Текст книги "Торопун-Карапун и тайны моего детства"

Автор книги: Георгий Балл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

ДЖИНН ЛОМАЕТ СТАРЫЙ И СТРОИТ НОВЫЙ ДВОРЕЦ

Рухнул дворец на джинна, полетели камни, крыша, а он даже рукой не заслонился, будто мелким дождичком посыпало. Он радовался, хохотал и кидал камни дворца в самое небо.

– Ишь, – засмеялся дедушка, – каменья только почиркивают.

Не прошло и пяти минут, как джинн разломал дворец, а остатки втоптал в землю. Вытер рукавом пот с лица.

– Молодец, Миша! – похвалил дедушка. – Быстро поломал.

Джинн повернул к нам щербатое, измазанное штукатуркой лицо, проговорил:

– Згучубуру. Бэрчугарачу.

– Миша интересуется, – пояснил дедушка, – какой мы желаем дворец: с пятью фонтанами или одним садом висячим?

Джинн закивал головой и показал руку с растопыренными пальцами.

– Да пускай делает дворец такой, как раньше был, – сказал Торопун-Карапун. Ему было очень жалко разрушенного дворца.

Джинн еще раз кивнул головой – мол, ясно.

И мы с интересом стали ждать, как он станет строить дворец. А джинн, понимая, что за ним наблюдают, выпрямился во весь свой великанский рост, отставил правую ногу и носком башмака, поворачиваясь, как циркуль, начертил круг. Потом он махнул правой рукой и поймал на лету огромную трубу, появившуюся прямо из воздуха. Джинн укрепил трубу посредине круга.

– Для фонтанов и вообще для воды, – пояснил дедушка.

Джинн махнул левой рукой, и в ней появился гигантский кран. Очень ловко джинн приладил кран к трубе.

– Мастеровитый! – похвалил дедушка. – Вишь, голова какая. О-о! Все может, золотые руки у парня!

Между тем джинн неторопливо вышел из круга, махнул двумя руками и поймал нижнюю часть здания, поставил в круг. Затем, идя по кругу и все ускоряя движения, стал ловить не отдельные камни, а целые блоки – то стену с окном, то колонну. На наших глазах поднимался дворец. А джинн бежал все быстрее и быстрее, и только слышно было, как хлопались тяжелые каменные громады. Он уже в вихре кружился вокруг дворца, его уже не стало видно. Казалось, перед нами стремительно, неудержимо вращалось радужное колесо, а посредине, точно цветок, распускался, открывая свои лепестки, голубой дворец с хрустальным куполом.

Никогда не забуду этого прекрасного зрелища.

Постепенно круг как бы стал оседать, вращался все медленнее, и, наконец, возник джинн. Он сделал еще несколько кругов, что-то подправил на крыше, подравнял колонны, сдунул пыль с окон и отошел, чуть покачиваясь. Грудь его высоко вздымалась, и над нами, как ветер, проносилось его дыхание.

– Ай молодец! – похвалила Ложка.

– Ура! – крикнул Торопун-Карапун и захлопал в ладоши, счастливый, как в театре.

– Ура! – подхватили мы.

Джинн прижал руку к сердцу, мол, делал все от души, старался не ударить в грязь лицом. Особо он поклонился Торопуну-Карапуну. Наш капитан так и просиял.

– Ну, Миша, – сказал дедушка, – порадовал гостей.

Джинн поднял правую руку.

ДЖИНН И ТОРОПУН-КАРАПУН ОБМЕНИВАЮТСЯ ПОДАРКАМИ

Джин поднял правую руку, давая понять, что хочет обратиться к нам с речью. Он напрягся, огромное лицо его страшно покраснело, и он произнес:

– Бл… бл… бла-а-агодарю за внимание.

– Ну чего, Миша, хорошо постарался, – сказал дедушка. – А теперь показывай свой дворец.

Джинн махнул правой рукой – и от дверей дворца прямо к нашим ногам расстелился пушистый зеленый ковер.

– Дер-бур гачорро, – сказал джинн. – Люр-гачендоро эт-мар…

– Ладно уж, понятно, – оборвал джинна дедушка и, повернувшись к нам, пояснил: – Миша говорит – не обессудьте, если чего не так. Милости, говорит, прошу к нашему шалашу.

Джинн поклонился нам в пояс. И мы ему поклонились и хотели уж идти, как Торопун-Карапун спросил:

– А можно, я ему подарю что-нибудь на память?

Джинн похлопал Торопуна-Карапуна по плечу и сказал:

– Бур качендаро чир-лэр.

– Не препятствует, – кратко перевел дедушка.

Торопун-Карапун достал из кармана значок, на котором была изображена голубая яхта с белым парусом и было написано: «Занимайтесь водным спортом».

«Вот какой предусмотрительный и вежливый мальчик», – подумал я.

– А мы… а мы возьмем на память зуб, ладно? – попросил Торопун-Карапун у дедушки.

– Баловство все это. Ну, бери, раз вам интересно…

Торопун-Карапун протянул значок джинну. Тот осторожно, боясь раздавить, взял значок двумя пальцами правой руки, поцеловал его и… проглотил.

– Ах! – вскрикнула Ложка.

Джинн похлопал себя по животу: мол, очень вкусно. И показал пальцем Торопуну-Карапуну, чтоб тот тоже съел зуб. Торопун-Карапун не растерялся, поднес зуб к губам, поцеловал кончики своих пальцев, а зуб незаметно опустил в карман, сделал вид, что проглотил. Даже похлопал себя по животу и пощелкал языком: мол, как вкусно.

Джинн улыбнулся. Торопун-Карапун тоже улыбнулся. Тогда джинн улыбнулся так широко, что показались щербатые его зубы с дыркой внизу. И Торопун-Карапун еще шире улыбнулся. Тогда джинн раскрыл руку и показал на ладони значок. Торопун-Карапун залез в карман и вынул зуб. Джинн растерялся, а потом как захохочет! И Торопун-Карапун тоже засмеялся. И мы смеялись, глядя на них, а дедушка сказал:

– Ну и озорники вы, ребята!

Так весело мы двинулись к дворцу.

МЫ ИДЕМ ВО ДВОРЕЦ

Дворец был совсем рядом, и мы хорошо видели голубые башни и хрустальный купол. Но мы шли и шли, а голубой дворец не приближался. Он точно отступал от нас.

– Что за чудеса? – возмутилась Ложка. – Я уж свои ноженьки оттопала.

И тогда я объяснил, что это, возможно, мираж. Так бывает, например, в пустыне, когда кажется, что крепость или даже целый город стоят совсем рядом, а на самом деле они за тысячу тысяч километров.

– Не мираж это, – проворчал дедушка, – а дураж. – И он повернулся к джинну и погрозил пальцем: – Зачем, Миша, дуешь, зачем отгоняешь?

И тут мы заметили, как джинн, сложив трубою губы, дул на дворец и дворец медленно отползал. Мы шли, а джинн все дул и дул и не хотел униматься.

– Это что же мы, нанялись? – возмутилась Ложка. – Ох, мои ноженьки!..

– Вот если бы у меня был канат или ремень, – сказал Торопун-Карапун, – я бы сюда дворец подтащил.

Только он это произнес, как в руках у него оказался длинный ремень. Торопун-Карапун сделал на одном конце ремня петлю, а другой крепко обвязал вокруг правой руки. Размахнулся, раскрутил ремень с петлей и – шух! – набросил петлю на дворец. Торопун-Карапун натянул ремень, стал тащить дворец на себя… Эх!.. Еще!.. Эх!..

А джинн, вытянув толстые губы, стал дуть изо всех сил. Поднялся ветер, задрожал натянутый ремень. Торопун-Карапун откинулся назад, уперся ногами в землю и тянет, тянет дворец к себе… Тут и мы кинулись ему помогать. Дедушка ухватился за Торопуна-Карапуна, я – за дедушку, а за меня – Ложка, а за Ложку – Солдатик, а за Солдатика – Цыпленок. И вспомнил тут я, как дед с бабкой тащили репку, и даже засмеялся. Но скоро нам стало не до смеха, потому что джинн задул так, что даже весь затрясся. Поднялся настоящий ураган.

«Вот, – думаю, – выпустит Торопун-Карапун ремень, и полетим мы неизвестно куда».

Но Торопун-Карапун перехватил другою рукой ремень и стал потихоньку подтягивать дворец. А у джинна уж глаза на лоб вылезли, из ушей пар пошел. И все же дворец медленно приближался. Уже ясно различались на нем красивые серебряные двери.

И тут джинн стал задыхаться, ураган затих, ремень ослаб. Мы покачнулись и чуть не упали.

– Ну, Миша, одолели мы тебя. – Дедушка вытер пот со лба. – Ты силен, а мы тоже, видать, не лыком шиты.

Джинн между тем отдышался, поклонился Торопуну-Карапуну, признавая его победу, затем вошел на порог дворца, прижал руку к сердцу, приглашая нас входить. Тихо, сами собой, распахнулись серебряные двери, и мы вошли.

– Ах матушки, красота какая! – ахнула Ложка.

Мы вошли в зал. Он был весь из серебра – стены, потолок и даже окна казались серебряными.

Мы прошли по серебряному залу и остановились около золотых дверей. Джинн нажал на кнопку, двери бесшумно распахнулись.

Мы очутились в золотом зале. Все кругом сверкало золотым блеском, но дедушка заторопил нас:

– Пошли дальше. Нечего тут глядеть.

А как вошли мы в третий зал, так и замерли.

– Да, красиво! – сказал дедушка.

Стены и потолок были украшены драгоценными камнями. И камни эти были так расположены, что изображали сказочные картины. Были там и кони с золотыми гривами, хвостами и горящими рубиновыми глазами, и человек со сверкающим серебряным мечом, и ночь с молодой луной и звездами…

Джинн подошел к луне, чуть тронул ее, и посыпался на пол золотой и серебряный дождь.

Ложка с Цыпленком подошли поближе посмотреть, а дедушка со вздохом негромко сказал:

 
Рылась курочка
На завалинке,
Вырыла курочка
Золотой перстень.
А на что курочке
Золотой перстень?
 

И, повернувшись к нам, спросил:

– Ну что, робятки, есть хотите?

КАК МЫ ОБЕДАЛИ ВО ДВОРЦЕ

– Ну что, робятки, есть хотите? – спросил дедушка.

– Обедать! Обедать! – запищал Цыпленок.

– А я-то какая голодная, – сказала Ложка. – С утра маковой росинки во рту не было!

– Миша! – обратился к джинну дедушка. – Не пора ли тебе угощать гостей?

Джинн закивал головой, нажал на кнопку, и мы очутились в большом зале под хрустальным куполом. Посредине зала в мраморных чашах били пять великолепных фонтанов, похожих на белые цветы распустившихся лилий.

– А где же стол? – спросил Цыпленок.

– Да, где стол? – заволновалась Ложка.

Джинн подошел к небольшому пульту управления, повернул ручку. Вверху загорелась красная лампочка. И сейчас же противоположная стена раздвинулась. Появился маленький столик. Он весело прокатился по паркету, объехал фонтаны и подкатил к нам. Мы захлопали в ладоши. Ай да молодец джинн!

– Ну, чего я говорил? – похвалил дедушка. – Парень на все руки.

Джинн опять что-то повернул, загорелась красная лампочка под потолком. Раздвинулась стена, и, как ребята из детского сада, выбежали стулья, пританцовывая, и вприпрыжку окружили стол.

– А стол-то мал, – испугался Цыпленок. – Как же все усядутся? По очереди есть, да? Чур, я первый!

Джинн покачал головой. Потом повернул ручку, и под потолком загорелась красная лампочка. Заиграла тихая музыка.

– Эгур-чар-мегур, – торжественно сказал джинн.

Стол начал медленно раздвигаться, но вдруг лампочка под потолком замигала и потухла. Музыка тоже перестала играть. Стол, так и не раздвинувшись, задрожал, закачался и замер.

Джинн склонился над пультом управления. Случилось непредвиденное: техника отказала. Он торопливо нажимал какие-то кнопки, но красная лампочка под потолком не загоралась.

Мы вежливо ждали. Джинн вспотел. Огромными своими ручищами он все давил и давил кнопки.

Торопун-Карапун подошел к джинну.

– Не получается? – спросил он. – Можно мне попробовать? Только здесь нужна отвертка.

И сейчас же прямо из воздуха в руки Торопуна-Карапуна прыгнула отвертка. Он стал отвинчивать, а мы все с уважением смотрели на него, и даже джинн вытаращил глаза, словно бы ждал чуда. И вдруг раздался громкий треск, посыпались искры.

– Короткое замыкание, – сказал Торопун-Карапун и от стыда чуть не заплакал.

– Эх вы, мастера, – сказал дедушка, – одно горе мне с вами! А ну-ка беритесь с боков!

Мы подошли к столику с разных сторон и уцепились за нижние доски.

– Раз-два! Взяли! – скомандовал дедушка. – Еще взяли! Еще!..

Стол затрещал, и мы полетели на пол.

– Ну, Миша, спасибо, угостил… – сидя на полу, ворчал дедушка. Знал бы, не пошел к тебе. Перед гостями только конфуз.

Джинн и сам был смущен: он показывал рукой на потолок, где не хотела загораться красная лампочка, на сломанный пульт управления.

– Ладно, – сказал дедушка, потирая бок, – хватит нам твоей техники, давай по старинке.

Джинн хлопнул в ладоши, и тотчас остатки стола исчезли. И сверху спустился большой стол тонкой старинной работы. Джинн хлопнул три раза в ладоши, и на столе появилось фарфоровое блюдо с яствами.

– Хлеб да соль, – сказал дедушка и поклонился джинну.

– Бер-мачегуру, – произнес торжественно джинн и поклонился дедушке и нам.

– Милости просим, – перевел дедушка. – Миша к столу зовет.

Конечно, мы не заставили себя ждать и быстро сели за стол, потому что очень проголодались. На столе так приятно пахло весенней ромашкой, шиповником, точно мы сразу очутились в благоухающем саду.

Скоро мы наелись. Только один Цыпленок сидел не закрывая рта, – туда так и летели вихрем миндаль, изюм, орешки и пастила.

Как только мы покончили с обедом, сразу сделалось легко и весело и захотелось прыгать и танцевать. Ложка выскочила из-за стада, схватила джинна за руку и запела:

 
Одна горка высоко, а другая низко,
Один милый далеко, а другой-то близко… И-их! Их!
 

Даже дедушка притопывал и хлопал в ладоши. А Ложка, бросив джинна, пустилась вприсядку:

 
Ах вы сени, мои сени, сени новые мои,
Сени новые, кленовые, решетчатые…
 

– Ране-то, – говорил дедушка, – я тоже ох мастак был плясать! Никто меня не перепляшет.

А Ложка, помахивая платочком, притопывая, подступала к джинну:

 
Проруби, сударь, ворота,
Проруби, сударь, другие…
 

Джинн смущенно вертел руками около головы и топал ножищами: топ… топ… топ…

Ложка смеялась и махала платком.

Мы совсем развеселились. Джинн шутя принялся бороться с Торопуном-Карапуном.

– Эй, потише, робята! – закричал на них дедушка. – Так вы весь дворец поломаете!

Вдруг в самый разгар веселья Солдатик крикнул:

– Лодка наша поплыла!

Мы бросились к окну.

Лодка и правда быстро удалялась к другому берегу.

– У-мулты-мучачо! – пробурчал джинн.

– Миша говорит – в лодке сидит кто-то, – пояснил дедушка.

– Увели! – закричала Ложка.

– Сроду такого здесь не бывало! – сказал дедушка. – А ну, робятушки!

И мы все помчались к реке.

У СТАРУХИ

Джинн в два прыжка оказался на берегу. Он перегнулся, точно мост, а лодка стала крутиться, увертываться, как живая.

В это время что-то черное ударило джинна по носу, по глазам, он потерял равновесие и брякнулся в молоко.

У-ух! – вышла речка из берегов. Нас чуть не смыло волной. И тут Солдатика, который стоял ближе всех к реке, накрыло темное крыло.

– Ох ты батюшки, за штык зацепился! – завизжала Ложка. – Хватай его, братцы!

Мы еще не успели опомниться, а уж Торопун-Карапун подбежал к Солдатику, навалился и… поднял над головой Филина. Торопун-Карапун крепко держал Филина за лапу, а тот вырывался, клевал его руки, клекотал сердито:

«Ух-ух-ух! Ух-ох!»

– Из какой такой сказки Филин прилетел? – удивился дедушка.

– Это не из сказки, это из мешка, – ответил я. – Филин все детство меня пугал.

– Ах, пугал! Тогда вот что… Ну-ка, Самотоха, послужи нам и по-иному.

Дедушка достал из лодки скатерть-самобранку, закрутил в нее Филина и засмеялся.

– Бабушка одна здесь живет. Так очень для нее эта птичка подходящая будет. – Дедушка повернулся к джинну. – Ну, прощай, Миша. Поехали мы.

А тот, весь мокрый, в молоке, улыбнулся нам во весь щербатый рот:

– Чур-гу-чу.

– Значит, приезжайте, мол, еще, зовет Миша, – сказал дедушка.

Мы сели в лодку и поплыли. Торопун-Карапун развернул карту, долго мне показалось очень долго – рассматривал ее.

– Ну что? – спросил я.

– Что-то сбились мы. – И повернулся к дедушке: – Дедушка, тайник тут должен быть по карте. Как бы его найти?..

– Тут кругом тайники даклады, – отозвался дедушка, – да взять их никак нельзя.

– Нет, нам не такой нужен. Вот погляди, дедушка, на карту.

– Эх, робятки, по карте-то я не могу, не обучен. Ты так скажи, словами.

– Вот дяденька этот, – сказал Торопун-Карапун, – он тайник ищет, который в детстве оставил.

– А, в детстве… – Дедушка задумался. – Нет, не знаю. А вот что, робята, мы все равно с птичкой-то к бабушке едем. Ее и спросим.

Дедушка тихо греб, молоко журчало, дул ветерок, принося запахи мяты, полыни и чебреца.

– Вон, – показал дедушка, – за бугром стоит деревня. В деревне коров держат. А коровы молочко дают. Оттуда и начинается наша молочная речка.

Из-за бугра деревня выплыла к нам навстречу. Избы в деревне были старинные, высокие. Тишина вокруг, только и слышалось, как неторопливо жевали коровы.

Шу-шу-шу… – это спит деревня.

Шу-шу-шу… – это лежит над полем и речкой сенной дух.

Дедушка подогнал лодку к противоположному от деревни берегу.

– Вылезайте. Теперь лодочку подтянем на бережок. Вот так… Еще разок… Хорошо. Давай-ка, молодец, шипу, – сказал он Торопуну-Карапуну.

Филин хлопал глазами и поводил стариковским, крючковатым носом.

Мы долго шли через лес, пока не увидели посреди поляны старую избушку, наполовину вросшую в землю. У окошка сидела старуха. Как только мы приблизились к избушке, дедушка закричал:

– Ну, как живешь, старая?

– Какая моя жизнь… – махнула рукой старуха. – Ревматизьма замучила, ноги-руки ломит. Докторов-то нет. Вот я сама разными травками лечусь.

– Да, – вздохнул дедушка, – плохое дело старикамто… И тут болит, и тут мозжит. Давай, что ли, с тобой трубочку покурим. Табачок-то есть?

– Чего ты говоришь? Глухая стала.

– Говорю, табачок есть ли? А то покурили бы с тобой трубочки.

– А-а, табачок найдется.

Старуха вышла из дома, села на завалинку рядом с дедушкой. И они закурили трубочки.

– Ну, чего пришел, выкладывай, – проворчала старуха.

– Подарочек тебе принес. Птичку.

– Что за птичка?

– Да Филин!

«Ух-ух-уу!..» – завертел головой Филин.

– Хорошо поет! – обрадовалась старуха. – Хорошо!

– Вот и будете друг дружку пугать.

– Дедушка, про тайник-то спроси, – зашептал Торопун-Карапун.

– А вот ты и есть торопун! – заворчал дед. – Всему свое время. Ну ладно уж… Скажи нам, старая, как найти то, что в детстве было спрятано?

– Ох! В детстве-то? – отозвалась старуха. – Так это за горами.

– А дорогу покажешь?

Старуха сказала:

– Вот идите прямо по тропинке через лес. А там и увидите три горы. А на горах три сестры сидят. На одной – Марья-га, на другой – Варя-ка, а на третьей – Дарья-га. Сидят и плачут.

– А чего ж они плачут? – удивился Торопун-Карапун.

– А то плачут, как им вместе сойтись. Сдвинете горы, так и видать будет.

И старуха опустила голову, задремала.

– Бабушк, а чего видать?

– Чего-чего, почем я знаю чего!

– Бабушк, а как же мы их сдвинем?

– Кого?

– Да горы!

– А я вам поясок дам.

Старуха закряхтела, поднялась на крылечко и вынесла широкий ремень.

– Держи, молодец, – и отдала ремень Торопуну-Карапуну.

Мы попрощались со старухой, а как отошли, Ложка спросила:

– Дедушка, чья такая старуха-то?

– Аль не узнали? Баба-Яга это.

– Ой! – испугалась Ложка.

– Ничто, – махнул рукой дедушка. – Совсем она теперь старая, вреда от нее нету, в новые сказки ее не пускают.

Мы шли. Торопун-Карапун впереди, размахивая ремнем – эге-гей! Он как будто опьянел от запаха травы, первого, еще не привядшего сена. И мы тоже развеселились.

– Солдатушки! – затянул дедушка Ус.

 
Солдатушки,
Бравы ребятушки,
А где ваши детки?
 

Но дальше он забыл и прокричал весело:

– А ну, робятки, есть у вас какая походная?

– Есть! – ответил Торопун-Карапун и запел:

 
Страхи нам будут с вершок, ха-ха!
Мы их запрячем в мешок, ха-ха!
Живы мы будем,
Друзей не забудем,
Врагов же сотрем в порошок, ха-ха!
 

И мы бодро зашагали, подпевая Торопуну-Карапуну.

ТРИ ГОРЫ И КОСТЕР

Долго ли, коротко шли, и пришли мы наконец к трем горам. С тех гор стекали ручьи, а сидели на них три женщины, три сестры: Марья-га, Варя-ка и самая младшая Дарья-га – и плакали в три ручья. А между горами озеро.

– Эге-гей! – крикнул Торопун-Карапун. – Хватит плакать!

– Как же нам не плакать? – отвечает старшая, Марьяга. – Сидим мы близко друг от дружки, а никак сойтись не можем.

– Сейчас сойдетесь! Видали? – И Торопун-Карапун показал им ремешок.

Торопун-Карапун раскрутил ремень, размахнулся да и обвил его сразу вокруг трех гор. Взялся за два конца и начал на себя тянуть.

– Помогайте! – крикнул он нам.

И мы уцепились за ремень, потянули. Загрохотало все кругом, задрожала земля. Начали горы друг с другом сходиться. От страшного грохота, от того, что земля пошатнулась, мы упали, закрыли глаза и уши пальцами заткнули. А потом, как открыли глаза, – темно. Ничего не видно.

Дедушка сунулся вперед да как закричит:

– Стой, робята! Тут вроде яма. До света переждем.

– Страшно-то как! – застонала Ложка.

– Не бойсь. Сейчас мы костерок раздуем.

Дедушка нашарил в темноте сухой куст, достал солдатскую огневицу с трутом и кремнем.

И вот появился огонек, занялись, затрещали сучья.

Мы подсели к костру. Я грел натруженные руки. Торопун-Карапун нашел несколько длинных еловых шишек и с размаху бросил их в костер:

– Огонь! – командовал он. И потревоженное пламя вздымалось, шишки трещали.

Вот так и мы когда-то бросали в печку патроны…

И вдруг над нами пронесся вздох:

– Ох!

И снова, уже мелодичный, с песней, с захлебом:

 
Он вы, сестрицы ли, вы, подружки,
Да и-и-их-и!
По лугам весною
Разлилась вода весенняя,
Да и-и-их-и!
Ох, разлилась вода весенняя,
Унесла три кораблика,
Да и-и-их-и!..
 

Это пели три сестры: Марья-га, Варя-га и младшая Дарья-га.

Дедушка ухмыльнулся в усы, подмигнул:

– Ладно поют.

– Хорошо, – вздохнула Ложка. – Люблю я долгие песни.

И мне показалось, что в голоса трех сестер, как семишелковая лента в косу, вплелся голос моей тети Наташи. Я поглядел вниз: там, внизу, затеплились огоньки. И от песни или от огня этого вспомнил я давнее.

И дедушка словно услышал меня:

– А что это ты ищешь там, в детстве?

И стал я рассказывать…

Там-тара-там!.. – гремела музыка войны. Уходил отец. Он затягивал ремень, а мама бросилась к нему и заплакала. И небо глухо гудело, по улице шли и шли люди, и всякая одежда на мужчинах казалась мне военной. И мой отец ушел на войну, на фронт.

– А вернулся ли? – спросил дедушка Никитушка.

– Нет, – ответил я.

– Ох, война! – И дедушка в сердцах стукнул трубкой о колено. – Ух, война! Проклятущая!..

И я рассказал, как мы бежали на фронт и про Витю, моего самого лучшего друга.

Я закрыл глаза, и мне показалось, что к костру нашему тихонько подошел Витя. Дедушка чуть подвинулся, и Витя сел. Он был худой, длинный, пальтишко ему было коротко, из рукавов торчали узкие мальчишечьи руки. А глаза уголками вниз были черные и далекие. Так мне показалось – черные и далекие.

– Ты помнишь меня? – спросил Витя. – Мы с тобой – на все времена?

– На все времена, – прошептал я.

– Чего говоришь-то, не пойму? – спросил дедушка.

– Так, дедушка, вспомнил…

Торопун-Карапун задремал у костра. Солдатик, Цыпленок и Ложка привалились к нему.

А мы с дедушкой все сидели да подкидывали ветки в огонь, и они потрескивали негромко. А мы молчали каждый про свое.

 
Взойди, взойди, солнышко,
Не низко, высоко.
Ай лешеныси-лели,
Не низко, высоко… —
 

вдруг услышали мы.

На горах сидели, обнявшись, три сестры и пели. Их уже осветили первые солнечные лучи.

И мы вдруг увидели, что они плачут.

Торопун-Карапун протер глаза, крикнул:

– Эге-гей! Чего же вы теперь плачете?

– От радости, – ответили сестры, – от радости.

А слезы их текли, текли в три ручья: ручей Марья-га, ручей Варя-га и ручей Дарья-га, – текли и вливались в большое светлое озеро.

– Слезы-то их светлые, – сказал дедушка. И вздохнул: – А нам, видно, прощаться пора.

Он показал рукой на низину, открывшуюся за горами. И я с удивлением увидел…