Текст книги "Дневник комиссара"

Автор книги: Георгий Кулаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Глава третья

Опять мы в пути. Я молча иду среди товарищей, иногда перебрасываюсь с кем-нибудь словом и снова молчу и думаю. Вот идет рядом со мной мой бессменный адъютант Саша Красовский, бесшумно шагает своей легкой походкой Староверов, чуть подальше мелькает черноволосая голова казаха Дарбека Абдраимова – нашего отрядного изобретателя, остроумного и находчивого. А там, где Дарбек, безошибочно можно найти Сашу Творогова.

…Бывают на свете такие люди, которые располагают к себе с первого взгляда. Я никогда не забуду нашу первую встречу с Твороговым. Мы только что похоронили замученную фашистами дочь лесника Копылова и собирались идти дальше, как неожиданно из леса вышел невысокого роста человек, одетый в форму старшего лейтенанта. Розовощекий, с едва намечающимся пушком над верхней губой, с большими красивыми глазами, он вполне мог сойти за переодетую девушку, если бы не его мускулистая фигура и короткая мужская стрижка.

Приложив руку к фуражке, он четким строевым шагом подошел к нам и отрапортовал:

– Старший лейтенант Творогов, выхожу из окружения. – И необыкновенно приятная улыбка осветила его лицо. Что-то подкупающее было и в его улыбке и во всей его внешности, и всем сразу стало ясно, что это замечательный парень. Александр Творогов пришел к нам с оружием в руках. Война застала его на западной границе, в одном из подразделений Красной Армии, где он был сотрудником оперативного отдела. Он пришел не один, вместе с ним в отряд влилась большая группа бойцов и офицеров Красной Армии, которые в первые дни войны попали в окружение, но, несмотря на это, продолжали сражаться с фашистами. Они делали все, что могли: жгли автомашины, сеяли панику среди гитлеровцев в занятых врагом деревнях и медленно продвигались к линии фронта.

Все они беспрекословно подчинялись Саше Творогову и стали ценным пополнением в нашем отряде.

Редко встречаются такие скромные, деликатные и в то же время решительные и мужественные люди, как этот молодой, почти мальчишка, командир. Но у каждого человека есть слабости. Саше очень хотелось казаться старше своих, чуть перешедших за двадцать, лет, поэтому он старался быть сдержанным и степенным в движениях и часто морщил лоб. Правда, это ему мало помогало, возраст не прибавлялся, но, несмотря на молодость, Саша пользовался авторитетом, который порой имел далеко не каждый пятидесятилетний.

Александр Федорович Творогов скоро стал начальником разведки нашего отряда. Вот и сейчас он хмурит брови и внимательно слушает, что говорит ему Абдраимов, а тот, видимо, рассказывает что-то веселое, и Саша не может удержаться от улыбки. Вообще многие «крылатые слова», брошенные Дарбеком, прочно вошли в наш лексикон. Ему, например, принадлежит выразительная команда «Делай белый шиворот», пользующаяся неизменным успехом у партизан. Означала эта команда следующее. Во время ночных переходов, когда выбившиеся из сил люди засыпали на ходу и могли потерять друг друга, Дмитрий Николаевич приказал прикреплять сзади на воротнике носовой платок или любую белую тряпку. Тогда, видя белое пятно на спине идущего впереди товарища, боец шел за ним, и колонна сохраняла строй. Как только темнело, Медведев передавал по колонне: «Повесить на спину носовой платок или белую тряпку». С легкой руки Дарбека эта команда превратилась в лаконичную фразу: «Делай белый шиворот».

Также вошла в историю отряда и стала традиционной «болтушка по-казахски», которую Абдраимов мастерски готовил из любого зерна, она всегда получалась одинаково вкусной.

Вообще наш хозвзвод заслуживает, чтобы о нем рассказали особо…

Командовал этим взводом Петр Егорович Латушкин. Спокойный, рассудительный и выдержанный, он прекрасно справлялся со своими весьма разнообразными обязанностями. Ведь хозвзвод занимался не только тем, что обеспечивал отряд всем необходимым. Это было настоящее боевое подразделение, постоянно участвующее в стычках с врагами и, кроме того, проводившее разведку.

Так называемые «гитлеровские заготовители» часто совершали налеты на деревни, и хозвзводовцы подстерегали их, забирали у них транспорт, отбирали все награбленное. Большую часть раздавали крестьянам, а часть брали в отряд. Все бойцы хозвзвода стали хорошими агитаторами, так как им больше, чем другим партизанам, приходилось вступать в контакты с местным населением и вести с ним политико-воспитательную работу. У каждого бойца хозвзвода есть своя «особая» специальность: Франц Игнатьевич Наркович – шеф-повар, лейтенант Волков – портной, а о парикмахере Филиппе Ивановиче Куринном нельзя не сказать несколько слов.

…Филипп Куринный буквально был влюблен в свою профессию и заслуженно считался мастером своего дела. В свободное от боев время он раскладывал на пеньке нехитрые «орудия производства» и начинал охотиться за клиентами. Он даже составил расписание и строго следил за тем, чтобы все регулярно стриглись и брились. И горе было тому, кто пытался уклониться от этой процедуры, – непреклонный Куринный гонялся за такими недобросовестными клиентами по всему лагерю, держа в руке сверкающую бритву. Зрелище было достаточно впечатляющее и служило поводом для многих веселых шуток. Я брился ежедневно, а стригся раз в неделю, за это меня Куринный особенно уважал, а на Медведева, который отращивал бороду, сердился и даже обижался. А однажды Филипп устроил настоящий скандал, происшедший по следующему поводу.

В нашей отрядной газете «За Родину» появилось объявление такого содержания:

«Командование отряда объявляет конкурс на самую большую бороду. Срок конкурса – 1 октября 1941 года. Победителю выдается премия – сапоги с гитлеровского генерала».

Прочитав эту заметку, Куринный даже изменился в лице и долго приставал к членам редколлегии с просьбой назвать имя автора (тот благоразумно решил остаться неизвестным), но редколлегия свято хранила тайну. Филипп потребовал дать в следующем номере опровержение и успокоился только тогда, когда командир заверил его, что это не персональный выпад против него, а безобидная шутка и что все по-прежнему будут обязаны бриться и стричься.

Кстати, надо отметить, что такая острая реакция на заметку в газете, как у Куринного, была не в новинку ни мне, ни Медведеву. Газету в отряде любили, считались с мнением «печати» и с нетерпением ожидали выпуска каждого нового номера. Сначала газета выходила на листках, вырванных из блокнота, потом выросла и стала по своим размерам как боевой листок, какие издавались в частях Красной Армии, только наша «За Родину» писалась от руки и даже стала выходить тиражом в… 2 экземпляра!

* * *

Условия, в которых находился отряд, не позволяли оформлять вступление в партию так, как обычно. Для того чтобы стать кандидатом партии, достаточно было желающему и тому, кто дает ему рекомендацию, выступить на общем собрании с соответствующим заявлением. Потом, после возвращения в Москву, все эти материалы были оформлены надлежащим образом, утверждены соответствующими партийными инстанциями. Так мы приняли в кандидаты партии больше 25 человек, и все они стали достойными коммунистами.

Как вырос отряд! Сколько новых лиц! Разве можно сравнить эту мощную колонну с небольшим отрядом, вышедшим из «Строителя». Основное наше пополнение – это бойцы и офицеры Красной Армии, попавшие в окружение и пробивающиеся к фронту, а также жители из временно оккупированных врагом местностей.

Запомнился такой курьезный случай. Отряд расположился на ночлег. После трудного перехода все сразу заснули как убитые. Не спали только часовые, да мы с Дмитрием Николаевичем обсуждали план на завтрашний день.

– Товарищ командир, где-то дрова колют! – вдруг раздался громкий шепот, и в шалаш ворвался встревоженный Латушкин. Мы прислушались… Действительно, в ночной тишине было слышно, как кто-то рубил топором.

Надо проверить. Отправили разведку, но никого не нашли, хотя все говорило о том, что совсем недавно рядом были люди. Присоединившиеся к нам накануне четыре человека (среди них – Герой Советского Союза Михаил Иванович Сипович и полковник Сиденко) говорили, что они тоже долго искали наш отряд, прежде чем нашли его. Майор Сипович высказал предположение, что это организованная группа из двенадцати человек, о которой они слышали раньше. И будто бы она тоже ищет наш партизанский отряд.

Необходимо сказать несколько слов о Михаиле Ивановиче Сиповиче.

Звание Героя Советского Союза Михаил Иванович получил в 1940 году за героизм и мужество, проявленные в боях на Карельском перешейке при штурме так называемой линии Маннергейма. Война застала полк Сиповича на западной границе: в первый же день он был отрезан танками противника и попал в окружение. До второй половины июля полк Сиповича вел тяжелые оборонительные бои с противником. Затем пробивался на восток, чтобы перейти линию фронта и соединиться с частями Красной Армии… В нашем отряде Михаил Иванович был назначен командиром группы. В этом немалую роль сыграли его большой военный опыт и ровный, спокойный характер, умение ориентироваться в любой сложной обстановке, а главное, простота и скромность этого человека. Так же легко вошел в наш коллектив и полковник Сиденко…

Как выяснилось позже, Сипович был прав – эти двенадцать искали нас, но, услышав свист и крики, решили, что это фашисты, и ушли. Так играли мы в кошки-мышки, бегая друг за другом, хорошо, что в конце концов они наткнулись на наших разведчиков и те привели их с собой в отряд. Вот и сейчас эта группа идет с нами в общем строю…

Мы прошли еще несколько километров по лесу и расположились на привал. Быстро поставили шалаши, зажгли костры, развесили мокрые портянки, хозвзводовцы под руководством «шеф-повара» Франца Игнатьевича начали хлопотать у котлов, и мы уже предвкушали заслуженный отдых и горячую «болтушку по-казахски», как вдруг раздались орудийные выстрелы, и один за другим возле лагеря начали падать снаряды.

Медведев срочно вызвал к себе капитана Небылова и лейтенанта Цароева и дал им задание пойти в разведку.

– В случае необходимости примите на себя первый удар, – сказал он, – и доложите обстановку.

Небылов и Цароев с группой ушли. Прошло минут сорок. Наконец, разведчики вернулись и сообщили следующее.

«Вражеской артиллерией» оказались восьми– и десятилетние ребятишки из соседней деревни. Они нашли в лесу поврежденный танк, орудие которого было в полной исправности, и начали стрелять из него. Снарядов было много, и обстрел продолжался целый час, пока его не прекратили наши разведчики. Правда, во избежание неприятностей малолетние канониры отворачивали головки снарядов, поэтому разрывов не было. Вообще, надо сказать, во время нашего продвижения по лесам часто приходилось слышать где-то вдали, а иногда и совсем близко ружейную и пулеметную стрельбу. Иногда это были гитлеровцы или полицейские, но сплошь и рядом стреляли ребята из ружей, пулеметов и винтовок. Ведь в лесах после прошедших боев оставалось много исправной техники, как фашистской, так и нашей. Стояли танкетки, зенитные и простые пулеметы, валялось много патронов. Нам удалось собрать тысяч двенадцать патронов, что значительно пополнило наш арсенал.

Здесь придется сделать небольшое отступление. В чем мы всегда нуждались, это во взрывчатых материалах. Одним из основных источников были минные поля. Мы находили их и с риском для жизни, так как никто из нас почти не знал саперного дела, извлекали взрывчатку из мин.

Однажды мы узнали, что в одном из населенных пунктов находится гитлеровский склад аммонала. Взрывчатку удалось доставить, но, к сожалению, аммонал оказался слежавшимся и сырым. Сушить его в лесу было негде. И вот пришлось каждый кусочек аммонала – а его привезли около двухсот килограммов – разминать руками, потом раскладывать на плащ-палатках и сушить над кострами. Толком никто не знал, взрывается ли аммонал от огня или нет, поэтому мы страшно рисковали. Аммонал не взрывался, но от него шел такой удушливый запах, что многие отравились, а у тех, кто разрыхлял порошок, распухали руки. Только через несколько суток люди почувствовали себя окончательно здоровыми, но еще долго по желтым, как в перчатках, рукам узнавали «сушильщиков аммонала». Потом, что было особенно приятно, мы взрывали фашистские эшелоны их же собственным аммоналом.

Больше никаких особых происшествий за последние дни не произошло. Латушкин угостил всех лепешками своей выпечки: тонкие, плоские, из ржаной и овсяной муки с отрубями. Все ели и похваливали, а потом долго вынимали из зубов солому. Наш радист Анатолий Шмаринов сидел за рацией, пытаясь связаться с фронтом. Он сосредоточенно хмурил брови, передвигал рычажки, чутко прислушивался. Сквозь шум, писк и другие помехи он старался поймать знакомые позывные. На этот раз ему не удалось, и Анатолий мрачнее тучи отошел от рации.

«21 сентября.

…Присоединилось еще 20 человек. У них есть радиоприемник с динамиком. Хорошие ребята, начали работать самостоятельно… Мы углубились в лес. Произвели реорганизацию отряда (создали два подразделения, комендантскую команду и хозяйственный взвод).

…Присоединилось еще 4 человека. Связались с действующим здесь отрядом старшего политрука Соколова (его отряд состоял из попавших в окружение офицеров и бойцов Красной Армии) и Клетнянским партизанским отрядом, которым командует Глебов и комиссар Семенов… Разведка сообщила хорошие данные, завтра устроим засаду. Другая группа принесла соль, муку, крупу, ведра. Они были в рабочем поселке, полностью уничтоженном, сожженном и разграбленном фашистами, здесь гитлеровцы расстреляли всех мужчин в возрасте от 10 до 90 лет. Будем мстить! От этих зверств кровь закипает!»

Выделили две группы: одна пошла в засаду на дорогу, другая, где были Медведев со своим неизменным адъютантом Королевым и я, пошла к поселку на 10-м или 11-м километре Клетнянской железной дороги.

Несколько дней назад возле этого поселка мы взорвали воинский эшелон, и много фрицев отдало здесь богу душу. На опушке леса, подходившего к домам, стояла подвода, в которой грудой были навалены будильники, белье, зеркала, платья, сапожные щетки, даже катушки с нитками.

Среди тлеющих остатков домов маячили фигуры фашистов, они часто нагибались и что-то поднимали среди головешек и трупов. По-видимому, искали, нет ли еще уцелевших вещей.

– Королев, обойди поселок с левого фланга, со стороны железной дороги. Товарищ Чернов, вы с группой обойдете правый фланг. Мы с комиссаром в 11.00 атакуем фашистов с фронта; по моему сигналу – взрыв гранаты – наносите удар одновременно с обеих сторон, – приказал Медведев.

Коля Королев и батальонный комиссар Михаил Чернов скрылись в лесу. Мы стали подходить к поселку. Вдруг кто-то из бойцов неожиданно выстрелил – сказалось нервное напряжение, – и мы вынуждены были немного ранее назначенного срока ворваться в горящий поселок.

Дмитрий Николаевич бросил гранату. Послышались автоматные очереди и крики: «Ура!», «За Родину!», с правого и с левого флангов выскочили наши товарищи.

Завязался бой. Ни один из гитлеровцев не ушел живым. Правда, в этом бою Медведев и Чернов были ранены. У Дмитрия Николаевича пуля застряла в ноге, и он не мог идти. С поля боя командира вынес на руках его адъютант Николай Королев. Он нес Дмитрия Николаевича до базы отряда несколько километров. Каждую минуту могли напасть враги, но нам удалось благополучно добраться до своих.

Наш доктор вынул пулю из ноги командира. Операция прошла хорошо. Положение Михаила Чернова оказалось куда более серьезным, чем мы думали. Он был ранен в живот и очень ослаб от потери крови.

– Чернову надо срочно делать переливание, – сказал, подойдя ко мне, Саша Файнштейн. – У него первая группа, к счастью, у меня тоже первая. Разрешите начать?

Чернов был очень бледен, он считал, что его рана смертельная, но держал себя на редкость бодро. Правда, его беспокоила судьба оружия, партбилета и других документов. Он просил их сохранить, а главное, просил всячески поддерживать в отряде бодрое настроение. Он твердо и до конца верил в победу над врагом и завидовал тем, кто доживет до того времени.

…Файнштейн взял у себя 150 кубиков крови и блестяще сделал переливание. По-видимому, кровь нашего доктора была отличного качества, и Чернов, обманув смерть, стал поправляться.

* * *

«24 сентября.

Сегодня ровно месяц, как мы из Москвы, и уже два месяца и пять дней, как я не видел Риту и Петьку. Самое главное то, что уже месяц я не получаю, по вполне понятным причинам, от них писем, хотя я уверен, что они находятся в хороших условиях. Королев да и вообще все ребята проявляют трогательную заботу о раненом командире. Сделали ему костыли…»

Дмитрий Николаевич, прихрамывая, шагает впереди отряда. С каждым днем ему становится лучше, но ходить все равно еще трудно. Он идет, тяжело опираясь на костыли, и морщится от боли, когда его никто не видит. Молодец! Все невольно подтягиваются, равняясь на него, – вот что значит личный пример!

«3 октября.

Выслали разведку для поисков нового места под базу. Выделили одно отделение для уничтожения самолетов. Тут проходит их трасса, и летают они очень низко. Отделение отправилось на операцию. Присоединились еще 11 человек. Говорят, что здесь уже действует фашистский карательный корпус – на тридцати машинах, но в леса гитлеровцы идут не очень охотно.

Среди пополнения, молодой семнадцатилетний парнишка. Он ушел из дому, достал русскую автоматическую винтовку СВ, присоединился к красноармейцам и заявил, что хочет воевать. Сам он из Могилевской области. Веселый парнишка. Зовут его Иосиф.

Расшифровали телеграмму, полученную вчера. Есть указание о немецком штабе в Клетне и о железной дороге Кричев – Унеча.

Пришли представители действующей здесь группы, переговорили с ними, оставили у нас одного из своих для связи. Появилась новая поговорка: «Чем дальше в лес, тем больше партизан».

С каждым шагом по тылам противника меняется обстановка, с каждым шагом меняемся и мы сами. Люди становятся сноровистее, находчивее. Неожиданным удовольствием для нас стала охота на самолеты. Сравнительно легко можно было сбить низко летящий «юнкерс», «хейнкель» или «раму», если использовать бронебойные пули. На нашем счету уже несколько стервятников. Мы бьем их из винтовок и пулеметов…

Мы пишем листовки, пишем их от руки на отдельных листочках бумаги. В наших условиях это нелегкий труд. Ведь в отличие от стенгазеты главное для листовок – тираж. Вот и приходится печатать «тираж» с помощью авторучки. Мы придаем большое значение этой работе. Поднять дух населения, вдохнуть веру в силу Красной Армии, в грядущую победу едва ли не важнее, чем разведка и уничтожение отдельных фашистских отрядов. Люди благодарны нам за правду, бережно прячут они наши листовки, написанные разными почерками, и передают их дальше. Греют души простые, доходящие до сердца слова.

Листовки обычно сочиняли мы с командиром, и даже сейчас, когда я гляжу на пожелтевшие от времени страницы, я чувствую силу этих безыскусственных строк.

«П р о ч т и  и  п е р е д а й  т о в а р и щ у!

Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

Превращением в сплошной фронт временно оккупированной территории Советского Союза ускорим разгром фашизма!

Силы Красной Армии растут с каждым днем. Наши резервы неисчислимы. Советский тыл показывает образцы стахановского труда – растут ряды двухсотников, выполняющих не меньше двух норм в день…

Вам, находящимся в фашистском тылу, ясно видно, что у Гитлера не хватает войск, что резервы его полностью исчерпаны. Германия охвачена голодом, но, так как Гитлер бросил всех своих солдат на фронт, сейчас у него нет людей даже для того, чтобы грабить вас. Он это надеется сделать потом. Видя провал «молниеносной» войны, фашистский зверь бросил все свои последние силы на фронт, чтобы добиться каких-либо успехов. Но это стоит ему огромных жертв. За один только день фашисты потеряли в западном направлении 12 тысяч человек, 90 танков, много самолетов, машин, оружия, боеприпасов. В фашистском лагере разлад: Италия и Финляндия отказываются посылать для Германии на Восточный фронт свои войска. В Черногории партизанские отряды совершенно изгнали фашистов со своей земли.

Братья и сестры, колхозники и единоличники, рабочие и служащие, бойцы, командиры и политработники, находящиеся в тылу фашистских войск!

Превратите в сплошной фронт всю временно оккупированную территорию! Сейчас никто не должен сидеть сложа руки! Объединяйтесь в партизанские отряды и бейте фашистскую гадину где только можно и чем только можно. Наша Родина требует не давать фашистским бандитам покоя ни днем, ни ночью, уничтожать все, что может пойти на усиление коварного врага: жечь хлеб, уничтожать подвижные составы, железные дороги, взрывать мосты и пр. Отнимайте у фашистов оружие и обращайте его против них же. Уничтожайте их обозы, бейте грабителей-фашистов при их первом появлении. Пусть фашистские гады почувствуют силу и сплоченность советского народа. Кровь за кровь, смерть за смерть! Вот наше правило, вот наш закон. Фашистам нет пощады!

Фашистская гадина должна быть раздавлена!

Час расплаты с кровавым фашизмом близок!

Победа будет за нами!

Командир партизанского отряда Медведев,

комиссар партизанского отряда Кулаков».

* * *

Наш лагерь расположился недалеко от Клетни, и клетнянская дорога попала под контроль партизанского отряда. Движение на дороге было очень оживленным – шли обозы, машины, подводы, и партизаны время от времени устраивали засады. Важно было выбрать только удачный момент и наиболее подходящий объект для нападения. Одним из таких интересных объектов был штаб 576-го саперного батальона. Этот батальон работал на важной магистрали, по которой шли гитлеровские войска. Разведчики донесли, что на следующий день утром батальон будет перебираться на новые квартиры и, значит, нам надо устроить фашистам достойную встречу.

Медведев поручил встретить «дорогих гостей» начальнику штаба Дмитрию Староверову. Сборы были недолгими, бесшумными и энергичными. Не в первый раз вспомнив добрым словом нашу учебу в «Строителе», партизаны притаились в кустах, поджидая врага. Гитлеровцы медленно тащились по широкой дороге. Впереди шел вездеход, за ним на небольшом расстоянии двигались две штабные машины, мотоцикл и две танкетки. Далее тянулись грузовики с солдатами.

Медведевцы залегли по обеим сторонам дороги и затаились.

– Вездеход не трогать! Огонь открыть по штабным машинам и танкеткам, – шепотом скомандовал Староверов. – Сигнал – мой выстрел!

Напряженное ожидание. Враг сам шел в ловушку, и теперь дело было только за партизанами.

– Без моего сигнала не стрелять! – последовало второе распоряжение Староверова.

Совсем близко, чуть не задевая придорожные кусты, прополз вездеход. Староверов осмотрелся, придвинул к себе гранаты.

Первым выстрелом он убил шофера штабной машины и дал сигнал к наступлению. Машина резко остановилась, на нее налетела вторая. Со всех сторон на гитлеровцев посыпались гранаты, раздались залпы, перевернулся подбитый мотоцикл. Среди фашистов началась паника… Танкетки сразу же повернули обратно, за ними на всей скорости понеслись грузовые машины. Фашисты даже не пытались сопротивляться, партизаны стреляли им вдогонку. С грузовиков в ответ открыли беспорядочную стрельбу по кустам, растущим вдоль дороги. Особенно отличился Староверов. Наш снайпер бил без промаха, и уцелевшие фашисты, повернув, бежали с поля боя. Староверов подошел к штабным машинам, взял документы, знамя батальона.

Место недавнего боя превратилось в костер. Горели вражеские мотоциклы и грузовики. Было убито около тридцати фашистских солдат и офицеров, свыше пятидесяти ранено, захвачено много оружия и продовольствия. Смелая операция была проведена без потерь. Не было даже ни одного раненого.

Группа Староверова принесла Медведеву захваченные у противника трофеи, штабные документы, знамя фашистского батальона.

Вечером Толя Шмаринов с гордостью передал командованию Красной Армии сообщение о разгроме штаба 576-го немецкого саперного батальона.

…Мы всегда собирались вечерами, подводили итоги и утверждали план на следующий день. Такие вечерние «посиделки» у костра еще больше сближали людей, помогали лучше узнать друг друга. Если посмотреть на лагерь со стороны, то он являл собой интересную картину. На близком расстоянии стояли шалаши из тонких деревьев, согнутых вершинами друг к другу. Сверху это сооружение накрывалось ветками и еловыми лапами. Подсохшая хвоя имеет свойство вспыхивать, как порох. Особенно часто мы горели в самом начале нашей деятельности, когда еще не научились достаточно осторожно обращаться с огнем. Начинался пожар обычно так: ночь, в лагере тихо, все, кроме часовых, спят… Вдруг раздается чей-нибудь крик, все выскакивают из шалашей, и мы с Медведевым видим зарево. Горит какое-то подразделение. Сами «погорельцы» и их соседи общими силами тушат огонь. Пламя постепенно утихает, но неожиданно начинается беспорядочная стрельба. Общее недоумение и замешательство. Потом все становится понятным – в шалаше остались патроны, гранаты.

– Всем отойти от огня! – командует Медведев.

Постепенно наш лагерь принимает более обжитой вид; шалаши делают более умело, появляется кое-какое хозяйство: у нас уже четыре лошади и две коровы (всех коров ласково называли энзочками от слова «энзе» – неприкосновенный запас). Даже есть баня – сооружение из еловых щитов, за ними зажигаются костры, греются ведра с водой.

Мы недолго пробыли в этом лагере. Москва дала задание – вывести из строя железную дорогу на участке Кричев – Унеча. Гитлеровцы рвались к столице, и надо было во что бы то ни стало остановить движение поездов с вражеской техникой и войсками. Мы вышли из лагеря ночью и направились к Батаеву. Дождь, в лесу темно, хоть глаз выколи, и в довершение всего мы сбились с дороги. Положение не из приятных, тем более что отряд обязательно должен до утра перейти шоссе. Днем это сделать невозможно – по шоссе беспрерывно движется противник.

– Найдите проводника в ближайшей деревне! – приказал Медведев.

Скоро разведчики вернулись. За ними шла женщина, закрыв от дождя голову и плечи сложенным мешком.

– Мамаева, – представилась она, – пойдемте, проведу.

Женщина шла впереди отряда, уверенно ведя нас за собой. Уже начало светать, когда мы вышли к шоссе – в это время оно было пустынно.

– Здесь можно переходить, по ту сторону шоссе всюду лес. А мне, – тихо сказала Мамаева, – пора возвращаться, дети у меня дома одни…

– А сколько их? – спросил кто-то.

– Трое, – так же тихо ответила она.

– Смирно! Равнение на проводника! – скомандовал Медведев.

Отряд замер в строю.

– Не надо, не надо! Что вы! – замахала руками Мамаева и быстро скрылась в лесу.

Я посмотрел на взволнованные лица товарищей. Слова были излишни.

А сколько было у нас таких встреч!..

Однажды Медведев, Королев, Саша Красовский, я и группа бойцов нашего отряда, возвращаясь с боевой операции, зашли на одинокий хутор, стоявший на опушке леса.

Только мы расположились в хате, как с поста прибежал часовой и доложил, что появилась автомашина с гитлеровцами. Мы выскочили во двор, когда машина уже въезжала в ворота. Гитлеровцев мы застали врасплох. Они совершенно растерялись и подняли суматошную стрельбу. Пули свистели над нашими головами, но никто из нас не был даже ранен. Через некоторое время все было кончено – фашисты навсегда остались лежать на одиноком хуторе.

По документам убитого офицера, возглавлявшего этот отряд, мы узнали, что они ехали в волостной центр проводить совещание старост.

– Смотри, Георгий, – Дмитрий Николаевич повернулся ко мне, – староста ближайшего к нам села до прихода немцев был председателем колхоза, не может быть, чтобы он оказался предателем. Я слышал, и колхозники о нем хорошо отзываются. Надо с ним поговорить.

Дмитрий Николаевич связался с этим человеком. Командир не ошибся: это был настоящий патриот, который впоследствии оказал отряду немало ценных услуг. Медведев лично руководил его «работой», инструктировал, как вести себя с гитлеровцами, какие собирать сведения и т. д. «Ученик» оказался понятливым и так понравился фашистам, что те назначили его волостным старостой. И на этом высоком посту он продолжал поддерживать связь с нашим отрядом и работать по заданиям Дмитрия Николаевича.

Однажды в отряд пришла женщина и принесла партийный билет своего мужа. На него донес бывший кулак. Видимо, хотел свести счеты с бывшим председателем сельсовета, а тем самым и с Советской властью. Фашисты повесили патриота, а мы отомстили предателю. Но таких подлецов было мало. Большинство населения, несмотря на все трудности, верило в победу и лютой ненавистью ненавидело захватчиков. Люди радовались любому живому слову, жадно читали наши листовки, слушали информации. Старались нам помочь.

На следующее утро после того, как отряд разгромил автомашину с гитлеровцами, появилось еще два грузовика. По-видимому, фашисты приехали за той группой, которую мы уничтожили. Бойцы атаковали врага, разгромили его и принесли нам документы, оружие и обмундирование. Как выяснилось, эти гитлеровцы – «ландвирты» тоже созвали совещания старост по вопросу о борьбе с партизанами и о поставках немецкой армии. Все это было подробно сказано в захваченных документах.

Старосты долго ждали своих хозяев в волости и так, не дождавшись, разошлись. Совещание было сорвано.

Слух об уничтожении ландвиртов разнесся быстро. Весть о том, что движется огромный отряд с танкетками, передавалась из уст в уста, вселяла панику во врага и вызывала радость у местного населения. Как известно, у страха глаза велики – фашисты нашу кухню приняли за танкетку, да еще во множественном числе. Ну что же, это хорошо, когда враг боится каждого куста и каждого камня!