Текст книги "Ожерелье странника. Голубая портьера. Дни моей жизни. Последняя бурская война"

Автор книги: Генри Хаггард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 40 страниц)

Вскоре после назначения объединенной комиссии, о которой упоминалось в начале главы, президент Бюргерс, будучи в курсе всех планов чрезвычайного комиссара на случай, если не удастся осуществить проведение радикальных реформ, которые бы удовлетворили английское правительство, решил, что наступил самый подходящий Момент для созыва фолксраада. Тем временем было объявлено, что «мятежник» Секукуни запросил мира и подписал договор, где признавал себя подданным республики. Мне придется ниже остановиться на этом договоре подробнее, а пока я только подчеркну, что этот документ был первым на повестке дня парламента и после обсуждения он был ратифицирован. Вторым рассматривался вопрос о конфедерации, изложенный в законопроекте лорда Карнарвона. По этому вопросу с очень яркой и эмоциональной речью выступил президент, который просил присутствующих обратить внимание на всю серьезность положения, в котором находится республика, и встретить трудности, как подобает мужчинам.

Этот вопрос передали на рассмотрение комиссии, но в связи с тем, что прозвучало выступление, в котором приводились контраргументы, к нему больше не возвращались.

Вполне возможно, что страх сыграл определенную роль при ускоренном рассмотрении этого весьма важного вопроса, если учесть, что, пока велись прения, огромная толпа буров, вооруженная хлыстами из тюленьей кожи и наводящая своим видом ужас на окружающих, следила через окна Фолксраад-холла за каждым движением своих депутатов. Так на практике было продемонстрировано действие системы м-ра Чемберлена.

Спустя несколько дней после того как был отклонен законопроект о конфедерации, президент Бюргерс, часто ссылавшийся на безнадежное положение республики и заявлявший о необходимости радикальных реформ или, в противном случае, о передаче власти англичанам, представил на рассмотрение фолксраада проект новой конституции, весьма примечательной по своей сути, и поставил перед членами собрания условие – либо они ее принимают, либо теряют свою независимость.

В первой части этого удивительного документа рассматривались положения о правах граждан, которые, по существу, не претерпели каких-либо изменений, за исключением пункта, где говорилось о необходимости гарантировать гражданам тайну переписки. Признание этого права – необычайный случай в истории свободного государства. Соответствующие статьи предусматривали обязанности туземных граждан республики, отправление правосудия, управление образованием, регулирование финансами и т. д. И только в четвертой главе мы подходим к сути основного закона страны, а именно: предоставление президенту чрезвычайных (диктаторских) полномочий. М-р Бюргерс считал, что спасти государство можно, став абсолютным монархом. Срок его полномочий при этом увеличивался до семи лет, вместо пяти, за ним закреплялось право быть переизбранным на последующие сроки, а также право назначения служащих на все государственные должности без согласования с законодательными органами власти. Президент пользовался законодательной властью с правом налагать вето на резолюции фолксраада, который он мог созывать или распускать по своему усмотрению. И наконец, в состав его исполнительного совета должны были входить главы департаментов, которых он назначил сам, и один член фолксраада. Фолксраад отнесся к данному законопроекту точно так же, как к законопроекту о конфедерации: он наспех рассмотрел его и затем отклонил.

Президент тем временем делал все, чтобы убедить собрание в существовании реальной опасности для страны: казна была пуста, а кредиторы торопили, со всех сторон угрожали враги и, наконец, чрезвычайный комиссар ее величества расположился «лагерем» в тысяче ярдов от них и наблюдал с некоторым интересом за происходящим. Он указал на невозможность в данный момент отказаться от проведения реформы, выразив сомнение в том, что имеется иной выход из создавшегося положения и что если не предпринимать никаких мер, то как нация они обречены. «Старейшины страны» все же отказались плясать под президентскую дудку. Тогда президент повел себя более решительно. Он заявил им, что нация, виновная в происходящем, не сможет уйти от неминуемой расплаты и от суда грядущих поколений. Он обратился с убедительной просьбой доказать народу, что было бы крайне нецелесообразно противиться объединению с более могущественным государством. И он бы не советовал им отказываться от такого союза… Он не верил, что новая конституция спасет их, потому что в той степени, в какой старая конституция привела их к развалу, в такой же степени новая вряд ли приведет их к возрождению. Если бы английские граждане вели себя по отношению к своему правительству таким же образом, как граждане Трансвааля, Англия никогда бы не смогла так долго удерживать свои позиции. Он указал им на безнадежность финансового положения. «Сегодня, – сказал президент, – мне принесли на подпись вексель на 1100 фунтов, но я бы скорее отдал на отсечение свою правую руку, чем подписал эту бумагу (аплодисменты), ибо у меня нет ни малейшего основания полагать, что когда наступит момент оплачивать этот вексель, в стране найдется хотя бы один-единственный грош». И наконец он предложил: «Давайте дадим им возможность воспользоваться нашим трудным положением, и пусть это будет по возможности на самых выгодных для них условиях; пусть они договариваются об объединении со своими соотечественниками на юге, и тогда от Мыса до Замбези будет единое великое сообщество людей. Да, в этом есть нечто более монументальное и величественное, чем сама их идея о республике, то, что импонирует их национальным чувствам (аплодисменты), и стоит ли об этом сожалеть? Да, стоит, но только тем, кто не в ладах с законом, мятежникам и революционерам; всем же честным гражданам, для которых превыше всего закон и порядок, это будет сулить благополучие и процветание».

Этим веским изречением он практически вынес приговор республике, а потому нет ни малейшего основания сомневаться в том, что президент Бюргерс был искренне убежден в необходимости и разумности аннексии. Интересно сравнить эти слова, впрочем как и многие другие его высказывания в этот период, с мыслями, которые он оставил в своем предсмертном документе, не так давно вышедшем в свет, где он говорит с некоторым ликованием об уроках, которые мы получили у Лейнгс Нэк и горы Маюба от такого «несерьезного противника, каким по своей природе являются буры» и считает их потрясающим примером свершившегося возмездия.

В этом документе причину аннексии он объясняет стремлением англичан установить свое господство сначала в Южной Африке, а затем и в других регионах. Однако он ни слова не говорит о том, каким способом это можно было бы предотвратить, чтобы государство, тем не менее, продолжало существовать; и похоже, что на протяжении всего повествования его не покидают сомнения в достаточной убедительности приводимых им аргументов, поскольку, объясняя или пытаясь объяснить, почему им никогда не отвергались обвинения, направленные в его адрес в связи с аннексией, он заявляет: «Если бы я не вынес всего этого молча, не выдержал всех обвинений, а из корыстных побуждений и страха рассказал бы всю правду, Трансвааль никогда бы не был удостоен такого внимания со стороны Великобритании, как сейчас. Пусть аннексия была несправедлива, но в свое оправдание хочу сказать, что буры повели себя таким образом в тяжелый для страны час, что вряд ли мировая общественность отнеслась бы к ним с сочувствием, а английские политики проявили бы к ним свое уважение. Иными словами, если бы я сказал правду, как обязан бы был это сделать в свое оправдание, больше бы не поднималось шума по поводу аннексии, потому что весь мир, даже английские радикалы признали бы ее необходимой и не требующей отлагательства в условиях критического положения в стране».

В связи с этим становится ясно, что отношение президента Бюргерса к аннексии в разные годы было разным (в 1881 году у него были совсем другие взгляды, чем в 1877); в самом деле, его речи на заседаниях фолксраада звучат довольно-таки странно, если сравнить их с его взглядами, изложенными в предсмертном обращении. Читатель вынужден прийти к одному из двух заключений – либо в одном случае он говорит не то, что думает, либо он переменил свою точку зрения. Поскольку я считаю его честным и порядочным человеком, то склонен предположить последнее; кроме того, мне это не трудно объяснить, учитывая его голландское происхождение.

В 1877 году Бюргерс – это отчаявшийся глава государства, которое стремительно катится в пропасть, и вдруг ему протягивает свою сильную руку английское правительство. Что ж странного в том, что он ее с радостью принимает от имени народа своей страны, которую удалось с помощью Англии превратить в процветающее государство, каким оно раньше никогда не было? В 1881 году колесо истории завершает свой оборот, и пока больной, умирающий президент проводит остаток своих дней вдали от политических баталий, в стране происходят большие перемены. Враги буров разбиты, Секукуни и зулусы теряют свое былое могущество, страна процветает в результате разумной политики ее правителей, финансовое положение стабилизируется. Радостные известия поступают для потерявших надежду «мятежников и революционеров», а новый английский «диктатор» произносит яркую речь, после чего происходит крупное вооруженное восстание. И в довершение ко всему английские войска терпят одно поражение за другим, а Англия просит мира у южноафриканского крестьянина, забыв про честь и достоинство.

Будучи свидетелем происходящих событий, умирающий президент мог найти достаточно оснований для того, чтобы изменить свои взгляды.

Безусловно, аннексия была ошибочной, поскольку Англия отказывается от своих завоеваний; а может быть, все-таки сбылась мечта о великой Южно-Африканской республике? Разве не был нанесен удар по превосходству англичанина, от которого он до сих пор не может оправиться, разве не утрачен безнадежно его контроль над бурами и туземцами? А он – Бюргерс – неужели он должен оставить в памяти потомков образ голландца, выступающего за интересы английской партии? Нет, безусловно, аннексия была ошибкой, но она не прошла без пользы, так как привела к падению англичан, ну а мы закончим дискуссию, приведя дословно его слова из последнего публичного выступления: «Южная Африка осталась от этого только в выигрыше, она сделала большой шаг вперед по пути к свободе».

Кто скажет, что он неправ? Слова умирающих иногда бывают пророческими! Южная Африка далеко шагнула вперед по пути к «свободе» голландской республики.

Мы несколько отвлеклись, но я надеюсь, не без пользы. А теперь вернемся к описываемым событиям. 1 марта сэр Шепстон встретился с членами исполнительного совета и сообщил им, что, по его мнению, имеется только одно средство поправить положение, а именно, Трансвааль должен войти в состав английских колоний Южной Африки, во главе которых стоит королева, подчеркнув одновременно, что единственное спасение для республики – это сделать все возможное ради будущего ее граждан и смириться, насколько это очевидно для него и для каждого мыслящего человека, с неизбежным. Как только эта информация была официально доведена до членов законодательного собрания, поскольку большая часть его членов была знакома с ней неофициально, так вялое безразличие тут же сменилось энергичными и торопливыми действиями депутатов. Президенту было выражено недоверие, срочно была создана комиссия по рассмотрению и доведению до членов собрания информации дел в стране. Комиссия высказалась за принятие новой конституции президента Бюргерса.

Итак, новая конституция, которую отклонили всего лишь несколько дней назад, была принята с некоторыми поправками почти единогласно, и м-р П. Крюгер был назначен на пост вице-президента. На следующий день был принят суровый закон, заимствованный из кодекса Оранжевой республики, согласно которому любое выражение общественного мнения, противоречащее мнению правительства, и если оно поддерживало сторонников аннексии, рассматривалось как государственная измена. После этого собрание объявило перерыв в работе до октября 1881 года.

В период и после заседания парламента распространились слухи о том, что подпись вождя Секукуни в договоре о мире, который ратифицировал фолксраад, была получена обманным путем. Ратифицированный договор включал три статьи, в соответствии с которыми Секукуни давал согласие, во-первых, принять подданство и подчиняться законам республики, во-вторых, признать в несколько урезанном виде пограничную линию своих владений и, в-третьих, передать две тысячи голов скота; правда, если учесть, что им было захвачено пять тысяч голов, то это было не так уж много.

В середине февраля сэр Шепстон получил от Секукуни довольно любопытное письмо на языке сесуто, датированное числом, соответствующим дню подписания предполагаемого договора. Ниже приводится его точный перевод:

«16 февраля, 1877 года

М-ру Шепстону

Прошу тебя, белый вождь, приди ко мне на помощь; буры убивают меня, и я не знаю причины их гнева. Вождь, прошу тебя, приди с м-ром Меренским.

Твой Секукуни».

Это послание сопровождалось письмом от м-ра Меренского, известного и преуспевающего миссионера, который в течение многих лет проживал на землях Секукуни. В письме он сообщает, что слышал из достоверных источников о несогласии Секукуни со статьей договора, согласно которой он становится подданным республики, и добавляет, что не может «молчать, когда происходят подобные вещи».

Получив эти сведения, сэр Шепстон пишет президенту Бюргерсу следующее: «Если служащий, которому вы доверяли, скрывает от Вас какую-то часть информации, к тому же наиболее важную ее часть, то он виноват как перед вами лично, так и перед правительством, поскольку ввел вас в заблуждение и заставил принять неверную позицию». Сэр Шепстон предлагает направить к Секукуни комиссию для тщательного изучения обстоятельств дела в интересах всех заинтересованных лиц. На это предложение было дано, с некоторой задержкой, согласие, и затем была организована комиссия, в состав которой вошли по поручению Трансваальского правительства господа Ван Хорком и Хольтсхаузен, член исполнительного совета, а от имени чрезвычайного комиссара – м-р Осборн и капитан Кларк[89] 89
  Ныне маршал Кларк, специальный уполномоченный по делам Басутоленда. – Примеч. автора.


[Закрыть], которых я сопровождал в качестве секретаря.

В Мидделбурге были опрошены туземец по имени Гидеон, выступавший в качестве переводчика во время переговоров между комендантом Феррейрой (лицом, уполномоченным бурским правительством подписать договор) и Секукуни, а также два простых туземца Петрос и Иеремия. Все эти люди утверждали, что Секукуни категорически отказался принять подданство и согласился подписать договор при условии, если в нем будут предусмотрены только две статьи – о передаче скота и пограничной линии, в чем его и заверил комендант Феррейра. Затем комиссия в сопровождении новых переводчиков проследовала в крааль к Секукуни, где имела с ним долгую беседу. Премьер-министр Макуруинджи, выступая от имени верховного вождя и в его присутствии, описал беседу между комендантом Феррейрой, при котором находился джентльмен, сопровождавший комиссию, и Секукуни почти теми же словами что и переводчик из Мидделбурга. Он ясно дал понять, что отказывается от подданства, и сообщил также об имевшихся у него опасениях относительно того, что при подписании договора в нем могли быть предусмотрены положения, о которых он мог и не догадываться.

Затем несколько вопросов задал комендант Феррейра, но ему не удалось добиться других показаний; более того, из его вопросов стало ясно, что Секукуни действительно не хотел принимать подданства. Очевидно, при подписании договора Секукуни исходил из признания своего обязательства по передаче двух тысяч голов скота и части своей территории, совершенно исключая мысли о подданстве.

А теперь война с Секукуни требовала присутствия английской миссии в стране. Но если бы удалось показать, что война с Секукуни успешно завершилась, так и не начавшись, это подняло бы престиж миссии в глазах общественности. Для этого необходимо было, чтобы вождь объявил себя подданным республики, и соответственно, признав себя мятежником, признал бы свое поражение. А для этого, в свою очередь, требовалась только подпись, и если такая подпись имелась, то договор передавался на утверждение в парламент, и никто даже шепотом не смел бы намекнуть на обстоятельства, при которых этот невежественный басуто вынужден был его подписать. Если бы не было никакой комиссии, расследовавшей это дело, то впоследствии этот договор был бы использован против Секукуни. В целом, история мирного договора с Секукуни лишний раз подтверждает искренность, с которой буры постоянно заключают договоры, подписываемые туземными вождями, одаряя при этом государство огромными земельными территориями, получаемыми в обмен на лошадь или пару быков. Как бы хорошо ни относились туземцы к своим соседям-бурам, такую щедрость вряд ли можно назвать искренней. Ведь заставить дикаря подписать нужную бумагу не представляло большого труда, если же он на это идет неохотно, то можно на него немного рассердиться, и тогда он уступит, а поскольку смысл поговорки «что написано пером…» известен всем, то можно смело приступать к владению землей.

Пока расследовалось это дело, страна медленно, но верно катилась к анархии. Воздух был наполнен слухами: то сообщалось о возможной вспышке недовольства среди английской части населения в Голд Филдс, которое так и не смогло забыть «любезных» слов фон Шликмана, предлагавшего их «покорить»; то говорили, что Кетчвайо пересек границу и со дня на день ожидается в Претории; то огромная армия буров вышла в поход, что бы расправиться с чрезвычайным комиссаром, его двадцатью пятью полицейскими и вообще со всеми англичанами и т. д. и т. п.

Между тем Поль Крюгер и его партия не теряли времени даром, а прилагали все усилия для обработки общественного сознания, преследуя при этом две цели: сделать Крюгера президентом и избавиться от англичан. Известная голландская газета «Die Patriot», издательство которой находилось в Капской колонии, печатала статьи в его поддержку, столь типичные для буров и из всей литературы оказывающие на них хоть какое-то влияние, что я не могу не процитировать хотя бы несколько характерных выдержек.

Нарисовав яркую картину катастрофического положения в стране и вспомнив о старых добрых временах, когда кафры относились к бурам «с должным уважением», перед приходом к власти Бюргерса, автор статьи далее переходит к объяснению причины нынешнего положения дел.

«Слово Божие освещает нам путь, – говорится в статье, – взгляните на Израиль. Если у народа есть царь, внемлющий гласу Божьему, то народ процветает, но если царь безбожник, то все приходит в упадок, и весь народ обречен на страдания. Прочтите повнимательнее Левит, гл. XXVI и т. д. В свое время фоортреккеры (первые переселенцы) могли собрать горстку мужчин, выступить против тысячи кафров и обратить их в бегство; подобное происходило и во время войны с Оранжевой республикой. Что же теперь? Когда Бюргерс стал президентом, он перестал почитать субботу, разъезжает по стране и выезжает из города по воскресеньям, он забыл Церковь и Бога к крайнему неудовольствию благочестивых верующих. Ранее он сам был священником. И каковы же последствия? Загублен урожай, шеститысячная армия спасается бегством, если падает один человек. Где же искать выход?» А выход, похоже, найден и он единственный – это Поль Крюгер, «потому что нет другого кандидата. Потому что Всевышний ясно указал нам, что это тот самый человек, иначе нашелся бы какой-нибудь другой кандидат. Кто же это все так устроил?» Далее следует довольно странный аргумент, говорящий о том, что предпочтение следует отдать Полю Крюгеру при выборе кандидата на пост президента. «Потому что он сам признается в своей некомпетентности, но считает, что все его способности дарованы ему Всевышним. Потому что он воин. Потому что он бур». Далее Поль Крюгер, воин и бур, сравнивается с Жанной д'Арк, «простой бурской девушкой из пастушек». Граждане Трансвааля призваны не противиться Божьему провидению и отдать свои голоса за П. Крюгера, в противном случае их ожидает более суровая кара. Затем «Patriot» дает небольшой совет «нашему кандидату Полю Крюгеру». Ему следует забрать землю у кафров. «Господь дал тебе сердце воина, восстань же и изгони их». Неплохой совет для человека с таким характером, как у Поля Крюгера. Однако этому избраннику Божьему не век почивать на лаврах. Предполагалось, что как только миссия по «изгнанию» кафров была бы завершена, ему пришлось бы передать пост «хорошему» президенту. Статья заканчивается следующими словами: «Если тебе суждено избавить страну от ее врагов и на то существует воля Божья, то придет день, когда наступит мир и процветание, и ты поймешь, что являешься не тем человеком, который бы смог дальше управлять страной; тогда-то тебе и будет предоставлена величайшая честь сказать: «Граждане, я избавил вас от врагов, я более не являюсь государственным деятелем; но вы теперь живете в мире и у вас есть время избрать себе хорошего президента».

Статьи, подобные приведенной выше, весьма поучительны, поскольку говорят об интеллекте читателей, на которых они рассчитаны. Тем не менее подобная писанина оказывает гораздо большее влияние на буров, чем какие-либо другие доводы, поскольку она играет на присущих им чувствах религиозного фанатизма и тщеславия, заставляет их поверить в свое превосходство над другими людьми и считать, что Бог всегда на их стороне. Нетрудно заметить, что все ссылки в данной статье ветхозаветного толка и почти все они взывают к насилию и крови.

Однако не все буры разделяют подобные взгляды, наиболее просвещенная часть общества стоит на иных позициях, а в связи с этим ожесточеннее становится борьба различных точек зрения, которая достигла такого накала, что если бы не аннексия, то ко всем прочим бедам страны добавились бы еще и бедствия гражданской войны. Между тем туземцы с каждым днем становились все беспокойнее, а в лагерь чрезвычайного комиссара постоянно прибывали посыльные с просьбами своих вождей взять их племена под защиту королевы, так как они готовы были скорее сражаться и умереть, чем покориться бурам.

Наконец наступило 9 апреля. В этот день сэр Шепстон информировал правительство республики о своем намерении объявить Трансвааль доминионом Британской империи. Он сообщил им о том, что, взвесив все «за» и «против» и не найдя возможных путей вывода страны из кризиса, он вынужден был принять такое решение, добавив, что если бы такие пути имелись, он бы незамедлительно поставил об этом в известность правительство. Эта информация была воспринята совершенно спокойно, хотя все дальнейшие события, связанные с аннексией, в действительности проходили не без участия республиканских властей. 13 марта правительство передало сэру Шепстону документ, где он должен был дать ответы на десять вопросов относительно того, что ожидает республику после аннексии, возьмет ли Англия на себя ее долги и т. д. На все эти вопросы были даны ответы, которые в целом удовлетворили правительство. Поскольку эти ответы легли в основу гарантий, связанных с объявлением об аннексии, нет необходимости подробно здесь на них останавливаться.

Далее республиканское правительство устроило дело таким образом, что был вынесен официальный протест против аннексии, текст которого был заранее подготовлен и представлен лично для ознакомления чрезвычайному комиссару. Текст воззвания к народу в связи с объявлением об аннексии был передан для ознакомления президенту Бюргерсу, и по его предложению из него исключили один параграф. Фактически чрезвычайный комиссар и президент совместно с большинством членов исполнительного совета придерживались единого мнения относительно необходимости опубликования воззвания, их совместные усилия были направлены на предупреждение беспорядков и обеспечения правильного восприятия народом грядущих перемен.

И вот 12 апреля 1877 года, спустя три месяца после непрерывных переговоров и дискуссий, с официальным обращением к народу выступил м-р Осборн, вместе с которым находились еще несколько джентльменов из команды сэра Шепстона. Это был тревожный момент для всех. Вот что говорил поэтому поводу чрезвычайный комиссар в своем послании на родину:

«За последние две недели со стороны голландской интеллигенции и тех, кто недавно прибыл в страну, делалось все, чтобы возбудить чувство религиозного фанатизма у буров и спровоцировать их на вооруженный кровавый конфликт с тем, чтобы помешать осуществлению моих планов. Были напечатаны и распространены самые зажигательные призывы и воззвания к бурам… Было настоятельное требование, чтобы при мне находилась небольшая группа сопровождающих меня лиц, с которыми было бы легче справиться».

В стране с таким количеством отчаявшихся людей и фанатиков, ненавидящих все английское, вероятно нашлось бы несколько человек, – хотя подобный акт и был бы осужден общественностью, – считающих себя борцами за правое дело и поступающих справедливо, когда вместо грома оваций они на головы аннексионистов обрушили бы град пуль. Я не хочу сказать, что каждый из этих людей опасался за себя лично, так как вряд ли их можно упрекнуть в том, что свою жизнь они ценили выше жизни других людей, просто в тот момент было крайне необходимо, чтобы ради безопасности и спокойствия в стране и в целях успешного проведения самого мероприятия не было произведено ни единого выстрела. Если бы это произошло, то вполне возможно, что вся страна была бы втянута в хаос и кровавую бойню; началось бы вторжение зулусов, восстали бы кафры; в общем, как выразился Кетчвайо, «земля бы полыхала огнем».

Поэтому легко понять, какую тревогу пережили в этот час чрезвычайный комиссар, находящийся в правительственном доме, и его персонал – на Маркет-сквер, и насколько они были благодарны, когда толпа откликнулась на воззвание громкими криками «ура!» Заявленный сразу же после этого м-ром Бюргерсом протест был встречен почтительным молчанием.

Таким образом территория Трансвааля на некоторое время вошла в состав могучей семьи британских колоний.

Мне кажется, что даже самый яркий политический противник этой акции не сможет не оценить по достоинству, с каким удивительным умением она была претворена в жизнь. Если учесть разнообразие интересов многочисленных политических группировок, которые требовалось примирить между собой, упрямство некоторых государственных деятелей, коих следовало убедить, а также врожденную ненависть буров к англичанам и препятствия, что необходимо было преодолеть, чтобы добиться успеха, а также массу других моментов, игнорирование каждого из которых привело бы к неминуемому поражению, то можно понять, сколько требовалось такта, умения, мужества, знания человеческой натуры, чтобы осуществить эту крайне сложную задачу. Следует помнить, что страна была аннексирована без применения силы, не было никакой угрозы, связанной с применением насильственных средств. Небольшой контингент вооруженных сил, который должен был вступить в Трансвааль, находился в то время от Претории на расстоянии, для преодоления которого на марше потребовался бы целый месяц. Поэтому буры легко могли помешать чрезвычайному комиссару осуществить свои планы. То, что сэр Теофил вел очень смелую и опасную игру, никто не станет отрицать, и как большинство игроков, сочетающих смелость с хладнокровием, трезвостью ума и верой в справедливость задуманного дела, он победил, не пролив ни единой капли крови, не конфисковав ни единого акра земли, без малейших затрат он аннексировал огромную страну и предотвратил кровопролитную войну. Та же самая страна через четыре года стоила нам миллион фунтов стерлингов, мы потеряли там около тысячи убитых и раненых, тысячи наших соотечественников разорились и остались ни с чем. Правда, никто теперь не может упрекнуть нас в том, что капитуляция была проведена умело и с трезвым расчетом, скорее наоборот.

Не может быть более мотивированного объяснения появления воззвания, касающегося аннексии, чем само воззвание.

Прежде всего оно затрагивает положения сандриверской конвенции 1852 года, в соответствии с которой государству предоставлялась независимость и указывалось на то, что данная гарантия была предоставлена в целях укрепления мира, дружбы и сотрудничества между странами, в надежде на то, что республика «станет процветающим и самостоятельным государством, источником мира и безопасности для европейских сообществ, местом, откуда возьмут свое начало и быстро распространятся вплоть до Центральной Африки христианское вероучение и цивилизованные формы жизни».

Далее в нем говорится о том, что эти надежды не оправдались и что «слабеющее государство, с одной стороны, и одновременно растущее и набирающее силы и уверенность в себе сообщество туземных племен, с другой, привели страну к само собой разумеющимся и непоправимым последствиям», что после неприятного конфликта с туземцами, проживающими в северных провинциях республики, примерно в 1867 году начался постоянный уход с этих территорий граждан Трансвааля, оставляющих туземцам «обжитые города и поселки, а также предоставленные государством фермы».

«Паралич власти в республике и укрепление могущества севера сопровождаются сходными процессами на юге, но в еще более угрожающей форме. Население страны, проживающее в этих провинциях, вынуждено было за последние три месяца по настоянию туземных вождей, в момент уведомления об этом, покинуть свои дома, фермы, бросить урожай… только для того, чтобы все это досталось туземцам, а правительство настолько бессильно, что не способно употребить данную ему законом власть, а также остановить процесс своего разложения».

Далее следуют факты, свидетельствующие о том, что все южноафриканские колонии и сообщества перестали верить республике, что она находится в состоянии безнадежного банкротства, что ее торговля парализована, в то время как население раскололось на группировки, а само правительство находится в «безнадежном параличе». Что на предстоящие выборы нового президента смотрят не с надеждой, а с тревогой, поскольку представители всех без исключения партий считают, что это послужит сигналом к началу гражданской войны, анархии и кровопролитию. Что подобное положение дел провоцирует могущественные соседние державы к нападению на страну, для них это соблазн, которому они всегда готовы и рады поддаться, и что страна настолько ослаблена, что не способна отразить нападение, от которого ее до сих пор спасали периодически вмешательства правительства Наталя.