Текст книги "Забытый вальс"

Автор книги: Геннадий Бачериков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

Глава 8
1994 год, Москва, улица Новослободская, среда, 13 июля

Навороченный «Гранд-Чероки» резко вывернул из левого ряда в крайний правый, по пути подрезал «жигуленка», который, отчаянно тормозя, взвизгнул шинами. Джип медленно покатил вдоль Новослободской и остановился возле дома номер пятьдесят шесть. Из машины вышли четверо: невысокий крепыш лет сорока с характерным азиатским прищуром и короткой черной косичкой, два бритых шкафообразных качка, похожих как родные братья, и Вальтер.

– Наверное, корпус второй во дворе этого дома, – обращаясь к Вальтеру сказал крепыш, – давай, пешком пройдемся.

– Пешком, так пешком. Слушай, Чингиз, может, охрану в машине оставишь? А то у меня все время такое чувство, что я с вертухаями по зоне топаю.

– Времена не те, Вальтер. У меня с коломенскими проблемы. Зачем лишний раз подставляться. Хотя если возьмутся серьезно, то никакая охрана не поможет. Гошу Чемпиона помнишь?

– Обижаешь, на память пока не жалуюсь.

– Так его в прошлом году рядышком завалили. Только вышел из Селезневских бань, прямо в лобешник пулька прилетела. От такого уберечься трудно. Тут помощь серьезной конторы нужна, которая информацию собирает, анализирует, у которой сеть осведомителей, компьютеры.

– И что, есть и туда подходы?

– Ну, не так чтобы на самом верху, да это и не нужно, но есть. Сейчас кругом такой рвач идет, такие пироги делятся, что люди прежнюю осторожность потеряли. Особенно, если посмотреть, что верхние делают. Так что жить легче стало, деньги многие прежние проблемы быстро решают.

– А новых проблем не приносят?

– Еще какие! Беспредельщиков много. Раньше редко кто закон переступал, наш закон, конечно. А сейчас такое творят…

Они прошли под аркой, вышли во двор. Печальное и одновременно умиротворяющее зрелище предстало их взору. Посреди двора на боку, как гигантский мертвый жираф, валялся огромный автокран. Поодаль за ним, как крылья огромной птицы, взмахнули две половинки надломленной и просевшей посредине крыши старенькой трехэтажки. Вдалеке в углу двора возле такой же трехэтажного дома стояли большой грузовой фургон и микроавтобус, куда грузились пожитки видимо кого-то из чуть ли не последними покидающих квартал жильцов. А неподалеку от крана за старым, почерневшим от дождя, снега и ветров, дощатым столиком, за которым сиживало не одно, наверное, поколение местных доминошников, расположились три мужика. Но мерные удары, доносившиеся от столика, свидетельствовали отнюдь не о том, что там забивают «козла», мужики чистили воблу. Стол был вперемежку уставлен добрым десятком в основном пустых бутылок пива и водки. Сидельцы дошли уже до того состояния, когда восприятие окружающего пространства сужается до размеров, достижимых рукой, протянутой за очередным стаканом. Поэтому на появление новых действующих лиц они никак не отреагировали и продолжали возбужденный разговор на, как бы выразился какой-нибудь маститый зарубежный лингвист, «русском дворовом сленге». Из разговора явствовало, что основным желанием сидевших за столом было установить противоестественные половые отношения между опрокинутым краном и субъектом, который его опрокинул, причем кран в этих отношениях должен был бы выступать в активной роли, а субъект в пассивной.

– Эй, мужики! – доброжелательно, но вместе с тем властно окликнул сидевших Вальтер, – где тут дом пятьдесят шесть, второй корпус?

Застольщики смолкли, недоуменно тараща глаза на вновь прибывших.

– А зачем? – односложно осведомился, наконец, один из сидящих, видимо, самый смышленый.

– Да у нас там, в третьей квартире знакомый живет, – схитрил Вальтер.

– Давай выпьем, за упокой, так сказать, – вмешался в разговор второй застольщик, разливая водку в подержанные пластиковые стаканчики.

– Почему за упокой, – опешил Вальтер.

– Так мы же его вчера оттуда мертвого через окно вытаскивали, – сокрушенно ответил собеседник и одним махом опрокинул в рот водку, не дожидаясь поддержки собутыльников.

– Погоди, погоди, так это и есть этот дом? – указывая на трехэтажку, спросил Вальтер.

– Ну, да. А то, что мы его не снесли, так это тот козел, который кран опрокинул, виноват! На два часа оставили без присмотра, и на тебе! Руки-ноги бы ему заразе поотрывать и самого вместо бабы на трос подвесить! – встрял в разговор молчавший до того третий.

Постепенно троица развязала языки, слегка трезвея по ходу разговора. Перебивая друг друга, они выложили случайным собеседникам всю историю, произошедшую позавчера.

Вальтер со спутниками дошли до дома, посмотрели в подъезд, заглянули в окна.

– Ну-ка, подсадите, – обратился Вальтер к молчаливой охране, подойдя к окну.

Он пролез уже известным путем через шалаш в комнату, осмотрелся. То, что он искал, нашлось почти сразу. Фрагмент стены, разломанной шаром, пущенным в дом знатным механизатором Бананом, лежал почти у выхода из шалаша. В нем как бы не хватало двух кирпичей из соседних рядов. В результате в блоке образовалась небольшая выемка. Внешние ребра у кирпичей, образующих впадину, были слегка подточены, так что на окошко могла быть наложена крышка. Скоро рядом, под небольшим кирпичным блоком нашлась и крышка, темно-серая эбонитовая пластинка с кусочками свежеотломанного кирпича по ребру, приклеенными чем-то типа эпоксидки. Вальтер внимательно осмотрелся вокруг, целенаправленно что-то ища. В одном месте увидел небольшие черные кусочки, почти крошки, наклонился, поднял, обтер носовым платком. Один из них, побольше, осмотрел очень внимательно, обратив особенное внимание на свежие разломы. Маленький кусочек положил в рот, ощутив знакомый с детства вкус вара, который тогда любили жевать все мальчишки, потом выплюнул в носовой платок и аккуратно положил туда остальные куски. Он еще раз внимательно осмотрелся, потом пролез к окну.

– Слышь, Чингиз, я твоих бойцов на десять минут позаимствую.

– Да и я с ними залезу, чего там ищешь-то?

– Давай, залетайте, потом объясню.

Когда все четверо тем же путем оказались в комнате, Вальтер сказал:

– Ищем жестяную коробочку, вот примерно такого размера, – он показал руками, какого.

– Она зашита в мешковину, которая сверху облита варом. Вар выглядит вот так, – продемонстрировал он содержимое носового платка.

– Аккуратно перевернуть все кирпичи и переложить мусор вот примерно на этой площади, – очертил он руками предполагаемый район поисков.

Через полчаса работа была закончена, не дав результатов. Все вылезли на двор и стояли, отряхиваясь, возле окна. Строителей уже закончили банкет и пропали куда-то, только невесть откуда взявшаяся собачонка, расталкивая мордой пустые бутылки и торопливо чавкая, доедала на столе остатки немудреной закуси.

– Вот что, Вальтер, давай куда-нибудь перекусить заедем, там и обсудим дела твои. Я смотрю, у тебя что-то не срастается. Тут недалеко есть ресторанчик один, мой знакомый держит.

– Надеюсь, собачатиной нас там потчевать не будут? – усмехнулся Вальтер, – А то заберем эту с собой.

– Ну что ты, мы люди интеллигентные, ограничимся лягушачьими лапками, – отшутился Чингиз.

В ресторанчике, расположенном неподалеку, их встретили как самых долгожданных посетителей и провели в отдельный кабинет. Охрана Чингиза осталась за дверью.

Они неторопливо ели. Вальтер не спешил начинать разговор, он сначала хотел еще раз обдумать линию поведения. Чингиза он знал со времен предпоследней отсидки. После этого они несколько раз пересекались по общим делам и, нельзя сказать, что подружились, но относились друг к другу с определенной степенью симпатии и доверия, что в их среде значило не так уж мало.

Перед выходом на свободу, видя какие люди приходят сейчас на зону, Вальтер, понял, что жизнь в стране за эти семь лет переменилась до неузнаваемости. В конце срока, незадолго до освобождения, он получил странное письмо. Оно было послано из Москвы, но в качестве обратного адреса отправитель почему-то указал старый ленинградский адрес Вальтера. Письмо было написано мужским почерком со множеством ошибок и подписано… его умершей, Вальтер сейчас знал это точно, матерью, Натальей Бурыкиной. В нем подробно описывалась какая-то улица, которую якобы подметала мать, перед тем как слечь с тяжелой болезнью, а в конце, тоже подробно, описано, куда она убрала черную коробочку. Вальтер сразу понял, что автор письма – Ильдар, что, видимо, он серьезно заболел и пытается сообщить ему, где спрятаны оставленные матерью драгоценности.

В это же время в их бараке появился священник, отбывавший срок за наезд на пешехода. Вроде батюшка и не очень виноват был, пешеход переходил дорогу в неположенном месте и был нетрезв. Но он оказался родственником большого начальника, и батюшку осудили.

Вокруг него постоянно толклись люди со своими бедами. Батюшка выслушивал всех, учил их молитвам, помогал какими-то советами. Смотрящий зоны поспособствовал, и им прислали церковное облачение, иконы, церковные книги, чашу для причастия и прочие атрибуты для службы. По разрешению начальства колонии заключенные построили небольшую церковь, и батюшка стал дважды в неделю отправлять там службы. Многие покрестились, в их числе и Вальтер. Он в последнее время стал все чаще задумываться над жизнью, особенно после того, как ему приснилась мать, с укоризной выговаривавшая ему за то, что он неправильно живет. Все чаще и чаще стал он заходить в церковь, молился, как мог, и легче становилось на душе. Для себя Вальтер решил, что после выхода на свободу он найдет Ильдара, заберет то, что оставила ему мать и начнет другую жизнь.

Эта другая жизнь представлялась ему смутно. Он понимал, что в его возрасте семья у него вряд ли уже будет. А ему почему-то очень хотелось, чтобы были дети, особенно, сын. И постепенно в душе у него созрело решение купить дом в пригороде Ленинграда, найти какую-нибудь вдову с детьми и прожить с ними то, что осталось, как бы вернувшись на ту линию жизни, с которой он был сдернут в шестнадцать лет.

Поэтому он с надежным человеком отправил письмо Чингизу с просьбой найти Ильдара. И только уже освободившись, проезжая через Киров, он через человека Чингиза, который сопровождал его в дороге, получил телеграмму с московским адресом дворника.

Заканчивая обед, расслабившись от съеденного и выпитого, он рассказал все Чингизу с самого начала, за исключением своего последнего решения.

– Как я понимаю, – закончил свой рассказ Вальтер, – менты ничего не нашли, но кто-то коробку эту до них взял, причем совсем недавно. Скорее всего, эти бомжи ее и обнаружили.

Чингиз внимательно выслушал его.

– Если это так, то их надо срочно разыскать, потому что не сегодня – завтра все это уйдет за бесценок. Придется на ментов выходить. Только, сам понимаешь, делиться надо.

Глава 9
1994 год, Москва, отделение милиции, четверг, 14 июля

В одном из кабинетов отделения милиции сидели четверо: старший опер Михаил Мусатов, участковый Анатолий Семенович, медэксперт Владимир Лукич и стажер Валера.

– Ну, мужики, ситуация хуже не придумаешь. Вчера доложил о деле начальнику, майору Гребенюку. Он потребовал представить все как несчастный случай, и дело закрыть, сами знаете у нас висяков как яблок в урожайный год. А сегодня с утра вызывает меня и требует ускорить раскрытие. Оказывается, звонило начальство сверху и требует немедленного раскрытия, – сказал Мусатов.

– Может убитый депутат или родственник? – ехидно поинтересовался Валера.

– Вшей у него для депутата многовато. Нам, прежде чем вскрытие делать, пришлось его дихлофосом обработать, – отпарировал медэксперт.

– Ладно, острить Петросяну предоставьте, у нас свои дела, – охладил их Мусатов, – давайте по делу. Владимир Лукич, что у вас?

– У нас как обычно, лучше всех. Потерпевший умер от перелома шейных позвонков вследствие удара кирпичом. На шее открытая рана со следами кирпичной крошки. Скорее всего, потому что упал, так как иначе пришлось бы предположить, что удар кирпичом нанесен из очень неудобной позиции слева-направо и снизу-вверх.

– То есть, возможно, что это произошло из-за удара шаром?

– Нет, к моменту, когда он получил перелом ноги, он уже мертв был.

– Ну, вот это уже кое-что. Значит, скорее всего, сначала была драка, его убили, а потом пытались скрыть следы. Если бы дом снесли, то его неизвестно когда обнаружили бы. Так может все-таки, кореша его шлепнули, как вы думаете, Анатолий Семенович?

– Да, ну, Михаил, этого быть не может. Гриня за сто весил, а дружки его – один, доходяга, на глисту похож, а второй, колобок, метр с кепкой. Гриня их одной рукой обоих бы ухайдакал.

– Владимир Лукич, а следы ударов на теле и лице были?

– Нет, Миша, я на это обратил внимание. Скорее всего, сильно толкнули или бросили. Последнее, впрочем, учитывая вес и размеры потерпевшего, сомнительно.

– Почему сомнительно, – вмешался в разговор стажер Валера, – я на занятиях по боевому самбо сам стокилограммовых мужиков через плечо бросал. Да и вообще, дело странное. По результатам экспертизы пальчиков такое обнаружилось!

– Ну-ка, ну-ка, Валера, что там удалось нарыть? – заинтересованно спросил Мусатов.

– Начну с наименее, так сказать, экзотического. На рычагах в кабине крана обнаружены отпечатки пальцев некоего Косоурова Виктора Семеновича, по кличке Банан. Вышеозначенный гражданин год назад вышел на свободу после отбытия трехлетнего срока за то, что будучи в пьяном виде стрелял из ружья по теще. Теща осталась цела, но мужик сел, видно не простила.

– Фото есть? – спросил Мусатов.

– Тещи нет, зятя есть, вот.

– Анатолий Семенович, гляньте, это один из тех бомжей?

– Ну, да, точно. Вот зараза. Он домой не вернулся видно, вот и был без паспорта.

– Так, паспорт Гринько Григория Николаевича они забрали, возможно, для Косоурова. Сейчас спецов много появилось, фотографию переклеят и гуляй. Второй у нас, как явствует из копии, которую Анатолий Семенович снял с паспорта, Самошкин Андрей Анатольевич. Можно, конечно, в розыск объявить, но интересно было бы узнать, куда они подались? Анатолий Семенович, вам ничего о них узнать не удалось?

– Да есть кое-что, есть. Тут возле обменного пункта один безногий, Коля Чурбак его кличка, постоянно милостыню просит. Он с ними знаком. Я вчера как раз по всем окрестным нашим таким людишкам прошелся, поспрашивал. Так он их видел как раз в понедельник, примерно cразу после того, как они ко мне за паспортами заходили. И что интересно, они в обменнике доллары меняли, ему с улицы видно. Я в обменнике поспрашивал, но те мнутся, ничего не говорят. Тоже понятно, они в основном без справок обменивают, чтобы налогов не платить. А Коля говорит, что денег много получили, целую пачку. Он на выходе их окликнул, они с ним поговорили, дали десять тысяч и побежали на троллейбус, говорили, что в Савелово поедут за грибами. Да, еще вспомнил, в воскресенье я их на рынке видел, ящики азербайджанцам таскали. Значит, в воскресенье денег у них не было, хрен их работать заставишь с деньгами.

Ну, вот, это уже горячее, – одобрительно сказал Мусатов, – Валера, надо сделать фоторобот Самошкина, на копии плохо фото вышло. Анатолий Семенович тебе поможет. И готовь ориентировку на эту парочку, надо будет в Кимры переслать, насколько я помню, Савелово – это только станция так называется.

– Так вы меня не дослушали, – вскинулся стажер, – а самое-то интересное я еще не сказал.

– Валяй, выкладывай.

– Значит, сначала второе, а будет еще и третье! Так вот, второе, отпечатки пальцев на пластинке вара. Они есть только на одной стороне пластинки. На второй отпечатался рисунок ткани. По утверждению экспертов, ткань – мешковина. То есть предположительно, что-то, скорее всего прямоугольной формы, было завернуто в мешковину и сверху облито горячим варом для большей сохранности. Отпечатков там много, они на варе хорошо сохраняются. Принадлежат они трем различным людям. Самые первичные, нижнего слоя так сказать, принадлежат неустановленному лицу. Видимо, это человек, который производил заливку варом этого, тоже неустановленного, предмета. Другие же отпечатки в картотеке нашлись! Вот тут-то и будет третье, самое интересное! Они принадлежат Василию Сергеевичу Бурыкину, хорошо известному в уголовном мире авторитету по кличке Вальтер. Но еще интереснее, что эти отпечатки полностью совпадают только с теми, которые были сняты у него при первой ходке, когда ему было шестнадцать лет, в тысяча девятьсот сорок девятом году! Он тогда двоих застрелил. И еще один нюанс, арестовали его в Ленинграде. Причем отпечатки первого человека местами его отпечатки перекрывают, а местами наоборот. А вот третьи отпечатки свежие, по отзывам экспертов, они сделаны поверх пыли, в то время как первые и вторые пылью покрыты сверху. Но принадлежат они тоже неустановленному лицу.

– Может Самошкину? Нашли дружки упакованную пачку долларов, их и меняли, – предложил участковый.

– Да нет, – откликнулся Мусатов, – в сорок девятом вряд ли у нас кто упаковывал доллары. Да и ни один обменник такие доллары не возьмет, это надо куда-то специально идти, а им обменяли. Начальство, кстати, интересовалось, не нашли ли мы там чего-нибудь необычного. Я спросил, что именно, молчат. Валера, а что насчет бумаг?

– Вчера ездил прямо в академию ФАПСИ. Сказали, что это, скорее всего черновик программного проекта по довольно распространенной теме – распределенные базы данных, я, честно говоря, не слишком понял, что это такое. Поскольку ни ссылок, ни списка литературы нет, то фамилию автора назвать трудно, практически невозможно.

– Да, в огороде бузина, а в Киеве дядька, – задумчиво сказал Мусатов, – вряд ли бомжи интересовались программированием. Значит предлагаемая гипотеза такова. Некто что-то прямоугольное, возможно небольшую коробку, упаковал и залил варом. Зачем-то он дал подержать упаковку Вальтеру, тогда еще мальчишке. Затем он ее снова держал в руках, потом перевез ее в Москву, и она оказалась в этой комнате. И кто-то ее нашел, но нашел, когда уже в комнате никто не жил. Анатолий Семенович, сегодня же узнайте, кто там был последним прописан. Возможно, человек спрятал ее, а сам умер. Так, а еще там был кто-то после того, как упал кран. Он, похоже, использовал домкрат, чтобы добраться до трупа, точнее в ту часть комнаты, где он лежал. Зачем, может за тем, что спрятано?

Ну, давайте прикинем, что делать. Владимир Лукич, вам спасибо, надеюсь, по этому делу нам с вами больше встречаться не придется. Валера, срочно готовь ориентировку на бомжей, и с утра поедешь в Кимры, сам отвезешь с утра пораньше. Анатолий Семенович, а не могли бы вы завтра с Валерой съездить? Походите по рынкам, по магазинам. Где-то они должны засветиться. Пока тамошняя милиция развернется, а мы их и подтолкнем. Я с начальством сегодня поговорю, командировку организуем. Сам бы с радостью съездил, но на мне еще пять дел висит.

– С удовольствием, я хоть свежего творога да козьего молочка для жены своей куплю, а то в больнице кормят-то не очень.

В это время в кабинете зазвонил телефон. Мусатов снял трубку. Минуту он молчал, слушая собеседника, потом положил трубку, тихо выругавшись сквозь зубы.

– Начальство требует к себе с результатами. Всем пока, сегодня еще созвонимся.

Он сложил разбросанные по столу бумаги в папку и направился для доклада к начальнику отделения майору Гребенюку.

Глава 10
1994 год, Москва, Ботанический сад, четверг, 14 июля

Николай Денин нетерпеливо прохаживался возле главного входа в Ботанический сад. Вчера вечером ему наконец-то позвонила Люда. У нее выходные на этот раз приходились на четверг-пятницу, и она сказала, что оба дня будет дома в Москве. Он предложил встретиться вечером, прогуляться по Ботаническому саду, а потом где-нибудь поужинать, на что она охотно согласилась. Николай знал, что на улице с дивным названием Кашенкин Луг, что неподалеку от Ботанического Сада, недавно открылся итальянский ресторанчик, который ему усиленно нахваливал приятель.

С утра он поехал в офис. Поскольку голову из-за раны на затылке мыть было нельзя, а волосы сзади были в зеленке, пришлось одеть бандану, а значит и джинсы, хотя джинсовым днем в фирме была пятница, а в остальные дни в качестве спецодежды предполагался костюм с галстуком.

Дождик к вечеру прекратился, было облачно, но тепло, кажется, погода опять налаживалась. Николай подумал, что хорошо бы в выходные съездить на Волгу. Но тут же с досадой подумал, что Люда будет работать, и удивился, поймав себя на этой мысли. В общем-то, их ведь ничего не связывало. Можно было, как обычно, пригласить кого-то из приятелей, и даже с девушками. Они нередко уезжали так на рыбалку с ночевкой в палатках. Но сейчас почему-то мысль об этом была ему неприятна.

– Эге, брат! – подумал он, – Да ты никак влюбляешься.

Люду он заметил сразу, она шла от троллейбусной остановки быстрой легкой походкой. Николай с удовольствием отметил, что она в платье. Ему не нравился стиль «унисекс», когда девушки не вылазят из джинсов ни зимой, ни летом.

Люда, заметив его, издали улыбнулась и приветливо махнула рукой. Порыв ветра взметнул ее платье, обнажив колени. Она машинально прихлопнула широкий подол двумя руками. Увидев, что Николай улыбается, она скорчила в ответ виновато-стеснительную рожицу и, не выдержав, сама рассмеялась. У Николая возникло ощущение, что он встречает близкую женщину после долгой разлуки. Когда она подошла, он совершенно естественно шагнул ей навстречу и поцеловал в щеку. Она слегка отстранилась, вопросительно глядя на него. И после этого они встретились взглядами, и больше ничего не надо было говорить.

Они молча шли по одной из боковых аллей, где люди встречались не так часто, как на центральной. Было еще около семи вечера, но из-за сильной облачности и густой листвы деревьев, росших по бокам аллеи и почти смыкавшихся над ней, здесь царил мягкий полумрак. В траве неумолчно стрекотали кузнечики, птицы перекликались как в лесу, шум города сюда почти не доносился. Николай взял Люду за руку, почувствовал ее тепло и нежность, осторожно провел большим пальцем по тыльной стороне ее ладони. Почувствовал, как в ответ она тоже погладила его пальцы и наткнулась на лейкопластырь на тыльной стороне ладони.

– Это что производственная травма? – спросила она

– Ну, да, сервер упал, – отшутился Николай.

– А что это такое? У вас так называется поднос в столовой?

– Почему поднос? – не понял Николай.

– Ну, «севе», по-английски – поднос или лопаточка для накладывания салата или рыбы.

– Откуда такие познания?

– Так я в педе учусь, будущая преподавательница английского и немецкого.

– Вот тебе и раз, а при чем тут детский садик?

– Да тут много всего совпало, во-первых, директор этого садика – лучшая подруга моей мамы, во-вторых, садик мидовский, с преподаванием английского и прочих прибамбасов, поэтому мне его за практику засчитывают.

– Понятно. А насчет сервера я пошутил. Правда, шутка профессиональная. Сервер – это главный, так сказать, компьютер в сети, остальные через него общаются. И когда сервер падает, это значит, что программы на нем работают неправильно, и вся сеть не может функционировать.

– Да, тонкий профессиональный юмор. А насчет производственной травмы я серьезно спросила. Во-первых, ты сегодня прихрамываешь на левую ногу, во-вторых, стрижка короткая, а на голове бандана, зачем?

– Однако! Английский вам случайно не по приключениям Шерлока Холмса преподают?

– Да я с детства наблюдательная. Между прочим, в возрасте семи лет раскрыла квартирную кражу.

– Ого! Это как?

– Мы с бабушкой на балконе стояли. А у нас балкон во двор выходит. Смотрю, из нашего подъезда двое мужчин выбегают, и у одного в руках чемодан нашей соседки. А он заметный такой, желтый, кожаный, с ремнями и красная круглая наклейка возле ручки. Соседка часто за границу ездила, у нее муж в МИДе работал. Я бабушке говорю, вон два дяди тети Танин чемодан понесли. Бабушка взяла папин бинокль, посмотрела и позвонила в милицию. Их на улице и взяли. Соседка потом торт принесла и подарила мне Барби с кукольным домиком. Я так гордилась, еще ни у кого из девчонок не было. А ты хитрый, отвлекаешь меня. Так что все-таки случилось?

– Да, в понедельник с бомжами подрался слегка. В силу некоторых обстоятельств рассказывать неудобно. Но славы я на этом ристалище не снискал, хотя главного богатыря вроде бы победил.

Тут Николай приумолк, вспомнив, как выглядел главный богатырь на следующий день. Первые два дня после необычной находки все его мысли крутились вокруг клада, и только потом он осознал, что, видимо, убил человека. Он успокаивал себя тем, что это произошло случайно, что никто не будет искать бомжа, а если и найдут, то, вряд ли будут расследовать это дело, а спишут все на несчастный случай. Но временами все равно по позвоночнику потягивало знобким холодком.

– Да, – задумчиво протянула Люда, – так романтично свидание началось. И вдруг дымка романтики развеивается, и мой герой оказывается извергом, в свободное от работы время бьющим бомжей. Прямо сюжет для криминальной хроники.

Она с лукавым выражением заглянула в лицо Николаю. Он, в первую минуту растерявшись от услышанного, увидел ее совсем близко, и уже ни о чем не думая, повернулся к ней, обнял за плечи и поцеловал. Они стояли некоторое время прижавшись друг к другу. Он гладил упругие волны ее волос и снова и снова осторожно и нежно целовал губы, глаза, щеки, шею. Они оторвались друг от друга только услышав любопытное перешептывание и хихиканье стайки девчонок, проходивших мимо, и пошли дальше. Между ними повисло напряженно-смущенное молчание, но к счастью почти в этот момент они вышли к розарию.

– Мое самое любимое место, – тихо сказала Люда, не глядя на Николая.

– Да, зрелище впечатляющее, – согласился Николай, глядя на сотни цветущих розовых кустов.

– Правда, – добавил он, – это не только массовое зрелище, но еще и массовое обонялище.

И в самом деле, время от времени почти каждый из десятка бродивших тут людей наклонялся к какому-нибудь кусту и с видом дегустатора парфюма пытался уловить аромат, исходящий от роз. Некоторые при этом даже и глаза закрывали, а одна почтенного возраста дама встала на колени возле низкорослого куста и застыла на четвереньках в экстатическом молчании, почти погрузив нос внутрь огромного бутона. В этот момент она вдруг откинулась от цветка и оглушительно, на весь розарий чихнула. Однако это ее не смутило, она не спеша встала на ноги, трубно высморкалась в носовой платок и с достоинством, если не королевы, то уж точно графини, удалилась.

Николай с Людой, одновременно взглянув друг на друга, затряслись в приступе почти гомерического хохота. Лед молчания растаял, и они почти час провели, неторопливо переходя от куста к кусту и, в свою очередь, тоже приобщаясь к миру розовых запахов.

– Ну что, не пора ли нам из мира возвышенного и прекрасного перейти в мир прозаический и более приближенный к жизни. Если честно, то мне просто хочется есть. Я даже и не обедал сегодня, на работе замотался, – сказал Николай.

– И куда же будет осуществляться переход?

– Тут недалеко есть маленький итальянский ресторанчик. Разнообразная морская живность и хорошее вино, говорят, почти гарантированы. Я сегодня даже без машины, по этому поводу.

Через полчаса они сидели в маленьком полутемном уютном зале и под негромкую музыку неторопливо и тщательно изучали меню. Только сейчас, увидев Людину руку, неспешно скользящую по названиям блюд в меню, Николай обратил внимание на необычное красивое серебряное кольцо с зеленым прозрачным камнем. Что-то припомнив, он бросил торопливый взгляд на ее уши. Там были выполненные в том же стиле сережки. Как это ни странно, но общий рисунок очень напоминал сережки и колье из его находки. В это время официант принес кувшин белого вина и огромное блюдо с салатом-ассорти из морепродуктов, в котором было все, в том числе громадный лангуст, возлежащий на блюде среди маленьких устричных раковин и прочих морских деликатесов, как король среди придворных, последний штрих картине придала маленькая каракатица. Официант, безмолвно взглядом испросив согласия, зажег две свечи на столе, разлил вино в бокалы, и удалился.

– Ты знаешь, – сказал Николай вполголоса, глядя в бокал, посверкивающий искорками отраженного пламени, – странно, наверное, слышать это от человека, которого видишь второй раз в жизни, но у меня такое ощущение, что ты со мной давным-давно, и что нам с тобой будет очень хорошо вместе. Давай, первый бокал за наше будущее.

Она улыбнулась ему, и они легонько соприкоснулись нежно прозвеневшими бокалами.

Вино оказалось отличным. Николай с аппетитом ел все подряд, и большая часть блюда пришлась на его долю. За едой разговор шел, перескакивая с одной темы на другую. Выяснилось, что Люда не только в Италии, но и вообще за границей не была, если только не считать Крым.

Между прочим, Николай осторожно поинтересовался, – А откуда у тебя эти сережки? Мне кажется, что я где-то такие уже видел.

– Ну, это целое семейное предание. Один из моих прадедов, Тягунов Александр, работал ювелиром у самого Фаберже. У нас сохранилось много его эскизов. И вот один из маминых родственников пошел по его стопам. Степень родства с ним я выразить не могу, там нужно использовать такие слова как шурин, золовка, а я, честно говоря, не помню, кто есть кто. Я зову его просто дядя Леша. Вот он и сделал мне к шестнадцатилетию этот комплект. Металл – серебро, а камни искусственные. Вещи недорогие, конечно, но изготовлены по мотивам тех, которые прадед у Фаберже делал. Так что вряд ли ты их где-то видел, уникальный экземпляр.

В это время официант принес две лазаньи. Наполнив бокалы, он ушел. А двое попали в тот невидимый поток пространства и времени, который всегда и везде отделяет влюбленных от остального мира. Медленно оплывали свечи на столе, а они колыхались в танце под музыку, которой не слышали, ощущая тела друг друга под легкими одеждами и понимая, что он еще не пришел, но уже рядом, час, который соединит их.

Время в такси, которое везло их домой к Николаю, показалось спрессованным в секунду. Молодой шофер, всю дорогу бросавший любопытствующие взгляды в зеркало заднего вида, только крутил головой, когда видел, как эти двое не могут оторваться друг от друга. Они опомнились лишь, когда он вышел из машины и открыл заднюю дверцу со стороны Люды. Николай, не глядя, вытащил из бумажника купюру, так же, не глядя, подал ее таксисту, и, обняв спутницу за плечи, направился к подъезду. Шофер, посмотрев на портрет бородатого президента на серо-зеленой купюре, открыл, было, рот, но вовремя одумался и укатил, одаренный крупицей любви.