Текст книги "Продавец чувств (фрагмент)"

Автор книги: Геннадий Игнатченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Сначала он не ответил. Потом положил точильный камень на стол и взглянул мне в глаза.

–Ты взрослеешь, братишка. Это нормально. Ещё много всякого тебе предстоит узнать. Ещё много лет пройдёт, прежде чем ты сможешь стать таким, как тебе хочется. Будут разочарования, будут открытия. Ты сам должен решить, что хорошо, а что плохо. Если сомневаешься – спроси. Это будет правильно. Так что ты хотел узнать?

–Отчего умер отец?

–Он искал Вечное Семя, но что-то ему помешало сделать это. Что-то или... кто-то.

–А что такое Вечное Семя?

–Как оно выглядит, не знает никто. Старики говорят, что его потерял там один из Семи Волшебников – Шаур, тот, кто умел управлять растениями, и силу которого поглотила Матерь Годов. Переходя через Холодные Горы во время Великой Войны, он сорвался в пропасть, и потерял много разных волшебных предметов. Часть из них потом нашлась, хотя никто не знает, сколько их было. Но Вечное Семя, амулет земли и плодородия, так и остался лежать где-то там. Он мог бы позволить людям забыть о голоде и неурожаях. Князь Ставр обещал большие деньги тому, кто его найдёт.

–Правда? Но почему тогда его никто не ищет?

–Ты знаешь, как люди относится к любому волшебству. После того, что сделали Семеро, никто не верит в то, что оно может быть добрым. Стоит кому-то завладеть амулетом, как начинаются разные войны и несчастья на голову простого народа.

–Но зачем тогда его хочешь найти ты?

–Чтобы это не сделал кто-нибудь другой.

–И ты отдашь его князю?

–Возможно... Хотя не знаю точно.

Я улыбнулся. Кладомир не был никаким злодеем. Всё в нём было обычное, человеческое. Мне стало легко на душе. Они просто его не понимают.

–А как мне быть с ребятами? Ведь они неправы. Я поругался с ними.

–Помирись. У тебя ведь нет больше друзей. Люди часто ошибаются. Ты ведь тоже не раз делал что-то не так.

–Да. Очень часто.

–Ну вот. Тебя ведь прощают. И ты прощай. Пока всё это не имеет значения. Но если не научишься быть человеком, это будет намного хуже. Иди подумай. И принеси, пожалуйста, воды. Матери понадобится она утром.

И он снова взялся за свой нож. Что за странные слова он сказал мне?

Взяв вёдра, я побрёл в темноте к колодцу. Шёл и думал. Почему всё так? Почему чем дальше, тем непонятнее. Когда я был мал, мне всё казалось, что вырасту, и стану умным, всё буду понимать. Но чем больше я узнаю, тем всё становится только сложнее и запутаннее. Теперь и Кладомир оставляет меня, заставляя думать и решать самому. А ведь мы всегда были рядом. Он катал меня однажды на лошади, учил читать и лазать по деревьям, объяснял, почему и зачем светят луна и звёзды, отчего солнце яркое, а речка мокрая. Он всегда приносил из лесу что-нибудь для меня – то землянику, то дикий мёд, то большущие грибы, то ещё какую-нибудь полезную штучку. Однажды в нашем доме появился хромой зайчонок. Смешной, пушистенький. Я кормил его травой, морковкой, осиновыми веточками, а брат лечил лапку – ставил компрессы, бинтовал. Зайчонок подрос и убежал в лес. Я долго не мог его забыть. Просил принести ещё кого-нибудь бельчонка, птенца. Он качал головой и терпеливо объяснял, что брать зверей домой – очень большая ответственность. Лес – их жилище, они должны быть там, иначе им плохо и грустно.

"Представь, что тебя бы вдруг утащили куда-нибудь в горы. Что бы ты чувствовал?"

И вновь я убеждался, что он прав. Но почему его считают плохим, если он хороший? И отчего он бросает порой меня на произвол судьбы, оставляет наедине с моими сомнениями? Как же мне разобраться во всём самому?

*****

Знал ли я тогда, что это был один из последних наших разговоров? Что вскоре я погублю его через свою глупость и упрямство? Нет. Не знал, и не мог знать. А было так. На Деревянном Холме появился цирк. Надо сказать, у нас редко бывают купцы и другие гости из столицы: деревушка маленькая и небогатая, к тому же у чёрта на куличках, на самом Краю. Так что как для детей, так и для взрослых, новое развлечение было чем-то из ряда вон выходящим. Все, у кого были какие-то сбережения, спешили выложить денежки, чтобы поглядеть на выступления акробатов с Новозаморских островов, синекожих маленьких людей, о которых говорят, что у них нет костей; семейки мутантов, жонглирующих всеми конечностями самыми разными предметами; бесстрашных наездников на козлоослах, тварей, считающихся практически неуправляемыми; лихих укротителей Бешеных Псов и прекрасных дрессировщиц говорящих птиц: галок, ворон, и, конечно же, попугаев. Но гвоздём всей программы, её изюминкой и финальным аккордом был, по общему мнению, фокусник по имени Граф Рок. Помимо множества довольно – таки рядовых трюков с картами, распиливанием женщины, доставанием голубей из шляпы и других, он проводил опыты с каким-то загадочным ящиком. Старик Крюч, в отсутствии командира гарнизона отвечающий за магический карантин на территории Холма, долго и нудно проверял документы Рока, подтверждающие, что данный аттракцион не является волшебным, одобрен к применению Советом Культуры, и как-то там даже удостоился чести быть отмеченным вниманием самого Его Светлости, и лишь после угрозы со стороны Графа пожаловаться в Совет на самоуправство, скрепя сердце, дал добро. Аттракцион назывался "Отгадай имя", или "Загадай имя", сейчас я не помню точно, да и какое это имеет значение? Суть же была в том, что в палатке цирка тушили свет, потом из ящика появлялась жуткая голова демона, который выбирал из присутствующих одного человека, и пытался с трёх раз угадать, как его зовут. Поскольку так повелось, что двух одинаковых имён в одном княжестве быть не должно, и родители ребёнка имели право выдумать ему любое, то задача эта была не такой уж лёгкой. Демон к тому же, похоже, был несколько старомоден, и называл такие редкие и странные имена, что в наше время их днём с огнём, как говорится, не сыскать: "Грабум", "Вермалон", "Шупунтаро", и тому подобную нелепицу. Говорили, что ещё ни разу он не смог угадать. Но происходило это действо всякий раз в такой мистической атмосфере, что никто не мог остаться к ней равнодушным. И, конечно, все с нетерпением ждали того, что же будет, когда страшилище отгадает имя. Даже сам Граф на вопрос об этом затруднялся ответить, лишь уверял, что демон не настоящий, добродушный, и ничего плохого никому сделать не может. Будет просто сюрприз. Но какой именно – неизвестно. Впрочем, всякий, кто видел голову этого монстра, уверял, что от неё разит ужасом настолько натурально, что даже дышать становится трудно. Я не очень-то им верил, но любопытство всё-таки не давало мне покоя ни днём, ни ночью.

Чудовище никогда не разговаривало ни с кем дважды. Не угадав имени, оно отвергало выбранного им человека навсегда. Поэтому круг людей непричастных, нетронутых, сужался с каждым днём. Бармо и Каминц не раз звали меня пойти с ними в цирк, обещая такие впечатления, ТАКИЕ! Конечно, мне и без них не терпелось, но я стеснялся просить денег у матери, так как знал, что их у неё почти нет, и что она относится к развлечениям резко отрицательно. Поэтому я решил подбить Кладомира сводить меня туда. Неделю назад он, согласно установленному порядку, вместе с несколькими молодыми людьми из других семей, стал бойцом Гарнизона, и пользовался всвязи с этим правом посещать любые зрелища бесплатно. Вскоре, по прибытии командира, он должен был отправиться на одну из застав, но пока я мог видеться с ним ежедневно. Я сказал ему, что без него туда не пойду, и что он будет виноват, если лишит меня такого редкого зрелища. Я терзал его несколько дней, умоляя внять моей просьбе и всего разок сводить меня в цирк. Я укорял его в том, что ни разу в жизни он мне не помог, как старший брат, в моих проблемах, отделываясь лишь советами, как нужно себя вести. Я вешался ему на шею и канючил:

–Ну, пойдём! Ну, пойдём! Ну, пойдём! Ну, пойдём!..

Его товарищи посмеивались над этим. Сами то они уже там все побывали. Но Кладомир ссылался на нехватку времени, на то, что подобные вещи его не интересуют, что мне следует больше внимания уделять хозяйству, помогать матери, готовить себя к службе в Гарнизоне. Бармо с Каминцем меж тем подливали масло в огонь, рисуя перед моим воображением картины, от которых кровь стыла в жилах. Они рассказывали, как на днях демон чуть было не отгадал, как зовут сестру приятеля Каминца, что ошибся при этом всего лишь на одну букву. Все присутствовавшие при этом разом охнули. А бедняжка даже лишилась чувств. Её пришлось выносить на свежий воздух, белую, как мел, и первыми её словами после прихода в себя были:

–Как, я всё ещё жива?

Это происшествие вызвало волну слухов, и в цирк с удвоенной силой повалили любители острых ощущений.

–Да разве ты трус? – кричали мне они, издеваясь, – ты ведь мужчина, будущий Защитник, давай, покажи нам свою смелость! А говорил, ходил в Каменный лес! Мы было уж поверили... Можешь даже надеть свой знаменитый дедовский плащ!

Всё это было слишком обидно. Разозлённый и отчаявшийся, я пошёл в казармы и, вызвав Кладомира, выставил ему ультиматум, что если он не согласится удовлетворить мою просьбу, то мы с ним поссоримся на всю жизнь. Это было очень глупо с моей стороны, но он почему-то сразу же сдался.

–Ты, вижу, не успокоишься. Ладно, подходи вечерком. Только к началу представления мы не успеем. Но самое интересное захватим. Идёт?

Я не смел поверить в такое счастье...

Задержаться пришлось дольше, чем мы предполагали. Днём гонец доставил приказ коменданту запретить до прибытия командира все увольнения. Кувшин пива помог решить вопрос со старшиной сотни Кладомира, но вот часовые на воротах не хотели рисковать ни при каких условиях. Все лазейки в ограде, согласно того же приказа, днём были ликвидированы. Оставалось только перебираться через стену. Пока я бегал домой за верёвкой, прошло ещё полчаса. Я жутко боялся, что мы опоздаем, однако, как позже стало ясно, к несчастью, пришли мы как раз "вовремя"...

В цирке было тихо и темно, горели лишь несколько факелов под куполом. Пахло свежими опилками, навозом, потом, перегаром и ещё чем-то неуловимо острым. Чтобы не привлекать к себе внимание, мы сели прямо возле входа на первую свободную лавку. Народу было не то, чтобы очень уж много, но человек сто точно: все лучшие места были заняты. В центре арены стоял большой ящик, накрытый пёстрой тканью, сквозь которую пробивался красноватый свет. Мне казалось что там, внутри, была спрятана куча тлеющих углей. Два моих приятеля, которые, по их словам, собирались лицезреть всё в двадцатый раз, расположились в верхних рядах возле одного из больших факелов. Бармо, по своему обыкновению, что-то жевал, а Каминц сидел прямо, будто замороженный. Нас видеть они не могли, и это меня немножко забавляло.

–Дззаг! – ударили тарелки, и рядом с ящиком, словно из воздуха, возникла высокая фигура Графа в чёрном костюме с красной накидкой на плечах.

–А вот и то, что все мы долго ждали! – нараспев объявил толстенький ведущий с круглым, словно полная луна, лицом, – неподражаемый и непостижимый Граф Рок спешит показать вам свой лучший аттракцион! Кто не в ладах с нервами, может покинуть зал, ибо то, что вы увидите и услышите, способно поразить ваше воображение! Но не пугайтесь. Будьте готовы ко всему, и даже к тому, что сегодня будет угадано именно ваше имя!

–Да пошёл ты! – крикнул кто-то сверху.

Раздался смех, но он был скорее натянутым, чем весёлым. На шутника зашипели со всех сторон, и я снова ощутил тот непонятный резкий запах. Что он означал – интерес? Страх?

Ведущий удалился. Тарелки звякнули, Граф изящным движением сорвал покрывало с ящика, произвёл несколько пассов и быстро отошёл к краю арены. Напряжение в зале достигло своего апогея. Стало так тихо, что только треск горящей смолы факелов и гудение их пламени позволяли мне понять, что я не оглох. Красное свечение внутри ящика усилилось, его стенки из матовых сделались прозрачными, жидкий огонь внутри начал вращаться, приобретая оранжево-жёлтые, местами бордовые оттенки. Крышка медленно отодвинулась. Соприкоснувшись с воздухом, пламя на мгновение угасло, как бы остыв, но потом неожиданно вспыхнуло, с жутким рёвом вырвалось наружу, его языки поднялись едва ли не на пять метров вверх. Волна жара, исходящая от него, была совершенно настоящая, и сидящие на первых рядах невольно отшатнулись. Гул и вращение усилились, стекло ящика заблестело, словно вот-вот расплавится, там появилось что-то зелёное, голубое, пурпурное и чёрное, образовало несколько тонких струй, которые, поднимаясь, начали вплетаться в красно-жёлтую массу, заставляя её приобретать форму огромной уродливой головы, покрытой чешуёй и шерстью одновременно. Три мощных рога, два уха, пасть, утыканная страшными клыками, рыло, борода, какая-то птичья лапа с когтями... Хотя мне обо всём этом рассказывали, я, всё ж таки не в силах бороться с охватившим меня оцепенением, первый раз в жизни почувствовал, как кожа на голове стягивается, и волосы от этого, приподнимаясь, "встают дыбом". Одновременно внизу живота возник предательский холодок, рискующий перерасти в нечто весьма и весьма для меня позорное.

Но вот чудовище окончательно оформилось. Открылись два светящихся красных глаза. Пуская дым из ноздрей, оно принялось поворачивать голову на толстой шее, растущей прямо из ящика, обводя своим взором всех присутствующих. Так оно сделало трижды. Женщина, сидевшая в пятом ряду напротив нас, вскрикнув, упала в обморок. Её схватили и быстро вынесли из зала. Ничто другое не нарушало напряжённого, как тетива натянутого лука, молчания.

Казалось, монстр не обратил на случившееся никакого внимания. Повинуясь лишь каким-то одному ему ведомым мотивам, он продолжал изучать людей. Его алчные и печальные глаза просвечивали каждого насквозь, а клокочущий внутри него глухой рокот заставлял всё в цирке вибрировать в такт голосу тысячелетнего исполина, скованного волей покорившего его человека.

Наконец, он остановился, замолчал и упёр свой взор прямо на нас с Кладомиром. Несколько последующих мгновений проползли сквозь меня подобно червю года. Но вот обоюдоострое лезвие – слово прорезало невыносимую более тишину: он начал.

–Я И ТЫ, – слова по вязкости своей были сравнимы с жидким мёдом. Вливаясь в уши, они долго проникали сквозь их узкие отверстия.

Один кровавый глаз прикрылся чешуйчатым веком, корявый палец, медленно поднимаясь, указал своим остриём прямо в грудь брата. Публика облегчённо вздохнула.

И потекли имена. Три. Лишь три из тысячи возможных.

–ХАЕРШТИК!

Первая волна страха прокатилась по рядам и схлынула в небытие. Люди доставали платки, вытирая внезапно выступающий на лбах холодный пот.

–АРТЕНДОН!!

Сжавшаяся до предела пружина терпения, больше не способная сдерживать натиск чуждой разуму стихии, надавила своим основанием на чашу Всеобщих Весов. Вздрогнула, поползла набок стрелка, и всё вокруг, даже огонь, даже само время, перестало дышать в предчувствии третьего, самого большого, упрямо зреющего на ветви судьбы, имени.

–КЛАДОМИР!!!

–О-О-О-О! – то ли застонало, то ли засмеялось что-то. Содрогнулась земля под ногами, Холм покачнулся, сама Матерь Годов бессильно опустила листья. В тот же миг стеклянный ящик лопнул, и вопль восторга вместе с дымом и огнём вырвался из пасти ставшего ещё более огромным демона.

–ХА-ХА-ХА! ТЫ МОЙ! Я СВОБОДЕН! ИДИ КО МНЕ!

От пламени его дыхания ярко вспыхнул верх шатра. Люди с криками, переворачивая скамейки, бросились к выходу. Создалась жуткая давка. Граф Рок с перекошенным лицом запрыгнул на возвышение рядом с оркестром, и кричал, будто от этого что-то могло измениться:

–Я не виноват! Это не есть мой демон! Подмена! Караул!

–Назад, идиоты! – покрыл весь невообразимый шум громовой голос старика Крюча откуда-то сверху. Я нашёл его взглядом – он стоял один в бушующем пламени, сомкнув руки над головой жестом, останавливающим магию. Огонь не причинял ему вреда, но его сил было явно мало для того, чтобы справиться с пожаром, – не отпускайте его, держите!

Какой там! Никто даже не подумал остановиться, да если кто-то один и попытался это сделать, его бы просто затоптали.

Только мы вдвоём оставались сидеть на своих местах. Сила чудовища связала нас аурой, отталкивающей от себя всё остальное.

Тем временем демон дохнул ещё раз, и часть шатра вместе с креплениями, лавками, и всеми, кто не успел убежать, словно взрывом, вынесло наружу. Что произошло потом, я уже не помню, и впоследствии никто мне толком ничего не мог рассказать. Из обрывков своих смутных воспоминаний и слов других очевидцев, я сложил для себя такую картину. Разрушив цирк, монстр выпрыгнул через пролом в темноту. Кладомир, поднявшись со своего места, произнёс какое-то непонятное слово, или полслова, и исчез в охватившем его магическом пламени.

Бармо, правда, уверял, что при этом у брата выросли рога и хвост, но этим его подробностям я не придавал никакого значения. К тому же все остальные ничего такого не наблюдали.

Сам я плохо помню, что было потом. Едва демон исчез, силы оставили меня, и я упал. Меня принесли домой люди. Мать словно чувствовала, ждала у порога, места себе найти не могла. Ей сбивчиво всё рассказали и отошли в сторону, не смея поднять глаза.

–Он... ушёл, да? Ушёл?..

Молчание в ответ.

Она взяла меня на руки, отнесла в комнату, положила на кровать. Закрыла все двери, окна и сидела так всю ночь, неподвижно, только шепча что-то невнятное. Я вскоре пришёл в себя, но, потрясённый, тоже молчал. Да и чем я мог её утешить? Даже боялся шевельнуться. Мрак и тишина придавали всему столько тоски и отчаяния, что можно было подумать, что я тоже умер. А может, мы оба умерли, и это всё будет длиться вечно?..

И ещё с тех пор никогда не оставляло меня чувство вины, будто я один был во всём происшедшем виноват. Глупый, трусливый, непослушный, упрямый тип! Как мне теперь жить? Бедняга Кладомир...

К утру мать ожила. Я уже боялся, что этого не произойдёт. Она открыла ставни, подошла ко мне, погладила по голове.

–Теперь ты остался у меня один, сынок! Береги себя, если сможешь. И не горюй. Никто не знает своей судьбы. Вставай, надо что-то делать.

И жизнь снова потекла своим чередом.

8.

На этом содержание первого конверта заканчивалось. Я отложил его в сторону и потянулся. Странно. Даже не заметил, как за окном стемнело. Неужели мне было интересно? А почему бы нет? Конечно, в другое время и в другой обствновке я не заставил бы себя прочесть и пары страниц этой дурацкой сказки. Но теперь всё было иначе.

Я помню, в детстве точно так же долго не мог преодолеть в себе отвращение к фамилии "Гоголь". Она казалась мне непонятной, глупой и некрасивой. Зелёный томик его рассказов и повестей всё время стоял в книжном шкафу на самом видном месте. Сидел ли я, лежал, ходил по комнате – он постоянно мозолил мне глаза, и был от этого ещё более противен.

Но как-то раз, ветреным осенним днём я, сам не знаю, почему, вдруг почувствовал странную тягу взять его в руки. Долго сопротивлялся этому порыву, но, наконец, не выдержал, подошёл к книжной полке. Весь этот день, и весь следующий, я не выпускал его из рук. Я даже на ночь совал его под подушку. Передо мной вдруг открылся иной, не очень понятный мне мир. Я полюбил вдруг зиму с её морозами и метелями, уютные мазаные хаты и дым из печных труб, казаков, ярмарки, церкви, колокольные звоны, лошадей, чертей, свиней, и даже огромные лужи.

Очарование это продолжалось не очень долго. Неделю или две. Тогда это был, впрочем, большой срок. Но постепенно всё ушло, остался только след в памяти. Примерно то же самое происходило и сейчас. Я знал, что всё это несерьёзно, и через несколько дней мне будет смешно и, хуже того, безразлично. Я буду презирать себя за то, что позволил себе увлечься несерьёзными россказнями безвестного писаки. Но сейчас меня разбирало любопытство – что же будет дальше?

(продолжение романа следует)