Текст книги "Император Павел I"

Автор книги: Геннадий Оболенский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

А. Коцебу: "Народ был счастлив. Его никто не притеснял. Вельможи не смели обращаться с ним с обычною надменностью; они знали, что всякому возможно было писать прямо государю и что государь читал каждое письмо. Им было бы плохо, если бы до него дошло о какой-нибудь несправедливости; поэтому страх внушал им человеколюбие.

Из 36 миллионов людей по крайней мере 33 миллиона имели повод благословлять императора, хотя и не все сознавали это".

Как и его великий прадед, Павел поощряет технический прогресс, государственное просвещение и науку.

"Земледелие, промышленность, торговля, искусства и науки имели в нем надежного покровителя, – пишет просвещенный и объективный современник. Для насаждения образования и воспитания он основал в Дерпте университет, в Петербурге училище для военных сирот (Павловский корпус). Для женщин институт ордена св. Екатерины и учреждения ведомства императрицы Марии". Открывается Медико-хирургическая академия, учреждается Российско-американская компания, отпускаются большие средства на очистку каналов. Принимаются меры "по упорядочению лесного дела, спасению казенных лесов от вырубки, учреждению лесного департамента, лесного устава и т. д.". Восстанавливаются ликвидированные Екатериной II берг-, мануфактур-, камер– и коммерц-коллегии, главная соляная контора.

Ф. В. Ростопчин скажет великой княгине Екатерине Павловне, что "отец ее был равен Петру Великому по своим делам, если бы не умер так рано".

"Изучение военного и гражданского управления России при Павле I заставляет признать, что этот государь имел трезвый и практический ум и способности к системе, – пишет беспристрастный историк. – Что мероприятия его направлены были против глубоких язв и злоупотреблений и в значительной мере ему удалось исцелить от них империю, внеся больший порядок в гвардию и армию, сократив роскошь и беспутство, облегчив тяготы народа, упорядочив финансы, улучшив правосудие. Несомненно, что все мероприятия Павла источником имели благороднейшие побуждения, и что если он и возбуждал недовольство и ненависть, то, главным образом, в худших элементах гвардии и дворянства, развращенных долгим женским правлением. Это царствование органически связано, как протест с прошлым, а как первый неудачный опыт новой политики – с будущим. Заложенные Павлом I основы политической, военной и гражданской систем нашли свое продолжение и развитие в двух последующих царствованиях".

* * *

...И о Петре I множество

сохранилось анекдотов, из которых можно

было бы заключить, что он был изверг

или сумасшедший; однако он весьма

хорошо знал, что делал...

А. Коцебу

И Павел I "хорошо знал, что делал...". Именно поэтому "все, т. е. высшие, классы общества, – пишет Чарторыйский, – правящие сферы, генералы, офицеры, значительное чиновничество, словом, все, что в России составляло мыслящую и правящую часть нации, было более или менее уверено, что император не совсем нормален и подвержен безумным припадкам". Очевидно, первым, кто произнес слово "безумец", был английский посол Уитворт, который, узнав о сближении России с Францией, писал в Лондон: "Император в полном смысле слова не в своем уме..." И тотчас слух "о безумии" царя распространяется его друзьями. Н. П. Панин: "Тирания и безумие"; Бальбо, сардинский посол: "Настоящее сумасшествие царя"; С. Р. Воронцов: "Правление варвара, тирана, маньяка".

Основываясь на двух-трех анекдотах, мысль о "безумии" царя подхватывают и потомки. Ссылал в Сибирь целыми полками, считают они, накладывал нелепые резолюции и послал казаков "покорять" Индию.

"Полк, в Сибирь марш!" – этот знаменитый рассказ о воинской части, шагавшей в ссылку до известия о гибели императора, вероятно, соединяет две разные истории, – предполагает Н. Я. Эйдельман, – прежде всего это опала, которой по разным причинам подвергся конногвардейский полк: "Дух нашего полка постарались представить в глазах государя как искривление опасное, как дух крамольный, пагубно влияющий на другие полки. Наиболее суровой репрессивной мерой был арест командира полка и шести полковников за "безрассудные их поступки во время маневров". В этот период полк был "изгнан в Царское Село".

Как утверждает Д. Н. Логинов, "во время этой расправы было произнесено (Павлом. – Авт.) среди неистовых криков слово "Сибирь". В тот же день полк выступил из Петербурга, но еще недоумевали и не знали, куда идут, пока не расположились в Царском Селе". Таким образом, произнесено слово "Сибирь", но шагать только до Царского Села; возможно, что оскорбительная угроза отложилась в памяти очевидцев и в будущем заострила описание события. С этим рассказом, вероятно, соединился другой: о казаках, отправленных на завоевание Индии и возвращенных с Востока сразу же после смерти Павла. И вот из одной поздней работы в другую проходит "Полк, в Сибирь!". ...Но не было такого полка! Другая знаменитая история, – продолжает Эйдельман, – на бумагу, содержащую три разноречивых мнения по одному вопросу, Павел будто бы наложил бессмысленную резолюцию "Быть по сему", т. е. как бы одобрил все три мнения сразу. Однако М. В. Клочков, исследовавший этот вопрос в начале XX века, нашел этот документ. Там действительно было три мнения: низшей инстанции, средней и высшей Сената. Резолюция Павла, естественно, означала согласие с последней".

В качестве доказательства "безумия" царя некоторые историки используют его "бредовый" план покорения Индии и посылку туда войска Донского. Этот ошибочный взгляд подробно рассматривается дальше, здесь же необходимо заметить, что франко-русский план покорения Индии был рассмотрен и одобрен самим Наполеоном, а уж его-то никак не заподозрить в безумии.

"В начале нашего столетия, – пишет Н. Эйдельман, – вопрос о душевной болезни Павла стал предметом исследования двух видных психиатров. В 1901 1909 гг. выдержала восемь изданий книга П. И. Ковалевского, где автор (в основном ссылаясь на известные по литературе "павловские анекдоты") делал вывод, что царь принадлежал к дегенератам второй степени с наклонностями к переходу в душевную болезнь в форме бреда преследования". Однако профессор В. Ф. Чиж, основываясь на более широком круге опубликованных материалов, заметил, что Павла нельзя считать маньяком, что он "не страдал душевной болезнью и был психически здоровым человеком". Уже в ту пору, когда обнаружилось расхождение у психиатров, было ясно, что чисто медицинский подход к личности Павла без должного исторического анализа явно недостаточен.

Признаемся сразу же, что к Павлу и его политической системе мы готовы приложить различные отрицательные эпитеты, но при том видим в его действиях определенную программу, идею, логику и решительно отказываем в сумасшествии. Не все знавшие Павла признавали его безумие; горячий, экзальтированный, вспыльчивый, нервный, но не более того. Такой объективный наблюдатель, как Н. А. Саблуков, видит немало "предосудительных и смешных" сторон павловской системы, но нигде не ссылается на сумасшествие царя как на их причину. Заметим, что среди лиц, наиболее заинтересованных в распространении слухов о душевной болезни Павла, была его матушка, но и она никогда об этом не говорила. Изыскивая разные аргументы для передачи престола внуку, а не сыну, Екатерина II в своем узком кругу много и откровенно толковала о плохом характере, жестокости и других дурных качествах "тяжелого багажа" – так царица иногда именовала Павла, а порою и сына с невесткой вместе. В сердцах Екатерина могла бросить сыну: "Ты жестокая тварь", но о безумии ни слова.

"Малейший довод в пользу сумасшествия, и по известной аналогии с Англией или Данией можно объявить стране о новом наследнике. Однако не было у Екатерины такой возможности, особенно после того довольно благоприятного впечатления, которое Павел произвел в просвещенных, влиятельных кругах Вены, Парижа и других краев во время своей поездки 1782 – 1783 гг.".

По свидетельству историка Н. К. Шильдера со слов И. В. Лопухина, Павел был отравлен в 1778 году. С этого времени у него начались болезненные припадки. Он задыхался, откидывал голову, лицо искажалось. Придя в себя, он старался загладить последствия и отменял свои указания.

* * *

Он человек! Им властвует мгновенье.

А. Пушкин

А. Герцен писал о нем: "Павел I явил собой отвратительное и смехотворное зрелище коронованного Дон-Кихота". Как не вспомнить здесь И. С. Тургенева, который писал в 1860 году: "При слове Дон-Кихот мы часто подразумеваем просто шута, слово "донкихотство" у нас равносильно с словом нелепость. Однако этот сумасшедший, странствующий рыцарь – самое нравственное существо в мире. Самый великодушный из всех рыцарей, бывших в мире, самый простой душою и один из самых великих сердцем людей". Таким Дон-Кихотом и был Павел Петрович, предложивший вместо кровопролитных войн поединки "один на один в открытом поле".

Его отличают обостренное чувство долга, беспримерный среди монархов демократизм и глубоко рыцарское благородство, неведомое при развращенном дворе Екатерины II. Будучи высокого мнения о своем положении, Павел Петрович предъявляет к нему и строгие требования. По его убеждению, "долг тех, которым Бог вручил власть править народами, – думать и заботиться об их благосостоянии". И он всеми силами старался выполнить этот долг, как он понимал его. "Он проявлял громадную деятельность, – писал историк Н. Шильдер. – Мысль о народном благосостоянии была его постоянной мыслью. Он во всем хотел служить примером для всех".

"Он чистосердечно и искренне верил, что в состоянии все видеть своими глазами, все слышать своими ушами, все регламентировать по своему разумению, все преобразовать своей волей..."

Этот человек был глубоко убежден в том, что всю свою жизнь он посвящает благу родины, проводил за работой 14 – 16 часов в сутки, спал на солдатской постели, ел с величайшим воздержанием и не переносил запаха спиртного. "Он ничем не жертвовал ради удовольствия и всем ради долга и принимал на себя больше труда и забот, чем последний поденщик из его подданных".

Павел Петрович часто ошибался, но ошибался, честно и искренне признавая свои ошибки. Да, и в самих ошибках его были честные побуждения, были порывы благородные и великодушные, которые оправдывают его в глазах истории.

П. А. Вяземский: "Во всем поведении императора Павла было много рыцарства и утонченной внимательности. Эти прекрасные и врожденные в нем качества привлекали к нему любовь и преданность многих достойных людей, чуждых ласкательства и личных выгод. Они искупали частые порывы его раздражительного или, лучше сказать, раздраженного событиями нрава".

И, несмотря на то что он был ревнив к власти, "государь презирал тех, кто раболепно подчинялся его воле в ущерб правде и справедливости, и, наоборот, уважал людей, которые бесстрашно противились вспышкам его гнева, чтобы защитить невиновного".

Павел Петрович был прекрасным семьянином и ненавидел распутство, процветавшее при екатерининском дворе. Но какой же он Дон-Кихот без Дульсинеи Тобосской? И его не миновала романтическая любовь. Избранницей наследника стала воспитанница Смольного института благородных девиц Екатерина Ивановна Нелидова.

На выпускном экзамене она покорила присутствующих своим обаянием, грацией в танцах и живостью характера. Императрица здесь же поручила известному художнику Левицкому написать ее портрет во весь рост, танцующей менуэт. По этому и другим известным ее портретам легко представить себе эту маленькую прелестную девушку с японским разрезом глаз и с иронической, но теплой и нежной улыбкой.

В семнадцать лет Нелидова назначается фрейлиной к Марии Федоровне, но только спустя почти десять лет, в 1785 году, тридцатилетний Павел Петрович обращает свое внимание на 26-летнюю фрейлину своей жены. Вот как описывает ее Н. А. Саблуков: "Нелидова была маленькая, смуглая, с темными волосами, блестящими черными глазами и лицом, полным выразительности. Она танцевала с необыкновенным изяществом и живостью, а разговор ее, при совершенной скромности, отличался изумительным остроумием и блеском".

Их нежная дружба, не омраченная грубой чувствительностью, продолжалась четырнадцать лет! Уезжая в Финляндию на театр военных действий, Павел Петрович оставляет Нелидовой записку: "Знайте, что, умирая, я буду думать о вас".

Тайна этой долгой и нежной привязанности была не только в том, что Павел восхищался остроумием и живостью характера Нелидовой, но и в том, что эта обаятельная женщина полюбила его самоотверженно и бескорыстно.

Они оба оказались достойными этой любви – их целомудренная связь никогда не была нарушена, хотя многие пытались истолковать ее весьма цинично.

Две искренне любящие Павла Петровича женщины – Мария Федоровна и Нелидова заключили между собой союз, стараясь оградить его от подозрительной мнительности и от необдуманных поступков.

"Как интересны письма Марии Федоровны к Нелидовой, – писал в своем дневнике великий князь Константин Константинович 28 января 1896 года. – Из них совершенно ясно, что между последней и Павлом I никогда ничего не было, кроме самой законной дружбы".

Но влиянию Нелидовой был положен предел, когда Павел Петрович стал подозревать Марию Федоровну в сговоре с матерью с целью отстранения его от престола. Нашлись клеветники, которые внушили императору, что жена его не чужда честолюбия. К этому времени и супружеские отношения между ними были прерваны – врачи боялись, что очередная беременность может привести к смертельному исходу.

...Если внешняя канва жизни Павла Петровича удивительно напоминает жизнь Гамлета, то внутренняя – Фауста, душа которого живет и в Гамлете, и в Дон-Кихоте, и в Чацком. Эта душа как раз и сильна своими противоречиями, потому что в ней идет постоянный и глубоко честный поиск истинных целей жизни. В ней нет ничего общего со слабостью или отсутствием целеустремленности, она чужда пассивности и мечтает о великих подвигах. Эта душа неизбежно вступает в конфликт со своим окружением, которое живет по принципу "остановись, мгновение", что хуже смерти душе фаустовской.

Павел Петрович – упорный правдоискатель, правдолюб. Его ум не скован привычными догмами и всегда ищет решений, сообразных действительности, но именно это многие объявляют чудачеством, странностью или даже безумием. "Если бы Павел в несправедливых войнах пожертвовал жизнью нескольких тысяч людей, его бы превозносили, – замечает современник, – между тем как запрещение носить круглые шляпы и отложные воротнички на платье возбуждало против него всеобщую ненависть".

На российский престол вступил человек, несший в себе черты личности эпохи "души сознательной". В дневнике Гёте имеется следующая запись от 7 апреля 1801 года, в день, когда он узнал о трагической гибели Павла I: "Фауст. Смерть императора Павла". Вряд ли здесь лишь простое совпадение, как утверждают многие. Кому, как не Гёте, дано было распознать, где в его время проявляется фаустовская душа? Гёте не только пристально изучал все обстоятельства убийства Павла, о чем сохранились записи в его бумагах, но и при жизни "романтического императора" проявлял к нему большой интерес, о чем свидетельствуют многие записи в его дневнике.

Павел – русский ученик Фауста. "В нем проявление того, что впоследствии стало главным элементом русского духа; интеллектуальность, которая в то же время является мистикой, мистика, которая в то же время есть интеллектуальность".

Павел Петрович хорошо понимал дух новой эпохи, противопоставив якобинству и радикализму облагороженное рыцарство. В манифесте от 21 декабря 1798 года он открыто заявил об этом, назвав законы и правила Мальтийского ордена "сильной преградой против бедствий, происходящих от безумной страсти к переменам и новостям необузданным...". Поэтому и решил он образовать в России как можно скорее рыцарский корпус – новое сословие людей, способных обратить демократические преобразования в стране ей на благо.

Но "беда его состояла в том, что он был слишком честен, слишком искренен, слишком благороден, то есть обладал рыцарскими качествами, которые противопоказаны для успешной политической деятельности. "Верность", "долг", "честь" были для него абсолютными ценностями".

Глава одиннадцатая

АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВИЧ СУВОРОВ

О радость! Муза, дай мне лиру,

Я вновь Суворова пою.

Г. Державин

Неожиданно оказалось, что "блестящие игрушки вольтеровского остроумия стреляют" – 14 июля 1789 года взятием Бастилии началась великая революция. Ее подготовили идеи французских философов-просветителей. "Этот труд несомненно произведет в умах революцию, – писал один из авторов знаменитой "Энциклопедии искусств и ремесел" Д. Дидро, – и я надеюсь, что тиранам, угнетателям, фанатикам и вообще людям нетерпимым от этого не поздоровится".

В огне революции "пылала Ложь, накопленная поколениями, плавились Идолы, Респектабельность и Лицемерие покидали землю". Народ, собранный под знамена "Свободы, Равенства, Братства", сбрасывает оковы феодализма и во весь голос провозглашает: "Мир хижинам, война дворцам!" Набатом звучит "Декларация прав человека" – зашатались и рухнули троны.

Пытаясь задушить революцию, монархи посылают на нее коалицию за коалицией, но народ, поднявшийся на защиту Свободы, победить невозможно. Тысячи и тысячи ее бойцов под звуки бессмертной "Марсельезы" ведут героическую борьбу со всей Европой. Вдохновителем и организатором борьбы с восставшим народом становится просвещенная русская императрица.

...Екатерину прославляли лучшие умы Франции. Вольтер и Дидро называли ее "Северной Семирамидой". Но грянула революция, и "философ на троне" становится самым непримиримым и самым сильным ее врагом. Известие о падении Бастилии приводит ее в ярость. "Я не верю в великие правительственные и законодательные таланты сапожников и башмачников, писала она философу Гримму. – Я думаю, что, если повесить некоторых из них, остальные одумались бы... Эти канальи совсем как маркиз Пугачев". Из Зимнего дворца удаляется бюст "любимого учителя" Вольтера, сочинения его запрещаются. "Пока я жива, в России не будут разыгрывать роль законодателей адвокаты и прокуроры", – говорит она. Кобленцский "двор" эмигрантов, рассчитывающий на ее "великодушие и могущество", получает от русской императрицы в виде аванса два миллиона франков.

Екатерина II стремится к скорейшему заключению мира с Турцией и Швецией, чтобы обрушиться на революционную Францию. "Мы не должны предать добродетельного короля в жертву варварам, – говорит она, – ослабление монархической власти во Франции подвергает опасности все другие монархии. С моей стороны, я готова воспротивиться всеми моими силами. Пора действовать и приняться за оружие для устранения сих беснующихся".

Канцлер Безбородко пишет Кочубею в сентябре 1791 года: "С прекращением наших хлопот с Пруссией и Англией и заключением прелиминтарий (мира) с Портой идет дело между нами, венским, берлинским, стокгольмским, туринским, неаполитанским и мадридским дворами о принятии мер прекратить зло во Франции и законное правление монархии восстановить".

После заключения мира со Швецией 14 августа 1790 года Екатерина II с радостью заявляет: "Одну лапу мы вытащили из грязи – как вытащим и другую, так пропоем аллилуйя!"

9 января 1792 года в Яссах заключается долгожданный мир с Турцией, подтвердивший присоединение к России Крыма, Кубани и крепости Очаков. У Екатерины теперь развязаны руки, но бурные события в Польше вновь мешают осуществлению ее планов по восстановлению монархии.

Под влиянием идей французской революции в Польше происходит консолидация общества и растет самосознание нации. Распространяется "Декларация прав человека и гражданина", возникают партии, требующие проведения реформ. Страна бурлит, буржуазия требует уравнения прав со шляхтой.

5 мая 1791 года на заседании сейма принимается новая Конституция страны, и король торжественно приносит присягу в своей верности народу. Польша становится конституционной монархией. Народ ликует: "Король с народом, народ с королем!" Законодательная власть вручается сейму, состоящему из двух палат, а исполнительная – королю. Горожане получают право избирать своих представителей в нижнюю палату сейма, приобретать землю и получают доступ в шляхетское сословие. Встревоженная этими событиями, Екатерина II выжидает, маневрирует, а затем находит себе союзника в лице "обиженной" знати, которая обращается к русской императрице за помощью.

В небольшом украинском городке Торговицы представители этой знати создают конфедерацию для борьбы с революцией. Сразу же после заключения Ясского мира с Турцией русские войска с трех сторон устремляются в Польшу – Екатерина II присвоила себе роль жандарма Европы. Малодушный король Станислав Понятовский присоединяется к Торговицкой конфедерации, и в августе русская армия входит в Варшаву. Конституция отменяется, распускается сейм, закрываются либеральные газеты и вводится цензура.

В 1793 году Россия и Пруссия производят второй раздел Польши. К России отходят Подольская, Волынская и Минская губернии, к Пруссии Гданьск, Торунь и вся Западная Польша по рекам Варте и Висле.

Но польский народ не захотел мириться с поражением, вся нация поднялась на борьбу с царизмом за национальную независимость. Эту борьбу возглавил герой Войны за независимость Северной Америки Тадеуш Костюшко. Восстание началось в Кракове, а 6 апреля под звуки набата поднялась Варшава, 12 апреля восстала Вильна. После ряда успехов восставшие терпят поражение. 29 октября русская армия во главе с А. В. Суворовым берет Варшаву, и довольная императрица с радостью заявляет: "Я борюсь с якобинцами в Варшаве".

Восстание было жестоко подавлено, тысячи поляков отправлены в тюрьмы, в Сибирь, а Т. Костюшко, взятый раненым в плен, заключается в Петропавловскую крепость. Суворов производится в фельдмаршалы, и 3 декабря 1795 года Петербург устраивает ему торжественную встречу.

В октябре 1795 года происходит третий раздел Польши. К России отошли Литва, Западная Белоруссия, часть Латвии и Западная Волынь, к Пруссии северо-западные области с Варшавой, к Австрии – юго-западные области с Краковом. Польша перестала существовать как самостоятельное государство. По образному выражению В. О. Ключевского, "Польша своей гибелью спасла революционную республику Робеспьера в 1793 – 1795 годах".

Известие о казни Людовика XVI укладывает императрицу в постель. "Нужно искоренить всех французов до того, чтобы и семя этого народа исчезло, – говорит она в ярости. – Равенство – это чудовище, которое во что бы то ни стало хочет сделаться королем". Она обещает английскому послу послать во Францию 40-тысячный экспедиционный корпус, русские военные корабли принимают участие в операциях английского флота. Объявляется тяжелейший рекрутский набор, и только неожиданная смерть Екатерины II спасает Францию от неминуемого вторжения русской армии.

Павел I начал свое царствование манифестом, который провозглашал мирную политику; он отказался от борьбы с Францией, объявив, что с начала Семилетней войны империя вела непрерывную борьбу и что подданные нуждаются в отдыхе. Рекрутский набор был отменен, военные корабли возвращаются в свои порты, а экспедиционный корпус под командованием фельдмаршала А. В. Суворова остается в России.

Вскоре заключается мир с Персией. В письме к прусскому королю от 3 января 1797 года Павел писал: "С имеющимися союзниками многого не сделаешь, а так как борьба, которую они вели против Франции, только способствовала росту революции и ее отпору, то мир может ослабить ее, усилив мирные антиреволюционные элементы в самой Франции, доселе придавленные революцией".

Контрреволюционный переворот 27 июля 1794 года приводит к падению якобинской диктатуры во Франции. Революция идет на убыль. Блестящие победы генерала Бонапарта над австрийцами в Италии приводят к возникновению целого ряда демократических республик под эгидой Франции. Павел видит в этом дальнейшее распространение "революционной заразы" и выступает за созыв европейского конгресса для урегулирования территориальных споров и пресечения революционных завоеваний. Он готов даже признать Французскую республику "ради успокоения Европы", ибо иначе "против воли придется браться за оружие". Однако ни Австрия, ни Англия его не поддержали, и в 1798 году создается новая коалиция против Франции.

"Положить предел успехам французского оружия и правил анархических, принудить Францию войти в прежние границы и тем восстановить в Европе прочный мир и политическое равновесие" – так расценивает Павел участие России в этой коалиции.

Инструктируя генерала Розенберга, назначенного командовать русским экспедиционным корпусом, Павел писал: "...отвращать все, что в землях не неприязненных может возбудить ненависть или предосудительные на счет войска впечатления (избегать участия в продовольственных экзекуциях), внушать, что мы пришли отнюдь не в видах споспешествовать властолюбивым намерениям, но оградить общий покой и безопасность, для того ласковое и приязненное обращение с жителями. Восстановление престолов и алтарей. Предохранять войска от "пагубной заразы умов", соблюдать церковные обряды и праздники".

В феврале 1799 года император Австрии Франц II обратился к Павлу I с просьбой назначить фельдмаршала Суворова главнокомандующим союзной армией. Прочитав его письмо, довольный Павел сказал Ростопчину: "Вот русские – на все пригодятся, порадуйся!" В ту же ночь флигель-адъютант императора полковник Толбухин выехал в село Кончанское, где уже около двух лет томился опальный фельдмаршал.

* * *

Делай свое дело и познай самого себя.

Платон

Великий русский полководец родился 13 ноября 1729 года в Москве на Арбате. Его отец, Василий Иванович, служил прапорщиком в знаменитом Преображенском полку; одно время он был денщиком Петра Великого и пользовался его благосклонностью. "Хотя ранг их не был точно определен, писал о денщиках царя современник, – но функции их были высоки и ответственны..."

Евдокия Федосьевна Машукова, мать будущего полководца, приходилась дочерью вице-президенту вотчинной коллегии в Москве.

К немалому огорчению родителей, смышленый и живой мальчик рос хилым, болезненным. Отец решил готовить его к штатской службе. Но Александр бредил воинскими подвигами и полководцами. Его комната была завалена картами и схемами сражений, уставами, чертежами крепостей и оловянными солдатиками. Трудно сказать, как сложилась бы судьба мальчика, если б не случай. Однажды в доме гостил старинный приятель отца Абрам Петрович Ганнибал, как и Василий Иванович, бывший денщик и крестник Петра Великого. Прадед А. С. Пушкина, будущий генерал-аншеф, принял живое участие в судьбе полюбившегося ему мальчика, так хорошо знающего военную историю. Он принялся горячо убеждать отца не противиться желанию сына стать военным: "Петр Великий непременно поцеловал бы мальчика в лоб за настойчивые труды и определил бы обучаться военному делу", – с обычной горячностью говорил он приятелю. Довод оказался убедительным, и 25 октября 1742 года двенадцатилетний недоросль Александр Суворов зачисляется в солдаты лейб-гвардии Семеновского полка. До совершеннолетия ему был предоставлен отпуск с обязательным обучением "указанным наукам: арифметике, геометрии, тригонометрии, фортификации, также иностранным языкам и экзерции".

С 1 января 1748 года началась служба семнадцатилетнего капрала восьмой роты лейб-гвардии Семеновского полка Александра Суворова. В первое время ему было тяжело: караулы, учения, работы отнимали все силы у невысокого худощавого юноши. Но трудности преодолевал он весело, не показывая усталости, ежедневно занимаясь физическими упражнениями и закаливанием. В редких письмах к отцу он писал: "Дорогой батюшка! Я жив, здоров, служу, учусь. А л е к с а н д р  С у в о р о в". Он много читал и был высокообразованным человеком: хорошо знал математику, историю, философию, инженерное дело и владел восемью иностранными языками. Спустя много лет великий полководец скажет биографу: "...никогда не соблазнялся приманчивым пением сирен роскошной и беспечной жизни; обращался я всегда с драгоценнейшим на земле сокровищем – временем бережливо и деятельно, в обширном поле и в тихом уединении".

Свой первый офицерский чин Суворов получил только в 25 лет, хотя среди других подписей о его производстве стояла и подпись члена Военной коллегии генерал-майора В. И. Суворова. Отец никогда не вмешивался в служебные дела сына, помогая ему лишь советом да личным примером.

В мае 1755 года начинается служба Суворова в Ингерманландском пехотном полку. Здесь он познает справедливость отцовских слов: "В службе Отечеству мелочей нет!" 1 августа 1759 года подполковник Суворов принимает участие в кровопролитнейшем сражении при Кунерсдорфе, закончившемся разгромом прусской армии. Его отец, генерал-поручик и сенатор В. И. Суворов, назначается генерал-губернатором Кенигсберга и командующим войсками, расположенными на Висле. О его честности, твердости и распорядительности потом долго вспоминали местные жители, относившиеся с большим уважением к "герру Суворову".

После окончания Семилетней войны его сын командует Астраханским, затем Суздальским пехотными полками. Здесь в полной мере развернулось воинское дарование Суворова. Пожалуй, нет более трудной и хлопотливой должности в армии, чем должность командира полка. Он отвечает за жизнь и судьбы нескольких тысяч человек, за боеготовность и сплоченность большого воинского коллектива. Суворов с головой уходит в свои новые обязанности. Он никогда не бранил ни солдат, ни офицеров, но оказывал на них большое нравственное влияние своим примером и поведением. Труды не пропали даром: Суздальский полк становится образцовым и получает высокую оценку на смотре. "Тяжело в учении – легко в бою", – любил повторять Суворов своим подчиненным.

Он работает над составлением "Инструкции по организации службы и воинского обучения в полку", положившей начало знаменитой "Науке побеждать". Суворовская тактика: приучать к смелому, стройному натиску, ходить в штыки сомкнутым строем и твердым шагом. "Живая крепость – зубом не возьмешь". "Трое наскочат – первого заколи, второго – застрели, третьему – штыком карачун". "Обывателя не обижай, нас поит-кормит, солдат не разбойник". "Не подлежит мыслить, – писал он, – что слепая храбрость дает над неприятелем победу, но единственно смешанное с оною военное искусство".

15 ноября 1768 года Суздальский полк из Новой Ладоги отправляется в Смоленск. Ему предстояло принять участие в боевых действиях против польских конфедератов. Бригада в составе Суздальского, Нижегородского и Смоленского полков под командованием Суворова около четырех лет ведет боевые действия. Но он мечтает принять участие в затянувшейся войне с Турцией. Однако в связи с возможностью вступления в войну Швеции Суворов направляется в Финляндию для проверки состояния войск и крепостей. Выполнив задание, он ходатайствует о направлении в действующую армию и в начале апреля 1773 года отправляется в первую армию фельдмаршала Румянцева, которого очень высоко ценит. Победителя при Ларге и Кагуле Суворов называет своим учителем. "Ему равных нет", – говорит он о Румянцеве.