Текст книги "Газета День Литературы # 58 (2001 7)"
Автор книги: Газета День Литературы
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)
Станислав Куняев КТО СТАРОЕ ПОМЯНЕТ… (Открытое письмо Владимиру БУШИНУ)
Позвонил мне в феврале этого года Володя Бушин и говорит:
– Поздравляю тебя, Станислав, с публикацией в журнале дневников твоей матери. Она – настоящий советский человек. Не то что ты. Это – лучшая глава из твоих воспоминаний! – На душе у меня, несмотря на оговорку, тепло стало. Угодить самому Бушину! Чтобы он похвалил! Это великая радость для каждого из нас.
А через неделю я от него же получаю очередной приятный сюрприз. Публикует он статью в газете «Завтра» № 9 о покойном Вадиме Кожинове и похвально отзывается о работе моего сына Сергея про Павла Васильева («Русский беркут»), цитирует ее, называет «содержательной». А я так волновался, принимая решение о публикации. Но Бушин похвалил – и от души отлегло. Слава Богу, опять удача!
Но, как говорится, «недолго музыка играла». Прошло еще две недели, и Володя Бушин резко сменил милость на гнев. В трех апрельских номерах еженедельника «Патриот» он напечатал огромную статью «Как на масленой неделе я гостей ждал», в которой мишенями его язвительного сарказма стали Валентин Распутин, Владимир Бондаренко, Михаил Назаров, Владимир Крупин, Александр Бобров, Виктор Кожемяко… Словом, чуть ли не добрая половина патриотического фланга нынешней русской литературы. Я не хочу разбираться в том, где он прав, где не прав, говоря о них, все они люди взрослые, захотят – ответят. С Владимиром Сергеевичем шутки плохи, не до жиру – быть бы живу, себя бы только защитить… А защищать есть от чего. Вот что пишет он, лишь недавно одобрительно похваливший мои воспоминания, после этого приступа альтруизма:
"Главный редактор печатает в пятнадцати номерах свои воспоминания, перемежая их главами сочинения своего родного сына, а также воспоминаниями родной матушки. И еще не окончилась публикация, как уже одиннадцать полос журнала отводятся для хора из шестнадцати голосов, поющих автору аллилуйю под заголовком «Хочется низко поклониться». И тут же Александр Бобров возглашает в «Советской России»: «Духовный подвиг!» Ну в чем тут подвиг? (Далее идут восхитительные по своему размаху и ораторской красоте строки. – Ст. К.)
…Может, автор писал свои воспоминания, как писал «Город Солнца» Кампанелла, сидя 27 лет в темнице? Или как Некрасов свои первые стихи – в пучине нищеты и голода? Или как Николай Островский – прикованный болезнью к постели? Или, наконец, как Лермонтову за «Смерть поэта!», грозила ему ссылка под чеченские пули?.. Да ничего подобного! Здоровый сытый мужик в тепле и холе писал себе и писал. И когда хотел, тогда и печатал в своем журнале безо всякого постороннего вмешательства в текст… А тут еще и премию какую-то с ходу огреб. Подвиг!.."
Да, недолгой была моя радость от недавнего признания Владимиром Сергеевичем! Не выдержало его сердце ретивое…
Вконец удрученный, сел я писать ему жалостное письмо обиженного человека: "Дорогой Володя! Вот ты пишешь, что я «здоровый сытый мужик». А ты что, мой личный врач? Ты в мою медицинскую карточку заглядывал? Может быть, ты знаешь, какие операции я перенес, на каких таблетках живу? Или ты навещал меня в кардиологическом центре, где в 1998 году я лежал с тяжелейшим приступом стенокардии, и врачи спорили делать ли мне операцию на сердце или погодить, где, кстати, я и начал в больничной палате писать свои воспоминания? На всякий случай. Мало ли что… Может быть, ты всегда бываешь рядом со мной, когда мне приходится вызывать «скорую» или когда меня в обморочном состоянии увозили в больницу? А ты пишешь «здоровый мужик»! И не стыдно? Недавно пришел ты в редакцию, чтобы взять майский номер журнала со своей статьей о Радзинском, и, когда я упрекнул тебя за слова о «здоровом мужике», – в ярости закричал: «Но ты же чемпион Калуги по плаванию!» Володя, окстись, чемпионом я был в 1951 году, полвека назад, с тех пор столько суперменов и Олимпийских чемпионов померло… Ты тогда ушел из редакции, а я, расстроенный вконец, подумал: "Ну вот, дали только что Бушину премию имени Шолохова. Я рад за него и никогда не скажу, что он ее «огреб»… «А может быть, – поразила меня мысль, – все дело в том, что он не литературный критик, а просто литературный хам?» Подумал – и как-то на душе легче стало.
А что же ты так яростно, Володя, набросился на Сашу Боброва? Ну назвал он мою книгу «Поэзия. Судьба. Россия» литературным «подвигом». Слава Богу, Бобров не сравнил в отличие от тебя мою скромную судьбу с судьбой Кампанеллы или Николая Островского; может быть, он в избытке дружеских чувств чуть-чуть переборщил в эпитетах, но зачем же тебе так неистовствовать? В конце мая в газете «Российский литератор» вышла большая статья Михаила Чванова о моем двухтомнике, и называется она «Три подвига Станислава Куняева». Не «один», как у Боброва, а целых «три». Ну что ты теперь будешь делать – проклинать Мишу Чванова, хорошего писателя, русского патриота из города Уфы? Отравлять свою душу завистью? Или, наконец, порадуешься если не «подвигу», то хотя бы успеху собрата по литературе. А не дай Бог, о моих воспоминаниях еще несколько статьей появятся и на каждую из них тебе придется отзываться во гневе? Да побереги здоровье! Мне жалко, Володя, твой незаурядный дар полемиста и темперамент гражданина. Ты пишешь, что в «Нашем Современнике» было аж шестнадцать отзывов (в подборке из 50 читательских писем) на мою книгу («хор из шестнадцати голосов, поющих автору аллилуйю»)… А может быть, сердце твое свербит от ревности, что появляются книги в наше «не читающее время», которые все-таки находят своего читателя"? Эти отзывы, Володя, интересны в первую очередь не тем, что они о книге главного редактора, а тем, что в них проявляется облик, характер, сознание современного читателя. Каков он? Письма отвечают: выжил. Не сдался. Не превратился в рыночную пыль. Сопротивляется. Понимает. Живет надеждой на победу. Вот что интересовало журнал в первую очередь, когда мы печатали эти письма, а не «аллилуйщина». Умного читателя, Володя, надо уважать, ценить и поощрять. Особенно в наше время. Кстати, опубликованных писем о моей книге могло быть много больше, чем шестнадцать (как все точно ты подсчитал – «пятнадцать номеров», «одиннадцать полос», «шестнадцать откликов» – чистый бухгалтер!), поскольку журнал получил более 300 положительных откликов на «Воспоминания и размышления». Однако, жалея твою ранимую психику, мы напечатали лишь малую толику из этого моря писем. Надо все-таки в условиях информационной блокады журналу доказывать, что, несмотря ни на что, нас читают и любят.
И в заключение, Володя, немного истории. Я прекрасно помню, когда появилась твоя темная ревность ко мне и к «Нашему современнику». Ты сам пишешь об этом в вышеупомянутом «Патриоте» так:
«В июне 1989 года я предложил „Нашему современнику“ резко критическую статью об академике Сахарове… За ее публикацию решительно высказались Сергей Викулов, Вадим Кожинов, Ирина Стрелкова и вы. (В.Бушин обращается к В.Распутину. – Ст. К.) Но у Станислава Куняева, только что ставшего главным редактором, были совсем другие планы. Заняв кресло коммуниста-фронтовика Сергея Викулова, он первым делом пригласил в редколлегию маститого антисоветчика Игоря Шафаревича и запланировал на весь будущий год печатание „Красного колеса“ господина Солженицына. Конечно, моя статья оказалась ему поперек горла»…
Здесь что ни фраза – то полуправда, а то и неправда. Начиная с фразы «заняв место коммуниста-фронтовика» ты прямо намекаешь, что «антикоммунист» узурпировал власть и сместил прежнего коммуниста. Зачем же так, Володя? Викулов сам предложил мне взять журнал, причем долго уговаривал меня. И «пригласил» я в редколлегию не одного Шафаревича, а вместе с ним В.Кожинова, Ю.Кузнецова, а чуть позднее А.Проханова, а также истинного коммуниста Ивана Васильева и В.Бондаренко. Через несколько месяцев после того, как в редколлегию вошел «антикоммунист Шафаревич», из нее вышел несогласный с линией журнала «антикоммунист» Виктор Астафьев. Так что на деле, Владимир Сергеевич, все было гораздо сложнее, нежели в твоем воображении. И печатали мы не все «Красное колесо», как пишешь ты, а лишь одну часть «Октябрь шестнадцатого», и выбрали мы этот сюжет лишь потому, что в центре повествования там изображен мерзкий и влиятельный еврейский авантюрист Парвус (Березовский той эпохи), который пытался подчинить своей воле Ленина в Цюрихе, и от интриг и пут которого Ленин судорожно желал освободиться. Именно этот сюжет тогда привлек наше внимание, и мы выбрали его. Думаю, что не напрасно.
Журнальная жизнь имеет свою логику. Имя Солженицына в те времена притягивало читательскую массу, в том числе и патриотическую. И когда мы объявили, что в 1990 году будем печатать «Октябрь шестнадцатого», наш тираж вырос почти вдвое и достиг 480 тысяч. Но не надо изображать дело так, что в 1990 году мы жили только «Красным колесом». В том же году, увеличив число подписчиков (благодаря Солженицыну), мы дали читателям возможность прочитать произведения Николая Рубцова, Ксении Мяло, Михаила Антонова, Александра Проханова, Вадима Кожинова, Валентина Распутина, Михаила Лобанова, Анатолия Ланщикова, Валентина Пикуля, Виктора Кочеткова, Олега Васильевича Волкова, Федора Сухова, Ирины Стрелковой… Их материалы были настолько значительны и интересны, что ради них Солженицына приходилось печатать небольшими долями, из-за чего он обиделся на журнал и писал мне в письмах: «Я вижу, что Вы свели отрывок из „Октября“ до уродливо-малой порции 1/30 часть всего объема книги) (такой же бухгалтер, как и ты, Володя! – Ст. К.) При таком отрывочном чтении читатель теряет ощущение книги… Вы создали очень трудные условия, печатая его („Октябрь шестнадцатого“. – Ст. К.) ничтожными порциями».
А что же касается твоей до сих пор не зажившей обиды на то, что я не напечатал твою статью о Сахарове, то, Володя, приведу, чтобы быть кратким, отрывок из моего письма к тебе, написанного осенью 1989 года:
«Я хотел напечатать твою стаью о Сахарове, но Сахаров осенью наговорил столько, что стало ясно: все это также нуждается в оценке. Словом, как сказал Шафаревич, „если уж бить по Сахарову, то чтобы наповал“. Я предложил тебе расширить твою статью, показать политический авантюризм осенних выступлений Сахарова, это лишь усилило бы нашу аргументацию… Но тебе не захотелось дописывать и доделывать уже на твой взгляд законченную работу. А журналу нужно было, чтобы она была более убедительной и неотразимой по аргументации. Тебе не хотелось ее дорабатывать, ибо ты знал, что она уже публикуется в „Военно-историческом журнале“, в 11 номере. А мы ее хотели ставить в 12-ый. Так что ты в известной степени поступил с журналом некорректно. Ты зря упрекаешь меня, говоря, что Кожинов был за публикацию твоей статьи. Кожинов считал, что статья о Сахарове должна появиться в „Н.С.“, но не в твоем варианте, который он считал весьма поверхностным. Можешь позвонить ему, и он подтвердит то, что я пишу».
Вот и все, Володя. Кто старое помянет, тому глаз вон. И ты можешь мне это сказать, но и я тебе. Я один раз в 1993 году дал тебе в «Литературной России» резкую отповедь в статье «Наш вдумчивый биограф». За передержки, за истерическую демагогию, за недобросовестное цитирование. Но тебе неймется. Урок не пошел впрок. Видимо, раны зажили… Что же касается Солженицына, то «Новый мир» публиковал чуть ли не полное собрание его сочинений, а «Молодая гвардия» не печатала ни строки, воюя с ним. А теперь и у «Молодой гвардии», и у «Нового мира» читателей значительно меньше, чем у «Нашего современника». Таковы главные итоги этого десятилетия. Подумай почему. Однако все равно поздравляю тебя с публикацией в «Н.С.» замечательной статьи о Радзинском. Я печатаю тебя, когда ты того достоин. Ради дела. Так же, как ради дела печатал Солженицына в 1990 году…
Твой Ст. КУНЯЕВ
Валерий Ганичев О БОЛЬШОЙ ЛИТЕРАТУРНОЙ ПРЕМИИ РОССИИ
Соединились усилия интеллектуальной, литературной и экономической, мыслительной России в обозначении имен, уже год назад принявших решение о создании Большой литературной премии России.
Нет, она определилась не суммой выплаты, хотя в сегодняшней, многого лишенной стране это вполне достойная награда.
Она определилась той высотой, которая достигнута творцами художественных произведений, писателями державы. Предварительный список из 35 человек блистал таким количеством замечательных имен и их творений, писателей старшего, среднего и молодого поколений, что казалось, всем им, тридцати пяти допущенным к обсуждению, следовало бы эту премию присудить.
Действительно, выбор был сложен, и не по причине оскудения нашей отечественной литературы, а наоборот, по причине ее многоцветья, яркости и разнообразия. Трудно выбрать в этом букете образов, художественной неповторимости, впечатляющей речи, истинности отражения жизни и исторической правды, в полете фантазии, радостном ощущении жизни и горестном восклицании от боли людей. Смотрите, здесь были романы фронтовиков Михаила Алексеева «Мой Сталинград» и Юрия Бондарева «Бермудский треугольник», лирические повести безвременно ушедшего несколько дней назад Михаила Ворфоломеева, мощные исторические романы Владимира Личутина «Раскол» и Леонида Бородина «Царица смуты», духовная проза Николая Коняева и одухотворенная поэзия Владимира Кострова и Юрия Кузнецова, песни наших народных бардов Михаила Ножкина и иеромонаха Романа, работы блестящих критиков Анатолия Ланщикова, Михаила Лобанова, Вадима Кожинова, Владимира Бондаренко, державная публицистика Эдуарда Володина и Александра Казинцева, творчество наших национальных песнопевцев Исхака Машбаша и Мустая Карима. И это только часть представленных в списке, из которого мы выбирали. Но и эта часть свидетельствует, как говорили на X съезде писателей России, о том, что «русская литература не погибла», а скорее воскресла и всем усилиям задушить ее, превратить в эстрадную кабареточную пошлость не суждено сбыться. Она не погибла, а напротив – находится в устремленном ввысь движении. Мы резко и решительно отвергли чужую и вредоносную систему ценностей и продолжаем идти по пути великой русской культуры, которая никогда не отвергает совесть, не будет служить грабительскому капиталу, а будет литературой Веры, Надежды, Правды.
Я уже сказал, что сегодняшняя премия – плод усилий мудрых, рачительных людей Отечества. Мы не можем не сказать самые добрые слова в адрес компании «АЛРОСА», ее тружеников, организаторов производства, руководителей. Мы знаем, что ее деятельность благотворна для многих районов страны, для населения многих городов и поселков, для державы, ее нормального экономического самочувствия. Компания берет на свои плечи разработку, добычу российских алмазов, промышленные и социальные проблемы регионов. И вот и заботу о судьбах отечественной литературы. Это не случайно, подлинные государственники не отдадут дело духовного просвещения, родное слово в чужеземные руки, как это, к сожалению, получилось со многими СМИ.
Скажу об одной, вроде бы простой, но впечатляющей детали. Несколько дней назад мой заместитель был в книжном магазине на Полянке и увидел, как от одного стенда к другому переходил руководитель компании Вячеслав Анатольевич Штыров, переходил, брал в руки разные книги, просматривал и покупал. Книг становилось все больше, он передавал их сопровождающим и шел дальше.
Вот так бы увидеть, как руководители страны, других компаний, проходят по книжным магазинам, просматривают книги, покупают их. Могут, конечно, и принести, но ничто не заменит этого чуда общения с книгой, с литературой.
И мы благодарны компании, Вячеславу Анатольевичу Штырову, Андрею Дмитриевичу Кириллину, Владимиру Петровичу Дюкареву, Александру Сафроновичу Матвееву и другим их сотоварищам за их внимательное, доброжелательное отношение к отечественной литературе, за изыскание возможностей для вручения этой премии.
Мы сегодня вручаем литературные премии талантливейшим писателям России. Немного о них, так как представят их творчество другие.
Слово Александра Сегеня уже больше десяти лет встречается с неизменным вниманием читателя и литературных кругов. Его роман «Державный» отмечен глубокой исторической правдой, художественной выразительностью, замечательным языком, возвращающим в наше время многие слова, которые отнюдь не изжили себя. Роман «Державный» об Иване III по-своему вдохновляющ для нашего времени. Его роман «Русский ураган» продолжает гоголевскую традицию представления подлинной Руси, встречающейся на пути героев. Примечателен он и своей оптимистической концовкой, утверждающей, что наш человек найдет выход из любой сложной и даже трагической ситуации.
Николай Лугинов из Якутии – человек в отечественной литературе известный. Его новый роман «По велению Чингисхана» – многоплановое историческое и философское произведение, отвечающее на загадки веков и сегодняшнего времени. Думаю, что на азиатской части России у нас горит яркая, впечатляющая звезда.
О книге Станислава Куняева «Поэзия. Судьба. Россия» говорят везде. Да, это – подлинная художественная панорама литературной и отечественной жизни России второй половины XX века. Это – страсть, это – боль за униженных и оскорбленных, это – защита национальных духовных ценностей. Это – галерея современников Станислава, живущих и ушедших из жизни. Пожалуй, после «Былого и дум» А.Герцена книги такого рода нашей литературе не было. И недаром арабский профессор из Ливана, которому я дал почитать книгу С.Куняева, позвонил мне после прочтения из Бейрута и сказал: «Я понял, что Бог говорит по-русски и по-арабски».
Ну, и человек, произведение которого я хотел бы представить, Николай Николаевич Скатов, замечательный писатель, директор Пушкинского дома, защитник русского языка, духовный отец отечественной литературы. Его великая просветительская, организаторская, научная деятельность на ниве отечественной культуры всем известна. Полмесяца назад президент России В.Путин, приветствуя Н.Н. Скатова в связи с его 70-летием, отметил эти его выдающиеся заслуги как ученого с мировым именем. Святейший Патриарх назвал Николая Николаевича одним из самых заслуженных духовных деятелей нашей культуры. Мы рады, что решение нашего жюри совпадает с мнением державной и церковной власти, с мнением общественности, миллионов почитателей таланта Николая Николаевича Скатова. Его книга «Пушкин. Русский гений» – своеобразный манифест и памятник благодарной России, ее народа, ее сегодняшней культуры и мысли. Критик Николай Страхов еще в прошлом веке говорил, что всякий, кто желает говорить о Пушкине, должен начинать с извинения, что он пытается измерить эту глубину. Николай Николаевич извиняется и вот уже десятки лет измеряет глубину пушкинской мысли, поднимается к высотам пушкинского вдохновения, призывает нас восхищаться чудом пушкинского гения.
Андрей Новиков МИФ ПУТИНА
Я удивляюсь тому, как идеально мы все сыграли в игру под названием «Диктатор».
Идеальность ее в том, что играли в нее абсолютно ВСЕ.
В нее играли те, кто упоенно поддерживал виртуального тирана, надувал его, как резиновую куклу, и тиран, состоящий из этого воздуха, на мгновение показался большим, очень большим. Но его надували и те, кто носился со своим отвращением к возможности диктатуры, своим страхом к ней и своей верой и в то, что она может случиться.
Павловский был гениален в своих расчетах. В какую бы сторону педали ни крутили, колеса ехали только в одну. Может быть, никто не сделал так много для рейтинга Путина, как те, кто ненавидел саму возможность его появления.
КРУПНЕЙШЕЕ событие всего сезона – это, конечно, поражение оппозиции.
ОВР был расщеплен, как рыхлое образование, на мелкие властные элементы и интегрирован в «Единство». В принципе этого следовало ожидать: обе эти политические корпорации играли на одном и том же «самодержавном» поле. «Единство» оказалось удачливее и тут же сожрало второго гиганта, нарастив из его распавшихся клеток свою мускулатуру. (Хотя я не уверен, что эти клетки даже «распасться» успели: гигантский удав заглотил такого же гигантского слона, и что? Так и лежит с ним, не успев даже переварить. К удаву можно подойти запросто и ремень из него сделать: он еще менее жизнеспособен, чем «Отечество». А если, извините, еще несварение желудка? Ведь ничего, кроме желания «лечь под власть», эту махину не объединяет. Никакой организованной партии типа КПСС нет.).
Мне скажут: полноте, а была ли оппозиция? Согласен: не было. Лужков не был оппозицией. Он играл в нее. Хотел повторить Ельцина. Ему этого не удалось. Путин подрезал его. И что в результате?
А в результате вот что: «революция снизу» (какая-никакая, но все-таки назревавшая, не в Москве, так в шахтерских городках) была мгновенно переключена, трансформирована в «революцию сверху», олицетворением которой стал Путин.
Ход бесподобный с точки зрения сохранения режима и так называемой «преемственности власти». Для этого была устроена война, найден враг. Деструктивная энергия масс переключена. Надолго ли?..
То же самое с «революцией сверху». Да, произошло невероятное в условиях России: власть стала вдруг популярной. Путину удалось канализировать «мочистские» настроения в обществе и самому возглавить их. Но для того чтобы править, этого мало. Для этого нужна либо неординарность Петра Великого, который мог поставить Русь на дыбы, либо организационный аппарат, как, например, у Сталина или Александра III. Ни того ни другого у Путина я не вижу.
И потому говорю вам: он – блеф. Чистой воды блеф, и не более того.
ВСЯКИЙ раз, когда задавался один и тот же вопрос: как? откуда? каким образом? – у меня перед глазами возникал другой персонаж.
Он тоже выскочил непонятно откуда. Непонятно как набрал очки. Призывал если не «мочить», то омывать сапоги в Индийском океане.
Да, я о Жириновском.
Почему-то никому даже в голову не пришло, что «Путин – это Жириновский сегодня». Виртуал, созданный теми, кто просто не нашел другого лидера.
Отсутствие политического персонализма – трагическая черта нашей верховной власти. Я хорошо помню, как в 1989–1990 гг. из Ельцина делали «единого кандидата от демократических сил». (Занимались этим, между прочим, те, кто сегодня то же самое пытался проделать с Путиным. Я назову только одну фамилию: Попов Гавриил Харитонович.) Если вы думаете, что пошлости тогда было меньше, то ошибаетесь. Ельцина буквально внесли на олимп политической власти, «простили» ему номенклатурное прошлое (как теперь «прощают» кагэбистское прошлое Путина), накачали его демократической фразеологией до такой степени, что он, кажется, и сам забыл, кто он есть.
Итог: десять лет пошлейшего ельцинизма. Самое памятное во всем этом было то, что тех, кто «создал Ельцина», этот франкенштейн затем и повыкидывал. За пошлость надо расплачиваться.
ТО ЖЕ самое сегодня повторилось с Путиным. Та же самая пошлость.
Я очень хочу увидеть, как он, сложив руки на письке, будет стоять над гробом, например, г-жи Нарусовой. Или г-на Попова. У него на это способностей хватит.
Но, честно говоря, я не вижу в Путине даже повторения Ельцина. Последний был вознесен к власти демократической революцией 1989–1990 гг., а не просто какими-то «избирательными технологиями». Тогда был слом Системы. Слом целых институтов власти и геополитических мегасистем, из которых выделялись, как из взорванного котла, чудовищные по силе социальные энергии. Люди массами выходили из КПСС. Был воздух свободы, а сейчас, извините, запах «мочи». Это разные запахи.
Ничего подобного нет в путинской «революции сверху». Только война и рожденная ею нехорошая «прагматика власти»: «замочить», «довести до конца», «навести порядок» – ключевые слова в его лексике. Да, нужно признать: слова эти очень сильно действуют на подсознание россиян. Но идеологии, дискурса они не создают. Даже набор слов ельцинской эпохи («права человека», «реформы», «демократия», «свобода») значил больше, чем тот, который запустил Путин.
Да, в обществе, давайте это признаем, возник соблазн власти, соблазн «мочизма» и «наведения порядка». При определенном желании его можно раздуть в очень сильный социальный фактор. Я даже не исключаю, что это может быть какая-то «революция сверху», косвенно направленная на уничтожение маргиналов, бомжей, мелких преступников и т. д. Это будет социальная стратификация (с неизбежным самосозданием государства в ходе такой стратификации, ибо государство и общество по-прежнему у нас составляют одно целое), которая пойдет вслед за эпохой экономических «реформ». Здесь же может быть, кстати, и «борьба с олигархами», и создание постолигархической (небюрократической) модели капитализма.
Повторяю, все это возможно. Но я не думаю, что это будет делать именно Путин, который, я думаю, предназначался для совершенно других целей, чем серьезная «революция сверху».
Я уж не говорю о той волне отвращения, которую он вызвал просто у интеллигентных людей. При всей мизерности этих настроений, здорово, правда, срикошетированных «либеральным происхождением» Путина и людьми типа Нарусовой и Попова, недооценивать их нельзя. Рядом с Ельциным стояли Лихачев, Ростропович, Астафьев, Сахаров. Кто стоит рядом с Путиным? Зыкина? Но ведь это смешно!
Даже Сталина поддерживали Ромен Роллан и Горький. Лишь в опоре на сволочь к власти не прийти. Нужна интеллигенция, «сумма талантов». Они – самый важный электорат. Люди, трагически вовлеченные в орбиту нового российского жругра, у которых дьявол вырвал сердце и разум, – эти люди не способны создать нимб вокруг Путина.
Так что Путин – это чистейший артефакт. Блеф, созданный с помощью гигантских оптических зеркал, с помощью которых очень ловко была преломлена энергия реванша, родив «скачущего зайчика». Чем-то он мне напоминает «человека-невидимку», который виден лишь благодаря маске и бинтам. Сдерите их – и он исчезнет.
НАСТОЯЩАЯ революция, настоящая смена политических элит и идеологий – впереди. Путин – только переходный этап к новому состоянию государства и общества. Я бы сравнил его с Андроповым, предшествующим Горбачеву. С Андроповым Путина роднит многое. Например, миф о его «либерализме», о его «знании иностранных языков», о том, что да, он чекист, но чекист просвещенный и «не страшный». Все это уже было, господа. Хватит играть в «хороших чекистов». Я не знаю, сколько он еще пробудет у власти, но эпохи он сам по себе не составит. Он – фигура междуцарствия, чем-то напоминающая если не Бориса Годунова, то Василия Шуйского (хотя, может быть, кому-то он больше напомнит Гришку Отрепьева).
Честно говоря, он мне неинтересен. Я не верю ни одному его слову. Я не верю, повторяю, даже в его существование. По поводу дальнейшего хода событий мне доводилось слышать самые странные вещи. Например, такую: Путин уходит, расчищая место для монархии. Или: Путин сам становится монархом, но в силу «нелегитимности» потом тоже уходит. Поверить можно во что угодно, только не в то, что Путин «это всерьез и надолго».
