Текст книги "Записки промышленного шпиона (сборник)"

Автор книги: Геннадий Прашкевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

6

«…С некоторых пор я стал замечать за собой слежку.

Какой-то тип в плоском беретике и в темных очках возникал ниоткуда и мог ходить за мной часами. Мне, в общем, было наплевать на это, он меня не раздражал, но все же весть о новом перевороте дошла до меня прежде всего через исчезновение этого незаметного чина. Вероятно, новый режим лишил его работы и уничтожил. Зато, возвращаясь вечером с мельницы старого Фернандо Кассаде, я попал в лапы военного патруля. Видимо, они вышли на улицу совсем недавно (их серые носки еще не запылились) и чувствовали себя хозяевами положения, ведь по ним никто не стрелял. Мордастые, в серых рубашках и шортах, с автоматами на груди, в сандалиях на тяжелой подошве, чуть ли не с подковами, в шлемах, низко надвинутых на столь же низкие лбы, они выглядели значительно. Чувствовалось, что им приятно ступать по пыльной мостовой, поводить сильными плечами, держать руки на оружии. Заметив меня, офицер, начальник патруля, очень посерьезнел.

– Ты кто? – спросил он.

Растерянный, я пожал плечами. Разумеется, это была ошибка. Меня мгновенно повалили на пыльную мостовую.

– Ты кто? – переспросил офицер.

Из-за столиков открытого кафе на нас смотрели лояльные граждане Альтамиры.

Они улыбались, наверное, новая власть показалась им в этот момент твердой. Наверное, им понравились патрульные, так легко разделавшиеся с опустившимся интеллигентом. Они ждали продолжения.

– Кей Санчес, – наконец выдавил я.

Пыль попала мне в глотку, в нос, я чихнул.

Наверное, это было смешно, за столиками засмеялись.

Многие находились под первым волшебным действием обандо, над террасой высветились первые звезды, воздух был чист и прозрачен, новый режим, несомненно, опирался на крепких парней – почему бы и не засмеяться? Улыбнулся даже офицер.

– Я знал одного Санчеса, – сказал он. – Он играл в футбол, и играл плохо…»

7

«…Пыльный, помятый, я попал домой.

Патрульные отпустили меня, узнав, что я обитаю в квартале Уно.

Не такой богатый квартал, как, скажем, Икер, где всю жизнь прожил мой приятель Кристофер Колонд, но все же. Я толкнулся в дверь, открыла Маргет. Маленькая, темная, всегда загорелая, живая, с живыми блестящими глазами – она невероятно зажигала меня. Как утреннее солнце. Даже шепот ее действовал на меня, как чаша обандо.

– Где ты так извозился?

Я покачал головой. Мне не хотелось хаять патрульных. Они ведь не избили меня, а только выяснили мое имя. Им это полагалось по службе. В конце концов, я сам виноват. Незачем было тянуть время, раздумывать.

– Устал?

Маргет повернулась к зеркалу, проводя какую-то абсолютно неясную для меня косметическую операцию.

– Странно, Кей, да? Ты ничего не делаешь, а устаешь. А новый президент никогда не устает. У него много помощников, но все главные дела он решает сам. Окна его кабинета светятся даже ночами. Это проверено. Я даже сама ходила смотреть на его окна. – Полураздетая Маргет молитвенно сложила руки на красивой груди. Я бы предпочел, чтобы она их опустила. – Как думаешь, Кей, новый президент пользуется стимулирующими препаратами?

Я пожал плечами:

– Зачем?

– Ну как? – удивилась Маргет. – Чтобы снимать усталость.

– Чашка обандо. Этого достаточно.

– Ладно, – засмеялась Маргет. – Твоя вечерняя чашка на столе. Но жизнь, Кей, начинается новая. Совсем новая. Об этом все говорят. Новый президент обещает всем дать работу.

– Даже физикам? – усмехнулся я.

– Даже физикам.

– А предыдущий президент обещал покончить с обандо, – напомнил я. – Любопытно будет взглянуть на нового.

– Он обещал работу всем, Кей. Напрасно ты злишься.

Я кивнул.

Знаю, что не подарок.

Много лет назад в Лондоне я тоже не был подарком.

Но там жили только два альтамирца – я и Кристофер Колонд. И мы легко находили общий язык, несмотря на то что Кристофер провел детство в самом богатом квартале Альтамиры. Собственно, весь квартал Икер, где жил Кристофер, принадлежал только одной семье – Ферш-Колонд. Эта семья дала Альтамире пять президентов, это, соответственно, позволяло Кристоферу не ломать голову над будущим, не помнить о финансовых сложностях, о которых никогда не мог забыть я. Он часто меня выручал, но по-своему. Мог, например, играя с тобой в карты, бросить их, когда ты был в выигрыше. А если я просто приходил занять денег, мог сказать: «У меня, Кей, сейчас ничего нет, но ты можешь пойти к Тгхаме». Тгхама был негр, то ли из Камеруна, то ли из Чада, и чаще всего сам занимал деньги. «Вот увидишь, Тгхама тебя выручит». Я шел к Тгхаме, и, как это ни странно, он выручал. Когда я приходил к нему, оказывалось, что он только что получил очередное наследство. В его стране все время убивали каких-то принцев и принцесс, и все они были его родственниками.

Кристофер никак не объяснял свой тихий дар предвидения.

Да никто этим и не интересовался. Это ведь только самому Кристоферу его странный дар приносил неприятности. Еще в детстве. Вдруг приходила недолгая, но резкая головная боль, с головокружением, с тошнотой, затем все вроде бы входило в норму, но Кристофер начинал ясно видеть прошлую жизнь каждого попадающегося ему на глаза человека – что случилось и что он натворил. И столь же ясно перед ним открывалось будущее этих людей – что случится и что они еще натворят. «Ма, – говорил Кристофер за обедом. – Ты принесешь мне такое же маленькое миндальное пирожное?» – «Какое миндальное пирожное?» – бледнела госпожа Ферш-Колонд, а отец добродушно улыбался: «Кристофер, мы позвоним, и нам доставят любые пирожные. Зачем утруждать маму?» – «Нет, – настаивал Кристофер, – я хочу такое же пирожное, какими господин Ахо Альпи угощает в спальне». – «Что такое? В спальне? Какая спальня? – бледнел отец, и усы его вздергивались, как живые. – Ты был в спальне у господина Ахо Альпи?» – «Ну что ты, папа. Кто меня туда пустит? Но мама там собирается быть».

Видимо, Кристофер не понимал тогда, что время делится на будущее и прошедшее. Одновременно он жил там и там и не совсем точно представлял время, в котором его мама пробовала сладкие пирожные в спальне господина Ахо Альпи, и то время, в котором она еще только обдумывала такую возможность. Вообще, Кристофер тогда считал, что все люди чувствуют время точно так же, как он. Лишь к студенчеству, к дням нашего пребывания в Лондоне, он понял, к чему ведут подобные предвосхищения, и научился определять текущий момент. То есть научился жить в определенном моменте постоянно текущего времени, хотя и оставлял для себя небольшой зазор. Этот зазор давал ему возможность в любой компании чувствовать себя свободно. Впрочем, должен заметить, подобный эффект дает и чашка обандо. При этом можно было обойтись без головной боли и головокружения, при употреблении обандо это приходит позже. Думаю, что Кристоферу, как и мне (хотя и по разным причинам), будущее казалось столь же скучным, как прошедшее. Сегодня президент Ферш, завтра президент Фоблес, послезавтра Бельцер, но ведь там, впереди, если смотреть внимательно, опять Ферш, опять Фоблес, опять Бельцер.

И все похожи друг на друга.

Я помню, например, президента Къюби.

Он был отчаянно усат и предельно решителен. И был не худшим президентом, по крайней мере, именно при нем Кристофер Колонд и я уехали учиться в Лондон, и нам оплатили дорогу и проживание. Потом Къюби расстреляли как предателя революции, а его место занял Сесарио Пинто. Он не имел никакого веса среди военных, поэтому быстро попал в башни Келлета. Потом был Ферш, за ним Ферш-старший, которого на параде застрелил племянник Къюби – Санчес Карреро. Но он тоже не долго управлял Альтамирой. Новый президент, который произвел такое впечатление на Маргет, подумал я, тоже, наверное, какой-нибудь Ферш. И видимо, я сказал это вслух, потому что Маргет кивнула:

– Истинно так. А зовут президента Кристофер.

– А фамилия? У него есть фамилия?

– Почему ты так говоришь? – испугалась Маргет.

– Потому что за именем обычно следует фамилия, – улыбнулся я. – Всегда хочется, чтобы имя и фамилия стоили друг друга. Ты говоришь – Кристофер. Но какой Кристофер? Если, например, из Фершей, то, видимо, Колонд.

– Ты знаешь, – разочарованно протянула Маргет.

Я пожал плечами. О том, что у нас новый президент, я, конечно, знал, но его имя меня нисколько не интересовало. И то, что новый президент оказался однофамильцем моего старого приятеля, тоже меня ничуть не взволновало. Уютно устроившись в кресле, я принял чашку обандо и похотливо косился на Маргет, заканчивающую вечерний туалет.

– Вчера я до полуночи простояла под окном президента, – радовалась Маргет. – Нас было много. Мы стояли затаив дыхание. Было совсем темно, но свет в кабинете президента так и не погас.

– Наверное, президент придумывал занятия для патрулей, – усмехнулся я.

– Каких патрулей, Кей? О чем ты говоришь?

– Военных, Маргет.

– О чем ты? Я весь день провела в городе и не встретила ни одного патруля. Ни военного, ни гражданского.

– Выгляни в окно, – посоветовал я.

– Ну, выглянула.

– Что ты видишь?

– Улицу… Сад Кампеса…

– Зачем смотреть так далеко? Смотри под деревья.

– Ой! – испугалась Маргет. – Там офицер. И сидят солдаты. Зачем они там, Кей?

– Не знаю. Но, кажется, это мойофицер, Маргет, и моисолдаты. – Я произнес это с заслуженной гордостью. – Наверное, им приказано следить за мной. Раньше за мной следил какой-то мелкий шпик, а теперь настоящий военный патруль. Значит, положение в стране стабилизируется…»

– Что вы там устроили в этой Альтамире, Джек? – Слушай внимательней. Было бы хорошо, если б ты ничего не понял.

8

«…Ночь тянулась долго. Мешала яркая звезда в открытом окне. Она колола глаза и только к утру исчезла.

Все равно я встал невыспавшимся. Почему-то меня взволновало неожиданное совпадение имен нового президента Альтамиры и моего приятеля по Лондону. Нервничая, я решил наведаться к старой мельнице Фернандо Кассаде. Патруль, конечно, не спал, но я сумел выйти из дома незамеченным и также незаметно часа через три вернулся. Этот маленький подвиг наполнил меня неожиданной уверенностью. Я не знал, зачем патруль приставлен ко мне, но понял, что любой патруль можно обвести вокруг пальца. Разумеется, эту уверенность мне внушили две или три чашки обандо. Но все равно это была уверенность.

Маргет, вернувшаяся с работы, оценила мое состояние:

– Хорошо, что ты дома. Тебе не надо ходить на мельницу. Мне не нравятся твои патрульные. Я специально пригляделась к ним, у них нехорошие лица, Кей. А ты скоро получишь работу. – Она загадочно улыбнулась: – Угадай, что я принесла?

– Бутыль крепкого обандо, – предположил я. – Большую бутыль того крепкого обандо, который производили когда-то на заводике Николае. Помнишь этого эмигранта?

– Обандо! – фыркнула Маргет, но сердиться не стала. – Я принесла тебе портрет нового президента.

– Ты его купила? – Я был изумлен.

– Ну что ты, Кей, – засмеялась Маргет. – В Альтамире снова выходит газета. Под старым названием – «Газетт». Портрет нового президента занимает всю первую страницу. Хочешь посмотреть? – И похвасталась: – Теперь мы каждый день и совершенно бесплатно будем получать «Газетт». Это дар президента народу.

Такую новость следовало переварить. Газета – это не телевизор, постоянно показывающий одну картинку.

– А как же с патрулями, Маргет? Их много в городе?

– Кей, я говорю правду. Я не видела ни одного.

– Но мойпатруль – вон он!

– Может, он охраняет тебя?

– От кого?

– Не знаю.

В этом ответе была вся Маргет.

Усмехнувшись, я развернул «Газетт».

Она имела скромный подзаголовок – «Для вас» и печаталась на шестнадцати полосах в один цвет. Все выглядело аккуратно. Видимо, аккуратности придавалось какое-то значение. А первую полосу действительно занимал портрет президента Кристофера Колонда. Несмотря на густые усы (раньше он их не носил), я сразу узнал своего приятеля по годам, проведенным в Лондоне. Внимательные черные глаза, всевидящие и сравнивающие. Губы – чуть узковатые, но сильные. Может, не слишком правильный нос, но президенту Альтамиры совсем не обязательно быть красавчиком.

Вторую полосу занимали сообщения о вчерашней погоде.

Они, несомненно, были точны, они, конечно, не вызывали сомнений, но все равно меня потянуло проверить каждую строку. Я невольно припомнил час за часом весь вчерашний день, проведенный мной дома и на мельнице Фернандо Кассаде. К своему изумлению, я не нашел никаких несоответствий между газетным текстом и тем, что было в действительности. Как бы подчеркивая неопровержимость изученной мной информации, тут же приводились точные цифры восхода и захода солнца и луны, а также данные, придраться к которым опять же мог только идиот. Например, я узнал, что 11 августа 1999 года в 11 часов 08 минут по Гринвичу в далекой от нас Западной Европе произойдет полное солнечное затмение, а 16 октября 2126 года ровно в 11 часов по Гринвичу такое же зрелище порадует азиатов. Нам, альтамирцам, «Газетт» ничего такого не обещала, но сам факт говорил о многом.

Третья полоса была набрана петитом, но читалась как приключенческий роман. Я не мог от нее оторваться. В долгих, совершенно одинаковых на первый взгляд колонках мелким, но четко различимым шрифтом дотошно расписывалось, кто и когда вышел в неурочное время на улицу, кто и когда вступил в конфликты с властями или прохожими, кто и когда распивал запрещенный напиток обандо, игнорируя указания, отпущенные Дворцом правосудия, наконец, что случилось со многими из этих людей. Информация подавалась легко и так же легко усваивалась. Было видно, что газету делают серьезные люди.

Я взглянул на выходные данные.

Газету выпускал президент Кристофер Колонд.

«…издается еженедельно с постепенным переходом в ежедневную, первые семь номеров распространяются бесплатно, с восьмого номера подписка (для граждан Альтамиры) обязательна».

Я поднял голову.

– Правда, интересно?

Интересно?

Не знаю. Это было не то слово.

Я бы сказал – захватывающе! Я уже хотел увидеть завтрашнюю газету. Чего, скажем, стоило сообщение, касающееся некоего Эберта Хукера.

Я знал Эберта Хукера. А в «Газетт» было сказано, что в ближайшее время старый пропойца убьется до смерти на рифе Морж, ибо нарушит инструкцию по употреблению обандо.

Я невольно потер виски.

Может, несчастный Эберт уже разбился, просто сообщение сформулировано неверно? Эберт действительно любил посидеть на рифе с чашкой обандо. Он называл это рыбной ловлей. Но почему убьется? Почему завтра?

Я запутался.

Впрочем, остальные полосы «Газетт» оказались рабочими.

Там конкретно указывалось, кто и с какого дня прикреплен к таким-то предприятиям, каков рабочий график, какими часами можно пользоваться для отдыха. Правда, я не обнаружил в списке себя, но имя Маргет нашел. И порадовался за нее. Маргет – животное общественное, ей трудно усидеть дома. Вот только приписка: «…в самое ближайшее время Маргет Санчес, торопясь по узкой тропе, ведущей к мельнице старого Фернандо Кассаде, вывихнет ногу».

Я удивился: какого черта ее понесет к мельнице?

И вообще, к чему все эти мелкие пророчества? Неужели Кристофера Колонда мучает его странный дар? Я уважал Кристофера именно за сдержанность – даже в Лондоне, где так легко удивлять людей, он не злоупотреблял своими способностями.

Я спросил, когда выйдет следующий номер, и Маргет радостно рассмеялась:

– Через несколько дней. В дни, когда выходит газета, Кей, рабочий день будет начинаться на три часа раньше, чтобы граждане Альтамиры успевали знакомиться с новостями. Правда, удобно?

– Наверное. Но мне не кажется, что газета понравится, скажем, Эберту Хукеру.

– Старый пропойца! – Маргет выругала Эберта Хукера с непонятным мне чувством. – Рано или поздно он все равно разобьется. Так почему не завтра? Что он совершил полезного? Чем он помог нам, самоорганизующимся системам?

– Как ты сказала?

– Самоорганизующимся системам, – с гордостью повторила Маргет.

– А ты знаешь, что это такое?

– Это ты. Это я. Это наши добрые соседи, наш президент. Даже Эберт Хукер, хотя он плохая самоорганизующаяся система. Он скорее саморазрушающаяся система. И чем раньше уйдут такие, как этот Хукер, тем проще будет построить будущее.

– Какое будущее? Для кого?

– Для нас, для самоорганизующихся систем.

– Маргет, где ты наслушалась такого вздора?

– Ты грубишь, Кей. Этого не надо. Я слышала все это на приеме.

– Ты была в президентском дворце?

– Да, Кей. Теперь нас по очереди приглашают прямо с работы. А принимает сам президент. Он мне понравился. Там в патио поставлены кресла, рядом бьют фонтаны, всегда прохладно. Когда президент говорит, чувствуешь себя свободным. Как будто он все про тебя знает и тебе ничего не надо скрывать.

– Он гипнотизер? – спросил я осторожно.

– Конечно нет. Он просто понимаетнас, Кей.

А я подумал: с Кристофером что-то случилось.

Раньше он никогда не рвался к власти, хотя, конечно, как всякий Ферш-Колонд, не исключал такую возможность. И теперь такая возможность, видимо, представилась. И он ее использовал. Я вспомнил, как в Лондоне в свободные вечера мы обсуждали с ним возможность создания некоего особенного поведенческого общества. Споров было много, но мы сходились на том, что создать такое общество можно лишь в крошечной стране, хотя управлять такой страной смогут только гиганты. Нам даже казалось, что мы могли бы стать такими гигантами, но время решило иначе. По крайней мере, я отбросил пустые мечтания…»

– Поведенческое общество? – Я нахмурился. – Джек, такое уже встречалось в истории и, кажется, оставило довольно непривлекательные следы. – Ты слушай, Эл. Слушай.

9

«…Теперь я приветствовал Маргет так:

– Салют самоорганизующейся системе! – И предупреждал: – Сегодня будь особенно осторожна. Я не хочу, чтобы «Газетт» оказалась права. Я не хочу, чтобы ты вывихнула свою красивую ногу.

Маргет понимала мое волнение по-своему:

– Не огорчайся, Кей. О тебе тоже напишут.

Я проводил ее на работу.

Из тайничка, неизвестного даже Маргет, извлек пузатую бутыль обандо. Принял первую чашку, потом вторую. Почувствовав, что готов, развернул свежую «Газетт». Как я и думал, Эберт Хукер, находясь на рифе Морж, нарушил инструкцию по приему обандо и разбился, свалившись со скалы в прибойные завихрения.

Там же я нашел еще семь имен, судьба которых напоминала судьбу Эберта Хукера.

Особенно странной показалась мне возможная близкая гибель некоего Альписаро Посседы, о котором я раньше никогда не слышал. Судя по всему, он был весьма динамичной самоорганизующейся системой: в три часа дня в среду он должен был, отравившись обандо («Обандо – это яд, обандо – это вред, обандо – это путь к беспорядочным связям»), нагишом выйти к башням Келлета и закричать, что ему не нравятся все эти древние исторические строения. Они, видите ли, напоминают ему Бастилию, а ее снесли с лица земли. Произнеся такую речь, Альписаро Посседа, разгневанный и обнаженный, побежит домой за мотыгой, чтобы снести с лица земли и башни Келлета. И падет в борьбе с вызванными полицейскими патрулями…»

10

«…Сообщение о близком и не очень приятном конце гражданина Альписаро Посседы по-настоящему поразило меня. Я решил навестить этого человека, хотя никогда прежде им не интересовался. В общем, я без труда разыскал небольшой каменный домик недалеко от башен Келлета. Это был удобный, хотя тесноватый домик. В обширном саду зеленели и цвели фруктовые деревья. Сам Альписаро Посседа, энергичный, веселый малый, полный здоровья и сил, то и дело взволнованно запускал пальцы в мощную рыжую бороду. Перед ним стояла бронзовая ступа с уже размельченным кофе.

– Эти лентяи притащились с вами?

Патруль (я о нем забыл) удобно расположился в десяти шагах от домика на округлых каменных валунах, загромождающих обочину площади. Солдаты лениво чистили оружие, офицер курил. Наверное, они не отказались бы от кофе, но мне они не нравились. Я так и сказал Альписаро Посседе: «Они мне не нравятся». Он хмыкнул и заметил, что я ему тоже не нравлюсь. Но чашку кофе сварил. Здоровый, полноценный человек, мыслил он здраво и энергично. Я никак не мог поверить тому, что он способен выбежать на улицу нагишом.

– Я не спрашиваю, кто вы, – заметил Альписаро Посседа, разливая по чашкам ароматный кофе. – Я не хочу знать этого. – Он поднял на меня умные темные глаза. – Но что пишут в «Газетт» о вашей судьбе?

– Ничего, – ответил я правдиво.

– Совсем ничего?

– Совсем.

– Значит, такие люди еще есть?

– Что значит – такие? И что значит – еще?

Он пожал мощными плечами. Его темные глаза были очень выразительны.

– Вас, наверное, удивила «Газетт». Вы пришли поглазеть на сумасшедшего, который скоро сам полезет под пули?

Я кивнул.

– Ну и как? Похож я на сумасшедшего?

– Не очень. Но иногда такое случается внезапно. Хотя мне кажется, что вы не поддадитесь искушению.

– Искушению? – Он задумался. – Пожалуй, это точное слово. – И взглянул на меня чуть ли не смущенно: – Послушайте. Раз уж вы пришли. Я не все понял в этой заметке. Ну, башни Келлета, ну, мотыга, полицейские. Это ладно, это все понятно. Но что такое Бастилия?

– Это тюрьма, – объяснил я. – Очень знаменитая тюрьма. О ней упоминалось в школьных учебниках при Ферше-старшем, но потом это название вычеркнули из учебников. А тюрьму снесли сами французы во время своей самой знаменитой революции.

– Тюрьма… – разочарованно протянул Альписаро Посседа. – Всего-то… Хватит с меня и башен Келлета…

Я кивнул.

Визит меня не разочаровал.

Теперь я знал, что жители Альтамиры, к счастью, состоят не только из таких, как Маргет…»