Текст книги "Ричард Длинные Руки – лорд-протектор"

Автор книги: Гай Юлий Орловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Когда мы расставались, снова обнявшись уже на прощанье, он спросил осторожно:

– А мобильную группу… может быть, расположить к вам поближе?

Я подумал, ответил с еще большей осторожностью:

– Лучше без спешки перебазировать ее к Хребту. К тому месту, куда я послал бригады камнерубов. Медленно, не привлекая внимания, стараясь не вызывать лишних вопросов.

Он подумал, сказал решительно:

– Да, я это сделаю. Хотя, уж простите…

– Барон, – прервал я, – мне пока что везло, верно? Просто предположите, что и в этот раз случится что-то такое эдакое. Вы ничего не потеряете, если у меня ничего не получится. Всего лишь неспешная – подчеркиваю! – неспешная прогулка отряда отборных рыцарей к Хребту, чтобы отработать навыки ведения боя на пересеченной местности, в лесу и в предгорьях. И победное возвращение с прекрасно выполненной задачей!

Он кивнул, хотя я видел по его глазам, как трудно будет принудить своевольных рыцарей отрабатывать навыки командной борьбы, ведь каждый из них герой и каждый стремится совершать индивидуальные подвиги.

– Спасибо, сэр Ричард, – повторил он, – за доверие. И не бойтесь, что кто-то посмеется над бесполезностью рейда рыцарей к Хребту и обратно. Сила никогда не бывает смешной.

Глава 15

Я еще некоторое время руководствовал, сам понимая, что чересчур влезаю в мелочи, даже рассудил несколько дрязг между мастеровыми. Невольно вспомнил, что когда хотят сделать людей добрыми и мудрыми, терпимыми и благородными, то неизбежно приходят к желанию убить их всех. Робеспьер верил в добродетель и потому создал террор. Марат верил в справедливость, потому потребовал двухсот тысяч голов.

Надо править так, чтобы мои подданные чувствовали давление с моей стороны или моих управляющих не больше, чем давление воздуха.

С этой мыслью я отряхнул руки, огромное багровое солнце уже опускается за край каменной стены, ночи останется совсем мало, вернулся в главное здание. Любить – значит проигрывать, мелькнула мысль, но я впервые наткнулся на исключение. Я выигрываю, только выигрываю…

Лоралея бросилась навстречу, радостная и сияющая.

– Мой лорд!.. наконец-то!

– Работы оказалось в самом деле много, – сознался я. – Хотя, конечно, надо будет спихнуть на управляющих.

– А уже есть?

– Увы…

– Мой лорд, – воскликнула она, – вы окружены преданными вам людьми. Выберите тех, кто уже занимался хозяйством! Они справятся. А вам предстоят великие дела… Эй, слуги! Быстрее ванну! Воду я велела нагреть заранее… Попробуйте сказать, что не сделали!

Я долго нежился в горячей воде, Лоралея совала в нее палец и заботливо подливала из большого кувшина, поддерживая температуру. Когда грязь исчезла под ее заботливыми ладонями и со щеткой, я вылез и сидел, наслаждаясь покоем, в кресле, нимало не заботясь, что не совсем одет.

Правда, для ужина все-таки натянул штаны, а когда слуги зажгли свечи, мне это уже не показалось архаичным и сентиментальным.

* * *

Утром я вышел, счастливый, как просто не знаю кто, щурясь и прикрываясь ладонью от неистового света. Словно сто тысяч солнц, как говорится в Махабхарате, разом заблистало, но там ядерный взрыв, а здесь под утро пролупил короткий летний дождь, солнце бьет в глаза изо всех луж и вообще превратило в себя все мокрые поверхности.

Во дворе перед входом в типографию дюжие грузчики снимают с телеги тяжелые отесанные и просмоленные бревна с уже вбитыми железными крюками. Я с трудом узнал части станового хребта типографского пресса.

Отец Дитрих в дверях указывал в темноту, мол, туда нести и там складывать. Я поприветствовал, он благословил, потом без всякой преамбулы вдруг сказал:

– Та ведьма во всем призналась. Сразу, как вы покинули подвал.

– Хорошо, – сказал я. – От души отлегло.

Он посмотрел на меня сумрачно.

– Еще бы. Вы с такими… делами стараетесь не сталкиваться. Но кто-то делать должен. Закопанные кости отыскали за ее избушкой. Там же отыскалась и одежда убитых ею детей.

– Костер? – спросил я.

– Медленный, – уточнил отец Дитрих. – Как виновную за особо тяжкие прегрешения перед Господом.

Я кивнул, уже понимая, что за стук топора я слышал спросонья. В центре крепости, близь ворот устанавливают помост, столб, к которому привяжут виновную, а также подбирают хворост из свежих веток, чтобы больше дымил, чем горел. Нужно, чтобы народ ужаснулся такой смерти. Страшная смерть в мучениях удержит чью-то нестойкую душу от попыток поразвлечься в этой области.

Отец Дитрих смотрел на меня, как показалось, с непонятным укором. Вид смерти для самой обвиняемой неважен, все равно смерть, но пусть посмотрят и ужаснутся те, нестойкие. А мы все, если честно, нестойкие. То и дело норовим свернуть с прямой дороги к счастью на тропку сомнительных удовольствий. И хорошо бы только ограничиться женой соседа! В крайнем случае, в морду даст. Правда, может и топором по башке, бывает… Но тропка может завести и дальше, совсем уж в дебри, где погубишь не только свою душу, но и чужие.

– Хорошо, – сказал я. – Кстати, пусть отец Ульфилла посмотрит, что у нас тоже идет борьба с нечистью. А потом поскорее отправьте его обратно. Вы, полагаю, уже с ним столкнулись?

Он поморщился.

– Где вы такого откопали?

– Сам выкопался, – объяснил я со вздохом. – Самородок. Выходец из народа.

– Да, это заметно. Невежество просто дикое, зато какой напор, какой напор…

– Чем человек грамотнее, – заметил я, – тем напора меньше. Потому нами и правят… не совсем грамотные?

Он посмотрел искоса, не на себя ли намекаю, пожал плечами.

– А зачем вы его привели в типографию?

– Чтобы буквы пересчитывал.

Отец Дитрих слабо улыбнулся.

– Представьте себе, он всю ночь этим и занимался.

– Правда?

– Точно-точно. Сперва сверял отпечатанную Библию с рукописным вариантом, потом положил две отпечатанных и сравнивал, сравнивал… всю ночь.

– Он ведет свой род от Фомы неверующего, – пробормотал я.

Отец Дитрих покачал головой.

– Не льстите так этому священнику. Богословы спорят по поводу особого отношения Господа к Фоме неверующему. Сын Божий то и дело предъявлял ему доказательства своей божественности. Только ему…

Он прервал себя на полуслове: из помещения вышел, пошатываясь, отец Ульфилла, прикрыл глаза от солнца.

– Легок на помине, – пробормотал я.

Отец Дитрих поморщился.

– Ладно, общайтесь со своим приятелем. Я уже успел наобщаться.

– Когда же вы все спите? – сказал я с неловкостью. – Я вот наделен способностью не спать по неделе… почти, но так ни разу не воспользовался. Здравствуйте, отец Ульфилла! Как спалось?

Отец Ульфилла выглядел ужасно: круги под глазами, невыспавшийся, белки глаз покраснели, как и веки, что еще и набухли, как подушки. Он проводил Верховного Инквизитора неодобрительным взглядом, а когда посмотрел на меня, в глазах была холодная решимость.

– Нам нужен такой станок, – заявил он.

Я задержал дыхание, нужно быть стойким, я предвидел такой поворот, сказал твердо:

– Вы правы, отец Ульфилла. Вам он очень нужен! Слово Божье нужно нести в массы!

Он кивнул.

– Значит, я его забираю?

– Нет, – отрезал я. – Его устройство очень просто. Вы же наблюдали за его работой всю ночь?.. И даже сами пробовали делать оттиски, как могу предположить, зная вашу недоверчивую натуру?.. Вот и постройте в своем монастыре такой же. Это будет даже быстрее, чем разбирать этот и везти в такую даль по частям. Чертежами я вас снабжу.

Он сказал угрожающе:

– Нам нужен такой станок прямо сейчас!

– Совершенно верно, – согласился я. – Потому немедленно увозите чертежи и в первый же день собирайте плотников, кузнецов, оружейников… Я вам объясню, да и вы и сами сообразите, какие детали лучше делают оружейники, а не простые кузнецы. Надеюсь, наладите работу быстро. Отец Ульфилла, а вот мне уже сейчас нужны грамотные монахи. Много! Я вам чертежи печатного станка, а вы мне грамотных монахов, послушников и всех, кто научится у вас там читать-писать…

Он бросил на меня злой взгляд исподлобья.

– Грамотные везде нужны.

– Я за них буду платить, – сообщил я.

Он спросил прямо:

– Сколько?

– За каждого присланного мне грамотного, – уточнил я, – буду платить так, чтобы вы могли на эти деньги обучить еще троих. Очень выгодная сделка.

Он оглянулся на темный вход в типографию. Оттуда доносится непрекращающийся скрип колеса и чмоканье сдавливающего бумагу пресса.

– А зачем вам грамотные? Сатане тоже нужны грамотные!

– Грамотные всем нужны, – согласился я. – Как вам моя типография?

Он поморщился.

– Да, – ответил он нехотя, – хороша. И святые книги выпускает… Но этим людям, а я с ними поговорил ночью, все равно, какие листки печатать. Они и во славу Сатаны сделают оттиски, если заплатить больше.

Я развел руками. Невежественный и неученый, однако чутья и знания людских слабостей у него выше крыши. Даже отец Дитрих как-то не подумал, что на таком станке так же легко печатать и антирелигиозную литературу.

– У нас все под контролем, – сообщил я.

– А кто контролирует контролера? – спросил он и посмотрел на меня пронизывающе.

Я ощутил оторопь, но совладал с собой и указал пальцем вверх.

– Господь.

– Какая непомерная гордыня, – произнес он с отвращением. – На этом Сатана таких вот и ловит… Купца на жадности, простолюдина – на похоти, рыцаря – на гордыне, властителя – на своеволии… когда над всеми должна быть только одна воля – воля Всевышнего!

Я перекрестился и посмотрел на него вызывающе.

– Да будет над нами только его воля.

Он вынужденно перекрестился и буркнул:

– Аминь.

– Аминь, – согласился я. – Словом, мы договорились. Кстати, ведьму решено сжечь на медленном огне! Придете любоваться?

Он отрезал:

– Этим не любуются!

– Почему? – удивился я. – Когда нехорошего человека казнят, это предостережение другим нехорошим.

* * *

Рыцари поглядывали на Ульфиллу с опаской, сразу ощутив, что к нему даже я, всесильный гроссграф, отношусь с непонятным уважением, что ли. А Ульфилла обошел всю крепость, везде совал нос, а затем объявил во всеуслышанье, что церковь, стены которой начали возводить каменщики, недостаточно хороша.

Отец Дитрих только отмахнулся, посчитав ниже своего достоинства, да и ранга тоже, спорить с деревенским попиком, но меня заело, в присутствии народа во дворе я спросил громко, чем же наша церковь его не устраивает.

– Церковь должна быть просторной, – заявил Ульфилла злобно. – Даже в селах их строят побольше!

Рыцари поглядывали на меня с интересом, я сделал смиренное лицо и заговорил кротко, даже очень кротко:

– Не сам ли наш Сын Божий сказал нам: «Когда молишься, не будь, как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц останавливаясь молиться, чтобы показаться перед людьми. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно. А молясь, не говорите лишнего, как язычники; ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны. Не уподобляйтесь им; ибо знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него».

Отец Ульфилла дергался, узнавая знакомые слова, рыцари переглядывались и, гордые за своего сюзерена, сдерживали ехидные улыбки.

– Господь это сказал для чистых сердцем! – заявил Ульфилла взбешенно. – Ты разве чист? Думаешь, я не зрю твои замыслы?

Я перебил, насторожившись:

– А какие у меня замыслы?

Он выкрикнул громко, привлекая внимание всех проходивших мимо:

– Темные!..

– В чем? – спросил я, сдерживая нарастающий гнев.

Он взвизгнул:

– Не знаю!.. Но чую! Я сердцем чую то, что мудрецы постигают умами сотню лет!.. У тебя свои цели, для этого ты используешь и Святое Имя, но… придет день, с тебя сорвут маску!

Привлеченный его воплями народ останавливался, забывал про свои срочные дела и направлялся в нашу сторону. А кто был ближе, те уже стоят с раскрытыми от удивления и удовольствия ртами, чуть слюни не текут от счастья, как же: лорда обвиняют! Радость-то какая…

Я покачал головой.

– Отец Ульфилла, как не стыдно… Нет чтобы ведьм топить да еретиков выявлять, а все на соратника нападаете!.. Давайте лучше поговорим о делах…

Я взял его за рукав, отводя в сторону, он зло дернулся, вырывая ткань из моей руки, но все же пошел, только сразу спросил раздраженно:

– Каких делах?

Я сказал быстро и как можно более деловито, стараясь взять инициативу в свои руки и не выпускать ее как можно дольше:

– Итак, святой отец, как там дела в монастыре? Пусть даже не в самом монастыре, да-да. Вы его почему-то еще только начали строить… гм… но я вам дал замок, где можно разместить школу. Мне очень нужны обещанные вами молодые и страстные проповедники Слова Божьего! Которых вы, конечно же, уже начали выпускать из монастыря крупными партиями.

Он нахохлился, ответил резко:

– Ничего я не обещал!

– Как? – изумился я. – Почему вы не собираетесь готовить проповедников Слова Божьего?

Он взглянул зло, но не попал в ловушку оправдывающегося, сказал с такой злостью, что лязгнули зубы:

– Ни крупными, ни мелкими!.. И нечего делать вид, что в этом моя вина. Монастырь только строится, еще раз говорю! Хотя мы уже начали набирать послушников…

– Возникли проблемы? – догадался я. – Финансовые?

Он нахмурился.

– Кроме них я решил сам проверить, в самом ли деле здесь идет борьба с Врагом! Я должен знать, куда пошлю монахов!

– Здесь присутствует сам Великий Инквизитор, – напомнил я. – И его люди. Ведьм вон жжем вовсю, еретиков выявляем. Но самый главный удар я приготовил в самом неожиданном месте! Такой удар по Сатане, такой удар… Первый удар вы уже видели? То-то.

Он посмотрел с недоверием и, не попадаясь в ловушку, сказал непреклонно:

– Да, типография – это… да, хорошо. Божье дело. Сатане придется несладко. Но… чтобы построить монастырь, чертеж которого я храню, мне нужны каменщики, плотники, столяры. Много!.. Еще я задумал сделать отдельную пристройку для невест Христовых, женщинам тоже бывает нужно убежище от суетности мира…

Господи, подумал я с тоской, он еще и женский монастырь мечтает строить!

– Мне тоже каменщики нужны, – ответил я строго и деловито. – И прочие ремесленники. Тоже много. Но я не сижу, сложа руки, а зазываю со всех сторон. Хорошо, я дам денег, а уж привлечь людей вы сумеете, отец Ульфилла.

– Люди будут, – проворчал он. – Вы здесь в роскоши купаетесь, а у нас там за ломоть хлеба убивают!.. Если вернусь с деньгами, хоть с малой частью, монастырь будет построен быстро. И все будут счастливы.

Я промолчал, знаю это счастье, отвесил короткий поклон и ушел, стараясь держать лицо гордым и надменным. Пусть видят, что я – гроссграф, а беседой с этим деревенским попиком просто облагодетельствовал убогого.

Глава 16

Вечером Ульфилла показал пример, что и без церкви священник должен работать с массами: загнал во дворе в угол челядь и праздно шатающихся рыцарей, выступил с проповедью.

Ему и в голову не пришло спросить разрешения у Великого Инквизитора или других священников, что могут быть постарше, как по рангу или возрасту. Человек, который свято уверен в необходимости нести в народ Слово Божье постоянно и непрестанно, ни у кого не обязан спрашивать разрешения.

Я не стал приближаться, насторожил уши, люди слушают его, как завороженные, смотрят неотрывно на отца Ульфиллу, а он неистовствует, яростный и горящий, как разбуженный вулкан.

– Что за польза, – донесся до меня его злой и горестный вскрик, – ограбить одного и одеть другого? Милостыня должна идти от сострадания, а у барона Эллеарта мы видим бесчеловечие! И хотя бы мы отдали даже все, что похитили у других, для нас не будет никакой пользы и не будет прощения! Это показывает Заккей, который тогда умилостивил Бога, когда обещал возвратить похищенное четверицею, смотрите Евангелие от Луки. А мы, похищая весьма много, а отдавая мало, думаем умилостивить Бога, не зная, что тем самым еще более прогневляем Его!

Яростный и распаленный, он все же заметил меня, остановившегося довольно далеко, мог бы и не усмотреть, злобно зыркнул в мою сторону. Народ тоже задвигался, смотрят вопросительно.

Я подошел ближе, вскинул руки.

– Тихо-тихо! Я не мешаю. Сэр Макс – на выход!.. Немедленно. А вы все слушайте, слушайте!.. Отец Ульфилла верно говорит. Когда Авель и Каин принесли жертву, думаете, Господу нужна была та жертва, если и так все на свете принадлежит Ему?.. Да на хрен ему хоть барашек Авеля, хоть морковка Каина… или что там выкопал и принес он? Бог разгневался, что Каин брал много, а принес для пожертвования – мало! Вы поняли? Продолжайте, отец Ульфилла.

Я повернулся и ушел в сопровождении Макса, чувствуя на спине ненавидящий и в то же время несколько смятенный взгляд неистового священника. Но, думаю, аргумент запомнит и воспользуется им при случае.

Уже из двери я услышал, как его голос возрос до крика:

– Удержи руки от лихоимства – и тогда лишь простирай их на милостыню! Если же мы теми же самыми руками одних будем грабить, а других одевать, то милостыня – это повод ко всякому преступлению! Лучше не оказывай милосердия, чем оказывай такое, как совершил барон Эллеарт…

Хана барону, мелькнула сочувствующая мысль. Но Ульфилла дурак, не понимает, что нельзя на барона нападать, пока не искоренены грехи и преступления куда более тяжкие. Да и вообще не представляю, когда наступят такие времена, чтобы олигархи жертвовали от «своего», а не из награбленных миллиардов. Причем украдет миллиард – пожертвует миллион, и все счастливы. Прославляют его щедрость: мог бы и ничего не дать. Так что Ульфиллу занесло…

Завтра же постараюсь спровадить, мелькнуло в голове. Дам денег, у самого крохи, упакую книги и… давай, святой отец. Мы на одной стороне баррикады, но рядом нам лучше не находиться, убьем друг друга на радость противнику.

Макс все оглядывался, спросил шепотом, в голосе звучал приглушенный восторг:

– Как говорит!.. Как говорит!

– Как? – спросил я.

– Прямо в сердце слова Божьи вкладывает!

– Гм, – сказал я с сомнением. – Ладно, давай о деле. В каком состоянии твое воинство?

Он посерьезнел.

– Сэр Ричард, рыцарство распущено по домам. Остались только копейщики, ратники, лучники, арбалетчики…

– Пешие, – сказал я. – Тем более им понадобится больше времени.

– На что, сэр Ричард?

– На пеший переход, – ответил я туманно. – Ладно, отбери сперва лучших в отдельный отряд. И сразу же отправь к Хребту. Я укажу, в какую точку.

– Где роют Тоннель?

– Да. На первых порах поможешь сэру Теодориху. Он там организовывает службу охраны.

Макс смотрел с недоумением, в самом деле, что там охранять, однако я смотрел строго и значительно, в глазах намек на нечто более важное, пока тайное, и Макс проговорил достаточно бодро:

– Да, сэр Ричард!.. Будет сделано, сэр Ричард!

– Приступай, – сказал я отечески и, похлопав его по плечу, нырнул в темный полуподвал.

Отец Дитрих с тремя его священниками раскладывал отпечатанные листки на длинной и широкой лавке, просушивая оттиски.

– Благослови, отец Дитрих, – сказал я. – Мне кажется, что вы перепутали свое жилище с типографией.

Он оглянулся, в глазах промелькнуло виноватое выражение.

– Ох, сын мой, ты смеешься, это значит, все хорошо. Ты прав, я забросил все дела, а к себе удаляюсь только для короткого сна, но старые люди спят мало!.. Я до сих пор не могу прийти в себя от этого чуда и всякий раз боюсь, что эта дивная машина исчезнет. Хотя уже вижу, как она устроена, это так просто, что удивительно, почему никто не додумался раньше…

– Когда открытие сделано, – сказал я, – все удивляются, почему не сделали раньше, ведь так все просто!.. Да, теперь типографии будут строить во всех городах. В этом и есть главное отличие науки от магии: всякий может повторить сделанное и получить тот же результат. Эх, отец Дитрих, все бы так радовались, как вы, этому делу просвещения!.. Как же мне опротивел этот священник из моих дальних земель! Только приехал. А уже не выношу… Как он сумел при таком невежестве набрать такую мощь?

Отец Дитрих развел руками.

– Ты же знаешь, сын мой, церковь – для свободных людей. У нас нет родословных, перед Богом все равны. И потому на вершины церковной власти выдвигаются по личным заслугам, а не по размеру земельных владений, количеству войск или древности рода. Отец Ульфилла, судя по его яростным обличениям, умеет затронуть чувствительные струнки в людских душах… А это дает ему власть над ними. И, конечно, не самое низкое место в нашей иерархии. Сам знаешь, умелый проповедник может двигать людскими массами так, что даже папа римский, наследник Господа, иной раз не сумеет…

Я вздрогнул, представив отца Ульфиллу во главе крестового похода за веру против… да против всего, что идет с верой вразрез или для веры не имеет значения.

– Черт бы его побрал, – вырвалось у меня. – Ох, простите, отец Дитрих, но такие люди опасны.

Он кивнул, принимая извинения.

– В чем опасны?

– Во всем, – сказал я. – Не должен малограмотный двигать массами. Это даже хуже, намного хуже, чем когда могучий лорд ведет войско на соседа. Из его войска можно уйти, а из войска отца Ульфиллы никто не уйдет, уверенные, что творят правое и угодное Господу дело. И такие вот уверенные любые жестокости будут творить, потому что это не для себя стараются, а во имя святых целей!

Он подумал, пожал плечами.

– К счастью, такого еще не случалось.

– Да? – спросил я. – Значит, Савонаролы у вас еще не было. Кстати, я отцу Ульфилле подарил отпечатанный экземпляр Библии! Он воспылал идеей самому наладить печатание книг там на местах.

Отец Дитрих взглянул на меня с некоторым смущением.

– Экземпляр?

– Да, – ответил я, несколько удивленный его тоном. – А что?

Он сообщил со вздохом:

– Я отдал ему свою отпечатанную Библию. И еще два недавно отпечатанных, но еще не переплетенных экземпляра.

– Ого!

Он поморщился, отмахнулся.

– Да ладно, пусть только убирается побыстрее. Он сумеет их использовать даже лучше нас. А мы себе еще отпечатаем.

* * *

На другой день прибыли две большие артели каменотесов. Я тут же отправил их рубить Тоннель, а сам, подумав, оседлал Зайчика и понесся в сторону Хребта, не разбирая дорог. Работы идут хорошо, когда, кроме оплаты, и условия труда соответствуют, а также отдыха. Баб и цыганские танцы не обещал, но как строятся бараки, надо проверить: невыспавшиеся в тесноте работники – плохие работники.

Прошлая жизнь приучила напрягаться и смотреть по сторонам, когда перехожу дорогу, а здесь все наоборот: как раз дороги и есть самое безопасное.

Но, во-первых, все еще не хочу показывать настоящую скорость Зайчика и Бобика, пусть это остается моим козырем, во-вторых, когда так вот, напролом через ревущий ураган, самый быстрый монстр не успеет и глазами повести в мою сторону, как я буду за сотни ярдов.

Надеюсь, не успеет.

Когда до предгорья осталось рукой подать, догнал большой отряд пеших ратников. Они шли небыстрым, но рассчитанным на долгую дорогу шагом, уже покрытые пылью, что значит, с утра без привалов, в полном вооружении, на плечах несут тяжелые боевые топоры, копья, пики.

Заслышав стук копыт, оглянулись, начали сдвигаться на обочину. Я помахал рукой.

– Привет, ребята!.. Кто старший?

– Сэр Теодорих, – ответил с готовностью один из строя.

– Где он?

– С конным отрядом поехал вперед.

Я нахмурился.

– И оставил пеших без прикрытия?

Воин возразил бодро:

– Это он сам остался без укрытия! Лучники и арбалетчики у нас. Молодой ищщо. Не терпится ему увидеть, куда же нас послали…

Я заверил:

– В хорошее место. Будете охранять особо важный объект государственного значения. Поставите посты так, чтобы и муха не пролетела! Не просто незамеченной, а… живой! Ладно, топайте, уже скоро.

Я обогнал колонну, а когда мы скрылись за ближайшим поворотом скалы, шепнул Зайчику:

– Прибавь!..

Однако скоро пришлось вернуться на обычный галоп: показались бараки, блистающие свежевыструганными досками. Уже четыре костра, на треногах большие котлы, ветерок донес запах наваристой мясной похлебки.

У одного из костров сидят люди в доспехах, один сразу вскочил при стуке копыт, я узнал виконта Теодориха. Подтянутый, щеголеватый, он бросился ко мне навстречу, подал почтительно руку, помогая сойти с коня, словно пожилой даме.

– Не могу не выразить свой восторг вашим конем, сэр Ричард, – сказал он. – Галопом поднимался по такой круче!

– Да тут недолго, – отмахнулся я, – что успели увидеть?

Он понял вопрос правильно, ответил четко:

– Четыре очень удобных места, где размещу лучников и арбалетчиков, на дороге выставлю пикет копейщиков. Еще есть местечко, по которому можно подняться, но и там помещу ребят.

Говорил уверенно, но в глазах я видел недоумение.

– Благодарю, – сказал я. – Сэр Теодорих, я не забываю, что вы были и есть первый рыцарь, который явился ко мне на службу. И потому открою вам великую тайну, но только вам: недолго вам нести эту службу вдали от городов, замков и развлечений. И недолго вам ходить в виконтах!

Глаза его счастливо и гордо вспыхнули, он выпрямился, сказал прерывающимся от волнения голосом:

– Моя жизнь принадлежит вам, сэр Ричард!

– Но-но, – сказал я со строгостью в голосе, но, понятно, довольный. – Жизнь наша принадлежит только Господу Богу. И только он вправе ею распоряжаться.

Дальше попались одна за другой две подводы, нагруженные камнями. Помимо возчика на обеих по двое дюжих мужиков. Я успел полюбоваться, как они открывают борта подводы и сваливают камни в огромную расщелину. Если учитывать, что Тоннель протянется почти на двадцать миль, то потом должна возникнуть проблема со складированием как этих камней, так и вообще вынутого грунта.

Я похвалил за старание, но даже намекать не стал, что новых мест, куда перемещать камни из Тоннеля, искать не придется. Это не виконт Теодорих, это простые, с ними можно проще. С простым народом никогда не считались, а если и объясняли что, то обязательно дурили.

Тоннель уже зияет широкой дырой, словно его заново рубили проходческим щитом двенадцать метров в диаметре. Из темного зева показалась упряжка из двух волов, тянут такую маленькую повозку, и сами такие маленькие…

Странно, мелькнуло в голове, а ведь никто даже не спрашивал, зачем пытаюсь делать Тоннель таким широким. Сама идея Тоннеля под Хребтом казалась такой дикой, что даже не стали указывать на такие явные несуразицы. Какая разница, пророю я узкий тоннель за пятьсот лет или такой вот широкий за тысячу?

Бобик первый вбежал в темный тоннель, но я громко прикрикнул и указал на место возле входа.

– Жди здесь, толстолобик! Добычи там нет, а людей пугать нечего.

Зайчик гордо и нахально ржанул, он допущен, и мы въехали в темноту, где впереди показались красные пятна факелов. Камнерубы работали не просто в поте лица, а как будто стараются прорыть тоннель до вечера.

Дюжие парни грузили отколотые глыбы на телеги, лица и голые торсы блестят, словно на них вылили все масло из всех запасенных светильников.

Ко мне заспешил мастер Маргулер.

– Ваша светлость, как мы рады, как мы рады…

Я спросил с подозрением:

– Чему?

Он не растерялся, сказал бодро:

– Вы удачу приносите!

– Правда?

– Истинный крест!

– И какую же удачу я вам принес?

Он повернулся, рука описала широкий полукруг.

– Вы говорили, что только первые дни будет долбить трудно. Я не поверил вам, теперь винюсь.

Сердце мое застучало чаще.

– Что, в самом деле?

– В самом, – заверил он. – Вот я и говорю…

– Да, – сказал я, – вам повезло.

Он кивнул, не отводя от меня взгляда.

– Да, ваша светлость. Впервые в моей практике такой случай.

Я спросил:

– Что лорд приносит удачу?

Он помотал головой, но глаза смеялись.

– И это тоже.

– А что еще?

Он ответил серьезно:

– Что камень дальше становится таким… Всегда ведь, чем глубже в гору, тем камень плотнее. И откалывать труднее. А здесь пошли отдельные глыбы…

– Может быть, повезло? – спросил я.

Он не отрывал от моего лица пытливого взгляда.

– Да, наверное… Я примерный христианин и в чудеса верю. Только думаю, что Господь совершает их где-то далеко, с другими людьми. Которые без чудес и жить не могут. Потому сейчас даже не знаю, что думать…

Теперь я сверлил его пронизывающим взглядом.

– Знаешь, – сказал я уверенно, – по глазам вижу. Но держи свои соображения при себе, понял!

Он сказал послушно:

– Как скажете, ваша светлость!

– Так и скажу, – проворчал я грозно. – Не забыл, что по завершении работ всем выдам хорошую премию помимо оплаты?

Он кивнул с готовностью.

– Да, ваша светлость. И теперь я начинаю верить, что…

Я поднял руку, он послушно умолк.

– Ни слова больше, – велел я. – Все догадки держи при себе. Видишь, как остальные? Никто ни о чем не задумывается.

Он развел руками.

– Так они ж доверили задумываться мне, мастеру. Но – молчу, молчу!.. останетесь с нами пообедать?

– Даже поужинаю, – ответил я.

* * *

Я в самом деле остался на ужин, а между обедом и ужином трижды ходил в тоннель и ощупывал глыбы. Да, их жар не коснулся, не сплавил в единый монолит. Это говорит в первую очередь о том, что дефы не надули.

Еще можно ожидать, что уже скоро завал кончится, так как тоннель расположен строго горизонтально, потому лавина камней не могла закупорить его слишком уж далеко.

Жгучее ожидание привело к тому, что я остался и на ночь. Камнерубы из кожи вон лезут, выказывая нечеловеческую работоспособность и выносливость, к тому же теперь их полный комплект: одна бригада рубит, две отдыхают.

Ночью в горах слышались странные голоса, не то эндемичных зверей, не то одичавших людей, а может, гномы шпионят за нами и переговариваются, как напасть и все уничтожить…

Заснул под утро, а проснувшись, первым делом бросился в тоннель. Навстречу волы с таким трудом тащат тяжело груженные телеги, что грузчики слезли и, хватаясь за колеса, помогают бедным животным.

Я заторопился до главных героев, выдирают глыбы и скатывают вниз. Мастер Маргулер молча указал наверх. Я охнул, всмотревшись: свод абсолютно ровный, вкатившиеся в тоннель глыбы его даже не поцарапали.

– Этого ждали, ваша светлость? – спросил он.

– Вы мудрый человек, – пробормотал я.

– Я просто старый мастер, – ответил он с достоинством. – Когда вижу такое, я начинаю понимать нечто.

– Скоро поймут и другие, – сказал я.

– Потому и поставили охрану?

– Заметно?

Он кивнул.

– Да, я сперва удивлялся…

– Не хочу, – подчеркнул я, – чтобы раньше времени об этом стало известно.

Он поморщился, но спорить не стал, только развел руками.

– Нашим не понравится, но я понимаю, что это ненадолго.

– Ненадолго, – подтвердил я. – Но я должен выжать максимум выгоды, не так ли?

Он скупо улыбнулся.

– Это понятно. Только, ваша светлость, вы зря так себя измаиваете. Ни сегодня, ни завтра ничего не случится. Судя по тому, как слежались камни, выколупывать их еще долго.

Я спросил требовательно:

– Как долго?

Он пожал плечами.

– Несколько дней – точно. Думаю, с неделю.