355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Геннадий Киселев » Кулисы, или Посторонним вход разрешен! » Текст книги (страница 1)
Кулисы, или Посторонним вход разрешен!
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 22:33

Текст книги "Кулисы, или Посторонним вход разрешен!"


Автор книги: Геннадий Киселев


Жанр:

   

Детская проза


сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Геннадий Киселёв
Кулисы,
или Посторонним вход разрешён!


От автора

«Кулисы. Посторонним вход запрещён!» Мальчишкой, бывая в театре, я бесконечно долго мог простаивать перед этой надписью, в то время как мои сверстники штурмовали буфет Казалось, произнеси я написанное вслух, дверь распахнётся и за ней непременно окажется холст с нарисованным на нём кипящим котелком на очаге.

После театрального института я впервые перешагнул заветную, запретную для большинства проживающих на этом свете черту Мечта всей жизни стала явью. И даже когда мечта стала повседневностью, все равно каждый раз задерживался на мгновение перед магической надписью и только потом переступал за черту, уверенный, что бы ни произошло, какие бы катаклизмы не сотрясали мое житейское судёнышко, я всегда укроюсь в гавани, именуемой Театром. Гавани, ограждённой от будничного прозябания краткой, но вмещающей в себя целый мир строкой: «Кулисы. Посторонним вход воспрещён!»

И обратно я не переступлю эту черту ни за какие коврижки.

История первая
По военной дороге

Эту книжку папа торжественно преподнес мне в первый же день летних каникул с надеждой, что пятый класс я начну и окончу одними пятерками, а с математикой мы станем более близкими друзьями, чем были до сих пор.

– Учти, – сказал он, – алгебра с геометрией не потерпят пренебрежения, с каким ты относился к арифметике.

Я пообещал это учесть и тут же уткнулся в книгу. Выглядела она заманчиво: по красной обложке птицей летел серебряный всадник в островерхой буденовке, с шашкой над головой. Я перевернул обложку – на титульном листе золотыми буквами было написано: «Песни военных лет».

Я почесал затылок и начал перелистывать страницу за страницей. Там были одни стихи…

Я отправился к папе. Он перелистал книжку от корки до корки, тоже почесал затылок и спросил:

– Чем ты недоволен, позволь узнать?

– Ты что-то перепутал, подарил взрослые стихи. Чего я в них не видел?

– Ну-ка, ну-ка… – заинтересовался папа. – Давай-ка их вместе посмотрим? Мы уселись рядышком, и папа начал читать все подряд.

«По долинам и по взгорьям шла дивизия вперед…», «Там вдали за рекой догорали огни…», «Шел отряд по берегу, шел издалека…», «Мы красные кавалеристы, и про нас былинники речистые ведут рассказ…»

– Постой, ну постой, – схватил я его за руку. – Я все понял, я сам дальше…

– Отлично, получите обратно, – и папа вернул мне книжку.

«Вот что значит поверхностный подход к изучаемому материалу», – сказала бы в этом случае наша классная. В книжке были напечатаны все мои любимые песни. И не только мои. Эти песни пели тогда на сборах, линейках, в походах, у костров.

Я просидел на диване с книжкой в руках до тех пор, пока не настало время идти за Петькой в детский садик. После ужина вместо того, чтобы гонять мяч, я, к маминому удивлению, опять забрался на диван. Она даже поинтересовалась, не заболел ли я? Я что-то пробурчал в ответ. Отмахнулся я и от Петьки, когда он сунулся ко мне со своими «Волшебными сказками». Только что я наткнулся на песню, которую слышал раза два по радио. Она очень мне понравилась.

 
По военной дороге
Шел в борьбе и тревоге
Боевой восемнадцатый год.
Были сборы недолги:
От Кубани до Волги
Мы коней поднимали в поход.
 

Я даже начал подпрыгивать на диване. Петька отложил в сторону сказки и бесцеремонно перебил меня:

– Почитай.

Я хотел выставить его из комнаты, но тут мне в голову пришла мысль, без которой эта история могла бы и не произойти: «Такую песню одному петь невозможно, такую песню поют только хором».

– Садись! – приказал я Петьке. – Садись, слушай, запоминай!

На следующий день Петька не пошел в детский сад, у него заболели уши. Не прошла боль и на другой день. Но как только папа с мамой уходили, мы открывали книжку и начинали горланить все песни подряд, да так громко, что не только больным, здоровым ушам такое пение было бы выдержать просто невозможно. А вечером Петька без единого звука позволял вливать себе в уши камфарное масло и прогревать их синим светом.

Но однажды, едва мама захлопнула за собой дверь, дорогу ей преградила тетя Паша, наша соседка по лестничной клетке.

– Ты что же, Евгения, – укоризненно сказала она, и жемчужные шары в ее ушах печально заколыхались. – Июнь на дворе, а ребятишки дома сидят? В детский парк бы их отпустила, в кино, в планетарий.

– Понимаете, тетя Паша, – начала оправдываться мама. – Петя ушками заболел, вот Серёжа, как настоящий брат, с ним сидит дома.

– Ушками? – недоверчиво посмотрела на маму тетя Паша. – А чего же они тогда воют? Да так жутко, как эта собака… фамилии не помню… что-то грузинское… вот в голове вертится, а вспомнить не могу.

– Баскервилей, – подсказала мама и уже собралась обойти тетю Пашу, как из нашей квартиры донесся тот самый вой, а вместе с ним и грохот, которого соседка еще не слышала. Мама долго не могла попасть ключом в замок. Потом дверь все-таки поддалась, и они с соседкой влетели в квартиру. Я не знаю, что они ожидали увидеть: землетрясение, извержение вулкана, падение тунгусского метеорита? Вместо всего этого они увидели нас с Петькой.

Взобравшись на стулья, мы скакали на них во весь опор, пришпоривая наших коней скалками за неимением нагаек, и орали во все горло:

 
На Дону и в Замостье
Тлеют белые кости…
 

Зазвучавший в комнате мамин смех был подобен пулеметной очереди. Тетя Паша вторила ей сухими винтовочными выстрелами. Мы попадали с наших сивок-бурок.

– Вот что, воины, – сказала, отсмеявшись, мама, – получайте на мороженое, карусель, переодевайтесь и бегом в парк на аттракционы. К обеду быть дома, ты меня понял, Серёжа?

– Есть, товарищ командир! – лихо ответил я.

Только аттракционы сегодня не работали. Вместо них на площадке собралась целая толпа мальчишек и девчонок. Они плотным кольцом окружили какого-то дядьку с бледным, будто напудренным лицом. Несмотря на теплую погоду, он был в черном костюме, в белой рубашке, с маленькой черной бабочкой под воротником.

– Всего три контрамарки! – пронзительным голосом кричал он. – Последний сеанс в нашем кинотеатре! Знаменитый приключенческий фильм с участием известного артиста Сергея Столярова! «Тайна двух океанов».

У меня остановилось сердце. «Тайну двух океанов» я читал. Но что в нашем кинотеатре идет фильм, которого я ждал больше чем полгода, понятия не имел. Я же неделю из дома не вылезал.

О билетах нечего было и мечтать. А напудренный продолжал вещать:

– Но контрамарки, как понимаете, даром не даются. Нет, нет, – остановил он ребят, видя, что некоторые полезли за деньгами. – Это будет приз за лучшее исполнение песни. Какой? Любой! Вашей любимой песни! Не стесняйтесь, выходите в круг! Миша вам подыграет. На свете нет песни, какую бы Миша не знал. Чего же вы стоите на месте? Вот чудаки! Им предлагают два удовольствия сразу: спеть любимую песню и бесплатно посмотреть фильм. Вам что, часто предлагают такое?

То-то. Чудеса бывают в сказках, но иногда случаются и в действительности. Прошу! – он махнул рукой баянисту.

Тот откинул чуб и заиграл какую-то песенку. Я прислушался – это была песенка про хорошее настроение из «Карнавальной ночи».

– Поторопитесь! – Напудренный потряс контрамарками. – До начала сеанса остается всего тридцать минут.

Первой вытолкнули в круг девочку с веснушками во все лицо. Она никак не хотела петь, но обратно ее не пускали, и ей пришлось пропищать про елочку, которой холодно зимой.

– За смелость, – сказал напудренный и вручил ей контрамарку.

Все так и ахнули. А она, счастливая, прижав к груди контрамарку, выбралась из круга и во все лопатки помчалась к кинотеатру.

«Трус!» – мысленно обругал я себя. Контрамарка могла быть моей. Вокруг напудренного все пришло в движение. К нему стали пробиваться рассчитывающие на смелость. Но смелость больше хода не имела. Я хотел двинуться с места, но почему-то не смог. Следующую контрамарку напудренный как-то нехотя вручил верзиле, прохрипевшему про бродягу, который зачем-то переехал Байкал. При этом он посмотрел на баяниста, но тот отрицательно качнул головой.

И тут я услышал, как напудренный сказал баянисту:

– Вижу, Миша, что не то. Только время уже на исходе. Опять впустую. Обидно. Будем закругляться.

Эта загадочная, не имеющая ко мне никакого отношения фраза заставила меня схватить Петьку за руку, протолкаться вперед и закричать:

– Песня «По военной дороге!»

– Ага… – задохнулся Петька. – Только мы хором…

Напудренный заинтересованно посмотрел на нас и сказал баянисту:

– Это может быть серьезно. Миша, подыграй мальчикам, только не торопись, иди за ними.

Мы уже было хотели грянуть, как проделывали это дома, но напудренный достал расческу взмахнул ею и сказал нам:

– Начинайте, только не во всю мощь своих легких. Верю, они у вас не хуже, чем у Ивана Сергеевича Козловского, но все-таки…

Мы пожали плечами и начали тихо, а получилось сразу очень доверительно. Баянист еле слышно подхватил мелодию. Потом мелодия зазвучала громче. На какое-то мгновение, когда мы набирали дыхание, музыка взвилась вверх, потом застыла там, а когда мы снова запели, она заполоскалась над нашими головами походным боевым знаменем.

 
Среди зноя и пыли
Мы с Буденным ходили
На рысях на большие дела…
 

Напудренный махал рукой так, будто в руках у него была острая сабля. Но вот последний взмах, и песня закончилась. И тут, к моему удивлению, все захлопали. Я до того растерялся, что забыл про контрамарку и уже хотел сбежать из круга, но напудренный перехватил меня.

– Нехорошо! Я вас неделю ищу, а ты бежать?

– Нас?!

– Вас. – Он вручил мне контрамарку, написав на ней сверху: «Два человека».

– Я прошу тебя, мальчик, останься с братишкой на своих местах. Я сразу к вам подойду после фильма и всё объясню. Но запомни, если вы меня дождетесь, сможете ходить в кино бесплатно каждый день.

Вы бы после таких слов не задержались? То-то! Мы с Петькой тоже задержались.

Напудренный вышел на улицу вместе с нами.

– Меня зовут Борис Ефремович, я бывший музыкант, а сейчас собиратель талантов. Таких, как ваш, например. – Он ласково обнял нас за плечи.

Мы фыркнули.

– Зря смеетесь. Голоса у вас неважнецкие, но поете вы с душой. Слушать вас приятно. И еще, пожалуй, самое главное – вам нравится петь на зрителя.

Я недоуменно уставился на нашего нового знакомого. Чего-чего, а этого за мной в жизни не водилось… Петь я любил только для себя.

– Это вы пока не поймёте… Знаете ли вы, что у нас при кинотеатре есть концертная бригада? В каникулы она выступает перед детскими сеансами. Хотите к нам? У нас нет певцов. Каждый день за это будете бесплатно ходить в кино. Ну, как?

Мы одновременно кивнули.

– Зовут-то вас как?

Я растерянно посмотрел на Петьку.

– Мы братья Метёлкины…

История вторая
Первый успех

На следующий день мы около входа в кинотеатр, но подойти к контролеру так и не решились. Еще турнёт… Стрелка больших круглых часов перевалила за девятку, и тут в проходе появился Борис Ефремович, в бабочке и с пудрой на щеках. Он укоризненно покачал головой и поманил нас за собой.

Пока я не вошел в кинотеатр, меня не оставлял страх: не пустят… Но контролер даже не глянул на нас из-под своих очков с суровыми нитками за ушами вместо дужек.

Мы очутились в фойе. Темное, с портретами известных артистов, недоуменно взиравших на нас со стен, без привычного гомона и хождения зрителей взад и вперед, оно мне показалось каким-то незнакомым.

Я подошел к деревянному помосту, возвышавшемуся в самом его конце. Здесь нам предстояло выступать. Не просто гулять, есть мороженое, как обычно, а подниматься на сцену и петь. Зачем? Мы же не сумеем! Я просто спятил! Одно дело валять дурака дома, и совсем другое – выглядеть дураком перед зрителями. А если меня увидят ребята из нашей школы?

Но Петька с Борисом Ефремовичем уже исчезли в дверце, сделанной прямо в стене, которой оканчивался помост. Я поднялся за ними следом. За дверцей оказалась маленькая комнатка. Какая-то девочка на полу крутила колесо. Она лихо махнула нам рукой. Борис Ефремович указал на трехногую скамью, а сам подошел к пишущей машинке, возвышавшейся на деревянном ящике из-под яблок, и начал что-то отстукивать. Отстучав, он протянул нам по бланку.

– Больше моего появления не ждите. Предъявляйте свои пропуска контролеру и дуйте сюда.

– Спасибо, – сказал я, – а что нам сейчас делать?

– Сейчас придет Миша, порепетируем с вами. Потом запустят зрителя, и мы начнем концерт.

Борис Ефремович ушел, а мы остались. Девчонка больше не обращала на нас никакого внимания. Мы тоже отвернулись от нее. Подумаешь, я тоже кувырки назад умею не хуже.

– Здорово! – в дверях появился мальчишка с желтым чемоданчиком в руках. Его я знал: он учился в нашей школе, только в седьмом классе.

– Пополнение родная школа прислала, – обрадовался он и ткнул меня пальцем в живот. – А с тобой кто? Постой, не говори… Понял, за километр видать братана, – он протянул Петьке конфету. Тот подозрительно посмотрел на него, но конфету взял. – Толик, – он опять ткнул меня пальцем в живот. Я уже хотел разозлиться, чего он растыкался, но потом решил, может, у него манера такая знакомиться, и тоже ткнул его:

– Серёжа.

От удивления он сел на скамью.

– Смелый! В каком жанре работать собираемся?

Теперь удивился я – про что это он?

– Карасик, я спрашиваю, чего пришел сюда: шпаги глотать, фокусы показывать, по канату ходить? – и достал из чемоданчика туфли с подковками на носках и каблуках.

– Мы певцы, – важно сказал Петька…

Половину конфеты он слопал, а вторую пытался сунуть мне.

– Доедай, – остановил Толик Петьку и вручил нам по конфете. – Зовут вас как?

Я хотел ответить, но Петька вылез вперед:

– Мы братья Метёлкины.

– Ай да молодцы, братья Метёлкины. Без вас мы совсем зашились. Неделю колеса крутим да этой ерундой занимаемся, – тут он встал и выдал такую дробь ногами, что искры от подковок полетели.

Мы с Петькой завистливо переглянулись. Нам бы так…

– Зрителя пустили! – в комнату ворвался чубатый Миша.

– Ребятишки, вчерашнюю манеру исполнения не забыли?

Я хотел сказать «не забыли» и почувствовал, что трясусь от волнения. Стоял себе нормально, ничего не было, а тут затрясся, губы у меня свело да зубы начали выбивать чечеточную дробь.

– Пройдем разок, – Миша растянул баян.

Я открыл рот, но вместо слов песни из горла вырвался какой-то сип. Выпученными от растерянности глазами я посмотрел на Мишу.

– Не могу. – просипел я.

– Елки-палки! – Миша громыхнул баяном. – Чего тебя заклинило?

– Его не заклинило, – я увидел в дверях комнатки Бориса Ефремовича. – Это шок. Попросту говоря, он трусит.

– Я трушу?!

– Прорезался голосок, – удовлетворенно сказал он, – значит, просто нервничает. Ну-ка сядь в угол, закрой глаза и скажи сам себе: я спокоен, я спокоен… И на сцену. На зрителе этот страх пройдет. Я же говорил, у тебя есть необходимость самовыражения. Это тебе поможет. Остальным приготовиться, мы начинаем. Я пошел.

Будто в тумане я услышал, как Борис Ефремович поздоровался с дорогими ребятами, мамами и папами и начал читать стихи о пионерском лете. Потом Миша заиграл про веселое звено, Толик зацокал подковками. Из комнаты вышла девочка-колесо… Мы остались одни. Я схватил Петьку за руку и решил спрятаться в ящике из-под яблок, но Борис Ефремович вывел нас на сцену. Я посмотрел вниз, и у меня закружилась голова. Дыхание стоящих передо мной людей, будто паром, обволакивало меня со всех сторон.

– Не надо петь, – услышал я шепот Бориса Ефремовича, – мне вас еще объявить нужно.

Но для меня это уже не имело никакого значения. Миша грянул баяном, чтобы спасти положение… О том, что первый куплет я пропел два раза подряд, а на последний вообще махнул рукой и ушел со сцены, так что Петьке пришлось заканчивать одному, я узнал только после концерта, покатываясь со смеху вместе со всеми. Поразительно, но нам аплодировали! За что вот только? До сих пор не могу понять. Но аплодисменты произвели на меня такое впечатление, что я решил остаться и выступить еще раз. Теперь я уже не страшился ребят из школы. Мне даже хотелось, чтобы они меня увидели.

А потом мы отправились смотреть бесплатный фильм с Чарли Чаплиным. Кроме нас из артистов никто в зал не пошел. Причину равнодушия к такому замечательному фильму я понял, когда на самом интересном месте Толик потихонечку вывел нас из зала.

– Концерт скоро начнется, – пресек он наше нытье.

– Следующий сеанс до конца досмотрите.

Но и следующий сеанс досмотреть не удалось. В этот день выступать пришлось еще два раза. Детские сеансы из-за каникул увеличили на один фильм. А двухчасовой нам помешал посмотреть Петькин режим.

– Завтра придете? – протянул Толик осоловевшему Петьке конфету на прощание.

Я развел руками.

– Петьке завтра в сад.

– И не ходите, – вдруг сердито сказал он. – Это как зараза какая-то. Думал, выступлю разок для удовольствия, в кино бесплатно схожу. И все. А что получилось? Я тут и зимние и весенние каникулы проплясал. И кино не надо было. Каждого выступления жду. «Самовыражаюсь», – передразнил он Бориса Ефремовича. – Лучше б в танцевальный записался.

На следующий день Петька категорически отказался идти в детский сад. Он заявил, что будет ходить со мной в парк. Мама с папой переглянулись, и папа сказал: – Пусть пока погуляет, скоро забирать. Через два дня все выяснится…

Петька страшно обрадовался, и мы помчались в кинотеатр. По дороге я удивлялся, почему они так легко разрешили не ходить Петьке в сад? Что должно было скоро выясниться? Но как только мы оказались около кинотеатра, я сразу про все забыл. Мне хотелось только одного: выступать. Удостоверения мы контролеру протянули одновременно. Обидно, но он даже не взглянул на них, а только насмешливо сказал:

– Проходите, артисты…

Когда мы с Петькой шествовали по фойе, мне показалось, артисты смотрели на нас из своих рамочек гораздо приветливее, чем вчера. А через два дня маме на работу позвонила тетя Паша.

– Евгения, – жемчужные шары в ее ушах раскачивались, наверное, от удовольствия, – ты сейчас ахнешь. Я твоих-то ругала, а они не зря выли, значит. Прихожу я на утренний сеанс в кино, а перед началом концерт показывают. Я вглядеться-то не успела, а тут объявляют: «Братья Метёлкины». Ослышалась, думаю, а они, родненькие, вышли, встали рядом друг с другом, да как затянули про дороги… Жалостливо так. Меня даже слеза прошибла.

– В каком кинотеатре вы их видели? – мама стиснула похолодевшими пальцами телефонную трубку.

– В «Ударнике», Евгения, в «Ударнике», – пропела тетя Паша.

Папу я увидел сразу Он стоял под фотографией белозубо улыбающегося артиста Николая Крючкова и с интересом смотрел на сцену. Мне показалось, что своим взглядом он говорит нам: «Ну, братья Метёлкины, покажите, на что вы способны!»

Мы показали. А папа хлопал нам громче всех. В комнату мы вошли втроем. Толик сразу грустно улыбнулся и понимающе кивнул нам. У меня сжалось сердце, и я опустил глаза.

– Борис Ефремович, вы? Здравствуйте, вот это встреча! – Неожиданно папа кинулся к нему, и они обнялись.

Мы все так и вытаращились на них.

– Коленька, Коленька, – растерялся Борис Ефремович и все хлопал папу по спине, – жив я, жив я, как видишь. Ничего мне не делается…

– Петька, Серёжа, – папа подтащил нас к Борису Ефремовичу. – Это мой учитель. Я у него в ансамбле баянистов в молодости занимался. Мы пятнадцать лет не виделись.

– А я сразу догадался, Коленька, что это твои ребятишки. Особенно старший. В нем определенно какая-то искорка есть. Его на зрителя тянет. Ты у меня неплохо на баяне играл, но искорки в тебе не было. Ты уж прости, стар я врать. А в старшеньком она есть.

– Борис Ефремович, вам ли у меня прощения просить? Вот вам телефон, – папа быстренько написал на листочке и протянул его Борису Ефремовичу. – На заводе вас помнят и с радостью пригласят на работу… Ну, хотя бы руководителем агитбригады.

– Стар я в руководителях ходить, – остановил папу Борис Ефремович. – За телефончик спасибо, я тоже завод частенько вспоминаю. Только уж как-нибудь здесь… Ребят ты, конечно, заберешь?

– Серёже в лагерь… У Петьки сад. Вы уж извините, Борис Ефремович, заберу.

– Возьмите, пожалуйста, – вздохнув, я протянул Борису Ефремовичу наши пропуска.

– Оставьте себе, – сказал Борис Ефремович, – будете с Петькой в кино на правах ветеранов культурного фронта бесплатно ходить.

Этим же вечером после ужина папа достал баян и долго-долго играл наши любимые песни. А потом мы с Петькой спели «По военной дороге», да так громко, что тете Паше за стеной наверняка было слышно. А перед самым сном я почему-то вспомнил слова о том, что через два дня всё должно выясниться. С этими мыслями я и уснул.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю