Текст книги "Ричард Длинные Руки – фрейграф"

Автор книги: Гай Юлий Орловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 17

Тело ноет от тяжелого и дальнего полета, Мириам и спасенная вроде бы наконец заснули, успокоившись, в своей норке. Я растянулся посреди пещеры и тут же провалился в тяжелый сон, когда перед глазами стереоскопическая карта превращается в двухмерную, где горы опускаются и напоминают о себе только коричневым цветом, реки вилюжатся прихотливыми змейками, а со стороны Брабанта идет пунктир наступающего крестоносного войска.

Проснулся в странном ощущении, что у меня под мышкой что-то теплое и мягкое. Не открывая глаз, прислушался, медленно повернул голову и чуть-чуть сдвинул крыло.

Тесно прижавшись ко мне, мирно спит, свернувшись калачиком, принцесса. Детское личико разрумянилось, губки припухли и капризно надулись, но улыбается во сне, даже пробормотала что-то и крепче вцепилась в мою шерсть: изнутри на крылья я нарастил мех, не для тепла, конечно, с его помощью полет совершенно бесшумен, как у совы или летучей мыши.

Как бы ее не перепугать, вертелось в голове ошарашенное. Да и вообще, как сюда попала, дурочка, теперь заикой станет, снова пять раз в обморок упадет…

Ее ресницы затрепетали, она сладко зевнула и распахнула глаза. Я не успел отстраниться, она вздрогнула, потом с усилием улыбнулась.

– Прости, – сказала она нежным и вместе с тем капризным голосом, – но там на шкурах так жестко и холодно. А ты такой теплый…

– Гм… – пробормотал я, – ага, ну да… я такой…

– Прости, я ночью перебежала к тебе, но ты не проснулся, так что я тебя не побеспокоила…

– Нисколько, – заверил я.

В проеме убежища Мириам показалось заспанное лицо гордой дочери степей. Я видел изумление в ее глазах, принцесса просто не понимает, что дракон – это зверь. Когда ей вчера сказали, что это свой, она так и приняла это, что свой, даже не задумавшись, что и свои могут быть опасными.

– Доброе утро, Мириам, – прорычал я. – Ты это хотела сказать? Или у вас, надменных властителей песков и чертополоха, не здороваются по утрам?

– Доброе утро, – проговорила она с угрозой. – Если ты знаешь, что это такое.

– Знаю, – сообщил я.

– Что это там, а?

Я посмотрел по сторонам, на темный свод, оглянулся в сторону сверкающего солнечным утром входа в нашу темную пещеру.

– Где?

– У тебя под крылом!

– Нам хорошо, – ответил я нагло. – Тепло и мягко. А тебе?

Она медленно вышла к нам, на щеке отпечатался багровый рубец, в покрасневших от долгой бессонницы глазах разрастается злость на доверчивую дурочку, что даже не понимает, куда заползла в поисках тепла, хлебнет горя… если переживет следующие полчаса.

Принцесса сладко зевнула, как пушистый и ласковый котенок, грациозно потянулась и медленно села. Пальцы правой руки ощупали растрепанную прическу, в вытаращенных глазах, с утра особенно чисто голубых, появились недоумение и обида.

– Что у меня с головой?

– Хорошие волосы, – похвалил я. – Могли бы оторваться, мы летели, как стрелы из замкового арбалета!

– Но все перепуталось, – сказала она с отчаянием, глаза наполнились прозрачными слезами. – Кто мне их расчешет? И заплетет?

Я сказал задумчиво:

– Наверное, я. Больше некому.

Она посмотрела на меня с удивлением.

– А ты сможешь? У тебя такие лапы…

– Придется, – ответил я со вздохом. – Мириам не станет. Она гордая! Дочь акына, саксаула и протяжных песен. И вообще – дикий человек.

Мириам сказала сердито:

– Перестань издеваться над ребенком.

– Какой ребенок? – возразил я. – Она почти замужем. Значит, умная. Вики, ты же умная?

– Умная, – подтвердила Вики. – Все об этом говорят. Но вообще-то я больше красивая.

– Это заметно, – сказала Мириам едко. – Слушай, рептиль, ты как… в хорошем настроении?

– Костлявых не ем, – заверил я твердо.

– Хорошо…

Она вышла медленно, осторожно, словно все еще готовая при любом подозрительном движении с моей стороны юркнуть в свою норку. Вики смотрела на нее доверчиво, Мириам обняла ее, прижала к груди, баюкая некоторое время, как ребенка, потом отстранила и взялась за ее прическу.

Оказывается, вся эта громада волос скреплена массой шпилек и незаметно перевязана ленточками. Как только их вынули, на плечи, спину и на грудь хлынули водопады чистейшего золота, на стенах заблистали радостные сполохи.

Мириам возилась с ее волосами с явным удовольствием. Я смотрел с интересом, все при деле, Мириам наконец произнесла в пространство:

– Бедный ребенок!

– Какой же бедный, – возразил я. – Вот, все платье расшито золотом! И пуговицы из драгоценных камней…

– Она разлучена с любимым, – пояснила Мириам, – пусть и воображаемым.

– С воображаемым нигде не расстаются, – поправил я.

– Когда натыкаешься на такую вот жабу с крыльями, – сказал Мириам, – все воображение рассыпается. И еще она выдернута из родного гнезда.

– Из гнезда сама выпала, – уточнил я. – Как птенчики в летнюю бурю! Но те не виноваты, а она сама…

– Женщина никогда ничего не делает сама, – сказала Мириам твердо, – мы только реагируем на ваши обиды.

– Как?

– По-разному, – сказала она. – Да, по-разному. Одни дерутся, другие убегают…

– Головой в окно, – сказал я саркастически. – Или с башни! Тоже мне выход!

– Честь дороже жизни, – сказала она надменно. – Но ящерице такое не понять. В общем, Вики нужно поскорее как-то вернуть. Здесь она погибнет, как нежный цветок на палящем солнце. Ярл Растенгерк, наверное, уже убрался в свои проклятые степи…

Я пожал плечами, спина захрустела костяными пластинами, а гребень гордо поднялся, как невысокий парус.

– Возвращай. Я спас ее, это достаточно.

– Ты не спас, – возразила она.

– А кто ее поймал? Она, знаешь ли, тоже, можно сказать, летела!.. Красиво и гордо. И, наверное, осталась бы в песнях и примерах для таких, как ты, дура неграмотная. Хотя нет, ты ж письмо прочла… Признавайся, где научилась? Как Тарзан в лесу?

Она зло ощерилась, словно загнанный в угол зверек, глаза забегали из стороны в сторону.

– Что ты прыгаешь, – сказала она, переходя в атаку, – как мелкий воробей, ты же дракон все-таки, держись достойно. Сам не понимаешь, что спрашиваешь! Ты не спас, а продлил мучения. Спасти – это передать в надежные мужские руки. Чего принцесса и жаждала всем сердцем. Как все мы вообще-то жаждем. Так и случилось бы, не перехвати ты по дурости и жадности письмо! Вики, кому ты писала?

Принцесса сказала печально:

– Своему дяде. Он сейчас в королевстве Дурган обучает местных строить глубокие шахты.

– Ну вот, – сказала Мириам. – Видишь? Дядя, возможно, успел бы ее спасти.

– Как? – удивился я. – Он умеет летать? Да и вообще… Нужно мне было то письмо! Я просто наказал дурака, что, как и ты, вышел за границы дозволенного.

– Люди всегда выходят за границы дозволенного, – отрезала она. – Если бы не выходили…

– То бы жили в райском саду, – вздохнул я.

– Но ты сожрал невинного голубка, – продолжила она неумолимо, – морда ненасытная! И тем самым причинил непоправимый вред.

Я поскреб голову когтями. Мириам невольно сжалась и даже отшатнулась, но осталась на месте.

– Какой же непоправимый? – возразил я. – Она спит под моим крылом! Разве это не высшее щасте?

Она набрала в грудь воздуха, глаза загорелись праведным гневом, а щеки вспыхнули так ярко, что стали цвета ее великолепных волос, но посмотрела на меня, стиснула челюсти и процедила сквозь зубы:

– Да, наверное…

– Ну вот!

Ее серые, как обнаженная сталь, глаза сверкнули холодно и зло.

– Давай подумаем, – предложила она сдержанно, – как ее вернуть.

– Отцу?

– Дяде! – сказала она злобно. – Ты же видел, что отец собирался с нею сделать!

– Хотел передать хорошему человеку, – сказал я рассудительно. – В вечное пользование. Ну хотя бы даже во временное, что тут плохого? Не понимаю… Слушай, женщина, с тобой все в порядке?

Она насторожилась, спросила замедленно:

– Ты о чем?

– Ты о себе так не беспокоилась, – напомнил я, – как об этой пташке! А сейчас тебя прямо трясет. Что с тобой? Взрыв альтруизма?.. Самопожертвование?.. Почему такой резкий и болезненный интерес? Она кто тебе – сестра?.. Дочь?

Она смотрела исподлобья, заколебалась, я чувствовал, что готова что-то сказать или в чем-то признаться, однако после молчания пробормотала:

– Опять град вопросов, будто и не дракон, а какая-то мелкая ящерица… Несолидно.

– Ты не ответила, – напомнил я, она угрюмо молчала, я сказал великодушно: – Ладно, оставим это на потом, но обещаю – еще вернемся. Что за дядя и где он обитает?

Она ответила незамедлительно:

– Как только принцесса сказала, что письмо адресовано дяде, я могу сказать, где он находится.

– И что? – спросил я саркастически. – Вот я щас понесу эту вот… этот цветочек, вручу ее дяде и скажу: на, теперь заботься сам?

Мириам сказала угрюмо:

– А разве не это правильно?

– Нет, – сказал я твердо.

– А как?

– Супротив родительской воли низзя, – отрезал я. – Они старые, дольше жили, лучше знают.

– Но Вики не любит ярла Растенгерка! Ту сволочь вообще никто не свете не любит и любить не может!

– Стерпится, – заявил я безапелляционно, – слюбится. Ты лучше скажи, какой тебе в этом интерес?

Она взглянула на меня с откровенной злостью.

– Ты же сказал, что оставим это на потом!

– Так уже сколько времени прошло? – удивился я. – Вот «потом» и настало!.. Ответствуй, а то сожру!

Она поморщилась, но не спросила, в самом ли деле готов сожрать, то ли меня не хочет ставить в неловкое положение, то ли сама еще не до конца уверилась в моем миролюбии.

Принцесса оглядывалась по сторонам, глаза распахнулись, как настежь открытые окна.

– Как отсюда далеко видно… И как красиво!

Мириам вздохнула, а я сказал в пространство:

– Я одного не понимаю…

– Чего? – спросила Мириам. – Чего ты не понимаешь, ящерица, если ты не понимаешь всего?

– Я не понимаю самого главного, – сказал я твердо. – Когда вы кормить меня будете, такого красавца и главу семьи? Пусть даже временной. Это весьма даже как-то непонятно. Я на вас удивляюсь, где ваши инстинкты?

Мириам подумала, нехотя кивнула.

– Ладно, вообще-то позавтракать стоит. И эту жабу бородавчатую покормить заодно, а то квакать разучится. И комаров ловить не сможет.

Принцесса смотрела на нее огромными, как блюдца, глазами, не все разумеют такой странный юмор, потом перевела взгляд на меня, и я ощутил, как по мне прошла теплая волна покоя и ласки.

Мириам деловито складывала щепочки для костра. Сверху положила поленья потолще. Я терпеливо ждал, могу поджечь сразу дерево, Мириам словно ощутила мою снисходительность, внезапно резко подняла голову и прямо посмотрела мне в глаза.

– А ты уверен, – спросила она, – что ты… дракон?

Я дернулся, чуть не проглотив приготовленный в глотке огненный шар.

– Чего? А кто я?

Она продолжала рассматривать меня строго и внимательно.

– Вот Вики предположила, что ты – прекрасный принц, заколдованный в этого мерзкого зверя.

Я с облегчением перевел дыхание, пронесло, а то уже лапы затряслись, с преувеличенной озадаченностью осмотрел свое великолепное блестящее тело, сплошь покрытое чистой молодой чешуей, прочной, как алмаз, и подогнанной просто ювелирно.

– Мерзкого? – переспросил я. – А что не так?.. Крылья не те?.. Или лапы?.. Или живот?.. Или…

Она проследила за моим взглядом и поспешно перебила:

– Нет-нет, все прекрасно… в смысле, это меня не интересует вовсе. Но я человек, а мы за красоту признаем только человеческие пропорции.

Я недовольно хрюкнул.

– Какие люди ограниченные!.. Я вот признаю красоту и грациозность оленя, нежный трепет бабочки, достоинство жука, добродушие шмеля, изящество цветка, грациозность белки…

Она сказала виновато:

– Извини, я не подумала. Мы тоже все это признаем.

Я спросил капризно:

– А меня, значитца, не признаешь? Что прекрасной принцессе во мне не нравится? Я вот могу даже так…

Я дохнул огнем очень осторожно, чтобы не разметать сложенный шалашик. Береста сразу вспыхнула, оранжевые язычки поползли вверх по прутикам.

Мириам вздохнула.

– Ей как раз все нравится. Даже вот такое. Это я все думаю…

– Думаешь? Поздравляю!

– Не остри, ящерица. Ящерицы не острят.

– Много ты про нас знаешь, – ответил я с достоинством. – Хочешь, расскажу про наши брачные обычаи? И красивый в своей необыкновенности ритуал откладывания яиц на большую луну?

Она отстранилась и проворчала:

– Вот так прямо на луну? То-то она вся в пятнах… Нет, не хочу.

– Многого себя лишаешь, – произнес я высокомерно. – Но чего требовать от существа без перьев и с плоскими ногами? От мыслящего тростника, а то и чертополоха?.. Ладно, хрюкай, что надумала. Вижу, глазки блестят, как у блудливой козы.

Она покачала головой, сходила в пещеру и вернулась с освобожденной от шкуры тушей козы. За нею тянется мокрый след по земле, предусмотрительная Мириам держит добычу в холодной проточной воде, чтобы мясо не испортилось за время жаркой ночи.

Часть 2

Глава 1

Я ждал, Мириам начала деловито срезать мясо тонкими ломтиками, я видел, как ей не хочется меня о чем-то просить, наконец она сказала с такой решимостью, словно прыгнула в ледяную воду:

– Я вот все думаю, как помочь бедняжке!

Я изумился:

– Правда? А что стряслось? По-моему, она еще живая!

– Разве это жизнь? – спросила Мириам. – Я допускаю, что ты нас не съешь, а отнесешь и оставишь где-нибудь вблизи города. Но мы, люди, всегда стремимся к большему…

– Ага, – сказал я понимающе, – чтоб еще и шкуру с меня содрать, и голову нести на палке, и косточки на свистульки… Да, вы всегда хотите большего, на чем и ломаете шеи.

– С тобой не сломаем, – сказала она торопливо. – Ты такой сильный, могучий, яростный, даже огнем умеешь плеваться…

– Я не только это умею, – уточнил я скромно. – Понимаешь, мне ваши муравьиные дела не совсем… любопытны. Я большими масштабами интересуюсь.

Она сказала с вызовом:

– Тебе мало, что принцесса Вики – единственная дочь могущественного короля?

Я отмахнулся.

– Да-да, я уже понял, что тут за короли и какие у них королевства. Давай помогу тебе с завтраком, а то наша нежная принцесса умрет с голоду.

Мириам фыркнула.

– Ты? Поможешь? Я боюсь, она и это жареное мясо есть не сможет… Хотя коз ты поймал молодых и сочных, хвалю.

– Спасибо, что не ударила, – сказал я снова. – Но я имею в виду другую помощь…

Я сосредоточился, постарался вообразить все, что пытался создать, с наибольшей точностью, а сейчас память работает на меня… на каменный пол начали шлепаться тонко нарезанные и обернутые в тончайшую пленку ломтики сыра, ветчины, карбонада, стейка, корейки, буженины…

Она проследила за волшебной едой уже намного спокойнее, чем в прошлый раз, а пока я тужился и создавал миску с кофе, мне хотя бы тазик, она взялась освобождать сыр от пленок.

Принцесса пришла на зов, оторвавшись от созерцания красоты дивного утра, переходящего в ясный день, Мириам указала ей на расстеленную скатерть.

– Садись завтракать.

Принцесса с сомнением смотрела на сыр, тонкие ломтики мяса и невиданные фрукты.

– Это все нам?

– Это вкусно, – заверила Мириам.

– Не сомневаюсь, – ответила принцесса и добавила с сияющей улыбкой: – Если все это принес наш Шумил…

– Ах-ах, – сказала Мириам саркастически, – какое доверие! И кому? Отвратительной жабе. Да еще и худой.

Я буркнул:

– Это же хорошо?

– Жабы должны быть толстыми, – безапелляционно заявила Мириам. – Вики, возьми этот сыр, просто тает во рту. Эта толстая ящерица умеет воровать!

Я не стал поправлять, чтобы определилась, кто я: худая жаба или толстая ящерица, а то еще кем-то обзовет, это у нее такая защитная реакция на мою доминанту, не привыкла к давлению, лег и наблюдал, как они пробуют все сперва настороженно, потом уплетают с превеликим энтузиазмом.

Запивали они щербетом, вполне напиток для двух молодых женщин, а я, сожрав целиком козу, вылакал полручья и вышел на площадку довольный и осоловелый, в рассуждении, что еще два-три дня, и карта всего Гандерсгейма будет готова с мельчайшими подробностями. Хоть и без названий.

Женщины уже закончили завтрак, Мириам о чем-то глубоко задумалась, явно искала посуду, которую нужно помыть, это у женщин рефлекс, а тут такой облом, поневоле впадешь в ступор. Принцесса, сидя у входа в пещеру, задумчиво заплетала в золотую косу голубую ленту. Воздух теплый, сухой, с едва заметным ароматом цветов, хотя даже с моим зрением их не рассмотреть внизу. Наверное, ветер бережно принес и положил к ногам принцессы. Далеко по восточному краю поднимается, как по стене из светло-голубого стекла, мелкое с утра солнце.

Утренние тени быстро укорачиваются, небо чистое, облака бегут мелкие и совсем жиденькие, медленно растворяются в бездонной сини.

Бровки принцессы нахмурены, косу перебросила на грудь, вообще-то весьма заметную и созревшую, хоть сама и выглядит полуребенком. Взгляд устремлен вдаль, наши разговоры с Мириам, переходящие в спор и даже перебранку, не слушает, лицо мечтательное, а грудь волнующе приподнимается и ниспадает от частых девичьих вздохов.

Я зевнул, сказал бодро:

– Принцесса, у меня для тебя кое-что есть.

Она вскинула на меня взгляд чистейших, как горные озера, дивных голубых глаз.

– Ой, правда? А что?

– Пойдем, – пригласил я. – Покажу.

Мириам вскочила на ноги.

– Вики, не ходи с ним!

Принцесса вскинула тонкие бровки.

– Почему?

– Потому что это гнусная ящерица!.. Потому что это мерзкая рептилия! Потому что это вообще гад, хоть и с крыльями!

Принцесса озадаченно смотрела то на нее, то на меня, а я объяснил ласково:

– Ревнует. Ну, ты же знаешь женщин…

– Знаю, – соврала она храбро и пошла со мной.

Я нарочито пропустил ее во внутреннюю пещеру первой, а то Мириам может ухватить и не удержать, а сам вдвинулся и закупорил своим толстым задом вход, когда принцесса, как зачарованная, медленно шла к сокровищам.

– Что это?.. – прошептала она в восторге. – Откуда это?

– Местные драконы, – пояснил я, – сродни сорокам. У вас сороки воруют блестящее?

– У нас вороны воровали, – пожаловалась она. – Один раз такой красивый браслет украли… Правда, сороки тоже воруют, но к нам не залетали.

– А здесь местный дракон воровал, – пояснил я. – А то и грабил. Что ему воровать, когда может отнять?.. Словом, бери, пользуйся. Дарю.

Она присела на корточки, тонкие пальцы перебирали кольца и перстни, не обращая внимания на монеты, тем более на кувшины и подносы, это дело слуг, а вот браслеты сразу начала примерять. Почти все соскальзывали с ее тонких передних лапок, лицо ее стало таким огорченным, а губы искривились, вот-вот заревет горько и безнадежно, как умеют только дети по любому пустяку.

Я сказал поспешно:

– Это можно ужать. Хочешь, сейчас придавлю малость.

Она пугливо посмотрела на мои могучие лапы с когтями.

– Нет-нет, ты их сплющишь! Надо очень осторожно и нежно.

Видимо, я все-таки сдвинулся, за спиной раздался раздраженный голос:

– Он такой!.. Ишь, нежный…

Мириам возникла в проходе, уперев руки в бока. На лице ни следа раскаяния, что орала на меня, эстета и щедрую душу, грубо и немузыкально, превратно истолковав мои возвышенные порывы.

– Хочешь поучаствовать? – спросил я коварно. – Чего явилась?

Она сказала резко:

– Незамужней девушке неприлично оставаться наедине с мужчиной.

– Даже в пещере? – спросил я.

Она пожала плечами.

– А что пещера?

Я нахально улыбнулся.

– Так я же этот… рептиль?

Она смерила меня недобрым взглядом.

– Еще какой! Все вы одинаковые. Только и думаете…

Я сказал с лицемерным вздохом, ориентируясь больше на слушающую нас принцессу:

– Да, мы только и думаем, думаем, и вообще мыслим. Не то что женщины. Потому мы мудрые!

Принцесса с жаркой благодарностью обхватила меня за шею и, не успел я отвернуть голову, влепила жаркий поцелуй.

– Спасибо тебе! Спасибо, добрый дракон! Ты самый замечательный, ты самый красивый, ты самый лучший на свете!

Мириам в неловкости переступила с ноги на ногу, на меня метнула убийственный взгляд. Сволочь, прочел я в нем, нельзя так обманывать ребенка. Я ответил мысленно, что не обманываю, это есть тут некоторые, что не захотели войти и взять все это блестящее, обзывали меня гадкими словами и вообще на что-то намекали, а принцесса, чистая душа, поверила, как валаамова девственница, и вот огребла по полной и все еще гребет, как цыпленок, обеими лапками.

Глаза Мириам перестали полыхать огнем, словно ощутила непокобелимость доводов, уже по-деловому осматривалась, без всякого почтения пнула золотой кувшин старинной работы. Он чуть качнулся, слишком тяжелый, чтобы выполнять какую-то работу, кроме как быть украшением и кричать о богатстве хозяина.

– Это не один дракон таскал, – сказала она.

– В паре? – спросил я. – С самкой?

– Нет, – пояснила она. – Не одно поколение.

– Чего так решила?

Она пнула уже другой кувшин, но тот даже не вздрогнул, словно доверху набит золотыми монетами или золотым песком.

– Этот вот из эпохи династии Упетингов, – сказала она сумрачно. – А вон эти – из Версавии.

– Подумаешь, – возразил я. – Коллекционера ограбил, только и всего!

– Коллекции не возят через пустыни взад-вперед, – отрезала она. – Но тебе этого не понять, ящерица?.. А из дворца сорока кувшин не унесет…

Принцесса, сидя на каменном полу, радостно попискивала, счастливо перебирая кольца, драгоценности, серьги, подвески на грудь. Так же машинально, повинуясь непонятным нам, людям, и даже ящерам, женским инстинктам, замедленными движениями одела на шею золотой медальон с красным камнем на золотой цепочке, затем три ряда жемчужных нитей, перебрала кольца, выбирая покрасивее, как предполагаю, или подороже, кто этих существ знает…

Мириам все-таки поглядывает на сокровища жадно, жалеет, что была дурой, надо было идти, ну и что, пусть даже дракон, зато какой богатый, здесь на трех королей хватит, драконы не одно столетие стаскивали сюда сокровища…

В пещере тесно, даже мне повернуться не получится, Мириам буквально подлезла мне под брюхо и деловито шарила обеими ладонями по земле в районе задних ног, ничуть не страшась, что наступлю и раздавлю.

– Что ты ищешь? – поинтересовался я.

– Яйца, – ответила она. – Вдруг нащупаю яйца…

– Яйца? – переспросил я. – Какие? Зачем?

– Драконьи, – объяснила она. Посмотрела на мою морду и поспешно сказала, заливаясь румянцем: – Можно взять и вырастить из драконьего яйца маленького дракончика!

– Ого, – сказал я. – И что?

– Приручить, – объяснила она. – А когда подрастет, посадить на цепь у входа во дворец.

– Чтоб людей жрал?

– Чтобы все видели величие и могущество короля. Давай и тебя посадим на цепь?

Я прорычал:

– На цепь? Зачем?

– Это так красиво, – заверила она, – от тебя все будут без ума! Цепь – лучшее украшение для мужчины.

Я подумал, поинтересовался:

– Короткую цепь или длинную?

Она вздохнула.

– Короткую мужчины рвут, а на длинной всю жизнь счастливы.

Принцесса повертела головой, на детски чистом личике отразилась горькая обида.

Я спросил участливо:

– Что случилось?

Мириам вклинилась саркастическим голосом:

– А ты не понимаешь, рептиль?

– Нет.

– Зеркала нет, – сообщила она победоносно. – Что все сокровища мира, если нельзя показать другим… и даже увидеть на себе?

Принцесса жалобно посмотрела в нашу сторону.

– Милая Мириам, – сказала она просяще, – что-то здесь не так… Мне кажется, золотая цепочка и золотой медальон с рубином как-то не совсем рядом с жемчужными нитями… Белое с желтым не сочетается. Вроде бы так не совсем красиво. Как думаешь?

– Гм, – сказал я.

Мириам раздраженно дернула плечом.

– Вики, не обращай на рептилию внимания. Что жабы в красоте понимают?

Я подумал, что мужчины в таком случае все до одного рептилии, даже рептильные рептилии, что на рептилиях сидят и рептилиями погоняют. Все мы полнейшие рептилии в таких непонятных вопросах, как духи, макияж и шляпки с перьями.

– Мне вот другое интересно, – произнес я в пространство, – зачем этот дурак таскал это?

Мириам оглянулась, в глазах безмерное удивление.

– А тебе не лучше знать?

Я поинтересовался:

– Потому что дурак?

– Потому что дракон, – поспешно уточнила она.

Я отмахнулся.

– Он дикий, а я – цивилизованный, слуга великого повелителя всех драконов. Мне эта ерунда ни к чему. В наших краях ходят в жемчуге по щиколотку.

– Ого!

– Золотыми слитками, – добавил я, – швыряют в бродячих собак. А вороны алмазы клюют.

Она спросила непонимающе:

– Зачем?

Я поморщился.

– Дуры, что с них взять? Как и женщины.

Принцесса, уже обвешанная драгоценностями, как новогодняя елочка, тяжело покрутилась возле сундуков, на ней должно быть не меньше десяти килограммов золота и камешков, затем вздохнула так печально, что у меня защемило сердце, и начала замедленными движениями снимать с себя всю эту ерунду.

Мириам с облегчением перевела дыхание, в таком виде с принцессой возиться было бы еще труднее. Я поглядывал на гордую дочь пустыни искоса, вслушивался в интонации.

Что так быстро догадалась, что не собираюсь ее жрать, – ладно, просто умная и догадливая. Что буквально сразу начала со мной борьбу, обзывая рептилией, а то и вовсе рептилем, отстаивая какие-то позиции – понятно, сила воли, характер, выкованный в жестокой борьбе за выживание в жаркой пустыне… но откуда ей знать про эпоху династии Упетингов или династию Версавии? Тем более отличать принадлежащие им предметы?

– Мириам, – позвал я тихонько.

Она быстро оглянулась.

– Да, жаба с крыльями? Снова хвост прищемил?

– Да, – согласился я. – Помассируешь?

– Размечтался!

– Давай колись, Мириам, – сказал я мирно. – Ты не простая дочь погонщика верблюдов, верно?

Она огрызнулась:

– Мой отец не погонщик, а проводник караванов! Это очень высокая должность. Немногие умеют…

Я прервал:

– Ладно-ладно. А почему не визжала в диком восторге, завидев столько золота и украшений? Любая другая с ума бы тронулась от таких сокровищ.

– А что толку, – проворчала она, – мы же здесь, в твоей берлоге. Какой толк наряжаться перед рептилем?

– А инстинкты?

Она нахмурилась, глаза засверкали подозрением:

– А что это? Ты на что, гад подколодный, намекаешь?

– Натура, – пояснил я. – Суть женская.

Она помолчала, меряя меня злым взглядом.

– Рептилии все дурные, вижу. Если брать женскую суть, то и королевская дочь должна визжать при виде золота, забыв обо всем. Так? Значит, я все-таки не одна такая.

– Или хорошо воспитанная, – предположил я. – Либо наконец сообразившая, что не в золоте счастье, а в таком вот красавце, как я.