Текст книги "Обелиск"

Автор книги: Геннадий Мамлин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Геннадий Мамлин
ОБЕЛИСК

Драма в трех действиях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Девятиклассники:

Роман Воробьев

Слава Пирогов

Игорь Бабец

Ольга Скрябина

Рая Шмаринова

Миша – пятиклассник, брат Романа.

Анна Петровна Никанорова – директор школы.

Иван Иванович Званцев – завуч.

Чомбе, 30 лет.

Федька, 20 лет.

Пастухов – гвардии рядовой.

Действие происходит 8 и 9 мая в одном из крупных городов европейской части Союза.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

В затемненном зале звучит орган, торжественно и скорбно. Прожектор медленно высвечивает в глубине сцены слева обелиск – четырехгранный, суживающийся кверху камень. На чуть возвышающемся постаменте, вполоборота к зрителям, – гранитная фигура молодого солдата с автоматом на груди.

Мелодию органа подхватывают скрипки. Они ведут ее все выше. Одновременно меркнет свет прожектора, и обелиск теперь едва освещается будничным светом городского фонаря, который медленно загорается на авансцене справа. Этот одинокий фонарь освещает всю сцену, изображающую тихую аллею городского парка.

Скамейка под фонарем, скамейка в глубине.

В мелодии скрипок исчезает торжественность. Она неуловимо приобретает сперва лирическое, а затем и откровенно легкомысленное звучание. На нее накладываются заключительные аккорды танго, которое довольно далеко отсюда, на танцплощадке, играет оркестр. Когда музыка обрывается, далекий, пошлый и бодрый голос оповещает через мегафон: «А теперь, друзья, культурненько проведем антракт на пятнадцать минут». Справа, спасаясь от кого-то бегством, появляются Ольга и Рая.

Ольга(брезгливо, оправляя блузку). Целоваться лезет, а от самого винищем разит.

Рая(торопливо ест тающее мороженое). Нечего было поощрять.

Ольга. Чем же я поощряла?

Рая. Танцевать пошла. Это же Федька с трубопрокатного. Бандит.

Ольга. То есть как это – бандит?

Рая. Ну не совсем еще, вызревает помаленьку. У них там компания. Федька, Чомбе-фарцовщик и еще человек пять – лучше стороной обходить… Лизни.

Ольга. Не хочу.

Рая. Ну остывай так… Где же мальчишки? Обещали к девяти, а уже десять небось… Слушай, а он что, обниматься лез?

Ольга. Фу, Райка, как ты говоришь? Порочная ты.

Рая. Какая же я порочная, если ни разу в жизни не целовалась. Нет, правда?

Ольга. Ты что, не видела ничего?

Рая(отрицательно покачав головой). Меня дружинник за стиль с площадки турнул.

Ольга. Ненормальная. С кем это ты?

Рая. С Вовкой из вечерней. (Смеется.) Он как увидел, что я от него отцепилась и на стиль перешла, – аж позеленел… Меня выгнали, а его пожалели, велели с рыжей Клавкой дотанцевать… Ты мальчишкам про Федьку ничего не говори.

Ольга. Почему?

Рая. Самолюбие заест. А где им, девятиклассникам, против шпаны?.. А если бы на Федькином месте Ромка был?

Ольга. Во-первых, Ромка себе этого никогда не позволит, а во-вторых, пошлостей не терплю.

Рая. Оля, а я одних психов знаю, они в десятом классе поженились, а с первого курса у них дети пошли. На сверхзвуковой живут.

Ольга. А по-моему, за такую безответственность надо из комсомола гнать… Вот они, мушкетеры, идут наконец.

Через зал проходят трое девятиклассников – Слава, Игорь и Роман. Под гитару, на которой бренчит Игорь, они самозабвенно исполняют одну из тех дилетантских песенок, которые поются не столько для души, сколько для бравады.

Поднимаются на сцену. К трио присоединяется Рая. И когда песня допета до конца.

Игорь(Ольге). Приветик!

Ольга. Между прочим, припев в мажоре идет.

Игорь. Мы консерваториев не кончали. Мы самоучки, таланту у нас нет.

Ольга. Не горюй, прорежется еще.

Слава. Зубы прорезаются, дуреха. А с талантом родиться надо, как Моцарт – или как ты. Пошли, что ли? Оттанцуем, и по домам. Я еще тригонометрию не решил.

Роман. Правда, мужики. Чего время тянуть? Потопчемся полчаса, и все.

Игорь. Еще один любитель изящного.

Роман. Видал, какие ботиночки у брата отхватил?

Рая. Сила!

Роман. Жмут.

Слава. Ребята, глядите, десять часов, а в школе свет.

Роман. Анна Петровна готовится ко Дню Победы.

Игорь. Точно. Завтра в актовом зале речь толканет.

Ольга. А я, мальчики, День Победы люблю. Помните, мы пионерами цветы к этому обелиску несли? Торжественно было как! «Героям, павшим в боях за освобождение нашей великой Родины, пионерский салют!»

Роман. Фетишизм.

Ольга. Что?

Роман. Фетишизм, говорю, – памятники обожествлять.

Игорь(умильно). Кибер. Щелк – и афоризм.

Рая. А у меня отец завтра напьется, это уж как пить дать. Матери на радость фронтовых дружков соберет. Про то, как с комбатом из окружения выходил, расскажет. Дорвется наконец. Я эту историю наизусть знаю, даже из вежливости слушать не могу. Почему это, мальчики, – умный он у меня, добрый, а воспоминания все про войну? Будто, кроме войны, и не было у него ничего.

Роман. Самое яркое впечатление. Запоминается на всю жизнь.

Игорь. Щелк.

Рая. Его вчера продавец на двадцать копеек нагрел. Другой бы его жуликом обозвал, а отец: «Нет, говорит, гражданин, я бы вас с собой в разведку не взял».

Все, кроме Славы, смеются.

Слава. Я бы тебя, между прочим, за эти разговорчики тоже в разведку не взял.

Рая. Да? (Проводит ладонями по талии, вызывающе.) Фигурой не вышла, товарищ Пирогов, или мордашкой не взяла?

Слава. А иди ты, пустобрех. Привыкли, понимаешь, про все с легкостью рассуждать, нигилистов строить из себя. Батя войну забыть не может, она у него до сих пор ранами к непогоде болит – смешно. Старушка упала в гололед – тоже смешно. А я бы у тех, кому смешно, клеймо на лбу выжигал. Чтобы и в темноте, на ощупь узнать, кого с собой в разведку не возьму.

Рая. Высказался, дуболом. Если ты слова от дела не можешь отличить – грош тебе цена.

Роман. Это же треп. Стиль эпохи. К сути человека отношения не имеет. Вроде узких брюк или разреза на пиджаке.

Слава. А черт вас знает. Не верю я, что можно безнаказанно языком трепать. Ржавеет от этого человек.

Роман. Ты и раньше бешеным был. А как в секцию бокса записался – прямо хоть в клетку сажай.

Игорь. Ладно, кончай, ребята. Пошли.

Ольга. Очень мы любим от серьезных разговоров уходить.

Игорь(вздохнул, сел). Валяй.

Ольга. Слава прав. От болтовни ржавеет человек. А ведь даже сабля, ржавчиной покрытая, – это не оружие уже, а так, музейный экспонат.

Игорь. Бурные аплодисменты. Слушай, а ты из себя говоришь или цитируешь кого?

Ольга. Болван! Ну же и болван!

Рая. Трепачи. Вот интеллигентный мальчик Ромочка молчит. Он знает, что́ истина, а что́ суета сует, а молчит. Ромочка, ау!

Роман. Ерунда это все. Наш подвиг один – человеком быть.

Слава. В каком смысле понимать этот твой афоризм?

Роман. В том смысле, что дорогу нам отцы расчистили, теперь самое главное, чтобы по ней честный человек шел.

Игорь. Честный, а также принципиальный, добрый и тэ пэ.

Роман. Да, если хочешь, – принципиальный, добрый и тэ пэ.

Игорь. Гуманист.

Слава. Как я Ромку понимаю: у него что добрый, что добренький – значение одно… Добреньких я больше сволочей не люблю. Добренькие и чистенькие – они чистоплюи, они шиш в кармане прячут. А я хочу, чтобы добрый и честный человек злым был. Понимаешь – чтобы злым было добро! Чтобы боролось оно за себя.

Игорь(щелкает пальцами, вытаскивая из Романа реплику). Ну?.. Ну?.. Щелк.

Роман. Абсурд.

Слава. Абсурд? Ты помнишь, мы тебя, честного, в комсорги выдвигали? Ты отказался: у меня, мол, характер не тот, велика, мол, честь. И я отказался – я как раз тогда в боксерскую секцию поступил. И Оля отказалась – у нее музыка во главе угла. А Сивушкин не отказался. Еще только рассуждали – а может, раз все отказываются, так и Сивушкин подойдет? – а он уже грудью вперед: если окажете доверие – готов. И оказали. Знали, что карьерист, знали, что лодырь и тупица, а выбрали. Забыли, как он вам, честным и порядочным, водянистые морали читал? А вы в ответ что? Шиш в кармане, и весь разговор.

Роман. Слушай, ну что тебя сегодня прорвало?

Слава. Ничего. (Помолчал.) Разговор у меня сегодня был. Я после уроков от комсомольской организации вместе с завучем вроде как делегацией насчет квартиры для Петьки Коржикова ходил. У него, понимаешь, туберкулез был, а он в полуподвале живет… Сидит чин. Бумажки, цифры нам в нос тычет. Мы ему про Петьку, а он нам про рост жилищного строительства. Благополучный, черт. Равнодушный. Но главное – слова правильные говорит. Взвился я, не помню, чего ему и нагородил. «Ишь ты, говорит, комса, – горяч. В капиталистическом окружении, говорит, живем. Ты, говорит, ненависть свою для классовых врагов побереги, а на своих кидаться не смей».

Рая. Платформочку подвел. А завуч что?

Слава. Ничего. Взял меня за руку и из кабинета повел. А в дверях обернулся и говорит: «Классовые враги ему не опасны, он их с детства ненавидеть привык – не ошибется, разглядит. А вас в суматохе может и проглядеть. Он проглядит, а вы ему душу испоганите существованием своим».

Роман. Ван Ваныч у нас ничего. Дает.

Слава махнул рукой и отошел к обелиску.

Рая(посмотрела ему вслед, вдруг). Мальчики, все! Танцевать хочу!

Игорь исполняет на губах подобие твиста. Рая и Роман, подпевая ему, танцуют.

Мальчики, а почему мне твист танцевать не велят? А? По-моему, консерватизм.

Роман. Точно. Говорят, когда-то фокстрот запрещали, потом за узкие брюки взялись. А результат? Фокстрот теперь вроде польки-бабочки стал, а узкие брюки в магазинах продают – бери не хочу. И с твистом этим. Мода отойдет – привыкнут и рукой махнут.

Слава. Да ты погляди, кто на танцплощадке уродуется – одна шпана.

Рая. Конечно, шпана, если порядочным людям за это комсомольским билетом грозят. (Падает на скамейку.) Фу! Аттракцион! Я с Федькой общнулась сейчас. На танец приглашал. С шантажом. «С нами, говорит, вредно отказываться танцевать». Я говорю: почему? «Споткнуться, говорит, можно после танцев и упасть». А я ему: ничего, у нас компания побольше. Меня под руки поведут. «А у нас, говорит, компания маленькая, да удаленькая, у нас и в вашей компании корешки есть». Интересно, на кого это он, подлец, намекал? На Ромочку, что ли?.. Ромочка, ау! Я спрашиваю: не на тебя ли Федька намекал?

Игорь. А может, на меня?

Рая. А что? Вчера вечером на драмкружок не пришел?

Игорь. Не пришел.

Рая. А вчера как раз прохожего раздели возле кино.

Роман. Ага. Часы с него сняли. (Показывает на часы у Игоря на руке.) Вот.

Рая. В ресторан ходишь. А на какие шиши?

Ольга. Дурачки. У него же отец художник, состоятельный человек.

Рая. Ну?! А я думала, он сейфы взламывает в свободное от учебы и общественных нагрузок время.

Ольга. А может быть, и правда, мальчики, кто-нибудь из нашей школы связался со шпаной? Я знаю, в Москве недавно такой случай был. Одного полковника сын. Они ведь как делают. Они сперва на кино деньги дают или еще какой-нибудь пустяк. Или в карты обыграют, а долг не возьмут. А когда накопится сумма, приказывают – или отдавай, или иди в помощники к нам.

Игорь. А, беллетристика это все… Вон Воробьев-младший идет.

Роман. Где?.. Рехнулся он – по ночам гулять? (Зовет.) Мишка!

Голос Миши(издали). Что?

Игорь. Ходи сюда, пионер, если старшие зовут.

Входит Миша, на плече веревка – лассо, у пояса огромная крашеная деревяшка – пистолет.

Миша. Ну?

Игорь. Великолепная семерка. Чуждое влияние загнивающего капитализма.

Роман. Ты что, другого времени не нашел по парку гулять?

Миша. Я маленький, меня не тронут.

Игорь. Умница пионер.

Миша. Я от Ван Ваныча иду. А еще к Анне Петровне зайти обещал.

Игорь. Вращается в высшем свете.

Миша. Сам ты вращаешься. А я (показывает тетрадку) столько написал, что пальцы болят.

Слава(берет тетрадку, читает). «Воспоминания участника Великой Отечественной войны, бывшего гвардии старшины Званцева И. И.».

Игорь. Однако чинов наш завуч не нахватал.

Слава(читает). «В начале зимы тысяча девятьсот сорок первого года я с группой учителей ушел в народное ополчение. Наш полк бросили в прорыв под Москвой. Это было то тяжелое время, когда решалась судьба нашей древней столицы».

Игорь. Художественно дает.

Слава(читает). «Гитлеровцы, не считая потерь, рвались к Москве. Больше смерти боялись они провести в окопах суровую русскую зиму…» Слушай, Воробьев, а вдруг как раз по этой тетрадке грядущие поколения будут оценивать великую битву под Москвой. А у тебя «русскую» через одно «с».

Миша. А ну, отдай…

Слава. Последний абзац…

Миша. Ромка, скажи, чтобы отдал.

Несколько раньше появились Федька из трубопрокатного и смуглая личность в берете, с оттопыренной нижней губой, по кличке «Чомбе». Они явно навеселе. Присели на постамент и пьют пиво, по очереди отхлебывая из бутылки.

Чомбе. Эй, читатель! Пионера не забижай.

Слава. Явление.

Чомбе. Здорово, Бабец.

Игорь. Привет.

Чомбе(Славе). Ну, на коленях тебя просить детишек не забижать?

Миша. Вы меня не защищайте, у меня брат есть.

Слава. Между прочим, пересели бы, не пивная тут.

Федька. А что? Герои производства у статуи героя Отечественной войны.

Слава(махнув на подвыпившую пару рукой). Черт с вами. (Ребятам.) Пошли.

Федька. Это с кем черт? С нами черт? Интересный разговор. Оскорбил рабочий класс – и пошли?

Рая. Это ты рабочий класс? Тебя рабочий класс из цеха попер. Ты ящики грузишь возле пивной.

Чомбе. Федечку не забижай. Он умница, в официанты растет.

Слава. Эту шпану я вроде не встречал.

Миша. Который справа – Федька, а слева – Чомбе зовут.

Федька. Видал – новорожденный! Не знает, что тебя Чомбой зовут.

Слава. Приклеили ярлычок. (Идет.)

Чомбе. Стой! (Подходит к повернувшемуся к нему Славе, пытается отстранить его рукой.) Ладно. К тебе покуда разговора нет. А к девочкам твоим претензии имеются.

Слава. На драку напрашиваешься, друг?

Игорь. Славка, не связывайся. Народ серьезный.

Чомбе. Девочки обидели нас… Отступи, ну? Можем и тебя пригласить. У нас красиво. Музыка в полумраке, шампанское на столе. (Пытается обойти Славу.) Нахохлился, будто наседка возле цыплят. Бабец, а ну, объясни дружку, что не коршун я, а тонкой души человек… Не верит. Насмерть стоит. А может, девочки только и мечтают, чтобы ты в сторонку отошел. Они ведь не цыплята – курочки уже.

Слава. Сволочь ты.

Чомбе. Круто берет.

Миша(вдруг). Славка, дай ему с левой раза!

Запахло дракой. Ольга жмется к скамейке, Рая спокойна. Ребята выжидают.

Игорь(Чомбе). Здесь своя компания. Ну, чего связался с пацаном?

С лица Чомбе все еще не сходит слащавая улыбка. Вдруг он чуть приседает и резко отводит руку для удара. Но Слава опережает его ударом с левой. Чомбе отлетает и падает навзничь.

Миша(присвистнув). Аперкот.

Чомбе(мгновенно отрезвел, поднимается, держась за скулу). Выходит, на боксера напал. (Сплюнул.) Ладно, боксер. (Медленно приближается к Славе.)

Игорь(Чомбе). Не связывайся, говорю.

Чомбе(снял берет, спрятал в карман, продолжая надвигаться на Славу). Молчи, Бабец!

Ольга. Ой, Рая, что же все смотрят? Милицию надо позвать.

И снова удар Славы опережает удар Чомбе. Чомбе снова падает, но сразу поднимается, забирает у Федьки пустую бутылку, разбивает о постамент и, держа горлышко, как нож, снова надвигается на Славу.

(Не выдержав напряжения, кричит.) Милиция!

Слава неподвижен. Чомбе вот-вот замахнется, но, помедлив, неожиданно бросает осколок бутылки в кусты.

Чомбе. Ладно, девочки, без истерик. (Надевает берет.) Не будем, Федечка, благородной компании мешать… Бывай, боксер. За нами не пропадет. (Вместе с Федькой уходит налево.)

Игорь(тяжело вздохнув). Храбрый ты, однако, паренек.

Роман(после паузы). «С левой ему дай», – провокатор.

Получив от брата подзатыльник, Миша убегает в глубину сцены и скрывается в темноте.

Ольга(подходит к Роману, стоящему на авансцене слева, тихо). Господи, я чуть со страху не умерла… Рома, я на танцы не пойду.

Роман. И я не пойду. Я тебя на скамейке за обелиском буду ждать. Ты немного проводи ребят и вернись.

Ольга. Ладно.

Роман(ко всем, небрежно). Я, пожалуй, домой пойду.

Ребята молча прощаются с Романом. Он уходит в глубину сцены.

Слава(сел на скамейку, помолчал). Испортили настроение, подлецы.

Игорь(добродушно). Расстраиваться из-за дерьма. Пошли, мужики. (Наигрывая на гитаре, уходит направо, увлекая за собой Ольгу и Раю.)

Некоторое время Слава сидит один. Возвращается Рая, становится у Славы за спиной.

Рая. Славка.

Слава. Ну?

Рая. Если ты такой честный и принципиальный, отвечай как на духу: ты мне почему записки в пятом классе писал?

Слава. Вспомнила! Нравилась, потому и писал.

Рая. А теперь?

Слава. А теперь не пишу.

Рая. Я спрашиваю: теперь нравлюсь или нет?

Слава(помедлив). А теперь я тебе не буду отвечать.

Рая. Невзирая на честность и принципиальность? Почему?

Слава. Потому, что теперь у нас паспорта в кармане и мы за такие ответы уже отвечать должны.

Рая. Ха! Замуж я тебя, что ли, зову? (Помолчав.) Славка.

Слава. Ну?

Рая. Почему это? Смотрела, как ты дерешься, и чувствовала, что у меня к тебе отношение растет. Как в американском кино.

Слава. Звону в тебе – со стороны поглядеть, черт знает что в голову придет. Ну чего ты легкомысленную дурочку разыгрываешь из себя?

Рая. А может, тех, что со стороны глядят, я в расчет не беру. (Помолчав.) Славка, а слабо́ меня поцеловать.

Слава. Дурь на тебя нашла?

Рая. Ага. (Закрывает глаза, ждет, подавшись вперед. Несколько секунд спустя раскрывает глаза и видит, что Слава стоит с закрытыми глазами, с протянутой к ней за спину, но не обнимающей ее рукой. Рассмеялась.) Дурачок. Я ведь еще больше, чем ты, боюсь. (Убежала направо.)

Слава, словно стряхивая наваждение, потряс головой, сел на скамейку, встал и только тут заметил, что в трех шагах от него стоит мрачный Чомбе. Понимая, что Чомбе здесь не один, смотрит направо и видит медленно приближающегося к нему Федьку.

Чомбе. Говорил я, боксер, что за нами не пропадет.

Федька(поднял камень, свистнул кому-то, позвал). Эй, Сократ! (Замахнулся камнем.)

Слава инстинктивно присел, но камень полетел не в него, а вверх, в фонарь.

Одновременно со звоном стекла сцена погружается в темноту. Когда глаза зрителей привыкают к темноте, то на фоне прежде незаметного далекого фонаря они видят три тени. И с первым ударом начавшейся драки на танцплощадке громыхнул джаз.

По быстроменяющимся местами теням зрителю невозможно уследить за подробностями драки. Справа появляется четвертый силуэт. Он вмешивается в драку, но мы не в силах понять, противник это Славы или его друг. Драка продолжается в молчании до тех пор, пока на сцене явственно не сверкнуло лезвие ножа. Тогда мы слышим хриплый голос: «Брось, подлюга. Брось, говорю!», затем сдавленный стон. На некоторое время тени застывают и затем растворяются в темноте.

Долгая пауза. Затем справа, сквозь грохот джаза, пробивается тревожный, все нарастающий вой сирены «скорой помощи». Звук все ближе, он заполняет собой зал. И вот из-за кулис справа появляются фары автомашины, и в их ярком свете мы видим распростертое у постамента тело Славы.

Фары гаснут. Пауза.

Затем освещается кабинет директора школы. Анна Петровна – у окна, Миша пристроился с тетрадкой на кончике письменного стола.

Анна Петровна(диктует). «Но навсегда коллектив нашей школы сохранит память об учениках, погибших на фронтах Великой Отечественной войны…» Пожалуй, все… А ведь первый раз ты в этот кабинет сам пришел. Прежде приводили тебя.

Миша(помолчав). Спасибо, Анна Петровна. Я, значит, пойду?

Анна Петровна(вдруг). Устала я, Воробьев. Ус-та-ла. На пенсию пора. Как считаешь, Воробьев, пора мне на пенсию или нет?

Миша. На пенсию старух отпускают, а вы бодренькая еще.

Анна Петровна. Правильно. Бодренькая старушка еще. Утешай меня, Воробьев, утешай. Молодец.

Миша. Помните, я стекло мячиком разбил? Я через забор, и вы через забор. Я через овраг, и вы через овраг. А там крапива по грудь. Около мостика догнали меня.

Анна Петровна. Догнала. (Вздохнула.) Только не бодрость это, Воробьев, – долг. (Собирает в портфель бумаги, напевает.) «Мы вольные птицы, пора, брат, пора!..» (Положила руку Мише на плечо.) Ну?

Миша(запел во весь голос). «Туда, где за тучей белеет гора…»

Анна Петровна. Тшш! Я спрашиваю, пора мне на пенсию или еще на годик остаться, хвосты вам покрутить?

Миша. A-а. Советуетесь, да?

Анна Петровна. Советуюсь, Воробьев… А как же ты мог в кабинет директора с этой веревкой войти?

Миша. Это не веревка, это лассо.

Анна Петровна. «Лассо»… Не в ковбоев, а в космонавтов надо играть…

Стук в дверь.

Да, войдите.

Входят Ольга и Рая.

(Посмотрела на часы, на девочек.) Что случилось?

Ольга. Анна Петровна, Славку убили.

Анна Петровна. Что за чушь? Какого Славку?

Ольга. Нашего. Пирогова, из девятого «Б». Ножом.

Рая беззвучно заплакала и отвернулась к стене. Миша на цыпочках подходит к дальнему стулу, садится. Весь последующий разговор слушает с открытым ртом, поворачивая голову в сторону говорящего.

Анна Петровна. Садитесь, девочки. Шмаринова, возьми себя в руки. (Усаживает ее, Ольге.) Кто?

Ольга. Неизвестно. Игоря Бабца в милицию увезли.

Анна Петровна. Игоря? Того не легче. Когда это случилось? Где?

Ольга. В парке, сейчас. Мы вместе были – Слава, Игорь и Ромка Воробьев.

Анна Петровна. На танцплощадке?

Ольга(опустив глаза). В общем-то, мы собрались потанцевать.

Анна Петровна. Спасибо за откровенность. Вы думаете, я из-за прихотей запрещаю ученикам на танцплощадку ходить?.. На, Шмаринова, выпей воды. (Ольге.) Рассказывай.

Ольга. Мы сначала в аллее сидели. Там к нам привязались двое каких-то – шпана.

Анна Петровна. Вот.

Рая. Мальчишки видели, как Славку на «скорой» увезли.

Анна Петровна(Ольге). Рассказывай.

Ольга. Потом драка была.

Анна Петровна. Бабец тоже участие в драке принимал?

Ольга. Нет, Игорь уговаривал, чтобы не связываться со шпаной. Славка дрался. Один.

Анна Петровна. В этом я не сомневаюсь.

Рая(всхлипывая). Анна Петровна, убили же его.

Анна Петровна. У страха, Шмаринова, глаза велики. Мертвых на катафалке возят, а на «скорой помощи» – живых. (Ольге.) Дальше.

Ольга. Дальше – Слава эту шпану отогнал, и мы на танцплощадку пошли. Слава на скамейке остался сидеть. А потом мы слышим, что фонарь кто-то разбил. Только мы этому значения не придали. Мы около танцплощадки стояли, пока мимо «скорая» не проехала. Тогда нам сказали, что Славку убитым нашли.

Анна Петровна. Игорь с вами был?

Ольга. Он все время с нами ходил. Потом Ромке гитару отдал и говорит: «Я на минуточку, сейчас вернусь». А потом дружинники нам сказали, что поймали одного из тридцать первой школы, Игоря Бабца.

Анна Петровна набирает номер телефона.

Женский голос из динамика над сценой. Приемный покой.

Рая. Господи!

Анна Петровна. Скажите, не к вам доставили ученика тридцать первой школы Вячеслава Пирогова?

Голос. Откуда?

Анна Петровна. На «скорой помощи» из парка.

Голос. Фамилия покуда неизвестна, но из парка недавно привезли.

Анна Петровна. Что с ним?

Голос. На этот вопрос ответить не могу.

Анна Петровна. Почему не можете? Я вам не из любопытства звоню.

Голос. Дело уголовное, потому и не могу.

Анна Петровна. Это директор тридцать первой школы Никанорова говорит. Я прошу ответить, в каком состоянии находится мой ученик.

Голос(не сразу). В плачевном состоянии. Узнаю сейчас.

Рая снова плачет. Анна Петровна молча пододвигает к ней стакан с водой.

Слушаете? На операционном столе он сейчас.

Анна Петровна. Значит, жив?

Голос. Больше ничего сказать не могу. Пораспускали вы, товарищ директор, своих учеников. Давеча вот тоже одного с разбитым черепом привезли.

Анна Петровна(хотела что-то ответить, но, взглянув на девочек, опустила трубку). Родители Пирогова знают?

Ольга. Наверно, Роман к ним побежал.

Анна Петровна. Так… Будем надеяться, что с этим обойдется. (Набрала номер.)

Мужской голос из динамика. Дежурный по седьмому отделению лейтенант Марченко слушает.

Анна Петровна. Здравствуй, Марченко, Анна Петровна говорит.

Голос Марченко. Здравствуйте, Анна Петровна.

Анна Петровна. Помнится, в прошлый раз с тобой разговаривала, ты младшим лейтенантом был.

Голос Марченко. Так ведь, как говорится, солдат спит, а служба идет.

Анна Петровна. Ну-ну, не скромничай, солдат. Что это за история у вас с Игорем Бабцом?

Голос Марченко. Задержан. Выясняем, что к чему.

Анна Петровна. За что же вы задержали его?

Голос Марченко. Подозреваем, что в драке участие принимал. С одним вашим учеником несчастье произошло.

Анна Петровна. Это я знаю.

Голос Марченко. Ну вот, значит, капитан сейчас на место происшествия уехал. Вернется – составим протокол.

Анна Петровна(ласково). Слова-то ты какие казенные научился говорить: место происшествия, протокол.

Голос Марченко. Так ведь не в опере служу.

Анна Петровна. Что же ты – подозреваешь, что он товарища ножом пырнул?

Голос Марченко. Мы, Анна Петровна, не подозреваем, мы выяснение ведем. Возле места происшествия дружинники задержали его. Бежал.

Анна Петровна. От кого бежал?

Голос Марченко. Выясняем. Раз бежал – есть версия, что скрыться хотел.

Анна Петровна. Фу, Коля, какая логика у тебя появилась, милицейская, ты меня прости. А может, он просто испугался, оттого и побежал?

Голос Марченко. Он тоже так говорит.

Анна Петровна. Естественно. Мальчик ведь еще. Вспомни, каким ты сам в девятом классе был. Должна тебе сказать, что Игорь Бабец у нас староста класса, мальчик положительный, из хорошей семьи.

Голос Марченко. В нашей, Анна Петровна, статистике и на хорошие семьи проценты есть.

Анна Петровна. Ну вот что, Николай. Рядом со мной девочки, соученицы его сидят. Они говорят, что Бабец все время с ними, в их компании был.

Голос Марченко. Пусть к нам явятся. Мы их показания занесем в протокол.

Анна Петровна. Посмотри на задержанного своего. Веришь, что уголовного преступника поймал?

Голос Марченко. Вообще-то, Анна Петровна, конечно, зря нам дружинники спихнули его. Должны были в штаб дружины сопроводить.

Анна Петровна. Тем более. Я ведь твоего преступника с пеленок знаю. (Смеется.) Нож у него при обыске не нашли?

Голос Марченко. Ножа нет. Тридцать пять копеек у него в кармане и счет из ресторана на шесть рублей.

Анна Петровна. Вот видишь. А о том, что он изредка бывает в ресторане, я знаю. И даже собиралась серьезно побеседовать с ним. Значит, договорились? Отпустишь его?

Голос Марченко. Ладно, Анна Петровна. Как депутат горсовета вы для меня власть. Возьму это дело на свою ответственность. Отпущу.

Анна Петровна. И умница. Спокойного тебе дежурства, товарищ лейтенант. (Кладет трубку.)

Ольга. Спасибо вам, Анна Петровна.

Анна Петровна. Идите, девочки. Поздно уже. А ты, Шмаринова, кажется, возле Пирогова живешь?

Рая. Через дом.

Анна Петровна. Зайди, пожалуй, к матери его, посиди, поговори, успокой.

Рая. Лучше не надо, Анна Петровна. Не любит она меня.

Анна Петровна. Скажите пожалуйста. За что?

Рая. Несерьезной считает. Я у Славки на дне рождения рок танцевала на столе. Я просто так, пошутить, а она решила, что я вообще из стиляг.

Анна Петровна. Хороши шуточки, Шмаринова!.. Ладно, сама забегу.

Ольга. До свидания, Анна Петровна.

Анна Петровна. До свидания, девочки. И вам спасибо, что прямо ко мне пришли.

Рая(простодушно). Так ведь Ван Ваныча нету, а у вас окошко горит. До свидания.

Девочки уходят.

Анна Петровна(помолчала, усмехнулась). «Ван Ваныча нету, а у вас окошко горит…» Слушай, Воробьев, вот ты персонально любишь меня?

Миша опускает глаза.

Ну?

Миша отвязывает лассо, протягивает его Анне Петровне.

Ладно, ладно, – ступай…

Миша выходит. Анна Петровна прошлась по кабинету, набрала номер телефона.

Голос Ивана Ивановича(из динамика). Слушаю.

Анна Петровна. Поздравляю вас, Иван Иванович. Любимого вашего ученика на «скорой помощи» с ножевым ранением увезли.

Голос Ивана Ивановича(не сразу). А с чем, собственно, вы поздравляете меня?

Анна Петровна. Что?.. А, да, извините, конечно. Фраза. Дурацкий оборот…

Кабинет директора исчезает в темноте.

В зрительном зале возникает музыка. Потом в звуки симфонического оркестра вплетаются звуки рояля, идущие из глубины сцены. Из темноты появляется декорация: едва улавливаемые очертания подъезда дома и над подъездом ярко освещенная изнутри комната Ольги на втором этаже. Ольгу, сидящую за роялем, мы видим через легкую занавеску на широкой балконной двери и трехстворчатом, почти во всю стену окне. Мимо дома медленно проходит Роман. Останавливается, слушает музыку, находит камешек и бросает в раскрытую балконную дверь. Ольга снимает руки с клавиатуры, но оркестр, сопровождавший рояль, продолжает звучать.

Ольга выходит на балкон, всматривается в темноту.

Ольга. Роман? Ромка, ты что?

Роман молчит.

Ольга пересекает комнату и, выходя в коридор, поворачивает выключатель у двери. Свет в комнате гаснет. Одновременно зажигается лампочка, освещающая номерной знак на доме. Ольга выходит из подъезда. Музыка смолкает.

Роман. Нашла время концерты давать.

Ольга. Дурачок. Успокаивает это меня.

Роман. Красиво… А ребят наших из больницы поперли. Ван Ваныч остался один. «Проникающее ранение грудной клетки» – это что?

Ольга. Мама утром с дежурства придет, я спрошу. Роман. Дожить надо еще до утра.

Пауза.

Ты когда-нибудь без сознания была?

Ольга. Не помню… наверно, нет.

Роман. Все равно что помереть – разницы никакой. (Помолчав.) Я, между прочим, в пятом классе по системе йогов заниматься хотел. Чтобы над телом своим и сознанием власть была. Потом испугался, что смеяться начнут. У них там упражнения – цирк! Например, полчаса на одной ноге, вроде цапли, стоять.

Пауза.

(Словно решившись что-то сказать.) Оля! (Поколебавшись, решил не говорить.) Зря Райка сегодня насчет войны понесла.

Ольга. Болтуха она.

Роман. Ясно, треп. А только глупо. Славка все это понимает не так, как мы. У него чувство юмора исчезает, когда о войне говорят. Видала, у него в комнате фотография майора висит? Он говорит, что это его отец, а это просто Славкиной матери первый муж. Он в конце войны под Варшавой погиб. Только это между нами, я в прошлом году стороной узнал. А настоящий его отец подонком оказался: бросил их, где-то на Кавказе живет. Соображаешь? Славкины переживания какие? Если бы не война – какой отец у него мог быть?.. Мистика, конечно, а только Райка у нас сперва скажет, а потом соображать начнет… Хотя, конечно, не знала она.

Ольга(помолчав). Я бы за убийство человека прямо на улице казнила, без суда.

Роман. Без суда – это линчевание. Не в Америке живем.

Ольга. Значит, закон такой жестокий должен быть, чтобы даже пьяный помнил о нем, боялся замахнуться ножом.

Роман. Злая – ты на Славку похожа. Как сиамский близнец – в духовном, конечно, смысле.

Ольга(помолчав). Не похожа я на Славку. Я даже со злости всю правду в глаза сказать не могу. Даже с мамой. Иногда чувствую, что она неправа, а промолчу. И что выходит? Она решает: раз молчу – значит, согласна, а раз согласна – значит, думаю, как она.

Роман. А, идеализм. Для взрослых несогласие твое – все равно что Бобик тявкает из-под ворот.