Текст книги "Торопун-Карапун и тайны моего детства"

Автор книги: Георгий Балл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Часть четвертая
ДЕДУШКА УС. ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ ПЕРЕД ПОБЕГОМ

МЫ НАХОДИМ КЛАД

Я не буду рассказывать, как мне было страшно, когда я вслед за Торопуном-Карапуном прыгнул с кончика луча в темную пустоту.

– Ай, пропадаю! – кричала, летя позади меня. Ложка.

Оказавшись на земле, она заворчала:

– Носимся и носимся, прыгаем невесть куда! Чуть головушку не расшибла – вон на какой камень налетела!

Она вытащила из-под головы маленький камешек, и вдруг мы увидели: он весь переливался, сверкал, точно застывшая капля росы.

– Брульянт! – завопила Ложка.

В это время я заметил надпись, сделанную прямо на земле: «Отмерьте от дерева в сторону ветра десять шагов и копайте». И я понял, что там зарыт КЛАД. Сколько тысяч лет я ищу клад – да только ли я один! – и вот он теперь рядом. В десяти шагах стояло дерево.

– А что там зарыто? – спросил Цыпленок. – Может, конфеты какие?

– Эй, отойди, это мое дерево! – закричала Ложка. – А что вокруг дерева, тоже мое. Все, что найдем, – чур, мое, я первая сказала.

– Не надо спорить, – сказал Торопун-Карапун. – Давайте лучше искать клад.

– А как же мы найдем его? – спросила Ложка. – Ветра-то нет.

– Давайте шагать в разные стороны, – сказал Торопун-Карапун. – Так скорее найдем. А клад разделим поровну.

Мы разошлись в разные стороны, отмеряя десять шагов.

Я, конечно, знал, что не так просто наши клад: я ведь его столько искал, да и шага у нас разные. Нет, не найти. Так я думал, а сам отмерял десять шагов, стараясь ступать пошире.

Потом я принялся руками копать землю, как случалось давно-давно в детстве, когда мы с Витей искали волшебную лампу. И сердце мое сжималось от предчувствия… Горсть земли, еще-еще…

– Нашел! – закричал Солдатик. Он поддел штыком и вытащил маленький сундучок.

Мы бросились к нему. Сундучок был старый, оббитый поржавевшими железными полосами, – в общем такой, в котором должен был храниться КЛАД.

– Открывай! – выдохнули мы.

Солдатик штыком открыл замок… Крышка откинулась… И мы увидели пустоту. О, так случается с кладами, кто-то всегда опережает нас!

И все же, на всякий случай, я стал обшаривать рукой дно сундука. А вдруг мне повезет, хотя бы один раз, хотя бы…

ВОЛШЕБНАЯ КАША

Я обшаривал дно сундука, и вдруг мои пальцы нащупали что-то гладкое, круглое. На ладони у меня оказалось маленькое железное кольцо. Никакого драгоценного камня на нем не было. Только маленькая желтая змейка блестела на кольце.

– Так вот же он, КЛАД! – закричал я и запрыгал. – Вот НАСТОЯЩИЙ КЛАД, волшебное кольцо! Оно почти такой же силы, как волшебная лампа, старая железная лампа, которую мы с Витей искали на железнодорожной станции. Теперь лишь надо потереть это ВОЛШЕБНОЕ КОЛЬЦО.

И под взглядами моих друзей, затаив дыхание, я надел на палец кольцо, слегка потер, чуть повернул…

И тотчас мы оказались рядом с забором. Прямо перед нами две широкие доски были отбиты, но лаз кто-то изнутри заделал тремя железными прутьями… И я узнал этот забор. Когда-то очень давно, еще до войны, когда я был маленьким и жил в городе с папой и мамой, я уже лазил через него. А вот и помойка, на которую мы, ребята, забирались.

Теперь, когда я дяденька с бородкой, мне было бы не очень удобно лезть на помойку. Но здесь, под водой, это слово звучало совсем по-другому…

Я влез на помойку, глянул через забор: за забором местность мне была совсем незнакома. «Почему же за нашим забором не наш двор? Какая-то белая река, домик… Видно, сторожка», – подумал я.

– Ну давай лезь, чего там! – торопила Ложка.

Я перевалился через забор и полетел вниз, а вслед за мной остальные. И тут кто-то сильно схватил меня за руки и за нога.

– А-а! – пронесся над нами голос. – Попались, голубчики!

Быстро и непонятным образом мы очутились связанными на полу в домике.

– Фамилия! Как фамилия? – протремся голос.

Я поднял глаза и увидел маленького, даже крошечного дедушку с огромными усами и бородой. Дед сидел на маленькой табуреточке, рядом с печью.

– Ну, теперь-то я вас изжарю и съем, – сказал дед и шевельнул усами. – Я тут сторож. И приставлен охранять несметные богатства рыбьего царства, рыбьего государства.

«Но ведь это сказка, – подумал я. – А сказка не бывает с плохим концом».

– Всяко случается, – точно догадавшись, о чем я подумал, сказал дед. – Я для этого и приставлен, чтоб не пускать, куда не положено. Зачем кольцо взяли? Во-от оно, колечко! – И он повертел перед нашими глазами железным кольцом. – Загублю я вас, вот что. Загублю.

– Не губи нас, дедушка, – попросил Торопун-Карапун. – Мы клад искали.

– Никаких кладов! – заревел дед. – Погублю я вас. Это дело неминучее.

– Дедушка, – попросил Цыпленок, – дай нам поесть перед смертью.

Я почувствовал, как голоден. Ведь мы целый день не ели.

– Поесть? Это можно. Сейчас за молоком схожу, поставлю кашу. А вы не убежите?

– Нет, – сказал Торопун-Карапун. – Мы не убежим.

– Не убежим! Не убежим! – в один голос закричали мы. – Развяжи, дедушка!

– Ну, глядите, не озоровать! Отсель никуда не уйдешь.

Дедушка развязал нас. Вытащил ведро из-под лавки и пошел на улицу. И мы за ним.

Дедушка пошел по тропке к реке, окунул ведро и, вздыхая, понес назад, к дому.

– Ой! В ведре-то молоко! – крикнула Ложка.

– А чего дивишься, – сказал дедушка, – у нас тут речка молочная, а берега кисельные.

Дедушка вылил молоко в чугунок, поставил чугунок в печку. Потом поглядел на нас, поколотился за пазухой, вытащил ключи, подошел к огромному сундуку у стенки, отомкнул замок и достал из сундука старенькую скатерку, по краям расшитую красными петушками и цветочками. Дедушка расстелил ее на столе и произнес негромко:

– Ну-ка, дай-ка нам с полкило крупы, а еще масла…

Не успел он это сказать, как на столе появились куль гречневой крупы и гора масла.

– Ты что, Самотоха! – закричал дедушка. – Куда столько масла навалила?! И почто гречневую принесла? Знаешь ведь, что с утра ем манную… Убери! Чтоб все чисто! Слышь?

Скатерть послушалась. На столе – опять ничего.

– Во! – повернулся к нам довольный дедушка. – Целыми днями с ей воюю. – И опять поворотился к скатерти: – Достань полкило манной, сахару немножко, масла маленько, сольцы…

И тотчас на скатерти появилась манная, сахар, масло, а сверху густо посыпалась первосортная, рассыпчатая соль. Дед кинулся к скатерти, начал руками сбрасывать соль, а скатерть увертывалась, подсыпала еще, еще, сыпала на дедушку, на его усы. Мы захохотали, а дедушка завопил:

– Ах ты Самотоха, убери соль!

И тотчас соль исчезла.

– Ух! – вздохнул дедушка и повалился на скамеечку.

– Давай, дедушка, я тебе помогу, – пожалела его Ложка и взялась сама стряпать.

Дедушка убрал скатерть-самобранку, положил ее в сундук и опять замкнул.

А мы принялись за кашу. И никогда в жизни я не ел каши вкуснее. Поистине это была волшебная каша.

ДЕДУШКА РАССКАЗЫВАЕТ О СЕБЕ

Так мы и стали жить-поживать в домике у дедушки. Звали его дедушка Ус, а еще – дедушка Никитушка.

Раньше звали его не дедушка Никитушка, а Никитушка-молодец, Никигушка-Силушка, потому что была в нем сила богатырская. Пойдет в лес, выхватит березку и выдернет с корнем. Одну, другую – так и насшибает на дрова. А повстречает медведя – бороться с ним.

– Как врежу ему, – смеется дедушка, – он и валится. Это для меня утеха, это как забава.

– Дедушка, а как же ты попал в рыбье царство, в рыбье государство?

– О-о, дело давнее. Сыр-бор еще не горел, как то дело было. Повадился к царской дочке Жуо. Ходит и ходит. А я тогда в солдатах службу царскую нес.

– Дедушка, а кто это Жуо?

– Жуо и есть Жуо. Стал Жуо к царской дочке подлетывать. Подлетит и пыхнет замуж зовет. А она не хочет. А он еще больше пыхаег пых да пых!

Ну, видно, делать нечего, собралась она и полетела с этим Жуо. А по дороге чегой-то заупрямилась, он возьми и брось ее в море-океан. Бросил аккурат посередке. Пропала царская дочка. Царь опечалился и дает клич по земле: «Кто мою дочку достанет, тому полцарства-полгосударства, да за того молодца дочку замуж отдаю».

Как услыхали в нашей роте, мне и говорят «Что ж, Никитушка-солдат, ступай выручай дочку, окромя тебя некому». Обнялися мы с товарищами на прощанье, я и пошел. Долго ли, коротко, подхожу к морю, да булгых туда с ружом!

Иду, ружом побрякиваю, чтоб не так боязно. Места-то чужие, темные. Думаю, пропал солдат. Однако по сторонам гляжу. Вижу, посередке поля стоит дворец. Ноги обтер, захожу. Никого. По ступенечкам поднимаюсь. Опять никого. Захожу в залу. А там она сидит, с рыбами разговаривает.

– Здрасте, вашество, домой надо бы.

А рыбы-то на меня: «У-у-у!» Рты разевают и хвостами – тюк, тюк! Я ружо на плечо:

– Отойди от греха.

Они тогда по другому фронту:

– Здравствуй, служба! Чего тебе?

– Да вот, – отвечаю, – дочку хочу к отцу отправить.

– Бери, коль пришел.

– Спасибо, возьму.

– А не захочешь ли, солдат, охранять наше рыбье царство, рыбье государство? В сторожа к нам?

– Службу царску кончу, можно, конечно, попробовать.

– Платить тебе ничего не будем, а еды сколько хошь.

«Ну что, – думаю, – подходяще». Взял девоньку за руку и пошел на волю. Она плачет, не хочет уходить, – видно, понравилось ей там…

– Дедушка, чего ж ты замолчал? – спросил Торопун-Карапун.

– А чего говорить, все рассказал.

– Нет, не все! Не все! – зашумели мы. – Привел ты царскую дочку?

– Привел, чего ж не привести, дорога известна.

– Ну, и отдал тебе царь полцарства, да полгосударства да дочку замуж?

– Когда же? Ему не до меня. Обрадовался: дочка домой вернулась. Он тут пиры такие задал!.. Что ты, парень!

– А ты, дедушка, в рыбье царство вернулся?

– Службу кончил и пошел. Пришел: «Так, мол, и так. Не раздумали сторожов брать?» – «Нет, – отвечают. – Оставайся!» Я и остался. Домой матери писал: «Продай избу, скотину. Желаешь ли ко мне приехать?» Она не пожелала. Так я и остался один. Ничего, хозяйство у меня хорошее. Огородец круглый год: овощ, картошка. Хмель посадил. Потом, если пожелаете, пива наварим. Коровки нет, так она здесь и не нужна. Молоко, так вон оно, из окошка видать.

– Дедушка, а какие богатства ты здесь охраняешь?

– Богатства великие. – И дедушка наклонился к нам и прошептал: – Ни словами сказать, ни ногами обежать!

– Дедушка, а покажи нам богатства рыбьего царства, рыбьего государства.

– Ну что ж, робятки, это можно. Только с собой ничего не дам. – И, наклонившись к нам, прошептал: – Оно тут все заговорено, волшебное, значит.

– Мы не возьмем, дедушка, – сказал Торопун-Карапун. – Мы только посмотрим.

– Ну что ж, пошли, – согласился дедушка. – Я пойду лодку подгоню, а вы мне тоже помогите.

И дедушка велел нам убраться в домике: все подмести, чтоб чисто было. Дедушка достал из сундука скатерть-самобранку. И мы пошли к реке.

Сели в белую лодку-долбленку, дедушка взял в руки весло, и мы тихонько поплыли по мелочной реке.

МЫ ПОПАДАЕМ НА ПОЛЕ СРАЖЕНИЙ БОГАТЫРЕЙ

Мы тихо плыли по молочной реке. Дедушка неторопливо греб веслом, с весла, журча, стекали молочные струйки. Когда наша лодка-долбленка обогнула крутой берег, на высоком берегу мы увидели раскинутые белые полотняные шатры, а над ними разноцветные флаги. Только не колыхались разноцветные флаги, не открывались белые шатры. Кругом, насколько хватал глаз, лежало оружие: тяжелые мечи с перевитыми рукоятями, острые пики, золотые шлемы и круглые щиты. И казалось мне, еще дымилась земля от недавнего сражения, но было тихо, очень тихо.

– Дедушка, – прошептал Торопун-Карапун, – можно поглядеть?

– А чего ж, раз интересно…

Лодка тихонько стукнулась о берег. Мы вышли.

– Ух ты, мечи какие здоровые! – выдохнул Торопун-Карапун.

– Таких богатырей боле нет, как ране-то, – усмехнулся дедушка. – Народ покрупнее был, покостистее, а теперьто молодежь…

– А мне можно попробовать? – несмело спросил Торопун-Карапун, показав на двуручный меч.

– А чего ж, опробуй, коли охота, – сказал дедушка и подмигнул нам: ишь, дескать, чего захотел!

Торопун-Карапун поднял меч и махнул им.

– Ох, ты парень-то крепкий! Ну, удивил меня, старика… Ай-яй-яй, вот не думал…

– Дедушка, а мне можно взять его с собой? – спросил Торопун-Карапун. – Хоть здесь поносить.

– А зачем он тебе? – нахмурился дедушка. – Воевать, что ль, собрался?

Торопун-Карапун так махнул мечом, даже ветер поднялся.

– Ишь, озорной! Ты мечом не махай, не игрушка. На войну захотел? А одежа у тебя богатырская есть?

– Негу.

– Ни обутки, ни одетки – ничего у тебя такого нет ни сапожков сафьяновых с серебряными подковками, ни кольчуга, ни шапки собольей. Разве ж так идут на войну?

– А как? – спросил Торопун-Карапун.

– А вот так. Положи-ка меч, да поехали дальше. Ишь чего захотел – на войну!

«На войну», – повторил я про себя и вспомнил…

ПУРГА

Один день остался у нас с Витей до побега на фронт. Меня все еще знобило после похода на рынок, но я молчал – боялся, что Витя не возьмет меня с собой.

Утром мы должны были чистить на кухне картошку. Помню и сейчас на ощупь эту картошку, будто держу ее в руке – грязную, твердую и холодную. Сначала мы полоскали ее в воде, чтоб смыть грязь, осторожно срезали кожуру и опять мыли в воде, а уж потом кидали в котел.

Мы знали, что несколько мешков картошки привезли нам из соседнего колхоза как подарок. Был тогда это очень дорогой подарок.

Пока мы чистили картошку, ребята ушли из столовой. Стало тихо. В кухне переговаривались поварихи. Когда они замолкали, было слышно, как за стенами дышит ветер, метет пурга. А мы с Витей шептались:

– Ну и разгулялась погодка!

– А не заблудимся? Найдем?

– Должны найти, – сказал Витя. – Как выйдем из столовой, свернем с тропы. Справа там березы и большое такое дерево. Дуб. Знаешь?

– Ага.

– Там, за дубом, будет поляна. И посредине две сосны. Они срослись. А внизу кустик бузины. Под ним и стоит этот кожух от мотора. Вся стальная покрышка целехонька. Мотор, видно, вынули, а кожух тут остался. Я его еще прошлой осенью приметил. Только лопату надо.

– А где лопату взять?

– Возле сарая, напротив кухни.

Как потом оказалось, лопата нам очень пригодилась.

Вышли мы из кухни – снежная пурга ослепила нас. Мело сверху и снизу. Только в лесу было потише. Тропинку нашу, протоптанную ребятами, почти занесло. Но мы знали дорогу.

– Смотри, – сказал Витя. – Видишь березы?

Мы свернули с тропинки. Валенки все глубже и глубже проваливались в снег.

– Ничего, – подбадривал меня Витя. – Плюнул на руки – не хватайся за ухи.

И мы шли.

– Вон дуб, – показал Витя.

Дуб мы обошли чуть справа. Перед нами оказалась широкая поляна. Как только мы высунулись из-под защиты деревьев, с ветра точно сорвали намордник. Белый вихрь навалился и подступил к лицу, к горлу, и мы задохнулись.

Лицо сразу заледенело, а снегом по глазам так и секло, так и секло. Витька наклонил голову, запахнулся – у него не было ведь ни одной пуговицы на пальто, все в печке пожег – и пошел первым, а я за ним. И уж не разбираем, как идем. Да где же разобрать? Витя нес пакет за пазухой, а я волочил за собой лопату. Хоть и деревянная, а тяжелая. И снег под рукава забивался, руки мерзли, в валенки снег набился. И уж не знаю, сколько шли, только прошли поляну, а Витя сосен не может узнать. Да как узнаешь? Голову не поднимешь, ветром бьет – пурга какая-то очумелая.

– Вроде они. – И Витя показал на сосны. – Давай попробуем.

Я замахал лопатой: снег, снег, снег, сверху, снизу – кругом! Ох и запомнилась мне эта пурга: дыхнешь – снег лезет в рот.

– Пошли, не здесь! – крикнул Витя. – Не здесь!

Мы побрели, а пурга все трепала нас, точно закрывала ход к тайнику.

– Вот они, голубчики, – показал Витя. – И куст, видишь?

А я ничего не мог увидеть – глаза залепило.

И вдруг он сказал:

– Ты чего так дрожишь? Замерз? Копай! Скорее согреешься.

Снег. Снег. Снег.

Потом копал Витя. Потом снова я.

Снег. Снег. Снег.

Вдруг лопата стукнулась о твердое.

– Ага! – крикнул Витька и валенками начал притаптывать снег.

И показался черный стальной верх. Потом я еще обкопал. Самого мотора не было, только черный стальной кожух, внутри снег набился. Витя выгреб снег руками и положил пакет.

Тут я должен сказать честно: конечно, мы нехорошо поступили. Я даже рассказывать не хотел. Но надо. Если по всей правде, то мы тогда в столовой, когда ребята ушли, сняли со стола и отрезали кусок от клеенки. В этот кусок мы завернули пакет. И спрятали в кожух.

– Лежи здесь тысячу лет. Мы еще сюда придем, – сказал Витя.

* * *

В колонию мы вернулись, когда было совсем темно. Все нужное нам в дорогу мы уже связали, чтобы завтра рано утром уйти на станцию.

Я долго не мог согреться.

– Не закрывайте дверцу печки, – просил я.

А на улице мело, мело. Лицу было жарко. Языки пламени вырывались из печки – запах жара, тяжесть жара. И сквозь этот жар Витькины озабоченные глаза.

– Ты что? – спросил он. – Заболел, да? Заболел?

Он говорил что-то еще, но я не слышал. Лицо его расплывалось, расплывалось. Потом мне показалось, что я остался совсем один…

И тогда пришел ко мне Зеленый Кузнечик. Прыгнул прямо из печки. И он протянул ко мне зеленые лапки, погладил меня и поглядел печальными глазами. И сказал:

«Идем в поле».

«Так там же метет!»

«Нет, там трава, трава, трава… Хочешь, я спою тебе песенку?»

И он запел:

 
Жил-был кузнечик
В зеленой траве…
 

«Не хочу. Не пой!»

Кузнечик замолчал. Потом я открыл глаза и опять увидел лицо Виги. Но это уже было где-то в другом месте, стены и потолок были другими.

– Ешь, – говорил Витя.. – Ешь, это яичный порошок.

– Где я?

– Ты в больнице.

Я не мог разговаривать. Мне хотелось только спать, спать.

И потянулись дни.

Однажды я увидел: за окном солнце. Я приподнял голову. Лужайка возле больницы была зеленой. Я медленно, очень медленно поправлялся.

Меня навещали ребята из детской колонии, но Виги среди них уже не было.

ВСТРЕЧА С ДЖИННОМ

Все это я вспомнил, когда мы вместе с дедушкой Усом снова сели в лодку и поплыли дальше по молочной реке. Вдруг за поворотом реки я увидел в белой дымке тумана дворец и огромного джинна.

Сначала я и его принял за дворец. Но две колонны шагнули нам навстречу.

– Ой, матушки! – ахнула Ложка. – Страсть какая!

– Ничего, не бойтесь, – успокоил дедушка Никитушка. – Он большой, да не злой. Я его Мишей зову. – И дедушка подгреб поближе к берегу, положил весло, поднял голову и крикнул: – Здорово, Миша!

– Бу-бу! – послышалось сверху.

– Экскурсию к тебе привел, – прокричал дедушка. – Интересуются дворец посмотреть.

Джинн подогнул нога, сел на землю. Земля всколыхнулась. Лодка наша закачалась, мы чуть не попадали в молочную реку.

– Тише ты брякайся! – заворчал дедушка. – Утопишь зазря.

Мы увидели огромное красное лицо, обвязанное платком.

– Аль заболел, Миша? – забеспокоился дедушка и быстро подгреб к самому берегу.

– Бу-бу-бу! – ответил джинн.

Мы вышли на берег. Дедушка поманил джинна рукой.

– Чего болит-то? Неужто зубы?

Джинн закивал головой.

– Ах ты незадача! Нагнись пониже.

Джинн почти лег на землю.

– Развяжи платок, – командовал дедушка.

Джинн послушно развязал платок.

– Открой рот.

Джинн разинул рот, огромный как ворота. Дедушка заглянул туда. Потом позвал Солдатика.

– Ну-ка, служба, пощупай ружом.

Солдатик забрался к джинну на губу и стал штыком прощупывать зубы.

Джинн все сносил покорно. Но вдруг как взревет! Солдатик повалился на землю. А мы закрыли уши, чтоб не слышать страшного стона. Но когда джинн немножко успокоился, дедушка приказал ему:

– Ну-ка, Миша, достань веревку покрепче.

Только дедушка это сказал, как в руках у джинна оказался огромный канат, такой толстый, что к нему можно было привязать якорь большого корабля.

Дедушка закинул канат за бальной зуб и крепко привязал.

– А теперь, – сказал дедушка, – навали на другой конец такой камень, какой ты поднять не мог бы.

И сразу огромная скала упала рядом с дедушкой и придавила свободный конец каната.

– Ой, бу-бу-у-у! – застонал джинн.

– Терпи, Миша, терпи, – успокаивал дедушка. – Ничего не бойсь, покрикивай… Сейчас причет почитаю – и дернем. – Дедушка отвернулся от нас, зашептал:

 
Ох-ти, да ох-ти,
Уходи, боль, от Миши в глубокие моря.
Улетай, боль, от Миши под облаки.
Через черную грязь,
Через темный лес.
 

Потом дедушка сказал Торопуну-Карапуну:

– Стукни, молодец, кулаком по канату.

Джинн зажмурился от страха, зажал голову руками, а Торопун-Карапун размахнулся пошире да как стукнет кулаком по натянутому канату: трах!

– Бу-гу-гу! – взревел джинн.

Мы повалились на землю. Это был такой могучий крик, что даже молочная река вышла из берегов и чуть не затопила нас, а мимо просвистел, как камень, зуб с длинным хвостом. Только это был не хвост, а канат.

– Ловко ты вдарил! – похвалил дедушка Торопуна-Карапуна. – Знатный из тебя получится зубодер.

Джинн еще некоторое время сидел с открытым ртом, а потом сунул туда палец. Нащупал место, где еще минуту назад был больной зуб, пососал, пощелкал языком и вдруг улыбнулся.

– Ну что, Миша, не болит? – спросил дедушка.

Джинн покачал головой, пальцем оттянул нижнюю губу и показал дырку между зубами.

– Булты, булгы, кулбулты, – сказал джинн.

И дедушка нам объяснил:

– Он говорит все теперь сделаю, что пожелаете.

– Бугар мучига! – заревел джинн и показал пальцем на дворец.

– Говорит, может дворец сломать, а новый построить!

Джинн еще шире улыбнулся и покивал головой.

– Зачем ломать? – сказал Торопун-Карапун. – Мы и этот посмотрим.

– Ничто, – махнул рукой дедушка. – Чего жалеть?

Пущай ломает. Работа у него такая. Бывало, утречком плывешь мимо, а он уже по каменьям дворец разбирает. Все раскидает, живо так, хорошо, а едешь обратно, он уж опять на этом месте новый кладет. Скучно ему. А тут вроде время идет. – И дедушка повернулся к джинну, крикнул: – Давай, Миша, ломай его к шуту!

Джинн тотчас вскочил и, наклонившись, побежал на дворец, точно огромный бульдозер: трах!

Зашатался дворец, рухнул прямо на джинна.