Текст книги "Великий Новгород в иностранных сочинениях. XV — начало XX века"

Автор книги: Геннадий Коваленко

Первый чертеж, выполненный Улофом Ханссоном Орнехувудом карандашом и акварелью с надписями на шведском языке, изображает взятие Новгорода шведами 16 июля 1611 года. Второй чертеж с надписями на французском языке представляет облегченную копию первого или его черновик. Третий план Новгорода, продемонстрированный Т. Арне на XV Археологическом съезде, носит название «Новгород с ситуацией». На нем показана реальная планировка и условно – застройка Новгорода и ближайших окрестностей приблизительно на конец 1730-х – начало 1740-х годов. Он отражает планировку Новгорода после реконструкционных работ, выполненных в 1720-х – начале 1730-х годов.

Чертеж Орнехувуда отличается высокой степенью точности, в то же время он в высшей степени избирателен и не показывает те объекты, которые не интересовали его составителя. На нем обозначены башни и укрепления самого Новгорода, сожженные окрестные монастыри, показана обобщающая планировка Новгорода в границах Окольного города с реками Гзень и Резень, ручьями Тарасовец, Федоровский, с прорисовкой детинца, Малого земляного города в шесть бастионов; объемно даны церкви и окрестные монастыри, прорисованы дороги на Москву, Копорье, Псков. В соответствии с традицией начала XVII века на едином чертеже даны последовательно первоначальный лагерь шведских войск, развертывание войск перед первой атакой, расположение шведских войск во время первой атаки с западной стороны Окольного города, размещение шведских войск перед второй атакой уже по периметру Малого земляного города.

В 1672 году гравер Д. Падт Брюгге создал парадную копию чертежа 1611 года. Она была сделана с использованием всего существовавшего тогда арсенала графического украшения – картушей с аллегорическими фигурами, геральдическими щитами и каллиграфическими надписями на латинском языке, военных атрибутов и символики, изображениями батальных сцен, витиеватого компасного картуша и разных типов гравировки. В Швеции этот план впервые был опубликован в книге Ю. Видекинда в 1671 году. Российских исследователей с ним познакомил О.Л. Вайнштейн. В сравнении с первым планом дополнительной информации по топографии города он не несет, однако содержит важную политическую информацию.

С.В. Зверев обратил внимание на то, что картуш в правом верхнем углу плана увенчан изображениями двух пленных новгородцев и фигурным щитом с гербом, изображающим двуглавого орла, под крыльями которого помещены искаженные изображения ключей с сердцеобразными ручками. Он отметил, что этот герб, равно как и опубликованное в латиноязычном издании сочинения Видекинда стихотворение «На герб и взятие Великого Новгорода», содержит описание герба Новгорода, неизвестного отечественным исследователям российской геральдики:

 
Новгород, в тучных полях земли Московитской лежащий,
В круге двухцветном герба знаки такие несет:
Круг рассечен пополам; в середине державная птица,
Черным окрашена вся: лапы и крылья и верх.
В правой части щита – золотое поле под нею,
Левая этот же знак в поле несет голубом.
Подобно тому, как у лап драгоценным блистает
Ключ, что апостол Петр носит, привратник небес.
Войском вокруг оцепил тот город обширный и гордый
Якоб и на шесть лет власти своей подчинил.
 

С.В. Зверев предположил, что проект этого герба был создан в преддверии выборгских переговоров в связи с ожидавшимся прибытием в Новгород шведского принца Карла Филиппа, который должен был стать основателем новой правящей династии в России. Переговоры в Выборге закончились неудачей, Карл Филипп в Новгород не приехал, и от герба остался только проект.

Следует отметить, что вопрос о датировке шведского плана до сих пор остается открытым. Т. Арне высказал предположение, что он может быть датирован 1611 годом. Позднее было высказано мнение о том, что этот план был приложен Якобом Делагарди к отчету о взятии Новгорода.

Н.Н. Кузьмина и Л.А. Филиппова считают, что «чертеж Новгорода, который шведы использовали в плане осады города в 1611 г., является одним из самых ранних и точнейших чертежей русского города. Он выполнен опытной рукой специалиста на основе инструментально-масштабной топосъемки. Если учесть, что русские карты этого времени были рисованными и не основывались на масштабности, то остается предположить, что топосъемка Новгорода была произведена иностранным специалистом». По их мнению, таким специалистом мог быть итальянский архитектор, который в 1582 году принимал участие в переустройстве новгородских фортификаций.

Некоторые исследователи (И.Ю. Анкудинов, В.А. Петров, Л.И. Петрова) считают, что топографическая подоснова плана осады Новгорода 1611 года «могла быть снята шведскими картографами после взятия Новгорода и отображает реальную картину топографии фортификационных сооружений города в начальный период пребывания в нем шведов». Дополнительные сведения, подтверждающие правомерность такого подхода к датировке подосновы плана, сообщил в 2002 году на международной конференции «Шведская Новгородика» сотрудник Военного архива Швеции Бьерн Эверт. Он отметил, что план выполнен рукой шведского картографа Улофа Ханссона около 1635 года, и предположил, что, воссоздавая по чьему-то заказу картину военных действий при осаде Новгорода шведами, он использовал в качестве подосновы топографический план Новгорода, выполненный кем-то из его предшественников.

В пользу последней гипотезы свидетельствует письмо Делагарди Карлу IX от 26 августа 1611 года, в котором он описывает захват Новгорода и сообщает о том, что он посылает ему рисунок с изображением штурма города.

Исследователям хорошо известен также план Новгорода, составленный в 1673 году инженер-капитаном Э. Пальмквистом – членом шведского посольства Г. Оксеншерны. Его «Заметки о России»[9]9
  См. Заметки о России, сделанные Эриком Пальмквистом в 1674 году. – М., Ломоносовъ, 2012.


[Закрыть] занимают особое место среди шведских описаний России. Знаток шведской «Россики» Кари Таркиайнен называет его «венцом» «Московитики», красивейшим дипломатическим рапортом шведского великодержавия. Пальмквист выполнял функции тайного агента и добывал интересующие его сведения «тайным обычаем посредством подкупа». Как военный разведчик он был обязан давать не вымышленные, а точные сведения.

За восемь месяцев пребывания в России Пальмквист собрал уникальную информацию о ней. После возвращения он представил шведскому правительству отчет о проделанной работе – рукопись in folio, содержащую 53 рисунка различного формата, 16 географических карт и планов городов, а также заметки и пояснения к ним.

Пальмквист составил подробные описания летних, зимних и водных путей от Балтийского побережья до Пскова и Новгорода с обозначением расстояний в русских верстах и шведских милях и описанием естественных преград – топей, болот, а также бродов. Его лаконичное описание Новгорода довольно точно и информативно:

Город Новгород находится в 39 милях от Нарвы, в 105 милях от Москвы, в 36 милях от Пскова. Его расположение очень выгодно для того, чтобы быть как хорошим торговым городом, так и мощной пограничной крепостью. Но теперь как власти, так и жители города мало заботятся об этом. Город расположен на большом ровном поле, которое пересекают многочисленные водные потоки, протекающие и у городских стен. По большей части они являются рукавами реки Волхов, протекающей посреди города.

От этого жители имеют большие преимущества в торговле и обеспечении продовольствием, поскольку по реке, вытекающей из озера Ильмень, окруженного плодородными землями, открывается водный путь в Ладожское озеро, а оттуда в Балтийское море к Нотебургу и Ниеншанцу. Новгород мог бы вести всю русскую торговлю лучше любого другого города, не говоря уже об изобилии съестных припасов и рыбы, особенно лещей, которыми Волхов снабжает жителей.

По этой причине раньше этот город был очень значим, о чем еще и сегодня можно судить по руинам и монастырям. Пока он имел собственных великих князей, его сила и богатство были так велики, что до сих пор у русских бытует поговорка: Кто может противиться Богу и Великому Новгороду?

Но после того, как великие князья московские подчинили себе это княжество, город от грабежей и пожаров совершенно утратил свое значение. Но он по-прежнему имеет милю в окружности. Им управляет воевода Иван Петрович Шереметев, здесь есть свой митрополит.

Город делится рекой на две части, из которых западная – кроме крепости – состоит из трех отдельных частей, каждая из которых имеет свои валы и башни. Но их содержат так плохо, что стена, которой прежде был обнесен весь город и все его части, теперь имеет большие бреши, закрытые деревянными валами и деревянными башнями, и лишь наименьшая часть укреплений состоит из каменной стены. Самое прочное укрепление в Новгороде – это крепость, которая обнесена красивой высокой и чрезвычайно толстой стеной и окружена сухим рвом. Но ее можно обстреливать из близлежащих домов и монастырей и близко приблизиться к ней, что, вероятно, может сделать хороший солдат.

Гарнизон оценивается в 3000 человек, и при прохождении шведского посольства он стоял под ружьем от крепости до резиденции посла. Кроме того там было еще 1000 конных под 14 штандартами, 200 из которых были казаками и столько же дворян.

Воевода для хвастовства велел провести послов в крепость кружным путем и велел расставить по обеим сторонам улицы 40 пушек большого калибра, около которых стояли пушкари с горящими запальниками.

В двух верстах от Новгорода находится более 30 каменных монастырей, большая часть которых обнесена башнями и каменными стенами. В Софийском монастыре находится колокол весом 120 шиффунтов. Сам город выделяется прекрасным видом, благодаря многочисленным соборам, церквам и башням.

На плане Новгорода Пальмквист отметил, что Софийская сторона населена по преимуществу ремесленниками и простолюдинами, а Торговая сторона – знатными горожанами и купцами. Это послужило одним из главных аргументов для историка Н.А. Рожкова в обосновании им теории о том, что Волхов разделял население города на две антагонистические группы. План Новгорода, составленный Пальмквистом, озадачивает исследователей тем, что на нем обозначены внутренние стены с башнями, делящие Софийскую сторону на три части. Следует отметить, что о каких-то внутренних стенах упоминал в своем описании Новгорода побывавший здесь в 1683 году Энгельбрехт Кемпфер.

План Новгорода из «Альбома Пальмквиста» был введен в научный оборот только в середине XX века. В 1952 году его опубликовал А.Л. Монгайт, сопроводив издание плана переводом экспликаций. Позднее его воспроизвели в своих статьях В.Л. Янин и Е.А. Рыбина.

В.Л. Янин поставил вопрос о подоснове чертежа Пальм квиста на том основании, что за четыре дня пребывания в Новгороде у него не было возможности снять детальный план города. По его мнению, такой подосновой мог стать проектный чертеж 1631 года, который тайно передал в Стокгольм шведский «городовой смышленник» Юст Матсон, работавший на строительстве городских укреплений в 1632 году.

По сравнению с планом описание Новгорода, сделанное Пальмквистом, было известно исследователям в меньшей степени. Его перевод, помещенный в качестве приложения к публикации А.Л. Монгайта, отличался рядом неточностей, искажений и сокращениями. Поэтому пользоваться ими как историческим источником было затруднительно. Так, например, А.Л. Монгайт подверг сомнению достоверность плана Пальмквиста на том основании, что, как сказано в описании, он «не имел возможности свободно передвигаться в пределах города». Между тем таких слов в оригинальном тексте нет.

В XVII веке историко-географические описания Новгорода дополняются описаниями жизни и быта горожан. Наибольший интерес в этом плане представляют сочинения немецкого ученого-энциклопедиста Адама Олеария, австрийского дипломата Августина Мейерберга, а также путевые дневники голландского географа и путешественника Никлааса Витсена и шведского ученого Юхана Спарвенфельда.

В 1630–1640-х годах в Новгороде несколько раз побывал придворный советник и антикварий Шлезвиг-Голштинского герцога Фридриха III Адам Олеарий. Он исполнял обязанности секретаря в посольстве О. Бруггемана – Ф. Крузиуса, отправленном из Гольштинии к царю и персидскому шаху для выяснения возможностей торговли с Персией через территорию Московского государства. Его широко известное сочинение «Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно» занимает выдающееся место среди современных ему иностранных сочинений о России. Оно отличается научным подходом, обстоятельностью, а также философским осмыслением исторического материала. Его описание Новгорода содержит не только сведения по истории города, но и детали повседневной жизни и быта новгородцев. Особенно колоритны его описания новгородских кабаков и неумеренного потребления новгородцами алкоголя, ставшие почти хрестоматийными:

Когда я в 1643 году в Новгороде остановился в Любекском дворе, недалеко от кабака, я видел, как подобная спившаяся и голая братия выходила из кабака: иные баз шапок, иные без сапог и чулок, иные в одних сорочках. Между прочим, вышел из кабака и мужчина, который раньше пропил кафтан и выходил в сорочке; когда ему повстречался приятель, направлявшийся в тот же кабак, он опять вернулся обратно. Через несколько часов он вышел без сорочки, с одной лишь парою подштанников на теле. Я велел ему крикнуть: «Куда же делась его сорочка? Кто его так обобрал?», на это он, с обычным их «… твою мать», отвечал: «Это сделал кабатчик; ну, а где остались кафтан и сорочка, туда пусть идут и штаны». При этих словах он вернулся в кабак, вышел потом оттуда совершенно голый, взял горсть собачьей ромашки, росшей рядом с кабаком, и, держа ее перед срамными частями, весело и с песнями направился домой.

Можно считать, что Олеарий заложил краеугольный камень в широко распространенное в Европе представление о том, что неумеренное потребление спиртного является одним из главных элементов русской бытовой культуры. Устойчивость подобных мнений представляется довольно странной, поскольку в это время многие европейские страны переживали алкогольный бум, вызывавший негодование просвещенных современников, например Мартина Лютера, который писал, что «вся Германия зачумлена пьянством». Не менее острой была ситуация в Англии и Литве.

Следует отметить, что Олеарий зафиксировал изменения в потреблении алкоголя на Руси, связанные прежде всего с распространением кабаков и водки, которая с середины XVI века начинает серьезно теснить другие хмельные напитки. В XVII веке многие иностранцы отмечали эти особенности русской питейной традиции, которая с того времени становится одним из основных элементов их представления о «загадочной русской душе».

Довольно интересным представляется сообщение Олеария о том, что новгородский купец Петр Микляев[10]10
  Петр Микляев, представитель фамилии крупных торговцев и предпринимателей Новгорода XVII века, активно участвовал в международной торговле.


[Закрыть], «умный и рассудительный человек», приехав в качестве посла в Гольштинию, хотел поручить ему своего сына для обучения немецкому и латинскому языкам. Этот факт, с одной стороны, является яркой деталью с точки зрения характеристики новгородского купечества, а с другой стороны, свидетельствует об устойчивом интересе новгородцев к западному культурному миру.

В XVII веке знание шведского языка становилось одним из условий коммерческого успеха. Русские торговые люди, торговавшие со Швецией, годами держали лавки в Стокгольме, заводили связи в шведском обществе и в какой-то степени умели говорить («толмачить») на шведском языке. Некоторые из них знали язык довольно хорошо, так что при заключении торговых сделок в Швеции не только сами могли обходиться без помощи шведских переводчиков, но и помогали в этом своим соотечественникам. Среди них было немало новгородцев. Примером активного усвоения шведского языка является русско-шведский разговорник, составленный в конце XVII века новгородскими купцами Кошкиными.

С древней историей Новгорода Олеарий был знаком по сочинениям Герберштейна, которого он считает «достоверным свидетелем». Он заимствовал у него сведения о том, что Василий III построил Нижний Новгород и населил его «тем народом, который он взял в многолюдном Великом Новгороде, потому он и получил название Нижний Новгород». Впоследствии эту версию повторили Марпергер и Брюс. Факты о событиях более близкой к нему истории он заимствовал у Гваньини, Ульфельдта, Нойгебауера. Наиболее подробно он пишет о погроме Новгорода, учиненном Иваном IV, которого он называет тираном и жестоким извергом. История возвышения Новгорода и его падения заставила Олеария вспомнить слова Сенеки: «Нет ничего столь великого, что бы не могло погибнуть».

Город Новгород – довольно велик: он имеет в окружности милю; ранее он был, однако, еще больше, как видно по старым стенам церквей и монастырей, расположенных снаружи и пришедших там и сям в разрушение. Из-за многих монастырей, церквей и куполов город извне великолепен, но дома, а равно валы и укрепления города, как и в большинстве городов всей России, сложены и выстроены из елового леса и балок. Город лежит в равной местности у богатой рыбою реки Волхова, в которой, наряду с другими рыбами, имеются и очень большие, жирные и вкусные окуни: их продают по очень дешевой цене. В этих местах имеется много добрых пашен и пастбищ для скота; здесь получается масса конопли, льну, меду и воску. Здесь же приготовляется прекрасная юфть, которою они много торгуют. Город лежит весьма удобно для торговли, так как через него протекает судоходная река Волхов, которая берет начало из озера Ильменя, находящегося в полумиле выше города, и впадает в Ладожское озеро, дающее в Нотебурге начало реке Неве, изливающейся в Финский залив Балтийского моря. В прежние времена лифляндцы, литовцы, поляки, шведы, датчане, немцы и фламандцы вели оживленную торговлю с Новгородом, вследствие чего он стал весьма богат и могуществен. Город этот некогда являлся главным во всей России. Это была княжеская резиденция, а вся провинция [новгородская], имеющая большое протяжение и простирающаяся вплоть до Торжка, была особым княжеством, не подчинявшимся царю и имевшим своих князей и монету. Ввиду большого населения города, богатства и могущества его составлена гордая поговорка; говорили так: «А кто может стояти против Бога да и Велика Новагорода?»

Современный Новгород поразил Олеария обилием церквей и монастырей. Он упоминает «прекрасно построенный» Хутынский монастырь и погребенного там Варлаама Хутынского, который, «как говорят, совершил много чудес, исцеляя больных». Первым из иностранцев он рассказал историю Антония Римлянина, который был для иностранцев самым известным новгородским святым, и построенного им монастыря. Об этом он узнал из рассказов новгородцев. От них он узнал также о том, что в соборе Рождества Богородицы Антониева монастыря хранятся мощи святого и камень, на котором он, по преданию, приплыл из Рима[11]11
  Камень Антония Римлянина представляет собой овальный в плане серый валун длиной 126, шириной 94 и высотой 37 сантиметров. Камень был обнаружен на берегу Волхова игуменом Вениамином и перенесен в Рождественский собор между 1547 и 1552 годом.


[Закрыть], но осмотреть их ему не удалось, поскольку иностранцев в собор не пускали.

По ту сторону реки, насупротив дворца, находится монастырь св. Антония. Как они говорят, сам св. Антоний большим чудом заставил построить здесь этот монастырь. Русские рассказывают, да и сами верят, что св. Антоний в Риме сел на жернов, поплыл на нем по Тибру в море и вокруг Испании, Франции, Дании, через Зунд, Балтийское море, Ладожское озеро и реку Волхов доплыл до Великого Новгорода, где он вместе с камнем вышел на берег. Когда он увидел тут рыбаков, только что выходивших на ловлю, он уговорился с ними за известную плату, чтобы они уступили ему то, что прежде всего выловят. Рыбаки, закинув сети, вытащили на берег большой ящик, в котором оказались церковные сосуды, книги и деньги св. Антония. Святой устроил здесь часовню, поселился в ней и, по преданию, в ней же скончался и погребен. Говорят, что можно до сего дня видеть в ней нетленное тело угодника и что с больными, приходящими сюда с молитвою, совершаются здесь большие чудеса. Чужих и иностранцев, однако, внутрь не пускают. Показывают некоторым только жернов, который прислонен к стене. Ввиду столь великого чуда и в воспоминание св. Антония, они построили здесь большой великолепный монастырь и снабдили его богатыми доходами.

Особую ценность труду Олеария придают гравюры, выполненные по сделанным им самим рисункам, представляющие портреты, бытовые сценки, виды местностей и городов, в том числе хорошо известное первое изображение Новгорода.

Вместе с Олеарием в составе посольства в качестве гоф-юнкера был поэт немецкого барокко Пауль Флеминг, которого, по его собственным словам, «жар любопытства влек из края в край». Он описал свое путешествие в Персию через Россию в книге стихотворений, посланий, од и сонетов, которые дополнили сочинение Олеария. Флеминг стал автором первых поэтических произведений о Новгороде.

Флеминг прибыл в Новгород с небольшой частью посольства по зимней дороге из Нарвы в начале марта 1634 года во время лунного затмения, о чем он написал в одном из своих стихотворений, и провел здесь в ожидании основной части посольства пять месяцев весны и лета. Здесь он нашел отдохновение от бурь и бедствий войны, которой была охвачена его родина. На фоне того, что он оставил на родине, жизнь в Новгороде представлялась ему спокойной и благополучной. В какой-то мере об этом свидетельствует его латиноязычное стихотворение «К гостеприимному Новгороду»:

 
Пусть невелик ты, но для меня ты – пристанище для великих деяний.
Ты деревянный, но от этого не менее угоден своему
Господину. Ты приносишь мне счастье и отраду, пока я жив…
Варварский Волхов пересекает тебя изогнутым руслом.
Весной золотое сияние колышется над тобой.
Пусть всегда будет мне здесь весело
И пусть всегда будет здесь для меня покой и отдохновение.
 

Нам довольно мало известно о повседневной жизни новгородцев в XVII веке, поэтому впечатления немецкого поэта, выраженные в этом стихотворении, представляют особую ценность. Конечно, они очень лаконичны, в них очень мало конкретности, но общее настроение ему удалось передать.

По мнению М.П. Алексеева, интерес к западному культурному миру в Новгороде носил более глубокий, органический характер, чем в других городах России. Поэтому Флеминг мог здесь не только встретить следы европейского влияния и свидетельства давних связей города с западным миром, но и услышать немецкую речь. Он пишет также о том, что в Новгороде в лице главного царского толмача Генриха Ниенбурга Флеминг нашел ценителя и знатока немецкой поэзии; ему он посвятил два стихотворения, в одном из которых написал: «Я встретился здесь с таким умом, который любит мое искусство».

Особый интерес представляет поэма Флеминга «В Великом Новограде россов».

 
…Я вижу Волхов, покой он мне несет в своих волнах.
Я должен похвалить людей, подобных тем, что здесь живут.
О недостатке уваженья здесь речи быть не может!
Кто не похвалит человека, который принадлежит лишь самому себе?
Он может обойтись без лишнего убранства и все ж иметь удобства.
Он рожден к тому, чтобы не сожалеть о невозможном.
Если слег отец – ему замена есть: сын хорошо воспитан.
Без наследства устроит жизнь себе по вкусу.
Деньги здесь не главное, важней – родная кровь.
Жизнь человека ценнее золота и серебра.
Найдет в лесу он место для жилья.
В стране благословенной оброка нет, и места хватит всем.
Он срубит дом, распашет поле; сад и огород
найдут здесь место. Если не боится стужи и жары
и по сердцу работа, то мастер и хозяин сам себе.
Захотел жениться – берет соседа дочь, которую он любит.
Она красива и телом и душой. Они живут без ссор,
и недоверие в их дом не постучится никогда.
Хозяина совет – закон для любящей жены.
Тем ей дороже он, чем строже и суровей он.
Нет нужды: всем богаты конюшня,
огород и скотный двор, плоды приносит сад,
питье дает ручей, а дикий лес жаркое дает на стол.
Лук и стрелы, нож и топор он сделал сам.
Запасов хватит на день сегодняшний,
а завтра – Бог рассудит. Не живет разбоем,
как все соседи по Волге и по Дону у моря Черного.
Кошелек его не туг, но и не пуст совсем.
Он не скорбит о том, как обеспечить себя одеждой:
овца даст шерсть, лен и конопля на поле
дружно выросли – из них он шьет и вяжет.
Стареет без болезней. Его лекарство – долька чеснока.
Прекрасный соловей поет на дереве и нагоняет
сон хозяину, уставшему за день от праведных трудов.
Он спит так до утра, кошмар его не гложет,
заботы далеко, что так наш сон тревожат.
Вор не пойдет к нему – тому порукой быта простота.
Господь да будет милостив к нему. Поздней ночью
поклоны в церкви бьет, усердно молится, и набожность – его талант.
 

Поэма написана в жанре патриархальной идиллии со всеми присущими ей чертами и в то же время содержит детали русской действительности, свидетельствующие о наблюдательности автора. Жизнь новгородских крестьян, в которой он увидел чистоту и простоту человеческих отношений, представлялась Флемингу идиллической на фоне горестной судьбы Германии, охваченной пламенем Тридцатилетней войны, которую он описал в «Новогодней оде 1633» перед отъездом в Россию.

Он изобразил жизнь русских не только более позитивно, но и более конкретно по сравнению с теми представлениями, которые прежде существовали в европейской литературе. Флеминг не ищет экзотики, он описывает повседневные занятия жителей новгородской округи, их нравы, религиозность, непритязательный, граничащий с бедностью быт.

В 1661–1662 годах в России побывал дипломатический представитель австрийского императора Леопольда I Августин Мейерберг. О своем путешествии он написал два сочинения на латинском языке: служебный отчет «Донесение о посольстве в Москве» и «Путешествие в Московию», наполненное историческими и географическими сведениями, бытовыми зарисовками. Большой интерес для исследователей представляет так называемый «Альбом Мейерберга» – собрание 250 чертежей и рисунков, в том числе и те, что представляют виды различных местностей Новгородской земли: деревни Наволок, Красную, села Зайцево, Вины, Крестцы, Рахино, Яжелбицы, Иверский монастырь, переправу через реку Мошню, панораму Новгорода со стороны Ильменя.

Большое место в своем сочинении Мейерберг уделил истории России, представив ее по-своему стройную, но далекую от точности «сквозную» концепцию. Его главными источниками были сочинения Герберштейна, Гваньини, Олеария, польских хронистов Длугоша и Стрыйковского. Следует также отметить, что, прожив год в Москве и в какой-то степени владея русским языком, он старался добывать сведения о русской истории не только из устных рассказов, но и русских источников, в частности летописей.

Исторический экскурс Мейерберг начинает с легенды о призвании варягов. При этом он дает не летописный, а «русифицированный» ее вариант, в котором Рюрик выступает как представитель славянского племени, призванный новгородцами для борьбы с Киевом. Такой вариант гораздо доказательнее объяснял завоевание Киева Новгородом. М.А. Алпатов предположил, что в такой форме легенда о призвании варягов могла бытовать в московских придворных кругах, с которыми он соприкасался в течение года.

Новгород Мейерберг называет «самым древним из всех русских городов» и сообщает, что его построили переселившиеся сюда дунайские славяне в двух верстах от озера Ильменя. «Княжество Великий Новгород в старину было действительно великая волость Рюрика, потому что простиралось оно даже до Ливонии, Финляндии, Швеции и Норвегии».

Великий Новгород, главный город княжества Новгородского и резиденция митрополита, принадлежит великому князю Московскому и находится на озере Ильмень. Здесь для нашей встречи поставлено было до 500 человек стрельцов от самого берега до нашей квартиры. Вице-губернатор Никита Алексеевич Зюзин угощал нас всякими кушаньями, медом, пивом и водкой. В городе и вокруг него насчитывается до 180 мужских монастырей. Окружность его составляет одну немецкую милю. Город еще и поныне славится своей торговлей, богатством и всяким имуществом, однако не так, как в прежние времена, от которых осталась поговорка: кто против Бога и Великого Новгорода?

Следуя распространенной в некоторых европейских хрониках версии о том, что Новгород некогда принадлежал великому князю Литовскому, Мейерберг рисует довольно искаженную картину его отношений с Литвой в XIII–XV веках. Так, он пишет о том, что Витовт заставил Новгород платить дань и принять его воеводу князя Симеона Альгимунда (Ольгердовича). «Через 14 лет после того Новгород заупрямился было, но Александр (Витовт. – Г. К.) привел его в покорность, и город пришел в самое цветущее состояние под этой зависимостью. Наконец московский князь… Иван, сын Василия Темного, покорив Новгород после семи лет войны, отнял его у Казимира III, короля польского и великого князя Литовского в 1477 году, а потом, в 1493 году, принудил своего зятя, Казимирова преемника Александра, отказаться от всяких прав на этот город».

Истине здесь соответствует лишь то, что великий князь Литовский Витовт (1392–1430) вмешивался в дела Новгорода, вел с ним войны и вынашивал планы расширения Великого княжества Литовского за счет Новгородских земель. Упоминаемый Мейербергом его поход на Новгород в 1428 году был самой масштабной из всех попыток Литвы подчинить себе Новгород. Потерпев поражение под Порховом, Витовт повернул назад.

Что касается Семена Лутвеня Ольгердовича, то он действительно был князем в Новгороде в 1389–1392 годах, но стал им не по воле Витовта, а был приглашен новгородцами как искусный полководец. Вполне вероятно, что Мейерберг путает Великий Новгород с Новгородом Северским, князя которого Дмитрия Ольгердовича в 1393 году Витовт лишил удела и назначил на его место своего наместника.

Современный Новгород Мейерберг характеризует как крупный административный и церковный центр, отмечая, что он и поныне славится своей торговлей и богатством, однако не так, как в прежние времена.

К наиболее достоверным и информационно насыщенным иностранным сочинениям о России XVII века относится живой, полный непосредственных впечатлений путевой дневник голландского путешественника, географа, юриста, дипломата Николааса Витсена. Он посетил Россию в 1664–1665 годах в составе посольства Якова Бореля. В Новгороде Витсен был дважды, в общей сложности около десяти дней в конце декабря 1664 года и на обратном пути из Москвы в июне 1665 года.

Посольство подъехало к Новгороду по псковской дороге. Через Софийскую сторону голландцев не пустили, а повезли в объезд до северной оконечности Земляного города, где кортеж повернул на юг по берегу Волхова, достиг моста, по которому переправился на Торговую сторону, где на Большой Славенской улице находился Посольский двор.

К Посольскому двору голландцы шли сквозь ряды солдат и горожан («кто с пистолетом, а кто с ружьем или мушкетом»), потом мимо Посольского двора парадным маршем прошли войска, при этом, как пишет Витсен, «чтобы увеличить в наших глазах количество войска, перед нами вторично пустили только что прошедших солдат, как будто мы этого не заметили!». Обычай провозить западноевропейские миссии через города, в которых можно было увидеть много вооруженных и нарядно одетых горожан и воинов, прежде всего через Новгород и Псков, возник в последние годы правления Ивана Грозного после поражения в Ливонской войне и был призван показать, что эти города, обезлюдевшие за годы войны, процветают по-прежнему. В XVII веке это нововведение превратилось в норму и окончательно формализовалось.