Текст книги "Газета День Литературы # 83 (2004 7)"
Автор книги: Газета День Литературы
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)
Я поднял взгляд выше – солнце близилось к зениту.
– Дайте вашу палку, пожалуйста, – попросил я у старухи Мазаевой. – На минуточку.
– Да помер же твой Синила, – тихо сказал Шеберстов. – Шел бы ты отдыхать... или еще куда... Вон погода-то!
Я никогда в жизни этого не делал. Я даже не знаю, что это вдруг на меня нашло. Да и впоследствии никогда на это не отваживался.
– А ты только истории рассказываешь, как этот самый Синила, -продолжала безжалостная старуха Мазаева, протягивая мне палку. – Раскащик! – прошипела она. – Ну, так все по порядку и расскажи. Тоже Божье дело. Почему ты такого гада в больницу повез, а не сразу на помойку?
Я кивнул. Именно на этот вопрос я и хотел ответить. И только сейчас понял – как. Для этого мне нужна была эта палка.
Трость у бабки была самая обыкновенная. Я уперся ею в асфальт, дрыгнул ногами и повис вниз головой. Затаил дыхание. Подумал только: я не упал. Солнце стояло в зените, и моя тень на асфальте была величиной не больше футбольного мяча. Ни о чем не думая, но не зажмуриваясь, я легким движением руки отбросил трость. Было тихо и жарко. Из карманов моей куртенки наземь посыпались ключи, медная мелочь, скрепки и смотанная в клубок резинка. Потом съехали с носа и бесшумно разбились очки. Я висел вверх ногами примерно в метре от земли, словно опираясь на собственную тень. А может, именно так оно и было. Стоило солнцу сдвинуться на долю градуса, меня чуть тряхнуло, а ноги сами собой расплылись в стороны. Я стал медленно опускаться. Коснулся ладонями асфальта, подогнул колени к груди и сел.
Я смотрел перед собой – и никого и ничего не видел.
– Семьдесят три секунды, – сказал фельдшер Шильдер, всюду таскавший с собой секундомер. – Числом и прописью.
Но никто не засмеялся.
Собрав мелочь, выпавшую из карманов, и бросив разбившиеся очки в мусорное ведро, я ушел, толкая перед собой заляпанную сухим навозом и кровью тележку, в которой на слипшемся ватнике валялись чиненные-перечиненные остроносые лакированные ботинки.
Только что я пережил что-то, чему не было названия. Я не почувствовал ни страха, ни любви, ни приступа веры или там озарения – я вообще, похоже, ничего не почувствовал. Да и то, что я сделал, не потребовало от меня никаких усилий, ей-богу.
Как это часто бывает в такую погоду в наших краях, ни с того ни с сего пошел дождь, хотя солнце по-прежнему светило ярко.
Улица была пустынна, и это хорошо, потому что никому, наверное, нельзя показывать лицо человека, который только что пережил настоящее ничто – те самые семьдесят три секунды. Я даже не задумывался о том, как мне это удалось. Устал. А главное, вдруг понял я, – это-то и было настоящий рассказ, без слов и смысла, которыми обычно пренебрегает даже Бог, – именно это, а вовсе не история о Синиле, о Няне со стамеской в белом горле, о дурочках, которые не бывают красавицами и поэтому в них не влюбляются, или о цеппелине свободы, обтянутом живой человеческой кожей...
Виктор Широков БОГИ БУДУЩЕГО
Михаил Попов. Огненная обезьяна: Роман. М.: ООО «Издательство АСТ», 2002. – 318 [2] с.– (Звездный лабиринт).
Действие новой книги известного московского писателя происходит попеременно в двух вроде бы непересекающихся мирах. Главный герой половины эпизодов, русский наемник Федор Фурцев участвует в величайшем турнире – всепланетных военных играх, а героиней второй половины книги является Зельда, странное существо, среди других не менее странных существ, ученых, программирующих данный турнир и считающих себя богами.
Эпилог, ставящий все на место и раскрывающий истинное положение вещей и взаимодействие героев романа, написан с подлинным блеском и доказывает, что М. Попов освоил не только жанры исторического или пиратского романов, но и антиутопии.
Ибо «Огненная обезьяна» прежде всего яркая антиутопия, в которой читателям преподносится очередной урок сохранения человеческого достоинства.
М. Попов вполне очевидно изложил следующее допущение: «Идея страны, государства перестала быть чем-то реально ощутимым, всерьез переживаемым. ...Умирание межнациональных футбольных состязаний было всего лишь отражением тех процессов, что шли в большом мире. Рушились или, вернее сказать, растворялись границы государств, началась массовая миграция, сотни миллионов людей хлынули с юга на север, с востока на запад. …Вернемся к футболу. В 2032 году Чемпионат Мира был отменен за ненадобностью, как, впрочем, и все прочие футбольные состязания подобного типа. Самое интересное, что соревнования грандиозных суперклубов-миллиардеров ненадолго пережили прочие виды соревнований. Оказалось, что громадные денежные суммы, выплачиваемые профессиональным футбольным звездам, лишь маскировали смертельную язву кризиса. И „Реал“, и „Милан“, и „Бавария“, и „Барселона“, отрываясь все больше и больше от среднего игрового уровня, все быстрее и быстрее превращались в подобие неких футбольных цирков. …Одним словом, в 2033 году Мировой Совет принял историческое решение – ученым было предложено создать универсальный механизм, компенсирующий межэтнические напряжения, постоянно накапливающиеся в самых разных точках планеты».
Любопытно, что хроника и хронология военных игр пародируют и воссоздают доподлинный футбольный турнир на первенство мира. Особенно наглядно продемонстрировано это в главе 10-й. Не будем дальше цитировать и пересказывать. Приведем в заключение только два высказывания: «Мяч – мертвая голова» и «Гильотина – ворота в другую жизнь». Первое – из фольклора бразильской торсиды, второе принадлежит Сен-Жюсту.
Что ж, чтение подобных книг тоже, наверное, можно отнести к профилактическим процедурам. Дабы «выпустить яд неосознаемой ненависти, да еще перемешанный с огнем непризнаваемой вины».
Анна Стрельцова КАК МЫШИ КОТА ХОРОНИЛИ Букер-2002 г. Хроника литературных событий
ЯНВАРЬ 2002
Журнал «Октябрь» присуждает премию за лучшую публикацию 2001 года Олегу Павлову за произведение «Карагандинские девятины, или Повесть последних дней».
Книжное издание трилогии Олега Павлова «Повести последних дней» вышло в серии современной прозы издательства «Центрполиграф». Трилогия сложилась в последнее десятилетие. Начало её положила в 1994 году публикация на страницах журнала «Новый мир» романа «Казённая сказка». Роман сразу же был замечен критикой, а его молодой автор получил признание старших собратьев по перу, живых русских классиков, Виктора Астафьева и Георгия Владимова. «Казённая сказка» принесла Павлову громкий литературный успех и стала бестселлером. Следующий роман «Дело Матюшина», увидевший свет на страницах журнала «Октябрь» в 1997 году, побил все рекорды по количеству критических откликов, что было связанно с его же протестным и показавшимся многим критикам «антиобщественным» звучанием. История лагерного охранника, ставшего убийцей, рассказанная писателем с предельной психологической достоверностью, была воспринята как вызов современному «культурному обществу» с его новой интеллектуальной свободой и моралью. После публикации романа «Дело Матюшина» голос писателя пытаются заглушить. В литературной среде происходит показательная переоценка его творчества, названная позднее в одной из подобных статей «деконструкцией». В ряде манифестных выступлений Павлов яростно отвечает своим критикам, а его имя приобретает скандальную известность и потом окружается молчанием, которое выливается в долгое творческое молчание самого писателя. Выходом из этого кризиса становится написанная спустя несколько лет повесть «Карагандинские девятины». После публикации в 2001 году на страницах журнала «Октябрь» она снова привлекает внимание к его творчеству, и на этот раз окружая полемикой.
НОВАЯ КНИГА
МАЙ 2002
ПОЛЕМИКА
В журнале «Новый мир» публикуется критическая полемика о прозе и «армейской трилогии Олега Павлова».
Кирилл Анкудинов: «Вспоминаю давний „святочный рассказ“ Павлова о бомже, поступившем в больницу под Новый год. Подумалось тогда: зачем автор сует под нос своего бомжа? Осмелюсь высказаться вразрез всей русской человеколюбивой литературной традиции: бомжи почти всегда добровольно выбирают свою судьбу, и в большинстве случаев помочь им уже невозможно (помочь – в широком понимании слова; иногда, конечно, бывает необходимо личное сочувствие и вмешательство). Более того, подавляющей части этих людей нравится жизнь, которую они ведут. А в рассказе увидел я столько фарисейства наизнанку, столько гордыни, столько насилия над читателем (бомжи на улицах дохнут, а ты веселишься, гад), что продолжать знакомство с прозой Павлова мне надолго расхотелось.»
Евгений Ермолин: «Особость Павлова в том, что этот писатель, кажется, не в шутку задался вопросом миросозерцательного свойства: а что есть жизнь в ее сути? Насколько те или иные формы отвечают этой сути? Как они связаны с тем, что является абсолютом? Смотреть на мир глазами Бога. Это звучит в современном культурном контексте вызывающе. Даже претенциозно. Не потому ли напрямую эту мысль Павлов никогда и не выражает? Нет, не потому. На современный контекст ему вообще плевать с высокого забора, как он это уже не раз и не два демонстрировал, раздражая и скандализируя культурную, „приличную“ публику. Богему и бомонд. Вот и Кирилла Анкудинова Павлов явно раздражает, но наш критик хоть человек не злой, не переводит стрелку на личности, затевая настоящий идейный спор. А попадись-ка ты в пасть к поборнику либерализма без берегов, язвительному Александру Агееву... живым не уйдешь. Замордует дедушка не хуже твоего сержанта из охранной роты карагандинского концлагеря».
ИЮНЬ 2002
НАЦИОНАЛЬНЫЙ БЕСТСЕЛЛЕР
«Повесть последних дней» выдвинута на соискание российской литературной премии «Национальный бестселлер» и вошла в её финал. В спиcке финалистов также: Александр Проханов, Ольга Славникова, Сергей Носов, Ирина Денежкина, Дмитрий Бортников.
Лауреатом премии объявлен Александр Проханов с романом «Господин Гексоген»
ИЮЛЬ 2002
ПОЛЕМИКА
В журнале «Октябрь» публикуются отзывы рецензентов о соискателях премии «Национальный бестселлер».
Владислав Отрошенко: «К смеху, этому высшему проявлению мужества и свободы, можно прийти с разных сторон. Самый простой путь – это навязчиво изображать смешное, назойливо веселить. Самый сложный и высший – это заставить смеяться и даже восторженно хохотать, изображая при этом нечто нечеловечески страшное. Павлов идет по второму пути, который доступен только художнику.»
Николай Переяслов: «Как бы ни старался критик Павел Басинский выдать сочинения Олега Павлова за достижения так называемого „нового реализма“, более точного определения, чем „пасквили“, для того, что делает в своей „армейской“ прозе этот писатель, трудно и придумать. На наших русских мальчишек, призванных на воинскую службу, нападают албанцы в Косово, им отрезают головы арабские наемники в Чечне, расстреливают боевики Басаева из засад, а Олег Павлов все никак не перестанет уверять читателей, что в нашей Российской Армии ничем другим не занимаются, кроме как избивают молодых, пидорасят слабых, а то и просто так, ни за что ни про что, стреляют в не понравившихся офицеру солдатиков-новобранцев.»
Сергей Носов: «Олег Павлов написал сильную, мрачную и предельно безысходную повесть. Время, которое изображается так, – в самом деле „последнее“. После него можно ждать лишь одного – Кары.»
Алексей Мокроусов: «Нынешнее бытописательство все никак не может достичь уровня трифоновского взгляда и постоянно соскальзывает к полуграфоманской привычке описывать „жизнь как она есть“, многословно и уныло. Павлов же описывает безумье медчасти и полигона где-то в окрестностях Караганды так, что ему мог бы позавидовать Фолкнер, к чьей зависти охотно присоединился бы еще и какой-нибудь заезжий мастер абсурда».
ОКТЯБРЬ 2002
БУКЕРОВСКАЯ ПРЕМИЯ
«Повесть последних дней» объявлена в номинации Букеровской премии, присуждаемой за лучший роман года. Также среди претендентов этого года: Борис Васильев («Глухомань»), Павел Крусанов («Бим-бом»), Анатолий Найман («Б.Б. и другие»), Дмитрий Липскеров («Родичи»), Анатолий Ким («Остров Ионы»), Евгений Попов («Мастер Хаос»), Владимир Сорокин («Лед»), Сергей Гандлевский («НРЗБ») и другие.
В финал Букеровской премии вышли Дмитрий Бортников (Синдром Фрица. – СПб.: Лимбус Пресс, 2002), Сергей Гандлевский ( Нрзб . – «Знамя», № 1, 2002), Александр Мелихов (Любовь к отеческим гробам. – «Новый мир», № 9-10, 2001), Вадим Месяц (Лечение электричеством. Роман из 84 фрагментов Востока и 74 фрагментов Запада. – «Урал», № 2-3, 2002), Олег Павлов (Карагандинские девятины, или Повесть последних дней. – «Октябрь», № 8, 2001) и Владимир Сорокин (Лёд. – М.: Ad Marginem, 2002).
ОКТЯБРЬ 2002
ПОЛЕМИКА
После того, как стали известны финалисты Букеровской премии, публикуются отзывы литературных обозревателей об этом событии и соискателях на звание лауреата.
Юлия Рахеева, «Известия»: «Зал встретил шорт-лист удивительным, просто-таки олимпийским спокойствием. Никто и не сомневался, что там окажутся романы Сергея Гандлевского и Владимира Сорокина. Первый – в силу своих несомненных, многими СМИ отмеченных литературных достоинств. Литературные достоинства второго, что бы ни говорил о них на пресс-конференции Владимир Маканин, роли при включении в шорт-лист не играли».
Александр Вознесенский, «Независимая газета»: "Между тем, официальное мнение жюри, озвученное Маканиным, таково: "Внесение в «короткий список» имени Владимира Сорокина является в данном случае единственным способом выразить протест против травли писателя, грозящей ему судебной расправой. Мы считаем недопустимым создание подобного прецедента. Возникает, впрочем, вопрос: а стоило ли создавать прецедент подобного особого мнения, выделяя из списка одного из финалистов? Жюри тем самым признается, что решение о включении/невключении Сорокина в шорт-лист имело внелитературную подоплеку. Двусмысленность ситуации не помешала, однако, Маканину увидеть в романе «Лед» «больше литературы, чем эпатажа». «Мне нравится поставленный вопрос о поиске счастья ни больше ни меньше – для всех людей. У других писателей вы не найдете и следа постановки этого вопроса. Другие члены жюри – Татьяна Бек, Андрей Волос и Александр Городницкий – говорили меньше и не о Сорокине. Татьяна Бек, к примеру, читала роман Мелихова с интересом, хотя он и „несколько затянут“, поскольку ей близка судьба „российского полукровки“. Остальные произведения не получили мало-мальской публичной оценки, хотя уже сейчас ясно, что Олег Павлов имеет куда как больше шансов стать главным лауреатом Букера этого года, нежели тот же Сорокин. Кстати, роман „Карагандинские девятины“ Павлова в этом году уже профигурировал в шорт-листе „Национального бестселлера“, как и „Синдром Фрица“ Дмитрия Бортникова.»
Павел Басинский, «Литературная газета»: «С литературной точки зрения для меня несомненны две позиции: Павлов и Гандлевский. Одна позиция под вопросом: Мелихов. Любопытно, что здесь мой взгляд полностью совпадает с Андреем Немзером, а это бывает ровно один раз в сто лет.»
Елена Киселева, «ПРАВДА. ru»: «Выбор нынешнего „Букера“ качнулся в сторону декандентско-маргинальной литературы. Каждый из выбранных романов подходит к категории „пост-чернуха“, анти-утопия и конечно апофеозом является Владимир Сорокин, о котором не слышал нынче ни то что ленивый, а разве только слепой и глухой. Недалеко от трагического „ничего“ ушли и „Карагандинские девятины“ Олега Павлова. То есть жизнь в литературном произведении течет, но такая, что лучше бы – ничего, нирвана, пустота, все кроме больного и кровавого абсурда действительности.»
Александр Лиманов, Семен Кваша, «Газета.ru»: «Олег Павлов. „Карагандинские девятины, или Повесть последних дней“. Эпопея, действие которой длится с 60-х до 90-х годов. Роман классический, старинный, отменно длинный, длинный, длинный. Муки читателя сравнимы с муками героев.»
Дениc Корсаков, «Комсомольская правда»: «Сюжет? Солдат-срочник, отслужив два года в заброшенной, забытой военной части близ мрачнейшей Караганды, никак не уедет домой. Он сидит в местном лазарете, выполняя приказы начмеда; один из них – сопровождать на вокзал труп солдата, у которого во лбу – залепленное пластырем отверстие от пули. Ощущения? Павлов дважды номинировался на „Букера“, один раз – на Госпремию. Каким образом он заимел столько поклонников? По прочтении „Карагандинских девятин“ ответить на этот вопрос трудно. Есть ли шансы на премию? Несмотря на прежние заслуги автора, премию едва ли присудят: не тот масштаб».
Лев Данилкин, «Ведомости»: "Олег-павловские "Карагандинские девятины " – социальный роман про армейский ад в Средней Азии: рассказ про солдатика, угодившего в отвратительную историю, почти детективную; но детектив какой-то совсем уж не английский. Написано профессиональным литератором, и даже кровью, кажется; но всё равно неинтересно. Конечно, именно «НРЗБ» – фаворит этой шестёрки; 5 декабря, даст бог, Гандлевскому достанутся $12500; в принципе таких противников, как Месяц-Бортников-Павлов-Мелихов, проходят не глядя, как «круговых» на «Формуле-1». Гандлевский к тому же – пилот опытный: несколько лет назад он уже получал премию «Малый Букер» за повесть «Трепанация черепа».
Елизавета Новикова, «Коммерсант»: «НРЗБ», где описываются поэтические собрания, любовные истории литературных гранд-дам и начинающих литераторов – что-то вроде «кружкового» романа: такая не слишком яркая, «интеллигентская проза» вполне может устроить жюри. Если же будут искать что-то менее пресное, то подойдет более понятный «внецеховому» читателю Александр Мелихов или социально-пессимистичный Олег Павлов. Его как раз упомянул в своей речи председатель жюри Владимир Маканин, в прошлом сам букеровский лауреат."
Андрей Немзер, «Время Новостей»: «Павлов наряду с Гандлевским видится мне фаворитом. (Шанс Мелихова все-таки ниже.) Его третий роман не уступает „Казенной сказке“ (букеровский шорт-лист 1995 года; тогда Павлов „проиграл“ Георгию Владимову, что, учитывая мощь романа „Генерал и его армия“, и проигрышем не назовешь) и, на мой вкус, решительно превосходит второй („Дело Матюшина“). Кстати, „армейская трилогия“ Павлова недавно издана „Центрполиграфом“. В рекомендациях его проза не нуждается – кто хоть как-то следит за текущей словесностью, знает и сильные, и слабые стороны павловских романов, равно как и полярные мнения авторитетных критиков.»
Николай Николаевич, «Финансовая Россия»: «5 декабря Букеровское жюри соберется, чтобы выбрать, наконец, лауреата из шести претендентов, точнее из пяти, потому что Владимир Сорокин, напомним, был включен в шорт-лист в знак протеста „против травли писателя, грозящей ему судебной расправой“. Так как угроза никак не реализовалась, повышения статуса защиты ожидать не приходится. Дмитрий Бортников и Вадим Месяц заведомо проигрывают соперникам манерностью, разбросанностью и, как следствие, необязательностью своей прозы. У каждого из оставшихся – Сергея Гандлевского, Александра Мелихова и Олега Павлова – шансы есть. Но примем к сведению, что, комментируя шорт-лист, член жюри Александр Городницкий прямо назвал своим фаворитом Павлова, еще один член жюри Татьяна Бек поделила симпатии между Мелиховым и Павловым, а председатель жюри Владимир Маканин помимо взятого под защиту Сорокина из шорт-листников счел нужным выделить лишь того же Павлова. За кого отмолчавшиеся члены жюри Андрей Волос и Валентин Лукьянин, можно только гадать. Но вряд ли им удалось бы переломить общий настрой, даже если бы они договорились отдать предпочтение кому-то другому.»
Игорь Шевелев, «Время МН»: «А дадут премию, как решило большинство в кулуарах, Сергею Марковичу Гандлевскому. Зря он, что ли, отказался в свое время от Антибукера, а теперь еще и стихи почти перестал писать?»
НОЯБРЬ 2002
ПОЛЕМИКА
До объявления лауреата Букеровской премии литературные обозреватели нескольких центральных изданий выступили с обширными статьями, предваряющими решение жюри.
Юлия Рахеева, «Известия» – «Делайте ставки, господа!»: «Повесть (жанр указан в названии, а премия Букер дается, между прочим, „за лучший роман“) Павлова – безусловный факт литературы. Но какой же депрессивной литературы... Понятно, что служба охранником в карагандинских лагерях пребольно ударила очень молодого тогда человека. Однако прошло так много лет, появился ведь и какой-то иной жизненный опыт. Сколько же можно мучить читателей своим натуралистическим реализмом?»
Михаил Золотоносов, «Московские новости» – «Дрова издетельской топки»: «Карагандинские девятины, или Повесть последних дней» О.Павлова написаны добротно, тщательно, медленно, скучно, со знанием предмета, тем тщательнее рассмотренного под микроскопом, чем сам этот предмет ничтожнее. Текст посвящен будням полка тюремно-лагерной охраны, размещенного в Караганде, и эстетически продолжает то, что восемь лет назад уже было в «Казенной сказке» («Новый мир», 1994, N 7), – описание глухой окраины и маргиналов, заселяющих ее. За восемь лет О. Павлов на миллиметр не сдвинулся с освоенного им пятачка. Не знаю, хорошо это или плохо, но это реалистическая литература, скучная и пугающая правдой жизни на окраине империи. А в любом ток-шоу такое необходимо – чтобы острее ощутить комфорт жизни в центре, обустроенной и надежно защищенной от ужасов окраинного полуживотного быта."
Пётр Павлов, «Русский журнал» – «Мышиная железная дорога на тот свет»: «Допустим, всего три раза на шести печатных листах текста (примерно 100 книжных страниц) употреблено слово „чужевато“ – и после второго раза уже начинает раздражать. Не очень изящен неологизм „радивое хозяйство“ (о котором хозяин радеет); не внушает доверия „кусочек печенца“ (в смысле – „печеньица“; если это не опечатка, конечно). Чересчур экзотичной для русского глаза (да и для уха) кажется фраза: „Двое солдат комендантской роты все ослабевали хватку“. Не уверен, что бывает „оружейная канонада“: между оружием и орудием есть существенная разница. Увидав же фразу: „Горизонт заслоняли рыхлые рыжие сопки“, – не поленился и слазил в словарь, где прочитал: „Сопка – название холма, горы с округлой вершиной в Забайкалье и на Дальнем Востоке“. Может, у О.Павлова действие нечувствительно перенеслось из Средней Азии на Дальний Восток? Вообще-то, почему бы нет, раз повсюду сплошная Караганда...»
Наталья Дардыкина, «Московский комсомолец» – «Ад и свет служивого Алексея»: «Талантливого русского прозаика Олега Павлова некоторые филологические шутники пытаются представить „самым мрачным и безысходным“ писателем. Неправда, господа! Не отбирайте первенство у нашей житухи. Это она уродлива и абсурдна. Автор „Карагандинских девятин“ любит своих героев, страдает вместе с ними... Пристальность ко всему живому – основа павловского восприятия.»
Владимир Березин, «Exlibris» – «Главная премия»: "Но, как ни странно, если бы Сорокину все-таки дали премию, то это было бы присуждение сильное, и не только политический акт. Книга Сорокина вполне может соперничать с участниками короткого списка. А так – происходит не битва между текстами, а битва между символами. Можно выделить два образца – это Павлов и Мелихов. Харизматичность Павлова очевидна. Язык его густ и вязок, почти сказочен страшный мир его прозы. Одновременно это тип настоящего русского писателя – с его упорством, прокламируемой общественной идеей и идеалами учения. А Мелихов хоть и старше Павлова, но кажется более легким – в силу той любви к натурализму, что вышла из моды лет десять назад. И сама его проза – показательный образец девяностых. Мы делаем ставку на Олега Павлова. Он, кстати, чуть не получил Букера в 1995-м, но тогда предпочтение жюри было отдано Георгию Владимову. При этом тогда говорили, что проиграть в заочном состязании с Владимовым было почетнее, чем получить премию «на безрыбье.»
МОСКВА, 6 ДЕКАБРЯ
Литературная премия «Букер – Открытая Россия» по единогласному решению членов жюри присуждена писателю Олегу Павлову за произведение «Карагандинские девятины, или Повесть последних дней».
ДЕКАБРЬ 2002
ПОЛЕМИКА
Жюри Букеровской премии сделало свой выбор – лучшим русским романом признанно произведение, воспринятое одной частью культурного общества как отчаянное и правдивое свидетельство о современной России, а другой как малохудожественный «чернушный» пасквиль на послесоветскую действительность, построенный на умелой расчётливой компиляции мотивов классической литературы, но в то же время представляющий собой полудокументальную маргинальную исповедь бывшего лагерного охранника, который на протяжение десяти лет живописует в своём творчестве мир таких же социальных маргиналов, ужасный быт лагерей и казарм – мерзость и мрак, не имеющие никакой живой связи с реальностью. Полемика продолжается и принимает формы идейной борьбы. Становится всё очевидней, что за премиальной победой Олега Павлова стоит нечто большее и поле идиологической битвы сегодня, будь то «Лёд» Сорокина, «Господин Гексоген» Проханова или «Повести последних дней» Павлова – это не отдельно взятое литературное событие, фигура или произведение, а будущее русской литературы и её читатель.
Пётр Дейниченко, «Книжное обозрение»: «Олег Павлов не был в числе фаворитов. Тот факт, что, по словам члена жюри Владимира Лукьянина, „на Павлове все сошлись“, – плод неочевидного компромисса. В том смысле, что „вечные вопросы“ столичной интеллигенции поднадоели, хочется чего-то свеженького, от земли... Другой вопрос, насколько проза Павлова соответствует несколько туманному определению Татьяны Бек: „настоящая русская свежая честная литература“. Но на то и букеровское жюри, чтобы разглядеть свежесть в муторном сне, а роман – в общем-то небольшой повести.»
Александр Гаврилов, «Грани. Ру»: «Караганда, мороз, мразь и мерзость. Собственно, изложение внутреннего устройства романа на этом можно было бы и закончить. Но сила Павлова, конечно, не только в этом. Его писательское мастерство помножено на настоящее, нешуточное отвращение к людям как биологическому виду и всем обстоятельствам его бытования. Если Россия и есть страна, которая согласна думать о себе то, что пишет о ней Олег Павлов, то лучшим подарком каждому россиянину на приближающееся Рождество будут веревка и мыло. Жить рядом с этой прозой невозможно, дышать рядом с нею нечем – и незачем.»
Михаил Эдльштейн, «Русский журнал»: «Гандлевский написал самую беспощадную русскую прозу последних лет. „НРЗБ“ – это роман об аде, персональном аде каждого человека, аде, который всегда с тобой. На фоне „НРЗБ“ трогательная убежденность Павлова, что это он написал „повесть последних дней“, его попытки выдать чернушные армейские очерки за описание преисподней вызывают даже некоторое сочувствие. Видимо, этим сочувствием прониклось и гуманное жюри, присудившее в итоге Букера именно Павлову.»
Пётр Павлов, «Русский журнал»: "Но что касается образа автора в тексте О.Павлова под заглавием «Карагандинские девятины», то силуэт примерно такой: очень многословный, до потрохов окультуренный, внутренне безрелигиозный, но изо всех сил старающийся натянуть на себя мифологическое сознание – которое, как короткое одеяло, натягиваться не хочет, по каковой причине уши автора повсеместно торчат из-за его персонажей. И вот сидит себе за клавиатурой, как композитор Чайковский, и тюкает: метафорку к метафоринке, образочек к образиночке. Оттого во всей книжке – ни кубика воздуха и ни грамма живой жизни; и все это, говоря детским языком, «выдумано из головы». Уж такой «fiction», что дальше ехать некуда: фикция все это, прямо скажем. Было раньше такое слово – штукарство: когда «штуки» делают, как в цирке, фокусничают вместо того, чтобы делом заниматься. Родилась, так сказать, гора мышей. Громыхнул кокетливый Апокалипсис для красного словца. Как говаривал в подобных случаях Л.Толстой про Л.Андреева: «Он пугает – а мне не страшно».
Лиза Новикова, «Коммерсант»: «Романы и повести Павлова автобиографичны: он проходил службу в конвойных войсках и служил охранником в карагандинских лагерях. С тех пор он всё пишет и пишет про ужасы жизни в казармах. Возможно, именно поэтому читатель павловских произведений не испытывает обещанного писателем катарсиса: автору оказывается угодно сделать целых три круга вокруг да около, как будто к выходу он уже не стремится. А сегодня таким – самое место в букеровском лауреатнике.»
Юлия Рахаева, «Известия»: «Отслужив охранником в одном из карагандинских лагерей, Олег Павлов, видимо, уже ни о чём другом не напишет. И все-таки неужели тяжелая, депрессивная, натуралистическая проза, как у Олега Павлова, и есть сегодняшний день нашей литературы?»
Ирина Каспэ, «Независимая газета»: «C нами Достоевский, Платонов, Астафьев, Солженицын. Впереди Караганда. Отступать некуда. „Карагандинские девятины“ не просто традиционная проза. Это традиционная проза, которая выдаётся за живое дыхание реальности. Выйти из тюрьмы без зубов – реальность. Писатель со сложной биографией – сама жизнь. Нас этому научила большая русская литература.»
Лев Данилкин, «Ведомости»: «Все его тексты – это попытка доказать, что „лагерная“ литература (Солженицын, Шаламов) с ее „языковыми расширениями“ и социальным пафосом не умерла вместе с общественным феноменом, ее породившим; что эта травма вовсе не излечена шоковыми обстоятельствами новейшего времени, но вполне еще актуальна и, главное, занимательна как сюжет для литературного произведения. Для постороннего наблюдателя павловская проза чрезвычайно многословна и скучна; через нее невероятно трудно – потому что непонятно с какой стати – продираться. „Девятинам“, при всех их метафорах и заковыристых словцах, ужасно не хватает легкости, искрометности, грациозности. Это так же скучно, как зубная боль, мучающая каких-то людей, с которыми, хоть умри, нет никакой возможности себя идентифицировать.»
Николай Николаевич, «Финансовая Россия»: «К тому, что армейский беспредел часть общего беспредела, читатели уже привыкли. И проза Павлова выделяется не тем, что показывает треклятую солдатчину по-новому, хотя замес здесь погуще, а тем, что не оставляет больше ни иллюзий, ни надежды. Впрочем, авторский замысел никак не сводится к обличению армейской среды. Сама эта среда только образчик человеческого общежития. И происходящее на наших глазах – лишь на поверхностный взгляд драма быта, а по существу – событие бытия, мистерия. Собственно, повесть последних дней, как заявлено в заголовке.»
Виктор Канавин, «Итоги»: «Такие произведения встречаются в нашей литературе нечасто. Нечто подобное могло появиться на свет, если бы Франц Кафка послужил в армии и написал роман на армейскую тему – в недрах сюжета есть даже что-то вроде судебной ошибки (как в процессе). Картина армейской жизни с её перманентным бредом, тяжёлым, как „груз 200“, рождает мрачную фантасмагорию. Недаром у критиков проза Павлова получила определение „готическая солдатчина“. Победа вполне заслуженная – из всего списка, пожалуй, только Сергей Гандлевский мог бы составить Павлову достойную конкуренцию.»