355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Генри Лайон Олди » Кукольных дел мастер » Текст книги (страница 3)
Кукольных дел мастер
  • Текст добавлен: 22 сентября 2016, 01:00

Текст книги "Кукольных дел мастер"


Автор книги: Генри Лайон Олди



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

V

«Обед! Из пяти… из семи… из двадцати блюд! Бутылка десертного квинтилианского!.. нет, сперва – добрый стаканчик тутовой водки… И фазанью печень в глазури!..»

«Малыш! Очнись! В таком виде тебя и в сортир не пустят!»

Соваться в зону класса «люкс» он благоразумно не стал. Вполне приличный салон «Bon vivant» обнаружился неподалеку, но путь, горя служебным рвением, преградила девушка-менеджер.

– В спецодежде не положено!

Испортить Тарталье настроение не смог бы и конец света. Хотелось петь, танцевать, дурачиться и делать подарки. Он оглядел себя. Ну конечно: комбинезон техника. И шуба подмышкой.

Шуба?!

Облачившись в тамирский трофей, он запахнул полы.

– А так – можно?

Менеджер фыркнула.

– Заходите.

Не доверяя камерам наблюдения, девица следовала за подозрительным гостем по пятам. «Мало ли что на уме у этого типа? – читалось на ее хмуром лице. – Испоганит дорогую вещь, а мне отвечать!»

– Заверните вот это… и это… и туфли, две пары… Душечка, улыбнитесь! Поверьте, я – ваше счастье! Принц на белом звездолете! Не верите? Зря, людям надо верить, особенно тем, кто носит шубы летом…

Люминисцентная рубашка цвета морской волны, с кружевным жабо. Концертный фрак с длинными фалдами; расцветка – «кипящее золото». Просто загляденье: он давно хотел такой… «Бабочка» черного бархата. Брюки «классик-лимон», с острыми, как бритва, стрелками. Остроносые туфли на высоком каблуке. «Кожа михряницы-песчанки», гласил ценник. Ах да, очки: «фотохром-полиморф». Ни к чему лишний раз светить честно заработанными «фонарями».

Из кабинки для переодевания Лючано вышел преображенным. Раскланялся в адрес камер наблюдения, ткнул ногтем-имплантантом в карт-ридер, дождался подтверждения платежа и чека, обворожительно улыбнулся девушке-менеджеру, решившей, что она сошла с ума; спросил пакет пообъемистее – для шубы, которую решил оставить на память, чтоб показывать будущим внукам – и покинул салон.

Самое время перебраться в зону «люкс».

Где тут у нас лучший ресторан?

Он успел сделать всего пять-шесть шагов. Чем это пахнет? Духами? Фруктами? Закружилась голова. Тело сделалось легким, невесомым. Еще секунда, и тело исчезло.

Зал качнулся.

– Человеку плохо!

– Врача!

– Да вот они!

– Ты гляди, как быстро!

Люди расступились, пропуская к упавшему бригаду в бело-зеленых хламидах медиков. Теряя сознание – последнее, что у него оставалось после исчезновения тела – Лючано вспомнил, что у судьбы есть чувство юмора.

Он узнал одного из врачей.

КОНТРАПУНКТ
ЛЮЧАНО БОРГОТТА ПО ПРОЗВИЩУ ТАРТАЛЬЯ
(недавно)

Иногда кажется, что я не живу, а переживаю.

Когда я что-то делаю, я кидаюсь очертя голову в холодную воду и бултыхаюсь, как придется, лишь бы не околеть. Обычно выплываю; и на том спасибо. Зато позже… О, позже я многократно вспоминаю, как было дело. Размышляю, правильно ли поступил. Прикидываю, как мог бы поступить иначе. Думаю, что все бы сделал гораздо лучше, если бы не всяко-разное. Вижу, что упустил очевидный плюс. Мыкаюсь, озабочен грозными минусами. Жую, жую, пробую на вкус горькую слюну…

Произошедшее ходит во мне по кругу.

Без толку, без пользы.

Я перевариваю сам себя, и тем сыт.

Террафима, Эскалона, госпиталь им. короля Бенуа

– Я жду, – напомнила адвокат.

Тумидус не спешил. Коснувшись сенсора на стенной панели, он изменил конфигурацию больничной койки. Наверное, спина затекла. Перед собой легат держал электронный планшет: на экране, один за другим, всплывали документы, требующие подписания.

Гай Октавиан Тумидус прощался с Лючано Борготтой.

И надеялся, что навсегда.

Осталась последняя, девятая подпись. Как и прочие, она уплывет вглубь экрана, канет на дно, где начнет краткое странствие: заверение подлинности, фиксация в недрах архивов, изменение статуса физического лица, зависящего от этого небрежного росчерка…

– Я собираюсь учредить клуб, – сказал Тумидус.

Он говорил медленнее обычного, следя за четкостью артикуляции. Так марширует солдат-ветеран, усилием воли скрыв от чужого взгляда последствия ранений и груз возраста. Вчера доктора разрешили легату покинуть реанимационную капсулу, переведя его в отдельную палату. Фионина Вамбугу едва смогла добиться разрешения на посещение. Медики грудью встали на защиту пациента: необходим покой, вы варвар, госпожа адвокат, вы наемный убийца, мельчайшее волнение сведет больного в могилу… Но упрямство, помноженное на цепкость, свойственную профессии молодой вудуни, в конце концов победило.

«Полчаса, не больше!» – сдался заведующий отделением.

Оставалось шесть минут.

– Какой клуб?

«Неужели после инсульта он слегка помешался?»

– Клуб пострадавших от Борготты. Себя я назначу бессменным председателем. Не хотите записаться? Я дам вам членский билет за номером пять или десять. Изучим обстоятельства и назначим подходящий номер. Ведь вы же пострадали от него, не правда ли?

– Нет. Ничего подобного.

Фионина вспомнила первый разговор с клиентом. Сеанс «знакомства» Лоа. Боль, страх, острые когти. Степень майомберо спасовала перед внезапностью. Был ли в этом виноват Борготта? Вряд ли. Можно ли сказать, что она пострадала?

Нельзя.

Все обошлось благополучно.

Однако с того дня она ни разу не рискнула повторить сеанс с другими клиентами. Это помогло бы в работе. А вот поди ж ты…

– Не врите мне, – криво ухмыльнулся Тумидус. Скупой на мимику, лишь сейчас он ясно дал гостье понять, что мышцы лица не до конца подчиняются хозяину. – Это невозможно: встретиться с нашим общим приятелем и не пострадать! Короче, я резервирую за вами теплое местечко. Будете сидеть рядом с Лукуллом, медикус-контролером «Этны». Вы подружитесь, уверяю!

При чем тут корабельный врач, Фионина не поняла.

– А вот Папе Лусэро он сразу понравился. Папа даже сделал ему татуировку.

– Кто понравился?

– Борготта.

Не стоило такого говорить. Неэтично, непрофессионально. И драгоценное время уходит попусту, как вода в песок. Но адвокат не жалела, что произнесла эти слова. Как будто защитила клиента на тайном, потустороннем суде.

– Папа Лусэро?

– Наш киттянский антис. Они познакомились в тюрьме.

Легат хрипло расхохотался.

– Я в курсе, кто такой Папа! Он гостил у меня на галере. Я-то думал, что он спасает гибнущий корабль, а он, оказывается, тюремного дружка вытаскивал из задницы… Вам это не кажется забавным? Карлик-антис и невропаст-экзекутор знакомятся в тюрьме. В итоге – взаимная симпатия. Один делает другому татуировку. Под аплодисменты воров и насильников. Почему я не удивлен?

– Потому что не знаете главного. Вы в курсе антической физиологии? Когда антис возвращается из большого тела в малое, он покрыт так называемым шлаком. По виду – серая пыль, прах, и ничего больше. Шлак до сих пор слабо изучен. Есть версия, что это микрочастицы плоти, не до конца восстановившиеся во время перехода.

– Прекратите читать мне лекцию, – Тумидус разозлился. – Вы прекрасно знаете, что у нас, помпилианцев, нет своих антисов! Не было, нет и не будет! Мы вполне обходимся силами, доступными каждому, а не горстке мутантов! Шлаками космачей пусть занимаются ассенизаторы…

Он прав, вспомнила Фионина. Эволюция помпилианцев не предусмотрела возникновения их собственных антисов. Для многих этот нюанс говорил в пользу оскорбительного вывода: раса рабовладельцев – не энергеты и не техноложцы, а нечто среднее. Метисы; агрессивная, хищная помесь. Наверное, поэтому, щадя уязвленную гордость уроженцев Помпилии, для определения людей, наделенных способностью к переходу в расширенное состояние, все пользовались словом «антис» – вместо гематрийского «нефил», вехденского «бахадур» или вудунского «н'куйя».

Хотели как лучше, а получилась издевка.

– Лусэро Шанвури обычно сохраняет свой шлак, – и все равно, что-то толкало вудуни к развитию опасной темы. – Изредка, делая татуировки людям, которым Папа симпатизирует, он втирает шлак в свеженаколотый рисунок. На Китте верят, что так антис берет их под защиту. Передает крохотную толику себя самого. Свойства особых татуировок загадочны, но наши бокоры в один голос утверждают…

– Меня не интересует мнение бокоров! – прервал ее легат. – А татуировки с втертым шлаком – тем более! Зачем вы явились сюда? Вести светские беседы? Или за свободой для вашего драгоценного Борготты, чтоб его фаги сожрали?!

– В первую очередь, за свободой.

– Смертельный номер! – стилос двинулся к планшету. – Слабонервных прошу удалиться…

Он сильно изменился, думала адвокат. Солдафон, железный офицер, суровый идол, сама стойкость и непоколебимость, дал трещину. Шутит, нервничает, кипит от бешенства. Последствия болезни? Итог общения с Борготтой? Нет, не может быть. Раб не в состоянии оказать влияние на хозяина. Да еще такое отчетливое…

Девятая подпись возникла на экране.

Утонула.

– Все, – подвел итог Тумидус. – Свободен. Наконец-то свободен!

И вновь адвокат не поняла, кого легат имеет в виду.

– В целом, да, – согласилась она. – Вы аннулировали действие поправки Джексона-Плиния в деле моего клиента. Амнистия – единственный случай, когда поправка может быть аннулирована до истечения срока. Кстати, баас Тумидус: вы – мой должник. Мне пришлось потрудиться, чтобы выбить для вас исключительное разрешение.

– Исключительное? – легат вернул койку в исходное положение. – Слушая вас, можно предположить, что осужденный – не Борготта, а я. В чем мой долг перед вами?

– Я говорю о разрешении на отмену поправки не до, а после объявленной амнистии. И без прохождения медицинского освидетельствования. Запомните, баас Тумидус: как только я разыщу моего клиента, мы вернемся к этому разговору. И если состоянию здоровья Борготты был причинен ущерб…

– Он здоров, как бык, – Тумидус закрыл глаза. – Это я в больнице.

– Вы уверены?

– Абсолютно.

– Он выходил с вами на связь?

– Не пытайтесь поймать меня на слове. Я сказал правду: ваш клиент больше не мой раб. Никакой связи между нами нет. И уж точно он не звонил в больницу, чтобы справиться о моем самочувствии. Я исхожу из здравого смысла и личного опыта. Галактика лопнет по швам, мир покатится в тартарары, мы с вами подхватим чуму, сизую пузырчатку и геморрой, а этот мерзавец Борготта… Дерьмо не тонет. Вот и вся уверенность.

– Хорошо. Но помните: если что, я вас достану.

– Не сомневаюсь.

В палату ворвался лечащий врач. В комбинезоне и шапочке, голубых, как весеннее небо, в маске, закрывавшей нижнюю половину лица, он напоминал киллера-наемника из комедии «Стреляй, пока можешь!» В исполнении Бадди Гая этот образ стал необычайно популярен.

– Сударыня! Вы злоупотребляете нашим доверием!

– Уже иду, – адвокат спрятала планшет в сумочку.

– Больной нуждается в отдыхе! А вы!.. как вам не стыдно!

Продолжая бушевать, живое противоречие собственным словам о покое, необходимом пациенту, доктор ринулся вслед за Фиониной Вамбугу. Похоже, этим скандалом он хотел проложить тропочку к более близкому знакомству: после смены, в уютном ресторанчике…

Что ни говори, а вудуни была привлекательной женщиной.

Когда медик вернулся, Тумидус заканчивал одеваться. Остолбенев, доктор смотрел, как легат завязывает галстук: черный и узкий. Казалось, пациент собрался на службу: полувоенный костюм, ремни, на боку – кобура. Пустая, кобура выглядела неестественно.

Скинутая пижама валялась на полу.

– Что… Что вы делаете, больной?

– Избавляю вас от своего присутствия.

– Как? Почему?

– Потому что выздоровел. Вам следовало бы лучше учить особенности нейрофизиологии помпилианцев. Недуги, подобные моему, у нас излечиваются много быстрее, чем у остальных. Итог эволюции и влияние «клейма». Иначе после первой же дуэли я превратился бы в калеку.

Речь легата была внятной. От скованности не осталось и следа. Доктор не сомневался: захоти он силой воспрепятствовать побегу, вызови санитаров – Тумидус не задержится в госпитале и лишней минуты. А в реанимации появится несколько новых пациентов.

– Я должен оформить… под расписку!..

– Вот расписка. Я приготовил ее заранее. Никаких претензий, доктор. Вы думаете, после девяти подписей мне трудно было поставить десятую?

– А если госпожа Вамбугу станет вас спрашивать?

– Подарите ей розу. От моего имени. И постарайтесь, чтобы она до крови оцарапалась шипами.

На пороге легат обернулся.

– Свободен, – с чувством шепнул он.

Врач, изумленно моргая, глядел ему вслед.

Тамир, администрация поселка рудокопов

– Вы мне надоели, – сказала Юлия Руф. – Я требую, чтобы мне дали связаться с моими людьми на Террафиме.

Помощник альгвасила, могучий детина с лицом обиженного ребенка, замялся. Он всегда так делал, когда начинал врать. То ли врожденная привычка, то ли сказывался недостаток опыта.

– Э-э… прошу прощения… В данный момент – исключено.

– Почему?

– Ну… Ваши друзья, убегая, повредили антенну. Сейчас устанавливают дублирующее «блюдце». Как только работы завершатся…

Юлия поморщилась.

– Они – не мои друзья. И вы это прекрасно знаете.

– Э-э… я, конечно, верю вам…

Ни капельки он не верил. И смертельно боялся. В углу, притащенный сюда едва ли не силой, тосковал горный инженер Петроний Флакк. Он не знал, зачем понадобился. Зато Юлия знала. Помощник альгвасила надеялся, что щуплый помпилианец сумеет оградить его от пси-посягательств опасной брюнетки. Вдруг она захочет превратить детину в раба? А потом, диктуя свою волю, заставит вывезти ее с планеты? С нее станется. Ишь, глазищами зыркает!

А Флакк контракт подписывал, значит, поможет.

Или хотя бы почует заранее.

Юлия тайком усмехнулась. Раньше, в прошлом, ставшем почти нереальным, она бы сделала из тамирца раба даже при явном противодействии соотечественника. У нее было сильное «клеймо». Не чета способностям Флакка. Но сейчас… Детина мог не беспокоиться за свою драгоценную свободу личности. Уж скорее бы Юлии взбрело в голову совратить дурака и подбить на бегство, обещая выйти за него замуж.

– У вас должна быть аварийная система связи.

– Ну, да… Но допуск к ней строго ограничен.

– Вы уведомили власти Эскалоны о моем пребывании здесь?

– М-м… В принципе.

– В каком принципе?!

– Мы связались с руководством нашей компании. Они обещали переслать информацию в Эскалону. О вас и о побеге ваших… э-э… о побеге четверых террористов.

– Троих террористов, – поправила Юлия. – И одного заложника.

Ей надоело повторять это раз за разом.

– Ну, возможно… Знаете, госпожа Руф, – детина вдруг, расхрабрившись, подмигнул женщине с деревенским лукавством, – ваш заложник весьма бойко палил из «Тарантула». Ричард до сих пор в лазарете: в него всадили два или три разряда. Одного попадания заложнику, видимо, показалось мало. Хорошо хоть, разряды были средней мощности…

– Вы уверены, что стрелял именно Лючано Борготта?

– Уверен. Его опознали на входе в терминал. Вахтер, потом я лично, на эскалаторе, – детина потрогал себя за ухом, где красовался здоровенный желвак, и охнул от боли. – Врач говорит, мне бы по-хорошему тоже в лазарет, да куда уж тут…

Юлия наклонилась вперед, заглянув собеседнику в глаза.

– Борготта оглушил вас? Я правильно поняла?

– Врать не стану, глушил не он. Бил другой, вехден. Хотя бежал ваш заложник без всякого принуждения. Как чемпион бежал, скажу прямо. Хоть на мобиле догоняй. И дежурному пилоту в спасботе угрожал оружием тоже он. Там камера рядом, над ограждением, так что зафиксировали. Машет, значит, «Тарантулом», палит в воздух и орёт: «Пошел вон!» Первый раз в жизни встречаю такого бойкого заложника…

Все складывалось на редкость скверно. После бегства вехденов, прихвативших с собой и Борготту, на руках у местной администрации оказалась куча трупов, включая альгвасила, погибшего при странных обстоятельствах – плюс угнанный спасбот. Насмерть перепуганные, в столбняке от свалившейся на их головы ответственности, тамирцы боялись собственной тени.

Юлия с близнецами-гематрами – вот последние нити, которые оставались у них в руках.

Женщину сразу изолировали. Детей перевели в «развлекательный центр», как здесь именовали барак с голо-проектором для демонстрации фильмов, и выставили у входа охрану. Саму же помпилианку поселили в административном здании, в кабинете покойника-альгвасила. О, мрачная ирония жизни! Юлия целый день просидела сиднем в углу кабинета, наблюдая, как техники чинят решетку на окне, ставят дублирующую аппаратуру взамен сожженной, блокируют вход в систему дюжиной комбинированных паролей – и все это время исподтишка косятся на «ведьму», словно раздумывая: подвергнуть ее коллективному насилию, или бежать отсюда быстрее ветра.

В итоге техники принесли раскладную кровать с матрасом, комплект белья, еще чуточку подумали – и сгинули. Зато в коридоре, у двери, объявились два мрачных рудокопа, по виду – только что из шахты, но с плазменными карабинами. Даже в туалет Юлию водили под конвоем. Все это представлялось, как трогательная забота о безопасности госпожи Руф.

– Вы сообщили об угоне спасбота?

– Да.

– А я, выходит, никак не могу связаться с Эскалоной?

– Э-э… Нет.

– Антенна повреждена?

– Ну… Ага.

Ясно представилось, что сейчас творится в совете директоров горнодобывающей компании, которой принадлежал поселок. Если они тянут время, значит, в панике. Начнись расследование, работы придется частично свернуть. Юлия не сомневалась, что Тамир – золотое дно для различных махинаций, от незаконной добычи био-форгеназма до уклонения от налогов. Под бдительным оком «следаков» не слишком развернешься…

Она не боялась, что ее ликвидируют – во избежание. Ее и близнецов. Да, погибни весь экипаж «Нейрама», и тамирцам сразу станет легче объясняться. Концы в воду; верней, под лед, учитывая здешний климат. Спасли не пойми кого, спасенные удрали, а кто не успел, тот умер (допустим, от снежной лихорадки!); вы, господа хорошие, ищите-свищите, а мы похороним жертвы эпидемии и разойдемся по шахтам – оплакивать.

Что можем добавить?

Ничего.

Так проще, но не для олухов-рудокопов и директоров-паникеров. Отпустят. Рано или поздно – отпустят с извинениями. Жаль времени – чем дольше тянется нелепый арест, тем дальше улетает Лючано Борготта. С его удачей можно умотать так далеко, что вернуться станет затруднительно.

А Юлия Руф хотела, чтобы Борготта находился рядом.

Еще ничего в жизни она не желала с такой страстью. Раненый требует болеутоляющего, жаждущий мечтает о глотке воды, нищий грезит о кредитке, оброненной миллионером – все это не шло ни в какое сравнение с чувством, гложущим сердце женщины. Она еле сдерживалась, чтобы не уподобиться вехденам. Ясно рисовалось: детина грудой тряпья валяется в углу, на нем – бесчувственный Флакк, а помпилианка несется на снегоглиссере в порт – угонять первый подвернувшийся корабль.

И – вдогонку за нелепым, смешным невропастом.

Надеждой на выход из тупика.

Она не врала Лючано, когда показывала запись своего обезрабливания. Честные кадры, без монтажа и спецэффектов; память о пережитом кошмаре. Она просто не сказала главного. Скрыла цель, какую преследовала, решаясь на мучительный эксперимент. Мутация «клейма», победа над природной шизофренией – не главное. Такая женщина, как дочь имперского наместника на Квинтилисе, если и стремилась сорвать звезду с неба, то непременно самую яркую.

Юлия намеревалась стать первым антисом Помпилии.

Идея искусственного создания антиса-помпилианца принадлежала Айзеку Шармалю. Он вообще был богат на экстравагантные идеи, этот молодой гематр. В научной работе «Принцип невозможного» он теоретически допускал возможность полного обезрабливания и намечал стратегические цели процесса. В частности, согласно его выкладкам, «клеймо», ограниченное насильственным путем, начнёт искать новые пути самореализации.

У слепых – превосходный слух.

У безногих – сильные руки.

А у помпилианца на безрабье?

Утратив возможность влиять на роботов-симбионтов, но сохраняя внутреннюю активность, «клеймо» предположительно должно было скачком ускорить эволюцию носителя – и взорвать тупик, не позволяющий рабовладельцам иметь собственных антисов.

«Если «клеймо» в исходном состоянии доминантно влияет на психофизический микрокосм людей, превращая свободных в рабов, а помпилианца – фактически в колонию многоклеточных организмов, управляемую главной личностью и способную как к росту, так и к сокращению, – писал Шармаль-младший, – отчего бы «клейму» в итоге направленной мутации не оказать доминантное влияние на собственный микрокосм, усилив его параметры до макрокосмических? Превратив корпускулярный организм в волновой, а свободного – в антиса?»

Дальше шли зубодробительные выкладки, доступные лишь специалистам.

К сожалению, теория оказалась далека от практического воплощения. Из добровольцев лишь Юлия сумела пройти весь курс обезрабливания до конца. Но вместо исполина, владыки космических пространств, она стала уродом. Монстр; неизлечимо больная психопатка. Одни воспоминания о последствиях кризисных приступов – парад на Октуберане, фанатики на Террафиме – доводили ее до истерики.

Она привыкла.

Смирилась.

И вдруг – Лючано Борготта.

– М-м… э-э… Вы слышите меня?

– Я чудесно слышу вас. А вот вы, пожалуй, меня слышать не желаете. Повторяю: я требую, чтобы мне дали связаться с моими людьми.

– Сейчас узнаю, – детина с видимым облегчением встал, намереваясь уйти. – Может, антенну починили…

Горный инженер Флакк выскочил из кабинета первым.

Китта, побережье Йала-Маку, вилла семьи Шармаль

– Эдам?

– Да, хозяин.

– Пусть готовят мою личную яхту. Я хочу вылететь не позднее, чем через два часа.

– Да, хозяин.

– Маршрут Китта – Тамир. Я хочу в течение суток быть на Тамире.

– Да, хозяин. Я велю штурману рассчитать «маневровую цепь». Вы знаете, что это опасно?

– Знаю. Перед отлетом предоставишь мне штурманский расчет. Я сам исчислю уровень опасности.

– Разрешите вопрос?

– Спрашивай.

– Какова должна быть степень риска, чтобы вы отменили полет?

– Я лечу в любом случае. Еще вопросы есть?

– Нет, хозяин.

– Тебя подклеить?

– Нет, хозяин. Спасибо. Я в чудесной форме.

Голем замолчал.

Они стояли у ворот виллы: голем Эдам и банкир Лука Шармаль. Неподалеку ждал распоряжений великан-привратник – киноидный модификант, подвергшийся ряду сложнейших операций согласно требованиям работодателя. Он не сомневался, что ему велят сопровождать банкира. Если Шармаль-старший (слуги шептались, что при такой удаче быть ему Шармалем-единственным) прервал заседание руководителей центров финансовой ответственности, велел готовить личную яхту и в течение минуты дважды произнес: «Я хочу…» – значит, случилось чудо.

Дурное или доброе, неважно.

Когда начинаются чудеса, хозяина надо беречь.

За все время работы привратника трижды «спускали с цепи» – снимали с поста у ворот, чтобы он сопутствовал хозяину. И всякий раз банкир приказывал готовить к отлету личную яхту, сделанную по особому заказу на верфях Элула. С виду похожа на сегментарный куб, яхта была способна выполнить до семи РПТ-маневров подряд – «маневровую цепь». Для этого сегменты корабля располагали, вращая на внутренних осях, согласно предварительному расчету штурмана. В целях безопасности угловые сегменты неизменно оставались угловыми, бортовые – бортовыми, а центральные – центральными.

Малые гематрицы, зафиксированные на гранях сегментов, таким образом складывались в единую, большую гематрицу, обеспечивавшую ювелирную точность курса. Жалованью штурмана мог позавидовать иной поп-кумир.

А стоимость яхты служила источником легенд.

– Ты остаешься, – бросил пожилой гематр привратнику, хотя тот его ни о чем не спрашивал. – Со мной летит Эдам. Этого достаточно.

Да, подумал привратник. Конечно.

Он хорошо знал возможности голема.

Когда голем удалился танцующей походкой, банкир еще некоторое время оставался на месте. В сравнении с элегантным, стройным Эдамом он выглядел старше своих лет. Но и сейчас, в одиночестве, Лука не помолодел.

– Мы оба проиграли, – сказал он.

Привратник навострил уши. Вряд ли обращались к нему. Просто Шармаль-старший, разговаривающий сам с собой, выглядел очень уж непривычно. Будь привратник собакой, он бы заскулил, виляя хвостом. Но он был человеком, хотя и киноидом.

– Мы оба проиграли, Айзек. Ты прятал детей Эми. Я отказывался их искать. В итоге они нашлись сами. А мы с тобой оба – за скобками. Я хочу любить, Айзек. Я очень хочу любить. Кого мне нанять, чтобы он помог мне правильно любить?

«Я хочу веселиться, – почудилось киноиду. – Я очень хочу веселиться.» Привратник мог поклясться, что слышит голос Шармаля-младшего. Впрочем, голоса отца и сына всегда были похожи.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю