Текст книги "Записки промышленного шпиона (сборник)"

Автор книги: Геннадий Прашкевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

8

Не начинай Великого деяния, не запасшись средствами и уверенностью. Без средств и уверенности ты только приблизишь неизбежную смерть. А это и есть главное поражение.

Альберт Великий

(«Таинство Великого деяния») в устном пересказе доктора Хэссопа

Я никак не мог выбросить из головы мысли о Шеббсе.

Я отчетливо представлял себе красный осенний лес и Шеббса в его вечном долгополом пальто; как он идет рядом с Джекки и старается поднять настроение приятеля. Они переходят вброд ручьи, поднимаются на холм Марианн-Пойнт, ведь Шеббс приземлился где-то на его краю. Приземлившись, он почти пятнадцать часов разыскивал спрятанный в лесу джип. В высоких шнурованных ботинках хлюпала кровь, болели ноги, мерзко щемило сердце. Шеббс действовал как летчик, сбитый над вражеской территорией, он знал, что солдаты вот-вот блокируют район. Он торопился и старался не оставлять следов. Сжег парашюты, опрыскав их магниевым аэрозолем. Обгоревшие металлические пряжки закопал в землю. На крутой скале, надежно укрытой снизу деревьями, оставил несколько только ему понятных знаков, чтобы позже легче было вести поиски. Позывные джипа били по барабанным перепонкам, торопили, зато сигналы, исходящие от передатчика, спрятанного в мешке с деньгами, становились слабее.

Спустившись по склону пологого холма, Шеббс вошел в реку.

Ледяная вода усмирила боль в ногах, и часа через три Шеббс вышел на развилку дорог, обозначенную на карте как Дэдмонз-Галч. Здесь сигналы радиостанции, оставленной в джипе, усилились. Думаю, нелегко было Шеббсу отказаться от немедленных поисков, но он проявил волю и здравый смысл. Оторвавшись от солдат и взорвав джип, он еще пару суток пробирался на Средний Запад, где наконец разыскал знакомого врача.

Только осенью Шеббс двинулся на поиски денег.

С ним был Джекки. Он видел, что Шеббс полон веры в успех, но, к сожалению, батареи передатчика, вложенного в пластиковый мешок с деньгами, давно сдохли. Впрочем, Джекки не чувствовал себя проигравшим, ведь он собирался окупить даже безрезультатные поиски доходами от будущей книги.

Шеббса это раздражало.

Однажды, проснувшись, Джекки не нашел приятеля в палатке.

Не оказалось его и в лесу. Ушел он, обозлившись на приятеля, оставил поиски, разочаровавшись, или, напротив, решил продолжить их в одиночестве – этого Джекки никогда не узнал.

Но и Шеббсу повезло.

Двадцатидолларовые купюры, номера которых, естественно, были переписаны банком, на рынке так и не всплыли. А где-то через год, играя на берегу реки Колумбия, довольно далеко от того места, где предположительно выпрыгнул из самолета Шеббс, некий восьмилетний Брайан Ингрэм случайно наткнулся на пачку долларов. Уголки купюр были сглажены водой; недалеко, ниже по течению, были найдены еще две пачки таких же двадцатидолларовых купюр, перетянутых сопревшей резинкой. Однако (это установил Джек Берримен) найденные купюры не являлись частью тех, что были выданы Шеббсу…

– Видел я все дела, что делаются под солнцем, и вот – все это тщета и ловля ветра…

Ловля ветра…

Я перевел дыхание.

Пять суток, проведенные в душном вагоне, давали о себе знать.

Даже Йооп уже не улыбался, а два резвых пенсионера из Спрингз-6 давно забросили самодельные карты. Кто-то садился под взрывное устройство, кто-то дремал, кто-то мрачно молчал, невидящими глазами уставившись в пространство. Одна только деталь действовала успокаивающе – от расстрелов малайцы отказались. Видимо, переговоры все-таки продвигались. Однажды нам выдали хлеб и копченую колбасу, явно полученную из армейских запасов.

– Как в Амстердаме? – спросил я Йоопа.

Я спрашивал не столько ради самих новостей, сколько ради Шеббса, которого опять привязали к взрывному устройству. Я боялся нелепых случайностей. Мне не хотелось, чтобы случайности вмешивались в дело. Я усмехался, слушая Йоопа. О да, в Амстердаме хорошо. Патриоты Южных Молукк близки к успеху. Главное сделано – мир узнал, наконец, о молуккских патриотах и с волнением следит за их действиями. Близко время, когда Южными Молукками будут управлять не чиновники, присланные из Индонезии, а сами молуккцы.

Свобода!

Я усмехнулся.

Во всей этой истории больше всего меня забавлял один достаточно неловкий, на мой взгляд, момент. Чтобы добиться своей свободы, коричневым братцам пришлось почему-то расстреливать жителей далекого бобрового штата, никогда не интересовавшихся их островами. Ну да, думал я, мыло для нечистой совести еще не изобретено. Не все ли равно, на чьей крови и костях строится свобода? Лишь бы она казалась крепкой. Разве, убивая Цезаря, Брут и Кассий не думали о свободе? А сам Юлий Цезарь, умертвив вождя готов Верцингеторига, разве пекся о чем-то другом?

– И вот – все это тщета и ловля ветра…

Я прислушался.

– Что было, то и будет, и что творилось, то творится, и нет ничего нового под солнцем…

Я смотрел на человека в долгополом пальто, привязанного к взрывному устройству.

Походил он на Шеббса? Несомненно. Был он Шеббсом? Не знаю. Вот уж поистине «узнать одного в другом вовсе не значит сделать из двоих одного». А человек в долгополом пальто, перехватив мой взгляд, медлительно улыбнулся.

– Учитесь терпеть, – сказал он негромко. – Нет на свете ничего такого, что бы со временем не заканчивалось.

Мог такое сказать Шеббс?

– Обратите внимание на малайцев, – все так же медленно продолжил сосед. – Кажется, там что-то произошло.

– Вы понимаете их язык?

– Нет, но я чувствую.

Чувствую… Он произнес это странно…

Ни улыбки, ни усмешки не отразилось на его длинном невыразительном лице.

И я с пронзительной ясностью представил его не в душном тесном вагоне, а под закопченными сводами тайной алхимической лаборатории. Дымящиеся колбы, клокочущие реторты, кубки, стеклянные сосуды, закопченный вытяжной шкаф, пугающий своим черным зевом. Вытянув длинные руки над колеблющимся огнем, мой сосед медленно бормотал слова магических заклинаний. «Глупец становится безумцем, богач – бедняком, философ – болтуном, приличный человек напрочь теряет всякое приличие». Мой сосед великолепно вписался в тайную лабораторию. Я отчетливо видел в его вытянутых руках венец вещей, вырванный у небес.

Может, никогда в жизни я не находился так близко к великой тайне.

«В моем досье, – рассказал однажды доктор Хэссоп, – есть данные о странных взрывах, сносивших с лица земли целые кварталы. Вспышка света – и все! Ни взрывной волны, ни грохота. И никаких пороховых погребов, никаких складов оружия. Ослепительная вспышка – и все! А еще я знал человека, которому посчастливилось держать в руках очень странное вещество. Оно походило на кусок прозрачного красноватого стекла, имело раковинистый излом и бледно светилось. Человек, владевший этим веществом, должен был прийти ко мне поздним вечером осенью пятьдесят седьмого года, но не пришел. Его труп нашли через несколько дней в местной реке. Я знал другого человека, который своими глазами видел «олово с зеленым свечением». Может, это был таллий? Но таллий испускает зеленоватое свечение, лишь будучи сильно нагретым, а тот человек держал свое таинственное «олово» голыми руками. Он тоже исчез. Не нашли даже трупа».

Я задумчиво разглядывал своего медлительного соседа.

«Кто бы он ни был, – сказал я себе, – я вытащу его из этого вагона».

– Будьте осторожны и внимательны, – негромко предупредил я. – Что бы ни задумали коричневые братцы, я постараюсь вам помочь. Если начнется свалка, держитесь рядом со мной.

Он странно взглянул на меня:

– «Туун»… Вы сказали «Туун»…

– Да, да.

– Нет, я не смогу побывать на этой вилле…

– Но почему?

Он медленно улыбнулся, и я понял, что спрашивать ничего не надо.

В вагон вновь вернулся Йооп. И он, и его незаметный напарник, не глядя на нас, молча разрядили автоматы. Патроны падали на пол и катились нам под ноги. Фермеры с надеждой повернули голову. Кто-то приподнялся.

– Всем сидеть на местах! – крикнул Йооп. И объяснил, снизив тон: – Мы выйдем первыми.

– Йооп, – попросил я. – Снимите взрывное устройство.

Йооп быстро сказал что-то напарнику, и они обидно расхохотались.

– Там нет взрывчатки, – объяснил Йооп. – Чистый камуфляж. Мы пошли на это, чтобы поддержать дисциплину.

– Всему свой час, и время всякому делу под небесами: время родиться и время умирать… Время убивать и время исцелять… Время разбрасывать камни и время складывать камни… И приблизятся годы, о которых ты скажешь: «Я их не хочу»…

Кем бы ни был мой медлительный сосед, для него эти годы, несомненно, приблизились. Он мог подойти ко мне в Спрингз-6, а мог и не подойти, теперь это не имело значения. Он мог быть Шеббсом, а мог не быть, это тоже не имело значения. Теперь он был мой. Я жаждал его разговорить. И каким-то непонятным образом он, кажется, понял это, потому что сидел молча, нахохлившись, как птица.

Кто-то сорвал газету с окна.

Мы увидели сырую поляну и солдат, выстроившихся перед вагонами.

Из-за деревьев торчал орудийный ствол, тут же стояли автобусы. Малайцы – я узнал Йоопа, Роджера (все же их было только одиннадцать человек) – выходили из вагона один за другим, прикрывали глаза ладонью, будто их слепил дневной свет, и бросали автоматы под ноги. Малайцев обыскивали и вталкивали в автобус.

Потом пошли заложники.

Храбреца Дэшила вели под руки.

Фермеры несли пустые корзины. По-моему, они прикидывали, кому следует подать счет за съеденные яблоки. В вагоне остались только я, привязанный к взрывному устройству Шеббс и остановившийся в тамбуре коротышка Триммер.

– Я отвяжу вас.

– Я не тороплюсь. – Шеббс не потерял ни медлительности, ни достоинства. – Помогите спуститься Триммеру. Мы успеем поговорить.

Это прозвучало как обещание.

Я знал, Джек Берримен где-то рядом.

С первым сообщением о захвате поезда он должен был искать меня.

Он должен был продумать все варианты. Даже такой, в каком я нахожусь в поезде вместе с человеком, который должен был подойти ко мне в Спрингз-6. Мне очень хотелось, чтобы он поскорее забрал меня и Шеббса из поезда. Поэтому я прошел через весь вагон, чувствуя на спине тяжелый, все понимающий взгляд Шеббса, и помог спуститься со ступенек Триммеру. Тот задохнулся, глотнув свежего воздуха, и что-то шепнул.

– Ну, ну, – сказал я. – Вы хорошо держались, Триммер.

– Есть еще кто в вагоне? – настороженно спросил подтянутый армейский капитан. Он держался так, будто только что выиграл историческое сражение.

– Да, – сказал я, загораживая проход и мешая капитану подняться в тамбур. – Там находится мой друг. Он привязан к взрывному устройству. Здесь нужен специалист.

Я верил малайцам, там вряд ли находилась настоящая бомба, но я высматривал Джека Берримена и хотел, чтобы первым в вагон вошел он. И так это, наверное, и случилось бы, но меня вдруг сбросило со ступенек. Меня снесло с них. Ослепительная вспышка растопила, расплавила, растворила солнечный свет. При этом никакого звука я не услышал. Острым камнем мне рассекло бровь. Я ослеп от хлынувшей на глаза крови. Стоя на коленях на мягкой сырой земле, я пытался понять, что произошло. Я стирал кровь с глаз ладонью, она текла вновь. «Не может быть так много крови…»

P. S.

– Мы поторопились.

Доктор Хэссоп был мрачен.

Я невольно притронулся к пластырю, налепленному на лоб, на рассеченную левую бровь. Мы поторопились? Как это?

– Эл не мог не торопиться. – Шеф тоже не понял доктора Хэссопа. – А Джек не мог замедлить события. Что, собственно, вы имеете в виду?

– Начинать надо было с человека с перстнем, – все так же мрачно пояснил доктор Хэссоп. – С того, который предлагал мне купить чудо. Следовало найти его.

– Но мы его нашли, – возразил шеф.

– Ну да, труп с отрубленными пальцами.

– Где его нашли? – быстро спросил я.

– В подземной Атланте. – Доктор Хэссоп хмуро пыхнул сигарой. – С ним здорово поработали.

Я покачал головой.

Подземная Атланта. Не лучшее место для одинокого человека, особенно ночью. Бесконечный лабиринт магазинов, клубов, ресторанов. Где, как не под землей, отнимать вечный огонь, спрятанный в гнезде таинственного перстня?

– Ладно, – кивнул Хэссоп, выпуская целое облако дыма. – Мы не знаем, как связаны человек, торговавший чудом, и человек, убитый в Атланте, и, наконец, тот, которого Эл пас в вагоне… Черт! Этот взрыв…

– Малайцы утверждают, что взрывное устройство было чистым блефом.

– Наверное, они правы. – Доктор Хэссоп выпустил еще один клуб дыма. – Больше того, именно в этом следует искать утешение.

– Что вы имеете в виду?

Доктор Хэссоп усмехнулся. Он был раздражен, но он явно видел какую-то зацепку.

– Боюсь, Эл, – он обращался ко мне, – мы еще не готовы к тому, чтобы выиграть у алхимиков. Малайцы не лгут. Их взрывное устройство не могло сработать. Хотя бы потому, что никакой взрывчатки в медных цилиндрах действительно не было. Но взрыв-то был! Сперва эта вспышка – невероятная, затемняющая солнце. Потом полная тьма, на мгновение все ослепли. И все. Ни грохота, ни осколков. Ослепительный шар испарил почти весь вагон, но крайнее кресло уцелело, и уцелел забытый на нем шарф. Это же невероятно. Шарф даже не опалило. Черт возьми, Эл! Почему ты не вывел этого человека из вагона, почему не обшарил его карманы? Теперь я стопроцентно убежден, что при нем что-то было.

– Ну да, – хмыкнул я. – Антивещество.

Доктор Хэссоп не ответил. Он был выше моих дерзостей. Он положил передо мной плоский диктофон.

– Вспомни все, – сказал он. – Каждую деталь. Мы не будем тебе мешать. Будь внимателен, вспомни все. Как выглядел этот человек, как смотрел, как смеялся, как отвечал на вопросы. Нам все пригодится, Эл.

– Может, мне сначала выспаться?

– Нет. – Доктор Хэссоп был непреклонен. – Ляжешь, когда закончишь. Некоторое время будешь жить здесь, в разборном кабинете. Джек останется при тебе. Не вздумай выходить даже в коридор. Ты теперь единственная ниточка, которая хоть как-то связывает нас с алхимиками. Мы не хотим, чтобы с тобой что-нибудь случилось. А выспавшись, напишешь отчет заново. Мы сверим твои записи с показаниями других свидетелей. – Он невидяще уставился на нас: – Огненный бесшумный шар… Ослепительный огненный шар без дыма, без копоти… Ни звука, ни осколков… Даже если речь идет всего лишь о новом типе взрывчатки, она должна попасть в наши руки… Разве не так?

Шеф, Джек Берримен и я дружно кивнули.

Счастье по колонду

Еще Ньютон сформулировал систему математических уравнений, описывающих эволюцию механических систем во времени. В принципе, если иметь достаточную информацию о состоянии физической системы в некоторый данный момент времени, можно рассчитать всю ее прошлую и будущую историю со сколь угодно высокой точностью.

П.С.У. Дэвис. Системные лекции

1

«…Не хочу никаких исторических экскурсов. Не хочу напоминать о Больцмане, цитировать Клода Шеннона, говорить о Хартли и Силарде, взывать к духам Винера или Шредингера. Загляните, если хочется, в энциклопедию – там все есть. Я же предпочитаю чашку обандо. Очень неплохой напиток, это многие признают…»

– Джек, – я выключил магнитофон, – это голос Кея Санчеса?

– Конечно.

– Он всегда такой зануда?

– Ну что ты, Эл, в жизни он гораздо занудливей. Я сходил с ума, так мне иногда хотелось его ударить.

– Ты не ударил?

Джек неопределенно пожал плечами:

– Зачем? Он достаточно разговорчив.

2

«…Альтамиру закрыли в первые часы военного переворота. Престарелый президент Бельцер бежал на единственном военном вертолете, его министры и семья были схвачены островной полицией и, естественно, оказались в тесных камерах башен Келлета. Закрыть Альтамиру, кстати, оказалось делом не сложным: спортивный самолет, принадлежащий старшему инспектору альтамирской полиции (он пытался последовать за вертолетом Бельцера), врезался при взлете в лакированный пароконный экипаж, в котором некто гражданин Арройо Моралес (имя я хорошо запомнил) как раз в это время вывез на прогулку свою невесту. Следовали они прямо по взлетной полосе, и данное происшествие надолго вывело ее из строя…»

3

«…Это был третий военный переворот за год. Радиостанция, конечно, не работала. По традиции перед каждым новым переворотом патриоты взрывали центральный пульт, поэтому телецентр давал на экраны только картинку «Пожалуйста, соблюдайте спокойствие», но выключать телевизор запрещалось, потому что время от времени неизвестные люди, чаще всего в военной форме, появлялись на экране, чтобы доброжелательно объяснить, что университет закрыт как источник нравственной заразы (я, кстати, потерял работу как злостный ее разносчик), а национальный напиток обандо упразднен, поскольку крайне вреден не только для самого пьющего, но и для его семьи, и для его окружающих, и, наконец, для самой страны.

О перевороте я узнал случайно. Президент Бельцер, генерал Хосе Фоблес или снежный человек, привезенный с Гималаев, – мне было все равно, кто возглавляет правительство. Но тишина, вдруг охватившая Альтамиру, смутила меня. Как обычно, я сидел на берегу ручья, готовясь принять первую чашку обандо. И, как обычно, заранее возмущался появлением над головой единственного нашего военного вертолета.

Но вертолет не появился. Со стороны города слышалась стрельба, потом и она стихла, до меня донеслись шорохи и шелест – летали стрекозы.

Впрочем, грохот выстрелов и мертвая тишина одинаково опасны. Святая Мария знает, прав ли я. Предыдущую ночь я провел у Маргет, а у моих ног стояла пузатая бутыль с прозрачным обандо. Президент Бельцер пытался уничтожить частные заводики по производству обандо, а генерал Ферш ввел за его выгонку смертную казнь. Я сам в свое время видел длинные списки повешенных – «за злоупотребление обандо». По закону они должны были быть расстреляны, но с патронами в Альтамире всегда были проблемы. Повешение более экономично…»

– Народ всегда на чем-нибудь экономит, – усмехнулся я. – Чаще всего на веревке. Может, это и правильно.

4

«…В то утро, когда стихли выстрелы и раздалось стрекотание стрекоз, я сидел на берегу холодного ручья в очень удобном укромном месте рядом со старой мельницей, принадлежавшей Фернандо Кассаде. Не торопясь, предчувствуя, предвкушая, даже смакуя близкое удовольствие, я сбросил сандалии. Так же неторопливо почти по колено опустил в холодную воду обнаженные ноги. Только после этого, все так же не торопясь, отлично понимая всю важность процедуры, я наполнил прозрачным обандо объемистую оловянную кружку, какую следует осушать сразу, залпом, одним махом, иначе велик риск схлопотать нечто вроде теплового удара – таково действие нашего национального напитка.

Впрочем, я все делал по инструкции.

Я не новичок в этом деле. Уже через пять минут мощное тепло текло по моим жилам, зажигало, наполняло жизнью. Я даже напел негромко древний гимн Альтамиры: «Восхищение! Восхищение! Альтамира – звезда планеты!..» Впрочем, пение не было самым сильным моим увлечением. Через несколько минут я просто лежал в траве и смотрел в облака.

Мне нравится обандо.

Говорю об этом с полной ответственностью.

Нравится его вкус, действие. Семь президентов, стремительно сменявших друг друга в течение трех последних лет, правда, не разделяли моего мнения. «Обандо – это яд, обандо – это вред, обандо – это путь к беспорядочным связям». Не знаю, не знаю. Приведенное изречение выбито каким-то тюремным мастером прямо на стене одной из башен Келлета, но меня это не убеждает. Кто осмелится строить политическую платформу на пропаганде обандо? Никто. А вот на отрицании обандо все президенты всегда получали женские голоса. А женщины – это абсолютное большинство населения Альтамиры. Замечу при этом, и тоже с полной ответственностью, что, несмотря на закрытие то того, то иного заводика, количество обандо в Альтамире никогда не уменьшалось. Были годы, когда оно, пожалуй, увеличивалось, но чтобы уменьшалось, такого я не помню.

Я лежал в нежной траве, смотрел в небо, видел причудливые нежные облака.

Я помнил, что когда-то учился в Лондоне.

Тяжелый город, теперь он далеко.

Я встречался в Лондоне с интересными людьми, немало вечеров проводил со своим приятелем Кристофером Колондом, мои студенческие работы ценил сэр Чарльз Сноу, но все равно Лондон – город тяжелый. Дышится в нем трудно, и напитки его не хороши. Они ничем не напоминают обандо. Часто они приводят к тому, что человек хватается за нож. А обандо примиряет…»

– Не слишком ли много он говорит об этом? – О нет. Обандо – это перспективный напиток, Эл.

5

«…Было время, я преподавал в университете, в лицее, но университет был закрыт, а из лицея меня уволили. Преподаватель – это опасно. Всегда найдется человек, который самые наивные твои слова истолкует по-своему. Небольшие сбережения я давно перевел на имя Маргет, что же касается обандо, к которому я привык, за небольшие деньги я всегда получал свою порцию на старой мельнице Фернандо Кассаде, или в отделении скобяной лавки Уайта, или у старшей воспитательницы государственного детского пансионата Эльи Сасаро…»

– На что вам сдался этот придурок, Джек? – не выдержал я. – Извини, Эл. Это приказ шефа. Он просил прокрутить для тебя эту пленку. Он хотел бы знать, доходит ли случившееся до случайного человека?