Текст книги "Газета День Литературы # 56 (2001 5)"
Автор книги: Газета День Литературы
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
Леонид Шебаршин ОСОБЫЕ ПРИМЕТЫ
Рукописи не горят. Горят издатели.
Мог бы покаяться только в одном. Грешил, но мало.
Жить еще можно, но очень уж противно.
Демократия могла бы выжить, если бы не демократы.
Русское чудо. Экономику уничтожили, а народ все еще живет.
Совет безотказности при президенте.
Министрами не рождаются. Ими становятся люди, не рожденные быть министрами.
Горбачева погубила женская черта характера – быть любимым любой ценой.
Инвалиды интеллектуального труда.
Служба государственной безнаказанности.
Время – деньги. Время пребывания у власти.
Газеты – поле врани.
В трясине потрясений.
У нас давно есть частная собственность. Честной нет.
Беспросветно светлое будущее.
Стесняясь самих себя, демократы переименовались в реформаторов.
Лицо, достойное не столько кисти художника, сколько молотка скульптора.
История реформы или хроника катастроф.
Мстят прошлому, чтобы расправиться с будущим.
Фамилий много, а имен нет.
Позиция США. Россия может быть великой державой, но только очень маленькой.
Все быстрее идет время, все медленнее – ноги.
Из будущих мемуаров: мы жили в жалкие времена, когда Горбачев и Ельцин казались крупными фигурами.
Время есть, а жизни нет.
Прыщи высокопоставленного лица.
Мы, русские, очень талантливы. Особенно евреи.
Гайдар переплюнул Сусанина: завел целый народ в дебри, но сам остался жив.
Среда обирания.
Пять дней в неделю бездельничаем и два – отдыхаем.
В кругах, близких к помешательству.
Если хочешь, чтобы власть узнала твое мнение, поговори с приятелем по телефону.
Правительство выдержит любую клевету, но не переживет правды.
Преступная дезорганизованность противостоит организованной преступности.
Наконец-то журналисты в России стали свободными и могут продаваться по рыночным ценам.
Обеспечим всех ветеранов войны жильем к 2050 году.
Существо с ограниченной ответственностью.
Народ не будет возражать, если авторов чеченской войны наградят. Посмертно.
В рыночной экономике можно заказывать не только опрос общественного мнения, но и его результат.
При диктатуре не было стимула работать. При демократии не осталось работы.
Власть и рада бы руководить страной, но не знает, как это делается.
Жизнь бьет ключом. Но все не тех, кого надо бы.
Реклама: «Поставляем импортных блох для элитных собак».
Сколько пузырей было надуто воздухом свободы!
Судя по числу пиров, эпидемия чумы разрастается.
Единомышленники – люди, у которых есть по единой мысли.
Мрак надвигается со скоростью света.
Велика Россия, а отступать некому. Армии нет.
Раньше был общий железный занавес. Теперь у каждого своя железная дверь.
Россия – единственная страна, потерявшая независимость в конце ХХ века.
Дмитрий Черкашин РИФМЫ НА ПОЛЯХ КОНСПЕКТОВ
В НЕБЕСА
Когда-то был тут Город,
Всех лучше на земле.
Явились нежить, морок —
И Город пал во мгле.
И был он отдан гадам —
И ныне тучи змей
Вползают за ограды,
Крадутся средь теней.
Шипят, свиваясь, гады,
Их взгляд – сильней оков,
И убивают ядом
Детей и стариков.
"Не сметь глядеть на небо!
Удел двуногих – грязь.
Не Богом сыт, а хлебом", —
Шипят они, смеясь.
Пейзаж жесток и страшен:
Следы змеиных бед —
Руины древних башен
И кладбища ракет…
Но не для нас та доля
Удавок и цепей.
В кулак сожмем мы волю,
Срывая кольца змей.
Не глядя на угрозы,
Воздвигнем вновь леса,
Рубиновые Звезды
Вонзая в небеса.
А рядом куполами
Восстанет Храм небес,
Над Божьими церквами
Да воссияет крест!
Пойдем под солнцем зорким,
Разя врага копьем,
Как ты, Святой Георгий!
Мы в воинстве твоем.
Чтоб над Россией ветер
Пронесся, и гроза
Нам на пути к Победе
Открыла небеса!
ПРОБУЖДЕНЬЕ
Хмурился снег залежалый,
Иглы в тиши зеленели.
Кажется, все задремало,
Не ожидая капели…
Нет, не надейтесь на спячку!
Скоро ваш сон оборвется —
После зимы этой мрачной
Снова Россия проснется!
Не ручейковые слезы
Хлынут по тихим предместьям —
Бурные первые грозы
Скоро взорвут поднебесье!
Вижу то время вблизи я,
Хватит же гнуться нам низко.
Эй, подымайся, Россия,
Первая ласточка близко!
КАЗАКИ
По весенней цветущей степи,
Чтоб врага усмирить навсегда,
Шла, как будто сорвавшись с цепи,
Удалая казачья орда.
Конной лавой несется она,
От простора и браги красна.
То не войско идет, а Весна,
Пробудившись от долгого сна.
И был вечером сделан привал.
На заросший травою курган
Грозен духом, хоть ростом и мал,
Восходил куренной атаман.
Опьяненный, он ветру кричал:
«Далеко ли до моря, иль нет?»
И услышав ответ, замолчал.
Только войску сказал он завет:
"Пусть нам солнышком месяц засветит,
Ураган станет просто дождем,
Враг расставит капканы и сети,
Мы их не обойдем, а пройдем!"
Над огромной и вольной страной
Только солнце казачье горит.
Подмигнет – обернется луной,
Словно чем-то безмолвно корит…
Людмила Щипахина ШУХЕР-БУКЕР
О ПРЕМИЯХ
Ну, скажу, ребята, – шухер!
Набекрень у них мозги…
Букер-шмукер-антибукер —
Всем подбросили куски.
Всем коварствам, всем изменам
Нынче выдали с лихвой:
Тэфи-шмэфи, редька с хреном
И «Триумф» над головой.
А на днях писали в прессе —
Высший орден – вот так весть! —
Полупьяной поэтессе
За достоинство и честь.
Кто ворюгам угождает,
Меж людей вбивая клин,
Тех засранцев награждают
И обхаживают, блин!
Нам подачек их не надо,
Сыплют пусть себе в подол.
…Наша светлая награда —
православный ореол.
Герои нашего времени
Иль погибель вам – не срам?
Иль в прострации витаете?
Что сидите по домам
Да над Русью причитаете?
Град ограблен, двор сгорел…
Что ж дубинушка не ухнула?
Или порох отсырел?
Или – сердце в пятки бухнуло?
Или бой вам не с руки,
Иль скупили вас начальники?
Воеводы, вожаки,
Современные молчальники.
Что сидите до утра
В позе умного бездельника?
С вами, рыцари пера,
Не дожить до понедельника.
КАКОЙ ЖЕ ТЫ ИНТЕЛЛИГЕНТ?
Профессор, врач или студент —
В чем только теплится душа, —
Какой же ты интеллигент,
Коль нет в кармане ни гроша?
Какой же ты интеллигент,
Коль даже – дьявол побери! —
И на газету денег нет,
Не то что там – на словари…
В такой удачливый момент,
Когда в бесчестье – торжество,
Какой же ты интеллигент,
Коль не ограбил никого?
Твой ум ученый крепко спит,
Лишь карандаш скрипит в руке —
От всех валютных пирамид
В своем прекрасном далеке.
Убить, предать, обворовать —
Готов элитный контингент.
Что ж ты не втерся в эту рать?
Какой же ты интеллигент?
О светлом празднике труда
Не думай с прежним торжеством.
Сиди, на чем сидишь всегда,
Работай серым веществом.
И не решай, что все – не так.
За всех решает президент.
А ты, чудак, молчи в кулак.
Какой же ты интеллигент?
МОЕМУ ДРУГУ
Кто нахрапист да смел —
С барышами в суме.
Кто украсть не сумел —
Оказался в дерьме.
Знать, родился с клеймом,
А кишка-то – тонка.
Иль не вышел умом?
Или дали пинка?
И работа не впрок,
Коли сам ты такой.
Не снабдил тебя рок
Загребущей рукой.
Весь в рванине до пят,
Да с тоскою внутри…
Эх, слабак-русопят,
Черт тебя побери.
Головою тряхни
Да огрей батогом.
Да дубиной махни,
Да покрой матюгом.
Сколько можно терпеть
Эту гнусную рать,
Причитать да сопеть,
Да соплю утирать?
* * *
С кем мне быть, кому мне верить,
Мудрецы, не вам решать.
И напрасно лицемерить,
Угрожать да унижать.
В «сфере ваших интересов»
Русская моя душа.
Но в салонах «Мерседесов»
Вам не светит ни шиша.
Не пытайтесь всем кагалом
Наказать меня рублем.
Не пугайте криминалом
И дорожным патрулем.
Честь и веру в сердце нежном
Злом и лестью – не сгубить.
Даже Римским побережьем
Вам меня не соблазнить.
Я еще сильнее стану.
Я вас больше – не боюсь.
Не умолкну, не устану
И от горя – не сопьюсь.
Владимир Гнеушев БЫЛО ВРЕМЯ…
* * *
Для страсти стар, для мудреца – ребенок,
Я понимаю выдохшихся нас:
Как хочется, чтоб стих наш, чист и тонок,
Не осквернился злом и не угас.
Стоим то у прилавка, то у бочки —
Кто выпил все и кто лишь зачерпнул.
Но всем бы нам, товарищи, те строчки,
Что Пушкин написал. И зачеркнул.
МОНОТОННОСТЬ
Со своей душою настежь,
Пуст карманом, мордой цел,
Уж который раз я к Насте
Прихожу из ЦеДеЭл.
Взор нетрезвый и бесстыдный
Упираючи в зарю,
Я глотаю ужин сытный
И «спасибо!» – говорю.
На удар дающий сдачу,
Как не ждал, но как хочу,
Обо всем на свете плачу
И за все душой плачу.
УТЕШЕНИЕ
Много «нету» в жизни нашей:
Солнца нет в небесной чаше,
В синем блеске хрусталя
Нет наполненности, мля.
Нет любви, здоровья, песни,
Нет богатеньких друзей.
И покоя нет, хоть тресни,
От жены и от детей.
Но в житейской дряни странной,
Где от горя ни присесть,
В каждом «нету» постоянно
И нежданно что-то есть.
Есть начальство, мрак и слякоть,
Так, что хочется заплакать.
Жажда есть
И наконец,
Есть соленый огурец!
ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА
«Гнеушев! Мне надоело слышать о тебе. То ты там напился, то ты там подрался… Будешь писать объяснительную…»
М.С.Горбачев, август 1975 г., Ставрополь
Я бросаю пить. Железно.
Ничего не сделать тут.
Пусть хоть я побуду трезвым,
Если все другие пьют.
Пьют и с толком, и без толку,
За успех и неуспех:
Гришка, Жорка, Юрка, Толька,
Даже Форсиков Олег.
Жил я, в барах отмечаясь
На неделе восемь дней,
Этим самым отличаясь
Ото всех других людей.
А теперь всю пьянь плечами
Растолкаю и собью.
«Где мои одноводчане…» —
никогда не запою.
Все. Прощайте, пережитки.
Мне отныне навсегда
Разлюбимые напитки —
Квас, крем-сода и вода.
Я на путь вступаю новый.
И с сегодняшнего дня
Наш мордатый участковый
Будет другом для меня.
На меня такого глядя,
От попоек в стороне,
Городские станут б….
Громко плакать обо мне.
Ну а я скажу в «Пенечке»,
Кинув стопку кверху дном:
"Это все еще цветочки,
будут ягодки потом.
Как начну про пьяниц горьких
Обличительно писать,
От «Кавказа» и до «Горки»
Кровью будете вы с….".
Все пойдет тепло и мило.
Чуждый всякому труду,
Я, как муха-дрозофила,
Для науки подойду.
Пусть в своей шапчонке черной
Надо мною круглый год
Наживает горб ученый,
Изумляется народ.
Я бросаю пить, ребята,
Я кончаю с этим злом…
Ну, а может быть, когда-то
Снова сядем за столом?
За окно взгляну я чинно,
Где, взрывая каждый миг,
Лихо катятся машины
С транспарантами на них.
К потолку воздвигну очи.
Там, на серой пустоте,
Мухи ставят жирно точки —
И воняют точки те.
В пол упрусь тяжелым взглядом,
А от пола, из щелей,
То пахнет крысиным ядом,
То раздастся писк мышей.
На журнал скошу глазами.
А оттуда в каждый глаз,
Словно в печень сапогами —
То приказ, а то – Указ!
Солнце сухо стукнет в стекла.
И пойму я в этот час,
Что и жизнь моя просохла,
Как в жару пролитый квас.
И тогда, чуть-чуть помедлив,
Рюмкой звякнув, как трамвай,
Кто-то скажет: «Ну, поедем?»
Я отвечу: «Наливай…»
ИДЯ НА ПРУД КУПАТЬСЯ
Жена, отечество, да дети,
Да труд, да партия слегка…
Вот все понятья, чем на свете
Меня ласкают, дурака.
И я, идя на пруд купаться,
Авоську бережно неся
И загибая молча пальцы,
Об этом думать принялся.
Ну вот отечество родное.
Пока, работая, живешь,
Оно всегда, как заводное,
Талдычит нам одно и то ж.
Мол, возлюби сухарь в котомке
И жизнь барачную. Зато
Твои далекие потомки
Наденут кепки и пальто.
Любовь жены немного значит.
Когда настанет мой черед,
Она зароет и поплачет,
И с облегчением вздохнет.
А дети? С каждым годом суше
Благодарят за нищий труд.
Потом и вовсе – плюнут в душу
И с тихим матом разотрут.
Вот только партия примолкла.
Она сейчас сама в трубе.
А впрочем, вон Рублева Маша
Проходит медленно к воде.
И я, в авоське сжав посуду,
Сторожко вслед за ней иду.
И вам рассказывать не буду,
Что было дальше на пруду.
ТАК БЫВАЛО…
Так бывало в молодости ранней:
На щеке наспишь себе рубец.
Но минуты три в забвенье канет —
И рубцу румяному конец.
А теперь и по три дня не сходят.
И бывает, что на вечерах
В общество является Володя,
Словно беглый каторжник, в рубцах.
Но не это жжет меня и мучит:
Женщины, друзья и подлецы! —
Становитесь ласковей и лучше,
На душе не делайте рубцы!
ВОТ И ВДУМАЙТЕСЬ ТЕПЕРЬ…
Лев Толстой ходил босой
На дорогах и на пашне.
И, омытые росой,
Пахли ноги днем вчерашним,
Земляникою едва…
И в ночном забвенье зыбком
Может, пахла голова
Той же самой земляникой.
И над памятью кружа,
Лучшей доли не желая,
Так сильна и так свежа
Мысль была его живая.
Мне, народ, сказать позволь,
Что не плач о высшем праве
Говорит во мне, а боль
О кочующем бесславье.
Не таланты мерю я,
А высокое призванье —
Петь во славу бытия,
Человека пониманья.
В этом мы с Толстым равны,
Общей стала доля наша
В чистой совести страны,
Где за совесть столько павших…
Ты куда ж глядишь, народ,
Почему, скажите, люди,
Этот парень водку пьет
И грозится – пить, мол, будет!
Да ему бы молока
Взять бутылку – и в покосы.
И траву косить, пока
Не упасть устало в росы.
И омывши потом лоб,
В шалаше проспаться старом,
Земляникой пахнуть чтоб,
А не водочным угаром.
Но смотрите – там и тут,
У ларьков тихонько воя,
Быстро пьяницы растут,
Как грибы перед войною.
Вот и вдумайтесь теперь,
Видеть не переставая,
Сколько горя и потерь
Мы несем, вино хлебая.
…По родной земле крутой,
На дорогах перевитых,
Я б ходил, как Лев Толстой,
Да бутылок много битых.
БЫЛО ВРЕМЯ…
Было время – песни пел я бравые,
Так, что умолкали петухи.
И, гоняясь за ничтожной славою,
Днем и ночью вслух читал стихи.
Но всему конец приходит, кажется.
Каждому томату свой черед.
Зацветет, а после в плод завяжется,
Повисит, созреет, отпадет.
Я созрел. Стихи не декламирую.
Модные мотивы не свищу.
Солевую пищу игнорирую
И смешно суставами трещу.
И случись, что надо в непогодину
Мне такси на улице поймать,
Не отмечу, сколько будет пройдено,
А прикину – сколько прохромать.
Жизнь, маяча мокрыми лопатами,
Не ласкает словом, а рычит:
Геморрой, расстройство, респираторы,
Гайморит, гастрит, радикулит…
И скажу я Богу в час объявленный,
Положивши руки на живот:
– Господи! Зачем тебе развалина?
Пусть еще на свете поживет…
* * *
Февраль метет колючим снегом,
Храня меня от суеты.
И невзначай, но тоже с неба,
Передо мной явилась ты.
И в эти радостные миги,
Уже настроясь на гульбу,
Дарю тебе цветы и книги,
Вернее – Душу и Судьбу.
В разгаре зимнего ненастья
Я для тебя стихами врал.
И рифмы все на имя Настя,
Как будто пиво, перебрал.
В дни похорон и в дни рожденья,
Когда бокалов чинный ряд
Начнет движенье и круженье —
«Проходят годы…» – говорят.
Да не проходят. Пролетают.
Как снег, мерцающий в окно.
Как деньги, песни, птичьи стаи,
Как все, что тратить нам дано.
Но нерастраченно играет
Там, в глубине твоей души,
Сиянье в юношеском крае,
Где были розы хороши.
* * *
Старший брат спросил, и в шоке
Сел на стул, себе не рад:
– Где ты был, братишка?
– В шопе! —
Так ответил младший брат.
* * *
Про доблесть жизни и надежность крыш,
Про истины земные и пророчества
Ты правильно, товарищ, говоришь,
Но слушать мне тебя совсем не хочется.
Ведь это те, кто учит, как нам жить,
Какой дорогой двигаться под тучами,
Сбивают нас не знать, а ворожить,
Лукавят и подстраивают случаи.
Я не люблю качающих права
И подлость. И по морде получение.
Статистики глумливой. Воровства.
Но более всего – нравоучения.
ИЗ ЭПИТАФИЙ
* * *
Если я откинусь вскоре,
Вы меня меж прочих дел
Не сдавайте в крематорий:
Я при жизни отгорел.
* * *
Когда я свой последний номер
Откину, как бы я ни врал,
Друзья не скажут: «Умер… помер…»
А позлословят: «Бог прибрал…»
Снесут цветов живую пену.
И музыканты у дверей
Сыграют грустный марш Шопена…
… на сколь останется рублей…
Виктор Широков ОДЫ И ГОДЫ
СОН
Сумароков и Широков как-то встретились в раю, и сказал второй: «Упреков я твоих не признаю. Мало ль выучил уроков я у бездны на краю?» Но поправил Сумароков: «Мы же все-таки в раю. Лучше, братец, разных соков я в стаканчик твой налью. Обойдемся без попреков, петь пристойней соловью». И опять сказал Широков: «Я и сам себе налью. Был я скопищем пороков, но всегда любил семью. Не чурался новых толков, повторял: „Благодарю!“ и, не слушая намеков, жизнь вел по календарю». Вновь включился Сумароков: «Я стишок тебе дарю, в нем немало странных токов, а за рифмы не корю. Если бы не ты, а Боков вдруг пришел по январю, то его б встречал Востоков, это точно говорю». Тут-то уяснил Широков, каково встречать в раю стихотворцев. «От наскоков, – он подумал, – устаю. Надо знать, каких истоков наши чувства». Повторю: Сумароков и Широков как-то встретились в раю.
ДАТА
В 15 лет – восторг, с самим собою торг, мечта: скорее стать нобелиатом; вот только – по стихам иль все же – по трудам, в которых расщеплен весь мир, как атом? А в 22 уже женат, хотя в душе по-прежнему свободен, как стихия. И в 27 избит не той судьбой, а быт, какой еще бывает быт в России… А в 30 – суета, компания не та, и в голове лишь книги или бабы. Дожить до 40, надеясь, что строка останется в истории хотя бы. И снова в 50 одни долги висят, как впившиеся намертво пиявки. Быть может, в 60 издаст Гослитиздат твои двадцатилетние заявки. И если повезет, то в 70 народ тебя на четверть. может быть, узнает. А в 80 – мрак, и снова всех собак повесит на тебя печать родная. И гробовой плитой предстанет шрифт литой, и позабудут разом псевдонимы. Весь твой восторг, наив, даст Бог, сдадут в архив, и аспирантки будут бегать мимо. Столетний юбилей вдруг званья «соловей поэзии российской» удостоит и лет через 500 случайно идиот тебя прочтет и матерком покроет. А ты не повернешь, не опровергнешь ложь, хоть истина тебе необходима… Так вот она, судьба поэзии раба и рифм неповторимых господина. Зачем же вновь и вновь взрывается любовь к созвучиям, и мучатся подростки, и снова лавр цветет, и новый идиот блаженно рвет его на перекрестке?
ПРОТИВОПОЛОЖНОСТИ
У меня есть пест, у тебя – ступка. У меня – штопор, у тебя – пробка, и это единственная уступка природе, побеждающей так робко. Я надену галстук, а ты – брошку, я спешу в метро, а ты – на троллейбус. Я люблю собаку, а ты – кошку. Ты кроссворд решаешь, а я – ребус. Я бегу прямо, а ты – по кругу. Если ты наступаешь, иду на попятный. Мы такие разные, но друг к другу почему нас тянет? До сих пор непонятно.
ВОЖДИ
Я жил при Сталине, Никите Хрущеве, вплоть до этих дней. Уж извините, не взыщите, забыл про остальных вождей. Но нынче Ельцина Бориса особо должен помянуть, невесть откуда юдо-крыса на трон вползла и взбила муть. Раздор посеяла и смуту, забаламутила умы, любой подобен лилипуту, очнувшемуся в царстве тьмы. «Что делать?» – восклицаю снова. Ответьте же – «Кто виноват?» Зачем писательское слово, когда являлось невпопад? Взгляни, любой из нас песчинка, вмещается в мгновенье жизнь. Что ж, повод есть для поединка с бессмертьем, где оно? Держись! Я пятьдесят четыре года мечтаю о признанье… Зря. Не сменится в стране погода. Не будет умного царя.
ОДА НА НАДЕЖДУ
Мне нравится погода без всяческих невзгод, такое время года, когда душа поет. Ликует неба просинь, бликует солнце в глаз… Малеевская осень сегодня началась. Деревья не понуро повдоль дорог стоят и мощные фигуры писателей хранят. От дождика и града, и всяческих невзгод. Ведь высшая награда, когда душа поет. Когда такое время, когда такая явь. Ты только ногу в стремя попробуй не поставь. Страна, как конь, несется на западный манер и сесть на иноходца сейчас дурной пример. Ликуйте, инвалиды! Ликуйте, дураки! Стремиться в индивиды сегодня не с руки. Аж в воздухе витает особенный миазм, который вызывает наш кап. энтузиазм. Хотели перемены, шептали как пароль, так жмите в бизнесмены, скорей входите в роль! Друг другу продавайте потертые штаны, ведь вы при этом, знайте, надежда всей страны. А что при этом самом одни штаны на всех – молчать… Не имут сраму взалкавшие успех. А что при этом самом все больше алкашей – молчать… Не имут сраму наследники вождей… И все-таки погода сегодня хороша, и радостно природе ответствует душа. И все-таки надеясь на счастия залог, я этою идеей закончу монолог.
Виктор Игнатьев ЛИЦА
Александр ЛЕБЕДЬ
Он в меру строен, крепко скроен.
В одном, пожалуй, слабоват:
Привык ходить и мыслить строем —
А в одиночку туповат.
Григорий ЯВЛИНСКИЙ
Не кочегар. Не плотник. Не монах.
И не секс-символ. И не комбинатор.
Не эрудит. И даже не оратор…
Так кто ж он?
Просто «Яблоко» в штанах.
Владимир ЖИРИНОВСКИЙ
Он нетерпим. Нетерпелив.
Властолюбив. Гневлив. Глумлив.
Такого – в фюреры? Едва ли…
А впрочем, случаи бывали.
Анатолий ЧУБАЙС
С виду фраер, даже франт.
Кто ж по сути он? Мутант!
В нем две особи слились:
Рыжий бес и рыжий лис.
Владимир ПУТИН
Страна глядит, гадает, ждет:
– Куда же нас он поведет?
Вперед, по обещанию?
Иль снова к обнищанию?
ДОЖДАЛИСЬ…
А мы все ждали – выжидали,
Вняв обещаньям, что вот-вот,
Как в сказке, из прекрасной дали
К нам демократия придет.
Летели годы, словно ветер;
Без счастья годы, без примет…
И вот забрезжил на рассвете
Столь ожидаемый предмет.
Когда сквозь сумрак непогоды
Мы рассмотрели, что пришло…
О, это был не лик свободы!
Не лучезарный лик свободы,
А мафиозное мурло!
НОВЫЙ ГИМН
Из песни выкинули слово.
– Одно лишь слово, а не сто!.. —
Потом запели песню снова…
Но что-то, чувствуют, не то!
Что изменилось? Сразу даже
Не уяснили: тот же план,
Мелодия звучала та же,
Но текст… в нем явный был изъян!
И сразу смысл пропал, основа…
Стал текст безжизненным, как ком…
…Из песни выкинули слово —
и песня вся пошла на слом.
СЕНСАЦИЯ
– Срочно в номер! Срочно в номер!
Говорят, что все же помер.
В ЦКБ…
– Да ты рехнулся!
– Нет, не помер, а загнулся!
– А вот я слыхал в Минпросе,
Что копыта он отбросил!
– Не копыта, мужики,
Он отбросил, а коньки.
– Пусть… Не в слове, в общем, суть!
Суть как раз, заметьте,
В том, что свой закончил путь
Он на этом свете.
– Что тут скажешь? Молодец.
– Догадался наконец…
– Срочно в номер! Срочно в номер!
– Да слыхали: вроде помер.
– В самом деле?
– Да подряд
Все об этом говорят.
– Как? Весь свет уже узнал?
Что ж народ: рыдал? Стенал?
– Нет, реакция была:
Помер? Господу хвала!
– В ад пойдет…
– Ну что ж, отлично!
– Вел себя он неприлично.
– Наплодил воров, бандитов.
– Сам с семьею воровал.
– Но рычал на тех сердито,
Кто его критиковал.
– Перевертыш, злой и серый,
Верный натовский трезор, —
Вверг он матушку-Расею
И в бесславье, и в разор.
– Да, об этом человечке
Благодарного словечка
Не сказал никто нигде —
Ни в Москве, ни в Кулунде.
– Да хвалить уж кто бы взялся…
Пропил Русь он!
– Посему
Лучше б – вовсе не рождался!
Нам бы лучше – и ему…
