Текст книги "Есть ли жизнь после Путина"

Автор книги: Георгий Бовт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Ни пряника, ни морковки

Первым в истории объектом экономических санкций стал греческий город Мегара. В 432 году до нашей эры Афины пытались торговой блокадой наказать город за союз со Спартой. То был и первый пример, когда санкции провалились: Спарта начала войну против Афин, отказавшихся отменить эмбарго. С тех пор многие прибегали к санкциям. Обычно тогда, когда надо было чем-то заполнить «дырку» между угрозами и военными действиями.

К санкциям часто прибегают после «холодной войны», демонстрируя, с одной стороны, неэффективность решения международных проблем военным путем в современных условиях, с другой, отсутствие действенных международных механизмов и институтов разрешения таких проблем.

В какой-то мере санкции превратились в жест беспомощности по отношению к противнику.

А еще в популистскую дань современной публичной политике, этой бесконечной ярмарке тщеславия по завоеванию «бонусов» в глазах недалекой публики путем демонстрации понятных ей «фокусов». А именно – «наказания» плохих парней без массового получения гробов на родине.

В начале нынешнего века в книге «Переоценка экономических санкций» Гари Хафбрауэр, Джеффри Скотт, Кимберли Эллиотт и Барбара Эгг проделали титанический труд, попытавшись выявить эффективность санкций в ХХ веке. Насчитали 204 эпизода. С точки зрения достижения заявленных целей эффективность составила незавидные 34 %.

Трактовка «успеха» часто субъективна. Скажем, в США распространена точка зрения, что именно американские санкции против Великобритании и Франции, оккупировавших Суэц в 1956 году, привели к тому, что агрессоры отступили. Бедный Никита Сергеевич ворочается в гробу, поскольку он-то знает, что это произошло сразу после того, как СССР пригрозил войной, вплоть до ядерной.

Когда речь идет об «успешности» санкций, часто срабатывает комплекс мер. Можно ли говорить об успешности санкций против Родезии и ЮАР времен апартеида, если бы не партизанское движение там? Что касается примеров, когда та или иная страна под санкциями оставила оккупированную ею территорию, то есть лишь один пример – и тот неудачный. Речь об Ираке, оккупировавшем Кувейт. К освобождению его подвигли все же не введенные санкции, а примененная военная сила.

Сейчас, когда Москве продолжают угрожать карами, если на Украине «что-то пойдет не так», часто приводят пример Ирана. Мол, после введения особенно жестких санкций Тегеран пошел на уступки по программе ядерного оружия. Иран исключен из международной финансовой системы, под ударом в том числе энергетический сектор, экономика испытывает серьезные трудности. Однако Иран – не Россия по масштабам, в том числе по доле в мировом энергетическом рынке. Санкции против него были одобрены ООН, Москвой тоже. Однако и это не смогло полностью перекрыть поступления от торговли энергоносителями.

Санкции почти открыто игнорирует Китай, который стал крупнейшим торговым партнером Ирана. Они способствовали сплочению нации на антиамериканской платформе. Десятилетие назад Иран зарабатывал $19 млрд в год на экспорте нефти. По оценкам МВФ, в 2012–2013 годах нефтегазовый экспорт принес $104 млрд, прирост за год, когда были введены новые жесткие санкции, составил $23 млрд.

Главное же сомнение в «эффективности» антииранских санкций в другом. А с чего, собственно говоря, на Западе взяли, что Тегеран откажется от ядерной программы, которую нация считает чуть ли не главным достоинством? Иран согласился сесть за стол переговоров. Но их можно вести бесконечно, маневрируя и делая мелкие уступки, а главные договоренности нарушая. Так и будет, уверен. Однако «уступка» Ирана будет подана как победа Запада – особенно в свете ссоры с Москвой, против которой можно использовать расширение экспорта иранских энергоносителей. Но это не имеет отношения к «эффективности» санкций с точки зрения заявленной цели.

Часто говорят о «точечных санкциях» – против авторитарного лидера, его окружения, а не против народа. Однако пока нет ни одного примера, когда такие «точечные санкции» изменили бы поведение таких лидеров.

Руководство таких стран при оскудении ресурсов прибегает в условиях отсутствия демократии к перераспределению оставшегося в свою пользу, ужесточая подавление недовольных. Поэтому санкции, как правило, контрпродуктивны с точки зрения попыток смены режима и даже его смягчения.

Впервые США применили «антиэлитарные» санкции против Чарльза Тейлора в Либерии. Они затронули его и его окружение, отрасли экономики, где имелись интересы правящей верхушки (например, экспорт древесины). Однако если речь идет об экстраполяции подхода в отношении Либерии на Россию, то это свидетельствует лишь о катастрофическом падении уровня «россиеведения» в США. Вот маститый экономист Андерс Ослунд в интервью New York Times советует: «Россию можно выгнать из Крыма с помощью комбинации финансовых санкций и прямолинейной жесткой дипломатии». Если всерьез ставить себе задачей «выгнать Россию из Крыма», то, конечно, можно далеко зайти. И никогда оттуда не выйти.

Тейлора в Либерии свергли. Не санкциями, а вооруженным путем. Потом судили. Но применительно к большой группе даже африканских, ничтожных с точки зрения экономики, стран (ЦАР, Мали, Мавритания, а также Мадагаскар), санкции, хотя и нанесли им большой ущерб, не возымели воздействия в плане смены тамошних режимов.

Что лишний раз подтверждает еще одно правило: санкции не работают в отсутствие целостной стратегии, адресуемой той или иной стране. Санкции могут быть лишь ее частью и тогда могут принести частичный эффект. Но не самоцелью.

Можно добавить: санкции никогда не работают лишь как «кнут», без «пряника» (в английском варианте звучит тоже забавно: «stick and carrot» – «палка и морковка»), без показа того, что оппонент может приобрести, если проявит гибкость. Заметим, что ни «пряника», ни «морковки» сегодня Москве никто не сулит, а кое-кто хотел бы вовсе загнать Путина в угол.

Другой пример провала в том числе «антиэлитарных санкций»: под таковыми со стороны США лет десять пребывал новый премьер Индии Нарендра Моди (по обвинению в кровавых беспорядках в его штате Гуджарат). Но когда стало ясно, что он выиграет выборы, санкции тихо сняли.

Нашел любопытный старый доклад контрольного управления конгресса США с анализом эффективности санкций. Аж 1990-х годов. Вот что пишут: «Санкции могут нанести ущерб экономике, но не могут быть использованы точечно против отдельных групп населения; санкции приносят наибольший эффект, если вводятся на многосторонней основе или в отношении ранее дружественной страны с обширными политическими и экономическими связями; использование жестких санкций может быть контрпродуктивно, если правительство может использовать ситуацию для мобилизации населения против страны, налагающей санкции; санкции более эффективны, когда культура страны-объекта близка культуре страны, налагающей санкции, и, напротив, проваливаются, когда культурные нормы страны-объекта подразумевают усиление сопротивления во имя национального достоинства».

Проблем с санкциями против России, с точки зрения достижимости поставленных США и Западом в целом целей, несколько.

– Начать с того, что наши связи с Америкой в разы слабее, чем с Европой, а культурные различия составляют пропасть. Хотя и с Европой они тоже большие.

– США вряд ли удастся добиться полной международной изоляции Москвы. Речь не только о Китае, но и ЕС.

– Российской экономике может быть нанесен большой ущерб, особенно если речь пойдет о финансовых санкциях, к чему многие в Вашингтоне и призывают. Однако усиление давления Запада может вызвать еще большее усиление поддержки обществом Владимира Путина. Причем на фоне дальнейшего роста антизападничества – в том числе отражающегося в российском законодательстве, где все громче заявляют о себе самые мракобесные силы. Проевропейские силы будут окончательно маргинализованы.

Если же США возьмут курс на удаление Путина путем удушения российской экономики, то рискуют привести к власти такие силы, по сравнению с которыми он покажется ангелом либерализма.

– Чего хотят добиться санкциями? Ухода из Крыма? Но реалистично ли ставить политически недостижимую цель? Не вторжения на Украину? Однако, по мере остывания запальчивости, возникшей от впечатления «коварства» Запада, высокомерно не пожелавшего разговаривать с Москвой о судьбах Украины, ясно, что ни Донбасс, ни тем более весь юго-восток России не только не нужны, но и экономически не по зубам.

Конечно, можно объявить уже введенные санкции «успешными» (Путин же не вторгся) и успокоиться. Добиться ухода России из Крыма можно, лишь начав войну. Вряд ли кто на такое решится сознательно (другое дело, что нагнетание взаимной истерии может привести к сползанию в войну), ибо после нее уже будет безразлично, кому именно принадлежал Крым, да и вся Украина.

– Какова в целом стратегия США и Запада в отношении Украины, частью которой могут быть, теоретически, санкции, которые тогда бы подавались как имеющие хоть практический смысл? Но реалистичной стратегии на сегодня нет. Есть перетягивание каната на манер дворовой разборки. Есть благие рассуждения о «евроориентации». Но какие это должно повлечь перемены на Украине, какие компромиссы между ее регионами и властными кланами?

Во что обойдется противостояние с Россией и, главное, зачем оно нужно?

Если есть параноидальное восприятие Запада, который якобы спит и видит захват природных богатств России путем оккупации, рядом отечественных политиков, то есть и такое же параноидальное восприятие НАТО, где экспансия на восток стала самоцелью, но не имеет практического смысла в современном мире.

– Стратегия в отношении Украины может быть выработана лишь совместно Россией, США и ЕС. Мне этот вариант – в духе циничной «realpolitik» ХIХ века (когда великие державы продиктовали бы третьей стране условия ее существования, предварительно договорившись о том сами) представлялся безальтернативным еще полгода назад. И вот теперь ровно об этом я прочитал у старика Бжезинского. Рад, что мы с ним сошлись.

Но санкции в этом раскладе лишние.

2014 г.

Ничем непобедимая Россия

Логика инициаторов ужесточения санкций против России незатейлива. Вслух говорят примерно так: санкции ударят по Путину и его окружению, им станет плохо и убыточно, и они отступят (куда и как – это отдельный вопрос). Не вслух, конечно, подразумевают еще, что санкции ударят по российской экономике в целом – как по политической и деловой элите, так и неизбежно по простым людям. В результате поднимется волна народного гнева, которая сметет ставший совершенно неугодным Западу режим. И станет всем счастье.

Если они всерьез о «народном гневе», то страшно далеки они от этого народа. По поводу элит (этот термин лучше употреблять с приставкой «так называемых»), полагаю, глубина заблуждения не меньше.

Пока по части единения «партии (власти) и народа» картина близка к тому, что раньше называлось всенародной поддержкой.

Чем дальше по пути опасной эскалации и в сторону полномасштабной войны сползает кризис на Украине, тем выше рейтинг российского президента. Это можно считать уникальным случаем в современной политике и совершенно непостижимым для западного менталитета, но после 14 лет, что Путин фактически рулит страной, его популярность находится на самом высоком уровне.

По данным недавнего опроса Gallup (он делался еще до сбитого Boeing), россияне довольны практически всем, о чем обычно спрашивают социологи. То есть не только Путиным, но и правительством Медведева (64 %). Они довольны уровнем личной свободы и состоянием экономики, пусть она и балансирует на грани между стагнацией и спадом. Даже нынешняя изреформированная во все дыры избирательная система, и та видится относительно честной небывалому ранее (почти 40 %) числу граждан. Путин за всего лишь год прибавил 30 % в рейтинге одобрения. Его 83 % – это даже не назарбаевские традиционные «около 90 %». Потому что те 90 % стабильны, а наши 83 % – результат прежних падений, а затем роста, что выглядит более живо и правдоподобно.

Могут ли даже самые жесткие санкции внести раскол в российский правящий класс, а также подорвать поддержку Путина среди простого люда?

Картина, согласно которой часть ущемленной санкциями элиты начинает сначала роптать за спиной вождя, а потом в эту спину вонзает нож, свергая виновника своих убытков, могла сложиться только в рассудочной западной голове, а в режимах, построенных на иной ментальности, работает не всегда. Тому созданы, в частности, в России несколько предпосылок.

1. Всякая политическая оппозиция режиму не только маргинализирована в глазах обывателя, но и пребывает в идейной и организационной беспомощности.

2. Неуклонное упрощение общественно-политической жизни на фоне упадка образования и культуры и даже уровня технократического сознания в последние годы не только привело к примитивизации идейного дискурса (до уровня убогого ток-шоу), но и фактически блокировало всякие источники появления и взросления интеллектуальной элиты, тем более опирающейся на альтернативные провластным идеи и принципы.

Посему никакой «другой», «запасной» или «альтернативной» элиты – ни политической, ни интеллектуальной, ни даже технократической – в сегодняшней России в потенции нет и взяться ей неоткуда. Для этого просто нет адекватных и грамотных, образованных сообразно требованиям времени людских ресурсов.

В связи с этим всякие разговоры о надобности «ротации» элиты, рекрутирования в нее неких новых – светлых умом, душой и помыслами – кадров наивны и хороши лишь для звонкой патриотической публицистики.

Если, конечно, под ротацией не подразумевать приход во власть неких гопников или вдохновленных дугиными и кургинянами воинствующих и невежественных городских сумасшедших.

Но это будет уже не ротация элит, а очередной антиэлитарный переворот, русская культурная революция (в маоистском понимании этого термина), по результатам которой страна еще быстрее покатится в пропасть технологической и цивилизационной деградации.

Нынешний правящий класс, если и не осознает этой своей безальтернативности, то все равно до последнего будет стоять за Путина – из страха не столько перед ним, сколько перед чернью.

На Западе всем этим людям все равно ловить по большому счету нечего, отдельные побеги с нажитым непосильным трудом погоды не сделают.

На создание высокопоставленной фронды нет ни сил, ни смелости, ни мозгов, ни малейшей надежды, что таковую поддержит сколь-либо широкая общественность.

И наконец, главное – режимы, организованные столь централизованным образом, как российский, обладают необычайной способностью мобилизовать и перенаправлять ресурсные и финансовые потоки, даже оскудевающие под ударами санкций, в пользу ограниченного круга лояльных режиму лиц. Этим лицам в значительной степени будут компенсированы потери, которые они понесут на Западе. За счет бюджета, разумеется. На это ресурсов у страны хватит еще надолго.

Опыт других авторитарных стран показывает, что как раз правящая элита от санкций страдает в последнюю очередь.

Вопреки тому, что об этом говорят западные аналитики. В этом смысле западные санкции – всего лишь демонстрация западному же избирателю, живущему в контексте упрощенной подачи картины мира силами массмедиа, собственных намерений «покарать плохого парня» за непослушание. То есть всего лишь одно из появлений популизма, который правит ныне всей мировой политикой.

Вопреки тому, что мы видели, например, в Иране, в России перед лицом санкций и внешнего давления, скорее всего, не возникнет никого нового единения верхов и низов. Между ними по-прежнему будет пропасть. Первые не пойдут ни на какие самопожертвования и самоограничения (скажем, в том, что называется «показное потребление») ради солидарности с народом, вторые будут терпеть традиционное и становящееся все более разительным социальное неравенство как непременную данность русской жизни. Баре и холопы – так всегда было и всегда будет.

А что народ? Для него всегда наготове несколько дежурных блюд. Российский обыватель исторически привык жить в условиях осажденной крепости. Хотя отдельные неурядицы российских олигархов, конечно, будут восприниматься со злорадством, однако давление на режим извне в целом может привести к еще большему сплочению нации против внешней угрозы.

В том же Иране, несмотря на очевидные экономические проблемы, гнев народа вовсе не обратился против правительства (правда, там бывший президент Ахмадинежад ездит на работу на автобусе и вообще ничего себе на этом посту не нажил, но у нас народные требования к властям поскромнее, им мигалки во всех смыслах и проявлениях, по народному разумению, как бы положены). И даже сейчас, после нескольких лет жестких санкций, иранский правящий класс вовсе не спешит капитулировать по самому принципиальному вопросу – своей ядерной программе, – торгуясь и пытаясь сыграть на нарастающих противоречиях между Вашингтоном и Москвой. И народ его в этом поддерживает.

С Россией, как показывают тенденции эволюции ее общественного мнения, может приключиться такая же история. Чем сильнее давление (особенно теперь, в обстановке возмущения сбитым малайзийским Boeing), тем выше рейтинг Путина и тем сильнее антизападные настроения.

На выходе через несколько лет в лице России Европа и Запад в целом могут получить страну, настолько охваченную антиамериканскими и антизападными настроениями, по сравнению с которыми даже Советский Союз покажется милым другом.

При этом массовое обывательское сознание будет и без всякого избыточного пропагандистского нажима хвататься за те версии и трактовки происходящего, которые ему наиболее комфортны и вписываются в уже сложившуюся картину мира, когда все против нас.

Столь же недальновидна и стратегия на удушение и в конечном счете свержение режима Владимира Путина (допускаю, что такая опция видится как реалистичная и желанная в некоторых американских экспертных и политических кругах). Свергнуть его, чтобы на выходе получить что? Бардак в ядерной державе с какими-нибудь фашиствующими гопниками в Кремле, по сравнению с чем даже нынешний украинский раздрай покажется скучнейшим а-ля немецким орднунгом.

Конечно, прямые аналогии с Ираком или Ливией в российском случае вряд ли уместны, однако стоит обратить внимание, как свержение там авторитарных лидеров на фоне выжженной политической поляны и отсутствия сколь-нибудь развитой демократической культуры привело к коллапсу обоих государств. Югославия же – это то исключение, которое подтверждает правило: осколки этой страны были просто интегрированы в общее европейское пространство, хотя и с немалым трудом. России такая перспектива в любом случае не грозит.

Альтернатива всей этой политической истерике одна: вместо тупого ужесточения санкций и игры на удушение российского режима (без внятной стратегии выхода в будущем из такого противостояния) надо срочно искать компромисс по украинскому вопросу, признав, что России и ее интересам там не может быть отведена роль стороны, загнанной в угол и потерпевшей унизительное поражение. С этой ролью ей невозможно будет смириться.

2014 г.

Ремни мобилизации

Если бы за окончание украинского кошмара можно было расплатиться пожизненным лишением гурманов итальянской моцареллы, финского плавленого сыра и прочих хамонов, то оно бы и слава богу. Но дело в том, что мы все еще находимся в начале большого пути.

Между пропажей пармезана и войной еще много, разумеется, промежуточных ходов. Даст бог, не все будут сделаны.

Однако то, что Москва начала отвечать на санкции контрмерами (а сколько можно было, в конце концов, не отвечать, ограничиваясь заявлениями МИДа?), свидетельствует лишь об ухудшении ситуации. Никакого конструктивного диалога по всколыхнувшей вдруг всех проблеме «демократической Украины» нет, рушатся даже те связи, которые работали еще недавно.

Куда в этих условиях пойдет «мобилизационное» развитие нашей экономики, общества и политической системы?

В экономике одной из реакций на продовольственное эмбарго стало обещание властями льготных кредитов и прочих поощрений аграриям. Это шаг мысли, но пока не дела в правильном направлении. Впрочем, подобные обещания уже были, но и поныне ставка по кредитам сельхозпроизводителям порой превышает 20–21 %.

Россельхозбанк, который мог бы выступить агентом «обновления русского села назло врагам», сам попал в непростую ситуацию из-за санкций и может попросить помощи ЦБ. В идеале комплекс аграрных санкционных мер должен бы идти в пакете с мерами по развитию нашего аграрного сектора. Что-то типа советского НЭПа или рузвельтовской программы ААА (не в смысле раздачи дотаций, а в смысле комплексного подхода) или столыпинских реформ (а что, не так уж плох был тогда «реакционный режим»).

Начиная с льготных кредитов и налоговых послаблений и кончая преодолением засилья бюрократического маразма регуляций и либерализацией земельного законодательства вплоть до бесплатной раздачи земли всем желающим под полезные экономике цели. Увы, у нас привыкли управлять одними запретами. Кстати, вводя эмбарго, никто не позаботился о защите отечественного бизнеса, от него страдающего.

Импортеры – не враги, не иностранные агенты, а рабочие места и налоги. Им сейчас рушат, разворачивая на границе фуры, уже оплаченные контракты. Ни ЕС, ни США, вводя санкции против России, так против своих компаний не поступали.

Ясно, что никакого «нового НЭПа», поощрения предпринимательства, прежде всего малого и среднего, не будет. Будет исторически привычная нам модель: усиление государства, подавление «разговорчиков в строю», начиная с ограничений Интернета и кончая запретами в духе «больше трех не собираться». Когда думцы вернутся с каникул, мы увидим новый выплеск задумок в разбросе от дурных экзотических до продуманных мракобесных. Такими темпами года через два мы будем вспоминать жизнь в 2013 году, примерно как вспоминали в 1917-м 1913-й – как бытие в другой стране.

Логика санкций по типу «око за око» рано или поздно может привести к сползанию к такой же «махаловке» уже в области военной. Если и там истерия и политическая шизофрения будут так же бодро подогревать атмосферу, то любая случайность может стать поводом к большой войне.

Особенно если серия экономических боев к тому времени обнаружит, что терять нам уже особенно и нечего. Наступит момент, когда, по меткому недавнему замечанию российского президента, «на миру и смерть красна». Кое-какие искры по военной части уже проскочили.

Так, США недавно обвинили Россию в нарушении одного из важнейших соглашений в области контроля за вооружениями – в тайных испытаниях крылатых ракет. Испытания были и раньше, но американцы на них внимания не обращали, а тут Обама сам позвонил по этому поводу Путину. Это новая постановка акцентов.

Или вот в Черное море зашел американский ракетный крейсер «Велла Галф». Не авианосец, конечно, он и раньше туда заходил, но находящиеся на его борту крылатые ракеты «Томагавк» и система ПРО «Иджис» придают в нынешней ситуации этому визиту недоброй воли тоже новое звучание. А еще в Баренцевом море обнаружилась американская подлодка. «Контакт» с ней, сообщают военные, продолжался 27 минуты. А затем она уплыла.

Если Запад так возбуждается по поводу 12 тыс. российских военных близ украинской границы, то и Москва может не так адекватно, как ранее, воспринять визит ракетного крейсера. По Конвенции Монтрё, военные корабли нечерноморских государств могут оставаться в Черном море не более 21 дня. «Велла Галф» должен убыть к 28 августу. А если нет? Каковы ответные ходы? Барражирование российских ядерных подлодок вблизи территориальных вод США? Вызывающие полеты наших истребителей над американскими кораблями? А если те в ответ «нечаянно» собьют какой-нибудь, как сбили, тоже якобы с перепугу, иранский пассажирский А300 в Персидском заливе в 1988 году? Также не вполне понятно, во что может перерасти «полицейская миссия» (если начнется) вооруженных сил ЕС по обеспечению доступа к месту падения малайзийского Boeing.

До последнего времени казалось, что между Россией и США хотя бы в военной области есть контакты, которые помогут предотвратить «случайный» запуск войны. Однако теперь, когда уже и высшие военные чины России под санкциями, а страну и ее лидера призывают третировать как «парию мировой политики», эта уверенность слабеет.

Ситуация может оказаться хуже, чем во время Карибского кризиса, – еще более непредсказуемой, окрашенной эмоциональным поведением сторон.

Еще одна сфера непредсказуемости – эволюция самого российского общества. Эмоционально, да и умом понятно, когда большинство населения поддерживает ответные санкции против Запада, – нельзя же все время «подставлять другую щеку».

Однако общенациональная мобилизация и переход к «гибридной» войне против всего западного мира требуют неких иных усилий и действий, нежели просто ответы на вопросы социологов. Требуют иного состояния общества. Иной степени сплоченности, солидарности (в том числе элиты и низов) и идеологической заряженности. Самого по себе патриотического угара мало.

Нынешняя авторитарная модель управления страной, при всех ее очевидных заслугах (не обсуждаем тут сравнительную эффективность альтернативных путей развития после 2000 года) в преодолении центробежных тенденций 90-х годов, уже не вполне годится для общества повышенной мобилизации. Один из вариантов – это когда авторитаризм сменяется тоталитаризмом. Безоценочно к идейному наполнению, а как формой организации работы государственных и общественных институтов.

Вице-премьер Рогозин призвал нас всех сейчас «подставить плечо» Владимиру Путину, которому трудно. Кто станут эти люди и структуры? «Народный фронт»? Пока в рядах «Единой России» родилась инициатива следить, как ритейлеры соблюдают продовольственное эмбарго. Можно надеяться, что контроль пройдет без погромов провинившихся магазинов (разве ранее закупленное запрещено к продаже?).

Но и такой кампанейщины мало. Кто организационно выступит ведущей силой мобилизационного режима? На сегодня ни одна из партийных структур, включая ЕР и НФ, в силу своего внутреннего цинизма и бюрократии в такой роли выступить не смогут. Те еще союзнички.

За Сталиным и его мобилизацией была Компартия. Несмотря на весь свой антидемократический организационный «принцип демократического централизма», это была структура в том числе коллегиальной выработки решений. В ней были элементы не демократии, но хотя бы обсуждения, создания чувства сопричастности низов к государственным решениям. Нынешняя общественно-политическая структура общества – атомарна. Она изобилует фантомными структурами, никакого влияния на ход событий не оказывающими (даже видимости нет). Все решает известно кто.

С другой стороны, и государственная бюрократия не выказывает чудес эффективности. Прежде всего из-за коррупции. Такая коррупция не совместима ни с какой мобилизацией: тут, случись худшее, мы окажемся в гораздо более уязвимой ситуации, чем в годы Первой мировой войны.

Приводными ремнями мобилизации могли бы стать либо идея (коммунизм, справедливость, возрождение нации), либо закон (внесословное равенство всех перед ним, наличие понятных и принимаемых всеми общих правилам). Нет ни того, ни другого.

Кремль пытается превратить бюрократию, прежде всего силовую, в некую преторианскую касту, отдаленно напоминающую КПСС. Однако эти действия внутренне противоречивы. С одной стороны, против бюрократов и силовиков вводят все новые запреты и ограничения, порой унизительные (вроде запрета отдыхать с семьей там, где хочется), в попытках добиться в условиях идейного вакуума подобия «суверенизации элиты». Это не может не вызывать внутреннего недовольства, хотя оно ни в какую фронду и не выливается.

С другой – бюрократию пытаются задобрить все более щедрой финансовой поддержкой. На фоне явно проступающих экономических трудностей эти меры по повышению доходов бюрократии не имеют прецедентов в мире и уж точно не будут способствовать мобилизационному сплочению общества. Даже если такой ценой удастся купить лояльность этой категории населения, то можно ли превратить эту лояльность в эффективный мобилизационный ресурс?

Альтернатива такому ресурсу (бюрократии как квазипартии) в реальности одна. Это появление на российской сцене людей типа тех, что сражаются сейчас за смутные идеалы (так они выглядят в глазах обывателей) «русской весны» в Донбассе. И тогда возникает развилка. Либо Путин обуздает, если надо, выхолостит или даже возглавит эти силы. Либо он превратится в «доброго дедушку Гинденбурга».

В обоих случаях через несколько лет мы окажемся уже в другой стране. Перед лицом таких перемен лучше всем – и Москве, и Брюсселю, и даже Вашингтону – как-то договориться по Украине. И хрен с ним, с пармезаном.

2014 г.