Текст книги "Прикладная философия"

Автор книги: Георгий Герасимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

При таком аналитическом делении общества существенен также вопрос, когда проводится эта оценка. Если речь идет о том, как люди проголосуют на выборах, или по какую сторону баррикад окажутся в случае гражданской войны, то результат будет один. На него в частности может очень серьезно влиять непосредственный подкуп или массированная информационная атака накануне такого возможного противостояния. А если речь идет о социальных тенденциях, проходящих за значительные времена, когда мнение отдельного человека ни чего всерьез не решает, никто им специально не занимается, то это будет более чистый результат, с меньшей погрешностью.

Однако, поскольку в этой области вообще точность оценок невелика, то марксистский способ аналитического раздела общества оказывается вполне приемлем, но только лишь для сильно поляризованных по уровню жизни обществ. Для Западной Европы это имело место в девятнадцатом веке, для России еще и начале двадцатого. Двадцатый век для развитых рыночных государств ознаменовался развитием новых технологий, возникновением антимонопольного законодательства, и как результат, оживлением рынка, мелкого и среднего бизнеса, общего подъема уровня жизни среднего класса. Марксистский классовый анализ, упрощенный по своей сути, стал неприемлем. Но он может давать неплохой результат для более бедных обществ, и лучше подходит к анализу социальных тенденций, чем к общественному противостоянию, поэтому вполне годится для анализа Советского общества, которое строилось в значительной степени под влиянием идеологии марксизма, было и остается весьма бедным, и в котором до последнего времени практически не было выраженного политического противостояния, поскольку рынок отсутствовал, в том числе и политический, вместе с рыночными попытками осознанно влиять на противостоящие стороны.

Согласно тому, что говорилось в коммунистических учебниках политэкономии социализма, в СССР было два дружественных класса, рабочих и крестьян, а также интеллигенция, называемая не классом, а прослойкой. Исходя из марксизма, это полнейшая чушь. В марксистской политэкономии главный вопрос – это отношение к собственности на средства производства. В СССР декларировалась общенародная собственность, иногда это понятие путалось с государственной, но к вопросу о собственности декларации не имеет прямого отношения. Юридически право собственности состоит, как минимум, из трех компонентов: владения, пользования, распоряжения. И для огромного завода, и для крохотного предприятия можно было выделить группу чиновников, включающую директора с его замами, плюс к этому нескольких вышестоящих чиновников, а также партийных функционеров, которые сообща осуществляли все три названные функции по отношению к рассматриваемому предприятию. Что такое "владение" в данном случае? Это управление охраной, пропускным режимом на территорию, защита от любого субъекта, пожелавшего оспаривать право собственности на этот объект. "Пользование" – это использование возможностей этого предприятия, распоряжение его продукцией, извлечение его функциональных возможностей и прибыли, назначение руководителей и их подотчетность. "Распоряжение" – это принятие решение о строительстве предприятия, реконструкции, закрытии, расширении или перепрофилировании, продаже его оборудования, списании оборудования и т.д. Все эти права находились в руках названных чиновников, либо делегировались их приказами нижестоящим.

Таким образом, строго по Марксу, в СССР господствующим классом, являвшимся собственником средств производства, был класс государственных чиновников. Система была запутанной тем, что каждый чиновник был назначаемым лицом, т.е. над ним было начальство, которое при желании могло его заменить, он не мог передать свое право собственности по наследству и т.д. Но это как раз и подтверждает сказанное. Собственником средств производства являлся именно класс чиновников, а не отдельные лица этого класса. А право наследования этой привилегии, принадлежности к господствующему классу, хоть и не было формально узаконено, но выполнялось не менее строго через иные механизмы. Кроме господствующего класса был другой, лишенный средств производства, трудящиеся. Он был гораздо многочисленнее и разнороднее, существенно различался по уровню жизни, условиям труда, образованию и культуре. Государство декларировало право собственности на средства производства для части трудящихся – колхозного крестьянства, но практически это не выполнялось. Права собственности в большей мере оставались у чиновников. Руководитель предприятия реально назначался райкомом партии, и отчитывался больше перед ним, чем перед общим собранием колхоза, а райком в большинстве случаев еще и указывал, что и когда сеять, как поступать с урожаем, какую его часть сдавать государству и по каким ценам и т.д. Таким образом только формальное владение оставалось за колхозниками, которое при государственной необходимости тоже легко нарушалось, а большая часть прав пользования и распоряжения оставалась за государственными чиновниками и партийными функционерами, которые, естественно, входили в класс госчиновников. Т.е. Советское общество было классовым, с двумя основными классами. Господствующим, был класс государственных чиновников, вторым был класс трудящихся. Правящая коммунистическая партия в СССР выражала интересы господствующего класса, ее функционеры сами были частью чиновничьего аппарата. Поскольку общество было бедно и политически не поляризовано, т.е. классовые противоречия скрыты от подавляющего большинства угнетенного класса, то эта модель неплохо отражает реальность и может быть использовано для анализа общественных тенденций.

Политический рынок

Товаром на политическом рынке является политический курс. Для потребления этого товара необходимо время. Поэтому, после того, как общество сделало свой выбор, оно на определенное или неопределенное время вынуждено довольствоваться сделанным приобретением, до следующей подобной "покупки". В тоталитарных обществах это время определяется временем существования политического режима или продолжительностью жизни диктатора, в демократических регламентировано законом. Общество заинтересовано в том, чтобы иметь возможность как можно чаще корректировать политический курс, во-первых, для того, чтобы реагировать на изменения ситуации, во-вторых, чтобы быстрее исправить ошибку в случае неудачного выбора, в-третьих, чтобы заставить того, кто пришел к власти больше думать о своих избирателях. Однако другой механизм не позволяет сделать это время слишком коротким. Во-первых, понятие политического курса предполагает его растянутость во времени, т.е. реализовать курс и оценить его адекватность можно только за какое-то время. Во-вторых, один человек, даже оказавшись на вершине политической структуры, как правило, ничего не в состоянии изменить в одиночку. Он приводит за собой команду, которая должна будет войти в руководство управленческой структуры общества, подчинить структуру продекларированным в избирательной программе целям и методам. В-третьих, такая смена политического руководства не очень дешевая операция.

Естественно, работа и содержание всего этого политического механизма обходится обществу недешево. Во-первых, затраты на выборные компании, во-вторых, содержание нескольких таких команд в обществе, в-третьих, потери за время межвластия, когда старая команда ушла, а новая еще не вошла в курс дел. Все это входит в обобщенные налоги. Спрашивается, за что рыночное общество, минимизирующее обобщенные налоги, согласно нести такую нагрузку, каких более крупных потерь избегает оно при помощи этого механизма?

Когда руководитель любого вида деятельности формирует свою команду, он решает ряд стандартных задач. Во-первых, заботится об устойчивости создаваемой системы, чтобы в команде не было потенциальных предателей, готовых продать интересы команды, и революционеров, желающих поменять руководителя, во-вторых, команда должна быть работоспособной с профессиональной и игровой точек зрения. Эти два требования взаимнопротиворечивы. Очень талантливый в профессиональном и игровом отношении сотрудник становится опасным конкурентом в плане возможного переворота. И наоборот, туповатый и лично преданный, как правило, профессионально плох, практически бесполезен в плане разработки нестандартных игровых шагов, просчета возможных интриг противников и вообще является слабым звеном, которое могут использовать конкуренты. Однако, рынок, необходимость конкурировать с другими командами, вынуждает руководителя проходить по этой тонкой грани между двумя противоречивыми требованиями. Одновременно это и механизм отбора руководителей в плане интеллектуальной и профессиональной подготовки. Плохой по каким-то параметрам руководитель либо не создаст нормальной команды, выдающей качественный продукт для продажи, либо будет сменен более талантливым сотрудником.

Монополизм на политическом рынке, когда отсутствует конкуренция, приводит к исчезновению одной из тенденций при подборе сотрудников. Гораздо больший уклон в отборе делается на первую часть, внутрикомандной устойчивости, а вторая, в большинстве случаев, за малым исключением острой профессиональной необходимости, перестает кого-то интересовать. Поэтому в результате исчезает механизм рыночного отбора руководителя, формируется упрощенный механизм подбора сотрудников и создания различных структур. Личная преданность и угождение вышестоящему начальнику, при постоянной, но очень глубоко спрятанной готовности подсидеть его. Подбор подчиненных только преданных, глупее себя, чтобы не переиграли в подходящий момент. Профессиональные качества не имеют существенного значения. Карьера делается на родственных связях, за счет преданности начальству, которое тащит "своих" людей за собой, и благодаря владению интригой, в худшем значении этого слова, когда существенным элементом ее становится предательство.

Характерным примером монополизированного политического рынка будет Советское общество, в котором страной на протяжении десятилетий, до своей физической смерти, управляли старые маразматики. Но это только вершина айсберга, проблема гораздо серьезнее. Хотя интрига в какой-то мере и стимулирует развитие хитрости и игрового интеллекта, однако в целом, такой усеченный механизм кадрового отбора в чиновничьих структурах с неизбежностью приводил к интеллектуальному и профессиональному "вырождению" всего класса чиновников Советского общества. Т.е. шло планомерное вырождение, деградация всей управленческой среды. Результаты этого больше проявлялись в партийных структурах, меньше в тех, где определенный профессионализм все же требовался.

Таким образом, умственная профессиональная и нравственная деградация всего класса советских чиновников, на протяжении времени активной жизни нескольких поколений, привела к острейшей нехватке просто средних нормальных кадров в этой среде, не говоря уж о талантливых людях. Неудивительно поэтому, что сегодня в политике, весь предоставляемый нам выбор лежит в диапазоне от плохих вариантов до очень плохих, и в интеллектуальном, и профессиональном, и нравственном отношении. И исключений нет, им просто не от куда взяться, поскольку в дополнение к хорошему лидеру, быть может случайно все же возникшему, нужна еще и соответствующая команда, а вероятность стечения обстоятельств, когда в этой среде появляется целая группа приличных людей уже вообще ничтожна. Последствия этого социально-этнического механизма мы будем пожинать еще, как минимум, лет тридцать, и в следствие его все это время будет сохраняться высокая вероятность полного распада России.

Класс чиновников

Россия это древний мировой центр самодержавия. Здесь изначально наиболее сильная по сравнению со всем остальным миром государственная власть, которая больше других вмешивается в жизнь человека, регламентирует ее. Петр Первый, позаимствовав организацию чиновничьей системы в Европе, из-за фактического раздела страны на два враждебных лагеря, дополнил ее необходимыми элементами подавления враждебного этноса, большей властью и жестокостью. Такой подход, при экстремальном состоянии государства, почти гражданской войны, оставлял исполнителям его воли неограниченные возможности. Созданная им чиновничья система просуществовала двести лет с незначительными изменениями, на протяжении почти всей своей истории сохраняя эти черты. Однако после того, как произошло объединение дворянского этноса, необходимость в его подавлении отпала, и господствующий класс помещиков получил значительные права и свободы. Однако функция подавления трудящейся массы осталась, что и обеспечило сохранность чиновничьей системы в почти неизменном виде на многие годы. Поскольку класс помещиков обладал существенными привилегиями и был достаточно независим от чиновника, вопрос об улучшении чиновничьей машины очень остро не стоял. Человек же простого происхождения оказывался перед чиновником совершенно беззащитным, но на общем фоне эти отношения не играли решающей роли, поскольку практически всем производством в стране руководил помещик.

Ситуация начала меняться к середине девятнадцатого века по мере демократизации жизни, развития торговли и промышленного производства. С отменой крепостного права класс помещиков стал терять экономическую роль в жизни страны. Теперь возможности чиновника влиять на экономику возросли, поскольку новые экономические субъекты в большинстве своем были из простого сословия и не обладали дворянскими привилегиями. Кроме этого устаревшая громоздкая, неповоротливая государственная машина очень способствовала различным злоупотреблениям, особенно в условиях военных поставок. Назрела острая экономическая необходимость ее модернизации.

В этой связи Февральская революция 1917 года была объективно прогрессивной революцией. К власти пришли промышленники, т.е. люди заинтересованные в улучшении государственной машины, которые непременно решили бы вопрос о ее удешевлении и как можно меньшем негативном влиянии на экономику. Октябрьская революция, с этой точки зрения, была предельно реакционным событием, поскольку вместо того, чтобы улучшать государственную машину и снижать ее бремя на экономику, восстановила централизованную чиновничью систему, значительно ухудшила ее, сделав более жестокой и бюрократической да к тому же малограмотной, и полностью подчинила ей всю экономику. Форма собственности в государстве и система управления обществом вернулась к уровню феодального общества начала восемнадцатого века.

Когда устанавливается диктатура с распределительной системой, естественно, рынок прекращается. В условиях военного времени все это оправдано, как вынужденная временная мера. Поэтому даже после захвата большевиками власти и установления военной диктатуры гражданская война была совсем не обязательна. Если бы они продекларировали временность этих мер, предложили бы систему долговых обязательств или других компенсаций тем, кого вынужденно экспроприировали, общество могло бы сохранить единство. Но это означало сохранение собственности в неизменном или почти неизменном виде и рыночных отношений, т.е. узаконенного неравенства, что противоречило марксизму, и потому вообще не рассматривалось коммунистическими вождями в качестве возможности. Они рвались к власти не для улучшения ситуации в России, а чтобы проводить в жизнь свои теории в мировом масштабе. Лапотная Россия с ее экономикой их мало интересовала, ей вообще была уготована судьба сгореть в качестве запала в мировой революции. Т.е. гражданская война явилась не следствием Октябрьской революции, большинству людей мало дела до того, кто там конкретно у власти, а следствием глобального передела собственности.

Изменение формы собственности на средства производства, которую провели большевики, оставили единственную возможность для управления экономикой, подчинить ее государственной чиновничьей машине. Запрет частной собственности определил классовый состав Советского общества, господствующий – класс чиновников, второй – класс трудящихся. Оба эти класса были сильно неоднородны и по своему составу и по фактическому положению в социальной иерархии. При чем ситуация менялась с течением времени. Предметом дальнейшего обсуждения будет система управления Советским обществом или положение внутри класса чиновников.

После победы большевиков в стране и руководстве идет несколько процессов. Во-первых, надежды коммунистических вождей на скорую мировую революцию несколько остыли, и часть из них, в частности Ленин, пришли к пониманию, что надо начинать заниматься Россией, ее экономикой. Последние годы жизни Ленина наверно были очень тяжелые, когда начал осознавать, какого уродливого монстра он создал. О раскаянии вряд ли могла идти речь, не тот тип, но понимание было, это видно из его последних работ. С подачи Ленина в стране был введен рынок, хотя это противоречило всем идеологическим установкам. Во-вторых, людоедский чекистский аппарат, развивший свой аппетит во время войны, постоянно требовал новых жертв, и надо было решать, что с ним делать. В-третьих, начинался послевоенный период борьбы за власть в руководстве. Итог этих процессов известен. Сталин сумел подчинить себе репрессивный аппарат, разными способами убрал всех своих конкурентов, часть из которых по первоначальному рейтингу заметно его превосходили, полностью свернул рынок, и начал обустраивать российскую жизнь административными методами, с самым непосредственным участием в этом процессе репрессивных органов, для чего даже увеличил их.

Причин, по которым победу в борьбе за власть одержал Сталин, можно назвать несколько. Во-первых, это неправильная оценка другими коммунистическими вождями перспектив мировой революции, почему более ценными считали для себя должности в интернациональных структурах, сказывалась очередная неправильная марксистская оценка революционности рабочего класса. Этой же ошибкой, в частности, можно объяснить поражение Тухачевского в Польской кампании. Во-вторых, при борьбе за власть в верхах, контроль над армией оказывался менее существенен в расстановке сил, чем контроль над партийным и чекистским аппаратом, особенно при условии, что сама армия еще с Гражданской войны очень жестко изнутри контролировалась особыми отделами. В-третьих, при всем их невежестве, коммунистические вожди евреи, были творческими, талантливыми людьми, с теоретическим уклоном, неспособными тянуть нудный воз рутины, Сталин напротив, серый, безграмотный, без малейшей искры творческого таланта, не уклонялся от кропотливой работы, и одновременно с этим не рассматривался ими в качестве конкурента. Пост партийного секретаря не был престижным, чтобы за него шел спор, но как выяснилось позже, оказался ключевым при перестановке партийных и чекистских кадров для ползучего переворота. Очень может быть, что определенные опасения были. Но если Ленин, будучи все же натурой творческой, привыкшей к спорам, позволял людям своего круга и уровня иметь собственное мнение, а также прощал инакомыслие ближайших друзей – сторонников из-за острой нехватки кадров, и ничто не указывало до поры до времени на изменение этой традиции, то Сталин, в принципе неспособный на честную дискуссию, решал вопросы по-иному, тем более, что такой острой нехватки кадров, после стабилизации власти, уже не было.

Завершив подавление политических конкурентов Сталина, нэпманов и раскулачивание крестьян, репрессивный аппарат остался без серьезной работы. В нем постоянно шла внутренняя борьба, но этого было явно недостаточно. Основным объектом пристального контроля оказываются все руководящие кадры страны самого разного уровня, другими словами весь чиновничий аппарат. У чекистов появляется и другая серьезная работа – организация дешевого рабского труда заключенных. Т.е. репрессивный аппарат становится существеннейшей частью производительных сил страны, обеспечивающий эффективную работу управленческих структур, и дающий рабочую силу для тяжелого физического труда. Позже Л.П. Берия сумеет организовать и творческий труд за колючей проволокой. Созданная таким образом экстремальная мобилизационная экономика позволили в кратчайшие сроки, хотя и со значительными потерями, организовывать производство, дающее вал. Тяжелая промышленность, созданная в период правления Сталина, позволила стране по инерции просуществовать еще пятьдесят лет и не рухнуть, хотя система управления полностью потеряла эффективность.

В этот период в стране реально был один хозяин, практически император. Свое ближайшее окружение, он специально подобрал глупее себя, с явными пороками типа пьянства, которые поддерживал. Так он обезопасил себя от переворота и одновременно получил помощников, точных исполнителей своей воли, которым в значительной степени доверял. Вот эта предельно ограниченная элита в тот момент была хозяевами страны. Естественно, под ними была огромная чиновничья машина с делегированными ей полномочиями, но только в пределах выполнения воли элиты. Высокопоставленные чиновники из этой машины были нормально обеспечены, но практически не имели своей воли в принятии любого решения и тем более, не имели доли в дележе национального богатства, да и никогда не были уверены, что ночью за ними не придут.

Основная руководящая идея Сталина – мировое господство. Зачем ему это было нужно? Насколько я смог разобраться, у него была одна страсть, болезненное честолюбие, выросшее из детского комплекса неполноценности. Маниакальное стремление к власти это только средство для удовлетворения честолюбия. Во всем остальном он был аскет, по крайней мере, заставлял себя таковым быть во имя одной цели, т.е. проявлял колоссальную силу воли, свойственную, как правило, не совсем психически нормальным. Этим же честолюбием на основе комплекса неполноценности объясняется и его мстительность. Были уничтожены все, кто когда-то был выше его по рейтингу в партии или был свидетелем того, как более талантливые своими действиями, хотя бы косвенно, указывали Сталину на его интеллектуальное место в их среде. Диагноз, паранойя, насколько мне известно, поставил ему Бехтерев, поплатившись за это жизнью.

После смерти Сталина следует последовательная серия демократизаций общества, связанная с борьбой за власть. Первый этап 1953 год, когда был нанесен удар по репрессивному аппарату, и весь народ, но больше всего это касалось чиновничества, вышли из под его повседневной опеки. Этот удар нанесли ближайшие сторонники Сталина, понимающие, что они будут первыми в предстоящей чистке. Сегодня всплывают мнения, что Берия был очень хороший организатор, он курировал фактически все оборонные отрасли промышленности, т.е. ракетные и ядерные, где мы сумели опередить весь мир. Что он, в отличие от прочих, как раз спас многих талантливых людей, дав им возможность хоть за колючей проволокой но работать на оборону страны. Я не вижу в этом заслуги или особого организационного таланта. В той обстановке Берия как раз было выгодно любого нужного человека, если он отказывался добровольно, объявить врагом народа и таким образом получить в полное свое распоряжение, чтобы тот не имел возможности думать ни о зарплате, ни аморальности создания оружия массового поражения. Другими словами, Берия для решения оборонных задач имел в своем распоряжении весь промышленный потенциал страны и весь интеллектуальный. А нужных людей "спасал", просто как нормальный хозяин бережет свои ресурсы. Честно говоря, у меня нет никаких данных, чтобы объективно оценить интеллектуальный уровень Берия, кроме двух косвенных, во-первых, что он был одним из ближайших людей окружения Сталина, т.е. обязан был быть глупее его самого, и во-вторых, что он, имея в своем распоряжении аппарат государственной безопасности, все же исхитрился проиграть интригу абсолютно тупой, бездарной компании.

Вторым важным результатом этого этапа демократизации было раскрепощение деревни, отмена налогов. Не думаю что товарищ Маленков, Каганович, Хрущев и другие хоть немного думали о простых людях, народ как был для верхних чиновников быдлом, так и остается им до сих пор. К примеру в 1954 году проводились испытания ядерного оружия на мирных жителях в Оренбургской области. Вероятнее всего, дальше удерживать деревню в состоянии крепостного права при ослабленном репрессивном аппарате было просто невозможно. Через несколько лет после этого стало ясно, что Сталин полностью разрушил село, изменив жизненный уклад и чрезмерно черпая из него ресурсы. Страна, которая раньше вывозила продовольствие, начала входить в полосу его нехватки.

Второй этап демократизации начался на Двадцатом съезде КПСС. Борясь со своими бывшими соратниками за власть, Н.С. Хрущев осудил массовые репрессии и тоталитарные методы управления. Опираясь на недовольство репрессированных и остальных чиновников, живших в страхе под этой системой, он повышал свой рейтинг в скоротечной съездовской схватке за власть. Теперь в соответствии с его декларацией, круг хозяев страны расширялся. Вместо десятка избранных теперь, с отменой репрессий, страха перед ними и расширением полномочий на местах, в него начинали входить с разной долей участия многие тысячи крупных чиновников страны, которые раньше, в лучшем случае, принимали участие во владении средствами производства, а сейчас получали доли в пользовании и распоряжении ими.

Но полагаю, что, разыгрывая интригу и решая в ее ходе свои тактические задачи, Хрущев сам не понял истинного социального значения своих действий, по крайней мере, последующие его шаги это показали, а также проявил глупость и некомпетентность практически во всем, включая интригу. Во-первых, он так и не спустил достаточно полномочий в нижние слои чиновничьей машины, обманув ожидания. Во-вторых, на каком-то этапе получив информацию о том, что слишком много народу кормится с подсобных хозяйств, а не работает на социалистическом производстве, урезал землю в личном пользовании, чем окончательно добил сельское хозяйство, и организовал в стране голод. Выступивших с демонстрациями рабочих, расстрелял и репрессировал в лучших ленинско-сталинских традициях, в очередной раз показав, что простые люди, для крупных советских чиновников, мусор. В-третьих, наметившейся демократизацией и свободой слова настраивал против себя всех крупных чиновников, включая ближайшее окружение, которое, естественно, было в большей или меньшей степени причастно к сталинским репрессиям.

Таким образом, Хрущев исхитрился настроить против себя все слои населения, да и интриган он был более чем посредственный. К примеру, Сталин в свое время пришел к власти, по крайней мере внешне, абсолютно легитимно, он сделал себя преемником обожествленного после смерти Ленина. Его соратников он медленно переиграл, в частности, чтобы не нарушить легитимности, не расправился с Троцким, а выдворил его. Поэтому Сталин был законным хозяином, и при этом, все равно никогда не забывал заботиться о своей безопасности. Хрущев же нарушил легитимность, развенчав предшественника и снизив таким образом свою устойчивость на вершине, участвовал в разгроме руководства госбезопасности, настроил против себя армию, тем что провел сокращение и убрал, после того, как тот стал не нужен, Жукова, пользовавшегося огромным авторитетом, и тем не менее, в принципе не имея опоры ни в одном социальном слое, ни одном ведомстве, влияющем на расклад сил во внутренней борьбе, позволял себе легкомысленно относиться к возможному перевороту. Чудом было бы, если бы он сумел удержаться у власти. Хрущев успел запустить несколько механизмов, улучшающих положение в стране: массовое строительство жилья (хрущевок) и продажу природных богатств за рубеж, что подняло уровень жизни в стране, но воспользоваться этим уже не успел.

Завершение второго этапа демократизации проходило под руководством Брежнева. Здесь абсолютно четко можно увидеть классовый подход в проводимых преобразованиях. Во-первых, было доделано то, что в свое время продекларировав, не сделал Хрущев, предоставлены необходимые свободы начальникам разного уровня на местах. Теперь действительными хозяевами страны стали чиновники до уровня руководителей предприятий и их замов включительно. Наметившаяся при Хрущеве демократизация некоторых сторон жизни общества постепенно отмерла, за политику почти не сажали, но прятали в дома умалишенных. Подсобные хозяйства не восстановили, но закупка продовольствия за рубежом за нефть и в долг устранила опасность голода, создав постоянно растущий долг и зависимость СССР от Запада. Максимально была реабилитирована деятельность Сталина, соответственно и всех еще здравствующих начальников, причастных к сталинским репрессиям.

На примере четырех сменявших друг друга руководителей страны видна строго монотонная динамика вырождения Советского чиновничества. На смену хоть и невежественному в научном плане, но относительно образованному и даже в чем-то талантливому человеку с огромной силой воли и целеустремленностью приходит малограмотный, во многом примитивный, но хитрый, трудоспособный и не менее целеустремленный. Второго сменяет третий, абсолютная посредственность, игравший при втором роль шута, во многом являвшийся таковым в действительности. Уже нет ни ума, ни талантов, ни хитрости, ни силы воли его предшественников, осталось еще небольшое желание что-то делать в стране, и некоторые подвижки удаются. Но на смену этому приходит четвертый, сытый самодовольный барин с ярко выраженными признаками слабоумия, не способный ни на что, ни во что не вникающий и ничего не желающий, кроме своих личных игрушек. Именно такой устраивает класс чиновников, не мешает им начать процесс разворовывания страны, который к концу правления Брежнева достигает катастрофических масштабов. Еще по инерции работают правоохранительные органы и государственная безопасность, созданные при Сталине, иногда давая по рукам слишком зарвавшимся, но все чаще их одергивают, поскольку в игре оказываются слишком высокие фигуры. Естественно, ни о каком перевороте речь не идет. Брежнев это национальный герой класса чиновников. В нем поддерживают жизнь столько, сколько позволяет медицинская наука, это идеал чиновничьей верховной власти, максимально делегировавшей им права в государственной или общенародной собственности.

Что мог в этих условиях сделать Андропов своими методами? Практически ничего. Чиновник сидящий на своем месте озабочен всего двумя проблемами: забраться выше или, по крайней мере, не упасть ниже, и как можно больше перекачать из собственности к которой он сопричастен, но не является единственным полноправным владельцем, в свою полноценную, личную собственность. Изменить правила игры Андропов не мог, это бы означало государственный переворот с переделом собственности и подавлением господствующего класса, а для этого не было ни социальной опоры, ни личной энергии и здоровья, ни понимания социальных процессов, идущих в стране. Рецидив сталинизма не мог пройти (ниже я докажу это), для этого не было подходящих кадров даже в его ведомстве. А любой половинчатый вариант мог дать только ничтожный временный успех, поскольку система была неустойчива. Она была неустойчива экономически, поскольку отсутствие реального хозяина делало производство совершенно неэффективным. Она была неустойчива социально. Трудящиеся не были довольны уравниловкой, прожиточным минимумом, жизнью в очередях, дефицитом всего самого необходимого, палочной системой управления. Серьезных выступлений не было, поскольку никто не предлагал достойного конструктива, и система госбезопасности работала еще заметно лучше всего остального в стране. Но социально система была неустойчива и с точки зрения господствующего класса. Если сами чиновники, прошедшие воспитание в сталинско-хрущевский период были более чем удовлетворены, то их наследники совершенно не желали наследовать только хорошие возможности для делания чиновничьей карьеры, и потом провести всю жизнь в полусогнутом, не очень устойчивом, состоянии перед вышестоящим чиновником. Они желали быть настоящими полноценными хозяевами. Вся система требовала перемен.