Текст книги "Газета День Литературы # 152 (2009 4)"
Автор книги: Газета День Литературы
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)
НАШИ КНИГИ
Бажанов Е.А. Священные реки России. – Самара: ИД «Би Групп», 2008. – 128 с; ил.
Книга «Священные реки России» ведёт серьёзный разговор о древнерусской ведической культуре, о старинных традициях и верованиях, о сакральных реках. Дунай (Истр), Рось, Буг (Бог), Днепр (Славутич), Волга (Ру), Сура, Алатырь, Самара (Самарка), Москва объединены древними родовыми нитями и верованиями, обрядами, традициями, русским языком.
Акцент в книге сделан на происхождение имени и значение реки в жизни Руси и русского человека. Книга делает читателя соучастником захватывающего исторического исследования, заряжает духом открывательства – и тем вдвойне интересна.
Красавин Ю.В. Хроники новой Корчевы. Повести и рассказы. ОАО “Тверская типография”.
В этой книге представлены повести и рассказы известного писателя Юрия Красавина «С Красного крыльца» и «Мышь в кошельке», в которых автор размышляет над проблемами морально-нравственного характера.
Вместе с рассказами эти повести являют собой развёрнутую картину небольшого городка, характерную для многих подобных в России.
Юрий Красавин – автор многих книг прозы: исторической, романтической, фантастической, лирической, сатирической, военной.
Зиновьев Н.А. На кресте. Стихи. – Новосибирск: Издательский Дом “Историческое наследие Сибири”. – 2008. – 144с.
Дорогой читатель!
Тебе повезло. Ты открыл книгу замечательного поэта, нашего современника – Николая Зиновьева.
В сборник вошли лучшие произведения поэта. Мы не можем назвать эти произведения стихами, потому что они больше, чем просто стихи, – это поэзия. Откровенная правда жизни, чувств, надежд, скорби, разочарования – нерв оголён, сердце поэта бьётся в каждой строчке любовью, добротой, нежностью до отчаяния. Мы рады возможности подарить тебе, друг читатель, минуту счастья, слёз и умиления. Мы думаем, живём и переживаем так же. Но поэт, на то он и поэт, выразил нашу любовь и боль в нескольких строчках.
А наше человеческое и издательское счастье в понимании, что пока звонят колокола к заутрене, пока поэты пишут стихи о родине, душе и Боге, пока есть читатели, которые не разучились ценить настоящую поэзию, – Русь жива!
Николай Александров
Диана КАН ОСЕННИЙ НАЛИВ
***
Негоже тебе, Русь, как бесприданнице,
Кидаться на восход и на закат.
Ты жди-пожди! Все женихи заявятся,
Благоговейно выстроившись в ряд.
Виконты, и маркизы, и посланники,
Наслушавшись про кладези твои,
Из-за границ наедут голоштанники,
Чтоб клясться с пеной на губах в любви.
Растрачивать приданое готовятся…
Но если завтра ты пошлёшь их в бой,
За честь твою и славу не сподобятся
Пролить ни капли крови голубой!
Богатое Бог дал тебе приданое.
Не каждый встречный будет ко двору.
Храни же первородство Богоданное.
И ройся в женихах, как бы в сору!
Своими заграничными уловками
Тебя начнут к взаимности склонять –
Духами, золотыми блохоловками –
Тех блохоловок даром нам не нать!
На что, скажите, русской раскрасавице
На шею надевать такой позор,
Коль от рожденья бани на чурается
Маркизам заблошнившимся в укор?..
…Надменный бритт и сумрачный германец,
Спесивый лях и куртуазный галл…
Ужо мы с женихов поспустим глянец
И поглядим, какой из них удал!
***
Ликует Анталия. Нежится Ницца…
И только у нас в безрассудстве своём
Закатное небо меж туч кровянится,
И месяц серпом проступает на нём.
Есть галльское небо в изящном плюмаже
Несущихся за горизонт облаков.
Есть гуннское – цвета мерцающей сажи,
Под чьей паранджой скрыта поступь веков.
Античное небо, какому не внове
Пить воду с лица средиземных морей.
И – скифское – цвета запёкшейся крови,
Закатное небо Отчизны моей.
То царский багрец разольёт над Россией,
А то полоснёт по глазам кумачом…
О твердь спотыкаясь ногами босыми,
Не тщусь подпереть его бренным плечом.
Не льщусь удивить его пением лиры
(Пред русскою бездной достойней молчать!).
…Гляжу в него взглядом обугленно сирым,
И глаз от него не могу оторвать.
***
Москва, люблю твою сирень,
Что возле университета
Цвела в застойный майский день,
Будя в душе моей поэта.
То пятизвездие цветов
Благоуханнейшей сирени
Сулило больше, чем любовь –
Сулило сладость вдохновений.
Прилежно чту науку ту
Конца двадцатого столетья –
Сквозь смуту, морок, маяту
Цвести победным пятицветьем.
…И душу сквозь родной раздрай
Доселе озаряет светом
Тот яростно цветущий май,
Мне ставший университетом.
***
Измельчали мы, измельчали…
Мы не те, что были вначале.
Где косая сажень в плечах?
Где Перунов огонь в очах?
Где предания отчего края?
Расклевала картавая стая...
Где любовь, что веками нам снилась?
Триаршинной косой удавилась.
Алой лентою кровь утекла…
Вот такие, мой друже, дела.
***
И ты называешь всё это судьбой,
Мой город степной на полынном просторе,
Что каждое наше свиданье с тобой –
Мой новый побег от тебя, и не боле?!
Не слишком ли быстро, однако, бегу?
А вдруг ты однажды меня не догонишь.
На льду оскользнёшься, увязнешь в снегу,
Пургой захлебнёшься, бураном застонешь?
И ты называешь всё это судьбой –
Что я, позабыв повседневную прозу,
Надменно несу на свиданье с тобой
Живого дыханья крещенскую розу?
С тобою осталась навек зимовать,
Забытая мной в неуютном домишке
Стихов моих первых сестрица-тетрадь,
Что позже прославит тебя, ставши книжкой.
Зачем я тогда же её не сожгла?..
Теперь же, по улочкам снежным слоняясь,
Я б, может, гораздо счастливей была –
На радость друзьям и зоилам на зависть.
***
На куриный переступ
Да на воробиный скок,
Тьме кромешной дав отлуп,
Прибавляется денёк.
Впрочем, курица – не птица,
И не сокол – воробей…
Неумолчно вьюга злится,
Колобродит у дверей.
Хоть и ходит величаво
Зимовея за окном,
Но на смену ледоставу
Поспешает ледолом.
Скоро, словно неудачник,
Не снеся былых обид,
Лёд скукожится, заплачет,
С рёвом к Волге побежит.
Что, сердешный, отсиялся,
Отыскрился под луной?..
Не топиться ли собрался,
Лёд Ледович дорогой?
Брызнет талою водицей,
Набираясь куражу:
"Не топиться, а родниться
С Волгой-матушкой спешу!.."
***
Неприкаянно, неприкаянно
Я свивала пути в кольцо…
И когда набрела на Каина,
Не узнала его в лицо.
Я сказала: "Богатым будете
Вы, проливший родную кровь…"
Он ответил: "Вы строго судите
Эту родственную любовь…"
Это что ж за любовь, идущая
Из библейских тёмных глубин –
Дочь, родную мать предающая,
На отца восстающий сын?
Мы к согласью прийти не чаяли –
Каждый правду свою искал.
Но лишь речь заходила об Авеле,
Собеседник глухо смолкал.
И в возникшей неловкой паузе
Мы тайком вздыхали с тоской:
"Почему же кинжал и маузер
Нам роднее, чем брат родной?.."
Погорюем так и – расстанемся.
Впредь не встретимся – жизнь коротка.
А пока… А пока… Апокалипсис
На Руси моей длится века.
***
Пора отрешиться от чепухи –
Чем я, собственно, хуже?
Бросила пить, курить и писать стихи.
Пора подумать о муже.
Был ввысь устремлён белопенный наив
Ветвей, расцветающих в мае.
Настала пора – и осенний налив
Строптивые ветви склоняет.
Часами над милою Волгой-рекой
Сижу – само благонравие.
Неужто надо – за упокой,
Чтобы закончить за здравие?
Пора влюбляться негорячо,
Подонков судить нестрого.
Пора перестать подставлять плечо
Тому, кто подставил ногу.
Пора… Золотая пришла пора.
Рябины пылают гроздья.
А там, где была я ещё вчера,
Не ждут меня нынче в гости.
***
Когда хоронили Россию мою
Помпезно, согласно и чинно,
Поникшие в сбившемся ратном строю,
Рыдали поэты-мужчины.
Забросив свои боевые клинки,
Прощались с Россией навеки.
В плену безутешной сыновней тоски
В гробу закрывали ей веки.
Сиротской слезой орошали они
Родные ракиты-берёзы…
А я? Что же я?
Бог меня сохрани!
Я лишь утирала им слёзы.
«Хоть сабля востра, да мечу не сестра…» –
Уныло кривились мужчины,
Когда намекала я им, что пора
В бою поразвеять кручину.
И вновь поминальный гранёный стакан
Горючей слезой закусили.
И так порешили – лишь тот атаман,
Кто слёзней скорбит по России.
А что же Россия?
Поминки поправ,
Восстав из хрустального гроба,
Она сквозь кордоны кержацких застав
Сокрылась в былинных чащобах.
Ведомая светом скорбящих свечей,
Ушла, не попомнив обиды,
На звон потайных кладенцовых мечей
От скорбной своей панихиды.
А я? Что же я?
На распутье стою
И слёзы друзьям утираю…
Не лучше ль погибнуть в неравном бою,
Чем вживе погинуть в родимом краю
У гроба пустого рыдая?..
Хоть сабля востра да мечу – не сестра,
Но верному слову – сестрица.
И коли приспела лихая пора,
Пусть вера Руси пригодится!
***
Когда я из глубинной дали
Кляну тебя, моя Москва,
Услышь в лирическом запале
Произнесённые слова.
Услышь! Но снова вранья стая
Обсела сорок сороков.
Услышь, оглохшая от грая,
Меня на рубеже веков.
Сорвётся стаей соколиной,
По ходу выстроившись в стих,
Призыв о доблести былинной
С воспламенённых уст моих.
Не стон, не вслип и не рыданье.
Не о пощаде жалкий торг.
А – из-под сердца восклицанье:
«Я русская! Какой восторг!»
***
Куда от прошедшего деться?
Залить покаянным вином?
Романс «Разорватое сердце»
Надрывно звучит за окном.
Лишь юность способна так гордо,
Презрев прегрешенья свои,
На два примитивных аккорда
Пропеть о высокой любви.
А голос всё выше и выше…
О, как же походит на нас
Котов расшугавший на крыше
Наивный жестокий романс!
Ты морщишься. Ты не в восторге.
Но вспомни, забывчивый мой,
О том, как наивно жестоки
Мы были с тобою весной!
А ты, как котяра домашний,
Вольготно и сытно живёшь,
Забыв о любовном бесстрашье,
Жестокий романс не поёшь.
Михаил ПОПОВ КОРМЛЕНИЕ БЕЛОК
КОРМЛЕНИЕ БЕЛОК В ПАРКЕ НАД НЕМАНОМ
Под сосной среди хвойного зноя
оказавшись, невольно молчишь.
Вон застыло семейство смешное:
мать, отец и глазастый мальчиш.
Запрокинуты ждущие лица
всех троих неподвижных гостей.
Видно как ожиданье струится
из приподнятых кверху горстей.
Наконец, суетливо и мелко
что-то в кроне шуршит, а потом
на коре появляется белка
с недоверчиво-пышным хвостом.
Размышляя над каждым движеньем,
применяя то шаг, то прыжок,
опускается за подношеньем
небольшой, но реальный божок.
И когда из ребячьей ладошки,
что застыла под кроной густой,
белка ловко царапает крошки,
мальчик светится, словно святой.
***
Над головою вьётся птица,
ей нужно сесть, чтобы запеть.
На камень сесть она боится,
о как бы не окаменеть.
В мельканье крыльев этих острых
видна с отчётливостью мне,
опаска превратиться в воздух,
неотвратимо и вполне.
Тут скрыта основная сложность:
и в одиночку, и гурьбой,
летает птица как возможность,
и невозможность быть собой.
РАЗГОВОР О МОЛЧАНИИ
Прилетели ангелы небесные,
сели в ряд и тихо говорят:
– Прекращай-ка суеты словесные,
что ты пишешь столько лет подряд!
Как понять сии советы грозные?
Не пойму ни духом я, ни сном.
– Я флакон, в котором небо звёздное,
и закон моральный. Два в одном.
Но внутри всегда живёт сомнение –
есть ли в мире та живая нить,
чтоб во мне два этих представления
волею одной соединить.
Нас спасёт лишь слово изречённое,
нам поможет – письменная речь…
– Это мненье, якобы учёное,
надо б растоптать, а лучше – сжечь!
Не трынди ты фразами крылатыми!
Для того, чтоб не сойти с ума,
о молчании займись «Триадами»,
сочинил – Григорий Палама.
Занялся, и скоро был в отчаянье!
Как понять, чему он нас учил?!
Призывая проживать в молчании,
столько слов Палама настрочил!
Знаю, что не прав. Не озарение
у меня, а просто течь в мозгу.
Всё же завершу стихотворение;
и опубликую, и сожгу!
ОЗЕРНИЦКАЯ СВАДЬБА
Однажды в молодые годы
я убежал из под венца.
Не только в поисках свободы
я принял званье подлеца.
Никто не мог понять в посёлке
какого нужно мне рожна?
Другие девки – просто тёлки,
а Ира – грамотна, нежна.
Мать повар: пироги и зразы,
отец – почти что генерал,
так почему, как от заразы,
от их дочурки я удрал??
А я молчу, и будь что будет!
Пусть думают, что я больной.
Нет, не поверят эти люди –
всему поэзия виной!
Моя застенчивая Ира –
о, как был этот омут тих! –
себе удумала кумира
во снах лирических своих!
В день свадьбы, мирно щёку брея,
узнал я – дочь своих отцов
давно Дементьева Андрея
считает высшим из творцов!
Андрей Дементьев, что ужасней,
представить можно, нет – пошлей!
Читала бы ты лучше басни,
иль сказку, ту, где Бармалей!
Скажи, поселок Озерница,
скажи, столица, – ну, на кой
я должен был тогда жениться,
на странной девушке такой!
ПОВЕСТКА, ИЛИ «ПРОЩАНИЕ С РОДИНОЙ»
Бодрым МАЗом, что с завода минского,
мы твои сейчас нарушим чары
пасмурная улица Огинского.
Вот и берег осторожной Щары.
Чтоб поймать по сердцу настроение,
Чтоб полюбоваться здесь закатом,
соскользнули в тихих вод струение
мы огромным самосвальным скатом.
Всё, теперь мы военнообязаны!
Полонез звучит, как будто снится,
щёки по слезам моим размазаны,
с родиной должны мы распроститься.
Я – на космодром в казахской прерии,
друг – на Сахалин, где крепнет утро.
Завтра мы идём служить империи,
потому что надо ведь кому-то!
БЛОК В ПАКИСТАНЕ
«Девочка пела в церковном хоре»
скулил потихоньку поэт босоногий,
сидя под тентом в граде Лахоре,
тыкая пальцем в тельце «нокии».
На нашем форуме: «Свободу книге!»
он представлял свой остров Маврикий.
Жизнь в Пакистане светлела как будто.
Нас пригласила Беназир Бхутто.
И вот теперь, в самом центре Востока,
в тени от жары потихоньку тая,
глаза свои призакрыв от восторга,
пел босоногий, ногами болтая.
Сияли вдали снеговые вершины,
и слушали пишущие мужчины –
казахи, болгары, Расул Гамзатов –
«о том, что никто не придёт назад»
А я-то дурак представлял, что он дикий,
этот загадочный остров Маврикий.
***
«У древних греков не было понятия – совесть»
А.Боннар. "Греческая цивилизация.
Кто-то из древних обмолвился, то есть
формулу выдал навек:
греческий ум плюс еврейская совесть
– это и есть человек.
Бредни Сократа, базальт Моисея –
Запада выстроен Град.
Боком к нему притулилась Расея.
Мало кто этому рад.
Смотрит она сквозь прорехи в заборе.
Двери с обеих сторон на запоре.
Что же за чудо гуляет по Граду?
Тот человек мне родня?
Но понимаю его я по взгляду,
он презирает меня!
То от него, то к нему я метался.
Сколько боёв и бесед!
Лет через триста лишь я догадался,
кто он такой – мой сосед.
Ум от еврея, и совесть от грека:
формула западного человека.
ЖАРА
Ивы беззвучны, хотя и плакучи,
птицы молчат, наглотавшись жары.
Бесшумно кишат муравейников кучи.
И одуванчиков тают шары.
И абсолютно бесшумно привинчен
облачный к небу архипелаг.
Слышно лишь только как с земляничин
капает солнцем расплавленный лак.
***
Так сдавило грудь, что стало ясно –
только Он умеет так обнять!
И душа конечно же согласна
тело на бессмертье обменять.
Ничего нет в мире достоверней
муки, обращённой в небеса.
Вверх стремлюсь я из телесных терний.
Вниз стекает мутная слеза.
Ангелы летят в крылатых платьях!
Боль моя – моя Благая Весть!
Я готов пропасть в Твоих объятьях.
Я готов, но кажется не весь.
***
Женщина в широком сарафане
в парке на скамье сидит, блаженствуя.
То ли Машею беременна, то ль Ваней,
и лицо, то детское, то женское.
За спиной фонтан взрастёт и тает,
карусель, повизгивая, вертится.
Женский взгляд рассеяно блуждает,
и с моим сейчас наверно встретится.
Встретились. Она глядит беззлобно,
вместе с тем упорно и бесстыдно.
Мне становится немного неудобно,
что во мне «такого» уж ей видно?
Вытирает шею полотенцем.
Этот взгляд не назовёшь мечтательным.
Ты беременна не просто там младенцем –
будущим безжалостным читателем.
«...МЕЖДУ ЗЕМЛЁЙ И ВЫСЯМИ»
Опираясь на подписанные между правительствами Российской Федерации и Республики Болгария соглашения о культурном, экономическом и политическом сотрудничестве, наступивший 2009 год объявлен Годом Болгарии в России, что предполагает расширенный вброс информации о культурной жизни наших болгарских друзей и публикацию произведений болгарских писателей в российской прессе. Хотя, надо заметить, российский читатель и без подобных акций всегда любил близкую нам солнечную Болгарию, её народ и литературу.
Одной из самых ярких представительниц сегодняшней болгарской поэзии является живущая в причерноморском городе Варне поэтесса Елка Няголова – лауреат болгарской литературной премии имени Христо Ботева, председатель Славянской литературно-артистической академии и главный редактор журнала литературы и искусства «Знаки». Её поэтические сборники неоднократно выходили в Болгарии, Франции, Македонии, Украине, России. Сегодня мы предлагаем читателям «Дня литературы» стихи поэтессы из её новой книги «Письма от берега до берега», а также стихи Веселина Георгиева – этого весёлого и даже в самые трудные времена жизни не расстающегося с улыбкой поэта, которого в России знают едва ли не лучше, чем в Болгарии, хотя он является членом как Союза писателей России, так и Болгарии. Но так сложилась судьба, что вот уже несколько десятилетий болгарин Веселин Георгиев живёт в Москве, где у него есть дом и семья, где он стал известным поэтом и выпустил несколько разножанровых книг, включая сборники афоризмов, поскольку, хотя он родом и не из знаменитого Габрова, но ему тоже присуща склонность к традиционному болгарскому юмору и афористичности.
А ещё он в течение всех этих лет выполняет миссию полпреда болгарской литературы в России, работая на укрепление российско-болгарской дружбы и помогая писателям Болгарии и России не растерять накопленного за былые годы опыта межлитературного сотрудничества.
Оба поэта даны в переводе Николая Переяслова.
ЕЛКА НЯГОЛОВА
ПЕСНЯ ДЕЛЬФИНА
Мчат авто вдоль моря, свет свой мертвенный
из двуглазых фар струя попарно.
Вдалеке, как фейерверк замедленный,
зажигает свои окна Варна.
Посмотрите: ластясь к скалам скользким,
тянут волны головы к утёсам!
Аспарухов мост горит по-свойски,
заплетая бриллианты в косы.
Не ворчите, что так мало светлых
вы нашли ракушек подле моря.
Помолчите возле стен столетних,
чтоб услышать скрытый в них плач горя.
Здесь о старом золоте напомнит
вам любой корабль, ушедший в Вечность.
Сто тетрадей строчками наполнит
ветер тайн, прошедший бесконечность.
А когда из глубины зелёной
день на берег выйдет в ранний час,
дельфинёнок мокрый и влюблённый
вам шепнёт – что обожает вас.
…Скоро нас не станет в этом полдне,
только – песня будет плыть окрест
да стоять над храмом колокольня,
с горизонтом образуя крест…
ПРЕДСКАЗАНИЕ
Гром, треща, ещё расколет выси,
даль и долы погружая в страх.
Молнии зажгут поэтов мысли,
облако поднимет белый флаг.
Небо будто с бесами подружится,
в вышине гоняя самосвал.
И не дождь – стена воды обрушится,
размывая на шоссе асфальт.
Изрыгнёт огонь зенита горло,
что держало слово взаперти.
И, расправив плечи, встанет гордо
тополь у стихии на пути.
Сбросит море мокрую рубашку
и – её забудет на песке.
В рог дельфины затрубят протяжно,
и с собой покончит смерть в тоске.
Взвоет ветер, дали атакуя,
загудит небесный контрабас –
и угонит радость в даль такую,
где Макар телят своих не пас.
Загорится с треском чья-то дача
от стрелы небесного огня…
Лишь посмей судьбу переиначить!
Лишь попробуй разлюбить меня!
ДЕРЕВО НАД УЩЕЛЬЕМ
Да, это я – то дерево, что видится
висящим со скалы под девяносто градусов…
Того гляди – душа из тела вывалится!
(Но в том – не виновата гравитация.)
Оно – одно на склоне. Рядом с птицами.
Хотя и те здесь тоже «приходящие».
Птенцы в гнезде наклонном – это снится мне?
Ведь птицы строят дом – по-настоящему.
Смешное дерево! Словно оно устало
и прилегло, как на тахте – на воздухе.
Не видно снизу – тополь?
дуб ли старый то?
Какими там оно питалось водами?
Что за союз – между землёй и высями?
Легко ль висеть, держась за жизнь руками-то?..
(Вот почему душе быть независимой
так трудно
в этом мире твердокаменном!..)
Она дрожит от карканья вороньего
и тихо плачет вниз сухими листьями.
Она – умрёт, к любви приговорённая…
И – к нелюбви. (На равных.) Без амнистии.
ВЕСЕЛИН ГЕОРГИЕВ
К БОГУ
Я попрошу у Бога вслух
дать мне удачи хоть чуть-чуть,
чтоб пламень сердца не потух
и грело творчество мне грудь.
Как все, я грешен перед Тобой,
что ни мгновенье – то грешу.
Но Ты, Всевышний – Боже мой,
прости меня, о том прошу.
Мне не постичь Твои пути,
но милость Божья – велика.
Как мне лицо Твоё найти,
когда меж нами – облака?
И надо ль облик Твой искать?
Ведь Ты – в душе моей живёшь.
Ты свыше шлёшь всем благодать.
Не мы – к Тебе, Ты – к нам идёшь…
Сквозь зной и стужу, свет и тьму,
Свои создания любя,
спешишь на помощь Ты к тому,
кто верит искренне в Тебя.
…И во спасение всему –
на крест возводишь вновь Себя…
ПОСЛАННИК НЕБА
Посланник неба, Божий Сын,
явился, озарённый светом,
и посреди людей, один,
зажёг свечу любви Заветом.
Христос живёт во мне, я – в Нём.
молюсь смиренно каждый день я.
И мне легко идти с крестом
под сень Его благословенья.
Земная жизнь полна чудес –
от Рождества до Воскресенья.
Как сладко петь: «Христос воскрес!»
В Нём – наша вера и спасенье.
Не искупив перед Христом
своих грехов, мы мчим бесстрашно
по жизни, осенясь крестом…
И вновь проказим бесшабашно!
Но знаю: будет Страшный Суд,
и Бог воздаст всем по заслугам.
Молитвы – праведных спасут.
А грешникам – придётся туго!..
ДРУЗЬЯ ПОЭТЫ
Зачах бы без друзей, один,
на перекрестье двух столетий.
И хоть зовусь я – Веселин,
печально мне на белом свете.
И вдруг – как чудо из чудес!
Ему конца и края нету.
Как луч живительный с небес,
вошли в судьбу мою – поэты.
С их лирой я повеселел,
и даже мрачный день стал ясен.
И по-иному вдруг запел,
и понял я, что мир – прекрасен!
ОТДЫХ В БОЛГАРИИ С НИКОЛАЕМ И МАРИНОЙ ПЕРЕЯСЛОВЫМИ
"Николай, спеши писать стихи!
Дни так ярки, солнечны, тихи.
Так играют ласковые волны!
Мы с тобою чувств счастливых полны!" –
так Марина говорила мужу,
свои чувства выплеснув наружу.
И, спеша порадовать жену,
он писал про братскую страну.
Да и как – не петь при виде моря?!
Ведь оно – из душ уносит горе.
Да к тому ж – вблизи сияет Варна,
как хохлы сказали б: «Дуже гарна!»
Николай писал тут вдохновенно,
сотни строк создав самозабвенно –
в них светились солнце и луна,
и цвела Болгарская страна.
Время шло, а мы не огорчались –
С Елкою Няголовой встречались,
Пили кофе, и не впопыхах
Говорили с нею о стихах.
Двадцать дней мы рядом с москвичами
сладко грели спины под лучами,
с нами рядом – Радев был седой…
Вот он, рай, с лазурною водой!
Перевод Николая ПЕРЕЯСЛОВА
