Текст книги "Графоман (СИ)"

Автор книги: Геннадий Дмитриев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

Вот такая получилась история, если она Вас заинтересовала, можете найти рассказ Василия Петровича, "Пират", в интернете. Но пора возвратиться к нашему повествованию, ведь не для того же мы сочиняем с Вами эту историю, чтобы рассказывать о том, что Василий Петрович написал, прочесть его сочинения Вы можете и без моей помощи.

Конкурс завершился, монотонный гул, состоящий из шарканья стульев, шелеста платьев, коротких, брошенных невзначай фраз, обмена мнениями и тихого топота, вместе с толпой вылился из помещения на улицу и постепенно затих. Люди, разбиваясь на мелкие группы и поодиночке, расходились, и Василий Петрович вдруг обнаружил, что остался один, никто не предложил ему продолжить обсуждение всего услышанного и увиденного где-нибудь в другом месте, никто не набивался в попутчики, да и он никому не навязывался.

Жаркий знойный день, насыщенный событиями, заканчивался, солнце еще высоко висело над горизонтом, но лучи его уже не обжигали, как в полдень, и лишь раскаленные камни мостовых, стены и крыши домов, размягченный, плавящийся асфальт, израненный острыми каблучками дамских туфелек – все это еще дышало тяжелым полуденным зноем. Идти на Парусный спуск к Ромашкину, выслушивать вновь его истории, выученные наизусть, не хотелось, и Василий Петрович решил просто прогуляться по городу, но какая-то тревожная мысль не давала ему покоя, и он никак не мог понять, что тревожит его.

Он посмотрел на небо – ни облачка, дождя, обещанного популярным метеосайтом, не предвиделось, мысли возвращались к огороду, картошку-то он полил, но все остальное: помидоры, огурцы, кабачки – все ждали обещанного дождя. Нужно было срочно возвращаться в поселок, чтобы напоить влагой изнывающие от зноя растения, и это уже было продиктовано не мыслью "что подумают соседи", мысль эта заставляла его выполнять работы, к которым душа не лежала, но это было что-то новое, возникало чувство ответственности за то, что выращивал он на своем огороде.

Еще одна мысль пришла к нему, он вдруг понял, что перестал быть своим для тех, кого еще не так давно считал товарищами, поэты и писатели Понтополя еще не стали ему чужими, но и своими уже не были. В то же время люди, с которыми он жил по соседству в далеком поселке, своими для него никогда не станут, да он и не стремился к этому. Василий Петрович почувствовал одиночество, ему не с кем было поделиться своими мыслями, надеждами и стремлениями, переживаниями, сомнениями, радостями и печалями. Он понял, нужно возвращаться, город, который он так любил, который снился ему ночами, становился чужим, он, этот город, жил своими заботами, своими бедами, печалями и радостями, далекими от тех забот, что мучили Василия Петровича.

Бродить по городу он не стал, сел в автобус и поехал на Парусный спуск к рыбной гавани, туда, где стоял покосившийся, подпертый четырьмя бревнами дом, дом, где ждал его старый школьный друг Володя Ромашкин.

–  Возвращение

Василий Петрович никак не мог уснуть, он ждал, когда наконец наступит утро, и чуть только рассвело, собрался, выпил чашечку кофе, попрощался с Ромашкиным и уехал. Город спал, погруженный в утреннюю полудрему, люди, в большинстве своем, нежились в постелях, иные умывались, пили кофе, они еще не успели выйти из своих домов, чтобы ринуться в маршрутки, автобусы, троллейбусы и трамваи, запустить моторы авто и влиться в потоки машин вечно куда-то спешащих, обгоняющих друг друга. Пробок не было, дороги были пусты, и Василий Петрович быстро выехал из города. Он торопился, ехал без остановок, и, несмотря на разбитую ухабистую дорогу, подъехал к своему дому еще до полудня.

В Понтополь Василий Петрович ездил все реже и реже, он еще следил за литературной жизнью в интернете, ему еще по привычке продолжали посылать приглашения на различные литературные мероприятия, но со временем, приглашения эти становились все более редкими, он не напоминал о себе, и его забывали. Он еще попытался отослать свои стихи на какой-то литературный конкурс, но ответа не получил, стихи его на конкурс не приняли. Василий Петрович продолжал работать над романом, медленно, но упорно продвигаясь к финалу, некоторые главы он переписывал заново, сюжет приобретал новые повороты, неясные несколько туманные контуры задуманного, обретали вполне определенные черты.

Василий Петрович дописал роман, он перечитывал его снова и снова, правил и опять перечитывал, опять правил, читал вслух, он стремился к тому, чтобы текст звучал, как мелодия, и если в эту мелодию вкрадывался диссонанс, он переделывал предложения. Наконец решил, что работа закончена. Но когда он пересмотрел сайты издательств, что предлагали свои услуги по изданию и реализации книг, то пришел в ужас – цены поднялись на столько, что денег, оставшихся у него от продажи квартиры, после покупки и ремонта дома, не хватало даже на то, чтобы опубликовать хотя бы одну главу. Василий Петрович понял, что сам себя загнал в ситуацию, выхода из которой просто не могло быть. "Все не так плохо, как кажется, – подумал он, – все гораздо хуже".

Уснуть он уже не мог, всю ночь Василий Петрович просидел в интернете, анализируя услуги по изданию и продаже книг авторов. С тех пор, как он решил продать квартиру, чтобы получить средства для издания романа, многое изменилось, в интернете появилось множество литературных агентов, предлагавших и издание, и рецензии, и интервью с автором, и то, что называлось весьма неопределенным термином "продвижение книги на рынок". Просмотрев различные предложения и тарифы, он понял, что писательская деятельность – это многоступенчатый и непростой бизнес, в котором Василий Петрович совершенно не разбирался. Ему, человеку далекому от книжного бизнеса, оставалось только одно – довериться какому-то из великого множества литературных агентов, большинство из которых наверняка шарлатаны, которые, получив деньги, исчезнут со страниц интернета или издадут книгу, вернее сообщат, что книга издана, но не приложат никаких усилий для "продвижения книги на рынок".

Понял он еще и еще одно, его наивные мечты о том, что можно стать писателем и в этом возрасте, не только не соответствуют реалиям сегодняшнего дня, они вообще несбыточны. Для того, чтобы стать успешным писателем, заработать имя, увидев которое на обложке книги, читатель непременно купит ее, нужно пройти долгий непростой путь, а времени у Василия Петровича для преодоления этого пути уже совершенно не оставалось, да и средств, вырученных от продажи квартиры, никак не хватит для того, чтобы сделать хотя бы первый шаг на этом долгом тернистом пути.

А Вы, дорогой мой читатель, ожидали чего-то иного? И Вы поверили, что достаточно иметь деньги, чтобы стать успешным писателем? Это Василий Петрович так думал до сегодняшнего дня, но мы-то с Вами знаем, что это не так. Существует расхожее мнение, будто деньги правят миром, и мнение это настолько прочно сидит в головах многих, что кажется, имея деньги, много денег, можно решить любые проблемы, увы, это наивное заблуждение. В системе приоритетов управления деньги занимают лишь четвертое место, на первом месте стоят идеи, на втором – история, наше осознание своего места в историческом процессе, на третьем – фактология, знания, технологии, и только на четвертом – финансы. Есть еще и пятый уровень, это генное оружие, которое включает и алкоголь, и табак, и наркотики, и генномодифицированные продукты; и, наконец, шестой – военное оружие (последний довод королей).

Что из этого следует? Да то, что если Вы хотите, чтобы Ваши произведения были опубликованы и пользовались спросом, нужно, чтобы идеи, заложенные в них, заинтересовали тех, в чьих руках находятся издательства, книжные магазины, радио и телевидение, кто определяет информационную политику. А информационную политику сегодня определяют либералы, потому если в Вашем творчестве есть критика нашего советского прошлого, если Вы представляете историю России, как вечный мрак и ужас, если Вы пишете о "преступлениях сталинизма" и преклоняетесь перед Западом, то будьте уверенны, Вы непременно найдете своего издателя, да и спонсор вдруг объявится, если в Ваших сочинениях обнаружатся новые "доказательства" порочности русского пути развития. В противном случае Вам надеяться не на что.

Так было всегда, так будет и потом. В советское время нашим миром управляли одни идеи, сегодня – другие.

Да что Вы говорите? – возразите мне Вы. – А как же вечные темы: любовь, ненависть, дружба, словом, человеческие взаимоотношения, которые не зависят от того, какой век на дворе, какие идеи правят миром? Разве в любовной лирике обязательно должны присутствовать идеи?

А Вы как думали? Не буду вдаваться в теорию, поясню свою мысль на примере: Вы смотрите фильм, фильм о любви, о человеческих взаимоотношениях, или детектив, где умные честные полицейские ловят негодяев, или сюжет картины уносит Вас в дальние страны и прочее, но чтобы Вы ни смотрели, обратите внимание на то, что положительные герои обязательно курят, употребляют алкоголь, а иногда и ужираются до скотского состояния. Скажете, это отражение реалий нашей жизни? Все как раз наоборот – это программирование нашей жизни, нашего образа поведения, именно за эти сцены спонсоры, производители алкоголя и табака, выделяют деньги на фильм.

Но причем здесь идеи, которые правят миром? – возмутитесь Вы. – Это же обычная реклама, разве миром правят производители алкоголя и табака?

Конечно нет, не они правят миром, но если бы употребление этих продуктов противоречило целям тех, кто управляет нами, то у этих производителей не было бы не малейшего шанса развернуть производство продуктов, губительно влияющих на человечество. Вы слышали о теории "золотого миллиарда"? Наверняка слышали, по мнению тех, кто правит миром, наша планета слишком перенаселена, нужно сократить население, при этом лишь элита имеет право на достойную жизнь, а остальные должны быть рабами и довольствоваться тем, что позволят им хозяева жизни.

Какое отношение имеет к этому табак и алкоголь? Самое прямое, помните, пятый приоритет управления, генное оружие? Вот это оно и есть, действует не только на наше поколение, но и на следующие, люди вырождаются, становятся зависимыми от алкоголя и тех, кто его производит, население сокращается, качество его становится все ниже, и никакой иной участи, кроме участи рабов их не ждет.

Вот так-то, дорогие мои, а Вы говорите, вечные темы. Как утверждал Владимир Ильич Ленин, литература партийна, как и две тысячи лет назад, хотя сейчас и не модно ссылаться на Ленина, но он был прав.

Так что же делать Василию Петровичу? Наверное, ничего иного, как выращивать картошку и помидоры ему не остается, можно, конечно, в свободное время заниматься сочинительством, в надежде на то, что когда-либо, через много лет, сочинения его оценят, но, скорее всего, через много лет о них уже никто никогда не вспомнит.

Итак, мечта Василия Петровича стать известным признанным писателем рассыпалась, угасла. А знаете ли Вы, уважаемый читатель, чем отличается известный признанный писатель от неизвестного? А тем, что в жизни известного писателя рано или поздно наступает момент, когда в прессе появится заметка, или солидная статья, в зависимости от степени известности, где будет сказано, что тогда-то и там-то ушел из жизни член такого-то Союза писателей, лауреат таких-то и таких-то премий, далее перечисляются звания, награды, следует описание жизненного пути, и группа товарищей выражает соболезнование родным и близким. Когда жизнь писателя никому не известного дойдет до аналогичной точки, то никакой заметки в прессе не появится, вот и все, вся разница. Но если эта разница для Вас столь существенна, то существует выход, нужно самому заранее побеспокоиться о своем некрологе, написать текст и попросить своих друзей опубликовать его в каком-нибудь печатном издании, тогда разницы между известностью и безызвестностью просто не будет.

Но дело ведь даже не в некрологе, возразите Вы, а в том, что писателям и поэтам по-настоящему признанным, после смерти рано или поздно ставят памятники, и это уже монументально, в граните или мраморе, или в бронзе, на века! Но, посмею заметить, что по моим скромным наблюдениям, даже на памятники известных поэтов и писателей, невзирая на всю их известность и бесценный вклад в литературу, гадит воронье, голуби и прочая "птичья сволочь" (цитата из классиков), усевшись, как правило, им на голову. "На бронзовые головы поэтов во все столетья гадит воронье", помните, кто сказал? Нет, конечно, не помните, это было сказано не классиком, а тем, кому никто и никогда памятника не поставит, поэтому лично ему ни воронье, ни голуби, ни прочая "птичья сволочь" ничем не угрожает. Потому в безызвестности писателя есть и своя прелесть, но Василия Петровича, похоже, это не утешало.

Его вновь охватила глубокая, тяжелая депрессия, писать что-либо он перестал, несмотря на то, что оставались еще не завершенными, задуманными, но не начатыми и романы, и повести, и рассказы. Он понял, что все его сочинения никому не нужны, что никто никогда ими не заинтересуется, даже если их выложить в интернет. Да, он отправлял свои работы на различные литературные интернет-ресурсы, но неосуществленной мечтой его было опубликование книги, обыкновенной бумажной книги, которая поступит в книжные магазины, которую будут покупать, читать. Теперь же ему стало ясно, что если он даже и опубликует свой роман, и даже если книга и появится на прилавках магазинов, то покупать и читать ее никто не станет, поскольку имя его никому ни о чем не говорит, а писатель без имени – это писатель без читателей. А писатель без читателей – это не кто иной, как графоман.

Связи со своими бывшими друзьями, писателями и поэтами славного города Понтополя, он уже почти не поддерживал, иногда поздравлял с праздниками, но ответы получал редко, единственным человеком на этом свете, с которым он продолжал переписываться по электронной почте, была его дочь, жила она с мужем в далеком Петербурге, что назывался когда-то красивым и гордым именем, Ленинград. Он знал, что не так давно стал дедом, около года тому назад родилась внучка, которую он еще не видел. Василий Петрович хотел бросить все и уехать в Питер к дочери, но определенные обстоятельства не позволяли ему реализовать свое желание. Чтобы уехать из этого отдаленного поселка, нужно было бы продать дом, но это было почти невыполнимо, выставлялись на продажу дома и гораздо лучше того, что он имел несчастье приобрести, но покупателей не находилось. Второй немаловажной причиной была та, что о продаже городской квартиры и покупке дома в сельской местности дочери он ничего не сообщал, он и представить себе не мог, как она отреагирует на эту его отчаянную глупость.

Депрессия, овладевшая Василием Петровтчем, делала жизнь бессмысленной и не нужной, все, что было в ней и хорошее и плохое давно уже прошло, а впереди уже не было ничего, ничего такого, ради чего стоило бы жить. Многие, оказавшись в ситуации Василия Петровича, искали утешение в алкоголе, но Василий Петрович не пил, нет, раньше, конечно, он выпивал, даже напивался до чертиков иногда, но потом, вдруг, опьянение перестало приносить ему облегчение. Состояние это стало для него некомфортным, даже небольшое количество спиртного вызывало в нем раздражение и неприязнь к самому себе. Он, конечно, мог принять небольшую дозу алкоголя, но только для того, чтобы не обидеть собеседника, например, такого, как сосед Коля. Находясь в трезвом состоянии в подвыпившей компании, Василий Петрович чувствовал себя стесненно и неуютно и старался покинуть эту компанию при первой же возможности.

Иные в его положении ударялись в религию, становясь фанатично преданными той или иной религиозной конфессии, но вера фанатичная, слепая была Василию Петровичу чужда, он во всем старался докопаться до сути. Вот и сейчас, работая над романом, он поднял такие пласты библейских событий, что слепая вера церковным догматам была уже невозможна, он знал, что Иисус Христос был человеком, пророком, но никак не Богом, сошедшим на Землю для того, чтобы принести себя в жертву. Он верил, что человек рождается на Земле не просто так, каждый имеет свое предназначение, но в чем состояло его предназначение, его призвание, он не знал. Знал только то, что жизнь была потрачена попусту, бестолково, и теперь была уже никому не нужна. Ждать, когда он, одинокий и неприкаянный, будет лежать разбитый параличом и умирать медленно и мучительно, не в силах даже дотянуться до телефона и набрать номер, чтобы вызвать скорую помощь, не имело смысла.

Каким-то спасением от депрессии была ежедневная работа на огороде, во дворе, по дому, работа, выполнять которую приходилось несмотря ни на что. День клонился к вечеру, Василий Петрович, закончив на сегодня все работы на огороде, понуро сидел на лавочке во дворе, поглаживая кота, который растянулся рядом с ним и умиротворенно мурчал. Со стороны станции донесся звук поезда, поезд остановился, и через несколько минут раздался гудок тепловоза, затем нарастающий перестук колес, поезд, сделав короткую остановку на маленькой неприметной станции, продолжил свой путь. Судя по времени, это был тот самый поезд, которым можно было приехать сюда из Понтополя, раньше Василий Петрович ездил в город только на машине, но бензин подорожал, и подорожал значительно, теперь, когда возникала потребность съездить в город, он добирался поездом до узловой железнодорожной станции, а оттуда уже автобусом в Понтополь. Звук поезда вызывал в нем тоску, он напоминал о тех временах, кода он жил в городе в своей квартире вместе с женой и дочкой, работал на вычислительном центре рыбного завода, у него были друзья, сослуживцы, знакомые, был тот круг общения, который давал ощущение комфорта и того, что его каждодневная работа кому-то нужна. Теперь, если бы он вдруг исчез, исчез из этого поселка или из этой жизни вообще, то никто бы этого не заметил.

Кто-то постучал в ворота, Василий Петрович никого не ждал, он нехотя поднялся и пошел открывать. Открыл калитку и обомлел. Перед ним стояла его дочь, смотрела на него и улыбалась, а он только бестолково хлопал глазами и не мог ни слова произнести. Он никак не мог поверить, что она, его родная дочь, которая живет за тысячи километров от него, тут сейчас стоит перед ним. Он подумал, что, возможно, это сон, Василий Петрович прикрыл глаза, он был уверен, что когда он их снова откроет, видение исчезнет, но когда он открыл глаза вновь, картина не изменилась, дочь, его родная дочь стояла перед ним и улыбалась.

– Ну, здравствуй, папа! Это не бред и не сон, это действительно я, – дочь кинулась ему на шею. – Ну, ты конспиратор! И не писал, что квартиру в городе продал и теперь живешь в таком живописном месте! Еле нашла тебя!

– Доченька, ты, ты откуда? – голосом полным изумления, еле шевеля губами, произнес Василий Петрович.

– Из Питера, папа, из Питера! Но сейчас из Понтополя, хорошо, хоть друга твоего, Ромашкина разыскала, это он мне твой адрес дал. Ну что, опубликовал свой роман?

– Да какое там! – Василий Петрович махнул рукой.

Дочь вошла во двор, поставила сумку, осмотрелась вокруг.

– Ну, показывай свое хозяйство, чем ты тут занимаешься? – она повернулась и увидела лежащего на скамейке кота.

– Ой, какой котик!

Она подошла к коту, протянула к нему руку, чтобы погладить, кот встал, обнюхал руку и стал тереться о нее щекой, признав своего человека.

– Как его зовут?

– Васькой, – ответил Василий Петрович.

– Вот это да! Ты что, кота своим именем назвал? – засмеялась дочь.

– Просто он на никакие другие имена не откликался, откуда он взялся, не знаю, сам пришел.

– Ладно, ладно, я за тобой приехала, к нам в Питер поедешь? Может, там роман свой опубликуешь.

– А ты на меня не сердишься, что я это... квартиру нашу в Понтополе продал?

– Да, не сержусь я на тебя папочка, не сержусь!

Он обнял дочь и заплакал.

– Ну как? Едешь со мной?

– Ну да, конечно, еду! Еду, доченька! – Василий Петрович отер рукавом слезы, размазав их по щекам. – Только вот что с домом делать? А кот? На кого я его оставлю?

– Кота с собой возьмем, а дом, да брось ты его, кому он, этот дом, нужен? Собирайся, заводи свой "жигуленок" и завтра же едем в Понтополь. Можем немного отдохнуть у моря, как давно я на наших берегах не бывала! А потом в Питер. Только знаешь, у нас теперь мама живет, как я родила, она к нам переехала, вы с ней вроде как развелись, не возражаешь, если снова, как раньше все вместе жить будем?

– А бабушка как?

– Бабушка умерла два года назад.

– М... да, я ничего и не знал. А мама как отнесется к тому, что я приеду?

– Да мама сказала, чтобы я тебя обязательно привезла, скучает она по тебе, а ты?

– Я тоже, дочка, по маме, по тебе скучаю, как мне без вас?

Вот так и закончилась эта история, а может она еще не закончилась? Как Вы думаете, опубликует Василий Петрович когда-нибудь свой роман?

62