Текст книги "Воспитание Генри Адамса"

Автор книги: Генри Адамс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 41 страниц)

Госпожа президентша держалась более отчужденно, чем президент, зато выглядела живописнее. Она проводила много времени у себя, в отделанной голландскими изразцами комнате, любуясь из окна садом с его обсаженными самшитом дорожками; мальчику, который иногда доставлял ей записки и передавал поручения, она казалась очень хрупкой, и он с наслаждением вглядывался в ее тонкие черты, выступавшие из-под чепцов, которые, по его мнению, были ей очень к лицу. Ему нравились ее изящная фигура, нежный голос, благородные манеры и что-то неуловимое, говорившее о том, что она принадлежит не Куинси, а скорее Вашингтону или Европе, как и ее мебель, бюро со стеклянными створками в верхней части, за которыми виднелись маленькие восемнадцатого века томики в старинных переплетах, на которых стояли «Перигрин Пикль»,[15]15
  «Перигрин Пикль» (1751) – роман английского писателя-просветителя Тобиаса Смоллета (1721–1771).


[Закрыть] или «Том Джонс»,[16]16
  «Том Джонс» («История Тома Джонса, найденыша») (1749) – роман Генри Филдинга (1707–1754) – один из лучших образцов английского реализма эпохи Просвещения.


[Закрыть] или Ханна Мор.[17]17
  Мор, Ханна (1745–1833) – английская писательница, автор мелодрам, трагедий и религиозно-моралистических трактатов.


[Закрыть] При всем своем старании госпожа президентша так и не смогла стать бостонкой, и это был ее пожизненный крест, но для мальчика ее очарование в этом и таилось. Даже в том возрасте его влекло к ней именно это. Она и в самом деле прожила жизнь, далекую от Бостона. Родилась она в 1775 году в Лондоне и была дочерью Джошуа Джонсона, американского коммерсанта, брата Томаса Джонсона, губернатора штата Мэриленд, и его жены Кэтрин Нат, англичанки из Лондона. Вынужденный с начала Освободительной войны[18]18
  Освободительная война – американская революция, или война за независимость американских колоний против британского господства (1775–1783).


[Закрыть] покинуть Англию, Джошуа Джонсон перевез семью в Нант, где она оставалась до заключения мира. Когда Луиза Кэтрин вернулась в Лондон, ей было без малого десять лет, и ее национальное чувство отличалось некоторой расплывчатостью. Благодаря влиянию клана Джонсонов и заслугам самого Джошуа в 1790 году, как только создалось правительство США,[19]19
  … в 1790 году, как только создалось правительство США – имеются в виду первые прямые президентские выборы в Соединенных Штатах, на которых победу одержал герой войны за независимость, главнокомандующий американской армией генерал Джордж Вашингтон.


[Закрыть] президент Вашингтон назначил его консулом в Лондоне. А в 1794 году президент Вашингтон назначил посланником в Гаагу Джона Куинси Адамса. Молодому дипломату было двадцать семь лет, когда год спустя его перевели в Лондон, где в доме консула он встретил теплый прием. Луизе тогда исполнилось двадцать лет.

В эти годы, да и после, дом консула, гораздо больше, чем дом посла, выполнял роль центра, куда стекались путешествующие по делам службы и иным надобностям американцы. Между 1785 и 1815 годами посольство кочевало из одного помещения в другое, и консульство, расположенное в самом сердце Сити недалеко от Тауэра, оставалось местом встреч, удобным и привлекательным, настолько привлекательным, что оказалось для молодого Адамса роковым. Луиза, само очарование, словно сошла с портрета Ромни,[20]20
  Ромни, Джордж (1734–1802) – английский портретист, популярный в среде британской знати благодаря своей изысканной стилистике и идеализации изображаемых лиц.


[Закрыть] однако среди ее многочисленных достоинств одного ей явно недоставало: она не принадлежала к породе женщин Новой Англии. Существенный недостаток. Ее потенциальную свекровь, Абигайл, знаменитую женщину Новой Англии,[21]21
  … Абигайл, знаменитая женщина Новой Англии – Адамс, Абигайл Смит (1744–1818) – жена Джона Адамса. В прошлом веке в США было опубликовано несколько биографий, освещающих жизнь этой энергичной, волевой женщины, которая считалась олицетворением «настоящей американки», – добродетельной супруги и матери, превосходной хозяйки и одновременно одной из первых поборниц за женское равноправие.


[Закрыть] чья власть над неистовым мужем, вторым президентом, уступала только авторитету, каким она пользовалась у сына, будущего шестого президента, снедали опасения, что Луиза замешана из недостаточно крутого теста и воспитана в недостаточно суровых условиях, чтобы прижиться в климате Новой Англии и стать исправной и деятельной супругой ее образцовому сыну. В данном случае, как и в большинстве других, где требовалось здравое суждение, Абигайл была права, но порою здравое суждение служит источником не силы, а слабости, и Джон Куинси имел уже основания считать, что в оценке предполагаемых невесток его матушка придерживается тех здравых суждений, которым, в силу человеческой природы, сыны Адамовы с момента падения Евы следовать не способны. Находясь за три тысячи миль от своей матушки и увязнув столь глубоко в любви, он женился на Луизе. Свадьба состоялась 26 июля 1797 года в Лондоне, откуда молодая чета вскоре отправилась в Берлин, где муж возглавил посольство Соединенных Штатов. В Берлине молодая женщина провела несколько полных впечатлений лет, но ее потомкам трудно судить, насколько она была счастлива, довольна и какой имела в свете успех; во всяком случае, не подлежит сомнению, что там она никоим образом не могла подготовиться к жизни в Куинси или Бостоне. В 1801 году, после низложения партии федералистов,[22]22
  … после низложения партии федералистов – имеется в виду победа на президентских выборах 1800 года и период правления (1801–1809) Томаса Джефферсона (1743–1826) – лидера республиканцев.


[Закрыть] им с мужем пришлось переселиться в Америку, и здесь она наконец стала членом семьи Адамсов из Куинси, где оставалась, с выездами на зиму то в Бостон, то в Вашингтон, до 1809 года; но в это время все ее внимание стали поглощать дети. В 1803 году ее мужа избрали в сенат, а в 1809-м назначили послом в Россию. Она последовала за ним в Санкт-Петербург, взяв с собой малютку Чарлза Фрэнсиса,[23]23
  Адамс, Чарлз Фрэнсис (1807–1886) – американский государственный деятель, посол США в Англии, сын президента Джона Куинси Адамса, отец Генри Адамса.


[Закрыть] родившегося в 1807 году; сердце ее обливалось кровью: двоих старших сыновей пришлось оставить в Америке. Жизнь в Санкт-Петербурге вряд ли принесла ей много радостей: они с мужем были бедны и не могли блистать в пышном петербургском свете, но от этого она не умерла (умерла в русской столице ее новорожденная дочь) и зимою 1814/15 года вместе с семилетним сыном проехала всю Европу, следуя из Петербурга в Париж, в дорожной кибитке, минуя действующие армии и достигнув Парижа как раз во время Cent Jours[24]24
  Сто дней (фр.).


[Закрыть] – возвращения Наполеона с Эльбы. Затем ее муж получил назначение послом в Англию, и два года ей пришлось быть при дворе Регента.[25]25
  … при дворе Регента – принц Уэльский, будущий английский король Георг IV (1762–1830) правил Великобританией как регент (1811–1820) в связи со слабоумием его престарелого отца Георга III.


[Закрыть] В 1817 году муж, став государственным секретарем, вернулся на родину, и следующие восемь лет она жила на Ф-стрит,[26]26
  Ф-стрит – столица США г. Вашингтон строилась по специальному плану: прямые улицы и проспекты, расходящиеся от Капитолия, были названы буквами латинского алфавита, а пересекающие их улицы – цифрами.


[Закрыть] выполняя возложенную на нее миссию – развлекать членов правительства президента Монро.[27]27
  Монро, Джеймс (1758–1831) – американский государственный деятель, 5-й президент США (1817–1825). В период его президентства был декларирован принцип взаимного невмешательства стран американского и европейского континентов во внутренние дела друг друга и принято решение о признании независимых государств Латинской Америки.


[Закрыть] А потом были четыре мучительных года в Белом доме. Когда к 1829 году эта глава была дочитана, она чувствовала себя достаточно усталой, чтобы заслужить право на отдых и покой, но ей предстояло еще пятнадцать лет исполнять роль жены члена палаты представителей, так как в 1833 году ее муж вернулся в конгресс.[28]28
  … так как в 1833 году ее муж вернулся в конгресс – дата ошибочна: Джон Куинси Адамс вновь был избран в конгресс в 1831 году.


[Закрыть] Именно такой, какой она была в эти годы, точнее, с 1843-го по 1848-й, она и запомнилась маленькому Генри: за завтраком в своей отделанной изразцами комнате – а перед ней тяжелый серебряный чайник, сахарница и сливочник, которые и по сей день хранятся среди прочих семейных ценностей в сейфе какого-нибудь из банков. Тогда ей уже перевалило за семьдесят, и она выглядела человеком, безмерно уставшим от бурного житейского моря. Мальчику она казалась воплощением тишины и покоя, серебристо-серым видением, парившим над старым президентом и гарнитурами красного дерева времен королевы Анны, творением столь же чужестранным, как ее севрский фарфор, объектом всеобщего почитания и нежной любви ее сына Чарлза, но вряд ли на гран больше бостонкой, чем она была пятьдесят лет назад, в день своей свадьбы под сенью Тауэра в Лондоне.

Фигура такого рода еще меньше, чем ее муж-президент, могла бы способствовать тому, чтобы привить мальчику принципы грядущего века. Она, как и ее мебель, была из времен Людовика XVI. Мальчик ничего не знал о ее внутренней жизни, исполненной, как и предвидела давно почившая в бозе досточтимая Абигайл, ригористических усилий и почти лишенной полного удовлетворения. Ему и в голову не приходило, что и ей были свойственны сомнения и самокопание, колебания и возмущения против законов и дисциплины, которые характеризовали не одного из ее потомков; хотя уже тогда у него, пожалуй, могло бы зародиться инстинктивное ощущение, что от нее он унаследует семена первородного греха, утрату благодати, проклятие Авеля, что он – творение не чисто новоанглийской породы, а наполовину экзотическое, чужестранное. Дитя Куинси, он не был истинным бостонцем, но даже как дитя Куинси по крови на четверть принадлежал Мэриленду. Его отец, Чарлз Фрэнсис, наполовину мэрилендец по рождению, увидел Бостон только в десять лет, когда в 1817 году родители оставили его там учиться переживание, глубоко врезавшееся в память. И лишь дожив до почтенных лет ему было почти столько, сколько матушке в 1845-м, – Адамс полностью принял Бостон, а Бостон полностью принял его.

Мальчик, чье воспитание начиналось в такой среде, к тому же уступавший братьям в физической силе, но обладавший более тонким, чем они, умом и более хрупким сложением, не мог не чувствовать себя дома в восемнадцатом веке, а из чувства самосохранения не мог не бунтовать против канонов девятнадцатого. Атмосфера, окружавшая его лет до десяти, мало чем отличалась от той, какой в его возрасте – с 1767 по 1776-й дышал его дед атмосферы, помешавшей победе в битве при Банкер-хилле,[29]29
  Банкер-хилл – возвышенность близ Чарлстауна (ныне – район Бостона), где 17 июня 1775 года произошло сражение между ополчением колонистов и воинскими частями английской регулярной армии под командованием генерала Гейджа. Английские войска, имевшие почти двукратное численное превосходство при поддержке артиллерии из Бостона и с английской эскадры, после многочисленных атак с большими потерями преодолели сопротивление американцев, занимавших высоту, и принудили их отступить. Это сражение показало возможность успешного сопротивления повстанцев регулярным войскам и содействовало подъему морального духа американской армии.


[Закрыть] а ведь даже в 1846 году битва при Банкер-хилле не утратила еще своего значения. Бостонское общество оставалось по тону колониальным. Истинный бостонец по-прежнему самоуничиженно склонялся перед величием английских канонов и, считая такое преклонение не слабостью, а силою, открыто им гордился. Дух восемнадцатого века царил в бостонском обществе еще долгое время после 1850 года. Возможно, Генри Адамс стал избавляться от него куда раньше, чем большинство его сверстников.

Эта доисторическая стадия воспитания резко оборвалась, когда Генри пошел десятый год. Однажды зимним утром он, проснувшись, уловил в доме признаки чего-то неладного, а из нескольких долетевших до него слов заключил, что президент, остановившийся у них на пути в Вашингтон, упал и ушибся. Потом до мальчика дошло слово «паралич». И с того дня оно ассоциировалось в его сознании с фигурой деда, дремавшего в инвалидной коляске с высокой спинкой, придвинутой к разведенному в спальне камину, по другую сторону которого всегда сидел, тоже подремывая, один из старых друзей президента: либо доктор Паркмен,[30]30
  Доктор Паркмен – по-видимому, имеется в виду врач Джордж. Паркмен (годы жизни неизвестны), подаривший Гарвардскому университету земельный участок для строительства медицинского факультета, дядя американского историка Фрэнсиса Паркмена (1823–1893).


[Закрыть] либо П. П. Ф. Дегранд.[31]31
  Дегранд, Питер Пол Фрэнсис (умер в 1855 году) – банкир из Филадельфии.


[Закрыть]

Конец этой первой, фамильно-революционной главы в воспитании Генри Адамса наступил 21 февраля 1848 года – февраль, по обыкновению, приносил в семью рождение и смерть, – когда восемнадцатый век, представленный в полнокровном, живом человеческом облике его деда, исчез навсегда. Если сцена в палате представителей, где упал замертво старый президент, потрясла своим драматизмом даже грубоватых американцев, то можно себе представить, как она подействовала на десятилетнего мальчика, чья мальчишеская жизнь уходила с жизнью его деда. Генри Адамсу приходилось расплачиваться за революционных патриотов-предков, дедушек и бабушек, президентов, дипломатов, за красное дерево времен королевы Анны, кресла Людовика XVI и портреты кисти Стюарта.[32]32
  Стюарт, Джилберт (1755–1828) – американский портретист, автор знаменитого портрета Джорджа Вашингтона и портретов обоих президентов из семьи Адамсов.


[Закрыть] Подобные реликвии калечат молодую жизнь. Американцы всегда считали их воздействие губительным, и, пожалуй, здесь присущий американскому уму здравый смысл судил правильно. Даже менее впечатляющий обряд, чем заупокойная служба в церкви Куинси, происходившая в атмосфере национального почтения и семейной славы, редкому мальчишке не вскружил бы голову. К тому же волею судьбы приходский священник, доктор Лант, оказался не заурядным духовным оратором, а тем идеальным проповедником аскетического интеллектуального типа, каких школа Бакминстера и Чаннинга унаследовала от старого конгрегационалистского клира.[33]33
  … проповедником аскетического интеллектуального типа, каких школа Бакминстера и Чаннинга унаследовала от старого конгрегационалистского клира – Бакминстер, Джозеф Стивенс (1784–1812), Чаннинг, Уильям Эллери (1780–1842) – новоанглийские священники, проповедовавшие унитарианские взгляды и выступавшие против ортодоксального кальвинизма. Конгрегационалисты – члены протестантских общин, признающие догматы кальвинизма, но выступающие за автономность каждой общины, наделенной правом выбирать руководителей и пастора, принимать и исключать членов, не имея стоящей над ней церковной власти. Г. Адамс считает, что американские унитаристы в отличие от европейских, полемизируя с кальвинизмом, унаследовали тем не менее их отношение к церковному красноречию, нравственный аскетизм, а также отдельные формы местной обрядности богослужения.


[Закрыть]

Его на редкость изящная внешность, достойные манеры, глубокий музыкальный голос, безукоризненный английский язык и красивый слог придали заупокойной службе особенно возвышенный характер, потрясший душу мальчика. Впоследствии на своем веку ему пришлось присутствовать на бесчисленных торжественных церемониях – погребениях и празднествах, – и он уже смотреть на них не мог, но ни разу ни одна из них не оставила даже близкого по силе впечатления, какое произвела на него прощальная служба в Куинси над телом шестого президента и плитой, возложенной над прахом второго.

Впечатление, произведенное службой в Куинси, еще усилилось от официальной панихиды, состоявшейся несколько дней спустя в Фанейл-холле, куда мальчика взяли послушать его дядю, Эдуарда Эверета,[34]34
  Эверет, Эдуард (1794–1865) – американский государственный деятель, дипломат, оратор, теолог и ученый. В 1835–1839 годах – губернатор Массачусетса, ректор Гарвардского университета (1846–1849), государственный секретарь США (1852–1854).


[Закрыть] произнесшего надгробное слово. Как все речи мистера Эверета, оно было блестящим образцом ораторского искусства, доступного только блестящему оратору и ученому, – слишком совершенным, чтобы десятилетний ребенок мог в полную меру его оценить. Но мальчик уже знал, что покойного президента в этой речи нет и не может быть, и даже сумел уловить, почему его там не может быть: мальчик быстро осваивался в окружающем его мире. Тень войны 1812 года еще висела над Стейт-стрит, а тень грядущей Гражданской войны[35]35
  … тень грядущей Гражданской войны – имеется в виду война между Севером и Югом США (1861–1865) за отмену института рабства и сохранение государственного единства.


[Закрыть] уже черным пятном расползалась над Фанейл-холлом. Даже самое замечательное красноречие вряд ли примирило бы слушателей преподобного Эверета с предметом его восхвалений. Да и как мог он сказать в этом зале, собравшем бостонцев в самом сердце торгашеского Бостона, что единственной отличительной чертой всех Адамсов, начиная с их пращура, отца Сэма Адамса, жившего сто пятьдесят лет назад, была прирожденная неприязнь к Стейт-стрит, беспрерывно исходившей мятежами, кровопролитиями, личной враждой, внешними и внутренними войнами, поголовными изгнаниями и конфискациями, – к Бостону, развитие которого мало в чем уступало истории Флоренции.[36]36
  … истории Флоренции – сравнение подразумевает долгую и жестокую борьбу между флорентийскими гвельфами и гибеллинами в XIII–XIV веках, а также бесконечные кровавые войны и интриги, затевавшиеся династией Медичи во время их трехсотлетнего правления Флоренцией.


[Закрыть] Как мог он хотя бы шепотом упомянуть о Хартфордской конвенции[37]37
  Хартфордская конвенция – объединение наиболее консервативных федералистов в период войны с Великобританией (1812–1814), выступавших против политики администрации президента Медисона и требовавших отделения северо-восточных штатов (Новой Англии) от федерации.


[Закрыть] перед теми, кто ее содеял и подписал? А что бы они сказали, заговори он о возможности сецессии южных штатов и Гражданской войны?

Итак, в свои десять лет мальчик оказался перед дилеммой, достойной первых последователей Христа. Кто он? Куда держит путь? Даже тогда он чувствовал, что в его мире что-то не так, но возлагал вину на Бостон. Правда всегда была на стороне Куинси, потому что Куинси олицетворял нравственный принцип – принцип противодействия Бостону. Правда, несомненно, была на стороне его предков, Адамсов: они всегда враждовали со Стейт-стрит. Если на Стейт-стрит все делалось не так, значит, в Куинси поступали правильно! И как бы он ни подходил к этой дилемме, он все равно возвращался в свой восемнадцатый век к закону противодействия, к Истине, Долгу и Свободе. Десятилетний истец и политик. Конечно, он не мог ни при каких обстоятельствах предвидеть, что принесут с собой грядущие полвека, и никто не мог ему этого открыть. Но порою, в старости, он задавался вопросом – так и оставшимся без ответа, – а что, если бы он ясно и точно все себе представлял? Помогло бы это? Предположим, перед ним уже тогда лежал бы список товаров, выпускаемых в 1902 году, или стали бы известны статистические данные по железным дорогам, телеграфу, добыче угля и производству стали. Отказался бы он от любви к восемнадцатому веку, от завещанных дедами вкусов и пристрастий, от абстрактных идеалов, от полученного им почти духовного образования и всего остального? Отказался бы и совершил искупительное паломничество на Стейт-стрит ради жирного тельца дедушки Брукса или места клерка в суффольском банке?

Прошло шестьдесят лет, а у него все еще нет ответа на этот вопрос. Каждый путь сулил свои выгоды, но материальные выгоды ждали его, как он теперь знает, оглядываясь назад, только на Стейт-стрит.

2. БОСТОН (1848–1854)

Второй дедушка, Питер Чардон Брукс, умер 1 января 1849 года, завещав состояние в два миллиона долларов – крупнейшее, как считалось по тем временам в Бостоне, – семерым своим здравствующим отпрыскам: четырем сыновьям – Эдуарду, Питеру Чардону, Горэму и Сиднею – и трем дочерям Шарлотте, жене Эдуарда Эверета, Анне, жене Натаниэля Фротингема,[38]38
  Фротингем, Натаниэль Лэнгдон (1793–1870) – бостонский священник и религиозный писатель-унитарист.


[Закрыть] священника Первой церкви, и Абигайл Браун, родившейся 25 апреля 1808 года и повенчанной 3 сентября 1829 года с Чарлзом Фрэнсисом Адамсом, который был разве что на год старше ее. В 1830 году первой родилась у них дочь, которую назвали Луиза Кэтрин в честь бабушки с отцовской стороны, вторым на свет появился сын, названный Джоном Куинси в честь деда-президента, третьему ребенку, тоже сыну, дали имя отца – Чарлз Фрэнсис,[39]39
  Адамс, Джон Куинси-младший (1833–1894), Адамс, Чарлз Фрэнсис-младший (1835–1915) – братья Генри Адамса.


[Закрыть] а четвертого, чьему рождению придавалось уже меньше значения, предоставили в известном смысле попечению матери, и та назвала его Генри Брукс в память любимого брата, незадолго до того скончавшегося. За ними последовали еще дети, но они, как младшие, не воздействовали на многосложный процесс воспитания Генри Адамса.

У Адамсов в Бостоне было очень мало родни, зато у Бруксов чрезвычайно много, и блестящей – в основном среди новоанглийского священства. Даже в обществе более обширном и старинном, чем бостонское, нелегко было найти семью с тремя зятьями, столь широко известными и учеными, как Эдуард Эверет, доктор Фротингем и мистер Адамс. В равной мере нелегко было найти семью, где семеро молодых мужчин – братьев и свояков – были бы все так непохожи друг на друга. Несомненно, все они несли на себе печать Бостона, на худой конец, Массачусетского залива, но каждый со своим оттенком, что делало их весьма отличными друг от друга. Мистер Эверет вписывался в атмосферу Бостона не лучше, чем мистер Адамс. Один из самых целеустремленных бостонцев, он сумел рано оторваться от накатанной колеи, променяв кафедру священника унитарианской церкви на место в конгрессе, где оказал неоценимую поддержку правительству Дж. К. Адамса, в результате породнившись с сыном президента, Чарлзом Фрэнсисом, который женился на младшей свояченице Эверета – Абигайл Брукс. Крах политических партий, которым ознаменовалось президентство Эндрю Джэксона,[40]40
  Джэксон, Эндрю (1767–1845) – американский военный и государственный деятель, 7-й президент США (1829–1837). Политическая группировка, которая объединила сторонников Джэксона, положила начало Демократической партии США, опиравшейся на союз мелких и крупных землевладельцев. При Джэксоне утвердилась практика раздачи официальных должностей сторонникам партии, одержавшей победу на президентских выборах.


[Закрыть] расстроил не одну многообещающую государственную карьеру, в том числе и карьеру Эдуарда Эверета, но с приходом к власти партии вигов он сумел оправиться и получил назначение послом в Англию, вернувшись на родину в ореоле европейской известности и с неоспоримым правом считаться лучшим – исключая разве Дэниела Уэбстера[41]41
  Уэбстер, Дэниел (1782–1852) – американский политический деятель, сенатор от штата Массачусетс. Обладал исключительным красноречием, один из основателей в 1834 году партии вигов.


[Закрыть] – оратором и почетным представителем города Бостона. Второй свояк, доктор Фротингем, принадлежал к тому же, что и Эверет, священническому клану, но по манере поведения меньше напоминал священника. Оба они имели мало общего с мистером Адамсом, который был младше их годами, находился под сильным влиянием своего отца и унаследовал существовавшую вражду между Куинси и Стейт-стрит; впрочем, личные отношения, насколько мальчик мог судить, оставались дружескими, и зимой из воскресенья в воскресенье целая орава кузенов заполняла Первую церковь, где они сладко дремали под проповедь дяди Фротингема, не давая себе труда вникать в ее смысл и значение для собственной персоны. На протяжении двух сотен лет в стенах Первой церкви мальчишки всегда более или менее сладко дремали под почти повторявшие друг друга проповеди, смутно осознавая сущую в мире вражду; но вражда так никогда и не иссякала, а мальчишки вырастали и, получая ее в наследство, сами в нее включались. Поколение тех, кто сражался в 1812 году, к 1850-му уже почти исчезло; смерть свела их счеты на нет; распри Джона Адамса и стычки Джона Куинси Адамса уже утратили личный характер; игра считалась оконченной, и Чарлз Фрэнсис Адамс мог бы вступить в свои наследственные права на политическое лидерство, перехватив его у Уэбстера и Эверета, опередивших его по старшинству. Ему было естественнее, чем Эверету, иметь дело со Стейт-стрит, но Чарлз Фрэнсис не пошел по этому пути, а, свернув в сторону, возобновил давнюю войну, развязанную еще в 1700 году. Иначе он не мог поступить. Сын и единственный представитель рода Дж. К. Адамса, чьи дела еще были свежи в памяти американского народа, он не мог идти на сговор с поборниками рабства, а в Бостоне преобладали интересы поборников рабства. В своем выборе мистер Адамс руководствовался, без сомнения, не только унаследованными принципами, но и собственными; даже его дети, у которых пока еще не было никаких принципов, тоже не пошли бы за мистером Уэбстером или за мистером Сьюардом.[42]42
  Сьюард, Уильям Генри (1801–1872) – сенатор от штата Нью-Йорк, гибкий политик, сторонник сохранения целостности США. Несмотря на свои аболиционистские убеждения, голосовал на президентских выборах 1848 и 1852 годов за кандидатов, выдвинутых вигами. В начале 60-х годов стал лидером новой партии – Республиканской. Госсекретарь в кабинете Линкольна.


[Закрыть] Протекции, которые они бы тем самым приобрели, не возместили бы даже частично уважения, которое бы они потеряли. Они были противниками рабства от рождения, как от рождения носили имя Адамсов и считали Куинси своим отчим домом. И как бы ни томило их желание обосноваться на Стейт-стрит, они знали: Стейт-стрит никогда не будет полностью доверять им, как и они Стейт-стрит. Будь Стейт-стрит самим царствием господним, они все равно жаждали бы его напрасно, и тут даже не требовался Дэниел Уэбстер в роли архангела с пламенеющим мечом, чтобы прогнать их от заветных врат.

Время и опыт, меняющие все представления о жизни, изменили вместе с другими и эти, научив мальчика Генри тоньше судить о вещах, но даже в свои десять лет он твердо знал, как ему следует смотреть на Стейт-стрит только с выражением непримиримости на лице и только с каменным сердцем. Его воспитание неотвратимо толкало его в сторону пуританского образа мыслей и поведения. Обстоятельства, определившие начало его пути, как и пути его прадеда-патриота, когда тот был в том же возрасте, мало чем различались. Год 1848-й во многом повторял год 1776-й,[43]43
  Год 1848-й во многом повторял год 1776-й – обострение противоречий внутри американского общества в середине XIX века Г. Адамс сравнивает с ситуацией, сложившейся в первые годы войны за независимость.


[Закрыть] так что между ними напрашивалась параллель. И параллель эта, в аспекте воздействия на воспитание, полностью подтвердилась, когда несколько месяцев спустя после смерти Джона Куинси Адамса противники рабства, собравшись в Буффало на съезд, учредили новую партию[44]44
  … противники рабства, собравшись в Буффало на съезд, учредили новую партию – имеется в виду массовая радикально-демократическая партия в США 40-50-х годов (оформилась в 1848 году), получившая название Партии фрисойлеров. Фрисойлеры выступали за бесплатную раздачу земли из общественного фонда переселенцам и запрещение продажи земли капиталистическим компаниям, против распространения рабства на новые территории. После создания в 1854 году Республиканской партии фрисойлеры вошли в состав ее левого радикально-демократического крыла.


[Закрыть] и выставили своих кандидатов на ноябрьские всеобщие выборы: в президенты – Мартина Ван Бюрена,[45]45
  Ван Бюрен, Мартин (1782–1862) – американский государственный деятель голландского происхождения, один из лидеров Партии фрисойлеров, 8-й президент США (1837–1841).


[Закрыть] в вице-президенты Чарлза Фрэнсиса Адамса.

Для американского мальчишки тот факт, что его отец выставил свою кандидатуру на государственный пост, был событием, которое на время затмевало все остальное. Но 1848 год и без того решительно определил мальчишеский путь на двадцать лет вперед. Свернуть с него было некуда никаких боковых тропок. 1848 год наложил на американцев почти такую же неизгладимую печать, как 1776-й, только в восемнадцатом, как в любом другом более раннем веке, ей не придавали значения: печать как печать; ее носили все, меж тем как от тех, чья жизнь пришлась на 1865–1900 годы, требовалось сначала освободиться от старого клейма, а затем принять новое, присущее их времени. И это служило воспитанию ума и сердца.

Чужеземцам, иммигрантам, людям, занесенным в страну случайным ветром, ничего не стоило сменить вехи, но тем, кто был проникнут духом старого пуританизма, перемены были не по нутру. Почему? Ответ звучал достаточно убедительно. Пуритане считали свой образ мысли выше, свои нравственные законы чище, чем у тех, кто прибыл позднее. Так оно и было. Никакими силами их нельзя было убедить, что нравственные законы здесь ни при чем, что утилитарная мораль так же хороша для них, как и для тех, кто лишен божьей благодати. Природа наделила Генри характером, который в любой предшествующий век сделал бы из него священника; вера в догму и идеи a priori[46]46
  Независимо от опыта (лат.).


[Закрыть] была у него в крови, и ему даже не требовался столь мощный взрыв, каким было движение против рабства, чтобы вернуться с пуританству с неистовством, равным неистовству религиозного воина.

До той поры Генри никак не соприкасался с политикой; его воспитание опиралось главным образом на семейные традиции, и в течение последующих пяти-шести лет первостепенную роль в нем играл отец, и только отец. Генри знал: чтобы пробиться через зыбучие пески житейской юдоли, ему надо держаться курса, который прокладывает отец; но там, где отец ясно видел фарватер, перед Генри раскинулся неведомый океан. Делом жизни отца было провести государственный корабль мимо опасных рифов – власти рабовладельцев – или, на худой конец, поставить этой власти прочные пределы. Проложив этот путь, он вполне мог предоставить расплачиваться за него своим сыновьям; для успеха его дела уже не имело значения, заплатят ли они своими жизнями на поле боя или растраченными впустую силами и упущенными возможностями. Поколение, жившее в годы 1840-1870-й, могло обойтись старыми формами воспитания; поколение, которому предстояло везти воз в 1870-1900-е годы, нуждалось в чем-то совершенно ином.

Характер отца оказывал поэтому наибольшее – в той мере, в какой это доступно отдельному лицу, – воздействие на формирование сына, и уже по одной этой причине сын постоянно подвергал его ум и нрав взыскательному суду. Много лет спустя, после того как отец умер восьмидесятилетним старцем, сыновья вновь и вновь возвращались к вопросу о том, каким он был, и каждый видел в нем свое. Для Генри главным свойством отца, отличавшим его от всех других фигур клана Адамсов, было присущее ему – единственному в их роде – умение в совершенстве владеть собой. В течение ста лет каждый газетный борзописец с большим или меньшим основанием высмеивал и поносил старших Адамсов за недостаток благоразумия. Чарлза Фрэнсиса Адамса поносили за избыток благоразумия. Естественно, никто ни разу не попытался дать должную оценку ни тем, ни другим, предоставляя заняться этим потомству самих Адамсов, но основные черты характера были подмечены верно. Чарлз Фрэнсис Адамс обладал редкой душевной уравновешенностью – он не страдал ни самомнением, ни застенчивостью, умел остаться в изоляции, держась так, словно ее не замечает, настолько владел своим умом и чувствами, что никогда не привлекал к себе внимания, хотя и не бежал его, не вызывал и мысли о превосходстве или приниженности, о зависти или предвзятости, даже в самых сложных обстоятельствах. Эта необыкновенная трезвость ума и души, усилившаяся с годами, особенно поразила его сына Генри, когда тот начал понимать, что отец не выделяется ни глубиной, ни размахом своих способностей. Память у него не превосходила обыкновенную, а ум не отличался ни дерзостью его деда, ни неуемной энергией его отца, ни их художественными и ораторскими, ни тем более математическими наклонностями, зато работал он с исключительной четкостью, поразительной выдержкой и инстинктивным ощущением совершенной формы. В пределах, ему отпущенных, это был образцовый ум.

Бостон жил по высоким интеллектуальным нормам, заданным в значительной мере духовенством, всегда державшимся с огромным достоинством, что придавало священникам-унитариям необычное светское очарование. Доктор Чаннинг, мистер Эверет, доктор Фротингем, доктор Полфри,[47]47
  Полфри, Джон Горэм (1796–1881) – американский богослов и историк, главный редактор журнала «Норт Америкэн ревью».


[Закрыть] президент Уокер,[48]48
  Уокер, Джеймс (1794–1874) – священник унитарианской церкви, профессор теологического факультета Гарварда, в 1853–1860 годы – его ректор.


[Закрыть] Р. У. Эмерсон[49]49
  Эмерсон, Ралф Уолдо (1803–1882) – американский философ-трансценденталист, публицист и поэт-романтик.


[Закрыть] и другие бостонские пастыри этой школы сделали бы честь любому обществу, но Адамсы почти не соприкасались с этими проповедниками слова божьего и еще меньше имели дела с их эксцентрическими отпрысками и ответвлениями вроде Теодора Паркера,[50]50
  Паркер, Теодор (1810–1860) – основатель Бостонского общества конгрегационалистов – религиозной организации, противостоявшей американскому унитаризму и выдвигавшей требования социально-политических преобразований.


[Закрыть] Брукфарм[51]51
  Брукфарм – экспериментальное поселение (1841–1847), созданное неподалеку от Уэст-Роксбери (Массачусетс) и основанное на принципах общей собственности и коллективного труда.


[Закрыть] и философии Конкорда.[52]52
  Философия Конкорда – философско-литературное течение, известное под названием «трансцендентализм». Его название восходит к имени клуба «Трансцендентальный клуб», – основанного в 1836 году Р. У. Эмерсоном, Г. Торо, Д. Рипли, Т. Паркером и др. Миру стяжательства и суеты трансценденталисты противопоставили самоусовершенствование, духовную свободу личности, достигаемые через пантеистическое чувство природы и освоение гуманитарных наук.


[Закрыть] Кроме ораторов-священников, в Бостоне существовала литературная группа во главе с Тикнором,[53]53
  Тикнор, Джордж (1791–1871) – американский филолог, специалист по романской культуре, автор многотомной истории испанской литературы (1849).


[Закрыть] Прескотом,[54]54
  Прескот, Уильям Хиклинг (1796–1859) – американский историк, автор исследований по истории Мексики и Перу.


[Закрыть] Лонгфелло,[55]55
  Лонгфелло, Генри Уодсворт (1807–1882) – американский поэт, автор «Песни о Гайавате» (1855).


[Закрыть] Мотли,[56]56
  Мотли, Джон Лотроп (1814–1877) – американский политический деятель и историк, автор исследования по истории Голландии.


[Закрыть] О. У. Холмсом;[57]57
  Холмс, Оливер Уэнделл (1809–1894) – влиятельный литературный деятель Новой Англии, поэт, прозаик и критик, считавшийся законодателем литературных мнений и вкусов Бостона.


[Закрыть] но мистер Адамс не входил и в их число: они, как правило, слишком поддавались влиянию Уэбстера. Даже в науке, особенно в медицине, Бостон мог претендовать на некоторую известность, но мистера Адамса наука почти не интересовала. Он стоял особняком. У него не было наставника – даже в лице собственного отца. У него не было учеников – даже в лице собственных сыновей.

Пожалуй, он единственный в Бостоне не разделял любовь и приверженность своих сверстников ко всему английскому. Возможно, тут сказалась столетняя неприязнь Адамсов к Англии, но у него эта черта получила дальнейшее развитие и вылилась в пренебрежение ко всякого рода социальным перегородкам и различиям. За сорок лет близости с отцом Генри ни разу не заметил в нем и тени снобизма. Чарлз Фрэнсис Адамс принадлежал к тому чрезвычайно малому числу американцев, которые не замирают от волнения при виде английского герцога или герцогини, а в присутствии его величества короля не испытывают иных чувств, кроме чувства некоторого неудобства. Подобный тон господствовал в английском обществе во времена мистера Адамса, и он с полным основанием продолжал вести себя как королевский придворный – правда, без положенных тому верноподданнических чувств. Генри ни разу не слышал, чтобы отец льстил кому-нибудь или кого-то чернил, ни разу не видел, чтобы он выказывал зависть или недоброжелательство. Ни тени высокомерия, ни грана заносчивости! Ни намека на чванство даже в тоне! Ни одного надменного жеста!

То же самое можно было сказать и о Джоне Куинси Адамсе, но, как утверждали его соратники, эти качества сопровождались у него душевным беспокойством и нередко прискорбным отсутствием благоразумия. В этом недостатке Чарлза Фрэнсиса Адамса никак нельзя было обвинить. Его хулители вменяли ему в вину как раз обратное. Они называли его холодным. Несомненно, такая идеальная уравновешенность, такое умение контролировать себя не могли существовать в характере, если им не приносились в жертву качества, способные их подавить. Несомненно также, что даже собственные дети Чарлза Фрэнсиса Адамса – мятущиеся, склонные к самоанализу и неуверенные в себе, – даже его собственные дети, казалось бы видевшие отца насквозь, слишком мало знали мир, чтобы понять, какая перед ними редкая и совершенная человеческая модель. Более грубый инструмент, вероятно, поразил бы их воображение сильнее. Рядовая человеческая натура очень груба и неизбежно создает себе идеалы по своему подобию. Мир никогда не любил совершенной уравновешенности. Мир любит отсутствие уравновешенности, потому что людям надо, чтобы их забавляли. Наполеоны и Эндрю Джексоны забавляют мир. А что забавного можно ждать от человека, который в совершенстве владеет собой? Будь Чарлз Фрэнсис Адамс человеком холодным, он примкнул бы к Уэбстеру, Эверету, Сьюарду и Уинтропу[58]58
  Уинтроп, Роберт Чарлз (1804–1894) – консервативный американский политический деятель, выходец из семьи первых поселенцев в Новой Англии, выступавший за сохранение института рабства на Юге во имя сохранения единства Соединенных Штатов.


[Закрыть] с их требованием партийной дисциплины и заботой о собственных интересах. Будь он человеком менее уравновешенным, он пошел бы вместе с Гаррисоном,[59]59
  Гаррисон, Уильям Ллойд (1805–1879) – главный редактор основного печатного органа американских аболиционистов – газеты «Либерейтор», где регулярно печатались его темпераментные выступления, а также статьи его соратников и единомышленников.


[Закрыть] Уэнделлом Филиппсом, Эдмундом Куинси[60]60
  Филиппс, Уэндел (1811–1884), Куинси, Эдмунд (1808–1877) – общественные деятели США, публицисты, называвшие американскую конституцию документом, охраняющим интересы рабовладельцев, и требовавшие незамедлительного освобождения рабов.


[Закрыть] и Теодором Паркером – сепаратистами, ратовавшими за отделение Юга. Между этими двумя путями он нашел средний, весьма для него показательный, – он учредил свою партию.

Эта политическая партия оказалась главным фактором в воспитании мальчика Генри на протяжении 1848–1854 годов и сильно повлияла на формирование его характера в период, когда характер поддается лепке. В группу, которую создал мистер Адамс и которая избрала дом на Маунт-Вернон-стрит местом своих встреч, входили, кроме него, еще трое: доктор Джон Г. Полфри, Ричард Г. Дана[61]61
  Дана, Ричард Генри-младший (1815–1882) – юрист и литератор, автор книги «Два года у мачты» (1840), активный аболиционист, безвозмездно защищавший в суде беглых рабов.


[Закрыть] и Чарлз Самнер.[62]62
  Самнер, Чарлз Ф. (1811–1874) – сенатор от Массачусетса, сторонник освобождения негров, лидер «радикальных республиканцев».


[Закрыть] Доктор Полфри, старший по возрасту, несмотря на священнический сан, больше всех привлекал к себе мальчика. Он говорил проще и знал больше своих товарищей по партии, обладал остроумием, чувством юмора и умением вести легкую застольную беседу. Отказавшись от карьеры светского человека, к которой был предназначен по рождению, он стал священником, проповедником, политическим деятелем, хотя в душе, как всякий подлинный бостонец, мечтал о непринужденной атмосфере клуба «Атенеум»[63]63
  «Атенеум» – английский клуб деятелей литературы, науки и искусства, организованный Вальтером Скоттом и Томасом Муром в 1824 году.


[Закрыть] на Пэлл-Мэлл или профессорской в Тринити-колледже.[64]64
  Тринити-колледж – один из колледжей Оксфорда.


[Закрыть] Дана на первый взгляд казался его полной противоположностью; Дана держался так, словно все еще стоял «у мачты» прямой, грубовато-простодушный, энергичный моряк; и только познакомившись с ним поближе, удавалось разглядеть человека на редкость тонкой души, который, решив вести жизнь поденщика, намеренно закалял себя, чтобы справиться с тяжелой ношей, – казалось, он все еще в Монтерее таскает на спине кипы кож и шкур. Несомненно, он достиг поставленной цели: нервы и воля были у него крепче железа, но он мог бы повторить слова своего закадычного друга Уильяма М. Эвартса:[65]65
  Эвартс, Уильям М. (1818–1901) – бостонский адвокат, политический деятель Республиканской партии, занимавший в 1877 году пост государственного секретаря США.


[Закрыть]«Я горжусь не тогда, когда справляюсь с тем, что мне нравится делать, а когда справляюсь с тем, что мне делать не нравится». В идеале Дане хотелось быть великим англичанином и заседать на передних скамьях в палате общин, заняв когда-нибудь место на мешке с шерстью,[66]66
  … заняв когда-нибудь место на мешке с шерстью – то есть стать лордом-канцлером в палате лордов в английском парламенте. Мешок с шерстью – набитая шерстью красная подушка, – олицетворявший экономическое могущество Великобритании, с конца XIV века традиционно служил сидением для лорда-канцлера палаты лордов.


[Закрыть] но прежде всего – обрести общественное положение, которое подняло бы его над дрязгами захолустного и необеспеченного существования, однако он принуждал себя мириться с тем, что есть, подавляя свои мечты суровой самодисциплиной, выработанной железной волей. Из четырех этих мужчин Дана был самым видным. Никогда не настаивая на безукоризненности или правоте своих мнений, он неизменно оказывался на виду – фигура, целиком занимавшая отведенное ей в картине пространство. Он тоже превосходно умел говорить и, как положено адвокату, строго держался затронутой темы. И сколько бы Дана ни старался замаскировать или, отмалчиваясь, скрыть свой ум, ум его был аристократичен до десятого колена.