состояния без войны, но состояния полной открытости навстречу друг другу присутствует уже в Ветхом Завете.

«Если найдешь вола врага твоего, или осла его, заблудившегося, приведи его к нему. Если увидишь осла врага твоего упавшим под ношею своею, то не оставляй его; развьючь вместе с ним» (Исх., 23:4-5).

Значит, призыв вернуть врагу потерявшееся животное или помочь развьючить его – это то зерно, из которого вырастают новые отношения между людьми. Когда дружба или вражда отходят на второй план, то обнаруживается нечто гораздо более важное – необходимость в уважительном отношении к другому человеку, в оказании ему помощи – то, что можно назвать богословием протянутой руки, руки, поданной не только другу, но и врагу.

Эта тема, одна из магистральных в Евангелии, находит свое завершение во втором явлении Иисуса в Евангелии от Иоанна. Иисус напоминает здесь о том, о чем говорил в Нагорной проповеди. Появившись в книге Исход, эта тема переживает ряд трансформаций в книгах Премудрости и у пророков, пока не выливается наконец в Нагорной проповеди в формулу о любви к врагам.

Конечно, это очень трудно, почти невозможно – любить врага. Но Иисус не предлагает мораль запретов и разрешений, как это было до Него и как это бывает теперь: это запрещено, а это разрешено. Иисус дает нам мораль направления, мораль идеала, к которому важно стремиться, по дороге к которому нужно идти, но который, подобно вершинам Гималаев, для большинства остается недоступным. И тем не менее ориентиром, вне которого христианство невозможно.

Эта мораль во многом связана со словом шалом. Иисус говорит: «Как послал Меня Отец, так и Я посылаю вас» (Ин., 20:21). Но об этом уже говорилось в 17-й главе, в прощальной беседе. Мир, который Иисус оставляет ученикам, уникальность отношений между Ним и Отцом – основные темы прощальной беседы. Первосвященническая молитва Иисуса содержит в себе тему посланничества.

Об этом же речь идёт в Евангелии от Матфея. Дело в том, что в Евангелии посланный – по-гречески апостолос – равен пославшему его, в фигуре посланника присутствует полнота пославшего, поэтому к посланнику нужно относиться как к пославшему его. Иисус оставляет учеников Своими заместителями, посланниками. И коль скоро каждый из учеников является Его заместителем, то и отношения начинают складываться между ними (а следовательно, и между людьми вообще) совсем иначе, чем они складывались прежде. Мы должны помнить: любой человек оставлен Иисусом в качестве Его заместителя – кем бы он ни был. Это, наверное, очень трудно понять и ещё труднее принять, но в этом смысл того, о чем говорит нам Христос.

Воскресший преподает ученикам дар Святого Духа. «Примите Духа Святаго», – говорит Он (Ин., 20:22). В Деяниях апостольских речь пойдет об аналогичном событии. Ученики собрались в комнате, и на них нисходят языки пламени – им преподается дар Святого Духа (гл. 1). О разных событиях или об одном и том же говорят Деяния святых апостолов и Евангелие от Иоанна? В Деяниях ничего не говорится о том, что в этот момент Иисус является ученикам, а в Евангелии от Иоанна ничего не сказано о языках пламени. Но тем не менее ситуация одна и та же: ученики собраны вместе, и им преподается дар Духа Святого. Причина различий в рассказах заключается, скорее всего, в том, что повествователь касается здесь чего-то почти невыразимого, поэтому, хотя обстановка нарисована одна и та же – комната, где собрались ученики, – прикосновение Божие передано по-разному.

XII век. Сошествие Святого Духа. Афон

Здесь мы сталкиваемся с очень важным, но недостаточно хорошо описанным в литературе явлением действия Божия. Оно зачастую бывает таким, что в словах о нем не расскажешь, слова оказываются бессильными. Апостол Павел свидетельствует, что слышал глаголы, которые, как говорится в русском переводе, «человеку нельзя пересказать», в оригинале – «пересказать невозможно» (2 Кор., 12:4). Когда в Деяниях мы читаем, как по дороге в Дамаск апостолу Павлу явился Иисус, то в одном месте говорится, что ученики «стояли в оцепенении, слыша голос, а никого не видя» (9: 7), а в другом – что видели явление, но не слышали голоса (22: 9): «Свет видели и пришли в страх, но голоса Говорившего не слыхали». Конечно, возникает вопрос: в каком случае допущена ошибка?

Ошибки, однако, нет ни в первом, ни во втором случаях, просто явление, которое переживают Павел и находящиеся рядом с ним люди, таково, что передать его в словах невозможно. Литургическая традиция и Предание решают этот вопрос определенно: речь идет об одном событии, по-разному рассказанном. Этим кажущимся противоречием Евангелие говорит нам о том, что главное из опыта встречи человека с Богом в словах выразить невозможно.

Наконец здесь же Иисус произносит слова: «Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся» (Ин., 20:23). Эти слова повторяют мысль, дважды выраженную в Евангелии от Матфея – в главах 13-й и 18-й. Из всего того, что есть в Евангелии, эти слова, пожалуй, более всего смутят ортодоксального иудея, которому ясно, что прощать грехи может только Бог либо тот, против кого совершен грех, но не кто-то третий. Конечно, прощая человека, мы не освобождаем его от ответственности за содеянное. Мы снимаем с его сердца ту тяжесть, которая возникает после того, как он ощутил себя виноватым, грешником, которому необходимо покаяние. И ему дается сила для преодоления последствий этого греха. Опыт показывает, что грех может раздавить человека. Именно от такой раздавленности Иисус освобождает расслабленного.

Покаяние освобождает человека от раздавленности грехом, но не от ответственности за совершённое. Мы же зачастую воспринимаем отпущение грехов как акт освобождения от ответственности. Поэтому иной раз оказываются правы те критики христианства, которые говорят, что христианин может сколько угодно грешить, а потом покаяться – и всё ему простится. Разумеется, суть покаяния заключается в другом. Оно освобождает человека от тяжести, способной его раздавить. В таинстве покаяния человеку как бы дается возможность вспахать ту самую землю, что он некогда выжег, вспахать, чтобы вернуть ей прежнюю красоту. К сожалению, это не всегда получается, особенно если осознаны грехи против умерших. В этом случае долги по отношению к умершим нужно возвращать живым. Для того, кто не успел помочь своей бабушке, остаются чужие бабушки. В этом спасительность таинства покаяния – в его направленности не на прошлое, а на будущее.

Карл Блох. Явление Воскресшего Фоме

Третья встреча Иисуса с учениками происходит через неделю. Неожиданно появившись перед ними, Иисус обращается к Фоме – апостолу, который в прошлый раз отсутствовал и который отказывался верить, что Учитель воскрес, пока сам не увидит ран на Его теле. Это ещё одно свидетельство недоверия, за которое Иисус упрекает учеников в Евангелии от Марка; здесь это изображено как недоверие Фомы. Иисус обращается к Фоме и показывает ему Свои раны на руках, ногах и рёбрах, то есть предъявляет ученику Себя Распятого. И Фома узнаёт в Распятом Воскресшего, узнаёт, прикоснувшись к реальности Его страданий, к той бесконечной боли, которую Он претерпел на Кресте.

В этом смысле опыт Фомы сравним с опытом жён-мироносиц. Женщины увидели Воскресшего, потому что шли к Умершему. Они не отреклись от Него, осмеянного и казненного, и поэтому первыми встретили Воскресшего. Фома, прикоснувшись к ранам Иисуса, понимает, что Иисус воскрес. Говорить о Воскресшем, забывая о Кресте, невозможно, хотя мы иногда пытаемся это делать. Пустая гробница неотделима от Креста, на котором Он был распят; одно без другого теряет смысл.

Луи Боррасса (1360-1425) Пётр плывёт к Иисусу

Четвертый раз Иисус является ученикам на море Тивериадском, и они снова не сразу узнают Его. Но когда узнают, хотя и не смеют в это поверить, Иисус берёт хлеб (в греческом тексте употреблен тот же глагол ламбано – «беру», что и в рассказе о Тайной Вечере и в рассказе об умножении хлебов) и говорит им: «Приидите и ядите», то есть совершает таинство Евхаристии (Ин., 21:12-13). В описании этого, четвертого явления о Евхаристии говорится как о центре духовной жизни христиан.

Явившись ученикам в последний, пятый раз, Иисус спрашивает Петра: «Любишь ли ты Меня?» – причем трижды задаёт, казалось бы, один и тот же вопрос. Но из греческого текста становится ясно, что сначала Иисус спрашивает, употребив глагол агапао, – любишь ли ты Меня той возвышенной любовью, которой можно любить только Бога? Затем Он употребляет глагол филео – любишь ли ты Меня как Друга? Значит, читая по-гречески, можно понять, что Иисус ждет от Своих учеников не поклонения, а любви к Нему как к Другу, любви деятельной, воплощённой в реальных делах. Услышав ответ, которого ждал: «Ты знаешь, что я люблю Тебя», – Он говорит: «Иди за Мною». Итак, оказывается: чтобы быть христианином, нужно следовать за Христом по той дороге, по которой Он уже прошёл.

Взглянув на другого ученика, «которого любил Иисус», Петр спрашивает: «Господи! а он что?» – и на это Иисус отвечает: «Что тебе до того? ты иди за Мною» (Ин., 21:21– 22). Из этого текста также можно извлечь очень важный урок: задача христианина заключается не в том, чтобы задумываться о пути другого, а в том, чтобы быть честным на собственном пути за Христом. Путь другого – это результат его личных отношений с Христом, его личной веры в Бога. Задача же христианина – изжить в себе ненависть, зависть и всякие дурные чувства по отношению к другому человеку и стараться помочь, если тому плохо, но не пытаться переделать тот путь, по которому он идёт. И в этом отношении мы постоянно оказываемся в ситуации людей, не услышавших ответ Иисуса Петру.

Итак, во время пяти явлений Иисуса, о которых рассказывают нам 20-я и 21-я главы Евангелия от Иоанна, Иисус касается самых важных тем, связанных с жизнью христиан, – тех, кто поверил в Него.

Он говорит о погружении в уникальные отношения между человеком и Богом как Отцом;

о том, что Его отношения с Богом становятся, не теряя своей уникальности, характерными и необходимыми также и для Его учеников;

Он говорит о мире, вне которого нет христианства, о полноте открытости друг другу;

показывая Свои раны, Он возвращает нас к Кресту, к той человеческой боли, которой куплена наша свобода и жизнь во Христе, – это дается непросто, через Его язвы;

Он говорит о любви, которая должна царить в мире, центром которого оказывается Он;

Иисус говорит о следовании за Ним, без чего нет христианства;

о прощении грехов и даре Святого Духа, о посланничестве христианина и его

миссии в мире,

о Тайной Вечери и таким образом о таинстве Евхаристии.

Таким образом, нет ни одной темы из отраженных в Евангелии, которые так или иначе не прозвучали бы в этих последних главах. Из этих тем складывается всё Евангелие.

Пять раз является Иисус ученикам в Евангелии от Иоанна, и при этом они зачастую не могут сказать, действительно ли минуту назад Он был здесь, а в тот самый момент, когда Он является, как бы не видят того, что Он рядом. Что это такое, очень хорошо почувствовал Данте, который вспомнил в XXI песни «Чистилища» о том, что, «как рассказывает Лука, Христос явился (apparve) двум, которые были в пути, уже восставший (surto) из проёма Своей гробницы». Поэт, разумеется имевший в виду встречу учеников с Воскресшим Иисусом в Эммаусе, сумел показать, что Иисус был сначала не только не узнан, но и словно вообще не замечен учениками, которые действительно продолжали говорить друг с другом, будто вообще не видя Путника, который, «приблизившись, пошел с ними» (Лк., 24:15).

Данте вспоминает об этом моменте, рассказывая о том, как он с Вергилием встретили тень римского поэта Папиния Стация; когда он приблизился, говорит Данте, «его мы не заметили, он сам к нам обратился». Именно так было, и это подчёркивает автор «Божественной комедии», и с Клеопой и другим учеником, возможно самим евангелистом, по дороге в Эммаус – они обратили внимание на своего спутника только в то мгновение, когда Он Сам заговорил с ними. Можно только поразиться тому, насколько тонко и глубоко понял и осмыслил Данте этот евангельский текст, но, вероятно, такова уж природа гениальности, что настоящий гений каким-то шестым чувством видит то, чего не замечают другие.

Иисус всегда является либо в полутёмной комнате, либо в утреннем тумане, либо в лучах восходящего солнца, является одной Марии Магдалине или ученикам, когда их несколько, но никогда – при большом стечении народа. Явление Воскресшего – всегда тайна. Из этих явлений – таких странных, необъяснимых – постепенно вырастает то чувство жизни в присутствии Иисуса как Друга, о котором будет рассказано в Деяниях Святых Апостолов.

В этой книге говорится лишь об одном явлении Иисуса ученикам, после чего Он уходит (гл. 1-я). С другой стороны, в Деяниях нет ни одного места, где бы Его присутствие как Друга не ощущалось. Тот период, о котором рассказывают две последние главы Евангелия от Иоанна, заканчивается. Ученики оказываются в совершенно ином мире. Зримо Учителя с ними больше нет, но теперь они живут в Его присутствии как Друга, они видят Его, но уже не глазами, а только сердцем, которое любит и горит (ср. Лк., 24:32) от этой любви. Поэтому очень важны последние слова Христа, обращенные к Петру: «Любишь ли ты Меня?» – и ответ Петра: «Господи, Ты всё знаешь, Ты знаешь, что Я люблю Тебя».

В знаменитом «Маленьком принце» у А. Сент-Экзюпери Лис, обращаясь к главному герою, произносит удивительные слова: «Вот мой секрет. Он очень прост: зорко одно лишь сердце (on ne voit bien qu'avec le coeur). Самое главное невидимо (invisible) для глаз». Только сердцем можно увидеть, но не просто почувствовать, а именно увидеть или даже разглядеть (voir bien) самое главное (essen-tiel) – Воскресшего. Невидимое для глаз (invisible pour les yeux) становится видимым для сердца. Секрет Лиса из сказки Сент-Экзюпери оказывается главным открытием христианства.

Христианство – не сумма истин, которые можно выучить или усвоить, но сама наша жизнь, сама реальность. Поэтому очень важно, чтобы и наша собственная жизнь выстраивалась согласно церковному преданию, основную часть которого составляет текст Нового Завета. Когда-то святитель Иларий из Пуатье сказал, что сила Писания заключается не только в том, чтобы оно было прочитано, но в том, чтобы было понято (эту фразу любил цитировать отец Георгий Флоровский). Личная задача каждого христианина заключается в том, чтобы за сохраненными для нас в тексте Евангелия картинами, которые порой кажутся разрозненными, увидеть то единое Послание, с каким Христос обращается к каждому из нас и ко всем нам вместе.