Текст книги "Были и небылицы полигона"

Автор книги: Геннадий Ростовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

А. Г. Гринь:

В парке Дома офицеров были приличные волейбольные площадки. Там соревновались команды войсковых частей гарнизона, а в свободное время их занимали «дикари», самособранные команды. Однажды в такой команде, отвлекшись, я получил сильный удар мяча в голову. Повернувшись к сетке, увидел высокую плотную фигуру «забойщика» с большой челюстью и гладкой, круглой головой (это был первый удар по мне Юрия Пичугина, тогда старшего офицера из Второго управления.

Второй удар от него, ставшего уже начальником Главного управления ракетного вооружения, был приказ на мое увольнение из армии).

Через три года купил велосипед, затем пристроил к нему бензиновый моторчик, и с компаньоном стал осваивать окрестности. Наши моторчики вывозили сначала нас в Пологое Займище, что недалеко от площадки № 2, то есть нашей технической позиции. Потом мы объездили многочисленные озёра, протоки, ручьи.

Одно время нашими соседями по коммунальной квартире оказалась семья Лушпия, которого перевели из Молдавии. Коля Лушпий был чемпионом по бегу на длинные дистанции то ли в республике, то ли в военном округе. Он оказался заядлым рыбаком. На Ахтубу, а это километра 4-5, ходил пешком.

Но однажды он попросил меня отвезти его на рыбалку на мотоцикле, который к тому времени у меня был. На этом мотоцикле с люлькой я катал своё семейство, с женой и детьми, в степь за тюльпанами, на природу в то же Займище. Привёз я Колю на Ахтубу, к водокачке. Он занялся рыбалкой, а я улёгся на траву.

Ловил Коля рыбу на закидушки, а к сторожку привязывал колокольчик. Только закинул закидушку, как зазвенел звоночек, он сразу вытянул судака. Потом зазвенело сразу два колокольчика, и он попросил помочь, вытащить леску. Я подошёл, взял леску в руку и ощутил, что она пошла в сторону. Коля кричит: «Подсекай! Дёрни!» Я дёрнул, а мой учитель даёт новую команду, понимая мою неопытность: «Вытаскивай!» Я так и сделал, потянул леску на себя, вывел рыбу! Судак!

И с этого момента заболел рыбалкой. Первым делом оснастился всем, что положено настоящему рыбаку. Ни одного выходного или праздничного дня я не обходился без рыбалки!

Ездил на рыбалку и зимой, и летом, и весной, и осенью. Зимой ночевали в стогах сена, которых было много вблизи Ахтубы и Волги. Летом «квартировали» в палатке, которую я склеил сам, благо на ракетном комплексе имелась отличная резина, был соответствующий клей и лента для склеивания швов.

Ещё с вечера мы спешили, как одержимые, на речку, чтобы успеть надергать на удочку окуньков, краснопёрки, и другой мелкоты. На зорьке добывали щуку, они водились косяками в протоках. А на самой Ахтубе на закидные дергали судаков. Такой ассортимент рыб давал отменную уху, а судаков обычно жарили на сковородке. Доводилось и осетров несколько поймать.

Всей семьёй мы часто выезжали на речку, устраивали нечто вроде пикника. В таких случаях нередко время проводили вместе с другой семьёй, тогда я делал два рейса туда и два рейса обратно. Рыбалки в таком случае почти не было, но мы играли в волейбол, купались, конечно, не обходилось без скромной чарки и тостов во здравие присутствующих.

Счастливое было время, нас не тяготили тяжёлые думы о будущем, мы верили, что трудности хотя и будут, но они преодолимы.

А разве можно забыть о базаре в селе Кап. Яр? Экзотика! Арбузы, дыни, помидоры, рыба, вобла…

Нередко на нашем столе красовалась хотя и самодельная, но настоящая паюсная, чёрная икра осетровых рыб. Этот деликатес местные жители разносили в пол-литровых стеклянных банках по квартирам военного городка.

Весенней отрадой для глаз, особенно наших детишек, были тюльпаны, которые мы срывали вблизи площадок и доставляли домой охапками. А если выезжали на мотоциклах, то полные коляски везли: и тюльпанов, и рыбы – раздавали и соседям, и просто знакомым.

Незабываемы арбузы и помидоры. Арбузы из Баскунчака, именные, с вырезанными инициалами хозяев на коре, выращенные на солончаковой, особой почве, были удивительны! Невозможно передать вкус, сахаристость, запах. Весом 12-15 килограммов. А стоимость – 10 копеек за килограмм. Мы (на мотоцикле) покупали по 5-10 таких плодов, закатывали под кровать и ели, ели… Может поэтому, несмотря на мутную, микробную воду – наши почки сохранились. И, вообще, Господь предусмотрел: яд и противоядие рядом. Надо только уметь искать…

А помидоры? Лучших я не ел больше никогда. Разломишь – сахар. Не то, что теперешные, рыночные. Но убирать помидоры не успевали, сотни тонн их погибали на корню. Безобразие! А душистые дыни «колхозница» (родом из Камышина)! И все это на фоне невозмутимых верблюдов и трогательных ишачков…

Убеждён, что не будь в Кап. Яре рыбалки, качество и сроки отработки ракетной техники были бы значительно хуже.

В нашем гарнизоне система взаимоотношений также просматривалась: начальник полигона Василий Иванович Вознюк лично знал, помнил массу офицеров, постоянно вёл приём населения, его супруга Марта Яковлевна и женсовет корректировали неблагополучные семейные отношения.

Моя супруга Галина Спиридоновна оставила преподавание иностранного языка в Харьковском политехническом институте и выехала в Кап. Яр. Я был в командировке, её встречал мой друг-однокашник.

Ребята в общежитии, с которыми я жил, освободили нашу общую комнату. Мне и Гале отдельную комнату дали сразу, а когда родился второй сын, добавили и новую. И это при том, что в селе, на частной жилплощади, в домах и мазанках, еще проживали офицеры.

…Городок наш был «коммунальный», в нём вместе с нами жили и собратья: семьи и офицеры полигона Противовоздушной обороны, которым долгое время командовал генерал Яровой. Жены, дети, бабушки и дедушки с территории городка постоянно наблюдали рукотворные небесные явления: змейки инверсий (от работы двигателей ракет), облачка и «щупальца» из них (от попаданий ракет ПВО в самолеты-мишени и падающих обломков этих самолетов). Однажды пришлось наблюдать (хотя это и запрещалось) ядерное «солнце» – подрыв в небе ядерного заряда для поражения самолётов в воздухе.

Вместе жили, дружили, работали, ловили рыбу, по весне собирали охапки тюльпанов.

А Родина наливалась силой!

…По двое-трое суток приходилось готовить ракету к пуску. Это же не пуск ракеты по боевой подготовке, технология которой уже отлажена, а изделие отработано в серийном изготовлении. Мы-то имели дело с опытными, испытательными ракетами, на которых отказы сыпались как горох, недаром их прозвали «бобами».

Не всегда под рукой был прибор, агрегат, комплектующее изделие для замены вышедших из строя, тогда приходилось ехать за ними на далёкую техническую позицию или ожидать их оттуда, а иногда и с завода-изготовителя. Никуда не денешься, приходилось ждать, не отлучаясь со старта или из казармы ближайшей жилой зоны в течение 5-7 дней.

Только спустя 2-3 года на площадке № 4, в её жилой зоне, построили-таки гостиницу, где мы жили по 6-8 человек в комнате.

Каждую ракету мы буквально вынянчивали, выносили на руках и нервах. От её поведения зависело, когда мы сможем вернуться домой (а дом за 100 км от старта!) к детям, к жёнам. (В этом месте ветеран расстояние увеличил раза в два, что вполне простительно, ведь столько лет прошло! – прим. автора). Её, ракету, осматривали (а если обнаруживали царапинку, оценивали её глубину, особо в баках), измеряли её органы-приборы, их связи автономно и в составе комплекса; проверяли с записью на плёнку телеметрии и без записи, выслушивали, копались в её чреве, подчас потроша что-то внутри.

Укладывали, перекладывали, поднимали, ставили, наполняли и, наконец, она, оживая, обдавая нас огненным хвостом, уносилась навстречу своей гибели… освобождая нас.

Между собой мы называли её «дурой» (видимо, потому, что она долго мучила нас молча, а ещё потому, что вызывающе торчала на старте, на фоне бескрайней степи и такого же бездонного неба).

В самом начале службы, при отработке опытных ракет, так называемых «пятёрок» с индексами 8А62 и 8К51, на старт № 4С мы и летом, и зимой ездили на бортовом грузовике ГАЗ-63. а когда ехали в мороз и сильный степной ветер, укладывались вповалку, бок к боку, чтобы не замёрзнуть.

Позднее ездили в грузовых автомобилях ЗИС-150, в сработанных мастеровыми полигона деревянно-фанерных кабинах (мы их называли вибростендами). Неоднократно опрокидывались набок и даже переворачивались, когда наш водитель на большой скорости не справлялся с управлением, наезжая на какое-либо препятствие или попадая в яму.

Появление на полигоне автобусов для нашей перевозки означало высшую культуру при передвижениях на рабочие площадки.

Однажды на площадке нас застал сильнейший снежный буран. Он длился несколько дней, и мы, застигнутые непогодой, не могли выехать с площадки, артиллерийских тяжёлых тягачей (АТТ) недоставало.

Ночевали прямо на столах в рабочих комнатах монтажного корпуса. Связь тоже была прервана. Пищу нам доставляли в термосах на АТТ из солдатской столовой, до которой было рукой подать, она находилась всего лишь в трёхстах метрах от корпуса.

Тогда невольно в памяти всплывало описание А. С. Пушкиным бурана в степи в «Капитанской дочке».

В. Н. Васильев уточняет:

«Что касается опрокидываний, то, действительно, был случай. Грузовик упал в канаву, но набок. Ударившись лицом о борт, я своими же очками чуть не выбил себе левый глаз. Вот только препятствий и ям на бетонке не было. Кстати, вспомните, на какой скорости любил ездить генерал Вознюк…

Бетонка была узкой, но и только. Опасно было съезжать на обочину, особенно в дождливую погоду. Ну, а скорость у того самого грузовика была 40-45 км/час, не более. Истинная причина аварии заключалась в износе рулевого управления. Вот водитель и не справился. Следы от шин на припорошенной снежком дороге имели вид синусоиды, что подтверждает сказанное».

Ю.П. Толкачёв:

Кап. Яр был первым ракетным полигоном, и, вероятно, поэтому родившаяся у нас терминология (от официальной до жаргона) потом распространилась на все полигоны и ставшие впоследствии многочисленными ракетные войска. Например, в любой ракетной дивизии, как и в Кап. Яре, десятая площадка – это городок, тринадцатая – кладбище и так далее.

Хотя там и площадок-то столько нет (не считая стартовых позиций). Происхождение же жаргонных терминов, как и любое фольклорное творчество, трудно проследить. Почему неисправности – это «бобы»? Бог весть. Но как появились некоторые из этих терминов – история сохранила. Например, «банкобус». Он от слова «банковать», то есть обсуждать какую-то проблему (вот откуда «банковать» – не знаю).

А произошёл оттого, что раньше на старте кроме стартового стола и технологического оборудования ничего не было. И когда возникали проблемы и надо было обсудить, что делать, то представители промышленности вместе с соответствующими военными шли в автобус, на котором приехали на старт, и там «банковали». Отсюда логично – «банкобус». Потом, когда на старте появились всевозможные помещения, в том числе и залы для совещаний, они, естественно, сохранили то же название».

Я. А. Гельфандбейн:

«Банкобусом» назвали длиннющий немецкий, скорее всего ещё довоенный автобус бело-голубого цвета, привезенный из Пенемюнде. Стояло это чудо, постепенно раздеваемое до последних гаек, на подставках в районе огневой на 4-й старой, имело две деревянные лестнички и в салоне стол со скамейками для заседаний. Название его было синтезировано из двух слов – «банковать» и «бас» – суть автобус. Потом, когда построили глубокий бункер, его также по традиции называли «банкобусом». Так что Капустин Яр внес свой вклад и в развитие языка…

Как вспоминает Ю. Е. Бабин:

…Конец каждого года являлся для полигона, как и для всего народного хозяйства страны, авральным. Не отличался от предыдущих и истекающий, 1955 год. Работали, не отличая дня от ночи, спали урывками, не раздеваясь, как на фронте. Кстати, фронтовиков среди испытателей в то время было еще достаточно.

После Нового года на полигоне наступал обычно «мертвый» сезон, но Москва лишила долгожданной передышки, приказав начать наступающий 1956 год с государственных испытаний ракеты Р-5М, которые значились под кодовым названием «Байкал».

Для работающих на площадках ввели новую многоступенчатую пропускную систему, а для входа на стартовую площадку еще и дополнительные жетоны. Полигонную охрану на всех КПП заменили караулами из частей КГБ с голубыми петлицами. Усилили охрану стартовой позиции, дополнив ограждение двумя рядами колючей проволоки.

Вот что рассказывает участник тех событий, ветеран в/ч 15646 М. В. Терещенко:

Подготовка ракеты к пуску была доверена боевому расчёту первого испытательного управления и стартовой команде его инженерно-испытательной части.

Ядерная боеголовка поступила на полигон в январе 1956 года, а 1 февраля с огромными предосторожностями была доставлена на стартовую позицию, где была состыкована с ракетой. Доставка производилась автотранспортом части со скоростью не более 5 км в час, при этом начальник стартовой команды шёл впереди автомобиля более 7 км под охраной личного состава органов госбезопасности.

Установка и подготовка ракеты с пристыкованной головкой проводилась в течение 1 февраля. Личный состав боевого расчёта в условиях зимней стужи выполнял положенные действия чётко, без суеты, с глубоким знанием дела. Каждая операция проходила тройной контроль с росписью в бортовом журнале.

2 февраля 1956 года. Сверкая в лучах восходящего солнца, ракета Р-5М взмыла вверх и через некоторое время достигла заданной высоты, на которой и был осуществлён подрыв.

За выполнение этого важного задания особо отличившиеся офицеры были награждены орденами, медалями и денежными премиями, всему личному составу была объявлена благодарность приказом Министра обороны СССР.

С. Н. Хрущёв в своей книге «Рождение сверхдержавы» пишет:

«Испытания прошли не очень удачно, перед стартом отключился обогрев головной части, на морозе атомный заряд «застудился», и, хотя автоматика подрыва сработала исправно, получился так называемый тлеющий подрыв, взрыв не добрал и половины расчётной мощности. Но это не обескуражило отца. В начале пути встречается всякое. Игорь Курчатов, докладывая о происшедшем, сказал, что главное проверено – ядерная боеголовка, доставленная к цели ракетой, сработает».

О важности произошедшего события говорит следующий факт. Не дожидаясь перерыва в работе ХХ съезда КПСС, Министр обороны СССР, Маршал Советского Союза Г. К. Жуков прошёл в президиум съезда и доложил главе государства Н. С. Хрущёву об успешном запуске ракеты с ядерной боеголовкой на полигоне «Капустин Яр». Эта информация вызвала бурю восторга и радости среди делегатов съезда. Было положено начало созданию ядерного щита Родины, поставлен надёжный заслон агрессивным устремлениям США.

И. И. Кокорев:
Капустин Яр (1955-1969 гг.). Отрывки

Опубликовано в газете «Спутник» (г. Юбилейный)

На полигон для дальнейшего прохождения службы я был направлен после окончания Центральных артиллерийско-технических курсов усовершенствования офицерского состава (ЦАТКУОС) в г. Пензе в 1955 году. Отделом кадров полигона в/ч 15644 был назначен для дальнейшего прохождения службы в в/ч 31925 на должность техника по приборам электроогневого отделения 2-й инженерно-испытательной группы.

Штаб в/ч 31925 располагался на площадке 4-Н (новая), которая находилась от площадки № 10 (жилгородок) на расстоянии около 55-60 км. Офицеры и гражданские сотрудники (в основном женский персонал) на площадку 4-Н ездили на грузовых автомашинах ЗИЛ-150, оборудованных деревянными кунгами, внутри которых вдоль бортов и кабины были сделаны сидения. Эти машины в шутку называли «вибростендами», так как кунги во время езды качало во всех плоскостях, проверяя организм сидящих на прочность.

Стартовые площадки располагались на расстоянии около 5-7 км от площадки 4-Н, и их было две: 4-я левая и 4-я правая, где проводились испытания и пуски ракет.

Меня направили в первую стартовую команду (батарею), которой командовал капитан М. В. Терещенко, а начальниками отделений были: стартового – ст. лейтенант Н. М. Захаров, двигательного – А. Бибикин, электроогневого – ст. лейтенант А. Т. Кубасов, старшим техником-оператором электроогневого отделения – ст. лейтенант А. Осипов, заправочного – А. Бердов. Звания и отчества некоторых офицеров уже забылись. Если на курсах в Пензе мы изучали ракету ФАУ-2 (А-4), то первая команда в то время уже приводила испытания и пуски ракет 8к51 (Р-5), и мне пришлось изучать систему управления этой новой для меня ракеты.

…После успешно проведённых испытаний и принятия на вооружение ракеты Р-5М был произведён её пуск с первой атомной головкой. Зима в 1955-1956 годах в Капустином Яре была холодной и снежной. На зимний период личному составу команды выдавалась тёплая одежда: офицерам – меховые брюки, куртка и валенки или унты, солдатам – ватные брюки, фуфайка, валенки и перчатки.

Накануне пуска, который был намечен на следующий день вечером, по электрическим кабелям, проложенным сверху бетонной площадки, проехал тягач АТТ и вывел из строя один из них. Аналогичного кабеля в запасе на стартовой площадке не было, и пришлось посылать офицеров на склад 10-й площадки. После его доставки были проведена замена и проверка на наличие электрических цепей. Утром на заседании комиссии, председателем которой был генерал А. Мрыкин, было доложено о готовности к пуску.

На эти работы понадобилась целая ночь и труд многих офицеров и солдат. В день пуска головную часть ракеты «головастики» (так прозвали тех людей, кто занимался головными частями ракет) доставили на стартовую позицию в спецмашине, возле неё был выставлен часовой, который ближе 5-7 метров посторонних лиц к машине не подпускал.

В морозных условиях номера расчётов моего электроогневого отделения при контровке штепсельных разъёмов в приборном отсеке ракеты работали голыми руками, соприкасаясь с металлическими приборами, плоскогубцами и контровочной проволокой, подмораживая подушечки пальцев рук, так как перчатки, цепляясь за концы контровочной проволоки, удлиняли время выполнения операции.

Перед подъёмом ракеты на пусковой стол на пристыкованную головную часть был одет утеплительный чехол (термочехол), который должен быть снят незадолго до старта ракеты. Но когда стали сдёргивать чехол, то он не спустился, и пришлось объявлять задержку на пуск, подгонять автовышку и таким образом снимать чехол.

Пуск успешно состоялся 2 февраля 1956 года под кодовым названием «Байкал».

…Жили на квартирах в селе в саманных (глинобитных) домиках, где не было нормальных бытовых условий: отопление печное (дрова), приготовление пищи на керосинке, освещение керосиновой лампой, туалет на улице, пресная вода привозная. Во дворе каждого дома был построен бетонный колодец, в который привозили пресную воду по 25 рублей за автоцистерну. Но не каждый хозяин разрешал пользоваться водой из колодца, и тогда приходилось ходить к колонкам, в которых вода отпускалась по талонам. Один талон на ведро воды стоил 25 копеек. Моё денежное довольствие в то время составляло 110 рублей.

…В 50-е годы на полигоне было тяжело с обеспечением офицеров жилплощадью. Первую комнату в городке (пл.10) мы получили после жалобы моей жены министру обороны, которую она написала во время моей командировки, побывав предварительно на приёме у начальника политотдела полигона, который отказал ей в жилплощади.

В своей жалобе жена описала условия, в которых проживают жёны офицеров с малыми детьми в селе на съёмных квартирах. Когда я прибыл из командировки, начальник политотдела вызвал меня к себе и дал «нагоняй» за то, что жена написала жалобу, которую и дал мне прочитать.

В жалобе красным карандашом были подчёркнуты отдельные фразы и предложения. А в заключение было написано: «Разобраться с жалобой жены старшего лейтенанта И. И. Кокорева и предоставить жилплощадь».

Комнату жена выбирала сама из четырёх ей предоставленных. Получили комнату 7 квадратных метров в трехкомнатной квартире: водопровод, электричество, общая кухня, общая ванная, туалет. Для получения горячей воды в ванной имелся титан, который топился дровами. По выходным дням титан топился по очереди живущими в квартире.

В городке чистоту территорий воинских частей периодически контролировал лично начальник полигона генерал-полковник В. И. Вознюк. В случае обнаружения недостатков он вызывал к себе в кабинет «на ковёр» командира части или заместителя, где были обнаружены недостатки, и отчитывал, а иногда и объявлял взыскания.

В период испытаний ракет на стартовых площадках температура окружающего воздуха в летний период иногда достигала плюс 40 градусов. При заправке ракеты номера расчёта заправочного отделения и других отделений, которые работают в это время у ракеты, находятся в спецодежде: прорезиненных брюках и куртке с капюшоном и в резиновых сапогах.

Отдельные номера расчётов от перегрева падали в обморок. После таких случаев было принято решение периодически охлаждать их водой из водообливочной машины.

Форма одежды у офицерского состава при работе на стартовой площадке в летний период несколько раз менялась. Первый вариант-рубашка, брюки в сапоги и повседневная фуражка; второй – шерстяная гимнастёрка, брюки в сапоги, портупея и полевая фуражка (полевая форма); третий вариант – рубашка с галстуком, брюки в сапоги и китель (тужурка), портупея и повседневная фуражка.

Два последних варианта при повышенной плюсовой температуре отрицательно сказывались на здоровье офицеров, плюс ещё физические нагрузки, ненормированный рабочий день и другие условия.

Поэтому многие офицеры старались перевестись в другие части на другие должности, а молодые офицеры, не имевшие высшего образования, – поступить в академию. Убыть с полигона было очень сложно. Контролем за перемещением офицеров с полигона занимался лично В. И. Вознюк.

В период испытаний ракеты 8К63 мне пришлось дважды видеть Н. С. Хрущёва, занимавшего в то время должность Генерального секретаря ЦК КПСС. Первый раз это произошло на стартовой площадке, когда я работал оператором в машине управления, которая располагалась в аппарели рядом с бункером. По шлемофонной связи мне передали, что в мою сторону идёт Никита Сергеевич.

Из окна машины я увидел, как двое мужчин, одетых в тёмные плащи, прошли к входу в бункер. Один из них остался у входа, а второй прошёл к туалету, расположенному в 50-70 метрах от бункера.

Осмотревшись вокруг и внутри туалета, он вернулся к входу в бункер, а второй спустился внутрь. Через несколько минут появился Никита Сергеевич в сопровождении трёх охранников и спустился внутрь бункера, в котором пробыл несколько минут. Затем Н. С. Хрущёв прошёл обратно в таком же порядке.

Второй раз я видел Н. С. Хрущёва вместе с министром обороны Р. Я. Малиновским в период подготовки показного пуска ракеты 8К63 из шахтного комплекса «Маяк». Во время подготовки ракеты к пуску начальник электроогневого отделения команды, которая занималась подготовкой, находясь на верхнем мостике, торопил номера расчёта с окончанием необходимых операций и ругался нецензурными словами.

В это время подъехали машины, из которых вышли Н. С. Хрущёв и Р. Я. Малиновский и встали на смотровую площадку. Н. С. Хрущёв, нагнувшись, посмотрел вниз и, услышав, по-видимому, нелицеприятные слова, сказал Р. Я. Малиновскому: «Поехали, тут работают». Мы это слышали с капитаном А. Т. Кубасовым, с которым стояли напротив на другой смотровой площадке.

На площадке 4-Н видел сына Н. С. Хрущёва Сергея Никитовича, который некоторое время проживал в гостинице для командировочных представителей заводов и предприятий.

После отработки всех этапов испытаний ракеты 8К63 и принятия её на вооружение Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 июня 1959 года некоторые офицеры и солдаты моей испытательной команды были награждены орденами, в том числе и я – орденом «Знак Почёта». В октябре 1959-го меня назначили на должность начальника электроогневого отделения.

…Офицеры, приезжавшие на отстрел ракет с боевыми расчётами, удивлялись и восхищались тому, что в такой степи при сильных ветрах, повышенной температуре и недостатке в необходимом количестве пресной воды вырос городок чистым, уютным и зелёным. А это потому, что территория городка была распределена по воинским частям, подчинённым полигону, и личный состав этих частей периодически занимался уборкой своих территорий. И вывозом мусора, а в летнее время поливкой зелёных насаждений.

Вокруг домов территорию убирали и поливали насаждения (посадки) сами жильцы. Правда, с пресной водой было плоховато, поэтому для поливки её использовали только поздним вечером. А вечером, полив насаждения, шланг передавали следующей квартире.

На территории городка имелось несколько скверов и парк, который располагался вдоль проспекта 9 Мая и который называли солдатским, наверное, потому, что одна его сторона проходила вдоль забора солдатских казарм.

В парке росли в основном пирамидальные тополя, другие породы деревьев, несколько видов акаций, а также тутовые деревья, за ягодами которых ходили дети. Ягоды были вкусными и разных цветов: тёмные, жёлтые, белые и размером до пяти сантиметров.

В городке в начале 60-х годов появились новые улицы: Комсомольская, Первомайская, Волгоградская. Начали строить трёх– и пятиэтажные дома. В одном из домов по улице Комсомольской я получил двухкомнатную квартиру. Благодаря ордену «Знак Почёта», о котором я упоминал ранее. Он оказался весомым аргументом для получения квартиры.

Во время моего пребывания на полигоне были построены: новая школа, гостиница, столовая, в которой продавалось даже пиво на розлив. Этим пользовались некоторые офицеры, приезжая со стартовых площадок и в выходные дни. Городок стал превращаться в чистый и зелёный город Капустин Яр со всеми жизненно необходимыми условиями для жителей.

Для пуска боевых ракет 8К65 (Р-14) с наземного стартового комплекса со стационарными средствами заправки на полигоне построили стартовую площадку № 108. С этой площадки можно было проводить пуски ракет и с подвижными средствами заправки.

Наш отдел занимался контролем за отстрелом боевых ракет 8К65 (Р-14) расчётами, стоящими на боевом дежурстве и приезжающими в учебный центр. Кроме указанных работ нашему отделу была поставлена задача на проведение научно-исследовательской работы (НИР) с ракетой 8К65У (учебной) по изучению возможности заправки и слива настоящими компонентами топлива – концентрированной азотной кислотой (окислитель) и демитилгидразином (горючее) – то есть надлежало выяснить, сколько циклов заправка-слив выдержит ракета.

Это необходимо было для обучения и тренировки заправочных отделений по заправке ракеты настоящими компонентами топлива и их сливу. Испытания проводились на стартовых площадках № 21, № 87, № 108.

Работа людей на стартовой площадке при испытаниях и подготовке ракет к пуску связана с физическими и психологическими нагрузками и опасностью для жизни. Инструкции по проверкам ракет и технике безопасности регламентируют их последовательность и содержание.

Изменять последовательность проверок, а также их содержание категорически запрещается. Непосредственно перед началом испытаний инструкцией по технике безопасности предписывается проводить инструктаж личного состава о порядке выполнения работ и соблюдении мер безопасности. Все работы должны выполняться строго в определённой последовательности и с чётким знанием личным составом выполняемой операции. Поэтому ошибка одного номера расчёта может привести к непоправимым последствиям.

При проведении НИР с ракетой 8К65У на стартовой площадке № 108 с подвижными средствами заправки под руководством председателя комиссии (нашего начальника отдела) полковника Н. И. Кульченко 25 марта 1965 года произошла катастрофа с гибелью людей. Погибли два солдата, а на тринадцатые сутки умер капитан А. Щербина. Причина – человеческий фактор, о котором и сейчас много говорят.

Тут необходимо отметить несколько моментов, которые и привели к катастрофе. В начале испытаний батарея была построена, и ей поставлена задача: установить ракету на пусковой стол и заправить компонентами топлива. Работы проводились личным составом батареи, который не имел практических навыков по заправке и сливу настоящих компонентов топлива.

Батарея занималась профилактическими работами на оборудовании площадки № 108. Командиром батареи был капитан Г. Панкевич, временно исполняющим обязанности начальника заправочного отделения был заместитель командира батареи по технической части капитан А. Щербина.

Ракета 8К65У была установлена на пусковой стол и заправлена полностью компонентами топлива. После заправки председатель комиссии полковник Н. И. Кульченко дал команду на обеденный перерыв. Офицеры инструкторской группы, куда входили: я – как начальник, капитан А. Беседин – инструктор электроогневого отделения, капитан В. Иванов – инструктор по двигательной установке, капитан Ю. Лемешко – инструктор по заправке и председатель комиссии полковник Н. И. Кульченко – на автобусе поехали на 70-ю площадку в столовую.

После обеда по прибытии на стартовую площадку полковник Н. И. Кульченко не дал команду на построение отделения заправки и инструкторской группы на постановку задачи на последующие работы и инструктаж по технике безопасности. Это была первая ошибка. Он дал команду на подготовку к сливу горючего. Это вторая ошибка. Я доложил полковнику Н. И. Кульченко, что по инструкции необходимо сначала слить окислитель.

Он ответил, что если мы не сольём горючее до 17 часов и не успеем отправить заправочные агрегаты (цистерны) на 87 площадку на заправку азотом, то завтра не сможем с утра начать работы. Это третья ошибка – спешка. Я доложил полковнику Н. И. Кульченко, что отсутствует инструктор по заправке капитан Ю. Лемещенко, на что он сказал: «Если расчёты готовы, то будем начинать работать».

Если бы было построение на постановку задачи и инструктаж, то к этому моменту прибыл бы инструктор по заправке капитан Ю. Лемещенко, и этого кошмара не случилось бы. Начальники заправочных расчётов доложили командиру батареи капитану Г. Панкевичу о готовности к сливу горючего, а он доложил мне (начальнику инструкторской группы), и я доложил председателю комиссии, который дал команду: «Слить горючее».

Расчёт горючего приступил к сливу, но никто из офицеров заправочного отделения не проконтролировал состояние горловины трубопровода дренажно-предохранительного клапана (ДПК), на которую номер расчёта (солдат) установил транспортировочную (красную) заглушку, чем отсёк (отсоединил) бак горючего от атмосферы.