355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Гай Юлий Орловский » Ричард Длинные Руки – фрейграф » Текст книги (страница 11)
Ричард Длинные Руки – фрейграф
  • Текст добавлен: 20 сентября 2016, 18:24

Текст книги "Ричард Длинные Руки – фрейграф"


Автор книги: Гай Юлий Орловский



сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 2

Она фыркнула и, отвернувшись к принцессе, начала с преувеличенным интересом выспрашивать о ее жизни во дворце. Потом мне показалось, что интерес вовсе не преувеличенный, но что Мириам преследует на самом деле, так и не придумал, из-за чего даже немного отложил старт с обрыва.

Принцесса щебетала уже весело и беззаботно, счастливая, что избежала брака с ненавистным Растенгерком. В будущее, как я понимаю, никогда и раньше не заглядывала – не женское дело, в ее жизни все решали за нее, и сейчас она в полной наивной уверенности, что за нее будем решать и заботиться о ней мы двое.

Нежная и чистая, как выкупанный младенец, она чирикает насчет своего бассейна, Мириам слушает так, словно знает, что это такое, суровая и решительная, резкий контраст с этим наивным ребенком, который весь – широко распахнутые в радостном удивлении глаза и приоткрытый пухлый детский рот.

Я перевернулся на спину, балансируя на покатой спине, подрыгал в воздухе лапами, удерживая равновесие. Да и просто потому, что приятно вот так лежать и дрыгать конечностями.

Мириам поглядывала опасливо, не обрушусь ли всей тяжестью на них, принцесса смотрит с интересом, как на огромного щенка, что решил поваляться на зеленой лужайке.

– Мириам, – сказал я благодушно, – ты ничего не хочешь мне сказать?

Она ответила моментально:

– Только то, что ты – рептиль! И гадкая ящерица с крыльями! И гад подколодный.

Принцесса сказала обиженно:

– Мириам, ты чего такая злая? Посмотри, какой он хороший…

– Хороший, – удивилась Мириам. – Что в этой жабе хорошего?

– У него спина в ровных таких пластинках, – объяснила принцесса. – По бокам красивые, пузико все нежное, белое, в чистейшей, как жемчуг, чешуе… А лапы? Чудесные, толстенькие, пальцы с перепоночками, ты только посмотри!..

Мириам лишилась дара речи, а я глядел на нее победно и скалил зубы. Но когда Мириам набрала в грудь воздуха для новой атаки, я сказал поспешно:

– Давай начистоту, Мириам. Я понимаю, человеческое сострадание и прочие нелепые чувства, но все-таки ты чересчур взволновалась, когда прочла перехваченное письмо. Слишком уж!

Она быстро зыркнула на меня и уронила взгляд.

– Больно ты понимаешь в сочувствиях, ящерица.

– Мало, – согласился я. – Так что, не хочешь пополнить мои знания?

– С какой стати, – удивилась она, – буду что-то объяснять ящерице? Пусть даже с крыльями?

– Потому что я понимаю достаточно, – объяснил я, – чтобы понять: простолюдины скорее чувствуют радость, чем горе, когда у высокорожденных случаются неприятности. Тем более она – королевская дочь, а ты – дочь степняка из племени кочевых народов.

– Мы люди, – буркнула она нехотя. – Тем более женщины.

– Ну-ну, – сказал я саркастически, – женщины разве не вредят друг другу?

– Много ты знаешь, – сказала она зло.

– Много, – согласился я гордо. – Потому повелитель драконов земных, небесных, подземных и звездных послал решить судьбу вашей страны именно меня. Любой другой, не раздумывая, просто превратил бы этот край в пепел или погрузил бы под воду.

Она зябко вздрогнула, а принцесса, что проснулась от благородной задумчивости и начала прислушиваться к нашему разговору, спросила неожиданно:

– А ты не та Мириам Сероглазая из рода Огненных Всадников, что отказалась выйти за Растенгерка десять лет назад?

Мириам вздрогнула. Крепкие плечи напряглись, а взгляд, который метнула на принцессу, впервые не был таким покровительственным и даже дружественным.

– Той Мириам давно нет! – Голос ее прозвучал зло и резко. – Мы сейчас занимаемся твоей судьбой.

Я проговорил лениво:

– Интересно, интересно. Я все думал, что вас связывает… Оказывается, один и тот же самец? Ты десять лет тому назад отказалась выйти за Растенгерка, а теперь из весьма примитивной ревности не хочешь, чтобы он женился на Вики?

Она выкрикнула зло:

– Что ты понимаешь, рептилия! Вики чиста, как лилия, но может попасть в руки этой гнуси!.. Это несправедливо!

– Не увиливай, – предложил я. – Что у тебя с этим Растенгерком?

Она раздраженно посмотрела на меня, на принцессу, снова перевела взгляд на меня.

– Ничего, – ответила она с вызовом. – И никогда не было! Он хотел взять меня в жены, но до меня дошли кое-какие слухи о его грязных делишках. Потом мой дядя Камбре тайком побывал в его землях, все разузнал и вынужден был подтвердить. И кое-что узнал еще… Я решила избежать такого брака любой ценой. Однако отец и дядя полагали, что, несмотря на все, я должна выйти за Растенгерка, это в интересах наших королевств!

Я кивнул.

– И ты сбежала?

– Да!

Я брезгливо отстранился.

– Не кричи так, оглохну.

– А что делать, если ты, ящерица, не слышишь очевидных вещей…

– Очевидных для испорченных людей, – возразил я с достоинством, – а для простых и честных драконов это какая-то глупость.

– Почему?

– А что ты выиграла?

Она посмотрела на меня с вызовом.

– Этот дикий и самовлюбленный ярл был настолько оскорблен, что поклялся отыскать и наказать меня. И все эти десять лет он рассылал везде отряды, а сам все еще рыщет во главе самых преданных и верных… И только сейчас его ярость, похоже, утихла, он решил взять в жены нашу бедную Вики.

Я рассматривал ее очень внимательно.

– А кто тогда караванщик, что проливал столько слез?

Она произнесла с горечью:

– Мой приемный отец. Сперва я нанялась к нему служанкой, но он быстро раскусил, что я из знатного рода, я почти ничего не умела. Но не выдал, я жила у него и многому научилась. У него была когда-то жена и двое детей, но умерли, и он весь жар отцовской любви перенес на меня. А потом, чтобы не оставаться дома в опасности, я начала сопровождать его. По правде говоря, мне куда больше нравилось путешествовать по стране, чем сидеть дома.

– Да и скрываться так проще, – пробормотал я.

Она кивнула. Принцесса смотрела на нее, широко распахнув глаза, прелестный ребенок, услышавший чудесную сказку.

– И ты смогла?.. Столько лет?

Мириам пожала плечами:

– Мне нравилось. Это лучше, чем жить в золотой клетке во дворце.

– Мне это знакомо, – ответила принцесса тихо.

Я посмотрел с удивлением, даже Мириам покосилась в ее сторону. Принцесса поняла, улыбнулась чисто и невинно.

– Для меня родной дом стал клеткой, как только туда перестали допускать певцов и танцоров, так веселивших меня.

Я набрался сил, насоздавал снова сыра, он удается мне легче всего, разных видов мяса, что услужливо подает наверх память, несколько разных колбас, в том числе кровяных, которые всегда любил, сдобных булочек, таких нежнейших здесь выпекать еще не могут, пусть у женщин будет вдоволь еды, когда мои крылья понесут такого прекрасного зверя над просторами Гандерсгейма.

Мириам наблюдала молча, даже не двигается, молодец, чтобы не нарушать концентрацию. Она уже заметила, что после такого колдовства я устаю так, словно перетащил гору с места на место, отдыхаю с высунутым языком.

На ее лице можно прочесть даже благодарность, что вот стараюсь для них, самому достаточно и козу догнать на пастбище и сожрать с рогами и копытами, но я знаю, что вслух никогда не скажет «спасибо», а вот насчет тупого рептиля – наверняка. Этим как бы нивелирует зависимость от угнетателя.

– Вот, – сказал я наконец, – это еда. Я не хочу вернуться вечером и увидеть сытую Мириам и косточки на месте Вики.

Мириам нахмурилась.

– Это у тебя такой юмор, жаба?

Вики посмотрела на Мириам с испугом и спросила жалобно:

– Мириам, разве ты съела бы меня, если бы у нас было нечего есть?

– Больше слушай эту жабу, – огрызнулась Мириам.

– Слушаю, – ответила принцесса и, светло улыбнувшись, прощебетала тоненьким голоском: – Говори, Шумил!

Я сказал важно:

– Но не переедайте! Обильная еда вредит телу так же, как изобилие воды вредит посеву.

Мириам сказала злобно:

– Что за жабы пошли – разговаривают! Лети уже, глаза бы наши тебя не видели!

– Злая ты, Мириам, – сказал я со вздохом. – А злобе и придиркам не место в супружеской жизни.

Она охнула:

– Супружеской?

Принцесса оглянулась в нашу сторону, глаза ее счастливо засияли, как два солнца.

– Супружеской? – вскрикнула она с ликованием. – Ой, как здорово! Шумил, милый…

Мириам смотрела на нее с бессильным гневом. Я окинул их обеих взглядом и подумал, что женщины в виде опасности – явной, полуявной и косвенной – встречаются что-то непропорционально часто. Точнее, опасность подстерегает почти всегда в виде женщин. Хоть знатных, хоть незнатных, умных или, напротив, – красивых, суровых или жалобных, хитрых или простодушных, коварных или же готовых отдать тебе все и вся, в том числе себя с душой и телом…

Нарушено, как мне кажется, равновесие между полами. Впрочем, равновесие мы сами нарушили, отправляясь на подвиги, а дамам велев сидеть в башне у окошка и махать вослед надушенным платочком. Но если по опасным дорогам, темным лесам, пустыням и прочим местам шляются в поисках подвигов одни мужчины, то, понятно, враг должен подстерегать в самом, так сказать, опасном виде. При встрече с волком или львом рыцарь сразу опускает забрало и берет в руки копье, но при встрече с женщиной он вообще снимает доспехи, расслабляется и закрывает глаза, дурак, чтобы она без спешки вонзила в него вампирьи зубы. Или предложила себя в жены, что одно и то же.

Так что в природе полное равновесие. Можно предположить, что в процессе постоянных подвигов рыцари перебили большую часть чудовищ, но не устояли перед женщинами. И потому на борьбу с рыцарями эволюция зла все больше, точно по Дарвину, выдвигает на первый план зарекомендовавшую себя опасность в виде женского тела и вообще женскости.

В то же время еще не пришло время эмансипации. Женщины все послушно сидят у окошек и машут платочками уезжающим на подвиги мужчинам. Когда-то придет пора, на подвиги будут уезжать они, а мужчины займутся кухней и стиркой. Кому повезет, тот поедет на подвиги с женщиной-напарником, что будет драться, стрелять, бить задней ногой в нижнюю челюсть, всегда готова на секс без всяких прелюдий, прикроет и спасет, а ночью между делом поправит мужчине гормональный баланс.

Причем опасность в виде женщин не обязательно должна быть прямой: злые колдуньи, обольстительные вампирши, оборотни, но и такие вот беспомощные, что цепляются тебе на шею и смотрят умоляющими глазами, мол, спаси, помоги, вытри слезы и сопельки, утешь, останься со мной, поменяй подгузники, да какие там великие дела, лучше вынеси мусорное ведро…

Я тяжело вздохнул, по площадке пронесся ветер.

– Брехня… И снова брехня… Везде брехня…

Принцесса вздохнула и смотрела на меня прекрасными глазами с полнейшим сочувствием во взоре, настоящая женщина, даже не поняла, с чего это я взгрустнул, а уже сочувствует и готова утешать.

Мириам оглянулась, брови в удивлении взлетели на лоб.

– Что?

– Брехло, – повторил я печально. – Кто это из нас никогда не был дворцовой женщиной?

Она с самым независимым видом пожала плечами.

– Это не брехня, а невинная женская ложь. Она позволяет нам выживать в этом злом мире.

– Мире драконов?

– Мире мужчин, – огрызнулась она и добавила с едким сарказмом: – Прости, но ты ярко выраженный самец, знаешь? Потому я так реагирую… И еще потому, что ты гад чешуйчатый!

Принцесса сказала жалобно:

– Мириам… не надо, а то я заплачу. Ты же королевская дочь, а так нехорошо ругаешься.

– Как торговка рыбой, – вставил я ехидно. – И голос повышает, как голодный верблюд в колючках. А еще, стыдно выговорить, единственная дочь короля!.. Как его зовут, кстати? Хотя твою королевскость в тебе нужно искать долго и упорно, рыжая. Хотя вообще-то я знавал регионы вроде Имеретии или Картли, где даже последние погонщики мулов – сплошь князья, все грузчики, водоносы и вообще все-все – князья простые, сиятельные и даже великие… Так что не надо мне про королевских дочерей. Ценность их в иных регионах весьма преувеличена.

Она огрызнулась:

– Ты говоришь про каких-то там князей! У нас их вообще нет. А отец Вики – король Йеремланда! Понимаешь, король!

– Король Йеремланда, – пробормотал я, – гм… звучит неплохо, даже солидно. Если, конечно, его королевство побольше одного села или деревни…

Она вспыхнула от гнева:

– Да как ты смеешь!

– Ах-ах, – сказал я хмуро, – видал я и даже видывал всякие королевства. Иные плевком можно было накрыть.

– Верю, – сказала она дерзко, – ты достаточно слюнявый. Но королевство отца Вики велико, хотя…

– Ага!

– …хотя не так, как у короля Вильдгера. Однако и он ищет союза с могущественным степным вождем, ярлом Растенгерком, предлагая дочь за его сына…

Я спросил коварно:

– А что насчет твоего отца? Как велико его королевство?

Она запнулась, зыркнула исподлобья, рассерженная, но и вдруг заосторожничавшая, сразу подобравшая коготки и спрятавшая острые зубки.

– А тебе зачем?

Я пожал плечами и с удовольствием прислушался, как сладко хрустят, сдвигаясь с мест, широкие костяные плиты доспехов.

– Да хватит ли у него платы, – ответил я гулко, – за мои драконьи услуги. Ведь ты просила вчера защитить тебя и твое королевство от ярла Растенгерка? И после чего ты безбоязненно сможешь вернуться к отцу?

Она помолчала, спросила медленно и очень осторожно:

– А что ты хочешь? Золота?

Я презрительно фыркнул.

– Драгоценностей?

Я засопел и отвернулся.

– Искусных изделий? – спросила она с надеждой. – Не говори, что тебе нужны люди в жертву, – не поверю!

– Но верила же.

– А теперь не верю. Что ты хочешь?

Я подумал, ответил уклончиво:

– Сперва оценим платежеспособность нанимателя. А там уж возьмем процент от общей суммы. Не хочу продешевить, поняла, существо с красной шерстью на голове? А сейчас давай чеши меня, так лучше думается и даже мыслится.

Она широко распахнула глаза.

– Чесать? Дракона?

– А что тебе мешает?

Она пробормотала:

– Да как-то не приходило в голову, что такое может понравиться…

Я охнул.

– Ну ты совсем дура! Нет на свете зверя, которому не нравится, когда его гладят и чешут!

– Хорошо-хорошо, – сказала она поспешно и с раскаянием, – я в самом деле дура… Давай почешу. В самом деле, коней всегда чешу, а почему отказывать ящерице… хоть и противная, зато с крыльями… Правда, в чешуе, как рыба…

– А лапы с перепонками! – сказал я гордо. – Как ты не видишь, лохматая, что я красавец? С ума сойти, где твои глаза? Я вижу, а ты – нет, хотя я прямо перед тобой. Нет в тебе чувства прекрасного. И глаза у тебя не те. А еще женщина! Самка даже. В некоторых краях это даже выше, чем женщина.

Она чесала, а я, расслабляя усталые мышцы, неторопливо продумывал ситуацию и расклад сил. Если помочь, как настаивает Мириам, и устранить угрозу со стороны степного ярла, быстро набирающего силу и авторитет среди степных народов, то можно приобрести союзника. Хотя зачем дракону человек-союзник? Даже если тот король? Не очень-то понятен такой союзник и Ричарду Длинные Руки, чьи войска уж начнают стягиваться к границе с Гандерсгеймом. Хотя любой союзник хорош сам по себе, но здесь короли больно мелковаты…

– Еще раз, – потребовал я, – как называется твое королевство? Где находится? Размеры, численность, обороноспособность, пароли, явки… В смысле, бедное или богатое?

Она вздохнула и ответила на удивление послушно:

– Королевство Меркер, король – Франсуа Меченый. Размеры… Три города, восемнадцать сел… Сейчас, может быть, больше или меньше, мы далеко, я ничего о нем не слышала уже десять лет… Обороноспособности никакой, потому что войска только у варваров. Стены у всех трех городов высокие и толстые, но ворота сняты. Богатство? Скорее, богатое, чем бедное…

– Где оно?

– Отсюда, если на запад, то нужно пройти земли восемнадцати королевств…

Я выслушал, кривясь, хоть и мысленно, моя закостеневшая морда всегда выглядит красивой и надменной, как у графа Ришара. Ворота можно быстро навесить, если все подготовить заранее, но главный минус – далековато его владения. В такие глубины Гандерсгейма не проведешь войско тайком, чтобы обосноваться мощной базой в укрепленной крепости.

Правда, можно пробиться с боями… гм… Но поставит ли король благодарность за спасение своей дочери выше интересов государства… хотя я и не знаю, что там за интересы, но в любом случае в его землях сейчас покой, равновесие и благополучие. А пришельцы с запада – прежде всего тревога…

Да и какое спасение, мелькнула ироничная мысль. Для короля дочь имеет цену, если только удачно пристроена за стратегического союзника. А так… все равно, сбежала тайком или упала с башни.

Глава 3

Вики подошла к нам, вся пропитанная солнцем, пахнущая свежим воздухом и ароматами далеких цветущих полей. Мириам оглянулась, на губах снисходительная улыбка, дескать, вот чешу это животное, чтобы не рычало и слушалось, не обращай внимания.

Принцесса подсела ко мне вплотную, я положил морду на лапы, и наши глаза оказались на одном уровне. Мои, полуприкрытые плотной кожистой пленкой, которую и стрела не пробьет, и ее, широко распахнутые, чистые, голубые, как у новорожденного ребенка, доверчивые и кроткие.

– А можно, – спросила она тихо, – я тебя поцелую?

Я на миг потерял дар речи, едва не закашлялся, Мириам охнула и перестала скрести мне бок.

– Ты это, – спросил я опасливо, – чего вдруг?

Она спросила настойчиво:

– А ты чего боишься? Я принцесса! Моего поцелуя добивались все принцы соседних королевств.

– Боюсь? – переспросил я с достоинством. – Ничего я не боюсь! Просто ты, уж прости, такая противная… У тебя даже чешуи нет.

– Но ты можешь потерпеть? – спросила она со странной настойчивостью. – Чуть-чуть?

Я сказал оскорбленно:

– А с такой стати буду терпеть, если противно? Мы, драконы, себя не насилуем. Других – другое дело, их не жалко, даже приятно… но тебе такое знать пока рано, однако себя?..

Она протянула ко мне руки, я поспешно отвернул морду. Она вздохнула и остановилась, взгляд погас.

– Знаешь, – произнесла она тихо, я тупо и с чувством вины смотрел, как она отошла к костру и медленно опустилась на камни, – когда-то в древние времена, говорят, был такой случай… Девушка поцеловала дракона, а он превратился в прекрасного юношу!

Я вздрогнул, зябко повел плечами.

– Кошмар! Чудовищно!.. Насколько же она была отвратительной, что красивый и гордый дракон превратился в это омерзительное существо!.. Вот так и общайся с людьми. От вас одни пакости. Недаром вас едят сразу без всякого «драсте».

Она сказала торопливо:

– Нет-нет, там все было не так! Он был когда-то человеком, но его заколдовали, превратив в дракона. Когда она его поцеловала, он всего лишь вернулся в человека!

Я сказал с сомнением:

– Брехня.

– Почему?

– Даже если побыл драконом совсем немного… это же так прекрасно, ни за что не захотел бы снова в человека. В дракона превращают в награду, а не в наказание!

– А если не знал, что превратится?

– Но превратился? Ну тогда с горя тут же сожрал дуру, что лишила его такого щастя…

Она покачала головой и напомнила:

– Он же стал человеком.

– И что?

– Он не смог ее сожрать.

– Тогда просто прибил? – предположил я. – За дурость? Не поверю, что стали жить долго и счастливо. Как мог прожить без полетов?

Она подумала, голос ее прозвучал неуверенно:

– Говорят, он часто поднимался на самую высокую башню и смотрел в ночное небо…

– А потом, – предположил я, – однажды прыгнул…

Она зябко повела плечами, спина сгорбилась.

– Это… страшно. Хотя падение и похоже на полет… но лучше такое даже не вспоминать.

Я поднялся, осторожно встряхнулся, стараясь не задеть их колыхающимися боками с острыми шипами.

– Ладно, вы тут порассуждайте глубокомысленно о важных вещах… в смысле, пощебечите о тряпках и бусах, а я слетаю по делам.

– Какие у ящерицы могут быть дела? – спросила Мириам подозрительно.

Принцесса сказала обиженно:

– Мириам, как ты можешь? Это совсем не ящерица. Он прекрасен…

– Эта гадкая шелудивая жаба? – переспросила Мириам в изумлении. – Вики, да более мерзкого существа просто не бывает на свете! И еще он собирается нас съесть.

Принцесса подняла на меня взгляд чистейших глаз, я видел в них предельное доверие, и сказала тихо:

– Ну и пусть ест. Ему можно.

Мириам закатила глаза, а я рыкнул, скрывая смущение:

– Не потеряйтесь тут.

Они вышли из пещеры посмотреть на мой взлет, и я едва плечи не вывихнул, постаравшись сразу с края рвануться вверх по крутой дуге. Моя тяжелая туша тянет вниз, мышцы трещат, а суставы выскакивают из сумок, но я поднялся красиво и гордо, словно сокол, и только под облаками пришла трезвая мысль: а на хрена? Выпендриваюсь перед двумя красивыми дурами, чуть сухожилия не порвал, тоже мне дракон! Да и для Ричарда Длинные Руки как-то мелковато…

Ну и что, сказал себе, оправдываясь. Инстинкт! Если по уму, то могу и отказываюсь от красоток, что врываются прямо в спальню… кстати, надо узнать, кто такая… вернее, кто за нею стоит и чего добивается… а если не по уму, то все мы одинаковые, это верно…

Солнце мою горбатую спину не жжет, лучам не проникнуть сквозь толстую броню, но прогрело так, что я раскрыл пасть и высунул язык, как запыхавшаяся после долгого бега собака. Чтобы не заполучить еще и тепловой удар, реже месил плотный воздух крыльями, чаще планировал, растопырившись весь, как старая и хитрая камбала, благо восходящие тепловые потоки стараются поднять мое дельтопланистое тело еще выше.

Земля проплывает медленно, словно огромный ковер, утаскиваемый неторопливыми волами. Совсем недавно я оставил зеленый край, где луга да леса, а здесь чаще вижу выжженную степь с короткой травой, а то и золотые барханы песка, с которыми упорно сражаются оазисы и упрямо вцепившиеся в землю длинными корнями дубовые рощи.

Ярко выраженной границы между Орифламме и Гандерсгеймом, конечно, нет, однако переход из лесостепной полосы в пустыню слишком короток и заметен. Здесь солнце кажется ярче, светит сильнее, а привычные дубы и березы начинают уступать островкам пальм и олив. Да и чувствуют себя в этом знойном мире дубы неловко: опускают ветви, горбятся, стараются выглядеть мельче, в то время как пальмы возносятся горделиво и высоко, распуская в пламенном воздухе широченные листья.

Я всматривался в проплывающую внизу землю, весьма обширные территории, старательно запоминаю расположение рек, ущелий, крупных городов, но какая жалость, что нет ясно видимых надписей: город такой-то, а этот – такой-то, а еще чтоб цветными линиями были обозначены границы между королевствами. А самое главное, чтобы вся эта однородная масса скачущих варваров как-то различалась, мелькающие баннеры мне ничего не говорят, а мои военачальники вряд ли образуют такой аналитический центр, который на основании собранной информации составит точную политическую карту…

Хотя, кто знает, могут и составить. Я зря недооцениваю своих лордов, они привыкли понимать этот мир.

От глаз в мозг пошел новый сигнал, я насторожился и заново просканировал проплывающую внизу пустыню, что же это заметило мое подсознание или сознание, это неважно…

На вершине песчаного бархана расположился, подогнув под себя ноги и застыв в такой неудобной позе, косматый человек с блестящей под солнцем худой спиной и резко выступающими позвонками. Из одежды я усмотрел лишь набедренную повязку из шкуры, ноги голые, кожа на подошвах толстая, как копыта, что почему-то пустило предостерегающий холодок вдоль длинного хребта, а гребень на спине принял боевую стойку.

Жаркое солнце жжет спину и плечи, напекает голову, со всех сторон раскаленные пески…

Ура, сказал я себе беззвучно. Похоже, это тот, о котором со страхом и восторгом говорила Мириам. Рискнуть или не рискнуть?.. Против меня статистика, но на моей стороне – опыт тех, чьи кости перемолоты под завалами Великих Войн Магов. Ну хоть что-то же я знаю больше, чем остальные? Дурак буду, если не воспользуюсь. И трус. Главное – трус.

Я сделал круг на большой высоте, сложил крылья и начал опускаться как можно беззвучнее, держа взглядом песок в сотне шагов за спиной великого отшельника. Он не оглянулся, погруженный в глубокие думы, но у меня создалось странное впечатление, что видит меня отчетливо. И как снижающегося дракона видел, и как человека, что возник на месте припесочившейся крылатой рептилии в куче вновь возникшего песка.

Горячий и жаркий, как раскаленный металл, он сдавил спину и грудь, я забарахтался, поспешно выползая на поверхность. Отшельник не поворачивался, что несколько задевает, видит же меня, гад, даже не удивился, тоже мне йог, я отряхнулся и пошел к нему широкими шагами, что непросто, когда сапоги увязают в песке почти по колено.

– Я с миром!.. – провозгласил я громко. – Приветствую вас, мыслитель! Промысленная мысль приобретает вид мудрости, подобно тому как уже в семени прозревает большое дерево. Ничто не свободно так, как мысль человека. Проснувшаяся мысль всегда будит другую. Удобнее грешить мыслью, нежели делом… Гм, простите, это из другого раздела мудрости.

Солнце блестит на широкой костлявой спине, словно на отполированном морскими волнами валуне, нечесаные волосы падают на плечи и свисают с обеих сторон лица.

Отшельник не повернулся, пришлось осторожно обойти его по широкой дуге, но и тогда он не поднял голову. Я осторожно приблизился и опустился на горячий песок, стараясь тоже подогнуть под себя ноги.

– Я много слышал о великом Мидурге, – сказал я почтительно. – Вы ведь и есть тот самый мудрец, что объял разумом землю и небо?

Он медленно поднял голову, я содрогнулся, никогда не думал, что человеческое лицо, даже настолько и страшно опаленное солнцем, все-таки может выглядеть так ужасно. И всего-то на нем отпечаталась нечеловеческая скорбь, тоска. И чувствуется, что это выражение не менялось… очень давно.

– Я никого не приглашаю, – произнес он ровным голосом, но угроза в нем прозвучала такая, что пески вокруг покрылись изморозью, – но почему-то приходят… и приходят.

– И никто не ушел живым? – спросил я.

Он даже не взглянул на меня, а голос прозвучал так же ровно:

– Думаешь, ты, чужестранец, умеющий превращаться в дракона, уйдешь? Для меня что дракон, что комар.

Я огляделся по сторонам.

– Не вижу костей.

– Зато прибавилось песка, – ответил он коротко.

– Разумно, – согласился я.

Он произнес тем же нечеловечески ровным голосом:

– Ты знаешь, кто я и почему я здесь?

– Честно говоря, нет, – ответил я виновато. – Знаю только имя, а еще говорят, что сильнее вас нет мудреца. Больше ничего не знаю, но я нездешний…

Он прервал:

– Я – Мидург, мне семь тысяч лет. Я ищу истину. И все, что мне может помочь…

Я почтительно вклинился:

– Но тогда нужно идти к людям!

Он прервал еще резче:

– Самые мудрые из них не знают и тысячной доли того, что знаю я! Это сборище глупых животных, зачем-то наделенных речью.

– Муравьи сообща тащат и дохлую мышь, – обронил я.

– Мудрость сообща не добывается. Ты можешь сказать мне что-то настолько важное, чтобы я оставил тебе жизнь?

Я подумал, сердце колотится бешено, сломил тонкую сухую веточку и разломил ее на шесть одинаковых по длине прутиков.

– Уверен, ваша великая мудрость поможет сложить четыре треугольника. Если сумеете, то…

Он посмотрел на меня с недоумением.

– Четыре?

– Да.

– Из шести палочек?

– Абсолютно верно.

Он с сомнением покрутил их в руке.

– Это возможно?

Я кивнул.

– Иначе бы не спрашивал.

Он нахмурился, начал раскладывать их так и этак, вскоре ровный песок был весь испещрен следами, словно вокруг нас ходило множество птиц, но треугольников получалось не больше двух. Даже на третий всякий раз недоставало одной палочки.

– Ерунда, – сказал он раздраженно. – Это невозможно!

– Все очень просто, – сказал я. – Хорошо, если это для вас слишком сложно, то вот задача попроще…

Я быстро потыкал в песок прутиком, оставив девять точек по три в ряд. Получился аккуратный такой квадратик. Мудрец следил за моими пальцами внимательно, словно подозревал хитрый трюк.

– Зачеркните, – предложил я, – их все четырьмя линиями…

Он хмыкнул и, зачеркнув тремя, посмотрел на меня вопросительно.

Я закончил:

– …не отрывая пальца от песка. Или прутика. Словом, не прерывая линию.

Он попробовал повторить, не получилось, с ходу попробовал так и эдак, нахмурился, брови сошлись на переносице, я чувствовал, как напряженно раздумывает, над головой возникло легкое облачко перегретого воздуха, сгустилось, медленно налилось багровым огнем.

После продолжительного молчания буркнул:

– А эта загадка имеет решение?

– Конечно, – ответил я небрежно. – Очень простое.

Он проворчал:

– Какое?

Я ответил любезно:

– Для этого нужно всего лишь выйти за рамки вашего мировоззрения. Вы в скорлупе своих мудрых взглядов, варитесь в собственном соку.

Он смотрел угрюмо, я молчал и любезно скалил пасть.

– Хорошо, – сказал он наконец. – Покажи, как это сделать можно.

Я наклонил голову и сделал голос понимающе-язвительным:

– Это значит, как я понимаю, что вы не в состоянии сами решить?.. Хорошо-хорошо, не нужно взрывать мир! Вот как это делается.

Я легко перечеркнул все девять, дважды выйдя за пределы незримых стен квадрата, поднял голову и с удовольствием смотрел в его лицо с отвисшей челюстью.

Наконец он проговорил с досадой:

– Как просто…

– Все объясненное кажется простым, – согласился я. – Кстати, оно и является простым. Но для этого надо либо уметь смотреть на вещи… как и взгляды, кстати, под другим углом, либо уметь выходить из рамок, которых нет, но которые мы почему-то ставим себе сами.

Он медленно и с явным трудом оторвал угрюмый взгляд покрасневших глаз от рисунка на песка. На меня взглянули сузившиеся от ярости зрачки одураченного чародея.

– А ты… умеешь выходить из этих рамок?

– Легко, – ответил я и добавил поспешно: – Что не моя заслуга, конечно.

– У тебя были великие учителя?

– Да.

– Кто?

– Человечество, – сообщил я. – Это наш путь. Вы хоть и живете тысячи лет, но ваш кругозор ограничен собственным опытом, взглядами, привычками, предрассудками, предпочтениями. Мы же согласились корпускулироваться, разбились на сотни, тысячи, миллионы, а потом и миллиарды тел, что хоть и составляют одного человека, мы его называем человечеством, но умирают, передавая этому Большому Человеку накопленные знания. Однако он копит, меняет, добавляет другие. От большинства отказывается сразу, другие выбрасывает по истечении срока годности или изношенности, берет на смену новые, более совершенные и точные… Таким образом мы не зашорены, мы не бываем в плену своих взглядов. И вот потому мы развиваемся намного быстрее, чем любой мудрец, даже живущий свои сотни тысяч лет.

Он смотрел исподлобья, раздраженный и начавший гневаться, но я видел и смятение в его взгляде.

– И что… ваши мудрецы уже знают, зачем это все?

Я покачал головой:

– Увы, еще нет. Но я даже не буду спрашивать, до чего домыслились вы, великий, потому что… только не гневайтесь!.. наши мудрецы явно продвинулись дальше и знают больше. Не потому, что они мудрецы, а потому, что у нас каждое поколение становится на плечи предыдущего, и потому у него кругозор больше. А вы, великий, выше не становитесь…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю