Текст книги "Ричард Длинные Руки (Книга 1)"

Автор книги: Гай Юлий Орловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Бернард насторожился, вскинул руку. Все затихли. Далеко-далеко в ночи раздался тоскливый вой. Мороз пробежал по коже. Жуткая обреченность в этом вое, словно эти существа уже зрят все муки ада, куда их волокут черти.

– Нечисть? – прошептал я.

– Хуже, – ответил Рудольф.

Я не понял, всмотрелся в угрюмое широкое лицо.

– Что может быть хуже?

– Волки, – ответил он хмуро.

– Волки?

– Да, простые честные волки. Которых ты видел очень далеко. Как думаешь, кого наши кони и волы боятся больше?

Вой распадался на множество голосов. Я представил себе в темном лесу с полсотни этих голодных зверей с горящими глазами, их кто-то собрал и направил, а сам следом, луки наготове, а мы здесь, отстреливай на выбор.

От повозки донесся строгий голос:

– Уходим. Совнарол, будь добр, не отходи от принцессы.

– Все в руке божьей, – прогремел яростный голое. – О себе заботься, сын мой! Господь не забудет, кто идет во имя его...

Подъем становился все круче. Однажды пересек дорогу поток холодной воды, что с маниакальным упорством вилял из стороны в сторону, только бы броситься под ноги, забросать холодными брызгами, белыми клочьями пены.

Ланзерот впереди тащил коня в поводу. Когда завал оказался чересчур сложным, рыцарь подлез под своего дорогого, как "Мерседес", коня, приподнял и тяжело перебрался через мокрые и скользкие камни. В средние века, вспомнил я, это считалось подвигом. В мое же время акселерации каждый крепкий парняга в состоянии поднять коня на плечи и пробежать с ним сотню-другую шагов.

Однако другие смотрели на рыцаря с громадным уважением. Бернард, правда, тоже готов был перенести своего коня на спине, но тот оказался явно не рыцарским: два-три неуклюжих прыжка, злобное "иго-го", и жеребец даже вверх по склону обогнал хозяина. Наши кони тоже показали себя конями повышенной проходимости, пробрались и через камни, и через ручей, словно неказистые, но мощные "КамАЗы".

Маленькие водопады красиво разбрызгивали воду, и последней узкой струёй, как из водосточной трубы, низвергались в небольшое кипящее озеро. Оно лежало в каменной чаще, мне даже почудились огромные украшения по внутренней стороне чаши, но рассмотреть не успел – Бернард торопил. Снизу начал подниматься туман, довольно быстро скрыл озеро, угрожающе пополз, как геккон по отвесной стене.

Я кое-как перебирался по скользким камням, многие покрыты сырым мхом, дальше пошли вроде бы выбитые миллионами ног ступеньки или это только казалось, а проклятый поток снова пересек дорогу, и некоторое время пришлось двигаться по колено в бурной воде, что стремилась унести вниз, как никчемную щепку.

Хоть и цивилизованный, я все равно не понимаю, что заставляет воду взбираться на вершины гор, а оттуда изливаться потоками, если точно так же могла бы пробиться к поверхности земли у самого подножия.

Кое-как я выбрался из потока, но увидел, что радуюсь напрасно. Вверху, откуда эта вода течет, поток разделился и низвергался множеством мелких ручейков так, что идти посуху не удастся. Одно хорошо, что снизу жуткий рев водопада превратился в глухой ропот, поднялись мы на высоту, где орел наравне, а тучи могут проползти даже ниже.

За поворотом я увидел коня Ланзерота, одиноко привязанного к дереву. Выше из зеленых зарослей торчали ноги рыцаря. Оставив коней, мы, пригибаясь без нужды, вломились тихонько в кусты.

Впереди, всего в полумиле, над скальным горизонтом торчит каменная башня. Будь пониже, ничем бы не отличалась от прочих скал: из серых массивных глыб, камень необработан, острые сколы, выступы, а крохотные окошки под самой крышей больше похожи на трещины. Но только она стоит нагло и вызывающе, оглядывая всех свысока, как браток с автоматом, уложив всех мордами в снег.

– Чертов Зуб! – вырвалось у Бернарда. Он спохватился, забормотал: Прости, господи, мои справедливые слова, но только нехристь способен такое построить на помеху добрым людям, ибо христиане должны быть одним народом... гм... и ходить друг к другу без препятствий.

– Дальше все как на ладони, – сказал Ланзерот зло. – Муравей не проползет незамеченным, а я не могу оставить своего боевого коня...

Башня торчала, как нижний клык из кабаньей пасти. Солнечные лучи холодновато отблескивали на каменных сколах, отчего башня выглядела закованной в металлические доспехи.

– Кто здесь бывал? – спросил Бернард.

– Ты же и бывал, – напомнил Ланзерот.

– Я не запомнил этих мест, – огрызнулся Бернард.

– Асмер, – спросил Ланзерот, – ты здесь проезжал раньше? Что, в самом деле ее никак не обойти? Асмер ответил с усмешкой:

– Обойти никак. Даже подобраться очень трудно. Правда, можно вот так, прячась за камешками, но не станете же вы, ваша милость, пригибаться, как простолюдин, ползти на брюхе, как, прости меня, господи, нечестивая ящерица?

– И сколько надо ползти? – осведомился Ланзерот ледяным тоном. Кстати, ящерица – тоже божья тварь.

– Да всего с десяток шагов. Но нельзя даже головы поднять. А дальше снова можно вдоль стены... к самой башне.

Ланзерот кивнул, они с Бернардом вернулись к повозке. Когда я увидел, как оба вскоре появились в старых потертых плащах поверх доспехов, я понял, что башню придется брать в самом деле. Во рту стало сухо, а сердце заныло в тревоге. Одно дело, когда, не успев даже испугаться, ткнешь вилами в брюхо какой-то летающей гадины или машешь оглоблей, даже когда во сне, как считаешь, рубишься мечом, другое – вот так хладнокровно подкрадываться к наверняка запертой и хорошо водруженной башне-крепости.

Меня определили замыкающим, но Асмер держался рядом, а когда я видел, как он посматривает на меня, закрадывалось сомнение, видит ли во мне соратника или же пленника.

Тропка между валунов и обломков скал показалась чересчур протоптанной. По знаку Бернарда мы застыли на месте. Они с Ланзеротом скрылись за обломками. Прошло довольно много времени, я уловил негромкий свист. Асмер тут же толкнул меня в бок:

– Не спи, замерзнешь.

За поворотом я наткнулся на два трупа. У обоих размозжены головы, а шеи и ноги вывернуты под нелепыми углами, как у цыплят табака. Похоже, падали с немалой высоты, но кто так метко и с огромной силой умеет метать камни: Бернард или сам Ланзерот?

Ланзерот и Бернард впереди в десятке шагов притаились за широкой каменной плитой. Даже хмурый Рудольф не удержался от довольной усмешки. Башня в самом деле неприступна даже за счет того, что из окон все видно за мили вокруг. Однако за последние годы где-то выше обломился или сдвинулся обломок скалы, пусть даже камешек, но это изменило русло ручьев. Небольших, что возникают при ливне и через часок-другой исчезают. Будь ручей постоянным, его обязательно бы заметили, отвели в сторону, как-то приспособили бы даже.

Сейчас же мы ползли по сухому руслу, что за последние пару лет пробили дождевые потоки. И когда приблизились к башне на расстояние броска ножа, нас так и не увидели ни из окон, ни даже с крыши.

Бернард приготовил топор, просунул левую руку под локтевой ремень щита и крепче взялся за деревянную рукоять. Рудольф и я, он с топором, я с молотом, застыли, смотрели на Ланзерота. Тот быстро зарядил арбалет, взял в другую руку меч.

Бернард грянулся всем телом в дверь. Затрещало, створки распахнулись, на пол упали половинки деревянного засова. Рудольф скользнул в помещение и молниеносно отступил вправо, следом за ним так же быстро вдвинулся Асмер и встал по другую сторону, а Ланзерот по-рыцарски ворвался прямо, весь воплощение благородного гнева и ярости.

В круглом помещении за двумя массивными столами сидели пятеро мужчин в кожаных доспехах. Еще столько же лежали на лавках, трое на полу обнимались с винным бурдюком. Кто-то загорланил песню, не обращая внимания на грохот от выбитой двери, но остальные вскочили, хватаясь за оружие.

Засвистели стрелы. Ланзерот метнулся через весь зал, похожий на новенький бронетранспортер, сметая столы, лавки. За ним остались стонущие и залитые кровью тела. Я опомнился, метнул молот, поймал и снова метнул. В третий раз бросить не пришлось: бравый спецназ королевства Зорр прошелся по залу, как по стране инфляция. Даже стонущих не осталось, их прикончили быстро и безжалостно, никто не хотел получить стрелу или нож в спину.

Я быстро осматривался, стараясь, чтобы это не выглядело совсем уж дико. Вся схватка продлилась меньше минуты, а комната завалена изрубленной мебелью, словно громили мебельную фабрику. Стол разбит в щепки, лавки сломаны, порублены, ножки вывернуты, и все это плавает в темно-красной луже, кровь испачкала подошвы и подбирается к щиколоткам.

Асмер торопливо поднимал арбалетные стрелы, вытирал о ближайшего убитого и услужливо подавал Ланзероту. Бернард ощупывал стены, словно искал потайные комнаты или выходы наружу. Рудольф переворачивал убитых, весь перемазался кровью, морщился, не найдя хорошего оружия, зато поснимал с двух или трех тугие кошельки.

– Кто ранен? – спросил требовательно Ланзерот. Бернард прорычал:

– Все помнят, что наш священник далеко внизу!

– За дело, – распорядился Ланзерот. – Времени в обрез.

На мост даже не посмотрели, а место, которое сочли проходимым, оказалось отвесным обрывом в три человеческих роста. Я был уверен, что обоз придется оставить, но эти сумасшедшие распрягли быков и, обвязав широкими ремнями, начали поднимать по одному. Испуганные животные не брыкались, но печально ревели, и этот могучий рев разносился над горами и долами, оповещая всех и вся, что вот здесь, в этом месте, горстка людей, отложив оружие, поднимает наверх обоз, наверняка груженный мешками с золотом.

После быков втаскивали повозку. Снова мне почудилось, что она стала еще легче. Намного легче. Почти пустая. Волов поспешно запрягали, не дав отдышаться. Бернард часто посматривал в небо. Однажды ткнул пальцем в синеву.

– Асмер, что скажешь?

Асмер, мокрый от пота, как мышь, что выбралась живой из бочки вина, прохрипел:

– Да видел, видел. Одна была, теперь три кружат! Скоро все твари сюда стянутся.

– Это уж точно, – ответил Бернард.

Мне почудилась в голосе старого воина хмурая радость. Подумал с отвращением, неужели у этого дурака такая самоубийственная страсть к драке, схваткам, звону оружия, так красочно воспетому в балладах? Ведь ясно же, что если эти птицы в самом деле как-то передают, где мы и что делаем, то сейчас нас обложат таким плотным кольцом, что не только повозку потеряем, но и сами поляжем быстро и надежно...

Веревки почти перетерлись за долгий изнурительный подъем, но впервые эти люди не осматривали и не чинили упряжь. Асмер нахлестывал волов, те перешли на тяжелый бег. Повозка тряслась и подпрыгивала, как пустая картонная коробка. Бернард перехватил мой пристальный взгляд, поспешно отвернулся, закричал:

– Ланзерот, что там?

Далеко спереди прогремел, как медная труба, до отвращения мужественный голос меднолобого рыцаря:

– Ждут! Хвала господу, да их там сотни! Лучи заходящего солнца упали на дальний край ровного, как поверхность биллиардного стола, перевала. Загораживая дорогу к спуску, расположились сотни людей... и не людей. Скорее даже нелюдей. Мороз сковал мое тело, впервые я видел чудовищ не в спешке, не в лихорадке боя, когда судорожно отмахиваешься, еще не разбирая, от кого или от чего, а вот так... Страшно.

Видно, как мечутся командиры, поднимая людей. Заблестел металл, это вынимают из ножен мечи, ножи, поднимают с земли топоры. На левом фланге два десятка великанов: на голову выше меня, втрое шире, во– лосами покрыты с головы до ног. Я помнил, что пуля не пробивает даже простую бурку: в горских войнах храбрецы выходили на дистанцию выстрела, вызывая огонь на себя, а потом возвращались, вытряхивали застрявшие в шерсти пули, из которых потом отливали пули уже для своих ружей. А кирасиры носили на шлемах конские хвосты, и никакая сабля, никакой меч не мог достать через такую защиту их шеи. Так вот эти гориллы, что загородили дорогу, сущие кирасиры со всех сторон, шерсть погуще и подлиннее, наши мечи тут бесполезнее палок...

Бернард и Рудольф разом подняли топоры, щиты одновременно возникли на левых руках. Асмер правил волами, кнут разрезал воздух со свистом, но пока не опускался на крепкие воловьи спины. Узкий меч и щит ждали в готовности с обеих сторон сиденья.

Я все еще не понимал, что замыслили зорряне. Поднять повозку на перевал полдела, но на той стороне точно такой же крутой спуск, а загораживает противник, которого не обойти, чую всеми фибрами. А попадать им в руки не жажду. Вовсе не хочется так же красиво погибнуть за прекрасную и возвышенную цель перевозки истлевших костей мертвяка из пункта А в пункт Б.

Асмер увидел мое побледневшее лицо, сказал подбадривающе.

– Не трусь, из любой ситуации всегда есть выход. Бернард услышал, буркнул:

– Лучший выход никогда не бывает простым или легким.

– Лучший выход всегда прикрыт засадой, – добавил Асмер. – Это ж здорово! Дик у нас обожает драться.

Ланзерот обернулся, привстал на стременах, это мне всегда казалось чудом и циркачеством, когда вот такая закованная в железо башня держится на одних стременах. С изумлением я увидел на лице Ланзерота улыбку. Так могла бы улыбнуться смерть, видя богатую добычу.

Вперед! – сказал он звонким голосом, чистым и почти красивым. Последний бой!

Я метнул молот, держа глазами самого рослого из воинов. Он стоял впереди, тоже весь в железе, настоящая наковальня, да еще прикрылся щитом, выставив справа широкий меч. Молот вспорол воздух с таким шумом, что конь Ланзерота шарахнулся, я же трусил, что поспешил, может не долететь...

Грохот, щит развалился в щепки. Гигант согнулся пополам, а молот, как бумеранг, понесся обратно. Я ухватил на лету за рукоять, метнул снова, ярость направила точно и придала ускорение. Второго великана отшвырнуло. Третий рухнул с разбитой головой, и лишь тогда Ланзерот на полном скаку ворвался в их ряды. Меч засверкал, окружив его сияющим ореолом, и в этом блистающем пузыре он двигался через их отряд, справа и слева, как и спереди, возникали оскаленные морды, тут же исчезали, брызгая кровью, Рудольф и Бернард неслись по бокам, вламывались, рубили и крушили, Асмер правил ошалевшими от грохота волами. Принцесса выставила кончик арбалета, я видел, как в воздухе блеснула, подобно серебряной рыбешке, стрела.

Я несколько раз метнул молот еще, потом с мечом в руке догнал Бернарда. Он рубился сразу с тремя воинами, я прокричал:

– Бернард! Скажи этому надутому индюку, что там обрыв! Нам не пройти с волами!

Бернард с тревогой оглядывался, сзади вой, крики, меня расслышал не сразу, отмахнулся:

– Точно?

Я двумя ударами сразил широкого в плечах, но больно уж мелкого воина с топором в руках, крикнул:

– Что?

– Что не пройдут?

– Обрыв! – прокричал я. – Даже мы вряд ли... но как повозку? Сбросить?

Он рубился, по нему стучали, как по наковальне, в ушах заломило от металлического звона, прокричал:

– Слышь, а это идея!

– А мы?

– Мужчины должны умирать, – ответил он с достоинством, – если это племени на пользу! Ланзерот оглянулся на Асмера, заорал:

– Гони! Во всю мочь!

Кнут со свистом распорол воздух, послышался хлопок, похожий на выстрел из дробовика. Волы шли вскачь, как призовые кони. Принцесса уже сидела на своей красной лошадке. Похудевшее лицо ее было суровым, подбородок приподнят вызывающе, глаза горят решимостью. Рудольф поравнялся с повозкой, протянул руку и выдернул изнутри священника.

Волы неслись, как горная лавина. Кого-то в самом деле сшибли, другие в панике прыгали в стороны. Повозка болталась и подскакивала на ухабах. Снова в мозгу мелькнула дикая мысль, что повозка двигается еще легче, чем вчера или неделю тому, но жуткий вой смешал все мысли, горячая кровь разламывала череп, молот вырвался из руки будто сам, я поймал себя, что швыряю и швыряю, а глаза ищут, кому бы еще и мечом, да так, чтобы хряск, треск, красные брызги во все стороны...

Из-за спин людей и огров выметнулись темные тени. Волы уже проскочили мимо, и черные как волны ада волки помчались за повозкой. Я пригнулся в седле, готовясь нагнать и рубить, крушить, топтать, но могучая рука дернула повод моего коня с такой силой, что я едва не вылетел из седла.

– Озверел? – прогремел откуда-то разъяренный голос Бернарда. – Мы воины Христа, а не какие-то сраные берсеркеры!

Шестеро волов проломили центр чужого войска. Фигуры в железе с воплями прыгали в стороны. Мы неслись по обе стороны и рубили, крушили, топтали, повергали. Мы истребили этот второй заслон, истребили третий, разметали четвертый. Я не верил глазам, но мы продолжали продвигаться. Я сам едва дышал, пот заливал глаза, мир качался, приходилось обеими руками хвататься за седло. Правая рука вопила от боли.

Прошлый раз у меня такое было, когда вздумал прогуляться с другом и его доберманом по Битцевскому парку. Пес почему-то выбрал меня и принес здоровенное полено. Я сдуру швырнул, пес с готовностью подобрал и принес снова. Я взял и зашвырнул как можно дальше. Пес принес снова... Я швырял и швырял, как вот сейчас молот, а проклятый пес, как черная молния, ловил полено еще до того, как ударится о землю, и вот уже передо мной нетерпеливо тычет в руки это бревно: ну бросай же поскорее, не тяни! Помню, два дня распухшие плечевые суставы скрипели, как шатуны лифта.

Сзади хрипло ругался Рудольф. На нем иссекли доспехи, разбитый шлем остался на дороге, мокрые от пота красные волосы повисли грязными сосульками. Ухо и вся правая сторона взмокли, только так можно догадаться, что там кровь, но выглядит он живее меня. По крайней мере, есть силы ругаться.

Я вертелся в седле, рубил мечом и бил молотом. Страх прошел, едва не только я, но и мое тело ощутило, что акселерация – это не только рост, но и рефлексы, которые не снились воинам битвы при Ватерлоо, а уж тем более – в рыцарские века.

Последних мы сбросили с косогора. Наши кони хрипели, страшась спускаться по такой крутизне. Ланзерот первым соскочил, быстро повел своего жеребца в поводу. Асмер и Рудольф шли позади, отстреливались, принцесса тоже быстро и довольно умело стреляла из короткого степняцкого лука. Я оборачивался и метал молот. Еще не верилось, что мы прорвались... Но что с повозкой?

– Бернард! – крикнул я. – Что с повозкой? За спиной послышались крики. Несколько удальцов погнались, один не удержался, упал и съехал на спине Бернарду под ноги. Тот молча наступил ему на горло, обернулся. Глаза отыскали меня.

– Что? Не слышу?

– С повозкой что? – заорал я. – Мы ж прорвались, потому что повозка...

Рудольф ухватил меня за плечо, развернул к спуску и толкнул в спину. Я поневоле побежал, прыгая через камни, деревья мимо мелькали с ужасающей скоростью, пытался затормозить, но склон чересчур крутой, сзади огненное дыхание коня, сомнет, скотина...

Бежал я долго, ежесекундно ужасаясь возможности расшибиться в лепешку о встреченные деревья. Наконец ровная поверхность долины ударила под ноги, будто я спрыгнул на Юпитер с его чудовищным тяготением. Ланзерот помог взобраться в седло священнику, оказывается, захватили и запасного коня, и все вообще у них по плану, принцесса уже в седле, Асмер возбужденно стирает кровь со лба, дышит хрипло, правая ладонь зажимает рану в боку.

Я огляделся дикими глазами. Солнце уже опустилось за край, багровое страшное небо нависает тяжело, словно пропитанный горячей кровью полог гигантского шатра. Принцесса и священник вместе шептали над Асмером, потом над Бернардом, а когда подошли к Рудольфу, тот резко отстранился:

– Не надо! Посмотрите, что с Диком.

– Но я видела, – начала принцесса настойчиво, – как тебе рассекли плечо.

Она осеклась. В доспехе на плече зияла трещина, запекшаяся кровь покрыла края, но Рудольф крепко держал огромный топор, и было видно, что рана, если она еще есть, совсем не беспокоит.

Сияющие лица Бернарда и Асмера показались неуместными, я сказал со злостью:

– И чего добились? Спасали драгоценные шкурки? Но святые мощи в их руках!

Бернард тяжело взобрался на коня, ухватил поводья.

– Ты уверен? – пробасил он хрипло. – Ты точно видел?

– Да! – прокричал я. – Ладно, рухнули в пропасть, какая разница? Достанут они, a не мы! Я же говорил, что там засада! Я же говорил, что не пройти с шестеркой волов И громоздкой телегой! Да что вы все за тупые такие?

Бернард вскинул ладонь, я задохнулся от злости, но умолк. Асмер с трудом снял шлем. Буркнул, не глядя на меня:

– Бернард, парень доказал, что он не враг. В любом случае, скажи ему... Бернард крякнул:

– Да, помню, я пообещал ему что-то. Дик, ты не совсем прав. Понимаешь, мы не должны были тебе это говорить. Все-таки ты чужак, не так ли? А на карту была поставлена судьба нашего королевства. Может быть, даже вся война с Тьмой...

Я умолк, чувствуя неладное, переспросил:

– Ты о чем?

– Да ведь...

По косогору с каменным грохотом скатилось еще двое. Молот из моей руки вырвался как будто сам по себе. Я почти удивился, так как держал его вроде бы рядом в мешке. То есть, начал пользоваться им автоматически, на уровне рефлексов.

Асмер выстрелом из лука пригвоздил к земле второго. Ланзерот крикнул властно:

– В галоп! Нужно оторваться! Асмер успел крикнуть жизнерадостно:

– Если наше наступление как по маслу, значит – прем в засаду.

Конь под Бернардом встал на дыбы, ржанул и понесся вскачь. Весь отряд метнуло через долину в сторону ближайшего леса, как будто нами выстрелили. Мой конь помчался вместе со всеми, не дожидаясь приказа. Я злился, не получив ответа, ибо ясно же, что мы прорвались только благодаря попавшей в руки врага повозке с мощами Тертуллиана.

По багровому небу то и дело пролетали странные птицы, чересчур крупные, как только и летают, но я читал, что по законам аэродинамики даже жук не должен летать, но жук этих законов не знает и потому летает. Эти же птахи с кожистыми крыльями гигантских летучих мышей летают по кругу, а если круг провести по земле, то он, как яркий свет прожектора с полицейского вертолета, будет перемещаться вместе с нами.

Мой конь сам догнал Асмера, я рискнул предположить:

– Наблюдают. А если как-то сообщают?

– Конечно, сообщают, – ответил Асмер. – Сейчас остатки погани, что впереди, стягиваются в нашу сторону. Все засады снимаются с мест!

В суровом голосе мрачная гордость, грудь колесом, ноздри раздуваются, а глаза горят отвагой. Я стиснул челюсти, посмотрел в прямую спину Ланзерота, стиснул зубы так, что заломило в висках. Тот вообще само воплощение благородства и отваги. Которое отдает противнику свой меч, если у того вдруг сломается.

Глава 32

В лес влетели на полном скаку. Если на равнине еще что-то можно разглядеть, то в лесу хоть глаза выколи, а тропка узкая, пришлось вытянуться цепочкой по одному. Мне показалось, что даже лес здесь иной: деревья слишком толстые, узловатые, на стволах наплывы, грибы, толстый слой мха, чернеют дупла, быстробыстро сверкают желтые глаза и тут же исчезают. Даже орешник, боярышник, терновник – все злое, дикое, растопыристое, а где и есть просветы между деревьями, то либо до самой земли свисают зеленые космы мха, либо перекрыто тугой паутиной – толстой, как тетивы большого лука, а пауки громадные, как воробьи.

Наверху мелькнул красный огонь, стремительно перескочил с одного дерева на другое. Я едва не метнул молот – всего лишь белка, хоть и слишком большая. А с толстой коры нас провожали угрюмыми блестящими глазами крупные, как черепахи, жуки в панцирях с металлическим отливом. На головах зазубренные рога – палец перекусят с легкостью.

Ветви то и дело закрывали звездное небо. Меня несло через темноту, сердце сжалось. Я пригибался, укрывался за конской гривой, но чувствовал себя беззащитным, как улитка без панциря. Это не в коробке автомобиля, скорее на мотоцикле через лес с завязанными глазами: колени торчат, а железобетонные стволы проносятся в миллиметре от моих коленных чашечек.

Впереди между конских ушей иногда возникал серебристый волшебный мир. Навстречу неслась высокая сочная трава, на стебельках блестящие кузнечики и жучки, все залито лунным светом, в воздухе пляшут крохотные человечки с прозрачными крылышками, но я не успевал ахнуть, как конь с грохотом вламывался в черноту, дальше стук копыт в ночи, треск сучьев, в плечи и по ногам то и дело больно бьют, хватают, пытаясь выбросить из седла.

Бешеная гонка длилась вечность. Конь уже начал хрипеть и пошатываться, задевал мною за все деревья. Я сцепил зубы, теперь у меня, как у Марадоны, разбиты колени, а голени покрыты могучими кровоподтеками. Наконец далекодалеко впереди послышался слабый крик:

– Я вижу... Зорр!

Конь мой, как будто хлебнул волшебного эликсира всей бегемотьей пастью, прибавил ходу. В черноте возникло слабое пятно, разрослось. Я увидел чернеющие стволы могучих деревьев, а за ними расстилалась залитая ровным колдовским светом ущербной луны широкая долина.

Глаза мои различили слабый блеск доспехов. Рудольф сидел на коне ближе всех, я видел, как он в страхе взглянул в небо, но луна уже перешла в три четверти. Это значит, что удержаться сможет, но вот способность оборотней быстро заживлять раны ослабла тоже на четверть.

Ланзерот и Бернард спешились, оглаживали коней. Я услышал, как Бернард сказал озабоченно:

– За нами идут. Я бы не хотел оказаться между молотом и наковальней.

– Ты прав, – ответил Ланзерот. – Ударим с ходу. Что скажете, ваше высочество?

Из темноты донесся приглушенный голосок принцессы:

– Я вижу Зорр! Что нам еще? Голос священника прозвучал со сдавленной яростью:

– С божьей помощью да расточатся врази! Вблизи из темноты вынырнул Асмер, за ним двигалась темная громада коня. Асмер, хмыкнув громко,сказал Рудольфу:

– Я ж говорил, если атака удалась, то мы уже в засаде!

Ланзерот легко поднялся в седло. Меч с тихим радостным звоном покинул ножны. Бернард, Асмер взяли топоры, лунный свет блистал на широких лезвиях пугающе и мрачно. Рудольф с широким мечом встал с другой стороны от принцессы, священник оказался в середке.

– С богом, – сказал Ланзерот ясным голосом.

Он пустил коня легким шагом, а когда тот вышел на открытое пространство, взмахнул мечом и погнал галопом. Все ринулись следом, а я ахнул во все воронье горло, только сейчас сообразив, что по ту сторону леса на голой земле лежат воины. В доспехах, с оружием в руках. Ни одного костра, никто не ходит, не шутит, не затевает свар...

Но едва конь Ланзерота вырвался на простор, все начали подниматься. Снова я не услышал привычных окриков офицеров, что выстраивали бы ряды для правильной обороны. Зазвенела сталь, Бернард и Рудольф ломились, как озверевшие слоны через волчью стаю. Я швырнул молот, увидел обращенные в мою сторону лица, мороз пошел по всему телу.

Этих не остановить, мелькнула паническая мысль, не испугать. Даже не замечают чудодейственного молота, что прорубает целые просеки в их рядах. Прут,как загипнотизированные, словно это не люди, а нелюди...

Я поймал молот, задержал в занесенной для броска руке. Из-за спин молчаливых воинов в нашу сторону энергично пробивались огры. В полтора человеческих роста, широкие, все в кожаных доспехах, с блестящими в лунном свете шлемами на головах. Каждый размахивает огромной дубиной. Особенно жутким показалось, что двигаются огры без привычной неуклюжести тяжеловесов.

Я всхлипнул, сделал взмах. Молот исчез из ладони, а ближайший ко мне великан вздрогнул, как фонарный столб, в который врезался на "мерее" "новый русский". Я не видел, как подломились у него колени, но он осел в толпу воинов, как будто ему отрубили ноги. Я швырял и швырял, потом волна молчаливых нахлынула, я начал пятиться, торопливо рубил, по мне стучали топорами, мечами, остриями алебард и копий, я еще пару раз ухитрился швырнуть молот прямо в застывшие морды, а потом уже остервенело бил обеими руками мечом.

А потом передо мной выросла огромная туша. Толстые, как бревна, руки голые, для защиты хватает шерсти, а могучий торс закрыт кожаным панцирем.

Я ударил мечом так, как сносил головы простым ратникам. Меч прорубил первый слой кожаного панциря на середине груди. Я чувствовал, что там еще слоя три-четыре кож, по прочности круче стального рыцарского доспеха, левая рука поднялась для замаха...

Страшный удар снес меня с коня, словно жестянку из-под пива. Я перевернулся в воздухе, с такой силой ударился спиной о землю, что изо рта вырвался свинячий всхлип. Меч я еще удержал, а рукоять молота выскользнула из ватных пальцев. Огр зарычал, я смотрел в жуткую звериную морду, и мир застыл, как на стоп-кадре. В трех шагах остановился с красиво поднятым мечом красавец Ланзерот, чуть дальше Бернард превратился в статую, перед ним стоит, отшатнувшись, могучий огр, Рудольф и вовсе повис в прыжке, пропуская удар меча под подошвами. Затем все пришло в движение, Ланзерот весело и яростно рубил во все четыре стороны, Бернард на равных теснил едва ли не самого толстого из огров, Рудольф в прыжке ухитрился срубить голову огромной твари. Ланзерот видел мое отчаянное положение, но мне показалось, что слишком уж помедлил, прежде чем повернуться в нашу сторону. Второй удар огра едва не пробил в земной коре ущелье, я остановившимися глазами смотрел на гиганта, как он со злобной радостью заносит дубину снова. Я пытался увернуться, откатиться, как делают это в кинофильмах, однако справа и слева трупы, ползающие воины, руки, колени, копошащиеся тела... Дубина обрушилась, как мне показалось, круша и ломая ребра. Я вскрикнул от острой боли.

Гигант занес дубину для последнего удара, взревел:

– Я обещал тебя оставить для Улафа! Я все же сумел отодвинуться, прокричал:

– Ну так и оставь! Я что, против? Гигант шагнул за мной и снова начал поднимать дубину. Широкая пасть распахнулась в злорадном смехе:

– Не могу... утерпеть... Улаф простит... Ланзерот обернулся как ужаленный. Не поднимая забрала, закричал страшным голосом:

– Кто там говорит про Улафа? Он мой! Он, прыгнул к нам через груду трупов, быстрый, сверкающий, похожий на киборга из живого металла. Гигант развернулся в его сторону, взревел, но блистающий рыцарь уклонился от удара, а его меч зашелестел, растворяясь в туманной полосе. Гигант еще стоял, а Ланзерот с мечом в руке красиво отвернулся и шагнул дальше, не обращая внимания ни на меня, ни на гиганта. И тогда лишь гигант вздрогнул всем телом, голова скатилась с плеч, подпрыгнула и, разбрызгивая горячие красные струи, подкатилась и уперлась подбородком мне в раненый бок.

Я посмотрел в жутко вытаращенные глаза, еще живые, оскаленный рот, меня едва не стошнило.

– В бой! – кричал Ланзерот. – Мы прорвемся! Прорвемся в Зорр!

Черта с два, мелькнуло у меня в голове. Конь топтал несчастных, что пытались его поймать за узду, я засвистел, он пробрался ко мне через трупы. Чьи-то руки помогли влезть в седло, я трясущимися ладонями стер красную пелену с глаз. Бернард. Волосы у него слиплись, словно попал под дождь, торчат неопрятными лохмами, свисают грязными сосульками. Кровь выступила из порезов на лбу, скуле, подбородке, но он смахивал только с правой брови, чтобы не затекло в глаз, хрипло ревел, ругался, голос его звучал в моих ушах, как раскаты грома. Доспехи на нем иссекли так, что он сбросил остатки, будто скорлупу. Могучее тело обтягивала тонкая кольчуга, но и в ней две дыры, а рубашка пропиталась кровью.