Текст книги "Все, что считается"

Автор книги: Георг Освальд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

СНАРУЖИ

21

Музыка орет так, что дрожат внутренности. Уве держит в руках связку ключей с ложечкой для кокаина, покручивая ими прямо перед самым лицом барменши. Поймав ее взгляд, он показывает на наши стаканы из-под виски. Все три пусты. В каждом из трех баров в «Функаделике» на полке стоит черный «Джонни Уокер» с именем Уве на бутылке. Он говорил, что лишь немногие из посетителей могут похвастаться такой привилегией.

Барменша, миленькая толстушка с татуировкой в виде бус из колючей проволоки, длинными, гладкими, выкрашенными в черный цвет волосами и бледным кукольным личиком, наполняет стаканы на два пальца. Уве вытаскивает из пачки сложенную в длину десятку, расправляет ее и протягивает девушке, зажав между средним и указательным пальцами. Это чаевые, виски давно оплачено.

Пачка денег у Уве знаменита на весь «Функаделик», да и не только здесь, об этом мне рассказал Анатоль. Ее толщина всегда составляет два сантиметра, а первая купюра – обязательно тысяча. Барменша выуживает десятку и отворачивается, выставив подбородок и не высказав никакой благодарности. Не приходится сомневаться в том, что Уве она терпеть не может. Он прикуривает от пластмассовой зажигалки в виде длинных стройных женских ног под красной мини-юбкой. Ухмыляется, пускает дым, высовывает язык и грязно смеется. Уве устраивает вечеринку, в ней принимает участие Анатоль. Я тоже приглашен, если, конечно, понял правильно.

Когда я был студентом, то иногда заскакивал на дискотеки. Все время в сопровождении своего друга Маркуса, который в ночной жизни считался тогда важной фигурой, «фигурой номер один», как он сам говорил. Я понимал, по каким правилам шла игра, и за спиной Маркуса мог чувствовать себя более раскованным, чем был на самом деле. Но когда я пришел в банк, все это потеряло смысл. Ясное дело, по вечерам я не всегда сидел дома, но ходил туда, куда принято ходить людям нашего круга, скажем, в бар «Гаррис Нью-Йорк», в «Леманс», в дорогие рестораны. Здесь, в «Функаделике», главными клиентами являются дети, не достигшие и тридцати, которые думают, что определенная одежда, определенная музыка, определенные наркотики и определенные деньги имеют значение. Может быть, по-своему они не так уж и не правы. Но для меня это чушь. Я здесь только из-за Уве и Анатоля, которые пытаются дать мне понять, что тут они чувствуют себя в своей тарелке, даже если и не считают, что молодежный стиль для них приемлем. Они ведут себя как старейшины сцены, в руках которых – независимо от моды – находится пальма первенства по той простой причине, что они существуют здесь слишком давно.

Без сомнения, чтобы считать Уве человеком необычным, совсем не требуется его любить. Его кожа, приобретшая золотисто-бронзовый оттенок в принадлежащем ему солярии, его тело титана, накачанное в принадлежащей ему фитнес-студии, коротко подстриженные волосы, доведенные до белизны с помощью перекиси водорода, – все это позволяет ему выглядеть грубым, непобедимым братом-близнецом Ван Дамма; сходство усугубляет и тот факт, что ростом он больше чем метр девяносто.

А вот Анатоль совсем обыкновенный, такой, как все. У него гавайская рубашка, застиранные джинсы и довольно длинные волосы с пробором посередине.

Ну а я, третий участник застолья, все еще люблю надевать свои костюмы, даже если иду куда-нибудь поздно вечером. В этом есть свое преимущество – обслуживают лучше. Дело не в том, что выглядишь знатоком, – просто начинаешь казаться фигурой важной, присутствующей в данном месте не ради удовольствия. Ну а если человек пришел сюда не ради удовольствия, то он из полиции или преступник, обтяпывающий свои делишки. Я ни то и ни другое, но объяснить мое появление в костюме рядом с Уве и Анатолем очень трудно, поэтому я считаюсь фигурой загадочной, что доставляет мне удовольствие.

Дело не в том, что Уве и Анатоль натворили что-то из ряда вон выходящее, но в их жизни появились некоторые проблемы, решить которые помогаю я, выступая в роли консультанта. Поэтому мы и вместе.

Уве кладет свою голую руку мне на плечо. На нем майка с надписью «If good looks don't count – don't count on me». Он рассказывает, что в «Функаделике» постоянно случаются неприятности.

Задаю вопрос:

– Какие еще неприятности?

– Драки, – отвечает он и показывает на четверых парней, стоящих у танцпола.

– Я уже давно за ними наблюдаю.

Мне бы они не бросились в глаза. Обыкновенные коротко стриженные парни в чистых джинсах и глаженых футболках.

– Отморозки, – говорит Уве.

Дверь в «Функаделике» крепкая, в том смысле, что сюда попадает не каждый страждущий. Уве продолжает:

– Они пришли не танцевать.

Как будто он подал условный знак. Вскоре без всякой видимой причины эти четверо хватают стоящие у стойки стулья и начинают ими драться. Все действительно происходит внезапно: они бьют без разбора всех танцующих. Никто не понимает, что случилось. Раненые падают, течет кровь, ломаются кости, визжат женщины, рычат мужчины, музыка замолкает. Гигантского роста вышибала, его помощники и Уве, снявший руку с моего плеча, бросаются на танцпол и ввязываются в драку. Целую минуту длится демонстрация уровня владения Уве искусством таэквондо, с помощью которого он свалил на землю всю четверку. Его техника борьбы и прыжки производят впечатление, пальцы он скрючил так, что они стали похожи на птичьи когти, агрессии на лице не больше, чем обычно, но оно поражает своей сосредоточенностью. Таким можно представить себе киллера за работой. Мне кажется, что картины реальной действительности смешались у него в голове с образами из тысяч виденных им фильмов про кунг-фу. Мы с Анатолем курим одну сигарету за другой, поднося друг другу зажигалку. Мы не разговариваем. Жестокая драка, чрезвычайно брутальная с обеих сторон. Наконец появляются полиция и санитары. Уве, которого ни на секунду не смогли вывести из себя ни сама драка, ни ее окончание, дает показания и оказывает помощь. У меня подгибаются колени, я сажусь на табуретку. Посетители устремились к выходу. Поверженные драчуны арестованы, раненым помогли, свидетели опрошены. Уве возвращается к нам. Через некоторое время мужчина – наверное, это директор «Функаделика» – подходит к микрофону за пультом ди-джея и проясняет ситуацию. Массивный человек, кажется, происшествие не произвело на него никакого впечатления. «То, что случилось, конечно, ужасно, но мы не позволим никакой мрази испортить нам праздник». Его тон настолько лишен эмоциональной окраски, что каждый, кто его слышит, понимает: он не считает событие ужасным и не склонен воспринимать сегодняшний день как праздник. Он просто хочет, чтобы его бизнес не понес убытков.

Уве все-таки несколько запыхался. Раненых увозят, музыка звучит снова, причем так же громко, как и раньше. Снова дрожат внутренности. Не было никаких интермедий. Или все-таки были? Подходят люди и хлопают Уве по плечу. Он гордо ухмыляется, глядя на меня. Он герой. Он спас сегодняшний вечер, да и весь «Функаделик», благодаря превосходящей силе своих мышц и владению боевыми искусствами.

Начинает крутить желудок, направляюсь в туалет и запираюсь в кабинке, чтобы немного побыть одному. Пытаюсь плакать, но ничего не получается. Думаю о том, что, пока работал в банке, подобное происшествие было бы просто немыслимо. Со мной ничего не случилось, я даже не принимал участия в драке, но тот факт, что я оказался в таком месте, где подобные инциденты не только возможны, но даже включены в распорядок дня, приводит меня в отчаяние.

Возвращаюсь за свой столик, к своему виски. Уве чувствует себя великолепно. Хлопаю его по плечу. Вполне возможно, что в его жизни это великий день. А может быть, самый обыкновенный. Директор подходит и трясет Уве руку, – делает он это несколько развязно, не демонстрируя ни волнения, ни чрезмерного восторга. Говорит: «Может быть, как-нибудь расслабимся вместе». Уве показывает на нас с Анатолем и говорит: «Это мой партнер, а это консультант». Улыбаюсь, как будто прекрасно понимаю, как можно расслабиться на пару с Уве, но в мою сторону он не смотрит.

Уве дает барменше знак налить виски. Она улыбается и выполняет просьбу. И снова он дает ей сложенную вдоль десятку. Размышляю на тему, под каким предлогом побыстрее свернуть сегодняшний вечер, новое знакомство и мой новый образ жизни, соответствующий изменившимся условиям бытия. В голову ничего не приходит. Уве приподнимает стакан, и мы чокаемся.

22

В понедельник утром просыпаюсь рано – слишком рано, если учесть, что на работу идти не надо. Мое «я» служащего очень хочет пойти в банк, хочет вести подсчеты, отправлять факсы, звонить по телефону, оно испытывает потребность расположиться за письменным столом. Отсутствие банка и письменного стола превращает эту потребность в маниакальную, и чем дольше я завтракаю, сидя на кухне, тем быстрее растет страх, что я не выполняю свой, пусть и надуманный, долг.

Но дело не только в этом. Еще больше давит драка в «Функаделике» прошлой ночью, в своих впечатлениях от нее мне еще следует разобраться.

Когда Уве заговорил со мной на лестнице, нужно было отделаться ничего не значащими словами и идти дальше. Но я был слишком ошарашен его обращением, да еще и на «ты». Кстати, это «ты» звучало совсем не обидно, а абсолютно естественно, потому что Уве ни к кому не обращается на «вы».

Когда я утром выходил из лифта, а он входил в парадную (возможно, возвращаясь из своей фитнес-студии), он поманил меня указательным пальцем и заорал: «Привет, герр сосед!» Я неуверенно засмеялся и решил рассматривать подобные обращение и жестикуляцию в качестве достойного приветствия. Достойного? Ну, соответствующего, если не мне, то, по крайней мере, его явно рудиментарному представлению о вежливости.

Развеселившись, я остановился. Как всегда, на мне был деловой костюм, а на нем, тоже как всегда, утром демонстрирующая его полуголый торс майка с надписью «Hot muscles».

Смею предположить, что людей моего типа он боится или хотя бы относится к ним с уважением. Я наверняка похож на сотрудников его банка, которые в любой момент могут перекрыть финансовый кран для него и его фитнес-студии. Однажды я даже был в его банке, хотя он об этом и не подозревает.

Он говорил тихо, доверительно, безо всякой угрозы: «Шеф, ты выглядишь как человек, который может мне помочь. Извиняй, что наехал на тебя сейчас, когда ты торопишься, но делишки-то не дремлют. Труба зовет».

Ну и что мне оставалось делать? Глупо было бы теперь завопить: «Уважаемый, я бы попросил! Я так возмущен, что у меня нет слов!» Показалось даже, что в его поведении присутствует некий шарм. И все равно уверен, что если бы я все еще был сотрудником банка, я бы его обязательно отшил. Я бы просто-напросто нашел что-нибудь более интересное, чем тащиться с ним в офис фитнес-студии, последовав сделанному таким странным способом приглашению.

Его офисом было – и остается до сих пор – просторное помещение без окон, освещенное двумя прикрепленными на потолке неоновыми лампами. На стенах висят постеры со Шварценеггером и Ральфом Меллером. Приклеены вырезки из американского «Плейбоя» с изображением Зальбы, этакой амазонки рестлинга, на которой, видимо, мой взгляд остановился чуть дольше положенного, потому что Уве ухмыльнулся и спросил:

– Что, хороша малышка?

– Безусловно. Так что вы хотите?

– Знаешь, кто такой Бельман?

Я был шокирован и решил тоже «тыкать».

– А сам-то знаешь, кто такой Бельман?

– А как же! Он приходил сегодня утром и рассказал про тебя.

Я ничего не понял и сообщил:

– Я не понимаю.

– Ну, вы же коллеги!

– Мы были коллегами.

Уве уставился на меня. Казалось, что он пытается напрячь все свои мыслительные способности.

– Тем лучше.

– Теперь-то я могу узнать, в чем дело?

– Этот Бельман мышей не ловит. Но это совсем не значит, что он не опасен. Пытается на меня наехать. Скажу только одно слово: ООО «Фурнитуро».

– Мне это ни о чем не говорит, – солгал я.

– Ясное дело! Я бы тоже так просто не раскололся. Сядь-ка, чего стоишь, я тебе кое-что объясню.

Выяснилось, что этот тип знает об ООО «Фурнитуро» всё. Он знал обо всем, что банк выяснил про него и Анатоля, и всю информацию он получил от Бельмана. Кроме, пожалуй, того обстоятельства, что он вместе с Анатолем фактически и был ООО «Фурнитуро», о чем, в свою очередь, не знал Бельман. Этот Бельман – большой идиот, и я всегда это понимал. Само собой разумеется, Уве не поделился со мной своими сведениями до тех пор, пока не объяснил, что за «делишки не дремлют», то есть пока не дал мне понять, что я буду на него работать. Естественно, за деньги.

– Зарплата на карточку?

– Ха-ха. Ну что ж, давай сделаем так.

– И в чем же я должен тебе помочь?

– Отделаться от Бельмана.

В принципе задание было нетрудным. Наверняка Бельман посетил Уве только на всякий случай, не зная, что предпринять. Уверенность Уве произвела на меня впечатление. Он прекрасно понимал, что, выяснив всю подноготную, я спокойно могу сдать его банку. Но он не сомневался и в том, что я этого не сделаю. По каким причинам? Причин было и есть достаточно много. Я с гораздо большим удовольствием помогу Уве в борьбе против Бельмана, чем банку в борьбе против Уве и Анатоля. Потом мы пошли в «Парадиз стильной мебели», где в своем кабинете сидел Анатоль. Уве представил меня в качестве своего нового консультанта, Анатоль поздоровался, и на этом дело закончилось. Мне было несколько не по себе, но это чувство прошло, как только Уве сунул мне пять тысяч марок.

– Эти деньги отрабатывать не надо. Даю, чтобы ты знал: мы за базар отвечаем.

Я убрал деньги и пошел домой.

Потом я, несколько ошеломленный случившимся, сидел на кухне, разложив перед собой пять тысяч, и размышлял, что же, собственно говоря, изменилось. Пришел к выводу, что не изменилось совсем ничего. Бельман еще долго здесь не появится, а если и появится, то под предлогом, что когда-то мы вместе работали, ничего не стоит развести его как лоха. Такая работа явно не стоила пяти тысяч.

Плохо только, что с того самого дня Уве и Анатоль постоянно мне названивают и приглашают с собой. Я еще ни разу не отклонил подобное «приглашение», потому что боюсь, что это может привести к неприятностям. Чаще всего их тянет в «Функаделик», куда мы и ходим. Там начинаются бесконечные похлопывания по плечу, стаканы с виски и разговоры, которые крутятся исключительно вокруг того, у кого сколько денег и мускул, – от всего этого уже начинает мутить.

Вы – да-да, я обращаюсь к вам, так вот, вы наверняка считаете, что в вашей жизни не может быть ничего подобного. Но вы ошибаетесь! И у вас речь постоянно идет о деньгах и мускулах, и если вы человек честный, то вы со мной согласитесь.

Полдень. Сегодня, как и всегда, развлекаю себя мыслью, не позвонить ли Оливии, не поговорить ли с Марианной. Но не звоню. Она тоже не звонит, может быть, это в стиле наших взаимоотношений (ну и словечко!) – мы думаем друг о друге, но не разговариваем. Я ощущаю недовольство самим собой и принимаю решение поехать в город и купить костюм. Мне срочно нужен костюм-тройка с жилеткой, у которой ровно одиннадцать пуговиц. В данный момент я слаб, но можете быть спокойны, я это преодолею.

23

В один ничем не примечательный будний день я решил, что страдал достаточно и теперь схожу в супермаркет, демонстрируя высокий стиль. Пойду не в рядовой универсам, а в тот, что расположен в центре города на первом этаже универмага. В этот супермаркет я частенько заходил во времена моей службы в банке, чтобы купить для нас с Марианной омаров и шампанского на вечер. Как мне нравился мой тогдашний образ: молодой бизнесмен вечером, чуть-чуть усталый, но держащий себя в руках, покупает для себя и своей возлюбленной изысканные деликатесы; узел галстука слегка расслаблен, голова все еще забита важными деловыми проблемами. Тогда я постоянно помнил, что представляю собой фигуру, чрезвычайно привлекательную для многочисленных одиноких молодых бизнес-леди, делающих здесь покупки. Эта картина доставляла мне необычайное удовольствие. Наверное, в те времена они здорово завидовали Марианне, хотя ни разу ее не видели!

Сейчас уже ближе к вечеру, отправляюсь в путь, чтобы принести из супермаркета хорошее настроение. Еще чуть-чуть рановато, всего половина шестого, но ничего страшного, все получится.

При моем приближении стеклянные двери раздвигаются, пора начинать развлекаться. У меня хорошее настроение, своего рода эйфория от замечательной идеи прийти сюда после того, как целый день проторчал в квартире в мерзейшем расположении духа. Замечаю, что что-то не так. У меня нет денег? Ничего подобного, ощупываю задний карман, кошелек здесь. Не стоит себя обманывать, я прекрасно знаю, что не так. Мне не хватает тот приятной утомленной расслабленности, которую ощущаешь после удачно проведенного на работе дня.

Я зажат, напряжен, на мне подозрительно свежий костюм, да и лицо соответствующее.

Подхожу к рыбному прилавку. Куплю себе чего-нибудь вкусненького, не обязательно омаров, можно взять креветок или морских петушков. Передо мной в очереди два азиата, они оживленно обсуждают стоящий в отделе аквариум. Насколько могу понять по их жестам, им очень нравится, что в нем плавают живые рыбы. А покупают они все-таки что-то неаквариумное. И мне вдруг захотелось увидеть, как умирает рыба. Когда подходит моя очередь, улыбаюсь продавцу и показываю на аквариум за его спиной. С его лица тут же исчезает вся наигранная приветливость. Такое впечатление, что я заехал ему по морде. Его озабоченный взгляд явно не подходит к дурацкой униформе, которую он, как и все его коллеги за рыбным прилавком, вынужден носить по указанию своего начальства. Льняной китель в синюю и белую полоску, красный галстук и шапочка типа «принц Генрих» превращают его – а ведь ему чуть больше сорока – в состарившегося Михеля из Лённеберги. Спрашиваю себя, как же он прожил свою жизнь, если в результате вынужден стоять за прилавком в рыбном отделе, напялив на себя шутовской наряд.

– Будьте добры, мне бы хотелось приобрести карпа из аквариума, – говорю я вежливо, даже с оттенком лицемерия.

Несколько обиженным голосом он зовет коллегу из холодильного помещения. «Сейчас не могу!» – доносится оттуда.

Итак, старина Михель из Лённеберги вынужден в одиночку провести бой с карпом. Он подчиняется своему жребию, берет сачок и беспомощно шарит им по аквариуму. Рыбы засуетились. Размышляю, не сказать ли, что я не буду настаивать на поимке именно карпа и возьму ту рыбу, которая попадется первой. И тут он вылавливает приличного карпа длиной не меньше семидесяти сантиметров.

Поднимает его вместе с сачком, устроив за прилавком неслабое наводнение; карп с необычайной силой бьется в сетке, ему уже почти удается вырваться, но тут старина Михель кладет на него свободную руку и каким-то непостижимым образом вываливает паникующую рыбину в жестяную чашку весов. Он почти готов задушить карпа, когда задает мне абсолютно бессмысленный вопрос:

– Такой подойдет?

Стрелка весов бегает туда-сюда, как дворники на лобовом стекле.

Отвечаю:

– Чудесно.

Старина Михель открывает крышку какой-то банки, назначение которой до сих пор было мне неизвестно, но сейчас сразу же становится понятным, бросает туда карпа, закрывает крышку и поворачивает защелку. Раздается негромкий тонкий свист. Совершенно очевидно, что для карпа он не предвещает ничего хорошего. Карп умирает, хотя и не знает как. Михель смотрит в потолок, как будто просит о помощи. Свист прекращается, Михель открывает аппарат и вытаскивает карпа. Он стал чуточку бледнее, рот распух, и, кажется, губы слегка опалены. «Наверное, ток прервал его жизни поток» – сочинилось у меня как-то само собой.

– Потрошить? – спрашивает Михель, тоже несколько побледневший.

– Да, пожалуйста.

Мне вспомнились японские повара, готовящие суши: они разделывают рыбу пальцами и крошечными ножами настолько искусно, что кажется, будто она сама по себе разваливается на одинаковые кусочки. А старина Михель подошел к проблеме как убийца. Он вспарывает карпу живот своим явно тупым ножом, разрез получился неровным, рыбина выглядит несколько потрепанной. Он знает, что я все вижу, поэтому сердится. Догадывается, что я понял – он дилетант. Засовывает руку в карпа. Говорю:

– Обратите внимание на желчный пузырь.

Михель поворачивается ко мне так, как будто я двинул ему коленом под зад. В его глазах – откровенная ненависть. Очень хорошо, мне это нравится.

– Скажу только одно: я здесь всего-навсего помощник, я не гребаный рыбак и не вонючий мясник. Я выполняю свою работу так, как мне показали. Большего за двадцать марок в час требовать нельзя.

Я возмущен, говорю:

– Мне кажется, что вы не совсем правильно меня поняли. Я попросил вас быть повнимательнее с желчным пузырем. Данная просьба, судя по вашим действиям, показалась мне уместной. Мне совсем не интересно, сколько вам платят. Но если уж вас волнует мое мнение, то за такую работу вы получаете слишком много.

– Послушайте, не грубите!

– Я?! Это кто же из нас грубит? Может быть, мы поговорим в присутствии вашего начальства?

– Да ради бога!

Михель вне себя. Он отправляется за шефом. Оборачиваюсь. За мной стоит длинная очередь из нервничающих людей. Им все равно, в чем дело. Они хотят подойти к прилавку и сделать покупки. Но им придется проявить еще чуточку терпения. Приходит шеф. Он одет так же, как и Михель из Лённеберги. Объясняю, что его подчиненный Михель своей явной неуклюжестью дал мне повод обратиться с просьбой быть поосторожнее с желчным пузырем при удалении из рыбы внутренностей, после чего он стал проявлять неслыханное нахальство. Шеф извиняется передо мной, делает предупреждение Михелю-подчиненному. Это приводит меня в хорошее настроение. Я проверяю узел галстука и выступаю с пламенной речью об отсутствии развитой сферы услуг в Германии. Теперь, когда я дорвался до слушателя, мне просто не приходит в голову остановиться. Михель-шеф бормочет что-то утвердительное, Михель-подчиненный униженно придает обшарпанной рыбе товарный вид, мне становится все лучше, но тут начинается бунт ждущих в очереди плебеев. К моему удивлению их возмущение направлено на меня, а не на Михелей. Мне советуют заткнуться, убираться, не мешать другим, если мне нечего делать, и так далее.

Чувствую замешательство, прерываю свое выступление, хватаю пакет и иду к кассе. Отдаю деньги и как под наркозом двигаюсь к метро. Захожу в переполненный вагон, люди едут с работы домой. Перед тем как выйти, медленно опускаю руку и роняю упакованную рыбину под ноги пассажирам. Когда я уже на платформе, кто-то кричит: «Вы что-то потеряли!» Я не оборачиваюсь. Кричат еще настойчивее. Иду быстрее, бегу. Двери закрываются. Поезд отходит. Несусь домой с надеждой, что никто не мчится за мной с целью вернуть карпа.