Текст книги "Странная разведка: Воспоминания о Секретной службе британского Адмиралтейства"

Автор книги: Гектор Байуотер

Соавторы: Хьюберт Ферраби
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

Он рухнул в кресло. Я дал ему попить и вытащил револьвер – для большего морального воздействия. Потом я заговорил с ним.

Просто удивительно, сколько воображения появляется у человека, оказавшегося в подобной критической ситуации. Я обрисовал в самых мрачных красках нашу Секретную службу, ее щупальца, протянувшиеся по всему миру, и варварские методы, которыми она наказывает предателей. Ее агенты действовали парами, стращал я, если один из них попадается, то другой останется в тени и быстро подготовит месть тому, кто причинил зло его товарищу.

– Вы говорили, господин Шнайдер, что за вами кто-то следил последние дни, – продолжал я. – Хорошо, это правда. Но это была не полиция. За вами наблюдал мой напарник. Это наше правило – всегда следить за людьми вроде вас. Вам очень повезло, что вы не додумались пойти в полицию до встречи со мной. Если бы вы поступили так, то, скорее всего, вы уже были бы мертвы. Когда вы выйдете из моего дома, за вами тоже будут следить. Потому я советую вам идти прямо к себе домой. Иначе вам придется туго.

Он сразу наклонился со скептицизмом, но хотя я и продолжал блефовать, чувство опасности, которой я подвергался, повергло в страх и меня, и я чувствовал себя едва ли не так же, как он. Я по глазам своего собеседника мог видеть, как мои слова понемногу убеждали его. И в глубине он был во многом прав, что я не дал бы ему уйти из моего поля зрения, пока не убедился бы в достаточной степени, что он будет держать язык за зубами.

Наконец он заявил, что не пойдет в полицию до завтрашнего утра, и у меня будет целая ночь, чтобы исчезнуть. Но я разгадал его уловку. Было очевидно, что даже если он сможет выдать меня, его история послужит только его обвинению без всякого зачета сотрудничества с властями как смягчающего обстоятельства. Нужно было использовать аргументы посущественнее.

Я предупредил его, что если он предаст меня, то в любой момент будет неминуемо наказан.

– Если полиция оставит вас на свободе, то это вопрос не дней, а, возможно, часов. И вскоре вам придется столкнуться с чем-то очень для вас неприятным. Если вы окажетесь в тюрьме, то как бы долго вы там ни находились, мои друзья доберутся до вас, как только вас выпустят. Вы можете поехать куда захотите, но вы не сможете скрыться от них!

Я стал блефовать еще сильнее.

– И потом, есть еще кое-что, дружище. Разве вы не видите, что вы больше зависите от моей милости, чем я от вашей? Раз уж вы показали, что недостойны доверия, я со своей стороны склоняюсь к тому, чтобы прописать вам добрую дозу вашего собственного лекарства. Я обращусь к одному из моих коллег (и я повернулся, продолжая говорить, к телефону), который позаботится, чтобы вы сидели смирно день или два, после того, как я покину Германию. В полицию анонимно сообщат о вас как о шпионе, и будут представлены убедительные доказательства вашей вины. Если вы попытаетесь выдать меня, возможно, что вам не поверят, и, во всяком случае, это никак не смягчит вашу вину перед законом. Вы можете быть уверены, что получите десять лет тюрьмы и, как вы знаете, у тюремного персонала есть инструкции, чтобы особенно жестоко обращаться с заключенными, сидящими за государственную измену. Да, это самый лучший план. И я сделал вид, что поднимаю телефонную трубку.

Блеф сработал моментально. Шнайдер испугался еще сильней, чем раньше. Он был уверен, что моя угроза действительно может привести к его смерти, и потому капитулировал безоговорочно. Он заверил меня, что не пойдет в полицию, пообещал поступать только так, как я ему сказал и путано сообщил мне, как доказательство своей благонадежности, несколько сведений, которые, как оказалось, были довольно ценными.

Но я все равно не был полностью удовлетворен. В его нынешнем состоянии возбуждения, ему невозможно было довериться. Потому я решил оставить его здесь на ночь под моим присмотром, надеясь, что к утру он успокоится.

После нескольких попыток морального убеждения с моей стороны, он написал собственноручно полное признание о работе, которую выполнял для меня, выдав все даты и точные детали, и подписал его. Я спрятал это признание в конверт, на которой написал адрес полицай-президента Берлина.

– А сейчас, Шнайдер, – сказал я ему, – если в будущем, я по какой-то причине засомневаюсь в вас, этот конверт немедленно попадет на почту. Вы видите, что у вас нет шансов спрятаться, если вы вдруг когда-нибудь захотите меня выдать.

Он, очевидно, понял это, и я начал чувствовать себя более уверенно Утром я вызвал такси и поехал с ним в Шарлоттенбург. Он выглядел довольно жалко, но его нервный кризис прошел и он был совсем покорный. Я рассчитался с ним и решил про себя, больше не пользоваться его услугами. Я уже расплатился по счету в отеле и забрал свой чемодан. В момент, когда Шнайдер вышел из фиакра, я попросил извозчика ехать на вокзал Фридрихштрассе, но после того, как мы немного проехали, я попросил сменить маршрут, и поехал к Анхальтскому вокзалу, где сел на поезд, идущий на юг.

После изнурительной поездки, которую я прерывал в нескольких местах, чтобы проверить, нет ли за мной слежки в поезде, я вернулся в мою «штаб-квартиру», уже поздней ночью. Хотя Шнайдер не знал этого адреса, я для уверенности решил переехать. Прошли недели, и ничего не происходило. Было ясно, что он выполнил свое обещание и держал язык за зубами. Я его больше не встречал и никогда о нем ничего не слышал.

Всегда очень рискованно связываться с людьми такого рода, потому что человек, продающий свою страну, продаст, как правило, без угрызений совести и того, на кого он работает. В то же время, и это достаточно странно, ни один из моих информаторов, меня не предал, хотя некоторые из них угрожали это сделать. Они, правда, прекрасно знали, что, даже выдав своих соучастников, не спасутся сами от сурового наказания.

Вы спрашиваете: – а как же агенты-провокаторы? Ну, мне приходилось встречать трех или четырех представителей этого племени и могу вам сказать, что они не смогли бы обмануть даже умного ребенка. Они выдавали себя почти всегда уже при первой встрече.

Единственный из них, кто порой нам надоедал, был некий Конрад Шумахер, под таким именем он представлялся. Он способствовал аресту одного агента, работавшего на одно иностранное правительство – не на британское. Этот агент работал великолепно, но ему просто не повезло – на свою беду он столкнулся с Шумахером.

Некоторое время спустя я вступил в контакт с хитрым Конрадом и передал несколько сведений на его счет одному другу, который сообщил об этом вышеупомянутому правительству. Тут же была подготовлена ловушка. Шумахера заманили на другую сторону границы под предлогом встречи с высокопоставленным иностранным офицером, который предложил свою кандидатуру, чтобы немного поработать на разведку в Германии и желал встретиться с агентом-провокатором, которому за помощь предложил соблазнительную сумму денег. Но визит так никогда и не состоялся. Когда Шумахер прибыл на место рандеву, его без промедления арестовали как немецкого шпиона и при обыске нашли у него несколько весьма компрометирующих документов.

Он клялся всеми тевтонскими богами, что никогда их прежде не видел. Возник вопрос, как же в таком случае они попали в его карман! Его протесты ему не помогли, и он получил шесть лет тюрьмы. Когда вы имеете дело с такими людьми, вы не можете себе позволить соблюдать, как в боксе, правила Куинсберри».

Глава 10. «Раскрывая загадку песков»

Имперский военно-морской флот Германии располагал двадцатью четырьмя укрепленными военно-морскими базами, пунктами базирования и складами в водах метрополии. Девять из них размещались на берегах Северного моря, тринадцать на Балтике и еще две – во внутренних водах: Ноймюнстер в Голштинии, главная радиостанция флота, и Дитрихсдорф, недалеко от Киля, месторасположение основных складов боеприпасов для флота.

Это количество баз оценивалось многими критиками как чрезмерное. Не только по причине их дорогостоящего содержания, потому что они большей частью были вооружены морскими орудия («Matrosenartillerie»), а расчеты береговых орудий комплектовались флотскими артиллеристами. Но помимо этого возникали опасения, что во время войны эти укрепленные базы будут оказывать деморализующее влияние на флот. Это было аналогично тому, что спартанцы не любили укреплять свои города.

Когда командир уверен, что у него есть надежная запасная позиция, куда можно отступать, он менее склонен к решительному бою. История полна таких примеров, и в Мировой войне их тоже было немало. Можно с уверенностью сказать, что немецкий флот воевал бы лучше, чем произошло на самом деле, если бы у него было меньше укрепленных позиций, куда он мог бы отступать, испытывая слишком сильное давление.

С другой стороны, нельзя забывать, что первоначально немецкий флот создавался именно как флот береговой обороны, его первые броненосцы класса «Зигфрид», строившиеся с 1888 по 1892 год были четко сконструированы для защиты Кильского канала. Потому на немецком флоте сложилась традиция преувеличивать значение укреплений из кирпича и извести.

По вполне очевидным причинам британская Секретная служба особенно интересовалась немецкой береговой линией на Северном море. Она протянулась на 230 миль от устья реки Эмс до датской границы. Небольшие глубины и песчаные отмели образуют тут дополнительное естественное препятствие, затрудняя доступ к береговому срезу. Даже в нормальных условиях и при хорошей погоде судоходство в этих водах дело довольно сложное и опасное. А во время войны, когда навигационные огни на берегу и буи будут убраны или перемещены, даже самый умелый лоцман не рискнет провести корабль между меняющих свое местоположение мелей. Для корабля с большой осадкой прибрежные воды недоступны, за исключением немногочисленных фарватеров, которые углубляют почти непрерывно работающие землечерпалки. Когда же эти естественные барьеры дополнены минными полями и мощными береговыми батареями, западное побережье Германии превращается в вал, неприступный для самого мощного флота, который только понапрасну истратит свои силы на его преодоление.

В свете этого положения непонятно, почему немцы так и не смогли избавиться от страха перед возможной британской атакой с моря на их побережье. Частично именно этот навязчивый страх парализовал Флот открытого моря в первые месяцы войны и позволил британскому флоту безраздельно контролировать море именно в тот период. когда одна только возможность немецкой атаки могла бы привести к очень печальным для союзников последствиям.

Однако есть вполне приемлемое оправдание этой невероятной осторожности «Кригсмарине»: десант на один или несколько немецких прибрежных островов в Северном море и превращение их после захвата в передовые базы для дальнейших операций против континента действительно составляли важную часть британского стратегического плана, хотя, в конце концов, от этого проекта отказались. Эта тайна в определенной степени уже раскрыта сэром Уинстоном Черчиллем во втором томе его книги «Мировой кризис».

Боркум был выбран в качестве главного объекта атаки, потому что этот остров был самым удаленным от большой военно-морской базы в Вильгельмсхафене, потому его можно было захватить до того, как немцы успеют направить туда свои корабли на подмогу. Захватив Боркум, мы могли бы использовать его как плацдарм для дальнейшей высадки десанта в Эмдене, и оттуда, даже если бы не удалось развить наступление армии вторжения в Западную Пруссию, то, во всяком случае, даже в качестве отвлекающего действия, этот десант полностью дезорганизовал бы в стратегическом плане сухопутную оборону Германии. Морскую экспедицию против Боркума должен был возглавлять адмирал сэр Льюис Бэйли. К сожалению, когда немецкая подлодка отправила на дно корабль Его Величества «Формидейбл», как раз находившийся под его командованием, этот случай немедленно испортил репутацию этого достойного моряка, и по этой, а также и по другим причинам, этот план спрятали в долгий ящик.

Вероятно, это было правильно, ибо авантюра была бы более чем дерзкой, даже безрассудной. То, что Боркум можно было захватить одним смелым ударом, вполне вероятно, но что его можно было бы удерживать долгое время, противостоя мощным контратакам немцев, вызывает уже слишком большие сомнения. Основным достоинством плана, однако, являлось то, что с очень большой вероятностью его реализация быстро привела бы к генеральному сражению флотов, которое могло бы в таком случае состояться больше чем на год раньше Ютландской битвы, и это гипотетическое сражение происходило бы тогда в лучших условиях для британских эскадр.

Как бы то ни было, легко можно догадаться, что наша военно-морская разведка проявляла большой интерес ко всему, что касалось острова Боркум и его укреплений.

И, несмотря, на удвоенную бдительность со стороны немцев после дела Брэндона и Тренча, нужные сведения нам удавалось получать своевременно.

Хотя противоположное мнение широко распространено, у нас не было особого интереса к Гельголанду. Справедливо, что в Адмиралтействе были оптимисты, считавшие, что мы сможем захватить и удерживать этот остров, который в таком случае обеспечил бы нам контроль над всей Гельголандской бухтой. Но флот в целом рассматривал этот план как нереалистичный, потому он был отвергнут адмиралом Джеллико почти сразу же после начала войны, на заседании руководителей Адмиралтейства. Но так как благоразумно было бы подготовиться к любому развитию событий, наша Секретная служба перед войной не игнорировала и Гельголанд. Остров был на самом деле под постоянным наблюдением и не мог подготовить нам никаких сюрпризов.

Незаметный островок Вангерооге рассматривался как довольно важный, так как расположен он всего в двадцати милях от Вильгельмсхафена, военно-морской базы Флота открытого моря. С этого продолговатого куска суши с продуваемыми всеми ветрами песчаными дюнами можно было бы контролировать подходы к этому большому военному порту и запереть там флот.

Немцы не сразу сообразили, что за опасность им может тут угрожать, и только с 1910 года начали укреплять Вангерооге. Однако, до войны кое-что там уже было готово.

Другим интересным для нас островом был Зильт, самый северный из немецких островов в Северном море.

Можно было бы заполнить всю эту главу точными и полными на момент начала войны характеристиками каждой немецкой военно-морской базы и каждой береговой крепости, полученными нашей разведкой до 1914 года. Не нужно объяснять, что сбор этой массы данных потребовал от наших разведчиков упорной работы, порой, в опасных условиях, но сегодня эти сведения представляют исключительно исторический интерес. Что же касается методов, с помощью которых эта информация была добыта, то они, напротив, заслуживают рассказ. Как уже говорилось выше, вполне достоверные карты острова Боркум со всеми его укреплениями были в руках нашего Адмиралтейства еще за три года до войны. Вот что рассказывал об этой истории человек, добывший эту информацию:

«После великолепных достижений Брэндона и Тренча в 1910 году, немцы установили самое тщательное наблюдение за всем побережьем, и каждый иностранец попадал под подозрение. Во всяком большом порту местная полиция получила в подкрепление инспекторов, занимавшихся исключительно делами контрразведки.

Эти сыщики делали все. что было в их силах, но им редко улыбалась удача, если не считать несколько дюжин совершено безопасных людей, пойманных ими в ходе облав. На протяжении одного месяца они арестовали четырех человек в Гельголанде, троих в Киле и двоих в Эмдене, но после проверки выяснилось, что они совершенно непричастны к шпионажу.

Моим первым важным заданием был опрос людей, знающих что-то об укреплениях Эмдена и Боркума.

Эмден только недавно начал развиваться как военно-морская база, хотя мы всегда рассматривали его как один из возможных пунктов для подготовки немецкого вторжения в Англию. В 1910 году наше внимание привлекли слухи о внезапно начавшихся работах в порту, и, судя по вниманию, уделявшемуся им, они намного превосходили обычные потребности торгового судоходства в этом порту. Канал длиной в две с половиной мили, ведущий от эстуария к Эмдену углублялся, чтобы позволить проход по нему судов с осадкой девять метров. Недалеко от самого порта вырыли портовый бассейн такой вместимости, что в нем можно было содержать целый флот больших кораблей. На линии причалов появились самые современные краны, позволявшие поднимать тяжелые грузы, а между вокзалом города Эмдена и новым портовым бассейном проложили четырехколейную железную дорогу.

Сотни гектаров земли, примыкавших к морю к западу от города, были куплены государством и, к моменту моего визита, там возводились казармы и другие военные объекты. Маленькая местная судостроительная верфь «Нордзее Верке» была приобретена концерном Круппа. Ее увеличили и оборудовали современной техникой, а ее дирекция объявила, что теперь верфь может строить или ремонтировать корабли любого размера.

Эта активность, проявляемая в Эмдене, была настолько большой, что вызвала подозрения в Англии. Полуофициальные статьи в немецкой прессе объясняли, что Эмдену, как будущему большому коммерческому порту и складу, необходимы соответствующие портовые «удобства», но эти заверения были неубедительны.

Напротив, все указывало на то, что Эмден превращается в оперативную базу для военных операций в открытом море. С этой точки зрения порт был великолепно расположен. Так как из-за цепочки Фризских островов внешнее наблюдение за портом было затруднено, там можно было незаметно собрать в устье Эмса целую транспортную флотилию. Помимо этого, великолепная сеть железных дорог между портом и военными складами и пунктами дислокации войск внутри страны позволила бы свезти туда крупные воинские соединения и очень быстро погрузить их на эти транспорты.

Делфзейл, небольшой голландский городок на противоположном берегу устья реки Эмс, наилучшим образом подошел бы мне в качестве удобной базы для работы по сбору разведданных в этом районе, но я слышал, что немецкие власти бдительно следят за иностранцами, прибывавшими на голландский берег реки, потому я решил основать свою «штаб-квартиру» в Лере, в двадцати пяти километрах от Эмдена.

Поезда, ходившие между этими двумя городами утром и вечером, были всегда переполнены, так что я мог не бояться, что привлеку к себе внимание.

Тем не менее, чтобы улучшить свои шансы, я позаботился о том, чтобы купить себе всю одежду только немецкого производства. Это была простая, но эффективная маскировка, потому что все, кто ее видел, немедленно соображали – хоть и ошибочно – раз на человеке вся одежда из Германии, значит, он наверняка немец.

У меня не было при себе ни записной книжки, ни каких-либо документов, кроме удостоверения личности, потому что я с тех пор, как занялся этим ремеслом, всегда удерживал себя от искушения делать какие-либо пометки. После небольшой тренировки вполне возможно удерживать в памяти очень многое, а если ты знаком с техникой, то ты хорошо знаешь, на что следует обращать внимание и что нужно запоминать.

Я постарался, чтобы мой визит совпал по времени с «мобилизацией по тревоге» укреплений Боркум-Эмдена, о которой узнал из намеков в гамбургских газетах. Эти учения проводились дважды в год с целью проверить, как быстро можно погрузить и отправить войска для подкрепления гарнизона острова Боркум.

Упомяну между прочим, что одно из учений проводилось в разгар зимы, и лед, сковавший гавань, не позволил транспортам добраться до острова. После такого опыта было решено усилить гарнизон Боркума до такой степени, чтобы он мог оборонять остров более или менее независимо от помощи с континента.

Об определенных фазах немецких морских и военных учений много писалось в немецкой прессе – в отличие от, как правило, строгой секретности, окружавшей такие темы. Это вводило в заблуждение некоторых людей, но объяснение довольно простое. Когда правительство желало получить кредиты для постройки береговых укреплений в определенном месте на побережье, оно проводило именно в этом месте учебную атаку «вероятного противника», которая, разумеется, увенчивалась полным успехом. После этого газеты печатали пугающие статьи, обращая внимание на недостаточную защищенность «жизненно важных точек», способную соблазнить возможного агрессора. Такие статьи печатались по указаниям пресс-бюро Морского министерства. Как только «общественное мнение» было таким образом мобилизовано, Рейхстаг обычно голосовал за выделение бюджетных средств на строительство новых береговых укреплений.

Я прибыл в Эмден за несколько часов до того, как туда начали прибывать эшелоны с солдатами. Они приехали из Мюнстера, где располагался штаб 7-го корпуса немецкой армии, и привезли около 4 батальонов пехоты, несколько саперных рот, 4 дивизиона полевой артиллерии, и несколько пулеметных команд.

Поезда двигались по новым путям, проложенным к порту, и останавливались у пирсов, у которых были пришвартованы три парохода. Войска и батареи погрузились так быстро, что три судна отчалили меньше чем, через час.

Чтобы дойти до Боркума им потребовалось два часа, а выгрузка заняла еще 75 минут.

Таким образом, от прибытия эшелонов в Эмден до выгрузки последнего солдата и последней пушки в Боркуме потребовалось чуть больше четырех часов. Это была великолепная работа с ювелирной точностью, и основная заслуга тут принадлежала штабу, сумевшему прекрасно организовать это мероприятие.

Вся операция проводилась практически публично. Целая толпа любопытных наблюдала за посадкой войск в Эмдене, а когда пароходы отчалили, экскурсионный пароходик следовал за ними до самого места назначения. Он стоял у острова, пока происходила высадка. С этого пароходика я смог рассмотреть все, что происходило. Вскоре после этого экскурсанты сошли на землю.

С другими людьми я крутился среди солдат, во время их обеда, приготовленного в «Gulaschkanonen (буквально – «гуляшных пушках»), как немцы называют полевые кухни. Для них это было что-то вроде пикника.

Я совсем близко подошел к батарее, насколько позволяло заграждение из колючей проволоки. Единственный часовой стоял у самого дальнего угла и мирно беседовал с зеваками, и попасть на батарею было бы вполне возможно, но я решил не рисковать, потому что меня могли бы при этом увидеть другие люди.

Я запомнил расположение батареи, сделал еще несколько наблюдений и пошел на прогулку вдоль стены, прилегающей к морю, которая шла параллельно железной дороге, вплоть до конечной станции Викториахёэ, почти у спасательной станции.

По дороге я прошел мимо еще двух батарей, особенно хорошо осмотрев вторую, с четырьмя гаубицами в поворачивающихся бронебашнях.

Там было несколько часовых поблизости, но они не обращали никакого внимания на мирного жителя Эмдена, вышедшего на берег, чтобы проветрить под морским ветерком свой новый костюм, стоивший пятьдесят марок!

Я видел, как по рельсам привозили полевые пушки, выгруженные у моря. Еще с континента привезли две сборные наблюдательные вышки для управления огнем артиллерии. Их тут же собрали и оборудовали. В тылу второй береговой батареи находился пункт управления огнем, оснащенный большим дальномером с базой, как мне показалось, 7,5 метров.

Я тут мог бы добавить, что калибр пушек на батареях невозможно было определить обычным наблюдением, но судя по снарядам, которые выгружались в Эмдене из товарных вагонов для отправки на остров, я точно узнал, что у гаубиц калибр 280 мм, а у пушек 240 мм.

На Боркуме я заметил вдоль всей железной дороги высокую насыпь, невидимую с моря. Эту насыпь подпирали так умело устроенные арки из песчаного бетона, что на расстоянии невозможно было различить ее на фоне песчаных дюн. Кроме того, ее парапет был выполнен в таком «волнообразном» виде, что сливался с контурами дюн. Позиции батарей и наблюдательных пунктов были закамуфлированы в той же манере. Как я потом убедился во время обхода острова на прогулочном пароходике, распознать эти позиции с моря было невозможно, даже с небольшой дистанции, потому что все они прекрасно сливались с дюнами. Я убедился, что никакой артобстрел с моря не нанесет большого ущерба этим укреплениям, ввиду того, что цели были невидимыми и могли бы быть поражены разве что случайно. Все это, конечно, происходило еще до появления корректировочной авиации.

Возвращение в Эмден, а оттуда в Лер прошло без происшествий.

Через несколько дней я отправился в Норддайх, чтобы увидеть станцию морской радиотелеграфной связи с шестью мачтами. Оттуда я переехал на остров Норденей, где, согласно уже полученных нами ранее сообщений, тоже возводились укрепления.

Я прожил два дня в гостинице «Дойчес Хаус», прогулялся практически по всему острову и полностью убедился, что на нем нет ни одной пушки. Там даже не было гарнизона. И на самом деле, на острове не было ни укреплений, ни войск вплоть до самого начала войны.

Следующей целью путешествия был остров Вангерооге. Помимо самого факта, что на нем за последнее время появились солидные укрепления, у нас было очень мало сведений об этом острове. Моей задачей было устранить этот недостаток, но ее можно было выполнить только с максимальной скрытностью. Прежде всего, Вангерооге рассматривался немцами как ключевая позиция ко всей системе их береговой обороны и потому находился под постоянным наблюдением. Кроме того, доступ на остров был затруднен. Экскурсионные пароходы компаний «Гамбург-Америка Лайн» и «Норддойчер Ллойд», ходившие соответственно из Куксхафена и Бремерхафена, заходили на остров в курортный сезон, но во время моего визита, единственным средством добраться до острова был крошечный пароходик, выходивший из Харле, глухой деревушки у прибрежной железной дороги Норден-Занде.

Эта линия пересекала край, знакомый всем читателям «Загадки песков», она проходило мимо таких местечек, как Эзенс, Йефер и Каролинензиль, где Дэвис и Кэррьютерс с яхты «Дульсибелла», пережили множество приключений.

(Примечание переводчика французского издания капитана третьего ранга Андре Гийо: речь здесь идет о шпионском романе «The Riddle of the Sands» («Загадка песков»), написанном ирландским писателем Эрскином Чайлдерсом в 1903 году и очень популярном в Англии в довоенные годы. Английское название этой главы обыгрывает название романа – «Unriddling the Sands»).

На этой железной дороге не было большого движения, и все постоянные пассажиры были знакомы ее служащим. Потому новый путешественник на ней мог бы привлечь внимание, а если вдобавок еще было видно, что этот человек иностранец, особенно англичанин, то тут же возникли бы пересуды, о которых, по всей вероятности, вскоре узнала бы и полиция. Очевидно, куда надежней было бы поехать под видом немецкого экскурсанта, и как раз так я и поступил. Это был один из редких случаев, когда я сменил свое обычное готовое платье немецкого пошива на более изысканную одежду.

Поездка до Харле была очень скучной. Поезд пересекал гнетущую, совершенно плоскую равнину с редкими маленькими деревушками и шпицами церквей. Доминирующий цвет пейзажа – серый: серые ландшафты, серое небо, а в тех местах, где видно море, оно тоже серое, ограниченное песчаными дюнами и серой топкой грязью.

Из Харле маленький пароходик перевез меня на Вангерооге меньше, чем за час. На борту было не больше полудюжины пассажиров. Чтобы предотвратить любезные расспросы своих попутчиков, я занялся во время путешествия поглощением обеда, которому позавидовал бы сам Гаргантюа. Его я достал из огромных бумажных пакетов, без которых в то время ни один уважающий себя немец не отправлялся в путешествие.

На маленьком дебаркадере в Вангерооге стояли двое полицейских и несколько матросов, судя по ленточкам на бескозырках, из морской артиллерии. Полицейские довольно внимательно осматривали сходивших на берег пассажиров, но не задавали никаких вопросов. Вдоль пирса стояли две пришвартованные шаланды с надписью «Королевская морская верфь, Вильгельмсхафен».

От пирса железная дорога вела к деревне. Я остановился в отеле «Курпасс», провел там часок в кафе за кружкой пива. Было бы неправильно отправиться в поход по острову сразу же после прибытия. Когда прошло некоторое время, я приступил к делу. Прогуливающиеся ходили несколькими группами, и я пошел вслед за одной из таких групп, будто отставший от нее турист.

Позиции батарей найти было легко, каждая была окружена ограждением из колючей проволоки со входом, у которого стоял часовой. Главной батареей, похоже, являлась та, что находилась у старой колокольни, эта часть берега стояла на возвышении, защищавшем ее от прибоя. Доступ на саму батарею был невозможен, но по разным признакам я понял, что на ней стоят четыре 240-мм пушки.

Две такие же пушки стояли на другой батарее к востоку от деревни, а еще дальше в том же направлении рабочие трудились над возведением, по очевидным признакам, еще одной батареи. Ее потом вооружили двумя 280-мм пушками. Я запомнил расположение каждой батареи и все видимые детали их внутреннего устройства. За новой батареей уже копали котлован, похоже, для склада боеприпасов.

Тут, как и на Боркуме, укрепления размещались и маскировались в соответствии с условиями местности, потому были практически незаметны с моря и не могли серьезно пострадать в случае обстрела с кораблей.

Ночь я провел на острове, надеясь продолжить свои наблюдения на следующий день, но утро изменило мои планы. Я заметил в холле отеля «Курпасс» человека, проверявшего списки постояльцев. Кое-что в его внешнем виде заставило меня предположить, что это полицейский в штатском. Он беседовал со служащим отеля, с которым я уже перекинулся парой слов этим утром.

Я в этот момент не испытывал особого беспокойства и отправился на пляж. Идя туда, я оглянулся и увидел этого человека, следовавшего за мной на расстоянии нескольких метров. Возможно, он следил за мной, а возможно и нет, но я не хотел искушать судьбу. Вместо того, чтобы продолжать прогулку вдоль берега, я остановился, сел и закурил. Сыщик, в свою очередь, тоже немедленно сел, наблюдая за мной на расстоянии. Прошел час, я встал и медленно пошел в сторону колокольни, человек снова двинулся по моим следам. Больше у меня не было сомнений – за мной следили.

При таких обстоятельствах у меня был только один выход – покинуть остров, как можно быстрее, если уже не было слишком поздно. На самом деле, не существовало никаких доказательств того, что я занимался шпионажем, потому что я не заходил на территорию батарей, ничего не записывал, не фотографировал, но мои документы не выдержали бы тщательной проверки. Потому если бы против меня возникли бы какие-то подозрения из-за присутствия в районе расположения военных объектов, этого было бы достаточно для моего задержания. А за ним последовала бы тщательная проверка того, где я находился последние две недели, а если за мной и в это время следили – что было вполне вероятным, то у властей были бы достаточные, хотя и косвенные, доказательства некоторых моих действий.