Текст книги "Супруги Харрисон поздравляют Вас"
Автор книги: Георг фон Штайнер
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)
5
Он не знал, зачем сюда пришёл. Но другого выхода просто не было. Он может сколько угодно прятаться в доме, но рано или поздно эта дрянь его выловит. Ей помогут эти её… антимоны, африкаты или как их там. Ими она сведёт Дика с ума, привлечёт, лишит воли, оставив ему только одну цель, только один смысл жизни – встретить эту самку и совокупиться с ней. И она будет терпеливо ждать. Потом Дик её трахнет… Ха! Никогда ещё не занимался любовью с гигантской сколопендрой!.. Да, сначала они совокупятся, а потом эта тварь его убьёт. Они ядовитые, кажется… Убьёт и сожрёт. А потом родит маленьких диков – сколопендриков…
Ты сходишь с ума, чувак!
Или уже сошёл…
Зачем он спустился в этот подвал? Что он будет здесь делать? Отсюда нет выхода. Она всё равно найдёт его и сделает то, что предрешено.
Накатила слабость, такая, что ноги задрожали и он грузно опустился на холодную ступеньку лестницы. Сопротивляться не хотелось. Совсем. Больше всего хотелось уснуть, прямо здесь, на лестнице. И будь что будет. Всё равно ведь ему некуда деться из этого дома без окон и дверей. Да и дом ли это вообще.
Как он сюда попал? Где его настоящая жизнь? И была ли она?
Какая разница.
Скорей бы уже она пришла. Сможет она открыть дверь? Конечно сможет. И дверь кладовой и дверь подвала открываются с той стороны толчком, так что…
Стоп.
Толчком!
Значит, чтобы выбраться из подвала, этой твари нужно будет потянуть дверь на себя. А рук – то у неё и нет! Чувак, ты крут! Конечно, нужно завлечь эту тварь сюда, а потом умудриться выскочить наружу, оставив её подыхать в этом тёмном тоннеле. Ха – ха! Конечно!
Правда и сам Дик будет обречён на медленное умирание в доме, из которого нет выхода… Но это уже другая проблема. Будем решать проблемы по мере их поступления, как говорил Хью. Ну что ж…
Он поднялся и, чиркнув зажигалкой, как можно быстрей устремился по лестнице вниз.
Плохо, что ему нужен свет, а этой твари не надо ничего. Она наверняка отлично видит в темноте, да и Дика чует по запаху, так что спрятаться от неё невозможно. Ладно, ничего, он сядет за углом и когда она подползёт поближе, ударит её киркой, со всей силы. И тут же ринется из подвала.
«Да, хороший план, парень. Надеюсь, это хороший план».
Он засел за стиральной машиной и стал ждать.
Тварь не являлась. Видать, она не обладала интеллектом своей бывшей оболочки и сейчас бессмысленно кружила по пустым комнатам, выискивая желанного самца. Его запаха чуять она не могла из – за подвальной двери и воздуха, который, вероятно, втягивался сюда, а не шёл наружу. Ну что ж, по крайней мере, у него было время передохнуть, собраться с силами и решимостью. Только бы не ожила эта чёртова мумия…
Когда скрипнула, а потом хлопнула подвальная дверь, он напрягся. Ладони сразу вспотели. Он перенёс массу тела на одну ногу, вторую приготовив к толчку, чтобы одним движением выпрыгнуть навстречу твари и всадить в неё остриё кирки. Проблемой будет увидеть её чёрное тело в темноте подвала, но… Не надо думать об этом.
Несколько минут прошло в томительном ожидании, прежде чем едва слышный шорох множества лапок по цементному полу достиг его слуха.
Дик приготовился, отвёл кирку в замах…
Но этого он не предвидел.
Хитрая тварь не передвигалась по полу – она подползла к нему по потолку. Только когда её усики коснулись его шеи, он почуял её.
Её зов.
Зов самки.
Застонав от дикого вожделения, вдруг затопившего мозг, Дик отбросил кирку и протянул руки вверх, туда, где едва – едва различалось во мраке длинное и гибкое, поблёскивающее кольчатое тело.
Она спустилась по стене, обвилась вокруг его торса, обнимая, покалывая жёсткими волосками, лаская сокращениями сегментов, покрывая его одежду и лицо своими липкими выделениями, сводя с ума всепоглощающей похотью.
Истома безудержного желания ударила в ноги внезапной слабостью. Он опустился на колени, торопливо расстёгивая штаны. Увидел, как потянулось к обнажившемуся каменно твёрдому члену окончание её тела, на котором раздваивался кривыми шипами хвост. Хвост приподнялся, покачиваясь, открывая бешено сокращающийся зев клоаки, такой жадный, сулящий небывалое наслаждение, требующий. Под тонкой плёнкой слизистых оболочек бугрились, перетекая, сокращаясь, подрагивая, мышцы вагины.
Дик застонал, почти закричал в нетерпении, хватая это извивающееся в истоме тело, подтягивая к себе, торопясь углубиться в него…
– Дядя!
Он замер на секунду, боясь поднять глаза. Нетерпеливое тело сколопендры выскользнуло из его рук, её клоака настойчиво потянулась к его плоти, торопясь принять в себя долгожданное семя.
– Дядя!
Бледная ручонка мумии, успевшей забраться на стиральную машину, потянулась к его лицу. Он закричал.
И проснулся.
Проснулся как раз вовремя для того, чтобы услышать, как хлопнула входная дверь, пропустив в подвал длинное тело насекомого.
И почти сразу он услышал её зов. Миазмы ли запаха это были, звуки ли на неведомой частоте, но та дрожь в руках и ногах, которая немедленно явилась, заставила его поникнуть на мгновение. Потом ему больше всего захотелось подняться и следовать навстречу своей самке, которая искала его в темноте тоннеля, звала и жаждала.
Он задержал дыхание, чтобы не чувствовать запахов, постарался отключиться от собственных ощущений, до боли в пальцах сжимая древко кирки.
Стало легче, но её призыв находил какую – то дорожку в его мозг, проникал, подавлял, притягивал.
Он напряжённо прислушивался, стараясь определить, каким путём она к нему подбирается. Судя по звукам, всё было не как во сне – она ползла по полу.
В тот момент, когда Дик не увидел, а – почувствовал её тело, завернувшее за корпус стиральной машины, он с криком подскочил и с бешеной яростью принялся наносить удары во все стороны.
После четвёртого или пятого удара полусгнившее древко кирки надломилось. Железяка отлетела, ударив по ноге с такой силой, что кость, кажется, хрустнула, а в глазах поплыли радужные круги.
Закричав от боли и безнадежности, он рванулся вперёд. Ощутил под ногами скользкое извивающееся тело. Вывернул за угол и помчался по коридору к выходу.
Ему казалось, что помчался.
Ему хотелось верить, что он мчится.
Но умом он понимал, что хромает кое – как, что совсем не чувствует левой ноги, а только дикую боль, поднимающуюся от кости, по всему телу, в мозг.
И каждую секунду ждал укуса.
На лестнице он повалился, не сумев поднять раненую ногу. Заскрёб ногтями по ступенькам, крича и плача от боли и страха.
Почувствовал прикосновение к ноге.
Это придало ему сил, и, не обращая внимания на вспышки боли в мозгу, он рванулся по лестнице вверх, спиной ощущая присутствие сколопендры позади. Благодаря дикой боли его мозг не внимал призыву самки, хотя явственно слышал его.
Дик рванул на себя дверь, зажмурился на мгновение от полумрака – даже малая толика света больно ударила по глазам.
Краем зрения увидел сколопендру. Она семенила по лестнице буквально в полуметре от его ног. Жвала судорожно подёргивались, но, кажется, в её намерения не входило укусить – её влекла непреодолимая тяга к самцу. Один сегмент её длинного тела был разрушен, там где нога Дика наступила на скользкое тело, в то время как удары киркой не принесли ей, кажется, никакого вреда, не достигнув цели. В разрушенном хитине образовалась вмятина, из которой выдавился пузырь желтовато – белой плоти, стекал по чёрному телу многоножки и, быстро подсыхая, образовывал отвратительный нарост.
Дик рывком потянул на себя дверь. Хрустнув, надломилось и отпало одно усико многоножки, которое уже оказалось по эту сторону входа. Дверь закрылась перед самым «носом» насекомого. Если бы Дик мог различать звуки, которые она издаёт, он бы наверняка услышал сейчас громкий вопль отчаяния и любовный призыв.
6
«Ну и что теперь, чувак?» – спросил он себя, когда, весь дрожа, вывалился из кладовой в коридор.
Нужно было выбираться из этого дома – ловушки.
Он явственно слышал, как скребётся в подвале сколопендра, пытаясь, видимо, проникнуть за дверь. Что, если рано или поздно это у неё получится?
Жутко болела нога. Задрав штанину, чуть ниже колена он увидел кровоточащую рану посреди синей поблёскивающей плоти, распухшей до безобразия. Стеная от боли, ощупал ногу, чтобы убедиться, что кость не сломана. Кажется, она была цела. Плохо то, что кирка была ржавая – теперь нужно опасаться заражения крови.
Каждый шаг, пока он подошёл к двери в кухню, давался ему с огромным трудом и вспышками острой боли отдавался в мозгу. Сейчас, когда возбуждение схватки и погони ослабевало, боль становилась невыносимой.
Он повернул ключ, вошёл в кухню, запер дверь изнутри. Преодолевая тошноту от смрада, исходящего из соседней «детской», доковылял до раздаточного окошка. Просунул в него руку, чиркнул зажигалкой, следом просунул в окно голову. В полумраке, едва нарушаемом слабым огоньком, он увидел лишь разбросанные тут и там то ли обрывки, то ли обломки, от которых, видимо, и исходило зловоние. Когда – то эти кучи смрадной дряни были живой плотью, несомненно. Вероятно, это были остатки яиц сколопендры. Сколопендры откладывают яйца? Или коконы, или что они делают, как они там плодятся…
Кряхтя, он попытался пролезть в окно. Оно было недостаточно широко для Дика, хотя он и не отличался мощью торса, был довольно худощав… Дик долго вихлял задом, скрёб руками по двери и сдирал кожу на позвоночнике и рёбрах, пытаясь втащить себя в оконце. Наконец ему это удалось и он, больно ударившись ногами, повалился на грязный вонючий пол «детской», в очередной раз заорав от боли в раненой ноге.
Теперь он был в ловушке. Если сейчас явится сколопендра, ему не уйти.
В бессильном свете зажигалки, дыша ртом и через раз, он долго осматривал стены и потолок, надеясь найти то отверстие, через которое проникла в комнату многоножка.
И он его нашёл. Другое. Это была не та вентиляционная шахта, окошко которой расположилось под потолком в углу. Это было самое настоящее окно наружу!
Нет, окном это отверстие назвать было, конечно, нельзя. Неаккуратно прорубленное в стене, ещё более тесное, чем раздаточное окошко, но… Но какую радость оно сулило! Ведь за ним было видно кусок ночного неба, звёзды, белесую муть облаков.
Было только одно, но очень значимое препятствие: окошко располагалось почти под потолком. Дик не был многоножкой (но не был и уверен, что рано или поздно в неё не превратится), он не мог бы взобраться по стене. Единственное, что он сумел бы сделать – подпрыгнуть и уцепиться за край окошка в надежде подтянуться и втиснуть в него хотя бы одно плечо, чтобы найти, за что уцепиться рукой снаружи. Но подпрыгнуть он не мог; и ему даже подумать было страшно, что случится, когда, не удержавшись, он вынужден будет спрыгнуть обратно на пол, на больную ногу.
Хлопнула в коридоре дверь…
Или ему показалось?
Раздумывать об этом было некогда.
Застонав, он подпрыгнул, что было мочи, и уцепился за шероховатый край вырубленного в стене оконца. Страх придал ему сил и, рывком подтянувшись на руках, скребя одной ногой по стене, он всей грудью вдохнул свежий ночной воздух. В нетерпеливом порыве поскорей оказаться на свободе просунул в оконце голову.
Наверное, через этот лаз новорожденные многоножки выбирались наружу. И отправлялись искать себе «женихов»…
Супруги Харрисон поздравляют Вас, дорогая сколопендра…
Рывком просунув одну руку наружу, он уцепился ею за шероховатую стену, повис ненадолго в неподвижности, чтобы передохнуть.
Передохнуть не удалось, потому что почудился шорох и перестук ножек в вентиляционной шахте над потолком.
Тогда закричав, он упёрся в стену коленями, рывком просунул в окно вторую руку и, перебирая ногами, перехватывая руками по стене с той стороны, попытался протиснуться в проём обоими плечами…
Падение было не столь болезненным, как он ожидал, потому что приземлился на руки и плечи, на мягкую землю. Колени, локти, ладони – всё было изодрано в кровь, пока он не меньше четверти часа протаскивал себя в тесный оконный проём. Впору было пожалеть уже, что он не сколопендра.
Несколько минут Дик лежал на холодной и влажной земле, тихо смеясь и с наслаждением вдыхая свежий ночной воздух, разносимый лёгким ветерком. Однако, прохлаждаться было некогда. В любую минуту голова многоножки могла показаться в том же окне, и тогда ему несдобровать. Минута улётного секса с этой тварью кончится неминуемой и ужасной смертью, он нисколько в этом не сомневался. Она обездвижит его своим ядом и будет медленно, медленно, несколько часов пожирать его, ещё живого, начав с нежной брюшины, разрывая жвалами кишки. И в конце от него останется только скелет с огрызками плоти и кокон окровавленной одежды.
Передёрнув плечами от представившейся картины, Дик неловко поднялся и осмотрелся.
Луна как раз проглянула сквозь наползающие облака, позволив ему увидеть очертания узкой улицы с низкими одно– и двухэтажными домами. Похоже было на какой – то пригород. Или небольшой посёлок. Как и в доме у него за спиной, ни в одном из этих зданий не видно было окон. По крайней мере ни одно окно не светилось, что, в общем – то, было не удивительно в четыре часа утра.
Дик не знал, где находится и понятия не имел, куда нужно идти. Но то, что из этого поселения нужно было убраться как можно быстрей, не вызывало никакого сомнения.
Хромая, он доковылял до изгороди, кое – как перебрался через неё и в последний раз глянул на дом, в котором провёл два (два ли?) дня, полных ужаса и похоти.
Потом усмехнулся, оттолкнулся от забора и поплёлся по улице вниз, туда, где готов был забрезжить рассветом восток.
7
Он брёл не меньше получаса по этой узкой тихой улице, а она всё не кончалась, и не было ни одного поворота, ни одного перекрёстка. Она только изгибалась, подобно многоножке и забирала вправо. Вокруг, за домами, насколько хватало взгляда, лежали холмы и пустоши.
Дик уже начал думать, что эта улица никогда не станет проезжей дорогой и замкнётся в круг, когда услышал позади какой – то звук.
В панике он бросился на обочину и залёг, ожидая появления целой армии многоножек, жаждущих его плоти.
Но многоножек не было. По улице ползла машина. Самая обычная легковая машина с включёнными фарами. За рулём в едва – едва намечавшемся рассвете можно было разглядеть вполне человеческий силуэт водителя. Пассажиров в салоне было не видно.
Подпустив машину на двадцать шагов и окончательно убедившись, что в салоне нет никого кроме водителя в человеческом облике, в странной широкополой шляпе, Дик поднялся и махнул рукой.
Маленький жёлтый «Форд» с готовностью прижался к обочине и остановился в двух шагах от него. Дик подковылял к машине, осторожно приоткрыл переднюю дверцу, склонился, заглядывая в салон.
Навстречу ему улыбнулся черноглазый мужчина лет пятидесяти, с небольшой бородкой, в сутане священника и широкополой шляпе.
– Здравствуйте, сэр, – произнёс Дик.
– Доброго утра, сын мой, – отозвался священник. – Что вы делаете на дороге в столь ранний час?
Голос у него был глубокий, тёплый и с добродушной укоризной, как и полагается истинному служителю церкви.
– Не могли бы вы подбросить меня до ближайшей станции? – поинтересовался Дик, не отвечая на вопрос.
– До ближайшей станции… – задумчиво повторил священник. – Хм… Если вам надо на железнодорожную станцию, то вы, дитя моё, выбрали неверное направление. Вам нужно двигаться в прямо противоположную сторону.
– Вот как… Дело в том, что я не местный… Совершенно случайно оказался в этом… в этом посёлке, поэтому…
– Хм… – поднял брови священнослужитель. – Случайно?.. Интересно. Ну что ж, расскажете, если захотите, по дороге. Станция не очень далеко, поэтому я, так уж и быть, сделаю небольшой крюк. Паства подождёт. Садитесь, сын мой.
И он гостеприимно похлопал по сиденью рядом с собой. Но Дик ещё не отошёл от страха, он был ещё на взводе и смотрел на нежданного спасителя подозрительно.
– Я сяду сзади, если вы не против, святой отец.
Священник забавно оттопырил нижнюю губу, озадаченно пожал плечами, но возражать не стал:
– Как вам будет удобно, дитя моё.
Дик открыл заднюю дверь, забрался в салон, пропахший елеем и воском. Удобно устроился на прохладном сиденье, рядом с небольшим ящичком, наполненном свечами. Машина тронулась.
Священник уверенно, в два приёма, развернулся на узкой улочке и повёл машину в обратную сторону.
Дик с дрожью ожидал того момента, когда они будут проезжать дом, в котором он ещё полчаса назад был пленником – смертником.
– Так значит, – заговорил служитель церкви, – вы сами не знаете, как очутились в этой деревне, сын мой?
– Да, – кивнул Дик. – Как ни странно, я плохо помню. Почти совсем не помню, сэр.
– Наверное, вы были пьяны? – предположил священник, и в голосе его прозвучала укоризна.
– Боюсь, что так, сэр, – признался Дик. – Или под наркотой.
– Это очень плохо, дитя моё, – покачал головой собеседник. – Очень нехорошо.
– Да. Но думаю, меня опоили чем – то. До потери памяти.
– Мда-а, – священник сокрушённо вздохнул. – В ужасное время живём, что поделаешь… Жизнь человеческая и достоинство совсем обесценились.
Машина ехала не быстро, не более сорока километров в час. Её мягкое покачивание убаюкивало, и Дик, проведший бессонную ночь, чувствовал, что глаза его слипаются. Но дремать было нельзя. До тех пор, пока они не покинут пределов этой чёртовой деревни, сна не должно быть ни в одном глазу!
– Я вижу, вы совсем засыпаете, – улыбнулся священник в зеркальце заднего вида. – Откиньтесь на спинку, подремлите. Ехать будем минут тридцать, так что вы вполне можете восстановить силы. Не спали всю ночь?
– Да, так получилось, – устало промямлил Дик. – Как называется эта деревня?
– Как называется… – повторил служитель. – Хм… Кажется, Таузенфусс.
– Странное название…
– Да, если я не ошибаюсь, это поселение было основано немцами. Впрочем, я не уверен. Что странно, ни у въезда в эту деревеньку, ни у выезда нет указателя. Но жители окрестных деревень называют её так, как я вам сказал.
Вот он – тот дом. Или не он. Все эти слепые строения без окон и дверей так похожи друг на друга… А их очертания в рассветной туманной дымке больше напоминают уложенные в ряд коконы каких – то огромных насекомых.
– Посмотрите, – обратился он к священнику. – Ни в одном доме нет окон. Вам это не кажется странным?
– Хм… – произнёс служитель, поглядывая по сторонам. – Действительно… Никогда не обращал внимания. Но я, знаете ли, всегда проезжаю этот посёлок в темноте – либо ранним утром, либо поздним вечером. Я служу в Локтоне, это в пятнадцати километрах на восток… Да, вы совершенно справедливо заметили: весьма странное явление – дома без окон. И дверей.
– И дверей, – повторил Дик, едва разлепив веки.
Мотор вдруг чихнул. Автомобиль дёрнулся и, казалось, готов был остановиться. Но, пораздумав, продолжил движение.
– Что это? – прошептал Дик, холодея.
Священник пожал плечами.
– Обычное дело… – отвечал он. – Машинка – то у меня, сын мой, далеко не первой молодости уже… Пока доедешь до Локтона, раз пять вылезешь и будешь возиться с карбюратором.
Только не сейчас! Не посреди этого гадюшника!
– Кстати, – как ни в чём не бывало продолжал священник, – позвольте представиться. Отец Харрисон. Томас Харрисон.
– Как?! – вскрикнул Дик, и сонливость тут же слетела с него испуганным мотыльком. – Харрисон?!
– Да, сын мой. А что вас так удивило?
Дик снова готов был драться за свою жизнь. С многоножками, священниками, мумиями… С самим чёртом в конце концов. Уже почуяв свободу, снова окунуться в ужас и безнадежность?.. Ну уж нет!
Мотор снова чихнул. Машина дёрнулась и встала вдруг как вкопанная посреди улицы, напротив одного из домов. Дик не смотрел на него, но нисколько не сомневался теперь, что это тот самый дом.
Священник расстроенно покачал головой, открыл дверцу, приготовился вылезти.
– Что вы намерены делать? – напрягся Дик.
– Открыть капот, дитя моё, – улыбнулся служитель. – Не огорчайтесь, это не надолго. У меня хорошая практика по части ремонта. Подремлите пока.
– Я, пожалуй, пойду, – покачал головой Дик и нажал ручку дверцы. Она не подалась.
– Зачем же, дитя моё? – поднял брови священник, выйдя из машины. – Потерпите, через пять минут всё будет хорошо.
– Хорошо?! – закричал Дик. – А почему дверь не открывается?!
– А, – отмахнулся служитель. – Бывает. Старая машина, говорю же. Сейчас я открою, раз уж вам так надо.
Он обошёл машину, наклонился к окну со стороны Дика, заглянул в салон.
– Что же вы не сняли кольцо, дитя моё? – покачал он головой.
– Что?! – воскликнул Дик, чувствуя обрушившуюся на него беспросветную тяжесть отчаяния. Он схватился за палец и действительно почувствовал на нём так и забытую полоску неизвестного металла. Кольцо, кольцо, конечно же, как он мог забыть про него! Вот по этому кольцу она его и находила… Чёрт!
Он схватился за ручку двери, снова нажал, но она свободно провернулась, никак не повлияв на дверь. Священник по ту сторону стекла сокрушённо покачал головой.
Дик рванулся было через переднее сиденье к оставленной открытой водительской двери. Но тут же откинулся обратно и вжался спиной в спинку сиденья.
Навстречу ему скользнула в салон огромная чёрная многоножка с обломанным усиком…