Текст книги "Я вечности не приемлю (Цветаева)"
Автор книги: Георг Хакен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Хакен Георг
Я вечности не приемлю (Цветаева)
Георг Хакен
Я вечности не приемлю
(Цветаева)
пьеса – попытка трагедии о последних двух годах жизни великого поэта
Марины Ивановны Цветаевой
Действующие лица:
Марина Ивановна Цветаева, русский поэт,
Сергей Яковлевич Эфрон, её муж,
Ариадна Сергеевна Эфрон (Аля), их дочь,
Георгий Сергеевич Эфрон (Мур), их сын,
Анна Андреевна Ахматова, русский поэт,
Борис Леонидович Пастернак, русский поэт,
Анастасия ИвановнаБродельщикова, хозяйка дома в Елабуге,
Молодой поэт,
Юная поэтесса,
Писательница,
Литературная дама,
Серый человек, он же:
старый писатель,
старый поэт,
человек в "Национале",
представитель горсовета в Елабуге.
Действие первое
Елабуга... Маленький провинциальный городок. Мы оказываемся в бревенчатом домикеБродельщиковых, в зале. Здесь стоитпузатый черный комод. В центре квадратный стол под зеркалом в такой же черной раме, над которым висит оранжевый абажур. У стены крашеная синим железная кровать, почерневшие гнутые стулья. Невысокая фанерная перегородка отделяет крохотную комнатку, вход в которую – проем с выцветшей занавеской. Раннее утро последнего дня лета первого года войны – 31 августа 1941 года. Из-за занавески выходит Марина Ивановна Цветаева. Она подходит к окну, долго смотрит на улицу, но думает о чем-то ведомом только ей одной. В дом с охапкой дров входит хозяйка дома Анастасия ИвановнаБродельщикова.
бродельщикова(сбросив дрова у печи). Доброе утро, Марина Ивановна.
ЦВЕТАЕВА. Доброе утро.
БРОДЕЛЬЩИКОВА. И чего это вам не спится?
ЦВЕТАЕВА. Не хочется.
БРОДЕЛЬЩИКОВА (пытаясь завязать разговор). А день сегодня будет хороший. Погода-то вон как разъяснилась.
ЦВЕТАЕВА. Да, день должен быть хорошим.
БРОДЕЛЬЩИКОВА. А МихайлоИваныч сПавлушкой давно поднялись?
ЦВЕТАЕВА. Ещё затемно.
БРОДЕЛЬЩИКОВА. Они сегодня рыбалить собрались. Внук-то уже с вечера всё приготовил. У меня муж – заядлый рыболов. Рыба в доме никогда не переводится.
ЦВЕТАЕВА. Анастасия Ивановна, если рыбы наловят, продайте мне немного.
БРОДЕЛЬЩИКОВА. О чём вы говорите, Марина Ивановна, конечно продам.
ЦВЕТАЕВА. Спасибо. (Пауза.) У меня есть кое-какие остатки столового серебра. Может быть, можно здесь у вас найти покупателя? Может, кто купит?
БРОДЕЛЬЩИКОВА. Да кому же продашь? Может, у кого и есть деньги, у буржуев, да как узнаешь. Время сейчас такое. Эвакуированным в Елабугу не до серебра, а местным жителям и подавно.
ЦВЕТАЕВА. Анастасия Ивановна, уж вы тогда мне её и почистите!
БРОДЕЛЬЩИКОВА. Чего?
ЦВЕТАЕВА. Рыбу. Знаете, мне много раз приходилось бегать по лавкам за какой-нибудь селёдкой, но чистить её, как настоящая горничная, я не умею.
БРОДЕЛЬЩИКОВА. Почищу, почищу, не беспокойтесь.
ЦВЕТАЕВА. Уж вы мне её тогда и пожарьте заодно.
БРОДЕЛЬЩИКОВА. И почищу, и пожарю, раз такое дело. Не трудно.
ЦВЕТАЕВА. Спасибо. Хотите, покурим?
БРОДЕЛЬЩИКОВА. Можно. Вон там, в стопке, газеты. Давайте я вам сама папиросу скручу.
ЦВЕТАЕВА. Вот, возьмите. (ПодаетБродельщиковой газету из стопки, лежащей на этажерке.) А у меня никогда не получалось скрутить хорошую козью ножку. (Ее взгляд останавливается на тексте в одной из газет, она читает). В течение 18 августа наши войска продолжали вести ожесточённые бои с противником на всём фронте. После упорных боёв наши войска оставили города Николаев и Кривой Рог. 19 августа после упорных боёв наши войска оставили город Кингисепп. В течение 25 августа наши войска вели упорные бои с противником на всём фронте. После упорных боёв наши войска оставили Новгород. (Отрываясь от чтения.) Оставили, оставили, оставили...
Они курят, молчат.Внезапно слышится шум и треск из черной тарелки. Обе
женщины вздрагивают.
ГОЛОС ЛЕВИТАНА. От советского информбюро. Утреннее сообщение. В течение ночи 31 августа наши войска вели бои с противником на всём фронте. Разведчики донесли о подходе крупных германских частей к переправе через реку Днепр. Смерть кровавым немецким фашистским разбойникам. Враг будет разбит. Победа будет за нами!
С улицы до них доносится песня.
ПЕСНЯ."Если завтра война" – так мы пели вчера,
А сегодня – война наступила.
И когда подошла боевая пора
Запеваем мы с новою силой...
ЦВЕТАЕВА. Что это?
БРОДЕЛЬЩИКОВА. У нас здесь в Елабуге полк стоит, проходят подготовку красноармейцы. Вот они с песнями и маршируют по улицам.
ЦВЕТАЕВА. Такие победные песни поют. А Он всё идёт и идёт. А Он всё идёт и идёт. И нет силы, которая могла бы его остановить. Он всё сметает на своём пути, всё рушит. Война – это грязь и ужас, это настоящий ад. Надо бежать из этого ада, надо...
Неожиданно где-то далеко звучит мелодия песни Леонида иЭдит Утесовых "Утро и вечер". Она погружает Цветаеву в мир несбыточных мечтаний.
Я всегда мечтала жить в каком-нибудь маленьком провинциальном городке поближе к морю. Чтобы никаких трамваев, автобусов, метро, где-нибудь на юге, чтобы печи топить не часто... (Обращаясь кБродельщиковой.) Как вы думаете, Симферополь – хороший город? А, может быть, Феодосия лучше?
БРОДЕЛЬЩИКОВА. Не знаю, я там не была.
ЦВЕТАЕВА. Мы с мужем поселимся в таком городе, будем работать. Знаете, мне даже не страшно, чтоСерёженька не сможет жить после освобождения в Москве. Нашим детям, Але иМуру, может быть, и нужна Москва, а нам нет, нам лучше будет там... (Внезапно.) Над Феодосией угас
Навеки этот день весенний,
И всюду удлиняет тени
Прелестный предвечерний час.
Захлёбываясь от тоски,
Иду одна, без всякой мысли,
И опустились и повисли
Две тоненьких моих руки...
Эти стихи я написала в 14 году. Хотите, я подарю вам сборник своих стихов. Я люблю дарить. (Выносит из своей комнаты книжечку). Держите. Это вам от меня. На память.
И вновь слышится шум и треск из черной тарелки.
ГОЛОС.Внимание! Прослушайте распоряжениеЕлабужского горсовета. Обращение ко всем жителям Елабуги и эвакуированным. Сегодня 31 августа постановлением горсовета организуется воскресник по расчистке посадочной площадки под аэродром. От каждой семьи на сборный пункт должен явиться один человек. За участие в расчистке каждому будет выдано по буханке хлеба. Общий сбор через 15 минут на площади перед горсоветом.
Из-за занавески выходит сын ЦветаевойМур.
МУР. Доброе утро. Значит, всех гонят на воскресник аэродром чистить?
БРОДЕЛЬЩИКОВА. Да. И обещают каждому за работу дать по буханке хлеба.
МУР. Я слышал про это. Я уже не спал, а просто не хотел вставать. (С иронией.) Конечно, хлеб сейчас в цене.
БРОДЕЛЬЩИКОВА. Пойдёмте, Марина Ивановна.
ЦВЕТАЕВА. Вместо меня пойдётМур.
МУР. Интересно, Марина Ивановна за меня уже всё решила. А меня, кажется, никто ещё не спросил, хочу ли я идти?
ЦВЕТАЕВА.Мур, я немногоприболела. Мне нужно побыть одной.
МУР. Марина Ивановна, вы говорите ерунду, вздор! Вы похожи на страшную больную деревенскую старуху! Зачем вы привезли меня сюда? Чтобы властвовать надо мной? Мне нужна Москва, вы понимаете это?
ЦВЕТАЕВА.Мур, успокойся, пожалуйста, прошу тебя. (Она пытается подойти к нему.)
МУР. Не троньте меня! Что мне здесь делать? Чего ждать? Я не хочу здесь жить и не буду, вот увидите! Уж кого-нибудь из нас точно вынесут отсюда вперёд ногами!
БРОДЕЛЬЩИКОВА.Мур, не надо так...
МУР (пытаясь сдерживаться). Я собираюсь.
ЦВЕТАЕВА.Мур, прошу тебя, приди пораньше.
МУР (не выдержав). А это уже моё дело! Вот увидите, уйду и не вернусь! Неудачница!
Мур выбегает из дома.
БРОДЕЛЬЩИКОВА. Не расстраивайтесь, Марина Ивановна. Возраст. Япригляжу за ним. Всё будет хорошо.
ЦВЕТАЕВА (механически). Все будет хорошо. Мальчиков нужно баловать. Им может быть, на войну придется... (Бродельщиковой.) Анастасия Ивановна, милая, спасибо!
БРОДЕЛЬЩИКОВА. Да не за что. Вы одни остаётесь домовничать.Приглядите за домом.
ЦВЕТАЕВА (словно желаяпобыстрее выпроводить хозяйку). Присмотрю, присмотрю, идите, не беспокойтесь.
БРОДЕЛЬЩИКОВА (задержавшись у порога). Раз такое дело, сын ваш уже убежал, я вам вот что скажу. Вы, Марина Ивановна, не обижайтесь, но уж постарайтесь поискать себе другую комнату. Я хотела бы себе пустить в дом других постояльцев.
ЦВЕТАЕВА. Почему?
БРОДЕЛЬЩИКОВА. Пайка у вас нет. Всем эвакуированным, кому паек выделили, дрова давать будут, я в горсовете узнавала. А ведь зима не за горами. Да еще приходят эти, с Набережной, бумаги ваши смотрят, когда вас нет, и меня расспрашивают, кто к вам ходит, да о чем говорят. Одно беспокойство... Мне и соседка говорит. Утвоей, мол, ни пайка, ни дров. Да она еще ибелогвардейка, из-за границы приехала. Зачем она тебе? Мои-то квартиранты со мной и пайком делятся, каждый вечер к чаю зовут, угощают. Да еще вот печь переложить взялись.
ЦВЕТАЕВА. Хорошо. Я постараюсь найти другую комнату. Идите.
Бродельщикова уходит. Некоторое время Цветаева остаётся одна. Она вся внутри себя. И вдруг что-то изменяется вокруг. И уже нельзя определить, когда происходят дальнейшие события: в этот ли роковой день или несколькими днями раньше. Незаметно рядом возникает фигура человека всером.
СЕРЫЙ ЧЕЛОВЕК. Здравствуйте.
ЦВЕТАЕВА. Кто вы? Ради бога, скажите, кто вы?
СЕРЫЙ ЧЕЛОВЕК. Обычно мы не отвечаем на вопросы, когда нам их так задают. Но вам я скажу. Я ваш друг и доброжелатель.
ЦВЕТАЕВА. Как вы здесь оказались?
СЕРЫЙ ЧЕЛОВЕК. Дверь была не заперта. Я вошёл. Я давно искал возможность поговорить с вами с глазу на глаз, но с вами постоянно кто-нибудь был рядом. (Видя, что та его не слышит.) Успокойтесь, Марина Ивановна... я не причиню вам зла.
ЦВЕТАЕВА. Откуда вам известно моё имя?
СЕРЫЙ ЧЕЛОВЕК. Нам многое о вас известно. К тому же, разве ваше имя является тайной? Вы – известная поэтесса.
ЦВЕТАЕВА. Поэт. Прошу называть меня поэтом. Не люблю слово поэтесса.
СЕРЫЙ ЧЕЛОВЕК. Хорошо. Марина Цветаева – поэт!
Именно поэт, а не поэтесса – так Марину Ивановну сейчас мог называть только один человек – Борис Леонидович Пастернак. Она вспомнила их первую встречу после ее возвращения в Союз. Москва. Ночная улица. Зима. Конец 1939 года. Марина Ивановна ждет Пастернака. В ночи звучит песня "Бублички" в исполнении Леонида Утесова.
УТЕСОВ.Ночь надвигается,
Фонарь качается,
Мильтон ругается
В ночную тьму.
А я немытая,
Дождемпокрытая,
Всемизабытая
Здесь на углу...
ПАСТЕРНАК (появляясь из темноты ночи). Марина, золотой мой поэт, здравствуй!
ЦВЕТАЕВА (протягивая руку). Здравствуй, Борис!
ПАСТЕРНАК. Наконец-то мы встретились. Предлагаю зайти ко мне. Посидим. Познакомлю тебя с моей женой. Зина будет рада тебя видеть.
ЦВЕТАЕВА. Нет, нет, спасибо за приглашение. Она, наверное, прекрасная женщина, но я не люблю общаться с жёнами. А особенно с жёнами поэтов.
ПАСТЕРНАК. Понимаешь, как-то странно всё получилось. Ведь я-то был влюблён в Нейгауза, а женился почему-то на его жене.
ЦВЕТАЕВА. Погуляем по Москве. Знаешь, Борис, там, в эмиграции я думала о вас. Точнее не о вас, а о себе без вас. Ведь ноги должны были миллиарды вёрст пройти, прежде, чем нам встретиться. (Неожиданно.)
Рас-стояние: вёрсты, мили...
Насрас-ставили,рас-садили,
Чтобы тихо себя вели
По двум разным концам земли.
Рас-стояние: вёрсты, дали...
Нас расклеили, распаяли,
В две руки развели, распяв,
И не знали, что это – сплав
Вдохновений и сухожилий...
Не рассорили – рассорили,
Расслоили... Стена да ров.
Расселили нас как орлов
Заговорщиков: версты, дали...
Не расстроили – растеряли.
По трущобам земных широт
Рассовали нас как сирот.
Который уж, ну который – март?!
Разбили нас – как колоду карт!
ПАСТЕРНАК. Нас всех тасуют как карточную колоду. Мы живём в тревожное, беспокойное время. В этой стране может быть арестован каждый.
Не оперные поселяне,
Марина, куда мы зашли?
Общественное гулянье
С претензиями земли.
Ну как тут отдаться занятью,
Когда по различью путей
Как лошади в Римском Сенате
Мы дики средь этих детей.
Походим меж тем по поляне.
Разбито с десяток эстрад.
С одних говорят пожеланья.
С других по желанью острят.
Послушай, стихи с того света
Им будем читать только мы,
Как авторы Вед и Заветов
И Пира во время чумы.
ЦВЕТАЕВА. Ничего не поделаешь. Эмиграция менявыперла. Читателя в эмиграции нет. А мне хочется иметь настоящих читателей, большую чуткую аудиторию, а не эмигрантскую элиту, с которой у меня нет ничего общего. Хуже мне уже не будет. А сыну в Москве будет лучше.Мур все время рвался в Россию.
ПАСТЕРНАК. Я боюсь, что тебе и твоему замечательному семейству будет у нас достаточно трудно и беспокойно. Зря вы приехали. Не ко времени получилось.
ЦВЕТАЕВА (горько усмехаясь). А когда было бы ко времени? Ведь всякий поэт по существу эмигрант, даже в России. Эмигрант Царства Небесного.
ПАСТЕРНАК. Мне надо было уговорить тебя не приезжать ещё там, в Париже, во время нашей последней встречи на антифашистском конгрессе в 35 году.
ЦВЕТАЕВА. Тогда встречи не было. Это былане-встреча.
ПАСТЕРНАК. Марина, прости меня, но тогда я был сам не свой, на грани душевного заболевания от почти годовой бессонницы, у меня было отвратное самочувствие.
ЦВЕТАЕВА. В мире, гдевсяк
Сгорблен и взмылен,
Знаю – один
Мнеравносилен.
В мире, где столь
Многогохощем,
Знаю – один
Мнеравномощен.
В мире, где всё
Плесень и плющ,
Знаю: один
Ты -равносущ
Мне.
ПАСТЕРНАК. Марина, какие удивительные стихи ты пишешь. Как удивительно, что ты – женщина. При твоем таланте это ведь такая случайность!.. Ты возмутительно большой поэт!
ЦВЕТАЕВА. Борис, не надо так шутить. Я себя знаю. Я год не писала стихов: ни строки. Стихи сами себя не пишут. Когда – писать? А ведь со мной что делают. Зовут читать стихи.
ПАСТЕРНАК. Но ведь твои стихи и есть ты.
ЦВЕТАЕВА. Но я не автограф, меня в карман не положишь. А то, что я источник своих стихов как бродяга с вытянутой рукой хожу по Москве: "Подайте, Христа ради, комнату!" и стою в толкучих очередях – и одна возвращаюсь тёмными ночами, тёмными дворами – об этом никто не думает. А стоило бы. Писала Фадееву, просила помочь с комнатой в Москве. Но он отмахнулся, не захотел.
ПАСТЕРНАК (горько). Лукавый царедворец.
ЦВЕТАЕВА. Москва меня не вмещает. В ней есть место только для памятников.
ПАСТЕРНАК. Но должно быть неуютно стоять вот так, каменным пеналом, посреди площади на ветру. Здесь холодно. Сплошной сквозняк. И галки садятся тебе на темя, здесь почему-то всегда много галок. Но, впрочем, нам с вами это не угрожает, нам памятниками не стоять. Как странно и глупо кроится жизнь!
ЦВЕТАЕВА. Вся жизнь – черновик, даже самая гладкая. Надообладать высочайшим умением жить, но ещё, быть может, большим умением умереть. От человека слишком многое требуется, а если ты поэт, то три шкуры сдерётся. Жить я никогда не умела и не хотела, я терялась в жизни, она меня не устраивала даже смолоду! Жить – это неудачно кроить и беспрестанно латать ничто не держится, ничто не держит, не за что держаться. Прости мне, Борис, эту печальную суровую игру слов.
ПАСТЕРНАК. Жизнь, какая бы она ни была, всегда благороднее и вышелибреттных формулировок.
Я люблю тебя чёрной от сажи
Сожиганья пассажей, в золе
Отпылавшихандант иадажий
С белым пеплом баллад на челе,
С заскорузлой от музыки коркой
На подённой душе, вдалеке
Неумелой толпы, как шахтёрку,
Проводящую день в руднике.
ЦВЕТАЕВА. Мне пора идти. Я боюсь оставлятьМура одного надолго.
ПАСТЕРНАК. Марина, я обязательно устрою тебе встречу с Петей Павленко. Он ходит в замах у Фадеева. Когда-то он мне сказал, что зря привезли в СССР Куприна, надо было Бунина и Цветаеву. Он знает и ценит твои стихи. Я думаю, что он всё уладит.
ЦВЕТАЕВА. Борис, родной, спасибо. До свидания.
Цветаева отходит в сторону.
ПАСТЕРНАК. Мечтала о большой аудитории и о большом читателе. Теперь носит передачи как все, как многие и стихов больше не пишет.
Пастернак исчезает в ночной темноте. К Цветаевой подходит Серый Человек.
СЕРЫЙ ЧЕЛОВЕК. А почему бы Борису Леонидовичу не предложить вам с сыном пожить у него на даче за городом?
ЦВЕТАЕВА. За город я не поеду, потому что там умру – от страха и черноты и полного одиночества. На даче, можно жить большой дружной семьёй, а так я просто бы не вынесла собачьей тоски,Мур в школе, а я одна с утра до утра со своими мыслями и чувствами.
СЕРЫЙ ЧЕЛОВЕК. Но он и не попытался это сделать. Знаете, почему? Он просто испугался за себя. Помните, когда вы вернулись в Союз, то позвонили ему и попросили приехать к вам. Так вот, он не поехал, потому что понял, что общение с вами опасно, и решил не рисковать. А ведь вы больше всего рассчитывали на его душевную близость и поддержку?
ЦВЕТАЕВА. Мне некого винить. И себя не виню, потому что это была моя судьба.
СЕРЫЙ ЧЕЛОВЕК. А ваша встреча с Павленко, которую устроил Пастернак? Что она вам дала?
ЦВЕТАЕВА. Павленко – очаровательный, галантный человек, вполне сочувствует...
СЕРЫЙ ЧЕЛОВЕК. Но сделать ничего не может. Приятно получить горькую пилюлю в элегантной упаковке.
ЦВЕТАЕВА. А я ему верю, и благодарна ему хотя бы и за этумалость. Он сказал, что у писателей в Москве нет ни метра.
СЕРЫЙ ЧЕЛОВЕК. А что ещё он мог вам сказать? "В Москве большая группа очень хороших писателей и поэтов, которые нуждаются в жилплощади, и мы годами ничего не можем сделать".
ЦВЕТАЕВА. Но он пообещал помочь.
СЕРЫЙ ЧЕЛОВЕК. Бездушный лицедей! Больше он про вас и не вспомнил. Да и какие права вы имеете на то, чтобы жить в Москве? Что вы ей дали?
ЦВЕТАЕВА. Стихи о Москве. Но даже не напиши я их, я имею на неё право, потому что я в ней родилась, потому то я – русский поэт, который в ней жил и работал и книги которого в её лучшей библиотеке. Я ведь не на одноимённую мне станцию метро и не на памятную доску, на доме, который снесён, претендую.А на письменный стол белого дерева, под которым пол, над которым потолок и вокруг которого четыре стены. Книжки нужны, а поэт – нет?!
СЕРЫЙ ЧЕЛОВЕК. Марина Ивановна, это ваше глубокое заблуждение. Поэты нам нужны, хорошие и разные. Но на жилплощадь в Москве могут претендовать только те, кто был награждён орденом или стал лауреатом Сталинской премии. А какую правительственную награду получили вы?
ЦВЕТАЕВА. Награду за стихи из рук чиновников! А судьи кто?! Поэт орденоносец! Поэт медаленосец! Поэтлауреатоносец! Какой абсурд! У поэта есть только имя и судьба. Судьба и имя...
СЕРЫЙ ЧЕЛОВЕК. Это не абсурд. Это наша жизнь. Но вашу поэзию в нашей стране тоже ценят. Вас даже удостаивают чести быть принятой вгрупком писателейГослитиздата, вспомните!
ЦВЕТАЕВА. Тогда я ещё старалась. (Медленно отходит в сторону.)
И вот перед нами уже не Серый человек, а старый пролетарский писатель. Москва. Одна из редакционных комнатГослитиздата. Начало апреля 1941 года. Из радиоприемника раздается песня в исполнении Леонида Утесова "Тачанка".
УТЕСОВ.Ты лети с дороги, птица,
Зверь, с дороги уходи!
Видишь, облако клубится,
Кони мчатся впереди.
И с налета, с поворота,
По цепи врагов густой
Застрочит из пулемета
Пулеметчик молодой...
Старый пролетарский писатель окликает молодого поэта.
СТАРЫЙ ПИСАТЕЛЬ. Слушай, ты про такую поэтессу Цветаеву что слышал?
МОЛОДОЙ ПОЭТ. Слышал, что вернулась из эмиграции. Живёт где-то под Москвой, инкогнито, никому не показывается.
СТАРЫЙ ПИСАТЕЛЬ. Стишки-то она ничего пишет? А?
МОЛОДОЙ ПОЭТ. Замечательные стихи она пишет, я ещё мальчишкой ею увлекался, её книгу "Вёрсты" наизусть знал! А к чему это вы?
СТАРЫЙ ПИСАТЕЛЬ. Да вот, понимаешь ли, ведь она не просто эмигрантка. С ней же не всё понятно. Её приезд в Союз какой-то вроде бы негласный, и муж посажен, и дочь. А мы должны её сейчас вгрупком принимать. Тут-то её примешь, а что там наверху, в секретариате скажут? Время-то сейчас такое, понимаешь, напряжённое.
МОЛОДОЙ ПОЭТ. А сверху распоряжения были?
СТАРЫЙ ПИСАТЕЛЬ. Да, поступило указание принять за подписью самого Фадеева.
МОЛОДОЙ ПОЭТ. Ну, тогда чего вам бояться. Там всё уже за вас решено. Я вот о чём хотел попросить. То, что она в Москве, я давно слышал, да вот ни разу встретить не удалось, мне хоть одним глазком поглядеть, какая она!
СТАРЫЙ ПИСАТЕЛЬ. Да хоть обоими гляди! В этой комнате я сейчас собрание проводить буду. За дверью уже, наверное, все собрались. (Открывает двери.) Проходите, товарищи!
Входят писатели, здороваются, рассаживаются за столами.
Все собрались? Тогда начнем. Пригласите товарища!
Литературная дама, которая вошла вместе с группой писателей, выходит на мгновение в коридор, чтобы пригласить Цветаеву. Та входит следом за дамой.
ЦВЕТАЕВА (напряженно). Здравствуйте.
СТАРЫЙ ПИСАТЕЛЬ. Товарищи, на повестке дня нашего собрания один вопрос: принятие в членыгрупкома писателейГослитиздата переводчицы Цветаевой Марины Ивановны. Рекомендация на данную кандидатуру поступила из секретариата Союза Писателей за подписью секретаря Союза товарища Фадеева. Какие будут вопросы к данной кандидатуре? Нет вопросов? Тогда у меня вопрос: а что вы делали в 1917 году? Каковы были ваши политические убеждения?
ЦВЕТАЕВА. Ни к какому поэтическому и политическому направлению я никогда не принадлежала и не принадлежу.
СТАРЫЙ ПИСАТЕЛЬ. А с какой целью вы вернулись в СССР?
ЦВЕТАЕВА. Я вернулась в Советский Союз в 1939 году вслед за своей семьёй, и чтобы дать своему сыну Георгию родину. И вот уже больше года занимаюсь переводами дляГослитиздата.
СТАРЫЙ ПИСАТЕЛЬ. Ну что ж, похвально, похвально. Какие будут предложения?
МОЛОДОЙ ПОЭТ. Принять!
СТАРЫЙ ПИСАТЕЛЬ. Другие предложения есть? Нет? Переходим к голосованию. Кто за данное предложение, прошу поднять руки. (Все медленно поднимают руки.) Единогласно? Ну что ж, разрешите поздравить вас, Марина Ивановна, и вручить вам членский билетгрупкома.
ЦВЕТАЕВА (волнуясь). Можно мне воды?
СТАРЫЙ ПИСАТЕЛЬ. Да, конечно. Только я где-то я не вижу стакана.
Пока он ищет стакан, Цветаева берёт на одном из столов стакан из-под карандашей, высыпает карандаши на стол, наливает тут же в этот стакан воду
из графина и выпивает ее залпом.
МОЛОДОЙ ПОЭТ. Марина Ивановна, пожалуйста, прочитайте нам что-нибудь из своих стихов.
ЦВЕТАЕВА. Из своих стихов? Свои стихи я не помню. Лучше я прочитаю свои переводы. Из тех, что мне заказывалГослитиздат.
Болгарская поэтессаЕлисавета Багряна. "Правнучка".
Нет ни прародительских портретов,
Ни фамильных книг в моём роду.
Я не знаю песен ими петых,
И не их дорогами иду.
Но стучит в моих висках -лихая,
Тёмная, повстанческая кровь.
То она меня толкает к краю
Пропасти, которая – любовь...
Внезапно замолкает.
МОЛОДОЙ ПОЭТ. После вас, Марина Ивановна, уже невозможно читать свои стихи. У меня есть предложение к товарищу Асееву. Николай Николаевич известный поэт нашей страны, все его хорошо знают. Не мог бы он походатайствовать перед секретариатом и лично товарищем Фадеевым о принятии Марины Ивановны в Союз Писателей. Кому как не ему, другу Маяковского, представлять её в Союзе.
СТАРЫЙ ПИСАТЕЛЬ. Асеев? Помилуйте, как он может представлять Цветаеву? Какое он имеет на это право? Ему ходатайствовать о Марине Цветаевой перед Союзом Писателей? Да это Марина Ивановна может ходатайствовать о нас перед писательским миром. Это она должна нас представлять. Собрание окончено. Все свободны.
Писатели расходятся. К Цветаевой подходит Серый Человек
СЕРЫЙ ЧЕЛОВЕК. Ваши переводы действительно прекрасны. Но почему вы не стали читать свои стихи? Разве потому, что не смогли их вспомнить?
ЦВЕТАЕВА. Ясвоё написала. Могла бы конечно ещё, но свободно могу не...
СЕРЫЙ ЧЕЛОВЕК. Почему вы не пишете?
ЦВЕТАЕВА. Своё не пишу, потому что некогда. "Доживать – дожёвывать горькую полынь"... Сколько строк миновавших! Строки приходят – и уходят: находят – и уходят. Ничего не записываю. С этим кончено. Потому что время одно, и его мало, а писать себе в тетрадку – роскошь. Потому что за переводы платят, а засвоё – нет. Деньги, деньги. Кто когоперененавидит: я ли деньги, деньги ли меня...
Мысль о деньгах напомнила Цветаевой об одной не слишком приятной встрече.Голицино. В Доме писателей. Утро 28 марта 1940 года. Из репродуктора звучит песня "Маркиза" в исполнении Леонида иЭдит Утесовых.
УТЕСОВЫ.– Алло, алло! Какие вести?
Давно я дома не была.
Пятнадцать дней, как я в отъезде.
Ну как идут у нас дела?
– Все хорошо, прекрасная маркиза,
Дела идут, и жизнь легка.
Ни одного печального сюрприза,
За исключеньем пустяка.
Так, ерунда, пустое дело,
Кобыла ваша околела,
А востальном, прекрасная маркиза,
Все хорошо, все хорошо!
Цветаева входит в кабинет, где за столом восседает литературная дама.
ЦВЕТАЕВА. Здравствуйте. Ну что – получили деньги? Я вчера вечером занесла вам остатки долга. Вас не было, и я просила вам их передать.
ДАМА. Да, мне передали.
ЦВЕТАЕВА. Значит мы в расчёте?
ДАМА. Да, Марина Ивановна, но когда жеостальное?
ЦВЕТАЕВА. Тоесть какое остальное? Я же внесла все 830 рублей.
ДАМА. Да, но это – одна путёвка...
ЦВЕТАЕВА. То есть как – одна?
ДАМА. Да, плата за одну путёвку – 830 рублей, а за две 1660.
ЦВЕТАЕВА. Вы хотите сказать – за два месяца?
ДАМА. Нет, за один. Последнее постановление Литфонда гласит: жить по льготным путёвкам свыше трёх месяцев в Доме Творчества нельзя. Вы, очевидно, меня не поняли: пользующиеся Домом отдыха свыше 3 месяцев платят 830 рублей за человека. А вы с сыном живёте здесь уже пятый месяц.
ЦВЕТАЕВА. Но мы же не в доме, мы в доме часу не жили, мы там только питаемся в столовой, а жили в другом месте. Мы ещё за комнату платим 250 рублей.
ДАМА. Я им говорила, что вы мало зарабатываете, но они слушать не хотят.
ЦВЕТАЕВА. Я убеждена, что если бы я плохо работала и хорошо зарабатывала, люди бы меня бесконечно больше уважали. Но мне из людского уважения – не шубу шить: мне не из людского уважения шубу шить, а из своих рукописных страниц. И ещё скажите, что я больше 850 рублей за двоих платить не могу, ясчитаю такую цену за одну только еду: мою еду – неловкой, я никогда так широко не жила, не теперь начинать.
ДАМА. Тогда они сразу снимут одного из вас с питания. Одну минутку. (Подходит к телефону, снимает трубку.) Алло! Она говорит, что столько платить не может. Снять с питания? Хорошо. Сегодня же? (Кладёт трубку.) Марина Ивановна, сегодня мы вас ещё покормим, а завтра...
ЦВЕТАЕВА. Не надо. Это моя судьба. Одно к одному. Данноек многому. Даётся только богатым. Кто имеет, тому дано будет и приумножится.
ДАМА. Как хотите. (Уходит.)
ЦВЕТАЕВА. Боже мой! Почему я должна заниматься этим, когда во мне так много своего. Ведь моя поэзия здесь, в России, нужна!
СЕРЫЙ ЧЕЛОВЕК. Конечно. ИГослитиздат предлагает вам в 40 году составить сборник своих стихов для печати.
ЦВЕТАЕВА. А ведь я сама к ним не обращалась и не кланялась. Они сами позвонили мне из издательства и предложили...
СЕРЫЙ ЧЕЛОВЕК. Но сборник так и не вышел. (Откуда-то достаёт журнал и кладёт его перед Цветаевой.) Узнаёте?
ЦВЕТАЕВА. Что это?
СЕРЫЙ ЧЕЛОВЕК. Апрельский номер журнала "30 дней". В нём напечатано ваше стихотворение "Старинная песня", единственное, изданное у нас запоследние 14 лет.
И вспомнилось Цветаевой, как читала она эти стихи на одной встрече. Москва. Квартира старого поэта. Май 1941 года. За столом Цветаева, старый поэт, напоминающий Серого человека, а также молодой поэт и юная поэтесса.
ЦВЕТАЕВА. Я никак не могла уговорить редактора не называть так этих стихов. Он утверждал, что это стихи о несчастных, обездоленных женщинах прошлого, о таких, каких теперь нет. А стихи-то просто любовные.
СТАРЫЙ ПОЭТ. Может быть, почитаете нам их сами, Марина Ивановна?
ЦВЕТАЕВА. Вчера ещё в глаза глядел,
А нынче – всё косится в сторону!
Вчера ещё до птиц сидел,
Все жаворонки нынче – вороны!
Я глупая, а ты умён,
Живой, а я остолбенелая.
О вопль женщин всех времён:
"Милый мой, что тебе я сделала?!"
Всё ведаю – не прекословь!
Вновь зрячая – уж не любовница!
Где отступается Любовь,
Там подступает Смерть-садовница.
Само – что дерево трясти!
В срок яблоко спадает спелое...
– За всё, за всё меня прости,
Мой милый, – что тебе я сделала!
(Обращается к юной поэтессе.) Что бы вы предпочли: чтобы вас любили или любить самой?
ЮНАЯ ПОЭТЕССА. Я бы хотела, чтобы взаимно.
ЦВЕТАЕВА. Ну, это от молодости, вы слишком многого хотите! Я вас спрашиваю о другом – вы или вас?
ЮНАЯ ПОЭТЕССА. Меня.
ЦВЕТАЕВА (потеряв интерес к собеседнице). Я никогда не удерживала мужчину, если он уходил. Я даже не поворачивала вслед головы, хоть иногда и не знала, отчего он уходит. Уходит, так уходит! И они не уходили, они как-то исчезали. День – не пришёл, два – не пришёл, три – не пришёл, а потом так и не приходил никогда. И так все... Почему так было – не знаю!.. В любви главная роль принадлежит женщине, она ведёт игру, не мужчина, она их выбирает, вы не ведущие, ведомые!..
СТАРЫЙ ПОЭТ. Но, Марина Ивановна, оставьте нам хотя бы иллюзию того, что мы вас всё же завоёвываем!..
ЦВЕТАЕВА. Ну, если вам доставляет удовольствие жить ложью и верить кошачьим уловкам тех женщин, которые, потакая вам, притворствуют, – живите самообманом! (Неожиданно.) Хотите, прочту что-нибудь из старых стихов?
МОЛОДОЙ ПОЭТ. Конечно!
ЦВЕТАЕВА. Писала в 13 году.
Моим стихам, написанным так рано,
Что и не знала я, что я поэт
Сорвавшимся, как брызги из фонтана,
Как искры из ракет,
Ворвавшимся, как маленькие черти,
В святилище, где сон и фимиам,
Моим стихам о юности и смерти
– Нечитанным стихам!
Разбросанным в пыли по магазинам,
Где их никто не брал и не берёт,
Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черёд.
А черёд всё не настаёт. У меня тысячи стихов, и я не могу их напечатать. Предлагали издать книгу избранных стихов, с условием, что я изменю некоторые строки. Я отказалась наотрез. Была в редакции и твёрдо им заявила: ничего, ни одного словаиз написанного менять не буду. Хотите,печатайте так как есть, хотите – нет. В выборе стихов уменя прежде всего ответственность перед читателем.
СТАРЫЙ ПОЭТ. И что же, Марина Ивановна?
ЦВЕТАЕВА. Редакторы ничего не понимают. Вот только что сняли книжку с печати. Я была почти уверена, что не возьмут, диву далась бы – если бы взяли. А я знаю, что стихи хорошие и кому-то нужные, может быть, даже – как хлеб.
СТАРЫЙ ПОЭТ. Ну и как же теперь, Марина Ивановна? Что вы будете делать?
ЦВЕТАЕВА. Ясвое сделала. Ну – не вышло, буду переводить. Асеев посоветовал мне составить книгу переводов, говорит, что она сразу получит одобрение, и мне выплатят 25 процентов гонорара. А мне ведь ничего не надо. Яотродясь была избавлена от этих двух понятий – слава и деньги. Деньги? Да плевать мне на них. Я их чувствую только, когда их – нет. Ведь я могла бы зарабатывать вдвое больше. Ну – и? Ну, вдвое больше бумажек в конверте. Но у меня-то что останется? Слава? Чтобы обо мне говорили: "Как Цветаева могла сделать такую гадость?" Мне необходима добрая слава, которая с – просто славой – незнакома. Мне необходимо, чтобы обо мне не говорили -плохого. Ведь я же буду подписывать. Ведь нужно быть мертвым, чтобы предпочесть деньги. Однажды вГолицыно, за столом, возник спор с одним из поэтов, может ли быть поэма о синтетическом каучуке, который получают из нефти. Он утверждал, что да, и что он таковую пишет, потому что всё – тема. Я не могу себе представить, что можно писать на такую тему – в полной чистоте сердца, от души и для души. Зачем людям этавонючая нефть? Хорошо жить в лесу в деревянном доме!
