Текст книги "Александр Македонский. Гениальный каприз судьбы"

Автор книги: Геннадий Левицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Геннадий Левицкий
Александр Македонский. Гениальный каприз судьбы

Мы пишем не историю, а жизнеописание, и не всегда в самых славных деяниях бывает видна добродетель или порочность, но часто какой-нибудь ничтожный поступок, слово или шутка лучше обнаруживают характер человека, чем битвы, в которых гибнут десятки тысяч, руководство огромными армиями и осады городов.

Плутарх. Александр

Опасно быть богом

Сомнения в гениальности Александра существовали и в древности. Еще Квинт Флавий Арриан (около 95 года – 2-я половина II века н. э.) заметил, что «нет вообще человека, о котором писали бы больше и противоречивее».

И все-таки уже третье тысячелетие, начиная с античных времен, Александр Македонский считается лучшим военачальником из всех известных, и ему поклоняются любители славы, подвигов и просто обыватели. Как же иначе? Все знают о блестящих победах македонян над персами при Гранике, Иссе и Гавгамелах. Могущественная Персидская держава рухнула под ударами Александра, будто карточный домик. Еще были Древний Египет, финикийский город Тир, столицы персидских царей: Вавилон, Сузы, Персеполь и Экбатаны. Это завоевано как бы мимоходом – македонский лев устремляется дальше. Ему покоряются Бактрия и Согдиана, о существовании которых большинство македонян и понятия не имели. И вот он в Индии сражается со слонами царя Пора…

В начале II века до н. э. при дворе царя Антиоха встретились главные противники бесконечно долгой и жестокой 2-й Пунической войны – Сципион был в составе римского посольства, направленного в Сирию, а Ганнибал скрывался там от мести римлян. Между ними, по свидетельству Ливия, произошел весьма интересный разговор.

При этом на вопрос, какой полководец, по мнению Ганнибала, выше всех, тот ответил: Александр Македонский, потому что он с малым войском разбил несчетные вражеские полчища и достиг таких краев, какие никто даже не надеялся увидеть.

Ну да, за 13 лет перевернуть весь мир и умереть в возрасте 33 лет – это поразительно! Все непонятное обрастает легендами, которые делают образ Александра еще более туманным. Александр добился своей главной цели: мечтал стать богом, и для многих стал им.

Так кто же он – непогрешимый стратег, бог или удачливый авантюрист, обласканный судьбой? По всему видно: безумец, возомнивший себя богом.

Любопытен текст Плутарха «О судьбе и доблести Александра», где древнегреческий автор описывает риторический спор Александра с Судьбой. «…Такова речь Судьбы, утверждающей, что ей, и только ей обязан Александр своими деяниями» – так начинается произведение Плутарха, поскольку самое начало текста безвозвратно потеряно, и мы можем лишь догадываться, в чем Судьба обвиняла Александра. До наших дней дошла та часть, где Александр отвечает на нападки Судьбы. Но ведь известно: кто оправдывается, тот виноват! По сути, Плутарх не защитил своего любимого Александра, а лишь посеял неверие в его способности военачальника.

«Не порочь мою доблесть и не присваивай отнятую у меня славу, – требует от Судьбы возмущенный Александр. – …Прежде всего, в Иллирии я получил удар камнем в голову и булавой в шею; потом при Гранике был ранен варварским кинжалом в голову, а под Иссом мечом в бедро; при осаде Газы мне в лодыжку попала стрела и на плечо свалилась тяжелая глыба; у маракандийцев вражеская стрела повредила мне берцовую кость; затем плечо, у гандридов – в ногу; у маллийцев стрела вонзилась мне в грудь и оставила в ране железный наконечник; там же мне нанесли удар булавой по шее, когда сломались лестницы, приставленные к стенам…»

Подробнее узнав о военных подвигах Александра, начинаешь удивляться: во-первых, зачем он сам лез во всякое пекло, карабкался по лестницам; во-вторых, как он дожил до возраста Христа?! Несмотря на многочисленные раны, огромное везение было у смелого македонского царя. Похоже, высшие силы хранили его жизнь до поры до времени, чтобы преподать человечеству урок. Он не пошел впрок: и дальше периодически появлялись амбициозные бесноватые правители, желавшие овладеть всем миром.

Г. Левицкий

Глава 1. Рождение империи

Македония досталась Филиппу в плачевном состоянии: в стране, истощенной внутренними усобицами и войнами с внешними врагами, царили нищета, хаос и страх. Об этом времени римский историк Юстин (жил во II–III веках) писал:

С разных сторон множество народов одновременно, точно составив какой-то заговор против Македонии, пошли на нее войной.

Новый царь на удивление быстро разобрался с врагами, действуя больше хитростью, чем оружием. Обратимся за подробностями к Юстину.

Так как Филипп не мог одновременно справиться со всеми, то он решил, что надо избавиться от них поодиночке: одних врагов он успокоил заключением с ними договора, от других откупился деньгами, а на более слабых напал и победой над ними ободрил своих павших духом воинов и заставил врагов изменить их презрительное отношение к нему. Прежде всего, он сразился с афинянами, победил их при помощи военной хитрости и, хотя мог убить их всех, но, боясь навлечь на себя более грозную войну, отпустил их невредимыми и без выкупа. После этого Филипп перенес войну в Иллирию и истребил там многие тысячи врагов. Отсюда он внезапно напал на Фессалию, где ничуть не ожидали войны, причем напал не из жадности к добыче, а потому что страстно желал присоединить к своему войску мощную фессалийскую конницу… и создал единое непобедимое войско из пехотных и конных полков.

Филипп

И тот и другой слишком любили вино, но в опьянении их пороки проявлялись по-разному. У отца было в обыкновении прямо с пира бросаться на врага, схватываться с ним, безрассудно подвергаться опасности; Александр же в опьянении свирепствовал не против врагов, но против своих приближенных. Поэтому Филипп часто покидал бой, получив раны сам, а Александр нередко покидал пир, убив друга.

Юстин. Эпитома сочинения Помпея Трога

Успехи воинственного Филиппа заставили ближайших соседей не только уважать его, но и стремиться связать себя с македонским домом родственными узами. Эпирскому (молосскому) царю Аррибе удалось устроить брак Филиппа со своей родственницей Олимпиадой. Счастливый Арриба, как сообщает Юстин, «рассчитывал, что благодаря свойству с Филиппом он увеличит свое государство, но этим самым Филиппом он был лишен своего собственного царства и состарился в изгнании». Самыми близкими родственниками и друзьями Филиппа были вовсе не люди, а собственные выгоды – они и руководили его поступками.

Зоркий Филипп заметил, что ситуация, в которой находилась Македония в начале его правления, характерна для всей Греции. Некогда могущественный союз развалился на множество маленьких государств, находящихся в состоянии непрерывной войны с единокровными соседями. Юстин пишет:

Без удержу стремились они погубить друг друга и, только уже оказавшись под гнетом, поняли, что потери каждого в отдельности означали гибель для всех. Ибо македонский царь Филипп подстерегал их, как будто на дозорной башне, строил козни против их свободы, разжигая соперничество между государствами и приходя на помощь слабейшим; так он, в конце концов, поработил и побежденных, и победителей…

После битвы при Херонее в 338 году до н. э. древняя, славившаяся своей культурой и воинскими успехами Эллада превратилась в придаток еще недавно дикой и ничего из себя не представляющей Македонии. Очень интересно поведение Филиппа после судьбоносной битвы. Мудрый и коварный политик, – он бережно щадит чувства побежденных.

Филипп весьма хитроумно затаил в душе радость по поводу этой победы. В этот день он даже не принес обычных в таких случаях жертв, не смеялся во время пира, не допустил во время трапезы никаких игр, не было ни венков, ни благовоний, и, насколько это зависело от него, он держал себя после победы так, что никто не чувствовал в нем победителя. Не царем Греции он велел называть себя, а ее вождем.

Чрезвычайно одаренная личность – Филипп поспевал везде и всюду. Хватало у него времени и на любовь к женщинам. Только жен у него было целых семь; кроме них, Филипп щедро дарил свои чувства флейтистке или танцовщице…

И еще об одной страсти македонского царя повествует Юстин:

Александра, брата жены своей Олимпиады, красивого и чистого нравами юношу, Филипп вызвал в Македонию якобы по просьбе сестры. Всеми способами: то обещая юноше царскую корону, то притворяясь влюбленным, Филипп склонил юношу к преступной связи с ним. Филипп рассчитывал, что впоследствии Александр будет ему вполне покорным либо из чувства стыда, либо из чувства благодарности за (обещанное) благодеяние – царскую власть.

Любимец Филиппа получил корону Эпира. Впрочем, Олимпиаду – самую властолюбивую из жен македонского царя – мало волновали шалости мужа с ее собственным братом. Гораздо больше хлопот доставляли связи Филиппа с женщинами; и главным образом тем, что от них периодически рождались дети.

По этим изображениям, сохранившимся до нашего времени, мы можем представить, как выглядели сам Александр (верхний ряд) и его родители – Олимпиада и Филипп

Смерть Филиппа весьма таинственна, но, похоже, необузданная любвеобильность и свела его в могилу.

Неприятности в царской семье, вызванные браками и любовными похождениями Филиппа, перешагнули за пределы женской половины его дома и стали влиять на положение дел в государстве, – делает вывод Плутарх. – Это порождало многочисленные жалобы и жестокие раздоры, которые усугублялись тяжестью нрава ревнивой и скорой на гнев Олимпиады, постоянно восстанавливавшей Александра против отца.

Плутарх рассказывает об одной из последних ссор царственных отца и сына.

Будучи в преклонном возрасте Филипп безумно влюбился в юную девушку Клеопатру; и коль она была знатного происхождения, царю пришлось жениться. В числе приглашенных на свадьбе был и Александр.

Аттал, дядя невесты, опьянев во время пиршества, стал призывать македонян молить богов, чтобы у Филиппа и Клеопатры родился законный наследник престола. Взбешенный этим Александр вскричал: «Так что же, негодяй, я по-твоему незаконнорожденный, что ли?» – и швырнул в Аттала чашу. Филипп бросился на сына, обнажив меч, но, по счастью для обоих, гнев и вино сделали свое дело: царь споткнулся и упал. Александр, издеваясь над отцом, сказал: «Смотрите, люди! Этот человек, который собирается переправиться из Европы в Азию, растянулся, переправляясь от ложа к ложу». После этой пьяной ссоры Александр забрал Олимпиаду и, устроив ее жить в Эпире, сам поселился в Иллирии.

Следующее свадебное торжество стало для македонского царя последним событием в этой жизни. На этот раз Филипп выдавал свою дочь Клеопатру за Александра – царя Эпира.

Свадьба праздновалась с невероятной пышностью, и не было недостатка в великолепных зрелищах. Большой любитель развлечений, Филипп охотно их посещал; причем появлялся без телохранителей, в сопровождении двух Александров – зятя и сына. Послушаем Плутарха.

Воспользовавшись этим, молодой человек из македонской знати, по имени Павсаний, ни в ком не возбуждавший подозрений, стал в узком проходе и заколол Филиппа, когда тот шел мимо него; так день веселья превратился в день погребальных рыданий; Павсаний этот еще в ранней юности подвергся насилию со стороны Аттала, причем тот и без того позорный поступок сделал еще более гнусным: приведя Павсания на пир и напоив его допьяна неразбавленным вином, Аттал сделал его жертвой не только своей похоти, но предоставил его и остальным своим сотрапезникам, словно Павсаний был продажным распутником, так что Павсаний стал посмешищем в глазах своих сверстников. Тяжко оскорбленный, Павсаний несколько раз обращался с жалобами к Филиппу. Павсанию отводили глаза ложными обещаниями, да еще и подшучивали над ним, а врагу его дали почетную должность военачальника; поэтому он обратил свой гнев против Филиппа и, не будучи в состоянии отомстить обидчику, отомстил несправедливому судье.

Думали также, что Павсаний был подослан Олимпиадой, матерью Александра, да и сам Александр не был, по-видимому, не осведомлен о том, что замышляется убийство его отца, ибо Олимпиада не менее страдала от того, что ее отвергли и предпочли ей Клеопатру, чем Павсаний – от своего позора.

О причастности Александра к смерти отца говорит и Плутарх. Увы! Заводить много детей царям опасно. Тем не менее, по словам Плутарха, Александр разыскал и наказал участников заговора против отца; хотя непонятно, о каких заговорщиках шла речь, если древние авторы представляют убийство Филиппа местью обиженного Павсания. Впрочем, виновные всегда найдутся, особенно если следствие ведет царь.

Филипп умер в 47 лет, процарствовав 25 лет. От танцовщицы из Ларисы у него был сын Арридей, царствовавший после Александра. Было у него и еще много сыновей от разных браков, в которые он, как было в обычае у царей, вступал не раз; некоторые из этих сыновей умерли естественной, другие – насильственной смертью. – И в заключение Юстин рисует личностный портрет Филиппа. – Царь этот больше любил оружие, чем пиры, и самые огромные богатства были для него только средствами для войны; он более заботился о приобретении богатств, чем об их сохранении, поэтому, постоянно занимаясь грабежом, он постоянно нуждался.

К милосердию и к вероломству он был одинаково склонен. Любой прием, который вел к победе, не был постыдным в его глазах. В беседах был и льстив, и коварен, на словах обещал больше, чем выполнял. Мастер и на серьезные дела, и на шутки. Друзей ценил по выгоде, а не по достоинству. Ненавидя, притворяться милостивым, сеять ненависть между двумя друзьями и при этом ладить с обоими вошло у него в привычку. Как оратор он был красноречив, изобретателен и остроумен; изощренность его речи сочеталась с легкостью, и сама эта легкость была изощренной.

Филипп не был лишен пороков и человеческих слабостей, но это был человек огромной воли, и в делах государственных властвовал его разум, а не чувства. Весьма ярко характеризует Филиппа один эпизод из его походной жизни, переданный Юстином. Дело было во время осады города Матоны. Филипп шел на штурм впереди своего войска, и вдруг стрела, пущенная со стены, пронзила ему правый глаз.

От этой раны он не стал ни менее воинственным, ни более суровым по отношению к своим врагам; так что, когда он спустя некоторое время по просьбе врагов заключил с ними мир, он показал себя по отношению к побежденным не только умеренным, но даже милосердным.

Что ж, некоторые черты характера и поступки Филиппа довольно удивительны, но только с их помощью Филипп смог вытащить Македонию из небытия и передать Александру в виде набирающей обороты мировой державы. Столь же интересна сравнительная характеристика Филиппа и Александра в изложении Юстина.

Филиппу наследовал сын его Александр, который и доблестями, и пороками превзошел отца. Способы у того и другого побеждать были различны: Александр вел войны открыто, Филипп пользовался военными хитростями. Филипп радовался, если ему удавалось обмануть врагов, Александр – если ему удавалось разбить их в открытом бою. Филипп был более благоразумен, Александр – великодушен. Отец умел скрывать гнев, а часто даже подавлять его; если же вспыхивал гневом Александр, то он мстил немедленно, не зная никакой меры в отмщении.

И тот и другой слишком любили вино, но в опьянении их пороки проявлялись по-разному. У отца было в обыкновении прямо с пира бросаться на врага, схватываться с ним, безрассудно подвергаться опасности; Александр же в опьянении свирепствовал не против врагов, но против своих приближенных. Поэтому Филипп часто покидал бой, получив раны сам, а Александр нередко покидал пир, убив друга.

Филипп меж друзей не хотел держаться по-царски, Александр же и с друзьями хотел быть царем. Отец хотел, чтоб его любили, сын – чтобы его боялись. Интерес к наукам был одинаков у обоих. У отца было больше изворотливости, у сына – прямоты. Филипп более умел сдерживаться в словах и речах, сын – в поступках. Сын охотнее щадил врагов и был благороднее душой. Отец был склонен к умеренности, сын – к роскоши. Благодаря этим своим чертам характера отец заложил основы мирового господства, а завершил это многославное дело сын.

Впрочем, когда мы более подробно познакомимся с деяниями Александра и его жизнью, в характеристику от Юстина придется внести некоторые коррективы.

Олимпиада

Ищи, сын мой, царство по себе, ибо Македония для тебя слишком мала!

Плутарх. Александр

Как мы заметили выше, молосская принцесса в результате недальновидной политики эпирского царя стала женой Филиппа. Впрочем, утверждает Плутарх, Филипп познакомился с Олимпиадой, «когда он сам был еще отроком, а она девочкой, потерявшей своих родителей». Филипп, влюбившись в нее, просил согласия на брак у брата Олимпиады, Ариббы. В любом случае, брак этот не принес счастья Филиппу, ибо его новая жена безумно любила только одну вещь на свете – власть. Олимпиада пыталась отнять часть ее у Филиппа, но натолкнулась на полное непонимание. И тогда она решила воплотить свои мечты в жизнь через сына.

Рождение Александра сопровождалось многими таинственными знамениями, так что даже бесстрашный Филипп не знал, радоваться ли этому событию, и к жене стал относиться с опаской. Достаточно сказать, что в ночь рождения Александра безумец Герострат сжег одно из семи чудес света – храм Артемиды Эфесской.

Читаем у Плутарха:

По этому поводу Гегесий из Магнесии произнес остроту, от которой веет таким холодом, что он мог бы заморозить пламя пожара, уничтожившего храм. «Нет ничего удивительного, – сказал он, – в том, что храм Артемиды сгорел: ведь богиня была в это время занята, помогая Александру появиться на свет». (Артемида была покровительницей рожениц.) Находившиеся в Эфесе маги считали несчастье, приключившееся с храмом, предвестием новых бед; они бегали по городу, били себя по лицу и кричали, что этот день породил горе и великое бедствие для Азии.

Что ж, маги не зря суетились, потрясения придут в Азию, когда станет взрослым малыш, родившийся в ночь гибели знаменитого храма.

Александр отличался от окружающих, как и любой другой человек, оказавший немалое влияние на ход мировой истории, будь то Чингисхан или Луций Корнелий Сулла. Описание сохранилось у Плутарха.

Как сообщают, Александр был очень светлым, и белизна его кожи переходила местами в красноту, особенно на груди и на лице. Кожа Александра очень приятно пахла, а изо рта и от всего тела исходило благоухание, которое передавалось его одежде… Причиной этого, возможно, была температура его тела, горячего и огненного, ибо, как думает Теофраст, благовоние возникает в результате воздействия теплоты на влагу. Поэтому больше всего благовоний, и притом самых лучших, производят сухие и жаркие страны, ибо солнце удаляет с поверхности тел влагу, которая дает пищу гниению. Этой же теплотой тела, как кажется, порождалась у Александра и склонность к пьянству и вспыльчивость.

Еще в детские годы обнаружилась его воздержанность: будучи во всем остальном неистовым и безудержным, он был равнодушен к телесным радостям и предавался им весьма умеренно; честолюбие же Александра приводило к тому, что его образ мыслей был не по возрасту серьезным и возвышенным. Он любил не всякую славу и искал ее не где попало, как это делал Филипп, подобно софисту хваставшийся своим красноречием и увековечивший победы своих колесниц в Олимпии изображениями на монетах. Однажды, когда приближенные спросили Александра, отличавшегося быстротой ног, не пожелает ли он состязаться в беге на Олимпийских играх, он ответил: «Да, если моими соперниками будут цари!»

Мудрый Филипп великолепно понимал то, что будет вызывать споры, изумление, непонимание последующие две с лишним тысячи лет, а именно – характер сына. В будущем он станет определять судьбоносные поступки Александра: и великие, и глупые, и кощунственно отвратительные, о которых сам Александр будет жалеть сотни раз. Однако сила, вырывающаяся изнутри, беспощадно уничтожала всех тех, кто вставал на его пути, тех, кто не смог понять странностей его натуры.

Филипп видел, что Александр от природы упрям, а когда рассердится, то не уступает никакому насилию, но зато разумным словом его легко можно склонить к принятию правильного решения; поэтому отец старался больше убеждать, чем приказывать.

Впрочем, даже Филипп не избежал яростных столкновений с собственным сыном; что было неудивительно, учитывая их родство и то, что оба не терпели над собой ничьей власти.

Филипп не решался полностью доверить обучение и воспитание сына учителям музыки и других наук, входящих в круг общего образования, считая, что дело это чрезвычайно сложное…

Поэтому царь призвал Аристотеля, самого знаменитого и ученого из греческих философов, и за обучение расплатился с ним прекрасным и достойным способом: Филипп восстановил им же самим разрушенный город Стагиру, откуда Аристотель был родом, и возвратил туда бежавших или находившихся в рабстве граждан.

И здесь проявился характер Александра; он желал, чтобы даже мысли гениального учителя принадлежали только ему. Когда Александр узнал, что Аристотель опубликовал некоторые свои книги, сделав собственные философские изыскания общедоступными, то написал ему письмо следующего содержания:

Александр Аристотелю желает благополучия! Ты поступил неправильно, обнародовав учения, предназначенные только для устного преподавания. Чем же будем мы отличаться от остальных людей, если те самые учения, на которых мы были воспитаны, сделаются общим достоянием? Я хотел бы превосходить других не столько могуществом, сколько знаниями о высших предметах. Будь здоров.

Аристотель

Аристотель, прекрасно изучивший своего ученика, успокоил его честолюбие следующими словами:

…Эти учения хотя и обнародованы, но вместе с тем как бы и не обнародованы. В самом деле, сочинение о природе было с самого начала предназначено для людей образованных и совсем не годится ни для преподавания, ни для самостоятельного изучения.

Плутарх утверждает, что любовь к врачеванию Александру тоже внушил Аристотель. Александр интересовался не столько отвлеченной стороной этой науки, сколько практической: он приходил на помощь заболевшим друзьям, назначая различные способы лечения и лечебный режим. Но больше медицинские познания Александра пригодились ему самому. За не очень долгую жизнь его тело претерпело столько ударов и ран, сколько не получал и десяток поседевших в боях ветеранов.

Как Александр относился к мудрому учителю?

Александр сначала восхищался Аристотелем, и, по его собственным словам, любил учителя не меньше, чем отца, говоря, что Филиппу он обязан тем, что живет, а Аристотелю тем, что живет достойно.

И все же философия великого грека со временем стала чуждой Александру.

Впоследствии царь стал относиться к Аристотелю с подозрительностью, впрочем, не настолько большою, чтобы причинить ему какой-либо вред, но уже самое ослабление его любви и привязанности к философу было свидетельством отчуждения.

Удивляться здесь нечему: философией и любовью Александра станут меч и македонская фаланга.

И все же самое большое влияние на сына оказала мать. Она не учила его искусству, философии и прочим наукам – она учила его, как стать и быть царем. В том, что Александр стал таким, каким мы его знаем; в том, что он не канул в безвестность как тысячи других царей прочих народов, заслуга не философов и богов, а его матери – Олимпиады. Она научила сына любить власть и славу, бороться за них до последнего вздоха.

Совсем иного рода наставников, чем Филипп, определила сыну Олимпиада. Во главе многочисленных воспитателей стоял родственник царицы Леонид – «муж сурового нрава». «Дядькой же по положению и по званию» был Лисимах; «в этом человеке не было никакой утонченности» – так характеризует воспитателя Плутарх.

Команда Олимпиады растила неприхотливого воина-спартанца, жадного лишь к одной вещи на свете – славе. В отличие от аристотелевских, детские уроки Леонида Александр запомнил на всю жизнь. Впоследствии, покорив Персидскую державу, Александр раздавал новые владения направо и налево; царицей Карии он сделал Аду, потому что, как утверждает Плутарх, та напоминала ему мать Олимпиаду.

В знак любви Ада ежедневно посылала ему изысканные яства и печения, а потом отправила к нему своих самых искусных поваров и пекарей. Царь велел передать Аде, что он не нуждается ни в ком и ни в чем подобном, так как его воспитатель Леонид дал ему лучших поваров: для завтрака – ночной переход, а для обеда – скудный завтрак.

– Мой воспитатель, – сказал он, – имел обыкновение обшаривать мою постель и одежду, разыскивая, не спрятала ли мне туда мать какого-нибудь лакомства или чего-нибудь сверх положенного.

Александру было с кого брать пример. Властолюбие Олимпиады не знало границ; и даже находящуюся в опале у собственного мужа – враги боялись ее больше чем Филиппа. Когда в руки афинян попали гонцы Филиппа, они прочли все послания «и только письма Олимпиады не вскрыли и нераспечатанными доставили противнику». Плутарх объясняет это человеколюбием афинян, но кто был знаком с изощренной местью коварнейшей женщины, вряд ли прикоснулся бы к ее письму.

Положение царицы не дало возможности Олимпиаде утолить свою любовь к власти. Филиппу нужны были женщины только для постели, но не для трона. И Олимпиаде ничего не осталось, как только заниматься сыном и передать ему свою нерастраченную любовь. Она добилась, что сын, еще не совершив ничего значительного, требовал отношения к себе как к богу. Это Олимпиада внушила ему, что он велик, и Александр искренне не понимал, почему люди этого не замечают.

В мальчике настолько рано проявилось непомерное честолюбие, что он не мог даже порадоваться за успехи отца. Плутарх свидетельствует:

Всякий раз, как приходило известие, что Филипп завоевал какой-либо известный город или одержал славную победу, Александр мрачнел, слыша это, и говорил своим сверстникам:

– Мальчики, отец успеет захватить все, так что мне вместе с вами не удастся совершить ничего великого и блестящего. Стремясь не к наслаждению и богатству, а к доблести и славе, Александр считал, что чем больше получит он от своего отца, тем меньше сможет сделать сам.

Занятый военными походами и многочисленными любовницами, Филипп редко виделся с сыном. И тот при каждой встрече не переставал удивлять отца – невозмутимого Филиппа, который сумел сохранить полное равнодушие на лице после победы над Грецией. Весьма примечателен случай с покупкой коня, который станет одной из самых больших привязанностей Александра в этом мире. Эту норовистую лошадь Александр будет любить больше всех женщин на свете; в честь нее будет основан город Букефалия.

Фессалиец Филоник привел Филиппу Букефала, предлагая продать его за 13 талантов, и, чтобы испытать коня, его вывели на поле. Букефал оказался диким и неукротимым; никто из свиты Филиппа не мог заставить его слушаться своего голоса, никому не позволял он сесть на себя верхом и всякий раз взвивался на дыбы. Филипп рассердился и приказал увести Букефала, считая, что объездить его невозможно. Тогда присутствовавший при этом Александр сказал:

– Какого коня теряют эти люди только потому, что по собственной трусости и неловкости не могут укротить его.

Филипп сперва промолчал, но когда Александр несколько раз с огорчением повторил эти слова, царь сказал:

– Ты упрекаешь старших, будто больше их смыслишь или лучше умеешь обращаться с конем.

– С этим, по крайней мере, я справляюсь лучше, чем кто-либо другой, – ответил Александр.

– А если не справишься, какое наказание понесешь ты за свою дерзость? – спросил Филипп.

– Клянусь Зевсом, – сказал Александр, – я заплачу то, что стоит конь!

Поднялся смех, а затем отец с сыном побились об заклад на сумму, равную цене коня. Александр сразу подбежал к лошади, схватил ее за узду и повернул мордой к солнцу: по-видимому, он заметил, что конь пугается, видя впереди себя колеблющуюся тень. Некоторое время Александр пробежал рядом с конем, поглаживая его рукой. Убедившись, что Букефал успокоился и дышит полной грудью, Александр сбросил с себя плащ и легким прыжком вскочил на коня. Сначала, слегка натянув поводья, он сдерживал Букефала, не нанося ему ударов и не дергая за узду. Когда же Александр увидел, что норов коня не грозит больше никакою бедой и что Букефал рвется вперед, он дал ему волю и даже стал понукать его громкими восклицаниями и ударами ноги. Филипп и его свита молчали, объятые тревогой, но когда Александр, по всем правилам повернув коня, возвратился к ним, гордый и ликующий, все разразились громкими криками. Отец, как говорят, даже прослезился от радости, поцеловал сошедшего с коня Александра и сказал:

– Ищи, сын мой, царство по себе, ибо Македония для тебя слишком мала!

Усмирение Букефала (Гравюра XVII века)

Филипп, несмотря на размолвки, любил сына, «так что даже радовался, когда македоняне называли Александра своим царем, а Филиппа полководцем». Дальновидный политик упрямо не хотел замечать, что становится помехой на пути сына, и жестоко поплатился за это. Все чаще Александр разрушает планы отца и ведет свою игру, несомненно, не без помощи матери. Олимпиада упорно вела сына к власти, не упуская ни малейшей мелочи, которая могла помочь либо помешать в достижении желанной цели.

Угрозу своим планам Олимпиада почувствовала, когда сатрап Карии, стремясь заключить союз с Филиппом, предложил свою дочь в жены его сыну Арридею. По утверждению Плутарха, «друзья и мать Александра стали клеветать на его отца, будто Филипп блестящей женитьбой и сильными связями хочет обеспечить Арридею царскую власть».

Обеспокоенный Александр ради власти был готов на все. Он послал к правителю Карии своего гонца и предложил «отвергнуть незаконнорожденного и к тому же слабоумного Арридея, а вместо этого породниться с Александром». Новый претендент в зятья сатрапу Карии понравился гораздо больше, но взбешенный Филипп прекратил всю эту свадебную возню.

Олимпиада строго ограждала трон Македонии от возможных конкурентов и берегла его для Александра. Вот только количество конкурентов росло с каждым годом: родила сына и последняя жена Филиппа – Клеопатра – та самая, на свадьбе с которой у Филиппа с сыном произошла серьезная размолвка. Для Александра перспектива занять македонский трон становилась все более неопределенной, с каждым прожитым годом желанная корона не только не приближалась, наоборот, становилась призрачнее. Выход был только один: избавиться от того, кто неутомимо производит наследников, не думая о последствиях. И Филипп, полный сил и энергии, погибает от кинжала убийцы.