355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Геннадий Трошев » Чеченский излом. Дневники и воспоминания » Текст книги (страница 27)
Чеченский излом. Дневники и воспоминания
  • Текст добавлен: 15 октября 2016, 04:49

Текст книги "Чеченский излом. Дневники и воспоминания"


Автор книги: Геннадий Трошев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 29 страниц)

Глава 12
Кавказский узел

Визит Верховного

Утро в тот мартовский день выдалось пасмурным. Хотя событие предстояло, образно говоря, светлое – проводы первого десантного полка полковника Майорова. Часть достойно выполнила все поставленные задачи и возвращалась в пункт постоянной дислокации – в Кострому. Глядя на хмурое, грозящее небо, я даже засомневался – прилетит ли в Чечню исполняющий обязанности Верховного главнокомандующего В. Путин. А вдруг метеорологи объявят нелетную погоду… Однако сомнения мои развеял начальник Генерального штаба А. Квашнин:

– Не волнуйся, Путин прилетит обязательно.

Спустя несколько часов мы были в Грозном, в аэропорту «Северный». Вместе с группой генералов, встречавших и.о. президента страны, были и журналисты основных центральных телекомпаний. Они, конечно, ничего не знали о предстоящем сюрпризе и томились в дежурном ожидании. Для них это был обычный прилет важного государственного лица. Подобных прилетов и отлетов они успели насмотреться. Никто и не помышлял о сенсации. Насторожились лишь после того как к ним подошел генерал А. Квашнин и сказал:

– Как только вон там, – и показал рукой в сторону Терского хребта, – покажется пара штурмовиков – сразу начинайте снимать.

– Штурмовиков? – недоуменно спросил кто-то из корреспондентов.

– Да, именно штурмовиков, – подтвердил начальник Генштаба.

Больше вопросов не последовало, началась обычная журналистская суета вокруг телекамер…

Я, естественно, знал, в чем изюминка нынешнего визита главы государства, и представлял, какое удивление появится на лицах журналистов.

У телевизионщиков действительно вытянулись физиономии и округлились глаза, когда «сушка» приземлилась, а под откинутым «фонарем» штурманской кабины показался Владимир Путин. Он был в коричневой кожаной куртке и летном шлеме.

В считаные секунды к самолету приставили трап, и Владимир Владимирович спустился по нему на бетонку спокойно и уверенно, словно делал это множество раз.

Я наблюдал за ним, но краем глаза видел и журналистов. Они ни на миг не прекращали работу: еще бы – запечатлеть момент, когда глава государства прилетает в зону боевых действий на боевом штурмовике, – такое дорогого стоит. Впоследствии эти кадры обошли весь мир…

Мы представились Верховному главнокомандующему и поздоровались. Сначала генерал А. Квашнин, а затем я как командующий Объединенной группировкой войск на Северном Кавказе. Конечно, поинтересовались и самочувствием главы государства.

Он пожал нам руки и ответил, что все нормально, хотя был бледноват. Впрочем, это вполне объяснимо: полет на сверхскоростном штурмовике – не прогулка. Однако уже через несколько минут полностью пришел в себя и выглядел прекрасно. Снял кожаную летную куртку и надел пиджак, который подал охранник. Тут же, в аэропорту, провел короткое совещание, на котором кроме нас, военных, присутствовали представители МЧС во главе с С. Шойгу. Они подъехали спустя некоторое время, после приземления самолета Владимира Владимировича.

Это была не первая моя встреча с Путиным. Но каждый раз я изумлялся его умению экономить время – и свое, и окружающих. Никаких лишних разговоров, никакого рассусоливания. Все быстро и четко: доклады ответственных лиц, предложения, варианты решения возникших проблем, принятие решения и все, точка. Так было и в этот раз. Вроде и людей в палатке, где проходило совещание, немало, и многие высказывались, но никаких лишних разговоров. Все заняло не больше получаса.

После совещания С. Шойгу настроился было сопровождать Путина в Ханкалу, но Владимир Владимирович сказал:

– Мне не нужна большая свита. Занимайтесь своими делами.

Замечание было по существу. Действительно, сопровождали главу государства всего два охранника. Одного «альфовца» я знал, – он участвовал в аресте С. Радуева. Кроме этой немногочисленной охраны – только мы (небольшая группа военных) и пяток журналистов. Все поместились в один вертолет.

Я невольно сравнил это с приездом Б. Ельцина в первую войну. Тогда главу государства сопровождала огромная толпа – не протолкнуться…

В Ханкале нас ждали десантники полковника Н. Майорова. Полк построился на импровизированном плацу вдоль железнодорожного состава. Перед ним – трибуна, рядом оркестр. Ветер колыхал российский флаг на флагштоке. К этому моменту уже распогодилось, тучи ушли, вовсю сияло весеннее солнце.

Полковник Майоров заметно волновался, когда докладывал Верховному главнокомандующему. Его лицо, огрубевшее от горных беспощадных ветров, раскраснелось и будто застыло. Однако благожелательность во взгляде Путина и рукопожатие сняли эту напряженность. Мероприятие пошло по намеченному плану.

Владимир Владимирович вручал солдатам и офицерам награды. Каждому из отличившихся он говорил добрые слова, благодарил за добросовестную службу. Командиру полка вручил орден Мужества, а затем объявил всем присутствующим, что полковник Майоров удостоен также высокого звания Героя России. Но Золотая Звезда по традиции будет вручена ему позже, в Кремле.

Затем Верховный главнокомандующий поднялся на трибуну. За ним и мы – военные, представители МВД, временной администрации Чечни, мэрии Грозного. Были здесь и Николай Кошман, и Беслан Гантамиров. Беспрерывно щелкали фотоаппараты журналистов, бликовали объективы телекамер…

Владимир Владимирович обратился к присутствующим, прежде всего к личному составу десантного полка, с короткой речью, в которой поблагодарил за честно выполненный воинский долг, попросил помнить о тех жертвах, которые мы понесли в борьбе с международным терроризмом, призвал всех быть мужественными и пойти до конца – окончательно разгромить бандитов и установить мир на многострадальной земле Чечни.

У меня даже от сердца отлегло. Потому что все последнее время тревожила мысль – не изменит ли руководство страны свою позицию, не уступит ли тем силам (и международным, и внутренним), которые без конца, образно говоря, держали нас за руки, понукали сесть за стол переговоров с бандитами. Тем более что я прекрасно помню, как выразился один из известных наших политиков, «проданную первую чеченскую войну». То перемирие, то переговоры, то откровенные уступки бандитам… «Шаг вперед, два назад», как в танце летка-енка – но там удовольствие, радость, а у наших солдат – злость и унижение…

Теперь все было по-другому. Но не оставляло в покое опасение – насколько четкая эта позиция. Не изменится ли? Ведь у нас на Руси ни от чего зарекаться нельзя. Не у меня одного, у всех воюющих в Чечне – от солдата до генерала – на сердце была тревога: как федеральный центр? Насколько тверда его позиция?

«Никаких переговоров с бандитами! – чеканил с трибуны Владимир Путин. – Никаких уступок террористам! Мы пойдем до конца!»

Я слушал Верховного главнокомандующего, радовался, и душа наполнялась уверенностью: этот человек не может не победить на выборах Президента. Народ за ним пойдет, без сомнений. Ведь выборы предстояли буквально через несколько дней. В прессе (и мировой, и отечественной) только о выборах и говорили. Не счесть было прогнозов, слухов, домыслов и инсинуаций. Но для себя я уже давно все решил: только Путин! Хоть он на тот момент был лишь «и.о.», верилось, что этот чисто юридический нюанс скоро отпадет. Приставка «и.о.» исчезнет после выборов, и Владимир Владимирович станет законным Президентом России и нашим Верховным главнокомандующим.

Эти мысли не покидали меня, даже когда мимо трибуны, чеканя шаг, шли роты и батальоны десантного полка, возвращающегося домой. Я испытывал гордость за этих ребят, чуть подрастерявших за время боев строевую выправку. Да и сапоги их, в отсутствие настоящего асфальтированного плаца, стучали по земле глухо, без привычного парадного грохота. Но и шаг десантников, и земля Чечни под их сапогами – все было надежным и основательным, как вечный марш «Прощание славянки». Шли победители! Их огрубевшие от войны руки крепко сжимали оружие, а взгляды прикованы были к Владимиру Путину, человеку, давшему им веру.

Так же, как эти солдаты, верил Путину и я. Когда позже, в тот же день, Владимир Владимирович подарил мне свой портрет с автографом, я был счастлив. До сих пор храню его как дорогую реликвию.

Верховный главнокомандующий Владимир Путин. Штрихи к портрету

Что бы я здесь ни написал о Владимире Путине – все равно будет плохо. Если напишу комплиментарно, скажут: Трошев – подхалим; если стану цепляться за какие-то упущения нашего Президента – погрешу против истины, вернее – против себя самого, поскольку такой подход не отражает моего личного отношения к Путину; если начну хитромудро плести узоры из достоинств и недостатков Владимира Владимировича, дабы угодить привередливому читателю – опять же покривлю душой, потому что не приемлю подхалимажа даже перед широкой публикой. Кроме того, берясь принародно давать характеристику Президенту, я как бы нарушаю писаный и неписаный законы субординации. Конечно, это не критическая ситуация, подобная реальной боевой (когда комполка командует «В атаку, вперед!», а кто-то из офицеров начинает дискуссию: «А стоит ли идти в эту атаку, товарищ полковник? Может, дождемся, пока наша артиллерия раздолбает передний край?»), но все же… Не в наших традициях перемывать шефу косточки. Это в Китае в годы культурной революции, когда выкашивали верхушку партии и государства, подчиненные в куски рвали своих начальников. Хотя в 1917-м, после Февральской революции, нечто подобное было и в русской армии. Но недолго.

В общем, принимая решение поместить в этой книге штрихи к портрету Верховного главнокомандующего, я заранее обрекаю себя на критику с разных сторон. Заранее знаю, что эта глава будет многими читаться «под лупой». И тем не менее, я решился публично высказаться. Это, естественно, не так рискованно, как встать в полный рост над окопом под огнем, но все же… Уверен, что в меня полетят камни недовольных. Не спасет меня и обещание писать искренне. За правду на Руси тоже частенько доставалось. Что ж… Делай, что должен, и пусть другие говорят, что хотят – не помню, кто так (или почти так) сказал, но мысль, надеюсь, понятна.

Почему я взялся за эту главу? Считаю необходимым пояснить. Во-первых, писать что-либо о Кавказе, о событиях в Чечне и вокруг нее без упоминания В. Путина и его роли – в моем положении по меньшей мере странно. Во-вторых, служба сталкивала меня с и.о. Президента, а затем и с Президентом России (и его ближайшим окружением) несколько раз, и каждая встреча была сопряжена с незабываемыми впечатлениями, нет смысла это утаивать от людей. В-третьих, общественный интерес к личности Владимира Владимировича столь велик, что даже если отбросить военно-политические аспекты его деятельности, наши с ним служебные контакты, все равно останется чисто человеческое отношение к фигуре первого лица государства. Для меня оно важно, важно и для широкой публики. Так что, думаю, тут авторский интерес совпадает с интересом читательским.

Итак, к делу. Хочу начать с ближних подступов. Надеюсь, понятно, о чем речь – о возможности порой пробиться к первому лицу сквозь плотный строй личной охраны и ближайшего окружения Президента РФ. Тема эта проста до примитивности и для всех понятна, а для многих еще и актуальна.

Самая первая встреча с Владимиром Путиным вне Чечни, вне войны состоялась летом 1998 года в Дагестане. Он был тогда еще первым заместителем руководителя администрации Президента РФ (по работе с регионами). А я тогда тоже ходил в замах, еще не был первым лицом округа. Мы познакомились, но почти не общались, что не дало мне возможности, как говорится, прочувствовать этого человека. Тем более что держался он тогда скромно, со своим мнением в первые ряды не лез. Помню, что очень внимательно всех слушал, старался поглубже вникнуть в суть обсуждаемых проблем.

Выражаясь молодежным сленгом, разборка тогда шла крутая. В Махачкалу прилетели Сергей Степашин (он в то время руководил МВД), представители Совета безопасности России, ФСБ, Федеральной погранслужбы, региональные лидеры… Моя позиция тогда мало кого волновала, докладывал командующий войсками СКВО генерал-полковник Казанцев. Анализируя ситуацию вокруг фактически независимой Чечни (в которой кипели междоусобные страсти, и группировки экстремистского толка уже готовились к агрессии против России) и влияние «чеченского фактора» на Дагестан и соседние регионы, Казанцев резко критиковал руководство МВД и других силовых ведомств. Это вызвало закономерную ответную реакцию. И пошла разборка по полной программе. Для Казанцева это был тяжелый момент. Даже поднимался вопрос о снятии его с должности (об этом я уже говорил выше).

Как повел себя в этой ситуации Путин – я не знаю. Знаю только, что у меня остались впечатления о нем как о скромном человеке, вдумчивом, искренне пытающемся разобраться в обстоятельствах дела и не склонном к резким, необдуманным шагам. Учитывая это, я думаю, что он не принадлежал к радикалам.

Поскольку в тот момент мы с Владимиром Владимировичем (каждый в своей сфере и на своем уровне) находились как бы на вторых ролях, то и о доступности говорить не приходится. Об этом тогда даже не думалось. Проблема возникла уже после первых встреч в Чечне и Моздоке (где барьеры в общении различных должностных лиц не ощущались). Это случилось в Ростове-на-Дону осенью 2000 года, куда Путин прибыл с рабочей поездкой в область.

Я уже был командующим войсками СКВО и, как положено, встретил Президента России – Верховного главнокомандующего, надеясь из первых уст услышать мнение и ответы на вопросы, которые волновали и всю страну, и лично меня. Больше того, я рассчитывал даже на личную встречу, которая не то что не исключалась, но и с большой долей вероятности предполагалась. Увы, «надежды юношей питают» – меня даже не допустили в зал Донской публичной библиотеки, где проходила встреча Владимира Путина с некоторыми региональными лидерами и представителями общественности. Там были журналисты, библиотекари, преподаватели вузов, студенты… А мне, командующему, охрана дала от ворот поворот. «Вас нет в списке», – ответил молодой парень с переговорным устройством в ухе.

Я так опешил, растерялся, что даже не знал, как реагировать. Меня будто кипятком окатили с головы до ног. Но виду показывать я не стал и поехал к себе в штаб.

Как позже оказалось, В. Путин хотел со мной переговорить. Нужда в моем мнении по ситуации в регионе возникла еще во время разговора в библиотечном зале. Владимир Владимирович окинул взглядом «круглый стол», не увидев меня, подозвал своего помощника и что-то шепнул ему на ухо. Стали искать меня, но не нашли. Звонить и вызывать не стали – слишком жесткой была программа пребывания Президента РФ на Дону. Он улетел, мы так и не пообщались.

Я узнал о желании Владимира Владимировича поговорить со мной в тот же день, но было поздно что-то исправлять. Поэтому опять разволновался, но теперь уже из-за чувства собственной вины. Понял, что погорячился, не настоял. «Ну недосмотрели люди из ближайшего окружения Президента, ответственные за протокол, – думал я, – бывает. Их тоже понять можно. Не исключено, что работают недавно, опыта не нажили, а я вспыхнул, обиделся, как студент-первокурсник. Не к лицу это человеку моего положения. А он, оказывается, хотел встретиться, потолковать и об обстановке в регионе, и о наших военных делах. А я его подвел…»

Второй случай, который меня покоробил, произошел в Адлере, в аэропорту. Я прилетел чуть раньше Владимира Путина, чтобы встретить Верховного главнокомандующего, но охрана опять меня не пропустила.

– Но я же не посторонний, я генерал Трошев, командующий войсками военного округа. Я там должен быть!

Молодой парень в черном костюме, с пистолетом и наушником был неумолим: дескать, ничего не знаю, вас в списках нет, отойдите отсюда. Мои просьбы сообщить по рации старшему охраннику ни к чему не привели. Правда, чуть позже он сказал:

– Вы извините, товарищ генерал, но у меня служба. А за людей, которые создают вот такие унизительные проблемы для вас, мне очень стыдно, – и опустил глаза.

Я молча пожал ему руку.

В общем, я простоял вместе с водителями служебных машин на обочине аэродрома. Они с сочувствием посматривали на меня (от чего мне было еще обиднее), а я – в сторону самолета Президента РФ. Там Владимир Владимирович здоровался и разговаривал с полпредом В. Казанцевым, с губернатором А. Ткачевым, с мэром города и еще множеством чиновников различного уровня. А про меня никто не вспомнил и не заступился, не протащил сквозь охрану. В тот день круг моего общения составили шоферы служебных легковушек. Хорошие ребята эти водители: анекдоты рассказывали, успокоили меня очень тактично, даже развеселили. Но все равно в Ростов я улетел с неприятным осадком в душе. С Верховным тогда я так и не встретился, хотя Устав обязывает, да еще самолет керосин спалил зазря.

Для непосвященного читателя вынужден оговориться, что все эти страсти-мордасти с охраной и тоннами топлива для перелета – не личные амбиции Трошева, не желание покрутиться на глазах у лидера страны и засвидетельствовать свое почтение, не жажда потренировать позвоночник в прогибах перед начальством. Речь идет о том, что мне как командующему по Уставу положено (!) встречать Верховного главнокомандующего на территории вверенного мне военного округа. Служебная обязанность у меня такая. И если я ее не выполняю, то меня должны наказать. Это во-первых. А во-вторых, мне как военачальнику, который нес прямую ответственность за то, что происходило в Чечне и вокруг нее, который руководил воюющими войсками (а кроме того еще и участвующими в ликвидации последствий бесконечных стихийных бедствий на юге страны) всегда (!) есть о чем доложить Президенту – Верховному главнокомандующему. Причем поводы для разговора и проблемы, решение которых нужно докладывать и согласовывать с первым лицом государства, как правило, более серьезны и актуальны, чем у многих гражданских чиновников, зафиксированных в протоколах президентских встреч.

И пусть не обижаются на меня, к примеру, те же мэры городов, но (ей-богу!) неужели их проблемы важнее тех проблем, которые решали в тот момент военные?! Я понимаю: другое дело, когда нет войны, когда все спокойно в регионе, когда армия занимается плановой боевой подготовкой, озабочена лишь строительством строевых плацев и подготовкой к парадам… Но ведь война шла! Пусть не широкомасштабная, специфическая, но она же шла – рвались мины, гибли люди… И в такой обстановке Президент страны прилетает в неспокойный регион, его встречает мэр маленького благополучного курортного городка, а командующего воюющими войсками держат за забором из плечистых охранников на расстоянии пушечного выстрела от Верховного главнокомандующего! Парадокс. Уму непостижимо. Такие несуразицы даже далекому от политики и армии человеку очевидны.

К слову, всегда (!), как только я, презрев протоколы, правдами и неправдами прорывался к В. Путину, у него находился повод со мной побеседовать.

– Геннадий Николаевич, нам с вами нужно переговорить, – пожав руку, говорил Владимир Владимирович.

Я кивал головой, пристраивался к свите и ждал своей очереди.

А однажды (это было именно тогда, когда губернатор Краснодарского края Александр Ткачев пробил брешь для меня в толще охраны) Президент, увидев меня на аэродроме и поздоровавшись, сразу отвел в сторону, и мы стали обсуждать ряд актуальных вопросов. А вся большая группа сопровождавших и встречавших его лиц терпеливо топталась у самолета в ожидании конца нашего разговора тет-а-тет.

Оказывается, нужен был я В. Путину в тот момент. Причем срочно. А меня не хотели пропускать!

Высказывая все эти претензии к протоколу, я не называю конкретные фамилии не потому, что боюсь кого-то обидеть, навлечь на того или иного чиновника гнев начальства и тем самым, возможно, спровоцировать ссору с сотрудниками администрации Президента РФ. Я действительно не знаю механизма составления протокола и тех, кто за это отвечает. Я в самом деле не понимаю, почему один человек (вроде бы ответственный за протокол) звонил мне и вызывал на встречу с Путиным, а другой (тоже вроде бы ответственный) мою фамилию в какие-то списки не вносил, и я оказывался за бортом – летел за сотни километров в другой город, чтобы послушать, как шоферы анекдоты травят.

Я знаком со многими людьми из ближайшего окружения Президента. Все они по отношению ко мне проявляли явное уважение и даже дружелюбие. Не было случая, чтобы, увидев меня, не подошли поздороваться, поинтересоваться служебными и личными проблемами. Да так оно и должно быть всегда. Общее дело делаем…

Свои претензии по поводу описанных выше протокольных заморочек я никому до поры до времени не высказывал. Но не могу не вспомнить разговор с одним из заместителей главы администрации Президента:

– Понимаете, – сказал я ему, – все эти «мелочи», если они накладываются одна на другую, формируют настроение, настрой и даже отношение. Вот при Борисе Николаевиче Ельцине, например, командующие войсками округов ко всем государственным праздникам получали поздравительные открытки за его подписью. Как говорится, мелочь, а приятно. Теперь нас Верховный не поздравляет. Я далек от мысли, что раз открытку не послал, значит, мы ему не нравимся. Но в совокупности с другими деталями взаимоотношений это невольно наводит на мысль: может, что-то не в порядке?..

Он, в принципе, со мной согласился. И со временем открытки от Верховного главнокомандующего я стал получать. Видимо, он до Президента довел наш разговор (а может даже не до него, а до того чиновника, которому самому положено было это делать, без напоминаний и подсказок).

Чтобы взыскательный читатель не фыркнул: дескать, Трошев из-за открытки обиделся, я упомяну здесь еще один момент, чтобы четче просматривался общий фон, на котором рождались мысли о «мелочах».

Однажды возвращаюсь поздно ночью домой из командировки. Лариса (супруга) спрашивает:

– Обращение Путина слышал?

– Какое обращение? Я только что с аэродрома.

Она мне стала объяснять. К тому же телевизор включила, когда сюжет заканчивался. Многие детали упущены. В общем, я понял, что было обращение Президента к народу по одной из важных проблем. Ладно, думаю, завтра все выясню из утренних теленовостей.

На следующий день сразу косяком пошли созвоны с Генштабом и Минобороны по разным служебным вопросам. Пока разговаривал, в приемной народу набилось, как сельди в бочке – нужно срочно решать массу проблем. Короче говоря, одним глазом косился на телеэкран, другим – в бумаги, одним ухом слушал телекомментаторов, другим – посетителей. В общем, опять не уловил многих нюансов обращения. Только к вечеру, получив газеты, стал разбираться в сути проблем, поднятых Президентом, и то в изложении журналистов…

Подобных примеров «связи» командующего с лидером страны – множество. И это при том, что среди публики, перед которой выступал Президент, – масса людей, которые запросто могли бы узнать мнение В. В. Путина и в телевизионном варианте. Ничего бы не потеряли. А вот я потерял. Не узнал многие нюансы и акценты.

На эту тему я высказался однажды в беседе с Президентом.

– Владимир Владимирович, – говорю, – там иной раз в зале перед вами сидят бизнесмены средней руки, чуть ли не фермеры (пусть они не обижаются, при всей важности их работы), но нет людей, напрямую обязанных вас слышать, видеть вживую, а то и в обсуждении вопросов участвовать. Ведь мы, командующие (нас шесть человек всего!) – в значительной степени олицетворение федеральной власти на местах. Конечно, мы не единственные в регионах, но тем не менее. А нас напрочь перестали звать в Москву… Командующие не просятся на каждое совещание к вам в Кремль – у них такой возможности-то нет. Однако на знаковые мероприятия, проводимые Президентом, командующих стоило бы приглашать. А то мы порой, как шпионы, газеты анализируем и выслушиваем как минимум трех телекомментаторов с разных каналов, чтобы вывести среднее арифметическое и максимально приблизиться к истине: что, как, зачем и кому вы говорили…

Президент со мной согласился.

Вообще же хочу заметить, что Владимир Владимирович умеет слушать и слышать. Не помню случая, чтобы он кого-нибудь грубо обрывал, мешал сделать доклад или высказаться по сути вопроса. Я уже упоминал об этом качестве, когда рассказывал о совещании в Махачкале летом 1998 года. Позже, в Ростове-на-Дону, в штабе округа, мы с генералом Казанцевым докладывали ему свои варианты решений по «чеченской теме». Он только один раз перебил, сделав это очень тактично. Попросил прощения, что перебивает, но задал такой вопрос, ответ на который требовался немедленно и мог изменить всю логику доклада и, соответственно, выводы.

Впрочем, ничего удивительного в такой манере поведения нет – В. Путин прекрасно понимает, что люди военные лучше кого бы то ни было знают обстановку в республике (тогда еще проводились масштабные боевые операции), им виднее, к их предложениям нужно относиться внимательно…

Кстати, по поводу такта.

Как-то в Астрахани Президент, находясь там в рабочей поездке, в один из моментов сказал мне: нужно обговорить один вопрос. И вот мы в резиденции губернатора Астраханской области Анатолия Гужвина (к сожалению, ныне уже покойного). Я настраиваюсь на беседу с Верховным главнокомандующим. Слегка нервничаю, роюсь в своей папке с документами, потому что в таких случаях всегда хочется иметь под рукой какую-нибудь шпаргалку (мало ли о чем спросит). Хотя у Путина нет этой манеры – устраивать какому-либо должностному лицу экзамен по арифметике.

– Цифр пока не надо, Геннадий Николаевич. Это после, если понадобятся, – не раз говорил он. – Главное – идея, замысел…

Но все равно по привычке, выработанной годами, я всегда старался запастись опорными документами. Меня пригласили, когда я уже наскоро успел пробежать глазами основные бумаги (как позже выяснилось, совершенно ненужные мне в тот момент).

В кабинете губернатора Владимир Владимирович находился один. Гужвина не было. Мы стали беседовать. Разговаривали минут десять, обсуждая крайне важный вопрос. И тут постучался и вошел Анатолий Петрович, чтобы доложить Президенту по вопросу, поставленному накануне.

Договорить мы с В. Путиным не успели, Гужвина прервал меня на полуслове, и в той ситуации я не знал, как быть: то ли продолжать речь, то ли сделать паузу. Двусмысленность положения усиливалась тем, что Анатолий Петрович явился не по своей воле – Президент попросил его прояснить какой-то вопрос и доложить, что тот и сделал. Во-вторых, мы находились в личном кабинете губернатора, то есть как бы в гостях. В-третьих, Гужвин, хоть и гражданский человек, но занимает важный державный пост, прекрасно понимает, что такое военная и государственная тайна.

Владимир Владимирович мог бы его попросить подождать за дверью – Гужвин все бы понял и вряд ли обиделся. (Хотя, конечно, ему было бы неприятно. Как и всякому человеку, при котором явно секретничают.) Президент мог бы также дать мне понять, что разговор стоит продолжить и при губернаторе, что тоже было бы естественным. Но тогда в неловком положении оказался бы я. Дело в том, что обсуждали мы очень деликатную тему, а некоторые вопросы касались только нас, военных.

Все эти соображения пронеслись в моей голове за считаные секунды. Я замялся, не знал, как быть. И тут Президент незаметно для губернатора глянул на меня и приложил палец к губам. Мол, перенесем разговор на потом. Я облегченно вздохнул. Ситуация разрешилась наилучшим образом. Гужвин доложил свое, а я тут же откланялся и вышел из кабинета.

Иду по коридору и думаю: это же надо, как он ситуацию разрулил! И губернатор не в обиде, и я избавился от необходимости лавировать в разговоре, и время у меня теперь есть, чтобы хорошенько подготовиться ко второй серии разговора… Путин проявил себя и в этом случае человеком тактичным и даже деликатным…

Само собой разумеется, основное содержание моих встреч и бесед с Верховным главнокомандующим не может быть вынесено на обсуждение широкой публики по вполне понятным причинам. Вопросы и проблемы, которые мы решали, возможно, навсегда останутся тайной. Что вполне закономерно. Поэтому пусть читатели меня простят за немногословие или витиеватость описаний некоторых моментов и не судят строго. Я лишь то могу рассказать, что могу.

Одной из проблем на юге России была ненадежность прикрытия государственной границы, а отсюда возникал вопрос передислокации некоторых частей. Никто уже не сомневался, что на территории Грузии находятся банды террористов и что не сегодня, так завтра они будут пытаться прорваться на территорию Чечни.

Верховный главнокомандующий давно был обеспокоен этой проблемой. По данному вопросу он консультировался и с министром обороны РФ, и с начальником Генштаба… В конце концов дошла очередь и до меня. Мое мнение оригинальностью не отличалось. Я тоже считал, что передислокация нужна. Налицо был явный дисбаланс: в отдельных регионах наблюдалась переизбыточная концентрация войск (например, в Северной Осетии), в других же субъектах Федерации – вообще ничего (несколько военкоматов не в счет).

То тут, то там бандиты начали прощупывать границу, в том числе и через те участки, где в глубине территории или вовсе не было войск, или силы были явно недостаточны для блокирования и уничтожения бандитских отрядов. Участок российско-грузинской границы, проходящий по территории Чечни, террористами был уже проверен и изучен в достаточной степени и не обещал ничего хорошего для успешного прохода. Теперь они готовились прорываться в других местах. События под Галашками (в Ингушетии) в сентябре 2002 года подтвердили наши опасения.

Короче говоря, передислокация назрела сама собой. Уже много лет, несмотря на войну в Чечне и военную реформу, ничего подобного не происходило. Но как отнесутся к этому республиканские лидеры и местное население? Вот в чем был вопрос.

Я уже рассказывал, какой политический скандал и вооруженный конфликт возник, когда я попытался провести военную колонну через территорию Ингушетии. (Это было еще в первую чеченскую кампанию.) Даже люди погибли. А что будет сейчас? Над этим думал я, думали в Генштабе и Минобороны, думал и Президент страны.

И вот совещание в Сочи. Присутствовали главы администраций всех субъектов Федерации Юга России. Были приглашены и силовые ведомства. В. Путин всех представил и попросил участников внимательнейшим образом отнестись к тому, что будут говорить командующий войсками СКВО и другие военные. Я высказал свое видение ситуации и свои предложения. Выступили и региональные лидеры. В общем, разговор состоялся серьезный и взаимозаинтересованный.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю