355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Гай Юлий Орловский » Ричард Длинные Руки (Книга 1) » Текст книги (страница 3)
Ричард Длинные Руки (Книга 1)
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 01:55

Текст книги "Ричард Длинные Руки (Книга 1)"


Автор книги: Гай Юлий Орловский



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Но и сказать вот так, что иду с ними прямо сейчас, подозрительно. Я чувствовал, что бледнею и краснею попеременно, а то и покрываюсь гусиной кожей.

– Я... я только... попрощаюсь, – сказал я. Надо бы припуститься к далеким домикам бегом, но я не знал, какой из них "мой", пошел медленно, потому услышал за спиной брезгливый голос рыцаря:

– И ты думаешь, этот простолюдин решится оторвать задницу от своей теплой лежанки?

– Нет, – ответил другой голос, тяжелый, с нотками медвежьего рева. – Но мы дали парню шанс.

Принцесса, похоже, ничего не сказала. Мне чудилось, что она только сердито сверкнула глазами и потрепала по шее свою красивую лошадку. Рука у принцессы тонкая, нежная, белая, но, похоже, умеющая крепко держать поводья.

Солнце уже опустилось за горизонт, на землю легли красные тревожные сумерки.

Я все замедлял шаг, домики в один ряд вдоль дороги, а по ту сторону поле, огороды, сады, луг, где пасется огромное стадо коров, мелких и невзрачных. Здесь еще не слыхали о селекции, тем более – о генетике и клонировании...

За огромным тусклым сараем я опустился на землю. Справа и слева огромные лопухи, слона можно укрыть. Задумался. Считать, что я отъехал или поплыл, как выражаются любители наркоты, не стоит. У меня такая особенность, что в большинстве случаев я точно знаю, что сплю и вижу сон, что позволяло во сне чинить всяческие непотребства. Обычно я летал и заглядывал в окна, а когда видел молодую женщину, то бросался на нее, зная, что все безнаказанно, стоит лишь проснуться...

Но сейчас все реально, четко, зримо. Я в этом мире. Как попал – сдвиг ли в пространстве или же чья-то злая воля сюда перебросила – это другое дело. С этим надо разобраться, но это потом. А пока что надо понять что дальше. Ясно, оставаться здесь нельзя, а защита, которую мне предложили, пусть на время, как раз то, что мне нужно.

Похоже, сейчас новолуние, или, как говорила моя бабушка, "месяц нарождается": небо чистое, масса звезд, но луны нет вовсе. Зато звезды заливают мир странным трепещущим светом, а мои глаза уже почти привыкли...

Ладно, я насиделся достаточно. Будем считать, что попрощался с плачущей матерью, угрюмо посасывающим трубочку отцом, а младших братьев и сестер будить не стал. И вот сейчас я бесшумно выскользнул из дома, чтобы не увидели соседи, и задами пробираюсь в поле...

Пока шел через поле, различал каждую кротовью норку, но едва ступил в лес, чернота скрыла все. Я двигался, выставив перед собой руки, но все равно сучья ухитрялись обогнуть мои растопыренные пальцы и прыгнуть, ткнуть в лицо.

Из-за деревьев донесся глухой вой, а я почему-то считал, что в таких благополучных краях последних волков должны бы поистребить. Над головой то и дело проносились темные тени, закрывая звезды. Я вспомнил ту страшную тварь, что гналась за принцессой, плечи сами передернулись, а холодная дрожь пронзила от макушки до пят.

Внезапно из темноты голос проревел насмешливо в самое ухо:

– Куда прешь? Бери левее.

Я узнал грубый голос Бернарда раньше чем в испуге бросился наутек. Тьма со всех сторон, я в отчаянии пялил глаза, наконец из тьмы прозвучал звонкий музыкальный голос:

– Дуй прямо. Там костер.

Шагов через пять я едва не влетел в россыпь багровых углей, от которых шел сильнейший жар. Дно широкой ямы заполняли пурпурные комья, похожие на рубины с кулак размером, багрово освещали земляные стенки. У костра ни единого человека, все в тени. Неужели не спят?

Попробовал сидеть перед ямой с углями, показалось глупо, лег, благо воздух прогретый, а земля сухая и теплая, но сон, понятно, не шел, да я и не звал.

Глаза уже привыкли к сумеркам, а тут еще восточный край неба посветлел, из тьмы медленно выступили очертания повозки с огромными колесами почти в рост человека. Кони фыркали и хрустели ветками неподалеку. Еще дальше белело нечто, похожее на клубы плотного тумана. Оттуда пахнуло животным теплом, я рассмотрел крупных рогатых быков. Или волов. Один уже поднялся, медленно поворачивал тяжелую, как башня танка, голову, остальные застыли огромными белесыми валунами.

Первым из тьмы появился воин, которого называли Рудольфом. Я ощутил на себе его пристальный взгляд, затем Рудольф ушел в сторону спящих волов, у костра как из-под земли возник Асмер. Он улыбнулся и молча и загадочно исчез. В той стороне стукнули копыта. Я приподнялся на локте, Рудольф пинками поднимал волов. В повозке распахнулся полотняный полог. На землю неловко слез высокий, сутулый, очень худой человек с неопрятными седыми волосами, крупной лысиной. Лицо его показалось мне острым, как лезвие топора, глаза посажены близко к переносице. Нос как клюв, губы тонкие, злые, кожа желтая. Он сразу закашлялся от свежего утреннего воздуха, на губах появилась кровавая пена. Даже в слабом рассвете было видно, что лицо посинело. Но для меня имела значение только его одежда: длинная до земли сутана или ряса, черная, по которой сразу узнаешь попов, неважно какой конфессии.

Его острые злые глаза воткнули в меня взгляд с такой силой, что я ощутил покалывание. Я невольно поднялся, он подошел быстрыми шажками, согнутый, похожий на коршуна.

– Ты? – сказал он пронзительным голосом. – Это тебя наши недоумки увозят отсюда? Я поклонился.

– Им виднее.

Он всмотрелся в меня, глаза его расширились. Он побледнел, отступил на шажок. На лице проступила гримаса страха. Оглянулся, будто ища помощи, вскрикнул еще визгливее:

– Недоумки! Кого вы пригрели? Подошел Бернард, угрюмо посмотрел на меня, на священника.

– Отец Совнарол, если бы не он, то принцесса... гм...

Священник заявил громогласно:

– Бывает, лучше погибнуть от когтей Тьмы, чем принять от нее руку помощи!

Бернард поморщился, но посмотрел на меня вопросительно. Появился Ланзерот, за ним Рудольф. От меня ждали ответа, я переступил с ноги на ногу, жалко улыбнулся, развел руками:

– Ну какая из меня Тьма? Священник взвизгнул:

– Я вижу!.. Я зрю! Меня не обманешь, прихвостень Сатаны!.) Я зрю за твоей спиной клубы Тьмы, кривляющиеся рожи бесов, слышу их хохот!.. Принюхайтесь, разве не слышите, слепцы, запах серы и адской смолы? Не чувствуете дыхание ада?

Бернард и Ланзерот разом перекрестились, а Рудольф еще и пробормотал молитву. Только Асмер смотрел на меня с сочувствием, но помалкивал. И тут снова полог отлетел в сторону, из повозки выпрыгнула легко и красиво принцесса Азаминда.

Сердце мое, окаменевшее уже давно, задрожало жалко, встало на задние лапки. Сейчас все женщины стремятся быть еще сексуальнее, сексапильнее, эротичнее, порочнее, откровеннее, натуральнее. Научно-исследовательские институты ломают головы, фабрики и заводы пашут в три смены, создавая эротические мази, духи, дезодоранты, а я смотрел на это воплощение чистоты, грудь моя разорвалась с треском, я чувствовал, как забилось окровавленное сердце, как ему захотелось служить, подчиняться, быть в плену этой чистоты и целомудренности.

Она подбежала к нам, лицо раскраснелось, глаза полыхали гневом.

– У меня тоже есть чутье! – сказала она резко. – Да, он какой-то странный... Но он пришел нам на помощь, не заботясь о себе. И я не думаю, что это было сделано нарочно, чтобы внедрить в наш отряд... врага!

Священник затрясся, глаза полезли из орбит. Назревала ссора, но Бернард воздел обе ладони, широкие, как весла галеры, сказал густым медвежьим голосом:

– Мы этого парня возьмем с собой до ближайшего села, куда не дотянутся руки Морвента. Это устроит всех?

Священник хрипел в ярости, глаза его испепеляли меня. Ланзерот окинул меня недоброжелательным взором, но не снизошел до брани, повернулся и пошел в сторону коней.

Бернард посмотрел ему вслед, сказал торопливо:

– Пора запрягать. Мы что-то задержались. Все, даже принцесса, отправились к волам, запрягали и взнуздывали коней. Седлали, затягивали на их брюхах широкие ремни. Я отступил в сторонку, чувствуя себя жалким и ненужным. Я и в турпоходе не научился ставить палатку, ловить рыбу, варить уху, а здесь все суетятся слаженно. Все, как муравьи, делают одно общее важное дело.

Неслышно появился Бернард. Буркнул неприветливо:

– Возьми одну из запасных лошадей.

– Ка... какую? – спросил я, запинаясь.

– Да любую, – ответил Бернард. – У наших коней крепкие спины.

К счастью, Асмер помог выбрать крепкого гнедого жеребца, спросил, умею ли верхом. В голосе звучала такая насмешка, что я, вспыхнув до корней волос, ответил, что умею, хотя за всю жизнь только дважды взбирался на конские спины. Больше просто не приходилось. Разве что когда в ту единственную поездку в подшефный колхоз купали лошадей, даже устраивали гонки, но то без седла, на мокрых конях, недолго... А сейчас я взобрался на огромного жеребца, сильного, выносливого, это видно сразу, достаточно только взглянуть на сухие жилы, тугие мышцы.

В повозку запрягли шесть волов. Ланзерот и Бернард помогали Асмеру и Рудольфу, но потом те остались с телегой, а Ланзерот и Бернард поехали впереди. Принцесса исчезла в повозке. Я подумал, что принцессу могла бы повезти и коза, а шестеро волов – чересчур, но смолчал.

В лесу по обе стороны тропки пошли, отступая за спины, спокойные, уверенные в себе деревья, не знающие пожаров и топоров дровосеков. За их спинами белели березки, прижимался к земле темный ельник. Я старался удержаться в седле, присматривался к своим спасителям. Все в железе, тяжелом и неудобном. Правда, только Ланзерот в металле от макушки и до пят, даже на руках не латные рукавицы, а настоящие перчатки, разве что с внутренней стороны тонкая ткань, иначе хотел бы я посмотреть, как он удержит меч, а Бернард и Рудольф всего лишь в панцирях, надежно закрывающих грудь и спины, железо надето поверх кожаных камзолов. Оба в толстых кожаных штанах, таких же чулках из потертой кожи, даже башмаки такого же цвета, словно все из одного куска кожи.

И хотя Бернард спас мою шкуру, я его инстинктивно сторонился. У него был вид человека, который на все перед собой смотрит как на препятствие, которое нужно повергнуть, сломать, растоптать, а я, человек эпохи консенсуса, напротив избегаю конфликтов любой ценой. Ну, не любой, это так говорится, я все же пока не готов по первому окрику встать в известную позу и постараться получить удовольствие, но если появится возможность остаться в стороне, я заранее выберу нишу, втянусь туда и предпочту наблюдать за событиями на экране ящика в виде репортажа из "горячих точек".

Асмер и в седле постоянно двигался, оглядывался, улыбался, подмигивал, шевелил бровями, руки его ощупывали пояс, карманы, а на далекий горизонт он посматривал с таким видом, словно и его готовился ощупать, подправить линию, где портит горный хребет, заодно смахнуть с неба неряшливых птиц и по-другому расставить облака.

Я напомнил себе, что здесь нет Интернета, где из шести миллиардов двуногих могу для общения выбрать самых совпадающих с моим характером и вкусами, здесь лопай что дают, а не хочешь – подыхай, потому зажал сердце в кулак и заставил коня догнать Бернарда. Тот не обращал на меня внимания – еще бы, я ж простолюдин, а он все-таки воин. Не рыцарь, но один из людей принцессы, а это высокая ступень.

Рыцарь в их отряде только один, но Бернард, Асмер, Рудольф едут с достоинством благородных лордов. В то же время сэр Ланзерот не гнушается сам седлать своего коня, осматривать ему копыта. Похоже, вообще не разделяет работу на благородную и простолюдную, если дело касается коня или оружия.

Я украдкой всматривался в их посадку, копировал манеру держать поводья левой рукой, чтобы правая оставалась всегда возле рукояти оружия. Меча не дали, даже боевой топор не доверили, но Бернард вручил -кинжал из сырого железа, и я кое-как прицепил его к поясу. Пальцы то и дело сами щупали рифленую головку, и по телу пробегала странная сладкая дрожь.

Повозка двигалась, похожая на просторный курятник, поставленный на четыре огромных колеса. Я вообще-то впервые вижу повозку с дощатыми стенками. У нас телеги и подводы... да что там подводы, даже зимние сани – и то открыты при любом морозе, а что уж говорить о телегах! Это иногда в фильмах-вестернах видим фургоны, крытые полотном, похожие на передвижные парники, но там легкая ткань, а здесь чуть ли не прототип ленинского броневика.

Настоящий сарай на колесах, даже дверца обычная, сарайная, только ручка деревянная, все-таки железо в этом мире признак роскоши... За повозкой четверо коней, так называемые заводные.

Впереди дорога расширилась, деревья ушли далеко в стороны. Я заставил коня догнать головную группу. Да, с конем освоился, это проще, чем водить машину. Правда, машины у меня нет и не было, но друзья давали покрутить руль, и это получалось. Что еще? Я вообще-то ростом даже ниже среднего, но здесь почему-то чувствую себя почти гигантом. Правда, если учесть, что рыцарские доспехи самых видных ричардов с львиными сердцами налезают сейчас разве что на десятилетних подростков, то понятно, что общая акселерация в последние сто лет сыграла в мою пользу; При всей анемичности я все же покрепче большинства жителей этого мира, не знавших витаминов.

И уже начинаю догадываться, что уроки физкультуры в детском садике, в школе и два года армии тоже что-то дают.

И тут меня пронзила судорога, а волосы встали дыбом. Да, но по небу тогда неслась чудовищная мышь с кожистыми крыльями метра три в размахе! Ни в каком средневековье не было таких тварей. А ей хоть и удивились, но лишь потому, что не туда залетела или не при той погоде. Какое-то странное средневековье. О нем ничего ни в старых летописях, ни в пыльных манускриптах, ни в пересказах латинских авторов.

Я тогда воткнул вилы в брюхо совершенно инстинктивно. Ну как бы бросил палку или камень в бегущую за испуганной девушкой собаку. И так же на рефлексах оглоблей защищал ее... Девушку, а не собаку, от вооруженных всадников. И хотя в своем мире вряд ли рискнул бы задраться даже с одним сопляком, все они обкуренные и нанюханные, ничего не понимают и ничего не страшатся, но здесь все так необычно,что и я, типичный конформист двадцать первого века, вел себя необычно. Вернее, обычно для этого мира.

Я решился оторвать руку от повода, пальцы легонько коснулись шеи коня.

– Я тебя люблю, – прошептал я на всякий случай. – Ты сильный и красивый.

Не конь, мелькнула опасливая мысль, а настоящий зверь. Мышцы перекатываются под гладкой кожей, как валуны, шея толстая, ноги тоже толстые, но все перевито жилами, а грудь широка, как у самого могучего быка. Это для коров в этом мире нет селекции, ведь коровы принадлежат простолюдинам, а вот коней разводят, похоже, в особых конячьих питомниках. Или конятниках. И скрещивают только медалистов с медалистами.

Дорожка вилась по лесу, ей спешить некуда, волы тащились неспешно, уверенно, спокойно. Я начал успокаиваться, хотя череп раскалился от попыток уложить все в нужные ниши. Понять ничего не понял, зато постепенно ощутил, что сижу на коне почти так же гордо и с достоинством, как остальные. Правда, конь идет шагом.

Ланзерот на лошади держится, словно вбитый в седло столб из серебра, а вот Бернард и Рудольф слегка покачиваются, как моряки на палубе, даже не замечая движения мускулов своих тел. Донесся размеренный голос Бернарда:

– И все-таки можно радоваться. Да-да, радоваться... Даже ликовать.

– Чему? – спросило красно-рыжее лохматое чудовище по имени Рудольф.

– Ты же видишь, под ноги лезет всякая шваль. Рудольф сказал угрюмо:

– Пока что.

– Пока что, – согласился Бернард. – Потом, конечно, пошлют противников посильнее. Может быть, уже послали. Так что сегодня еще можете спать, как спят в этом сонном королевстве. Но уже завтра надо держать нос по ветру.

– Завтра еще рано, – возразил Рудольф.

– Ну, послезавтра, – сказал Бернард таким низким голосом, что я ощутил инфразвуковой удар в барабанные перепонки.

Глава 4

Деревья ушли за спину, мы выехали на простор. Я даже откинулся в седле. Изумрудно-зеленый мир, иссиня-синий и оранжевый всех оттенков раскинулся во всей первозданной красе: необъятный и сверкающий. Чистый, нетронутый. Такого я никогда не видел в родной Москве, когда пару раз выезжал "на природу" с собутыльниками, и впечатление осталось препоганей-шее. В лесах загажено, под кустами целлофановые пакеты, баночки из-под пива, колы, серые клочья газеты, обглоданные кости и вообще всякая дрянь, что способен оставить только человек. И даже когда мы из леса выезжали на так называемый простор, то и там серо и гадко, а огромные ревущие самосвалы вываливают мусор прямо на ровную землю, откуда ветер растаскивает его по всему полю.

Я выпрямился, грудь моя жадно хватала чистый, насыщенный запахом степных цветов воздух. Хотя и в лесу воздух удивительно чист, но здесь еще и небо, какого я никЬгда не видел, и оранжевые облака, заботливо взбитые, вылепленные в золотые замки, горные склоны, застывшие водопады. А там, куда солнечные лучи не достигают, там облака искрятся чистейшим снегом гималайских вершин.

Впереди дорога в сотни миль, десятки ночевок в лесу или во встреченных деревнях. В одной из них меня и хотят оставить... Здесь благородные не спрашивают простолюдинов, чего те хотят или на что надеются.

Я вздрогнул, блистающая фигура Ланзерота словно бы начинала вырастать в размерах. Меня ткнуло лбом в гриву коня, я поспешно натянул повод. Пальцы тряслись, когда провел ими по лицу.

В ушах прозвучал равнодушный голос:

– Привал.

Больше рыцарь не сказал ни слова, но я услышал все недоговоренное: распрячь коней и волов, накормить и напоить, дать отдохнуть, развести костер и перевести дух самим.

Ланзерот властно бросил поводья в мою сторону. Я поймал только потому, что привык ловить банку пива, у нас принято бросать друг другу, а не передавать из рук в руки, чтобы не коснуться пальцами, а то посторонние решат, что мы гомосеки...

Блистающая фигура рыцаря и темная масса Бернарда скрылись впереди за деревьями. Асмер развернул полотняный узелок, я с любопытством смотрел на лапоть сухого мха, пару округлых камешков: один светлый, второй потемнее с металлическим отливом. Ас-мер разложил на земле мох, пристроил тончайшие, как папиросная бумага, полоски бересты и только когда взял в руки камешки, я понял, что увижу процесс добывания огня.

Камешки сталкивались с сухим щелканьем, как кастаньеты. Асмер наносил удары под углом, словно чиркал спичкой по коробку, и после пятого удара искорки попали в мох, появился слабенький дымок. Асмер пал на колени, смешно оттопырив тощий зад, дул тихо и нежно, а когда дымок повалил гуще, подложил щепочек и уже дул, свирепо раздувая щеки, похожий на бога ветров с географических карт средневековых художников.

– Ваше высочество, – сказал он почтительно, обращаясь к принцессе, костер готов. А я что-нибудь поищу для обеда.

Рудольф сказал ревниво:

– Я тоже. Посмотрим, кто принесет больше. Принцесса слегка улыбнулась. Мне показалось, что между этими двумя уже давно идет война за первенство.

Я торопливо вытер коней пучками травы. Они фыркали и рвались к ручью с холодной водой. Особенно вспотел мой конь, а вот конь Бернарда даже не покрылся испариной, хотя Бернард кажется мне вообще медведеносорогом в непомерно толстых латах.

Принцесса торопливо раскладывала на чистых полотенцах хлеб, сыр. Когда я, управившись с конями, подошел к костру, вокруг жаркого огня торчали крепкие рогульки, а принцесса умело подкладывала толстые сучья, готовила угли.

Я все пытался заговорить, но язык прилип к гортани. То, что я бросился на помощь ей – само собой, мужчины обязаны защищать женщин, хотя бы в теории, в жизни хрен кто их защищает, они сами кого хошь обидят, но то, что она вступилась за меня, наполняло мою мертвую душу буйным восторгом. Я искал учтивые слова этого мира, она ведь привыкла к благородным словам, но все, что я знал из своего мира, выглядело грубым, неуклюжим, даже просто, если честно, хамским.

– Кхм, кхм, – сказал я, прочищая горло, – мы в походе, ваше высочество... К тому же я, по простоте, не знаю, как обращаться. У нас в деревне принцесс не водилось.

Она улыбнулась краешком рта, начала поднимать на меня глаза... и вдруг застыла. На бледном прекрасном лице отразился испуг.

Я круто развернулся. Девять воинов, все в металлических доспехах, появились, словно из воздуха. Все девять рослые, широкие, а один из них вовсе гигант, темные доспехи на нем матово поблескивают. Я всей кожей ощутил их толщину и неимоверную прочность. У этого воина, я сразу определил его в рыцари, шлем с настоящим забралом, в то время как у остальных на головах цельнокованые, с квадратными прорезями для глаз.

На левом локт темного рыцаря – щит, металлический и такой огромный, что им можно бы прикрыть всадника вместе с конем. Рукоять меча болтается справа у пояса, но, когда рыцарь увидел, как я вскочил, – мои движения от смертельной усталости были неуклюжими, – рыцарь неспешно вытащил меч из ножен. Я застыл, не веря глазам своим, не думал даже, что меч может быть таким длинным и пугающим и что его могут обнажить против меня.

Принцесса вскрикнула, как раненая птица. В ее тонкой ладони появилась рукоять узкого кинжала. Взгляд, который она бросила на врагов, говорил, что она не попадет живой в руки убийц и насильников.

Я беспомощно и интеллигентно осматривался по сторонам, как всякий горожанин в поисках милиции. Чужаки как раз переступили через наше оружие, в их руках уже появились мечи и топоры.

И вдруг все застыло. Темный рыцарь сделал еще шаг, но и он остановился. Я проследил за его взглядом, сердце бешено застучало. Из-за дерева быстро вышел Ланзерот, без доспехов, обнаженный до пояса. Мокрые волосы блестели, делая его похожим на селезня, а черты лица стали еще резче, злее. Солнце, играло на могучих мышцах, а грудные пластины показались выкованными из толстой бронзы.

В руке он держал странное оружие, похожее на лук, только чересчур крохотное, к тому же целиком из железа, даже тетива блестит металлом. Деревянный – только приклад, похожий на приклад маузера. Острый конец короткой стрелы был нацелен на темного рыцаря.

Темный проговорил сильным и резким голосом:

– Нам не нужны ваши жизни.

– Тогда уходите, – ответил Ланзерот.

– Отдайте то, что везете, – ответил рыцарь. – И я, клянусь честью, отпущу вас.

– Все знают, – ответил Ланзерот, – чего стоят клятвы Черных рыцарей.

Рыцарь выпрямился. Я видел горящие бешенством глаза, красный рот в прорези забрала. Губы шелохнулись, рыцарь явно готовился дать приказ броситься всем разом, и тогда уже ничто не спасет беглецов...

Сухо щелкнуло. Раздался металлический удар, словно стрела с железным наконечником ударила в наковальню. Прямо в середине шлема рыцаря появился металлический отросток. От сильного удара металл Прогнулся, из щели брызнули ярко-красные струйки.

Рыцарь качнулся, колени подогнулись. Он грохнулся навзничь, ноги дернулись, тело вытянулось и застыло. Восемь воинов стояли недвижимо, мечи в их руках слегка шевелились.

Напряженное молчание показалось вечностью. Ланзерот тоже не двигался, так мне чудилось, но, когда я перевел на него взгляд, на дуге крохотного лука поблескивала металлом новая стрела.

Воины стояли в нерешительности, как показалось мне, еще несколько минут. Потом один сделал осторожный шаг назад. Другие отступили тоже. Потом еще и еще, так же медленно убрали мечи в ножны.

Ланзерот не двигался, а они повернулись и отправились к лесу. Когда все скрылись в чаще, Ланзерот быстро подошел к принцессе.

– Вы не ушиблись, ваше высочество? – спросил он озабоченно.

– Все хорошо, – ответила она с благодарностью. – Вы очень вовремя, сэр Ланзерот.

Она отвернулась от убитого, ибо угли прогорали, надо повесить над ними мясо на прутиках, пятеро голодных мужчин ждут. Я потрясение посмотрел на ее склоненную голову, золотые локоны разметались в беспорядке, только голубая лента не дает им попасть в огонь.

Ланзерот выдернул арбалетную стрелу, лицо оставалось таким же холодным и бесстрастным, как и всегда. За его спиной появился Бернард, увидел убитого, присвистнул.

– Господи, спаси и сохрани!..

– Уже сохранил, – ответил Ланзерот.

– Хвала господу, – сказал Бернард. – Остальные ушли? Я видел много следов.

– Конечно, – ответил Ланзерот. – Конечно. Он ушел, я тихонько приблизился к Бернарду. На убитого я тоже старался не смотреть, хотя тот лежал в красивой позе, а доспехи на нем добротные, воистину рыцарские.

– Почему ушли? – спросил я шепотом. – Их восемь человек! А наш ближайший топор вон там, за их спинами.

Бернард хмыкнул:

– Так и не понял?

– Нет, – признался я.

– Эх ты... Ладно, вот если бы меня и Ланзерота убили, ты бы убежал?

Да, хотел было ответить я, конечно, это ж нормально, но посмотрел в его честное солдатское лицо, ответил, как отвечали когда-то дикари, но уже не отвечают в мое просвещенное время:

– Как вы можете! Это оскорбление! Бернард смотрел с ласковой насмешкой.

– Вот-вот, даже оскорбление... Сам видишь, что когда бы нас убили, ты бы продолжал драться. Может быть, даже злее. Ну, меня жалко, ха-ха, чувство праведной мести... Потому что ты – свободный человек. Тебя держит с нами долг, честь, привязанность, чувство дружбы. А они держат человека и тогда, когда все остальное рухнуло. Понял?

Бред, конечно, какой там долг, какая честь, какая вообще привязанность, когда все это химеры и ничего подобного на свете нет вообще, но я уже понимал правила игры, кивнул и сказал:

– Это понятно. Но они... другие?

– Их держал вместе вовсе не долг, – пояснил он с отвращением, будто держал за лапу толстую жабу. – И не честь. Не знаю, то ли жадность, желание пограбить, то ли еще что... но когда Ланзерот, который все понял сразу, убил их вожака, им уже не надо было подчиняться его приказам. А убивать вас... гм, просто так? Пограбить нечего, видно сразу. А вы с Ланзеротом – двое здоровых лосей, успели бы и голыми руками сломать спины одному-двум.

Ланзерот подошел, прислушался. Лицо его было темное, в глазах мелькнул огонек раздражения.

– Все не так, – сказал он резко. – Говорю же, этот был колдуном! А когда он умер, чары рассеялись. Без хозяина растерялись... Нет, в церковь не побегут замаливать грехи, как уверяет наш священник, эта падаль не умеет ничего другого, как грабить и насиловать, но теперь будут грабить для себя. А это значит, намного осторожнее.

Когда Ланзерот ушел, я тихонько спросил:

– А что у него за странный лук? Я таких еще не видел.

– Ты многого еще не видел, – буркнул Бернард. – А называется эта штука арбалетом. Очень сложная, правда. Не всякий оружейник может сделать даже простой! То ли дело лук – его можешь сделать сам. Срежь подходящую палку, натяни тетиву... А вот арбалет делают долго, такие умельцы на вес золота. Зато из арбалета даже ребенок может пробить закованного в доспехи рыцаря насквозь. Церковь недавно прокляла арбалеты как оружие дьявола, но их все равно делают. К тому же у Ланзерота арбалет не простой, не простой...

Что такое арбалет, я знал. И, как сын своего века, мог бы рассказать им про арбалеты больше, чем они знают сами. Просто не представлял, что арбалеты могут быть такими маленькими. На лазерных дисках энциклопедий и даже в библиотеке Мошкова я видел только обычные, где тетиву натягивают крюком с пояса, или же усложненные, где ее же тянут воротом. Но те арбалеты были величиной с лук кочевника, стреляющего на скаку.

– Рыцарь даже не пытался закрыться щитом! Не верил, что Ланзерот выстрелит? Бернард показал головой.

– Он видел, что за стрела в канавке арбалета. Я насторожился.

– Что-то волшебное?

– Нет, – отмахнулся Бернард с полнейшим пренебрежением. – Ничего волшебного! Просто этот арбалет и стрелы ковали гномы. А их стрелы прошибают и щиты, как гнилое полотно. Любые щиты прошибают! Кроме щитов самих гномов.

Он пошел снимать с убитого рыцаря доспехи, потом его закопали, а я все еще не мог захлопнуть рот. Гномы? Здесь есть еще и гномы?

От свежего холмика земли донесся строгий голос. Священник читал заупокойную молитву. Убитый был христианином, возможно, священник решил дать киллеру какой-то шанс выбрать котел в аду на не самом горячем пламени. Голова моя шла кругом, но потом я решил, что если гномы, то легче объяснить и летающую гарпию... Правда, раз есть гномы и гарпии, то могут быть монстры и покруче.

Доспехи с убитого Бернард нашел слишком легкими, непрочными, в доказательство порубил их громадным топором, как тонкую жесть. Но меч взял, осмотрел, хотел отдать мне. Воспротивился Ланзерот, меч – оружие рыцарей, а простолюдину надлежит драться топором, пикой, кинжалами и другими видами простого оружия. Бернард возразил, что в бою каждый хватает то, что под рукой, Ланзерот на это заметил, что они не в бою, на что Бернард сказал многозначительно, что зато в походе, особом походе, а господь не будет в обиде, если они пропустят вечернюю мессу или опоздают к причастию.

Завязался длинный спор, оба ссылались на обычаи, авторитеты, писаные и неписаные законы. Я уже ничего не понимал, потихоньку отстал – стыдно подслушивать, но чувство благодарности к Бернарду укрепилось.

Я все еще пребывал словно в волшебном сне, временами чудесном, временами дурном. Осмелев, приподнимался на стременах, готовый взлететь, как летал во сне, порхать и кувыркаться в воздухе, визжать от счастья дурным голосом.

Остаток дня ехали без всяких приключений, но теперь Ланзерот старался не удаляться далеко от повозки. Да и Бернард с его громадным топором держался поблизости, хотя ехали по тихой, мирной земле. Здесь, как они уже напоминали друг другу, явно успокаивая, еще в древности истребили не только нечисть, но даже волков, что раньше таскали овец прямо из сараев.

Солнце клонилось к закату. Ланзерот вскинул руку конь под ним взыграл и резво пошел в сторону. Когда отряд догнал Ланзерота, рыцарь был уже на земле. Он ослабил подпругу и, хотя рядом протекал ручей, взял коня под уздцы и повел вокруг поляны, чтобы конь успел остыть.

Здесь, под сенью деревьев, у ручья, и был первый для меня в этом мире полноценный привал, ночевка вне надежных стен дома. Ланзерот расседлал коня, к морде привязал торбу с овсом и принялся разводить костер. Мужчины торопливо собирали сучья.

Бернард разжег огонь по-прежнему в углублении, а ветки в пламя бросал только абсолютно сухие, что давали жар, но дыма от них не было. Принцесса хлопотала у костра, разделывала убитого зайца, как простая крестьянка. Я помогал ей неуклюже, брезгливо морщился от еще теплых внутренностей, двумя пальчиками брал окровавленные куски мяса и все не мог заставить себя двигаться уверенно, размашисто.

Пару раз поймал на себе заинтересованные взгляды Рудольфа и Асмера. Рудольф помалкивал, а Асмер вдруг спросил:


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю