Текст книги "Жизненный путь Христиана Раковского. Европеизм и большевизм: неоконченная дуэль"

Автор книги: Георгий Чернявский

Соавторы: Мария Тортика (Лобанова),Михаил Станчев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 44 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

4. Продолжение дуэли: переговоры о мире и их срыв

После подписания соглашения советская сторона существенно расширила контакты с различными кругами украинской общественности, о чем Раковский регулярно информировал правительство Ленина. Особенно активная связь поддерживалась с группой интеллигентов, разделявших социалистические взгляды, лидером которой был известный писатель Владимир Кириллович Винниченко, незадолго перед этим один из руководителей Центральной рады. Сближало то, что Винниченко провозглашал себя сторонником советской власти в Украине, отстаивая, однако, ее равноправный в отношении РСФСР статус.[220]220
  Дорошенко Д. Історія України. 1917–1923 рр. Ужгород, 1930. Т. 2. С. 183.


[Закрыть]

С середины мая прошло несколько нелегальных съездов оппозиционных партий. Возник координационный центр оппозиции – Украинский народный государственный союз во главе с Винниченко, который считал, что гетманщина – это контрреволюционная государственность, созданная при помощи германского империализма. Антигерманского курса придерживался и Всеукраинский земский союз, который возглавлял Симон Васильевич Петлюра. Оппозиция резко критиковала политику Скоропадского, преобладание в составе его правительства русифицированных элементов, его связь с имущими классами, антикрестьянскую политику.[221]221
  Субтельний О. Указ. твір. С. 312–313.


[Закрыть]

Раковский встречался с представителями оппозиции, стремясь внушить им коммунистическую доктрину. К сожалению, достоверных и конкретных данных по этому поводу нам обнаружить не удалось. Почти единственный источник – воспоминания Винниченко, которому мы и предоставим слово, оговорившись, впрочем, что мемуары, не подтвержденные документами, – очень ненадежный информатор: «Во время подготовки выступления, в поисках обеспечения успеха своего дела, инициаторы движения вступили в переговоры с представителями российской советской мирной делегации Х. Раковским и Д. Мануильским для координации наших выступлений во время восстания. Они соглашались поддержать, но не активно, а усилением своей разведывательной деятельности на фронтах, чтобы этим привлечь внимание германо-гетманских войск. Они обязывались признать тот строй, который будет установлен новой украинской властью, и абсолютно не вмешиваться во внутренние дела Украинской Самостоятельной Народной Республики. Со своей стороны мы обещали легализацию коммунистической партии на Украине. Д. Мануильский, с которым я преимущественно вел эти переговоры, предлагал мне деньги на поддержку дела, а также поехать за границу для подписания этого договора. Не придавая значения никаким подписям, считая, что и без этого можно придерживаться договора, если есть искренность и стремление соблюдать его, и взломать с подписью, если такого стремления нет, – я ехать куда-либо подписывать отказался, так же как и от предложенных денег. Но договор оставался договором».[222]222
  Винниченко В. Відродження нації. Київ: Відень, 1920. Частина III. С. 158–159.


[Закрыть]

Переговоры велись в служебном помещении заместителя министра финансов В. П. Мазуренко, украинского социал-демократа, в его присутствии и с его участием.[223]223
  Дорошенко Д. Указ. твір. С. 183.


[Закрыть] Сам Раковский также признавал, что вел переговоры с Винниченко, который согласился ввести советскую власть в Украине при условии полной свободы украинизации. В ответ на информацию Раковского Ленин заявил скептически и в то же время цинично: «Конечно, дело не в языке; мы согласны признать не один, а даже два украинских языка, но что касается их украинской платформы, то они нас обдурят».[224]224
  Раковский Х. Ильич и Украина // Коммунист. 1925. 21 января.


[Закрыть]

С середины июня переговоры вступили в новый, еще более сложный этап. Ситуация нагнеталась развертыванием гражданской войны, неопределенностью статуса соседних с Украиной территорий. Бурные прения происходили в отношении будущей российско-украинской границы. Раковский сообщал Ленину, Троцкому, Чичерину, что заключение соглашения стопорится «из-за невероятной жадности и упрямства украинской делегации». Но это, разумеется, было одностороннее суждение, ибо совершенно аналогичную претензию украинцы могли предъявить ему самому.

Раковский выражал недовольство, что украинская делегация не идет навстречу его требованиям об уступке РСФСР южной части Воронежской губернии и части территории в Донецком бассейне, находившейся под властью гетмана, объясняя неуступчивость военной поддержкой со стороны Германии, полагая, что Украина стремится к установлению не этнографической, а геополитической границы. В последнем он не был далек от истины, но ведь к такому же решению, только в пользу России, стремился он сам!

В данном случае, как и почти во всех других, сходных с ним, этническую границу провести было невозможно, население пограничных районов носило смешанный характер, и решить вопрос о границе можно было путем давления или прямого насилия либо путем взаимных уступок, на которые ни одна, ни другая сторона не желали идти. Проблема «национального самоопределения» отходила на второй план, а тем более начинали забываться разглагольствования о «мировой революции». На передовые позиции выдвигались «государственные интересы», как их понимали силы, стоявшие у власти.

Так интернационалист Раковский, став советским дипломатом, фактически превратился в проводника имперских амбиций тоталитарного государства, находившегося в процессе становления, но уже считавшего себя наследником Российской империи, хотя сам он сохранял внутреннюю осторожность в отношении таковой позиции, которая пока не выходила наружу.

По вопросу о границах стороны не пришли к согласию. Формулы определения границы на первый взгляд сблизились, но по существу принципиально расходились. После заседания 15 июня этот вопрос был передан на рассмотрение политической комиссии, причем российская делегация придерживалась формулы «организованного и свободного опроса населения при соблюдении этнографического принципа как презумпции при взаимном каждый раз соглашении обеих держав».[225]225
  Известия. 1918. 16, 18 июня.


[Закрыть] Иначе говоря, принцип референдума на спорных территориях, согласно установке Шелухина, мог быть введен в действие лишь при двух условиях: когда он не нарушал целостности государства и когда на его проведение имелось согласие обоих правительств. Практически это делало возможность референдума малореальной.

Все же на заседании 22 июня была утверждена компромиссная формула определения границы – путем проведения в спорных случаях опроса населения под контролем специальных смешанных комиссий при условии вывода из спорных районов войск обеих стран.[226]226
  Известия. 1918. 23 июня; Мирт переговори між Українською Державою та РСФСР 1918 р. С. 304–305.


[Закрыть]

Наряду с политической после заключения перемирия стали работать финансово-расчетная, юридическо-редакционная комиссии, комиссия по товарообмену.[227]227
  Известия. 1918. 15, 21 июня.


[Закрыть]

В конце июня переговоры на уровне глав делегаций были прерваны. 26 июня Раковский приехал на консультации в Москву. С кем и как он консультировался, источники, к сожалению, сведений не дают. 26 июня в «Известиях» и «Правде» появились информации о его беседах с сотрудниками редакций. Беседы, видимо, отражали официальную советскую позицию. На следующий день «Известия» опубликовали более подробную запись. О ходе переговоров дипломат информировал сравнительно детально, более или менее объективно. Основное внимание он уделил территориальной проблеме. Он обратил внимание, что «одновременно с нами» Украина ведет переговоры с Войском Донским и выражает симпатии генералу Краснову, что предложенный Украиной проект границ включает в ее состав уезды Минской и Орловской губерний, три четверти Курской, почти половину Воронежской, часть Ростовского округа, часть Кубанской области, всю Черниговщину. Из контекста можно понять, что все эти территории априори считались составными частями России.

Более того, Раковский сообщил, что советская делегация претендует на уезды Волынской, Киевской, Харьковской, Екатеринославской губерний. О национальном самоопределении и референдумах не упоминалось вообще. Любопытно, что в интервью каждой газете оказывались подчеркнутыми различные нюансы. В «Известиях» Раковский акцентировал внимание на неустойчивости правительства Скоропадского, называл украинцев «самостийными империалистами», так как они поддерживают, мол, отделение от России Белоруссии, Дона, Кубани и т. д.

Текст в «Правде» был конструктивнее и оптимистичнее. Переговоры идут быстрым темпом, сказал Раковский ее сотруднику, и он надеется, что через месяц будет заключен мирный договор. Мир необходим обеим странам, и нет сомнения, что украинская делегация пойдет навстречу. Можно полагать, что публикация в «Правде» лучше отражала настрой и замыслы Раковского.

Возвратился Раковский в Киев в начале июля, и 4 июля возобновились встречи глав делегаций.

В политической комиссии вновь стал обсуждаться вопрос о границах. Бесспорно, на основании московских директив Раковский внес нюанс – предложил проект этнической границы, проведенной по результатам переписи населения 1897 г., и представил карту с обозначенными на ней границами. Судя по всему, претензии Раковского теперь стали менее значительными. Правда, по поводу карты разгорелся острый спор, даже с угрозами прервать переговоры, но связан он был поначалу лишь с принадлежностью четырех северных уездов Черниговской губернии.

Украинская делегация в свою очередь предъявила карту диалектов, составленную академиком Д. Н. Ушаковым с сотрудниками,[228]228
  Речь идет о труде видного лингвиста Д. Н. Ушакова «Очерк русской диалектологии с приложением первой карты русских диалектов в Европе», подготовленном совместно с Н. Н. Дурново и Н. Н. Соколовым (1915). С 1915 г. Ушаков был председателем Московской диалектологической комиссии. Ушаков Дмитрий Николаевич (1873–1942) был известен своими работами по языкознанию, диалектологии, орфографии, истории русского языка и др. В 20-х годах под его руководством была начата работа по созданию 4-томного «Толкового словаря русского языка», изданного в 1934–1940 гг.


[Закрыть] данные которой призваны были обосновать ее территориальные требования. Раковский телеграфировал заместителю наркома просвещения историку М. Н. Покровскому: «Мне необходимо знать, с какого года началось собирание материалов для диалектологической карты академика Ушакова и других и является ли она результатом исследования говоров по всем селениям или только в отдельных местностях. Украинцы очень много ссылаются на эту карту, так как она проводит линию малорусского языка гораздо севернее, чем это вытекает из статистики 1897 г., и это одинаково как в Белоруссии, так и в Воронежской губернии и в Донской области. У нас же имеются мотивы думать, что и в статистике 1897 г. они показаны больше, чем действительно, так как к ним относят всех, не говорящих на настоящем русском наречии».[229]229
  ГАРФ. Ф. 130. Оп. 2. Ед. хр. 510. Л. 293.


[Закрыть]

Возникли, однако, новые осложнения, связанные с поступившими известиями об убийстве в Москве левыми эсерами Я. Г. Блюмкиным и Н. А. Андреевым германского посла Вильгельма Мирбаха и о конфликте между большевиками и левыми эсерами по этому поводу и в более широком плане по поводу Брестского мирного договора.

Правда, Раковскому удалось избежать разрыва переговоров. Получив депешу об убийстве Мирбаха во время заседания политической комиссии 8 июля, Раковский тут же передал председательство Мануильскому и отправился к германскому послу Мумму. Встретившись с послом, который именно от Раковского и узнал о происшедшем в Москве, он выразил ему соболезнования советской делегации, заверив, что преступная акция была организована не столько против Германии, сколько против власти большевиков. Мумм ограничился кратким заявлением: он верит, что убийство было организовано не из большевистских кругов, но заметил, что советская делегация предъявляет к украинцам чрезмерные требования.[230]230
  ГАРФ. Ф. 130. Оп. 2. Ед. хр. 510. Л. 129; Известия. 1918. 9 июля.


[Закрыть]

Дальнейшего прогресса на переговорах не было в течение всего июля. В записке, посвященной их ходу, Шелухин в конце месяца был вынужден констатировать: «Уже в начале мирных переговоров с российской делегацией возникли сомнения, в самом ли деле большевикам при их целях и способах ведения войны и вообще при партийных задачах нужен мир с Украиной… Анализ фактов дает отрицательный ответ, а то, что российская делегация упорно избегает установления между Россией и Украиной политических контактов, еще более подтверждает это».[231]231
  ЦДАВОВУУ. Ф. 2607. Оп. 1. Од. зб. 14. Арк. 6. Полный текст докладной записки см.: Мирт переговори між Українською Державою та РСФСР 1918 р. С. 305–311.


[Закрыть] Несколько позже, 2 сентября, Шелухин в докладной записке гетману и Совету министров вновь подчеркивал факт затягивания переговоров российской делегацией, в частности Раковским.[232]232
  Мирт переговори між Українською Державою та РСФСР 1918 р. С. 319–323.


[Закрыть]

Постоянно возникали все новые проблемы. В середине августа Раковский обратился с письмом к германскому послу Мумму по поводу формирования на территории Украины некоей «астраханской казачьей армии». «Организация вооруженных сил, направленных против страны, с которой поддерживаются мирные отношения, является правонарушением с точки зрения всех цивилизованных государств», – говорилось в письме.[233]233
  ГАРФ. Ф. 130. Оп. 2. Ед. хр. 510. Л. 369; Киевская мысль. 1918. 22 августа.


[Закрыть]

Не продвигалось вперед и решение пограничных вопросов. Тщательно изучив представленную российской делегацией соответствующую карту, украинские представители сочли ее неудовлетворительной. По заявлению Шелухина, к «русскому населению» на ней были причислены представители многих нерусских народов: греки, армяне, евреи и т. д. Сам Раковский вынужден был признать в политической комиссии 7 июля, что к России на ней отнесены области с почти равным населением русских и украинцев.[234]234
  Известия. 1918. 9 июля.


[Закрыть]

Особо остро дебатировался в это время вопрос о Донбассе. Почти весь бассейн украинская делегация включила в состав своей страны. Признавая, что украинское население здесь превышает великорусское, Раковский пошел по пути нарушения самим им же предложенного этнографического принципа как единственного критерия отнесения той или иной территории к государству. Он стал на геополитическую точку зрения, поставив вопросы: имеет ли Россия права на донецкие богатства? полезны ли они ей? необходимы ли? Это – общероссийское богатство, сделал он вывод.[235]235
  Известия. 1918. 13, 16 июля.


[Закрыть]

Вместе с тем обострение внутреннего положения в Украине постепенно делало главу советской делегации все менее уступчивым. Летом произошла крупная забастовка железнодорожников, в отдельных местах появлялись вооруженные отряды разной политической ориентации, да и попросту бандитские. Только западнее Киева возникло около двух десятков партизанских отрядов, в других местах орудовали группировки атаманов Махно, Зеленого и др. Их самочинные действия усиливали волнение населения, которое подогревалось сообщениями, что именно немецкое командование восстанавливало в Украине частную собственность на землю, ввело военно-полевые суды, порку крестьян шомполами.

Все эти враждебные по отношению к гетманскому правительству и к оккупантам действия накладывались на традиционное враждебное недоверие и российских, и украинских низов к немцам, в которых видели воплощение чуждого, заграничного, от кого надо как можно скорее избавиться.

В конце лета власти распустили органы местного самоуправления, в которых большинство принадлежало социал-демократам и эсерам и которые выступали против антидемократических действий оккупационных властей и правительственных чиновников. Начались аресты сотрудников местных городских управ. В числе арестованных был зять В. Г. Короленко, член Полтавской городской управы К. И. Ляхович.[236]236
  Меньшевики после Октябрьской революции: Сборник статей и воспоминаний / Ред. – сост. Ю. Г. Фельштинский. Benson, Vermont, 1990. С. 16–17.


[Закрыть] Х. Г. Раковский пытался заступиться за Ляховича, отправленного в германский концентрационный лагерь, но Короленко, с которым Раковский поддерживал контакт, запретил это ему делать, не желая получать прямую помощь от большевистского представителя.[237]237
  СОР РГБ. Ф. 135. P. II. К. 32. Ед. хр. 43. Л. 4–5, 6–8.


[Закрыть]

Днем 30 июля на одной из киевских улиц возле штаба оккупантов были тяжело ранены командующий германскими войсками в Украине фельдмаршал Г. Эйхгорн и его адъютант фон Дреслер, которые почти тотчас скончались.[238]238
  ГАРФ. Ф. 130. Оп. 2. Ед. хр. 510. Л. 259.


[Закрыть] Убийцы – бывший матрос, член левоэсеровской боевой группы Борис Донской и его помощница Ирина Каховская – не пытались бежать, стремились вложить в свою акцию наибольшее агитационное содержание, добиваясь открытого судебного процесса. Как это открыто было оповещено, Эйхгорн был убит по постановлению ЦК левых эсеров. Центральная российская печать эйфористически предвещала скорое восстановление советской власти в Украине.[239]239
  См, например, передовые статьи: Украина и Советская власть // Известия. 1918. 18 августа; Борьба на Украине // Известия. 1918. 1 сентября.


[Закрыть]

Донского и Каховскую осудил закрытый военный суд. 10 августа Донской был повешен. Это был своего рода акт отчаяния, ибо положение гетманской власти в Украине становилось все более неустойчивым в результате ухудшения положения Германии в войне; внутренние ресурсы ее все более иссякали.

О настроениях Раковского в это время, его стремлении к определенной сдержанности и уравновешенности, разумеется в пределах ленинской парадигмы «мировой революции», свидетельствует его телефонное интервью, данное в первых числах августа корреспонденту «Курских известий». «Наша задача – продержаться до мировой революции, – заявил дипломат, – и те, кто с преступным легкомыслием стремятся вовлечь нас в войну и этим подвергают Советскую республику новым ударам, не способствуют международной революции, а скорее препятствуют нарастанию революционного движения в рабочих массах Европы… Каждый лишний месяц существования Советской республики способствует приближению мировой революции». С Россией будут считаться до тех пор, пока она представляет собой реальную силу, добавил он.[240]240
  Известия. 1918. 4 августа.


[Закрыть]

14 августа Х. Г. Раковский провел в Киеве пресс-конференцию, на которой попытался подвести итоги переговоров. Он отметил их положительные результаты: частичное перемирие, восстановление железнодорожного, почтового и телеграфного сообщения, заключение сделки о товарообороте на 16–17 млн рублей, обмен консулами. Переговоры застряли, констатировал Раковский, на вопросах о границах, разделе имущества и обязательств, торговом договоре.

Разумеется, самым острым продолжал оставаться вопрос о границах. Украинские деятели исходили из того, что Россия распалась, на ее месте возник ряд равноправных наследников. Советская делегация настаивала на том, что ее республика – законная преемница Российского государства. Иначе говоря, Раковский, следуя императивным указаниям своего начальства, игнорировал право народов на реальное самоопределение, проповедовал имперский стиль мышления и действий. Отсюда вытекали разногласия по поводу взаимоотношений Украины с правительствами некоторых соседних территорий (в частности, Дона). Аргументация советской позиции по вопросу о границах теперь у Раковского опиралась на необходимость полного учета городского населения территории близ границы, а украинцы, мол, определяют этнический состав населения только на базе учета жителей села, игнорируют диалектологические карты и то, что «нельзя получить на основе этнографии, желают получить на основе диалектологии». Как видим, доводы обеих сторон страдали серьезнейшими пороками, будучи основанными прежде всего на геополитическом подходе.

Что же касается разделения обязательств и имущества, то на начало августа споры по нему сводились в основном к следующему. Проблемы обязательств натыкались на дату, с которой Украина переставала быть ответственной за российские обязательства. Таковой советская делегация считала 12 марта 1918 г. – день ратификации Брестского мирного договора, а Украина – 7 ноября 1917 г. – дату Третьего Универсала Центральной рады, провозглашавшего независимость Украины.

Представляется, что, несмотря на готовность Украины, выраженную в этом Универсале, установить федеративные связи с Россией, позиция гетманского правительства по этому вопросу была более обоснованной. Что же касается раздела имущества, то претензия Украины на имущество всей территории бывшей Российской империи (соответственно доле населения) являлась изначально наивной, утопической и не обоснованной правовыми нормами. Раковский имел основание заявить журналистам, что, например, сибирские нефтяные богатства или бакинская нефть не могут быть предметами обсуждения, так как природные богатства – это неотъемлемая часть территории и должны принадлежать тому государству, которое является сувереном этой территории. В истории нет примеров решения подобных вопросов, утверждал Раковский, нимало не задумываясь, что и такого рода казусов никогда не было. Российская делегация, говорил советский представитель журналистам, настаивала на передаче вопроса об обязательствах на рассмотрение Гаагского международного трибунала, но украинцы парировали это утверждение тем, что государства, участвовавшего в этом трибунале, уже нет: ни Украина, ни Россия не являются членами международной семьи, подписавшей Гаагскую конвенцию.

Заключительная часть беседы Раковского звучала ультимативно: он выразил надежду на благоразумие и умеренность правительства Украины, имея в виду усложнявшееся с каждым днем ее международное положение. Правда, последние слова были вновь миролюбивыми: выражалась надежда на то, что «мы дойдем до заключения мира, которого одинаково жаждут и украинский, и русский народы».[241]241
  Известия. 1918. 18 августа: Киевская мысль. 1918. 15 августа.


[Закрыть]

24 августа состоялось пленарное заседание мирной конференции (предыдущее было более чем за два месяца до этого, 22 июня). Началось оно недружественной репликой председательствовавшего Раковского: «Внутреннего положения я не касаюсь. Когда-то была Украинская народная республика, теперь установилась гетманщина». Шелухин его тотчас прервал, заявив: «Я протестую, потому что и с установлением гетманщины на Украине остается республика» (удивительно, что представитель Украины не только не оспорил, но даже повторил пренебрежительный термин «гетманщина»).

И без того напряженную атмосферу заседания еще более отяготила реплика обычно сонного Мануильского, который вдруг, видимо не очень хорошо поняв, о чем идет речь, заявил, что на Украине «совершается предательство». Шелухин потребовал, чтобы Мануильский взял свои слова назад. Раковскому потребовалось сглаживать возникший инцидент. «Эти слова относятся к тем организациям, которые здесь открыто формируют армии против советских республик». Шелухин переспросил: «Значит, это относится не к Украине?» Удовлетворенный возможностью быстрого преодоления словесной перепалки, Раковский воскликнул: «Как вы могли это принять на счет Украины?»[242]242
  Киевская мысль. 1918. 25 августа.


[Закрыть]

Более или менее независимое поведение Раковского в Киеве явно раздражало московских иерархов. Возникали даже планы его перевода подальше, например в Стамбул. В середине августа Чичерин запросил на этот счет мнение нашего героя. В соответствии с партийной дисциплиной он не отказывался, но воспринимал такое назначение лишь как «политическую разведку на Юго-Востоке», которая должна была продолжаться не более шести недель.[243]243
  ГАРФ. Ф. 130. Оп. 2. Ед. хр. 510. Л. 372.


[Закрыть] Дальнейшего развития этот план не получил.

Через месяц после возобновления переговоров стало известно о покушении на В. И. Ленина. Раковский и Мануильский направили в Москву телеграмму крайне патетического содержания с восхвалением «любимого вождя мирового пролетариата городов и деревень».[244]244
  Известия. 1918. 25 сентября.


[Закрыть] Вместе с другими документами эта телеграмма свидетельствует, каких огромных размеров достиг культ Ленина менее чем за год существования советской власти. Вслед за этим Раковский вновь выехал в Москву. Он встретился в Горках с Лениным, доложил о ходе переговоров с Украиной. Собеседники пришли к выводу, что, несмотря на трудности, советская делегация сделала немало для развертывания товарооборота между Украиной и Россией, для облегчения положения русских военнопленных, для того чтобы избежать военного конфликта во время перемирия, и т. д.[245]245
  ГАРФ. Ф. 130. Оп. 2. Ед. хр. 510. Л. 36, 46, 47; Ед. хр. 507. Л. 131–134.


[Закрыть]

По всей видимости, уже в Горках был сделан вывод о нецелесообразности дальнейшего серьезного продолжения переговоров с правительством гетмана Скоропадского, была сделана ставка на его свержение, опираясь на стимулирование крестьянских и рабочих выступлений. Возобладала точка зрения Ленина, которую тот проводил и ранее, – о том, что в Украине существует оккупационный режим. Ссылались при этом даже на тот факт, что министр внутренних дел Украины Д. И. Дорошенко выезжал для консультаций в Берлин.[246]246
  Там же. Ед. хр. 609. Л. 504–505.


[Закрыть] Было решено спустить переговоры в Киеве на тормозах и перенести их в Берлин.

В основном это было связано с убеждением, что Скоропадский не располагает реальной властью в Украине, является германской марионеткой.

В то же время советские эксперты явно переоценивали германские потенции в мировой войне, оказались не в состоянии установить, что совокупная мощь Великобритании и Франции, к которой прибавилось и могущество США, неизбежно сокрушит Германию в близком будущем. Несмотря на такую ориентацию правительства Ленина, Раковский, разумеется, с согласия и по поручению «вождя» возвратился в Киев.

К концу августа – началу сентября положение советского представительства в столице Украины несколько стабилизировалось. Уже в предыдущие месяцы Раковский организовал более или менее систематическое информирование своего правительства по тем вопросам, по которым в его распоряжении оказывались данные, в основном о положении на фронтах, как его освещали антисоветские и нейтральные источники.[247]247
  Там же. Ед. хр. 520. Л. 47, 93, 138, 196, 263, 283; Ед. хр. 530 (вся единица хранения объемом 132 листа).


[Закрыть] Бюро печати, зародившееся при делегации, было теперь передано советскому генконсульству. Консульство начало готовить информационные бюллетени, которые телеграфом передавались в Москву. Важнейшие сообщения визировал Раковский. В бюллетенях содержалась более или менее объективная информация о положении в Украине, впрочем, акцент делался на неблагоприятных для правительства Скоропадского данных.[248]248
  Там же. Ед. хр. 509. Л. 2–6, 24, 26–32, 52–57, 68–72, 100–104, 108–110, 143–147, 165–166; Ед. хр. 529 (вся единица хранения объемом 252 листа) и др.


[Закрыть] О текущих политических событиях правительство информировал и сам Раковский.[249]249
  Там же. Ед. хр. 509. Л. 33, 35, 39, 44 и др.


[Закрыть]

Телеграфная связь была ненадежной из-за неаккуратной работы советских трансляционных станций. В течение всех переговоров Раковский нервничал из-за коммуникационных трудностей. Еще 24 мая он телеграфировал Сталину о перебоях: «Предлагаю написать курским военным властям… для устройства наблюдения за проводом по нейтральной зоне».[250]250
  ГАРФ. Ф. 130. Оп. 2. Ед. хр. 510. Л. 3.


[Закрыть] 30 мая он телеграфировал Чичерину и Карахану, что «в Воронежском и Курском телеграфе сидят люди, которые относятся с большой небрежностью к своим обязанностям».[251]251
  Там же. Л. 9.


[Закрыть] 5 сентября глава делегации писал в Наркомат почты и телеграфа: «Настоятельно прошу распорядиться об исправной работе воронежской трансляции. Приходится терять Москву целыми часами из-за непонимания дела и неопытности некоторых из товарищей, следящих за трансляцией».[252]252
  Там же. Ед. хр. 509. Л. 12.


[Закрыть] Еще до этого, 18 августа, Раковский буквально издевательски запрашивал управделами Совнаркома В. Д. Бонч-Бруевича, «упразднено ли ночное дежурство в телефонной Кремля, ибо после часу или двух ночи Кремль не отвечает».[253]253
  Там же. Ед. хр. 510. Л. 406.


[Закрыть]

Восстановлением железнодорожной связи с Украиной большевистские власти воспользовались для того, чтобы в поездах, в которых ехали российские представители в Киев и другие города Украинской Державы, доставлялись деньги для подрывных организаций. В Украину направлялись будущие руководители подпольных ячеек, агитационная литература. В августе 1918 г. Шелухин сделал заявление, что в поезде, прибывшем из Москвы в середине прошлого месяца, находились «три вагона большевиков», не являвшихся членами делегации, поскольку «такого количества людей не было во всей делегации, даже с теми, которые прибыли ранее».[254]254
  ЦДАВОВУУ. Ф. 1216. Оп. 1. Од. зб. 93. Арк. 18.


[Закрыть] Можно полагать, что здесь было преувеличение, которое, однако, не меняет существа самого факта.

6 сентября пленарные заседания на переговорах были возобновлены (в промежутке заседали комиссии). Первое после долгого перерыва пленарное заседание началось с изъявления готовности к благоприятному развитию взаимоотношений с обеих сторон. Украинская делегация выразила возмущение покушением на жизнь В. И. Ленина. Раковский поблагодарил, заявив, что оно будет передано правительству. Мы видим в нем, продолжал он, «доказательство того, что украинский народ желает жить в мире и дружбе с русским народом».[255]255
  ГАРФ. Ф. 130. Оп. 2. Ед. хр. 509. Л. 117.


[Закрыть] Тем не менее сразу возникла острая дискуссия в связи с взаимоотношениями Украины с Всевеликим Войском Донским, или с Донской республикой, как его еще стали называть, официальным признанием Украиной этого государства. 10 сентября Раковский огласил текст заявления российской делегации, красной нитью которого были неоднократно повторявшиеся ссылки на Брестский мирный договор, который не предусматривал отделения соответствующих территорий от России. «Признанием Украиной так называемой донской республики (обратим внимание, что названа она была с маленькой буквы. – Авт.) и ее отказ установить в согласии с российской мирной делегацией свою юго-восточную границу после того, как в продолжение двух месяцев украинская делегация вела переговоры по этому вопросу с российской делегацией, является стремлением пересмотра Брестского договора».[256]256
  Нова рада. 1918. 4 жовтня.


[Закрыть]

Ужесточению позиций советской стороны способствовало и дальнейшее ухудшение военного положения центральных держав, вызывавшее их мирные маневры, например ноту правительства Австро-Венгрии в середине сентября странам Антанты с выражением надежды на заключение скорейшего мира. По поводу этой ноты Раковский беседовал с корреспондентом газеты «Киевская мысль». Высказав надежду, что мирная инициатива Австро-Венгрии ускорит российско-украинские переговоры, он поделился общим скептическим прогнозом о возможности заключения подлинного мира между существующими режимами.[257]257
  Киевская мысль. 1918. 5 сентября.


[Закрыть]

Отчетливо видно, и, скорее всего, заявление Раковского было рассчитано именно на это, в каком противоречии находились оптимистические слова о возможном прогрессе в переговорах с нигилистической оценкой самих перспектив «капиталистического мира». Они звучали почти прямой угрозой правительству Украины. В другом заявлении представителям печати Раковский столь же скептически оценил новые мирные предложения центральных держав.[258]258
  Бюллетень «Киевской мысли». 1918. 2, 25 сентября.


[Закрыть]

Со стороны советской делегации заявления на переговорах становились все более неконструктивными, пропагандистскими, каковыми они, собственно говоря, были и ранее, но в несколько более прикрытой форме. Задним числом Раковский признавал в своей автобиографии: «Задача мирной делегации заключалась в том, чтобы перед рабоче-крестьянскими массами Украины выяснить истинную политику советской власти, противопоставляя ее политике генерала Скоропадского и других агентов германского империализма и русских помещиков».[259]259
  Раковский Х. Г. Автобиография // Раковский Х. Г. Борьба за молодежь. С. 17.


[Закрыть]

В то же время Х. Г. Раковский и для облегчения переговоров, и в силу своих взглядов и привычек пытался содействовать уменьшению масштабов «красного террора» в России, прежде всего в отношении украинских граждан. По поводу их арестов он посылал телеграммы в Москву.[260]260
  ГАРФ. Ф. 130. Оп. 2. Ед. хр. 510. Л. 254, 290.


[Закрыть] Еще 20 июня он телеграфировал в НКИД Радеку: «Мою просьбу об оказании содействия следует понимать в законных границах и при предположении, что лица, о которых меня просит товарищ председателя украинской делегации от имени правительства, являются украинцами. В то же самое время ввиду исключительных условий переговоров советую идти навстречу просьбам украинского курьера. Также прошу разрешить выезд из Москвы профессора анатомии Киевского университета Старкова, его жены и сына, о разрешении и облегчении проезда которых меня просит украинское министерство иностранных дел. Не забывайте, что этими прецедентами можем при случае воспользоваться и мы».[261]261
  Там же. Л. 55.


[Закрыть] В связи с демаршами украинской стороны в связи с посещениями в местах заключения в России граждан Украины Раковский через полтора месяца писал в Москву: «Нужно быть очень либеральными в допущении посещения при соблюдении контроля лиц заключенных, которых посетит украинский консул. В этом случае не имеет значения, подлинные они украинцы или нет, ибо взаимность обязывает их сделать то же самое».[262]262
  Там же. Л. 300.


[Закрыть] Раковский фактически протестовал перед советскими властями и по поводу арестов лиц, к Украине отношения не имевших.