Текст книги "Газета День Литературы # 78 (2004 2)"
Автор книги: Газета День Литературы
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)
«Последним „мужем совета“, – вспоминала вдова поэта, – для Мандельштама был Флоренский, и весть об его аресте он принял как полное крушение и катастрофу» (Мандельштам Н.Я. «Вторая книга». – М., 1990, с.59). Как катастрофический погром самых основ русского бытия воспринял Мандельштам и беспощадную «коллективизацию» крестьянства, оказавшись тем самым в прямом, жёстком конфликте не только с большевистской властью, но и с господствовавшей частью тогдашней «верноподданной» литературной среды. «Природа своего не узнаёт лица,/ И тени страшные Украины, Кубани,/ Как в туфлях войлочных голодные крестьяне,/ Калитку стерегут, не трогая кольца…» – написал поэт в 1933 году в самый разгар крестьянского геноцида. Не лишним будет напомнить теоретикам лжегосударственности и о том, что, начиная с 1920-х годов, Мандельштам тесно сблизился с кругом так называемых «крестьянских» поэтов – Н.Клюевым, П.Васильевым, С.Клычковым (с последним Мандельштамы долгое время жили в одной квартире, ему же посвящена третья часть «Стихов о русской поэзии», а в наследии Мандельштама весьма немного таких «именных» посвящений). Сближение это было крайне опасным, ведь именно в эти годы С.Есенин, С.Клычков и П.Васильев (как и П.А.Флоренский) неоднократно арестовывались по обвинению в «фашизме» и «антисемитизме», а их поэзия клеймилась «рапповской» критикой как «националистическая» и «кулацкая». Как раз во время этой травли Мандельштам дерзнул назвать П.Васильева «одним из лучших русских поэтов» и опубликовал в советской газете статью о стихах Клюева, где без боязни перед «реформаторами» высказал свою искреннюю боль об уходящей в небытие «исконной Руси», в которой «русский быт и русская мужицкая речь покоятся в эллинской важности». В итоге на страницах самой газеты «Правда» от 10 августа 1933 г. некий критик с почти нарицательной фамилией Розенталь объявил: «От образов Мандельштама пахнет великодержавным шовинизмом». Куда уж тут А.Андрюшкину тягаться с «розенталями» в навешивании политических ярлыков и клише? Одна беда, что в то страшное время подобный окрик со страниц центральной партийной печати, редактируемой небезызвестным Л.Мехлисом, звучал фактически как «приглашение на казнь».
В эти же «свинцовые» и «пороховые» тридцатые последует ссылка Мандельштама в Воронеж, где, работая с поразительной плодотворностью и самоотдачей, он создаст свой лучший, близкий к поэтическому совершенству цикл «Воронежские тетради». Вот небольшие отрывки всего лишь их двух стихотворений, датированных маем 1935 г.: «И не ограблен я, и не надломлен,/ Но только что всего переогромлен./ Как Слово о Полку, струна моя туга,/ И в голосе моём после удушья/ Звучит земля – последнее оружье -/ Сухая влажность чернозёмных га!». Или: «Да, я лежу в земле, губами шевеля,/Но то, что я скажу, заучит каждый школьник:/ На Красной площади всего круглей земля/ И скат её твердеет добровольный…/ Откидываясь вниз до рисовых полей,/ Покуда на земле последний жив невольник.» Преступно «подрывные, антигосударственные, античеловеческие и антирусские», по терминологии Андрюшкина, стихи, не правда ли? Туда же, в Воронеж, Ахматова ответит опальному другу-поэту одноимённым стихотворением: «А над Петром воронежским – вороны,/ Да тополя, и свод светло-зелёный,/ Размытый, мутный, в солнечной пыли,/ И Куликовской битвой веют склоны/ Могучей, победительной земли». Типично непатриотичные строки «железного стратега еврейской литературной среды», как утверждает, глубоко копая историческую «конспирологию», Андрюшкин, не так ли?
Всё страшное лихолетье и 20-х, и 30-х годов рядом с жерновами кровавой человеческой мясорубки жили и Ахматова, и Мандельштам. Жили, «шевеля кандалами цепочек дверных», каждодневно ожидая новых расстрелов друзей и близких, ночных обысков, ареста, смерти. Известно, что ещё до Воронежа, во время первой ссылки в Чердынь, Мандельштам пытался покончить с собой, выбросившись из окна больницы, где содержался, сломал себе руку. На исходе воронежской ссылки, в обстановке неослабевающей травли поэт отправил отчаянное письмо К.Чуковскому, где попросил организовать в свою защиту обращение писателей Сталину: «У меня безо всякой вины отняли всё: право на жизнь, на труд, на леченье. Я сказал – правы меня осудившие. Нашёл во всём исторический смысл. Отказался от самолюбия. Я работал, очертя голову. Меня за это били. Отталкивали. Создали нравственную пытку. Через полтора года я стал инвалидом. Я поставлен в положение собаки, пса. Я тень. Меня нет. У меня есть только право умереть». Ни от Чуковского, ни от других писателей ответа так и не последовало. Одно дело в складных, веселящих детвору стишках понарошку воевать со страшным усатым тараканищем или вызволять из паучьего полона цокотух, и совсем другое – «по-взрослому», всерьёз вступиться за товарища по цеху, рискуя собственным благополучием. Это только «от великого до смешного один шаг», а между благим намерением и благородным поступком чаще всего пролегает бездна. Во время воронежской ссылки Мандельштама с явно провокационной целью заставили прочесть доклад об акмеизме. «Я не отрекаюсь ни от живых, ни от мёртвых», – сказал он. Шёл 1937 год.
Изредка наведываясь после ссылки в Москву (разрешения остаться в столице получено не было), переживая тяжелейший душевный и физический недуг, Мандельштам с непонятным даже для близких друзей упорством добивался, чтобы в Союзе писателей устроили его поэтический вечер. Поэту хотелось быть если не понятым, то хотя бы услышанным. Вечер был даже назначен, но храбрецы-литераторы прийти на него так и не решились. По свидетельству Ахматовой, Мандельштам по телефону приглашал Н.Асеева, но тот как бы между прочим ответил: "Я иду на «Снегурочку». Незадолго до этих событий, обращаясь то ли к «славным ребятам из железных ворот ГПУ», то ли к коллегам-литераторам, то ли к тем и другим вместе, Мандельштам писал: «Лишив меня морей, разбега и разлёта/ И дав стопе упор насильственной земли,/ Чего добились вы? Блестящего расчёта:/ Губ шевелящихся отнять вы не смогли».
Видевшаяся в Ленинграде с поэтом незадолго до его второго ареста Анна Андреевна вспоминала: «Время было апокалипсическое. Беда ходила по пятам за всеми нами. У Мандельштамов не было денег. Жить им было уже совершенно негде. Осип плохо дышал, ловил воздух губами. Я пришла, чтобы повидаться с ними, не помню куда. Всё было, как в страшном сне. Кто-то сказал, что у отца Осипа Эмильевича нет тёплой одежды. Осип снял бывший у него под пиджаком свитер и отдал его для передачи отцу…Мой сын говорит, что ему во время следствия читали показания Осипа Эмильевича о нём и обо мне и что они были безупречны. Многие ли наши современники, увы, могут сказать это о себе?».
Поэт Рюрик Ивнев, знавший Мандельштама ещё с юности, с 1913 г., в одном из мемуарных фрагментов с редким для внутрицехового соперничества почтением отметил: «Что больше всего ценного в Мандельштаме, кроме стихов, – так это кристальная чистота его души. Казалось, что там, в глубине этой души вечно журчал прозрачный ручеёк. Духовная чистота как бы выпирала из всех пор его организма. Он всегда был особенным человеком, к которому нельзя применять обычных мерок. Есть поэты, которые считаются людьми ничуть не отличными от других. Таких большинство. Осип Мандельштам был только поэтом. Всё другое, кроме поэзии, было вытравлено из него. Он был поэтом, в котором каждая буква этого слова была большой».
В давней уже публикации мюнхенского журнала «Мосты» (1963, №10) приводятся факты о самых последних днях жизни поэта, основанные на свидетельствах тех, кто был вместе с ним в конце декабря 1938 г. в пересыльном лагере «Вторая речка» под Владивостоком. Ещё на этапе Мандельштам стал обнаруживать признаки серьёзного душевного, психического расстройства. Подозревая, что этапный караул получил из Москвы тайный приказ отравить его, поэт перестал принимать казённую лагерную «пайку», но, чтобы не умереть от голода, вынужден был похищать продукты у других заключённых – он считал, что их пайки не отравлены. Соседи по бараку однажды уличили его в краже хлебного пайка и подвергли зверскому избиению, пока не убедились в явном безумии поэта. В конце концов его просто выбросили из барака в зимнюю стужу, он жил около мусорных ям, питался отбросами. Грязный, заросший седыми волосами, длиннобородый, измождённый голодом, в лохмотьях, похожий на ветхозаветного пророка, безумный, заболевший тифом, он превратился в лагерное пугало. Изредка его тайком подкармливал врач из медпункта – любитель стихов, бывший когда-то известным воронежским доктором.
«Где больше неба мне – там я бродить готов,/ И ясная тоска меня не отпускает/ От молодых ещё воронежских холмов/ К всечеловеческим, яснеющим в Тоскане». Помните эту навсегда околдовавшую нашу память и наш слух небесную музыку русской речи? К какой варварской «расе» нужно причислять себя, чтобы не расслышать это и не помолчать в тревожном изумлении? Есть, слава Богу, на свете стихи, которые совсем не нуждаются в прозаических и занудных истолкованиях. От них просто перехватывает дыхание и щемит сердце.
Желания о чём-либо полемизировать с вопиющим «государственно-патриотическим» невежеством у меня больше нет. Напомню лишь, и себе и вам, пронзительный по своему духовному мужеству молебен святого Игнатия Богоносца, раннехристианского Антиохийского епископа, растерзанного дикими зверями на арене цирка. Слова эти знал наизусть и часто вспоминал Мандельштам: «Я пшеница Божия, и пусть буду измолота зубами зверя, чтобы стать чистым хлебом Господним». В связи с этим процитирую напоследок одни из самых известных мандельштамовских строк, которые крупный теоретик и новоявленный вождь расового «патриотизма» Андрюшкин пренебрежительно обозвал «прямо комичными»: «Мне на плечи кидается век-волкодав,/ Но не волк я по крови своей,/ Запихай меня лучше, как шапку, в рукав/ Жаркой шубы сибирских степей,-/ Чтоб не видеть ни труса, ни хлипкой грязцы,/ Ни кровавых костей в колесе,/ Чтоб сияли всю ночь голубые песцы/ Мне в своей первобытной красе./ Уведи меня в ночь, где течёт Енисей/ И сосна до звезды достаёт,/ Потому что не волк я по крови своей/ И меня только равный убьёт».
«Равный» – понимает ли в полной мере А.Андрюшкин, о чём, и чувствует ли, с каким почти недосягаемым достоинством это сказано?
Школа лидеров (Наш корреспондент беседует с руководителем уникальной студии «Говори свободно» Ларисой Соловьевой)
Этот учебный центр расположен там, где и положено находиться центру высокой технологии, в районе метро «Университет». Но учат там потенциальных лидеров нашего общества. Если у тебя есть талант, есть знания, есть организационные способности, то что может помешать обрести уверенность в себе, стать «звездой» в своем деле, душой общества, лидером? Как считает Лариса Владимировна Соловьева, последним компонентом успеха должен стать твой голос.
Проходит время, когда сама должность или наличие денег гарантируют тебе успех в обществе. Надо уметь общаться. И тут невозможно обойтись без умения говорить, без умения воздействовать на людей с помощью своего голоса.
– Кто посещает ваши ежемесячные тренинги? Какова сверхзадача вашей студии?
– Мы еще не стали в полной мере «школой звезд». Хотя немало известнейших политиков, депутатов Госдумы, бизнесменов, журналистов и «звезд эстрады» прошли у нас обучение. Но, естественно, к нам идут учиться люди, желающие утвердиться в жизни, ставящие перед собой достаточно высокую цель. Красота поведения людей и их жестикуляция, красота походки и красота голоса во многом определяют роль человека в обществе.
Но с голосом необходимо заниматься. Заниматься не только певцам и телеведущим, но и чиновникам, предпринимателям, врачам, инженерам. Дайте своему голосу выйти на свободу, займитесь всерьез своей речью, и вы сумеете обрести уверенность, найдете большее понимание у собеседников, начнете чаще побеждать на арене жизни.
– И что, к вам может прийти каждый человек, вы можете каждому дать полноценный голос?
– Если коротко, то да! Каждому человеку я способна дать полноценный голос. Я не превращу его в Каррузо или даже Аллу Пугачеву. Но если у человека нет неисправимых органических недостатков, то в результате работы в нашей студии он обретет выразительность своей речи, свободу в общении с людьми.
Работая с голосом, мы одновременно работаем и с осанкой, с движением, походкой, жестикуляцией. Девиз нашей студии: «Освобождая голос, освобождаешь личность». Кто способен свободно владеть своим голосом, тот способен воплотить себя в жизни. Стать лидером в своем деле.
– Чему учатся ваши студийцы? Каков график занятий?
– Говорю уверенно, мы преподаем лучший на сегодняшний день в России рече-голосовой тренинг, вбирающий в себя все современные достижения в области техники и выразительности речи. В тренинге до ста упражнений, направленных на освобождение голоса от всякого рода зажимов, скованности, монотонности и других дефектов речи. Человек учится сам управлять формированием своего голоса и осознанно «играть» на своём рече-голосовом инструменте.
Занятия проходят два раза в неделю в течение месяца. Есть утренние группы, есть вечерние, есть группы выходного дня. Возможны индивидуальные занятия и занятия со специализированными группами по месту работы. Регулярно проводятся групповые тренинги с подростками. Мы готовы устраивать открытые показательные уроки на фестивалях и симпозиумах, в системе образования.
– Я слышала, что при вашей учебно-театральной студии существует и детский центр. Чем вы и ваши педагоги занимаются с малышами?
– У нас уже несколько лет ведутся занятия с детьми от 3-х до 7 лет и с младшими школьниками от 7-и до 12 лет. Тренинг называется «Говори свободно! Двигайся! Фантазируй!» Мы учим ребенка формулировать свои мысли, учим общению со сверстниками, прививаем навыки речевого этикета в общении со старшими.
Пора учить ребенка, пока он еще мал. Незнайка лежит, а знайка далеко бежит. В форме игрового тренинга развивается чувство ритма, воображение и фантазия. Ребенок осознает свои возможности, учится реализовывать свои способности. Мы ведем с ним умные игры, побуждаем к творчеству, учим жить в коллективе, даем ему развитое тело и развитую речь. Если он научится общаться со сверстниками и со старшими, то перед ним будет открыт целый мир...
– Чувствуете ли вы востребуемость своего тренинга? Кому он нужен? И откуда он взялся?
– Не так давно мы праздновали десятилетие нашей студии «Говори свободно». За десять лет через тренинг прошли уже около четырех тысяч человек. Мы получили диплом международного театрального фонда имени Смоктуновского, участвовали в международных семинарах в США, Англии, выезжали с нашим тренингом в разные города России и СНГ.
Сейчас готовим уже школу для преподавателей, чтобы обучить нашему тренингу опытных педагогов по технике речи и открыть филиалы студии по всему пространству СНГ. Желающих более чем достаточно, несмотря на достаточно высокую цену тренинга.
По десятилетнему опыту работы знаю, что наш контингент состоит из людей высокой пассионарности, молодых, как правило, уже специалистов в своей области, много преподавателей, врачей, экономистов, менеджеров среднего звена, начинающих предпринимателей, журналистов.
Голос человека часто говорит о своем хозяине больше, чем произнесенные им слова. Вспомните мифологическую Сирену, которая своим голосом привораживала моряков, ведя их к гибели. Но также можно привести и к спасению, дать надежду... Богатый свободный голос притягивает человека, помогает заключить выгодную сделку, убедить человека в своей правоте, привлечь сторонников. Я уже не говорю о тех специалистах, которым необходимо часто выступать с трибуны, перед телекамерами, быть публичными людьми. Им наш тренинг просто жизненно необходим.
А откуда он взялся? Из моего актерского прошлого. Из навыков русской техники речи, которую я преподавала в Театральной Академии больше десяти лет. Из новых современных технологий, которые я освоила за три года учебы в ведущих сценических центрах США, в Бостоне и в Нью-Йорке, получив единственный в России диплом на право преподавания этих технологий. Из практического усовершенствования этих технологий с учетом русского языка, русского характера, русских традиций.
Я выпустила уже две книги по своему тренингу, соединившему все лучшее из отечественной школы техники речи и американских методик Алекзандра, Линклэйтэр, Ли Страссбэрг и других. Сейчас заканчиваю работу над своим учебником «Говори свободно». Итогом десятилетней работы с рече-голосовым тренингом.
Думаю, что имею право обратиться к читателям газеты: Приходите к нам на тренинг. Я научу вас говорить!
Беседовала Инна Назарова
Григорий Бондаренко ГОРА КРАСНОГО ВОРОНА (старина мест)
Забросить себя на дорогу. Больше, чем на дорогу. Неловкие движения автостопа, тяжелое, до судороги, поднимание руки. Остановись же, попутчик! Остановись! Скоро понимаешь, что весь путь нужно пройти пешком, только тогда познаешь дорогу, а вся радость автостопа – не в удачных попутках и быстром передвижении, – а в неожиданных остановках и монотонной ходьбе по обочине. В скрипе песчинок под ногами. Обочине дороги… Тебя прижимает к каменной стене и терновым кустам, две машины, или две колесницы, не разъедутся свободно – ты лишний на этом пути. Один лишь ты остаешься нетронут, чудом не чудом: машины раз в час. Scenic road – cynic road. И верх цинизма – в твоей ненужности на этой дороге. Ты чужой неспелым терновым ягодам, шипам, мокрому росному папоротнику, грубым грязно-серым камням в стене усадьбы, сложенной поколениями подневольных крестьян. Стоило ли устраивать национальную революцию? Стоила ли игра свеч? И только за оградой оглядывается на тебя, маня доступностью и реализмом, приземистое жилище старого землевладельца, увитое плющом, и пустая средневековая башня рядом прислонилась к нему. Мимо. Только пересчитывай омелы в ветвях дубов.
Там, за поворотом, Гора Красного Ворона. Там на туманной невидимой вершине сидит на дереве обагренный кровью бог-ворон, пройдя десятки превращений. Его не видит отсюда никто. Идти по дороге только для того, чтобы увидеть гору ворона издалека. Останавливается последняя машина и перевозит тебя через речку по мосту. «Здесь и смотреть у нас не на что, в Килкаш. И туристов не бывает совсем». Пожилой водитель как перевозчик в иной мир, усталый Харон на своем посту – человек как функция – больше, чем человек.
Дальше тебе пешком. Все вверх. Закрадывается страх от гнетущей праздничной тишины, нарушаемой только блеянием далеких овец и лаем близких собак. Фермеры следят тревожно, сидя у окон, за чужаком – куда он? В гору по узкой дороге, в эту пору в грязи и навозе, колючий кустарник по сторонам. Но ты сбился с пути и бредешь напролом по заброшенной ферме (for sale), прячась в ветвях от следящих очей. Jack in the Green. Наверх сквозь зеленую панику и ужас. Немного шагов по открытому лугу с некошеной травой, и то, чего ты боялся, что звенело в ушах, происходит въявь: снизу раздаются раздраженные крики хозяина. Стой! Ни шагу наверх! И частная собственность – это только предлог для хранителя границы потустороннего мира. Как кричали тебе лесники в Кара-Даге. Так не уступить же ему сейчас, прорваться сквозь заросли ежевики и терновника, преодолеть одну из этих границ, одну из их границ, оставляя на шипах лоскуты материи и частицы плоти. Вот и принесена жертва, вот и засмеялся в вышине ворон, почуяв запах красной крови. Не упустить тропу наверх. И где-то в еловом лесу на склоне услышишь подзадоривающие восклицания и лай собак – за тобой! За тобой охотятся они. Они уже взяли след, и уйти можно, только смыв влажной листвой запах крови. (Его не сможешь смыть, не смеешь и не смоешь до конца.) Бежишь наверх, уже теряясь наконец в капельках туманного облака на вершине, и видно только на десять сажен вокруг. В тумане теряется лай собак, они со всех сторон, но далеко, за пеленой спасительного тумана, ты попадаешь в сон и плывешь еще выше по густому вереску, вокруг блеют овцы и разбегаются – они боятся тебя – здесь на горе они привыкли бояться богов. Бредешь в облаке, ты достиг края и сам страшишься вершины. Там, чуть дальше за уступом, показались смутно высокие темные фигуры. Ты идешь прямо к ним, завороженный, ступая все быстрей. Обличья становятся светлее, и звуки свиваются в тонкую, чуть слышную мелодию флейты. Идешь навстречу, еще шаг – и они примут тебя, вот порог…
Сзади в лодыжку вцепились собачьи клыки, второй волкодав валит тебя на спину, а задницу обжигает боль – они выстрелили солью. «Лежать, сукин сын, я за тобой, motherfucker, от самой фермы бегу. Пристрелить тебя, что ли?» И это снова лай и укусы собак, по зубам со всей силы тяжелым ботинком, еще раз, еще… Не увидишь его лица. И мир расплывается кровавой кашей, уплывает во тьму…
На вершине горы на сухой ели смеется обагренный ворон. Рядом вокруг него – грязные почерневшие шкуры и обглоданные останки овец. Вереск проминается под ногами, несут новую овцу. Сойдя с тропы, люди размахиваются, чтобы подальше ее забросить.
