Текст книги "Создан для бури(изд.1970)"

Автор книги: Генрих Альтов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

2

Я предупреждал, что мы ведем исследование. Это работа нелегкая. Быть может, читателю хотелось бы скорее перейти к фантастике. Скажем так:

Человек, стоявший у пульта, медленно оглядел комнату. Она была пуста. Бетонные, ничем не прикрытые стены – и больше ничего: ни стола, ни стула. Только массивная железная дверь рядом с желтой панелью. Из ниши в невысоком потолке светила яркая лампа.

Напрасно я здесь остался, подумал человек. Дурацкий у меня сейчас вид на телеэкранах: приготовился торжественно ткнуть пальцем клавишу… Как же, исторический момент! Куда спокойнее было бы там, на Ганимеде. Или на Тефии. Нет, чепуха, я должен быть здесь, «Пуск» сработает наверняка, а «Стоп» может и не сработать, и тогда произойдет то, о чем все эти годы твердили противники Проекта…

Мы действительно скоро перейдем к фантастике. Пока же, коль скоро о ней зашла речь, отметим любопытное обстоятельство.

Стремительный рост научного оборудования почти не замечен фантастами. Как известно, герой романа Уэллса «Человек-невидимка» сделал свое открытие в домашней лаборатории. «Я пользовался двумя небольшими динамо-машинами, – рассказывает невидимка, – которые я приводил в движение при помощи дешевого газового двигателя». Шестьдесят с лишним лет спустя герой повести А. Днепрова «Суэма» точно в таких же условиях создал электронное разумное, существо: «Я начал работу над своей Суэмой дома… Я стал приобретать материалы для будущей машины… по моему проекту была изготовлена многолучевая электронная трубка в форме шара диаметром в один метр…»

Фантастика здесь похожа на историческое повествование. Создатель сложнейшей кибернетической машины работал так, как, например, работал в конце прошлого века Рентген. «Для всего исследования, – писал об открытии рентгеновских лучей А. Иоффе, – почти не потребовалось сколько-нибудь сложных приборов: электроскопы, кусочки металлов, стеклянные трубки…»

Трудно поверить, что через пятьдесят, сто или двести лет ученые будут работать так, как они работали во времена Рентгена.

3

Вместе с увеличением размеров научной аппаратуры растет и исследовательское поле – минимальная «жилплощадь», необходимая для размещения всего комплекса оборудования. Еще в конце прошлого века исследовательским полем был стол ученого. Через двадцать – тридцать лет физику требовалась уже лаборатория, состоящая из нескольких комнат и мастерских. Ныне исследовательское поле выросло до размеров настоящего поля (в первоначальном значении этого слова).

Здание, в котором размещен синхрофазонтрон на 10 млрд. электронвольт, имеет объем 335 000 куб. метров. Эрстед получал ток от химического элемента, уместившегося в бокале. Синхрофазонтрон питает электростанция, способная обеспечить энергией целый город!

Исследовательское поле (в физике) растет – если сравнивать с ростом оборудования – непропорционально быстро. Тут проявляется тенденция к использованию все более и более высоких потенциалов. Исследователю уже небезопасно оставаться рядом с прибором. Электронный микроскоп, например, создает сильнейшее рентгеновское излучение: поэтому управляют прибором на расстоянии, а изображение рассматривают на телеэкране.

Быстро увеличивается и производительность научной аппаратуры (количество опытов, наблюдений, замеров в единицу времени). В свое время Гершель направлял телескоп, пользуясь громоздкими лестницами, системой скрипящих катков и блоков. Рассказывают, что сестра Гершеля однажды упала с этих лестниц и сломала ногу. Современными телескопами-гигантами астрономы управляют, нажимая на кнопки.

Увеличение производительности научного оборудования, естественно, вызывает сокращение времени, затрачиваемого на один эксперимент.

Обычно эксперимент представляет собой цепь последовательных операций. Каждая такая операция раньше проводилась вручную или шла «сама по себе». Требовалось, например, несколько недель, чтобы отстоялись мелкие частицы, взвешенные в жидкости. С помощью современной ультрацентрифуги это осуществляется в течение минуты.

И еще одна – исключительно важная – тенденция. Во времена Галилея нужны были десятки лет, чтобы новое открытие стало известным широкому кругу ученых и в свою очередь было использовано для следующего шага вперед.

К началу XX века период освоения новых открытий уменьшился примерно до года. В наше время этот период измеряется днями, а в наиболее важных случаях даже часами. Развитие телевидения и радио, укрепление контактов между творческими коллективами позволяют в принципе уже в самое ближайшее время сократить период освоения до нескольких минут.

4

Остается сделать полшага: вообще говоря, фантастическая идея уже наметилась.

Допустим, прошло полтораста – двести лет. Исследовательское поле выросло настолько, что занимает всю поверхность планеты. Не Земли – она населена. И не Марса – оставим Марс для фантастических приключений. Выберем Ганимед, спутник Юпитера, по размерам лишь немногим уступающий Марсу.

На поверхности Ганимеда расположены комплексы исследовательских установок. Размеры установок измеряются километрами и десятками километров, а каждый комплекс (он включает «набор» установок, вычислительные центры, вспомогательное оборудование и электронные управляющие устройства) занимает площадь, равную, скажем, Московской области.

Кроме исследовательских комплексов, на Ганимеде находятся и производственные центры. Это громадные автоматизированные мастерские, способные при необходимости быстро изготовить любое новое оборудование.

Единая всепланетная энергетическая система обеспечивает энергией исследовательские комплексы и производственные центры. В складах хранятся запасы сырья (в частности, все химические элементы), металлов, пластмасс, стекла, типовых электродвигателей и т. п.

«Командует» всем главный электронный центр. В его блоках памяти содержатся сведения, накопленные данной отраслью науки (и смежными отраслями). Он координирует работу системы взаимосвязанных исследовательских комплексов, вычислительных, производственных и энергетических центров.

5

Будущее науки обычно рисуется по такой схеме: сейчас ученые сидят у сравнительно небольших и не очень совершенных машин, через сто лет они будут сидеть у машин побольше и получше, через тысячу – у колоссальных и шикарных машин…

В тени остается главное: с какого-то момента самым важным будет не рост машин (и не увеличение их числа), а образование и развитие связей между ними. Иными словами – превращение исследовательского оборудования из набора отдельных объектов в единую систему.

Мысленно превратим атом водорода в атом урана. «Конструкция» атома станет сложнее, размеры увеличатся, появятся новые качества. Но атом останется атомом. А теперь пойдем по другому пути: будем соединять атомы водорода с другимиатомами в новые молекулы. Этот путь ведет к созданию сложнейших белковых молекул, к жизни…

Вероятно, эта аналогия поможет сильнее почувствовать своеобразие и новизну идеи Машины Открытий.

6

Итак, на поверхности Ганимеда создана гигантская Машина Открытий.

В сущности, эта машина представляет собой кибернетический аналог целой отрасли науки, скажем физики. Надо добавить: физики будущего. Оснащенная мощнейшим исследовательским оборудованием, не разделенная ведомствами и иными барьерами, способная к молниеносному обмену информацией, лишенная присущей человеку инерции мышления и работающая круглосуточно, машина эта приобретает новое качество – динамичность. Путь, который физика проходит за десятилетия, Машина Открытий проскочит в течение нескольких часов или дней.

Работать Машина Открытий будет так.

Главный электронный центр (назовем его «мозг» – так проще) получит задание с указанием направления и желаемых результатов. Например: исследовать явления при температурах, близких к абсолютному нулю, собрать новые данные о строении вещества и найти практически пригодные способы хранения энергии без потерь. «Мозг» выработает программу первого цикла исследований.

Характерная особенность Машины Открытий состоит в том, что она работает по одной программе. Поэтому Машина Открытий сможет одновременно ставить большое число вариантов одного опыта. При таких условиях цикл исследования – от имеющегося уровня знаний до следующего открытия – будет весьма непродолжительным.

Машина сделает новое открытие и на этой основе (тут очень важный момент в цепи наших рассуждений) сама скорректирует программу исследований: повернет исследования в наиболее интересном, неожиданном направлении. Второй цикл пойдет по программе, которую человек, не зная сделанного в первом цикле открытия, мог бы и не предусмотреть.

Продолжительность циклов самая различная: от миллионных долей секунды до недель и месяцев. В основном это зависит от соответствия оборудования направлению исследования. И еще от того, насколько быстро Машина Открытий сможет собирать новое оборудование, необходимое «по ходу дела». Иногда в течение нескольких секунд Машина Открытий будет проходить путь, на который «обычной» физике потребовались бы десятки лет. Иногда она будет останавливаться, поджидая, пока автоматы (сами или с участием людей) соберут оборудование, «заказанное» для очередного цикла.

Быть может, через какое-то количество циклов Машина Открытий зайдет в тупик: исчерпаются принципы, заложенные в ее основе. Если бы машина, например, начала с опыта Эрстеда, она легко бы открыла и освоила явления магнитной индукции, вывела закон Ленца и пришла к уравнению Максвелла. Но, обнаружив внешний фотоэффект и вплотную подойдя к понятию квантов, Машина Открытий, построенная на основе классической механики, не смогла бы вступить в «сферу действия» теории относительности. Таким образом, время от времени людям придется переналаживать машину, в частности – учитывать достижения других наук.

Однако это идеальный случай – мирная остановка машины, исчерпавшей свои возможности. Не исключено и другое: машина придет к «взрывоопасным» открытиям.

7

Допустим (в порядке мысленного эксперимента), что Машина Открытий имеет сведения, соответствующие физике начала XX века. Известна естественная радиоактивность. Открыты электроны и рентгеновские лучи. В блоках памяти «мозга» есть информация о квантах и специальной теории относительности. Программа первых циклов сформулирована в самом общем виде: исследовать радиоактивные свойства химических элементов и попытаться получить искусственную радиоактивность.

Человек нажал кнопку.

Машина Открытий начала работать. Оборудование на первых порах несложное – циклы стремительно следуют один за другим. Машина открывает изотопы у нерадиоактивных элементов.

Она воспроизводит опыт Резерфорда и расщепляет атомное ядро…

Логика открытий при этом не обязательно совпадает с тем, что было в «обычной» физике. Например, позитроны обнаружены физиками при исследовании космических лучей. Машина Открытий, не имеющая понятия о космических лучах, скорее всего обнаружит позитрон ны при бомбардировке легких элементов альфа-частицами.

Мезоны «обычная» физика также открыла, изучая космические лучи. Машина найдет мезоны с помощью ускорителей…

Наступит время, когда Машина Открытий осуществит цепную реакцию деления ядер урана. «Обычная» физика шла к этому более тридцати лет. Я не знаю, во сколько времени пройдет этот путь Машина Открытий. В фантастическом рассказе можно было бы, например, упомянуть о двух неделях. Этот срок вряд ли вызвал бы внутренний протест читателя.

Но если говорить «без фантастики», я думаю, что Машина Открытий проскочит этот этап за несколько секунд.

А вот что произойдет дальше, трудно, даже невозможно сказать.

Машина Открытий не имеет систем защиты от не открытых еще явлений. Тут принципиально немыслима защита.

Нажимая кнопку, исследователь не знает, с какой скоростью и куда придет Машина Открытий.

Можно, конечно, время от времени прерывать работу Машины Открытий и, так сказать, вручную контролировать безопасность. Перед первым паровозом шел человек, помахивая флажком, и дудел в трубу; «Берегись!..» Это плохой метод.

Видимо, Машине Открытий предстоит работать без тормозов.

Это последнее обстоятельство, казалось бы, создает все условия для «организации» научно-фантастического сюжета. Ведь не так просто решиться и впервые пустить в ход Машину Открытий.

8

Время, подумал он. Сигналу нужно еще пятьдесят две минуты, чтобы дойти до Ганимеда. Мы могли бы начать Опыт лет двенадцать назад. Но тогда не было этой красной клавиши с надписью «Стоп». Мы могли начать и восемь лет назад: система выключения уже была, но мы еще не знали, что делать, если она не сработает. Теперь мы готовы, хотя на это ушло двенадцать лет. Двенадцать долгих лет.

Он вспомнил своих друзей: многие не дожили до начала Опыта. Приди они сюда, в эту комнату, здесь сразу стало бы шумно и тесно. Да, подумал он, двенадцать очень долгих лет, давших право не колебаться.

Время, теперь как раз время! Он нажал белую клавишу – уверенно, до отказа.

Люди не отступят. Они примут меры предосторожности (например, будут управлять Машиной Открытий на расстоянии), но ничто не остановит человечество в его извечном стремлении к познанию тайн природы.

Логично (разумеется, это особая логика – фантастическая) возникает другой вариант: пусть это будут не люди.

Предположим, на какой-то далекой планете космонавты обнаружили систему полуразрушенных машин. Они еще не знают, что это такое. Сначала они надеются найти обитателей планеты. Но планета «заселена» лишь гигантскими исследовательскими установками, многие из которых неизвестны людям. Изучая чужой мир, космонавты постепенно приходят к мысли, что перед ними – Машина Открытий. Ее создатели не решились нажать кнопку. А люди решаются!

Пожалуй, это один из наиболее удачных вариантов. Большая и нешаблонная тайна, постепенное ее раскрытие и связанные с этим приключения – все это интересно. Подводит, в сущности, «пустяк»: можно не сомневаться, что наука придет к Машине Открытий задолго до первого межзвездного перелета.

Значит, надо все-таки говорить о Машине Открытий, которую построят люди.

Быть может, просто приключения?

Здесь множество вариантов, ведь машина способна делать самые различные открытия. Приключения могут быть и веселые, и страшные. Получив, например, безобидное задание исследовать свойства кристаллов, машина после каких-то промежуточных открытий вдруг свернет в сторону и начнет управлять ходом реакций в недрах Солнца…

Признаться, я даже начал писать фантастико-приключенческий рассказ. Дело в том, что у меня давно простаивала интересная идея, которую с удивительным единодушием отвергли рецензенты трех журналов. Идея относилась к использованию животных в далеком будущем. В книге Д. Томсона «Предвидимое будущее» говорится, в частности, о применении труда обезьян. Развивая эту мысль, я пришел к любопытной картине широкого использования умных животных (ум обеспечивался искусственными фантастическими средствами). Так вот, рецензентов эта милая идея почему-то приводила в ужас. Они не возражали, например, против подводных исследований, проводимых перевоспитанными и интеллигентными акулами. Но стоило упомянуть об ослах, как начиналась буря.

Машина Открытий избавляла меня от необходимости обосновывать идею использования умных животных. Допустим, машина нашла способ форсирования умственных способностей (разве это не величайшее открытие?), и, естественно, новый способ сначала пробуют на животных…

Я начал писать, разогнался… и споткнулся о некий барьер.

9

Жюль Верн четко разграничивал достоверное от фантастики. Скажем, трое путешественников подлетают к Луне. «Вот точное описание всего того, что видели Барбикен и его друзья с указанной высоты. Лунный диск, казалось, был усеян обширными пятнами самой разнообразной окраски. Исследователи Луны и астрономы по-разному объясняют окраску этих планет. Юлиус Шмит утверждает…» И так далее. Казалось бы, при чем здесь Юлиус Шмит? Ведь путешественники должны видеть то, что никто до них не видел: им не мешает земная атмосфера, они летят на высоте менее десяти километров и у них есть телескоп! Но Жюль Верн «выключает» фантастику и добросовестно, суховато излагает научно достоверные сведения.

В современной фантастике такие сведения либо вообще отсутствуют, либо находятся как бы в растворе – они замаскированы. Уже нельзя отличить, где кончаются данные науки и начинается фантазия автора.

Вот сценка из современной повести. Герои разговаривают о Венере. Они крупные ученые, и им, конечно, незачем делиться сведениями, имеющимися в школьных учебниках астрономии. Разговор ведется «на читателя». Автор снабжает читателя познавательными сведениями и одновременно «конструирует» такую планету, которая нужна для дальнейшего развития сюжета.

«– Да, гиря в один килограмм будет весить на Венере приблизительно восемьсот десять граммов…

– Вот видите… Значит, передвигаться и переносить тяжести там несколько легче, чем на Земле. Прямые измерения температур верхнего слоя облаков дают колебания от минус двадцать пять градусов на теневой стороне планеты до плюс шестьдесят градусов на освещенной… Известно, что там много углекислоты».

Попробуйте угадать, что здесь научно, а что придумано! По ходу повести героям придется переносить тяжелые грузы, поэтому сила тяжести на Венере заведомо снижена. Данные о температуре – совсем уже чистая фантастика. А вот углекислого газа на Венере действительно много…

Писатель, разумеется, имеет право создавать условия, необходимые для воплощения его замысла. Алексей Толстой, например, «создал» на Марсе почти земную атмосферу. Он знал, что атмосфера там разреженная, но не мог надеть на Лося и Гусева скафандры, это все бы испортило.

Нет средств, которыми современный фантаст может «просигнализировать» читателю: вот Здесь точные данные, а отсюда начинается фантастика.

Подчеркиваю еще раз: в большинстве случаев этого и не требуется. Но как быть с идеей Машины Открытий?

Читатель, привыкший к свободному обращению фантастов с научными данными и фактами, может принять за выдумку даже совершенно достоверные соображения о росте исследовательского оборудования. А когда зайдет речь о самой Машине Открытий, даже искушенный читатель отнесется к этому как к чистейшей выдумке.

В рассказе или повести Машина Открытий невольно начнет играть роль условного приема. Главным (и куда более правдоподобным) покажутся интеллигентные акулы, склонные к философии тюлени, вдумчивые обезьяны и рассудительные ослы.

Между тем Машина Открытий при всей своей кажущейся фантастичности – точное предвидение будущего. Единственное произвольное допущение – это сроки. Но и сроки можно уточнить.

Я попытался, основываясь на фактических данных о росте научного оборудования, подсчитать, через какое время наука придет к Машине Открытий. Получилось, что машина займет площадь, равную поверхности Ганимеда, не через 150–200 лет, а куда быстрее – уже через полстолетия!

Плюс-минус десять лет…

10

Несколько слов о любви.

Я люблю фантастику. Люблю по многим причинам, и прежде всего – за силу и смелость мысли.

И я бы просто махнул рукой на идею Машины Открытий, если бы не был уверен, что эта идея нужна фантастике.

11

Почти столетие фантастика работала по принципу «от идеи фантаста к гипотезе ученого». Так, идея Жюля Верна о полете в снаряде на Луну дала толчок работам К. Циолковского по ракетным полетам. Теперь положение изменилось. Сначала ученый выдвигает гипотезу, а потом фантаст основывает на этой гипотезе свои идеи. Впрочем, слово «идеи» тут уже не подходит. Не идеи, а иллюстрации. Сначала, например, появилась идея профессора И. Шкловского об искусственном происхождении спутников Марса, а потом – иллюстрирующие ее рассказы и повести. Они не развивали первоначальную идею, просто рисовали картинки «на заданную тему».

Перемена колоссальная. Почти столетие ученые, инженеры, изобретатели черпали идеи из «20000 лье под водой» Жюля Верна. Гиперболоид, придуманный А. Толстым, заставлял изобретателей спорить с физиками. Машина времени Г. Уэллса взрывала привычные представления о пространстве и времени. Вообще основная масса фантастических идей работала на новое: звала вперед, воспитывала неверие в так называемые несокрушимые истины, учила самостоятельно думать и тем, кто начинал так думать, дарила способность видеть будущее.

Теперь фантастика в большинстве случаев иллюстративна. Она иллюстративна даже тогда, когда «прокручивает» фантастическую идею машины времени: от бесконечных повторов фантастичность этой идеи давно испарилась.

Осталась своего рода литературная игра.

Чтобы представить, насколько позади науки оказалась современная фантастика, сравним, например, самые оригинальные фантастические идеи последних лет с идеей профессора Г. Покровского о «лучевых трубах», создаваемых с помощью квантовых генераторов.

«Этот луч имеет особое строение, – пишет Г. Покровский. – Он интенсивнее в своей внешней части и намного слабее у своей оси. Таким путем создается своеобразный световой трубопровод, по которому (под действием светового давления) можно передавать на Луну кислород для дыхания людей и работы тепловых двигателей и водород в качестве горючего. Мощные квантовые генераторы станут основой световой архитектуры в космосе, они помогут создавать мосты для межпланетного транспорта информации, энергии, вещества».

Световые туннели между планетами – эта идея подобна Гулливеру среди лилипутских идей, которых, к сожалению, немало в современной фантастике.

Догнать и обогнать современную науку, мыслящую подобными проектами и гипотезами, трудно. Ученые это знают. Не случайно академик А. Берг сказал, обращаясь к писателям и журналистам: «Фантазируете сколько угодно – мы вас перегоним!»

Да, наука лихорадочно открывает новое, пристально всматривается в проблемы будущего мира, пытается осмыслить перспективы человечества.

Фантастика сегодня – как авиация накануне штурма звукового барьера.

Авиация не могла тогда жить старыми скоростями. Она должна была обрести новые крылья. Фантастика, по самому существу своему устремленная в будущее, не может летать «на буксире у науки». Фантастике нужны новые крылья.

Фантастика не прекратится, не исчерпается. Но ей придется стать серьезнее.

Коммунизм – мир, построенный по законам науки. Ни одно явление этого мира, ни одна его черточка не будут понятны в отрыве от науки. Чтобы заглянуть в будущее, нужно самостоятельно мыслить «на полном серьезе». Не рисовать (а тем паче – не срисовывать) картинки, а мыслить. От фантаста сейчас требуется логика исследователя и искусство художника.

Бурное развитие науки отнюдь не подавляет фантастику. Нельзя представить себе границу фантастики, как нельзя представить границу Вселенной.

Фантасты всегда смогут ответить ученым: «ДЕЛАЙТЕ КАКИЕ УГОДНО ОТКРЫТИЯ – МЫ ВАС ПЕРЕГОНИМ!»

Чтобы это не прозвучало слишком голословно, я и рассказал о Машине Открытий.

Прошло почти два часа, пока ответный сигнал вернулся с Ганимеда на Землю. Машина Физических Открытий работала, и люди на Земле, Марсе, Луне и шести космических станциях следили за ее работой. Задание было простое: исследовать кристаллическое состояние вещества.

Двое суток производственные центры на Ганимеде готовили аппаратуру. Затем начался первый цикл – он продолжался 11,3 секунды. Четыре минуты на подготовку нового оборудования – и второй цикл.

После седьмого цикла машина послала сигналы на Титан, спутник Сатурна, Включилась расположенная там Машина Астрономических Открытий. Четыре секунды спустя новые сигналы были посланы Машинам Открытий на Япет и Тефию.

Начался первый опыт совместной работы всей Большой Системы…