Текст книги "Московия при Иване Грозном. Свидетельства немца – царского опричника"

Автор книги: Генрих фон Штаден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Прошение императору Рудольфу

Нашему милостивому государю, его величеству Римскому императору, королю Венгрии и Богемии, я, Генрих фон Штаден, смиренно и покорно представляю это прошение.

Милостивый государь, достославнейший, всемогущий, непобедимый Римский император, король Венгрии и Богемии!

Как до сего времени управлялась Русь, как князья содержат свои земли, вотчины и поместья[1]1
  Вотчина – наследственное родовое владение, традиционно не связанное с государственной службой. Однако с 1550-х гг. владельцев вотчин обязали нести службу в войске царя.
  Поместье – первоначально государственная земля, передаваемая во временную собственность в обмен на службу. В XVII в. поместья становятся наследственной собственностью.


[Закрыть], как они воюют против своего наследственного врага, крымского хана[2]2
  В то время крымским ханом был Девлет-Гирей, 1551–1578 гг. Империя Золотой Орды начала распадаться со смертью Тамерлана в 1405 г. В XVI в. крымские татары представляли самую серьезную угрозу южным границам Московии. Они совершали набеги далеко вглубь московских владений, надеясь восстановить на Руси татарское владычество.


[Закрыть]; где они обычно сталкиваются с ним, как крымский хан разорил страну, как он сжег Москву и с какой решимостью стремится завоевать Русь и увезти великого князя и двух его сыновей в Крым, лишив богатства, – все это вы, ваше императорское величество, найдете в моем письменном донесении. Кроме того, в этом донесении я описал, как великий князь без жалости и милосердия убил правителей своей собственной земли, как это произошло, и как всемогущий Бог наказал страну голодом и чумой, а также о других событиях, которые имели место.

Я передаю эти записки, чтобы сорвать планы крымского хана [по завоеванию Руси][3]3
  В квадратные скобки заключены слова и фразы, вставленные с целью сделать текст удобочитаемым без изменения смысла.


[Закрыть]. Его поддерживает турецкий султан, люди из Казани и Астрахани, ногайцы, татары и князь Михаил Черкасский. Я не говорю о короле Польши, поскольку он зависим от турецкого султана, как и крымский хан[4]4
  Имеется в виду либо Селим II, правивший с 1566 по 1574 г., либо Мурад III, правивший с 1574 по 1595 г.
  Князь Михаил Темрюкович Черкасский служил Ивану IV до 1571 или 1572 г., когда был казнен. Его отец Темрюк, кабардинский князь, с 1557 по 1571 г. был союзником Ивана IV. В 1571 г. он перешел на сторону крымского хана, с которым оставался до 1578 г., когда вновь заключил союз с Московией.
  Под королем Польши Штаден имеет в виду Стефана Батория, правившего Польшей с 1576 по 1584 г. Прежде чем стать польским королем, Баторий правил Трансильванией и был вассалом турецкого султана, из-за чего многие современники, включая Штадена, считали его в некотором смысле подконтрольным туркам.


[Закрыть]. Милосердный Господь так часто и чудесно хранил меня в этой стране и вызволил оттуда невредимым – как правдиво повествует мое донесение, – что воля Господа, по-видимому, состоит в том, что мне надлежит открыть вашему императорскому величеству все эти обстоятельства и возможности. Поэтому, следуя пожеланиям и стремлениям вашего императорского величества, я смиреннейше пишу об этих вещах просто и коротко. Но если будет нужно, я готов сделать устный или письменный доклад с подробным изложением фактов, дабы ваше императорское величество воспользовались и удовлетворились им. Когда я был послан в Польшу, польский король готов был многое дать, дабы иметь от меня такой доклад. Я получил несколько предложений о написании такого доклада, однако решил этого не делать[5]5
  Сомнительно, чтобы доклад Штадена мог добавить что-то существенное к знаниям польского двора, который получал достаточно информации от перебежчиков из Московии.


[Закрыть].

Со всем смирением прошу ваше императорское величество милостиво принять от меня этот доклад. Я замыслил его со всей искренностью и с ликованием жду, что Господь позволит мне лицезреть ваше императорское величество собственными глазами. Теперь меня ничто не беспокоит. Я вверил свою душу одному Господу, и мои глаза и сердце должны быть готовы, чтобы всю оставшуюся жизнь честно служить вашему императорскому величеству так, как вам будет угодно.

Я смиренно прошу ваше императорское величество сохранить эти записки, тщательно рассмотреть прожект и претворить его в жизнь, дабы такая хорошая возможность не была упущена. Вместе с тем я прошу, чтобы мой доклад не копировался и не стал общеизвестен! Причина следующая: великий князь не жалеет средств, чтобы узнать о происходящем в других королевствах и землях, и делается это с соблюдением наивысшей секретности. Вероятно, через купцов он располагает связями при императорском дворе, а также королевских дворах и дворах принцев. Купцов снабжают деньгами для подкупа, который великий князь желает использовать, чтобы защититься от нежелательных сюрпризов. Если бы он узнал об этом прожекте, то смог бы укрепить описанную мной береговую линию путем строительства укреплений в устьях рек и отправки туда гарнизонов.

Можно предположить, что я делаю все это ради денег или иного вознаграждения. Но я отвечу, что делаю это по собственной воле для удовольствия вашего императорского величества, не ожидая никакой награды. На Страшном суде я буду чувствовать себя в долгу перед всемогущим Господом, его сыном Иисусом Христом и Святым Духом за то, свидетелем чего позволил стать мне Господь и что я описал в своих записках[6]6
  Вероисповедание Штадена неизвестно. Вероятно, он родился в католической семье, но позже перешел в лютеранство. Его записки повествуют об этом весьма туманно, возможно, намеренно, поскольку Рудольф II был католиком.


[Закрыть]. И еще, по причине того, что я был рожден подданным вашего императорского величества, и все родственники мои проживают под той же высокочтимой и широко известной властью, я считаю своим долгом сообщить об этих вещах.

Настоящим я обещаю, что когда ваше императорское величество предпримет это христианское дело и претворит мое предложение в жизнь, я, Генрих фон Штаден, продолжу служить вам верой и правдой. Из моего доклада ваше императорское величество может узнать, как мне удалось поступить на службу к великому князю, который является наследственным врагом всех христиан и неописуемым тираном. Гораздо более разумно мне служить вашему императорскому величеству, под властью которого мирно прожили свои дни мои родители. Я чувствую себя обязанным служить вам – главе всех христиан – любым возможным способом, дабы ваше главенство не пресекалось и не ослабевало, а лишь ширилось. Для большей достоверности я подписываю это своей собственной рукой. Смиреннейший и преданный слуга вашего императорского величества,

Генрих фон Штаден

Земля и правление в Московии

Описание Генрихом фон Штаденом великого князя Московского, ситуации и положения дел в стране в целом и то, как там живут и как ведут себя.

Самому знаменитому, всемогущему и непобедимому Римскому императору, королю Венгрии и Богемии, Рудольфу, нашему благородному государю. Быстро и кратко изложено на бумаге мною, Генрихом фон Штаденом.

На Руси при дворе великого князя в городе Москве было много князей – иными словами, принцев, – которые владели собственными землями, городами, дворцами и деревнями, а именно: князь Владимир Андреевич [Старицкий][7]7
  Князь Владимир Андреевич Старицкий – внук Василия III и двоюродный брат Ивана IV.
  Князь Иван Дмитриевич Бельский – глава Боярской думы в земщине.
  Князь Михаил Воротынский – боярин и воевода, которому Московия, пожалуй, в наибольшей степени обязана победой над татарами в 1572 г.
  Князь Никита Одоевский – московский боярин, воевода и опричник.
  Князь Андрей Курбский – боярин и воевода, сбежавший в 1564 г. и воевавший с Иваном IV на стороне Польши.
  Алексей Басманов – фаворит Ивана IV в период опричнины. Казнен ориентировочно в 1569 г. Его сын Федор, по общему мнению, был гомосексуальным партнером Ивана IV. Казнен вместе с отцом.


[Закрыть], князь [Иван] Дмитриевич Бельский, князь Михаил Воротынский, князь Никита Одоевский, князь Андрей Курбский, князь Василий Темкин, князь Петр Шуйский и еще много князей, еще Иван Шереметев и [Иван Иванович] Ту рунтай[-Пронский], а также Алексей Басманов и его сын Федор, Иван Мстиславский и много других начальственных людей высокого чина.

Эти люди постоянно участвовали в военных походах против наследственного врага России – крымского хана. Для этого среди них выбирались пятеро начальников, которые ежегодно менялись на других. Каждый начальник имел войско из принадлежащих ему уездов и городов[8]8
  Во времена Штадена некоторые князья, потомки бывших суверенных родов, служили великому князю, но продолжали иметь собственные военные силы.


[Закрыть]. Другие князья и бояре приводили отряды из своих поместий и вотчин в соответствии с разрядными списками. Пятый [полк, который шел] в середине между четырьмя другими был самым главным, потому что в этом среднем полку находился представитель великого князя. Когда враг вступал с ними в бой, пять полков действовали раздельно, каждый со своим начальником. Когда они наступали на врага, первый полк шел прямо вперед, второй двигался вправо, третий влево, четвертый полк шел последним. Тот полк, который атаковал неприятель, становился первым. Воевода немедленно брал на себя командование им или отправлял капитана. Это был авангард. Другие полки оставались на месте в боевом порядке и при необходимости посылали отряды на помощь командующему [авангардом] так, чтобы враг не мог прорвать боевые порядки с флангов или сзади и командующий центрального полка не был ранен, или не оказался под угрозой.

Эти военные начальники и другие им подобные по очереди на два года принимали на себя обязанности правителей, воевод или наместников в определенных уездах и городах страны. [Аристократов было больше, чем постов.] Когда два года истекали, они сменялись. После этой смены все грехи, тяготы, произвол, притеснения и насилие, которым они подвергали крестьян и торговцев, полностью забывались. У них имелись книги законов, которые полагалось использовать для справедливого суда, но ими не пользовались.

Царь Иван IV

Кроме них, в Москве были бояре из знатных родов, которые исполняли обязанности судей и держали все правление в своих руках. В каждом судебном дворе сидел один из них или какой-нибудь другой князь или боярин, и все остальные члены суда и младшие чины должны были писать то, что им велел судья.

Когда великий князь отсутствовал в Москве, главным боярином и судьей был Иван Петрович Челяднин[9]9
  Иван Петрович Челяднин – боярин, выходец из древнего московского рода. В период опричнины оставался в земщине и правил в Москве. В 1567 или 1568 г. был казнен без суда по подозрению в заговоре с поляками.


[Закрыть]. Он один имел привычку судить справедливо, за что был любим простыми людьми.

Никита Фуников, Хозяин Юрьевич Тютин и дьяк Григорий Кокуров состояли в Государственном казначействе [Казенном дворе]. Они получали все деньги из других канцелярий – доход государства – и выдавали их из казны по своему усмотрению. Они постоянно выжимали из простого народа третий пфенинг и хорошо набивали себе карманы, одновременно с этим представляя великому князю отчеты в полном порядке.

Никита Романович отвечал за подклетные села. Это были селения, принадлежащие двору. Что он там делал, не обсуждалось, поскольку он приходился великому князю шурином.

Путило Михайлович и Василий Степанович состояли в Земельной канцелярии [Поместном приказе]. Эти двое хорошо набивали себе карманы, потому что, хотя им было приказано просто назначать поместья, за половину из них они брали деньги, а те, кто не мог ничего дать, ничего и не получали.

Иван Григорьевич [Выродков] сидел в Военной канцелярии [Разрядном приказе]. Князей и бояр, которые платили деньги этой канцелярии, не включали в воинские [разрядные] списки, а те, кто не мог заплатить, должны были участвовать [в военной кампании], даже если в строй они могли явиться с одной лишь дубиной. В этой канцелярии занимались и всеми польскими делами.

Иван Булгаков сидел в Казначействе двора [приказе Большой казны]. Сюда поступали деньги из других городов и областей. Здесь же их взвешивали, и каждый раз пятая часть терялась еще до того, как их успевали пересчитать. А когда деньги выдавались из этой канцелярии, десятая часть постоянно исчезала.

В канцелярии по уголовным делам [Разбойном приказе] сидел Григорий Шапкин. Если кого-то арестовывали за убийство, совершенное где-либо в стране: в уездах, городах, деревнях или на большой дороге, и он задолжал деньги, его подстрекали [служащие канцелярии] и заставляли обвинять какого-нибудь торговца или богатого крестьянина в том, что он помогал совершить убийство. Так эти большие люди получали деньги.

Иван Долгорукий и Иван Мятлев заседали в суде нижней инстанции, иначе Земском дворе. Всех, кого находили ночью пьяным на улице, хватали и приводили сюда. Штраф составлял десять алтын, что равно тридцати польским грошам. А если где-то в подпольных кабаках находили пиво, медовуху или вино, все это забирали и привозили в этот двор. [Виновный] должен был уплатить установленный штраф два рубля, что равнозначно шести талерам, а потом его публично пороли кнутом на рыночной площади. За всем этим наблюдало множество приказчиков[10]10
  Приказчики, приказные – служащие государственных канцелярий – приказов.


[Закрыть], иначе служащих. Они имели право восстанавливать справедливость до того, как человек предстанет перед судом, но в то же время могли поступать несправедливо. Если этим служащим не нравился какой-то купец или торговец и у него были деньги, к нему в дом засылали мальчишку-бродягу с бутылкой вина за пазухой. Сразу же вслед за ним появлялись приказчики с понятыми, которые арес товывали мальчишку, хозяина и хозяйку дома, а с ними слугу и служанку. Хозяин уже не мог спрятать кошелек, если хотел спасти свою шкуру.

Имелось много недельщиков[11]11
  Недельщики – мелкие служащие в судах.


[Закрыть], которых можно было за деньги в зависимости от расстояния отправить в любой конец страны, чтобы привести человека в суд. В зависимости от того, как далеко жил обвиняемый, ему назначалась дата, когда надлежало явиться [в суд]. Недельщик, когда в первый раз приезжал на место, брал двух-трех свидетелей с ближайшей таможни на границе вотчины или уезда и передавал повестку в суд в дом или на двор обвиняемого. Это повторялось три раза. Если обвиняемый давал деньги, его оправдывали, даже если он был виновен. Если же не приезжал, обвинитель мог арестовать его, связать и пороть на рыночной площади, пока он не заплатит. Еще обвинителю разрешалось, если он хотел, сделать обвиняемого крепостным, и он не подлежал помилованию, пока не платил с процентами. В противном случае его на всю оставшуюся жизнь отправляли крутить ручную мельницу. Многих злодеев подстрекали выдвинуть ложное обвинение против какого-нибудь купца или богатого крестьянина, но для этого требовалось [соблюдение] законной процедуры. Так эти злодеи зарабатывали деньги.

Обыкновенно все письма полагалось отправлять через Ямскую избу – почтовую канцелярию. Часто служащие накапливали письма, а потом рассылали все их разом. При этом они [по общему мнению] завышали число нанятых лошадей и оставляли себе деньги, которые полагалось передавать в казну.

В эту канцелярию поступали все прошения для прочтения, одобрения и подписания великим князем. Те, у кого были деньги, получали свои прошения подписанными, а небогатые горожане и простолюдины не получали никакого ответа, пока ничего не дадут. Только тогда их прошения читали и подписывали. Это называлось «Рука руку моет».

В Казанской и Астраханской канцеляриях [приказах] и [в соответствующих им землях] тоже хорошо набивали себе карманы, как и в окрестных улусах [селениях кочевников] луговых и нагорных черемисов[12]12
  Луговые и нагорные черемисы – народы финской группы, обитавшие в лесах к северу от Казани, между Волгой и Камой.


[Закрыть].

В Рязанской канцелярии [Рязанском приказе] в свое время тоже вели себя самым бессовестным образом. Однако сейчас это под запретом. Эту землю [Рязань] подчинил себе крымский хан так же, как великий князь поступил с Ливонией.

В Посольской канцелярии [Посольском приказе] сидел Андрей Васильевич. Всеми делами с германцами и татарами занимались здесь, сюда же поступал доход от Карелии. Каждый день в канцелярии толпились переводчики из разных стран. У этих переводчиков тоже были дворы и годовое содержание. И здесь творились те же фокусы, что и в других канцеляриях.

Иван Тарасович Соймонов вместе с одним приказным сидел в яме, иначе дворе, где все иноземцы получали свое ежедневное денежное довольствие. Если иноземец не получал свою медовуху и денежное довольствие в течение десяти, двадцати или тридцати дней, то, когда он хотел их забрать, десятая часть удерживалась.

У каждого иноземца имелась записка, изготовленная так искусно, что никто не мог сделать к ней приписки, не будучи замеченным. Медовуху выдавали из погребов специально назначенные для этого люди. Отмерив ее в погребе как им вздумается, они затем выносили ее оттуда, после чего ее переливали в бочонок иноземца. Если он хотел ее забрать – хорошо, если нет, он не получал ничего. Они смешивали хорошую медовуху с той, что похуже, и за счет этого утаивали третью часть меда. Если иностранец приносил этим людям подарок, ему разрешали спуститься в погреб и попробовать из каждой бочки. [Тогда он мог решить], какая медовуха вкусней, и ему наливали ее полную меру. Если иностранец умирал или был убит, эти люди [по-прежнему] отмеряли ему его порцию в течение всего года [и брали себе или продавали то, что оставалось после него].

Таковы были главные канцелярии. Другие действовали таким же образом.

Годовой доход страны делился так, что каждая канцелярия имела деньги и ведала соответствующей землей [откуда эти деньги изымались]. Из канцелярии деньги не переводились. Одна канцелярия могла получить от другой записку или грамоту, подписанную приказным. Послания склеивали вместе и скручивали в рулон.

В каждой канцелярии или судебном дворе имелись два привратника. Они открывали двери тем, кто давал деньги. Для тех, кому было нечего дать, двери оставались закрытыми, и, если такой человек пытался проникнуть внутрь, его сильно били по голове палкой длиной в два с половиной фута. Уберечься никому не удавалось. Привратник открывал двери человеку без денег, если тот стучал и говорил: «Господи, Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй нас грешных». Тогда он заходил внутрь и начинал упрашивать князей, бояр или приказных. Если ему не хватало смелости, тогда один из них ударял или отталкивал его своим посохом и говорил: «Недосуг, подожди!» Многих людей держали так до самой смерти. В канцеляриях и в церквях каждый боярин и приказный всегда имел при себе посох.

Один раз в год в каждой канцелярии все дела, и большие, и малые, записывались в книги; а для счета все канцелярии использовали сливовые или вишневые косточки.

Во всех канцеляриях было от двадцати до пятидесяти низших служащих, или подьячих. Они делали чистовые копии всех документов. Служащий брал документ левой рукой и маленькими буквами писал свое имя ниже даты. Потом он переворачивал документ и подписывал его в том месте, где его склеивали, так чтобы половина букв оставалась внизу на каждой стороне каждого документа. Даже если клей не держал бумагу, никто не смог бы подделать документ или что-то дописать в него. После этого документ связывали. Потом снаружи наверху первого листа документов, остававшихся в стране, приказный писал: «Иван Васильевич, Царь и Великий князь всея Руси». [Он писал] имя великого князя большими буквами, чтобы каждый мог его прочитать. На столе перед приказным стояла чернильница и перо. А подьячие – низшие служащие – держали свои чернильницы, перья и бумагу в левой руке и, опираясь на колени, переписывали документы начисто.

Летом вокруг сновали мальчишки и юноши с деревянными чашками или каменными кувшинами, в которых лежал лед. Если человека одолевала жажда, то на один богемский пенни он мог попить один, два или даже три раза. Некоторые из тех, кто приходил в канцелярии, продавали напиток под названием сладкий морс. Русские готовили его так: брали свежую проточную воду, клали в воду несколько можжевеловых ягод, она от этого становилась горькой. Потом они брали мед, смешивали его с водой, процеживали [смесь] через сетку из волос. Сладости добавляли по желанию, и от этого зависела цена.

Если в городе или селе Московии человек не мог добиться справедливости, он шел в эти или иные канцелярии.

Когда две стороны сталкивались [в правовом споре] и истец, дававший присягу, выигрывал дело, ответчик, перед тем как платить, мог вызвать истца на бой, чтобы проверить его клятву. В Москве было множество бойцов, готовых за деньги драться вместо другого. Каждый, кто, поклявшись, выиграл дело и чей противник [в суде] был неудовлетворен, обязан был драться с ним на поединке. Он тоже имел право нанять вместо себя бойца. По этой причине всегда бывало, что тот, кто дал клятву и выиграл, оказывался не прав, если другая сторона имела больше денег. Когда профессиональные бойцы дрались, тот, который получил больше денег от другой стороны, падал на землю перед своим противником и говорил: «Виноват, казни». После этих слов виновный побеждал, а правый проигрывал, поскольку у виновного было больше денег, чем у правого.

Когда человек получал от одной из канцелярий подписанный документ, [он нес его] Ивану Висковатому, который ставил печать. Висковатый был очень надменным, и человек мог быть счастлив, если получал от него свой документ в течение месяца. Он был бы рад, если бы Русь захватил крымский хан, и потому очень хорошо относился ко всем татарам и помогал им, а к христианам [то есть европейцам] был настроен весьма враждебно.

Помимо этих [князей и знатных бояр] были князья и бояре более низкого чина. Их приписывали в качестве должностных лиц к подклетным селам – большим поселениям, принадлежащим двору [великого князя]. Крестьяне и купцы привыкли повиноваться им и следовать пожеланиям князей и бояр.

Если человек хотел пожаловаться великому князю, [князья и бояре] старались сделать так, чтобы он попал в тюрьму. Если у него были деньги, он мог выйти на свободу. Если нет, то оставался в тюрьме, пока волосы у него не вырастали до пупа.

Все эти князья, важные, облеченные властью бояре, приказные, подьячие, мелкие служащие всех уровней зависели друг от друга и были связаны между собой, как звенья одной цепи.

Если одному из них случалось согрешить так сильно, что его приговаривали к смерти, митрополит мог забрать его из тюрьмы и выпустить на свободу. А если кто-нибудь совершал грабеж, убийство или кражу и жил с награбленным добром в монастыре, то он чувствовал себя там свободно, как в раю, даже если украл деньги из казны великого князя или украл принадлежащее ей на большой дороге. Короче говоря, все церковные и мирские властители, получившие свое добро неправедным путем, шутили: «Бог дал». Так же они правили и раньше, под властью всех прежних, ныне усопших великих князей.

Некоторые [из покойных великих князей] начинали создавать опричнину, но у них ничего не получалось. Нынешний великий князь тоже не мог ничего добиться, пока не женился на дочери князя Михаила Темрюковича[13]13
  Иван женился на Марии, дочери князя Темрюка, в 1561 г. Михаил был ее братом. Штаден путает Михаила с его отцом.


[Закрыть], из Черкесии. Она посоветовала великому князю отобрать среди своих людей пять сотен воинов и щедро снабдить их деньгами и платьем. Они должны были всюду сопровождать его днем и охранять днем и ночью. Иван Васильевич, великий князь всея Руси, так и поступил, а затем сформировал из своих людей и иноземцев тщательно отобранный орден, создав таким образом опричнину и земщину.

Опричнина была [создана] из его людей, а земщина – из обычных людей. Великий князь начал объезжать города и уезды один за другим. И тех, кто, согласно разрядным спискам, не служил предкам [великого князя], сражаясь с их врагами вместе со своей вотчиной, лишали имений, которые передавались тем, кто состоял в опричнине.

Князьям и боярам, которых брали в опричнину, присваивался чин в зависимости не от богатства, а по рождению. Они давали клятву не иметь ничего общего с земскими людьми и не водить с ними дружбы. Еще опричнина должна была носить черную одежду и черные шапки, колчан со стрелами и что-то вроде щетки или метлы на конце палки. Так можно было узнать опричника.

Из-за бунта [в Москве в декабре 1564 года] великий князь покинул Москву и через два дня прибыл в Александрову слободу. В этой слободе он разместил свою гвардию, а тех из знати, кого хотел видеть, вызывал к себе из Москвы и других городов.

Земским людям великий князь послал приказ судить по справедливости: «Судите праведно, наши [опричники] виноваты не были бы». От такого приказа земские пали духом. Человек из опричнины мог обвинить любого из земских в том, что он задолжал ему денег. И даже если опричник не знал и никогда не видел земского, которого обвинял, последний должен был немедленно ему заплатить, иначе его ждало ежедневное публичное наказание кнутом или палкой на рыночной площади, пока он не заплатит. Никто не был от этого застрахован, ни служитель церкви, ни мирянин. С целью получить их деньги и собственность опричники творили с земскими такое, что и словами не описать… А их [профессиональные] бойцы считались побитыми или умершими, хотя еще были живы или им больше не дозволялось биться.

Александрова слобода

Великий князь приехал в Москву из Александровой слободы и убил одного из самых больших людей в земщине, Ивана Петровича Челяднина. Пока великий князь отсутствовал в Москве, этот человек был главным боярином и судьей. Он охотно помогал бедным людям быстро добиться справедливости и в течение нескольких лет был воеводой и правил в Ливонии – в Дерпте и в Полоцке. Пока он командовал войсками в Дерпте, германцы могли не беспокоиться, что великий князь отправит их в Московию из Нарвы, Феллина [Вильянди] и Дерпта [Тарту].

После него правителем и воеводой был князь Андрей Курбский. Когда [Курбский] понял, что такое опричнина, он, оставив жену и детей, сбежал к королю Польши Сигизмунду-Августу. Его место занял боярин Михаил Морозов. Он столько наговорил про ливонцев великому князю, что великий князь велел в Дерпте, Феллине и Нарве собрать всех немцев с женами и детьми и отправил их в свою землю, расселив по четырем городам: Кострома, Владимир, Углич и Кассма [Казань или Кашин?].

Позднее [Челяднин] был вызван в Москву. В Москве его убили и бросили в вонючую яму близ речки Неглинная. Потом великий князь со своими опричниками поехал и сжег в стране все вотчины, принадлежавшие Ивану Петровичу. Деревни жгли вместе с церквями и всем, что было в них: иконами и убранством. Женщин и девок раздевали догола и заставляли в таком виде ловить по полям кур. Опричники учинили в стране большое разорение, и многие из них были тайком убиты.

Земские люди натерпелись до предела. Они начали совещаться и решили выбрать великим князем Владимира Андреевича [Старицкого], на чьей дочери женился герцог Магнус, а великого князя со всеми его опричниками убить и уничтожить. Чтобы это совершить, они подписали договор [в 1567 или 1568 году].

Главными людьми и князьями в земщине были князь Владимир Андреевич [Старицкий], князь Иван Дмитриевич Бельский, Никита Романович, митрополит Филипп со своими епископами: Казанским, Астраханским, Рязанским, Владимирским, Вологодским, Ростовским (и) Суздальским, Тверским, Полоцким, Новгородским, Нижегородским, Псковским и Дерптским в Ливонии. Можно предположить также, что он [митрополит Филипп] посадил бы в Риге епископа. Все эти епископы должны были каждый год приезжать в Москву, чтобы участвовать в выезде митрополита на Вербное воскресенье. [В этой процессии за ними] шли все монахи, попы из монастырей и соборные, иными словами, те, кто являлся членом совета.

Из тех, кто состоял в опричнине великого князя, были князь Афанасий Вяземский, Малюта Скуратов, Алексей Басманов и его сын Федор.

Ничего не зная о договоре [объединившем земских людей под началом князя Владимира], великий князь, взяв с собой большие пушки, выступил в сторону литовской границы у Порхова. Его план состоял в том, чтобы захватить город Вильно в Литве, а если не получится, то Ригу[14]14
  Рига была самым большим и важным торговым городом Ливонии. После распада Ливонского ордена в 1560-х гг. Рига старалась сохранить независимость, но в конце концов была вынуждена подчиниться полякам. Русские захватили ее в ходе Ливонской войны.


[Закрыть] в Ливонии.

Сначала Кровавый Дикарь[15]15
  Кого имел в виду Штаден, непонятно. Возможно, он говорил о Николасе Радзивилле, путая его с Яном Ходкевичем, который в 1567 г. повел польские войска на Ригу.


[Закрыть] двинулся к Риге в Ливонии, намереваясь взять город похорошему, или с помощью хитрости. Когда это не удалось, он попытался взять город силой. На подступах к Риге пало несколько тысяч поляков.

Когда великий князь услышал об этом, он послал за магистром [Ливонского ордена] Вильгельмом Фюрстенбергом[16]16
  Вильгельм Фюрстенберг – последний магистр Ливонского ордена, захваченный русскими при взятии крепости Феллин в 1560 г.


[Закрыть], которого привезли к нему. Великий князь со своим старшим сыном сидел в окружении своего войска. Справа, лицом к нему, стояли опричники. Земские старшины стояли лицом к нему слева. Вильгельм Фюрстенберг в парадном облачении стоял перед ним. Я стоял недалеко от Вильгельма Фюрстенберга и его переводчика Каспара фон Виттенберга, чтобы слушать, правильно ли тот переводит.

Потом великий князь заговорил: «Бывший магистр Ливонии! Мы желаем оказать тебе помощь и снова вернуть в Ливонию. Но ты должен пообещать нам и скрепить клятвой [это обещание], что ты захватишь и все остальное [в Ливонии]: Ревель [Таллин], Рижскую епархию, Курляндию и все, что прежде принадлежало твоему ордену. После тебя на наших исконных землях вплоть до побережья Балтики будет править молодой магистр Вильгельм Кеттлер». Вильгельм Фюрстенберг ответил великому князю: «Я никогда не слышал и не знал, чтобы Ливония до самого побережья Балтики была твоей исконной землей». Великий князь сказал: «Так разве ты [не видел] огонь, меч, смерть и убийства; не видел, как тебя и других уводили пленниками из Ливонии? Так отвечай, что ты станешь делать?» Тогда Вильгельм Фюрстенберг ответил: «Я давал присягу Римскому императору, с ней буду жить или умру». Великий князь разгневался на это и отослал Вильгельма Фюрстенберга назад в Любим. Согласись он, поехал бы вместе с великим князем в Ригу, а всем немцам пожаловали бы деньги и одежду. [Теперь] всего этого не случилось. Тогда стали думать про герцога Магнуса. Какой чести он заслужил, хорошо известно.

Князь Владимир Андреевич [Старицкий] открыл договор великому князю, открыл все, что замышляли и готовили земские люди. Тогда великий князь пустил слух, что он не собирался идти ни на Литву, ни на Ригу, а хотел проехать и сделать смотр своим исконным землям. Потом он почтовым трактом вернулся в Александрову слободу и потребовал записать [имена] тех главарей земских, которых хотел убить, уничтожить и казнить первыми.

На московской дороге в трех верстах от слободы была застава под названием Каринская. Никто из тех, кто был в слободе с великим князем, не мог оттуда уехать, как не мог никто въехать туда без памятки – удостоверения личности. Все неверные слуги земских главарей знали об этом, и, когда кто-нибудь из них подходил к страже и говорил: «У меня есть дела господские», стражник без промедления препровождал его в канцелярию в слободе, где верили всему, что он говорит о своем хозяине.

Великий князь продолжал отлавливать одного [земского] главаря за другим и казнить их одного так, другого эдак, как в голову взбредет.

Митрополит Филипп больше не мог молчать об этом, потому любезно обратился к великому князю, говоря, что тот должен жить и править, как правили его праотцы. За эти слова добрый митрополит впал в немилость и обречен был лежать в тяжелых железных цепях до самой смерти. А великий князь выбрал митрополита по своему желанию[17]17
  На самом деле Филипп резко критиковал Ивана в своих речах. Позже по приказу Ивана он был задушен.


[Закрыть].

После того великий князь со всеми своими опричниками выехал из Александровой слободы. По дороге из слободы в Ливонию опричная стража занимала каждый город, дорогу или монастырь, якобы из-за чумы, так чтобы один город или монастырь не мог ничего узнать о другом.