Текст книги "Танцы мертвых волков"

Автор книги: Георгий Ланской

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Стоя на улице, я закурил и, отправив Семенова оформлять новоиспеченного заключенного, не спеша, пошел по улице. До конца рабочего дня было еще два часа, вот только делать не хотелось ничего. Честно, я и сам не понимал, почему не поехал в отделение. Впрочем, где-то в голове шевелился червячок предчувствия, что на убитом в квартире алкаше день не кончится, и еще до конца смены жизнь преподнесет подарочек сомнительного качества. Поэтому даже не удивился, когда мобильник истошно заверещал "Мурку". Блатной рингтон на вызовы с работы я установил давно, и даже успел выслушать выволочку от начальства, пока в процессе устного порицания у полковника на сотовом не заиграл "Владимирский централ". Полковник смял разговор и нервно давя на кнопки спешно ретировался за дубовые двери кабинета.

– Миронов, ты где? – забубнил дежурный. – Вы же вроде в девятнадцатом?

– Были, – осторожно ответил я. – Семенова с машиной отправил к вам, у него задержанный там… Оформишь?

– А ты сам где? – повторил дежурный, который к выкрутасам коллег был приучен и потоком слов не дал сбить себя с толку.

– Ну, в девятнадцатом еще… В машине места не было. Сейчас на маршрутке доеду…

– Не надо никуда ехать. Не в службу, а в дружбу, сгоняй к плотине. Там неподалеку жмурку на берегу нашли. То ли утонула, то ли нет. Караульные тебя там встретят…

– А… – начал я.

– Эксперт уже выехал. Давай, Кирилл, слетай, тебе ж там рядом.

– Ладно, – раздосадовано буркнул я. – Мне тут и правда недалеко.

– Вот и хорошо, – обрадовался дежурный, – а то Игорюня на драку выехал, Семенова еще нет, если что, я его обратно отправлю, а там глядишь, и труп некриминальный…

– Как же… – фыркнул я. Червячок сомнения раздулся до размеров жирной гусеницы и лопнул с влажным треском. Ну, вот и случилось… Как пить дать, оно…

У плотины действительно стоял охранник, с недовольством наблюдая за прибывающей толпой. Меня он без излишних эмоций проводил вниз по крутой скользкой дорожке, на которой я шлепнулся на задницу, чудом не съехав вниз, как олимпийский бобслеист, только без саней-бобов. На берегу уже копошился криминалист Жора Милованов, который должен был смениться еще вчера. Судя по усталому виду и резким морщинам на лбу, такого счастья ему испытать так и не пришлось. Внизу скучал незнакомый оперативник и толстый мужчина в милицейской форме, с лицом вечного участкового. Рядом переминались несколько горожан, сумевших подобраться поближе.

– Вы из убойного? – спросил участковый. – Старшина Рылин. Это мой участок. Мне Мишаня позвонил, говорит – жмурку нашел у плотины. Ну, я прибежал, посмотрел, а потом уже ваших вызвал. Сейчас еще прокуратура должна быть.

– Мишаня – это кто? – спросил я, пожимая протянутую руку.

– Мишаня – это свидетель… так сказать. Он тут рыбу ловит частенько, ну, и продает ее на базаре, на опохмел зарабатывает. Вон он стоит, в кепке…

– Ясно, извините, – произнес я, вытаскивая вибрирующий в кармане телефон. В динамике зазвенел захлебывающийся от волнения голос Семенова.

– Товарищ капитан, у вас там труп криминальный? Правда? Можно я подъеду?

– Да неизвестно еще, криминальный или нет, – буркнул я и покосился на старшину. Тот удрученно развел руками. – Ладно, приезжай. Будет чем заняться…

Сунув телефон в карман, я отправился к небольшому пятачку песчаной отмели, находившейся между двумя раскидистыми кустами ивы. На нем, лицом вниз, лежала девушка с длинными светлыми волосами, одетая в облепившее ее розовое платье. Одна туфелька на длинной шпильке была на ноге, вторая сиротливо валялась поодаль. Повернутое в профиль распухшее лицо жуткого синего цвета вызывало содрогание. Милованов сидел рядом с ней на корточках и выковыривал из-под ногтей мертвой руки грязь и какие-то волокна. Рядом с ним лежал фотоаппарат, которым он, видимо, только что снимал положение трупа.

– Как дела, Жор? – спросил я. – Так и не сменился?

– Покой нам только снится, – мрачно ответил Милованов. – Ты там по бережку осторожно ходи. Я следочки нашел интересные, мы их гипсом залили, не поломай. И вообще, порыскай тут, я бегло очень смотрел. Мне бы с покойницей разобраться.

– Чего не сменился то, Жора?

– А на кого? Ленка в декрете, А Кузьминична слегла с воспалением легких. Вот ты мне скажи – лето в этом году будет?

– Так оно было, – обрадовал я.

– Когда?

– А, ты в этот день работал…

– Юморист… – недовольно фыркнул Милованов. – Ладно, иди отсюда, не отсвечивай.

Я отошел. Когда Жора работал, лучше было не лезть под руку. Воспользовавшись паузой, я закурил. Сверху замаячил Семенов. Заметив начальство, он рванул было к тропинке, но я ожесточенно замахал ему руками. Семенов недоуменно развел руками. Я набрал его номер и велел походить по берегу, поискать что-нибудь интересное. Прямо напротив пляжика в миниатюре, на глиняном склоне виднелась длинная борозда, как будто сверху спускали что-то тяжелое. Небрежно попыхивая сигаретой, я принялся осматривать окрестности.

На берегу ничего интересного не нашлось. На крохотном пятачке было трудно что-либо не заметить. Узкая тропинка убегала сразу в две стороны? Направо – к плотине, налево – к большому пляжу. Покойница, лицо которой скрывалось за спутанными волосами, на этом песчаном берегу выглядела инородным телом. Столпившиеся у плотины люди что-то негромко обсуждали и строили предположения. Я неприязненно подумал, что зеваки неизменны во все времена. Ну что, скажите, может быть привлекательного в мертвом теле, если вы, скажем, не некрофил? Будь моя воля, я предпочел бы скоротать этот день дома, на родном диване, в обществе жены. Ну, а если не повезет, то хотя бы в дежурке, за кроссвордом, слушая ментовские байки и попивая крепкий чай с вареньем. Вместо этого приходится торчать на берегу реки, искать улики с перспективой простудиться, потому что от воды немилосердно дует.

– Жор, что скажешь? – спросил я, подходя к эксперту. Копавшийся в своем объемном чемоданчике с инструментами Милованов недовольно поморщился.

– Ну, что я тебе сейчас сказать могу? Смерть явно насильственная, это к гадалке не ходи, а вот отчего она наступила – это уж пожалуйте в морг, как говорится, вскрытие покажет. Убили девочку, а вот утонула или удавили ее, пока не знаю.

– Удавили?

– Ты сюда посмотри. – Милованов ткнул шариковой русской в багровые пятна на шее покойницы. – Видишь, странгуляционная борозда отсутствует, а эти следочки – от пальчиков. То есть душили ее руками, не веревкой какой. Об этом же говорит кровоизлияния в оболочке глаз, трупные пятна опять же… Девочка сопротивлялась, но не долго. Так что, возможно захлебнулась…

– Значит, сопротивлялась?

– Без сомнения, хотя… Видишь вон там, на берегу след характерный? Она оттуда сверзилась, и, похоже, не сама. Оттого вырывалась и брыкалась, как могла. Ногти сломаны, под ними грязь и пара ниточек синеньких. Ну, и ходил кто-то по берегу в спортивной обуви типа кроссовок или кед. Ребристая подошва, без каблука. Я у свидетеля то на башмаки глянул и на всякий случай слепок взял, но он в сапогах, и размер другой – меньше.

– Кирилл Сергеевич, – крикнул сверху Семенов, – она, похоже, тут бежала. Тут следы в глине. И мужские отпечатки тоже есть…

– Посмотри, откуда они ведут, – сложив руки рупором, заорал я. – Может, найдешь чего… Жора, а девочку не поимели перед удушением?

– Да откуда ж я знаю? – измученно произнес Милованов, всем телом изображая умирающего лебедя. – Она ж в воде лежала. Если что и было на ней, то все смыто. Более подробно в морге.

– А предварительно?

– А ты не торгуйся, – высокомерно парировал Жора, но потом, добавил мягче. – Если чего и было, то, скорее всего добровольно. Бельишко на ней целое, не похоже, чтобы его снимали. Убили ее тут, вне всякого сомнения.

Над обрывом показалась тощая женщина в синем мундире и черной папкой под мышкой. Она недовольно поглядела вниз, а затем отправилась к спуску, осторожно спускаясь по влажной глине.

– Прокуратура прибыла, – сварливо прокомментировал Жора. Женщина неловко взмахнула руками и приземлилась на пятую точку. Участковый, до сего момента столбом стоявший рядом со спуском, встрепенулся и поспешил даме на помощь. Женщина, цедя сквозь зубы приглушенные ругательства, неуклюже поднялась с земли и попыталась отряхнуть юбку. Оценив тщетность своих усилий, дама, высоко поднимая ноги, словно цапля, направилась вниз. Протянув руку с растопыренными грязными пальцами участковому, она наконец-то обрела точку опоры. Мне, вымазавшемуся до самых бровей, ее передвижения доставили искреннее удовольствие.

– Здравствуйте, – неприязненно поздоровалась женщина хриплым, словно простуженным голосом. – Ну, где клиент?

– Я покажу, – произнес я, изо всех сил стараясь быть галантным. Следовательница симпатии не вызвала. Видеть ее приходилось впервые, она совершенно не подходила под мои представления об идеале красоты. Худая, нескладная, сорокалетняя баба, с грязными волосами, почти полным отсутствием макияжа, только губы мазнуты противной фиолетовой помадой, отчего выглядели ничуть не лучше, чем у покойницы на берегу.

– Труп криминальный? – осведомилась следовательница, отказавшись от предложенной мною руки. Вместо этого она, бегло взглянув на тело, подошла к воде и сполоснула руки.

– Безусловно криминальный, – вздохнул Милованов. – Я ее уже осмотрел. Будем протокол составлять?

– Будем, – кивнула женщина. – Найдите мне на что сесть…

У рыбака, вытягивавшего шею в тщетной попытке разглядеть происходящее с того места, куда его оттеснил участковый, спешно реквизировали складной стульчик. Дама в синем мундире заботливо подстелила на стул пару листков бумаги и уселась на них своим вымазанным в глине задом. Милованов подошел к трупу ближе и забубнил:

– …Тело было обнаружено частично лежащим в водоеме верхней частью туловища, головой под водой лицом вниз. Руки вытянуты вертикально вперед. Левая нога согнута в колене…

Я отошел в сторону, где скучал оперативник, сдерживавший набежавших горожан. Несмотря на то, что место было не особенно проходным, желающих посмотреть на свежего покойника набралось немало. В первом ряду переминался с ноги на ногу свидетель – коренастый мужичок в грязноватой куртке и бейсболке с лихой надписью "Монтана".

– Подойдите, пожалуйста, – попросил я. Мужичок робко скользнул за спину стоявшего в ограждении оперативника. – Вас как зовут?

– Михаил, – запинаясь, представился мужчина. – Табашников. Я тут недалеко живу. Пару дней из-за погоды клева не было, думал, может, сегодня хоть кошкам рыбы наловлю, у меня их две…

– Кошки?

– Кошки, пропади они пропадом. Дочка со свалки приволокла, а они, заразы, по утрам орут – жрать просят. Корму то не напасешься, да и дорогой он. А рыбку они с удовольствием употребляют…

– Короче, свидетель, – строго прервал его я, доставая из папки чистый листок. – Значит, вы пошли на рыбалку. В котором часу это было?

– Утром еще. Просидел почти до вечера, и ведь даже не подозревал ни о чем. А тут в кустики по нужде хотел… Подошел к ивняку – а она там на берегу. Жуть-то какая…

– Во сколько это было?

– Да считай, в начале пятого, наверное, может, в четыре.

– Вы не пытались ее вытащить из воды?

Мужичок помотал головой, как отгоняющая слепней лошадь. По его испуганному лицу было видно – он и близко к трупу не подходил.

– Нет, что вы….Тут же сразу видно было – мертвая она совсем. Синяя же…

– Понятно, – протянул я. – А раньше ее не встречали?

Мужичок хмыкнул и как-то странно оскалился, обнажая ряд гнилых зубов. Улыбка, впрочем, быстро с его лица сползла, превратившись в жалобную гримасу.

– Так, это… я ж в лицо то ее не видел. Мало ли кто тут ходит? Молодежи тут ошивается…

– Почему?

– Так пляж же вон там, – мужчина махнул рукой в сторону спуска. – А сюда тоже ходят. Тут отмель и песочек есть, не везде камыш. Если компания небольшая, так они на этом пятачке поместятся. Опять же, дискотека тут через дорогу и бар недалеко.

– Вам надо будет еще следователю показания дать, – произнес я. – Пойдемте, я вас провожу.

– Хорошо, – согласился мужичок, – да и стульчик свой заберу.

Мы направились к прокурорше и Жоре. Подтолкнув оробевшего рыбачка поближе к народной власти, я сказал:

– Это вот, свидетель Михаил Табашников, он труп нашел.

Жора, чей монолог я прервал, недовольно покосился на свидетеля и закончил:

– …на левом предплечии рваные раны, оставленные, по всей вероятности, зубами животного, возможно крупной собаки.

– А следы давние? – спросила неприятная следовательница.

– Прижизненные, полученные вероятно незадолго до смерти, – пожал плечами Жора. – Я бы сказал – перед самой смертью.

– А приблизительное время? Когда ее убили?

– Ну, милая, кто ж вам так сразу скажет… На глазок, между двенадцатью и четырьмя утра.

– Я вам не милая, – отрезала дама. – Значит, между двенадцатью и четырьмя утра?

– Ну, тогда я вам тоже не святой дух, – обиделся Жора. – Милости прошу в морг, там и узнаете все подробности. Жмурка в холодной воде пролежала ночь и полдня. Я в причине смерти то не уверен, а вы у меня время спрашиваете… Сталина на вас нет…

Мне на мгновение стало весело. Когда Жора, коему не исполнилось еще и сорока, поминал Сталина, это выражало крайнюю степень его раздражения. Сейчас он замкнется и перестанет пояснять противной следовательнице все, что успел увидеть. Его заключение она увидит в самую последнюю очередь, как бы не наседала и не уговаривала. На все случаи жизни у Жоры была универсальная отговорка: вас тут много, а я у себя один. В любом случае, перемена Жориного настроения ничем хорошим не закончилась бы ни для следствия, ни для оперов, которые тоже были в этом заинтересованы. Поэтому я сделал шаг вперед и уже хотел вмешаться в диалог, как вдруг веселенькая мелодия откуда-то неподалеку, заставила его притормозить.

– Ответьте, – буркнула ему прокурорша. – А то будет тут орать под ухом…

– Это не мой, – сказал я, на всякий случай коснувшись мобильного. Впрочем, мог бы этого и не делать. Мне бы никогда в голову не пришла мысль поставить в качестве рингтона рыжеволосую певичку, под песни которой сходила с ума молодежь от тринадцати до восемнадцати лет. Жора дернул бровями, даже следовательница оторвалась от протокола. Назойливая песенка звучала совсем близко и откуда-то сверху. Я поискал глазами и увидел в глубине куста висевший на ветке прозрачный полиэтиленовый пакет. Внутри трепыхался розовенький телефончик. Кроме него в пакете виднелся какой-то цветной прямоугольник.

– Это что такое? – удивилась следовательница. – Это что – ее?

– Похоже, – ответил я и потянулся к ветке, но был остановлен Миловановым.

– Не залапай там мне все. Веточку обломи подальше и прямо с нею давай сюда.

Я залез в куст поглубже, и с трудом отломил неподатливую колючую ветку. Мобильник замолчал. Я осторожно передал Жоре ветку, тот бегло взглянул на узел, а потом скальпелем вскрыл мешок у дна. Полиэтилен тут же был упакован в пакет, а мобильный и прямоугольный кусочек картона стали объектом пристального внимания со стороны Милованова и прокурорши.

– Неужели просмотрели? – укоризненно спросила она в пространство.

– Ну, как видите, нашли, – пожал я плечами.

– Нашли они… – фыркнула женщина. – Прошляпите все царствие небесное. Если бы телефон не зазвонил… Что там с отпечатками?

– Да погодите вы, – злобно ответил Милованов. – Что я вам тут – реактивный что ли? Сейчас вообще все заберу к себе в отдел, и пока отчет не напишу – ничего не узнаете!

– Жора, да мы ж не против, – торопливо вмешался я. – Нам бы только узнать, кто ей сейчас звонил. Личность же надо устанавливать, сам понимаешь…

Милованов злобно зыркнул на меня, неприязненно покосился на прокуроршу, и снова стал производить загадочные манипуляции с телефоном. Спустя несколько минут он разочаровано произнес.

– Нету пальчиков на телефоне. Нате, исследуйте.

– Совсем нету?

– Совсем нету. Стерты.

– А это что там еще такое? – спросил я. Прокурорша смотрела вниз со странным выражением лица. Я удивленно уставился на упакованную в пакетик игральную карту. Сквозь целлофан отчетливо виднелась десятка бубен.

– На карте отпечатки есть? – бесцветным голосом осведомилась женщина.

– Ни единого, – буркнул Жора. – У меня только на пакет надежда, но его я в лаборатории посмотрю.

– Ну, что там, в телефоне? – нетерпеливо спросила прокурорша. – Кто ей звонил?

– Это не звонок был, а смс, – медленно ответил я. – Записывайте номер. Некий Никита с регулярностью в полчаса прислал ей три сообщения. Первое в десять утра: "Привет, я приехал". Второе через час, в одиннадцать ноль две: "Почему не отвечаешь?" И последнее только что: "Перезвони, я дома". От него же поступило четыре не принятых вызова в этом же промежутке времени. Еще один не принятый звонок от мамы… так, хорошо, значит мама есть… Теперь посмотрим набранные номера…

Я несколько раз нажал на кнопки и прищурился. Очень, очень интересно…

– Жора, во сколько, ты говоришь, она умерла?

– Между двенадцатью и четырьмя утра, – вместо Жоры ответила следовательница, торопливо и как-то лихорадочно, стараясь скрыть нарастающее возбуждение. На ее бледных щеках выступили два красных пятна.

– В три ноль три с этого телефона был сделан звонок на один номер. Разговор продолжался минуту двенадцать секунд. Спустя еще три минуты была сделана еще одна попытка соединиться, но там не ответили. Через две минуты еще одна и снова безрезультатно. Абонента в базе данных нет. Семенов!!!

Запыхавшийся практикант прибежал через минуту. Я сунул ему бумажку с номером последнего абонента и неизвестного Никиты.

– Пробей по базе, кто такие. И ее номер тоже.

– Будет сделано, – козырнул Семенов и убежал. Я повернулся к следовательнице, торопливо переписывающей номера в протокол.

– Скажите, – осторожно спросил я, – почему вас так взволновала эта карта?

Следовательница не ответила и даже глаз не подняла. Она торопливо дописала строчку и, захлопнув папку, решительно поднялась со стула. На свидетеля она не обращала внимания, пока тот не попытался забрать свой складной стул. Только тогда заметив его, она быстро переписала его паспортные данные, всучила повестку и стала подниматься наверх, увязая в глине.

– Зверь баба, – прокомментировал Милованов, собирая свою амуницию.

– Ты ее знаешь?

– Да видел пару раз. Противная, занудная и, судя по слухам, не очень профессиональная. Не хвалят ее, в общем. С области она. Неужели в город перевели?

– Чего она на карту так среагировала?

– Да кто его знает? Может, выпала ей дальняя дорога и казенный дом, – захихикал Жора. – Вон, твой Семенов летит, щас споткнется и разобьется насмерть.

Практикант Семенов действительно летел со всех ног, но вряд ли потому что торопился передать начальству информацию невероятной важности. Просто спускаться по склону медленно у него не получалось. Вытаращив глаза, он тщетно пытался притормозить, но получалось плохо. Опрометчиво выбрав между спуском по глине и траве, заросшей склон, Семенов скользил вниз с бешеной скоростью.

– Все, щас в реку влетит, – вздохнул Милованов. – Пошли, поймаем его.

Семенова удалось стабилизировать у самой кромки воды. Ухвативший его за руку Милованов укоризненно поцокал языком.

– Семенов, ну, что ж ты бежишь, как на свадьбу? А нас тут не случись, мы бы тебя потом тоже вылавливали, как вот эту?

– Так скользко, – попытался оправдаться Семенов. – Тормозишь если, ноги сами вперед выпрыгивают…

– Ладно, не тормози, – прервал я. – Кто у нас потерпевшая?

– Телефонный номер зарегистрирован на имя Марии Тыртычной, – затараторил Семенов. – Два других номера принадлежат Никите Шмелеву и Юлии Быстровой.

– Только этого мне и не хватало, – вздохнул я.

– Мажоры? – осведомился Милованов.

– Хуже, – ответил я. – Журналисты.

Юлия

– Никогда ее не видела, – произнесла я и отодвинула от себя фотографии. Видеть то, что на них запечатлел фотограф, было выше моих сил. Раздувшееся лицо с провалами бессмысленных кукольных глаз, синими прожилками вен и страшными черными пятнами на шее. С раннего утра такое вот…. зрелище натощак. Впрочем, хорошо, что натощак. Хотя в жизни приходилось видеть всякое, но кто знает, не вывернуло ли бы меня прямо тут, в этом гадком кабинетике с облезлым линолеумом на полу, умирающим сингониумом на подоконнике и мерзкой бабой за обшарпанным письменным столом.

– Вы уверены? – с ядовитой иронией осведомилась мерзкая баба с погонами майора на плечах. Я вздохнула.

Хозяйка кабинета, следователь по особо важным делам Лариса Земельцева, приятного впечатления не производила. Она была тусклой, как пыльная лампа, несуразной и нездорово-тощей. На лоб свисали тонкие жирные пряди, которые было бы неплохо покрасить или хотя бы вымыть. На ногтях облупился лак, неухоженные пальцы радовали глаз непрополотыми заусенцами. Лицо тоже было так себе: среднестатистическая физиономия давно махнувшей на себя усталой женщины, у которой в перспективе одинокий вечер в компании с телевизором, плюшка с вареньем и затертый роман о любви в розовой обложке. Я даже специально посмотрела на руки. Обручального кольца на пальце не было.

После того странного звонка мне и в голову не могло придти, что речь действительно идет о чем-то серьезном. Нам, публичным персонам, ежедневно встречающимися с не самыми адекватными на планете людьми, не привыкать ни к странным звонкам, ни к пугающим заявлениям. Сколько раз мне угрожали расправой, сколько признаний в неземной страсти и любви я слышала. Сколько кликуш обрывало телефон редакции, утверждая, что я разбила их семью. Отвечать за всех ненормальных я не желала. Но тут…

Миронов заехал ко мне на работу около часа дня, когда я, благополучно позабыв о ночном звонке, собиралась на обед. На вопросы Кирилл не отвечал, предпочитая задавать свои, в глаза не смотрел, и вообще вел себя как с посторонней, словно не было дружеских отношений, завязавшихся после одной неприятной истории. Отвечая на его вопросы, я холодела, подкожно чувствуя опасность, как мышь, приближающуюся змею. После визита я, сорвавшись с места, полетела на съемную квартиру и вернулась домой, под крыло к супругу.

Валера собирал вещи. Мое стихийное возвращение его слегка шокировало… Нет, не слегка, поскольку он поронял все, что держал в руках, а я, мялась в прихожей, не зная, как себя вести. Наверное, следовало что-то сказать, как-то поступить, но в голову не лезло ничего умного, а выглядеть полной дурой не хотелось.

Бурное примирение состоялось здесь же, так как до спальни мы не дошли. Попугай в клетке демонстративно отвернулся, а разомлевший от ласк супруг нашептывал в уши, что я самая, самая, самая…. Призрак потенциальной соперницы растворился в небытии, а я малодушно скрыла, что вернуться меня побудили вовсе не любовь и благоразумие, а элементарный страх…

Утром Валера уехал в командировку, а меня выдернули с работы в прокуратуру, где женщина со стылым лицом потасканной Снежной Королевы не самым вежливым тоном принялась допрашивать с пристрастием.

– Никогда ее не видела и никогда с ней не говорила, – с любезностью, от которой веяло инеем, ответила я. – Боюсь, что ничем не смогу помочь, хотя меня, признаться очень интересует это дело…

– Юлия Владимировна, – с крокодильей улыбкой отбила подачу Земельцева, – согласно распечатке звонков, вы проговорили с Тыртычной больше минуты. Это слишком много для простой ошибки.

– Я с ней не говорила.

– Но данные оператора сотовой связи утверждают обратное, – прервала Лариса уже менее любезным тоном.

Следовательница почему-то невзлюбила меня с первого взгляда. Привыкнув дружить с прокуратурой, милицией и городской администрацией, впервые почувствовала, что вызываю у этой дамочки скрытую агрессию. Вообще-то я могла ее понять. Взгляд, которым она мазнула по моей сумочке, сережкам и кольцу был типично женским, завистливым и алчным. Но кроме этого в темных паучьих глазках светилось что-то хищное. Такой масляный взгляд я привыкла ловить от мужчин, особенно если надевала короткую юбку, и она, возможно, задиралась выше, чем следовало. А тут… Непонятно….

Земельцева странно тряхнула головой, точно отмахиваясь от комаров. Не говоря больше ни слова, она подвинула распечатку звонков и ткнула ручкой в нужное место. Я бегло взглянула на лист бумаги и закатила глаза.

– Видите? – резко спросила Лариса.

– Вижу. Ну и что?

– И после этого вы утверждаете, что вам никто не звонил?

– Ничего подобного, – ядовито возразила я. – Я сказала, что не разговаривала с ней! А звонок был. Только вам ведь это не важно?

– Как интересно, – презрительно улыбнулась Лариса. – Значит, она позвонила, но не разговаривала. Как это понимать? Она пела серенады? Сопела? И вы тоже наверняка молчали? Не так ли?

– Я не говорила, что молчала. Только разговаривала я не с Тыртычной.

– А с кем? – вкрадчиво спросила Лариса, вцепившись тонкими, сухими пальцами в крышку стола с такой силой, что лунки ногтей побелели. Я подумала, что следователь действительно похожа на паучиху: такая же зловещая, с сухими костистыми лапками, неопрятная и злая. Того и гляди накинет свои тенета и утащит в темный уголок.

– Он не представился, – хмуро буркнула я. Лариса дернула бровями и откинулась на спинку кресла.

– Он?

– Ну да. Со мной разговаривал мужчина.

Лариса ненадолго задумалась, а потом вновь наклонилась ко мне.

– И что же он сказал?

– Да чепуху какую-то нес. Я вообще-то спала, не сразу сообразила, кто звонит, тем более со скрытого номера, вот – Я вытащила из сумки мобильный, нажала на несколько кнопок и сунула его под нос Земельцевой. Та перевела взгляд с дисплея на листок с распечаткой.

– И какую он нес ерунду? – осведомилась она

Я сморщила нос и ненадолго задумалась.

– Что-то вроде: "Привет, красотка, скоро увидимся". Не помню точно.

– Вы узнали голос?

– Нет. Сейчас даже не вспомню, какой он, но могу поклясться, это был мужчина, а вовсе не Тыртычная, если только она не разговаривала басом.

– А почему вы вообще ночевали на съемной квартире? – сладко поинтересовалась Лариса.

– С мужем поругалась, не хотела идти домой, ну, вы понимаете…

– Нет, не понимаю, я не замужем, – отрезала Земельцева.

– Оно и видно, – усмехнулась я.

Следователь на мгновение потеряла контроль над собой. Руки женщины просто заходили ходуном. Подавив желание вцепиться мне в глотку, она судорожно сглотнула и кисло улыбнулась.

– Знаете, что я думаю. Дело было так: вы ждали на съемной квартире звонка от сообщника, что Тыртычная устранена, потому дома и не ночевали. И дождались, судя по звонку.

Я округлила брови и презрительно ухмыльнулась. Разговор мне нравился все меньше и меньше. Тетка явно хотела повесить на меня всех собак.

– И зачем, позвольте мне спросить, я ее, как вы изящно выразились, устранила? Для убийства должен быть мотив, насколько мне известно.

– Если мы не знаем мотива, не значит, что его нет, – улыбнулась Земельцева. – К примеру, ревность. А что? Она молода, хороша собой, вполне могла встречаться с вашим мужем. Или еще того хлеще, с вашим любовником – Шмелевым. Или вы не знаете Шмелева?

– А задушил ее надо полагать Шмелев? – осведомилась я. – Понятно…

Я взяла телефон со стола. Лариса улыбнулась.

– Адвокату звоните?

– Ну, зачем же сразу адвокату, – парировала я. – Прокурору. Вашему шефу…. Егор Константинович, добрый день… да… да… ой, спасибо…

Лариса беспокойно заерзала на месте. Чего – чего, а вот близкого знакомства прокурора с какой то брюнетистой выскочкой, вроде меня, она явно не ожидала. Лариса протянула руку.

– Отдайте телефон!

– Вы со мной драться будете? – удивленно спросила я. – Ах, нет, это не вам, Егор… А я буквально на этаж ниже… у некоей Земельцевой. Конечно, подожду, куда же я денусь….

Лариса задышала, как собака. Думаю, она отметила, что я не назвала начальника по отчеству. Ну, все, теперь пойдут слухи, что он как минимум мой любовник…

– У вас есть собака? – быстро спросила она.

– Нет, есть попугай. Сторожевой попугай вас не устроит? – нагло ответила я.

Лариса стиснула зубы.

– Что вы делали одиннадцатого июня? – быстро спросила она, черкая в протоколе соответствующую строку. Я покосилась на Земельцеву, как на врага и вздохнула.

– Да откуда я знаю, это месяц назад было. Какой хоть день недели?.. Четверг… мы наверняка сдавали номер, так что торчала на работе до позднего вечера, скорее всего.

– А двадцатого мая?

– За границей была. Это совершенно точно. Мы с мужем ездили в Италию. Решили сгонять, пока не начались летние каникулы, там в это время поспокойнее, знаете ли…

– Не знаю, – мрачно сказала Лариса.

– Ну, оно и понятно, – усмехнулась я.

В коридоре послышался гул. Думаю, Земельцева инстинктивно догадалась, что к ее кабинету летит гроза, готовая обрушить на ее несчастную голову громы и молнии. Подвинув протокол, она быстро произнесла:

– Прочтите и подпишите: с моих слов записано верно… Боюсь, что я вынуждена ограничить вас подпиской о невыезде…

– Премного благодарна, – рассеяно ответила я, впившись глазами в листок бумаги. – Надеюсь, на улицу хоть выходить разрешите?

Земельцева хотела достойно ответить, но не успела. Дверь в ее кабинет распахнулась без стука. Увидев радостно улыбающегося шефа, Лариса наверняка поняла, что окончательно проиграла.

Никита был мрачен. Потерев обеими руками лоб, он взъерошил коротко постриженные волосы, отчего они стали дыбом.

– В голове не укладывается, – вздохнул он.

Я пожала плечами. Мы встретились в кафе "Пиццоли" на следующий день после моего визита в прокуратуру, что для обоих было удобно. Никита рядом жил, я работала. Вырвавшись на обед, я позвонила Никите и решительно потребовала встречи. Никита приехал в кафе, опоздав всего на полчаса. Издергавшись в ожидании, я встретила его градом вопросов.

– Да отстань ты, и без того тошно, – отмахнулся Никита и убежал за едой.

– Кофе мне возьми! – крикнула я вдогонку. Никита кивнул и исчез за стеной. Мельком взглянув на часы, я со вздохом уставилась в окно. Над городом висела туча. Угрожающие всполохи в чернильной синеве сверкали все ближе. По стеклу рикошетили редкие капли.

В кафе было малолюдно. Место это было не самым дешевым, отчего простые служащие обедать сюда в свой перерыв не ходили. Может быть, именно поэтому кафе и не успело встать в один рядом с большинством провинциальных заведений, уравнивающихся в статусе с забегаловками, где посетители не гнушаются потреблять дешевый алкоголь под еще более дешевую закуску, а то и без оной. Нет, здесь атмосфера была уютной, и даже с намеком на что-то изысканное, если можно было бы посчитать таковым дикую смесь деревенского и средиземноморского стилей и мрачной готики. Почему хозяин кафе решил сделать один зал в аскетично-средневековым, от чего хотелось повеситься прямо на тяжелой деревянной люстре в виде колеса не то прялки, не то телеги. Однако готический зал у публики пользовался не меньшим спросом. Особенно здесь любила развлекать себя по вечерам молодежь, давно и прочно причислившая себя к взбитым сливкам общества. Но сейчас в темном зале кроме меня не было никого. Я посмотрела в сторону кассы, где с подносом стоял Никита, и перевела взгляд на широкий жидкокристаллический телевизор, где приглушенно стенала иностранная певица хорошо поставленным оперным голосом.