Текст книги "Ричард Длинные Руки – рауграф"
Автор книги: Гай Юлий Орловский
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Я вздохнул:
– Некогда думать о таких мелочах. О больших вещах мыслю. Например, поставить вон там шкаф или не поставить…
Она улыбнулась:
– Так что насчет барона Фортескью?
Я поинтересовался:
– А что с ним снова? Арестован опять?
– Свободен, – заверила она. – На всякий случай, со всей поспешностью выдворен обратно в гостевой дом, а потом его должны провести через земли дьявола. Так что скоро ждите.
– А-а-а, – сказал я. – Ну, ладно, он свою задачу выполнил успешно. Так что насчет?
Она с укором покачала головой, продолжая обгрызать куриную лапку. Даже это получается у нее настолько эротично, что я, глядя на ее блестящие от жира, полные разогретые губы, сразу напредставлял себе всякое, ощутил, что и сам начинаю разогреваться, рассердился на чересчур взыгравшее самцовое начало и велел себе быть мужчиной, а не мужиком.
– Любопытно, – пояснила она, – что планируете дальше.
– Дальше? – переспросил я. – Вообще в глобальном масштабе… я имею в виду вселенском, или же имеете в виду всякие мелочи вроде этого королевства?
Она хитро стрельнула глазками:
– Да-да, я догадываюсь, что для вас масштабы королевства… узковаты. Боюсь, что об этом могут догадаться и люди, у которых больше силы и власти… Но я не об этом. Милый Ричард, не прикидывайтесь, что не поняли. Обычно ожидается ответный жест. На усмотрение вашей светлости, конечно, но все, понятно, ожидают… как бы сказать, нечто связанное с бароном Фортескью.
Я смерил ее оценивающим взглядом:
– Ах, леди Бабетта… Иногда мне кажется, что вы рангом намного выше, чтобы заниматься такой ерундой, как эти арестованные дураки.
– Спасибо, сэр Ричард, за лестные слова!
– Ага, проговорились!
Она хихикнула, как юная девочка, на нежных щечках здоровый крестьянский румянец, даже милые ямочки, а глаза сияют весельем.
– Ах, милый Ричард, я вне рангов, потому что могу и такой ерундой заниматься, что другие придут в ужас. Но доверием императора пользуюсь, если хотели это выяснить.
– Не хотел, – сказал я, – но спасибо, что похвастались. А я на досуге подумаю, насколько этому верить. Нет-нет, я не называю вас вруньей, но вы разве не женщина? А женщины всегда врут, особенно – красивые. Вы же, как бы это сказать понеуклюжее, бесподобны.
Она закончила заниматься мясом, глазки быстро стрельнули на кувшин с вином, хитро посмотрела на меня смеющимися глазами:
– А почему не угощаете своим дивным напитком?
Я пробормотал:
– К-каким?
– Кофе, – сказала она невинно. – Думали сохранить в тайне? Сэр Ричард, вы ахнете, узнав, как много о вас знают в канцелярии императора!
Молча, потому что в голове каша, я сосредоточился, Бабетта с любопытством уставилась в свою чашу, на дне появилась темная ароматная жидкость и начала подниматься кверху.
Я смотрел, как затрепетали ее красиво вырезанные ноздри. Взгляд стал сосредоточенным, вполне возможно, Бабетта умеет улавливать не только запахи, но и анализировать состав, а потом меня самого удивит, с торжеством налив точно такой же кофе.
– Великолепно, – сказала она, когда я наполнил и свою чашу. – Никаких заклинаний, жестов, подпрыгивания… Скупо и просто, как и подобает мужчине… Да, насчет барона. Его Величество надеется, что из-за этого досадного недоразумения не пострадают его верные лорды, что остались в его столице.
– Это где? – переспросил я. – В Геннегау, что ли?
Она улыбнулась, прекрасно понимая мой намек:
– Вы сказали все точно, милый Ричард. Здесь не слишком много ушей слушают нас? Это ничего, что я вас так называю?
– Продолжайте, – попросил я. – Это мне льстит. Можете еще что-нибудь добавить в этим духе. Завтра же будет известно, что ко мне благоволит такая бесподобная женщина…
Она довольно рассмеялась:
– Ах, милый Ричард! Вы так умеете говорить приятное.
– Тогда добавлю еще, – сказал я, – для приятности. Пока не увижу барона Фортескью живым и невредимым, все останутся в тюрьме. Им так и передадут. Их жизни, имущества и земли зависят от барона. Это научит кланяться ему почтительнее, а то видел их задранные к потолку морды.
Она кивнула с полным пониманием в глазах:
– Хороший ход. Это привяжет к вам не только барона, но толкнет к вам и других лордов короля. Как только увидят, что своих не бросаете, а своими у вас становятся и местные. Даже только что поступившие к вам на службу. Чем вас загрузили на сегодня, милый Рич?
Мне почудилось в ее щебете чуть больше интереса, чем следует для милой беседы разнополых особей, расплылся в довольной улыбке и сказал сытым голосом:
– Да вот предлагают мне завести гарем из фавориток. Хотел было отказаться, но сейчас вижу – зря. Как насчет первого номера? В смысле быть примой в таком кордебалете?
Она расхохоталась:
– Ох, сэр Ричард! Вы как тот древний змей-искуситель… Я бы охотно осталась у вас даже служанкой, чтобы стелить вам постель и прыгать под одеяло, согревая к вашему приходу! Но, увы, столько дел, как и у вас, и все такие интересные, что голова кружится от любопытства.
– И желания ухватиться за все сразу?
– Точно!
Я посмотрел на нее со злостью и нежностью:
– Иногда мне кажется, вы – это я.
Глава 15
Сэр Жерар появился сразу же, как упорхнула Бабетта, хмурый и сосредоточенный, на меня не смотрел, а, не отрывая взгляда от пола, пробормотал, что я собирался вечером навестить гостей из Ватикана.
– Я в самом деле собирался?
Он наклонил голову:
– Кардинал просил вас к вечеру высвободить для беседы с ними пару часов.
Я буркнул:
– Разве я обещал?.. Ладно-ладно, сам знаю. Пойду, куда денешься. Хотя вообще-то мог бы принять их у себя…
– Когда будете королем, – напомнил он без улыбки. – А пока…
– Понял, – огрызнулся я. – Иду.
Он почтительно отступил от двери, я пошел прямой и надменный, а за спиной дружно затопала моя коридорная гвардия.
Прелаты, как понимаю, когда-то в Древнем Риме были старшими офицерами в армии, а теперь стали высшими церковными офицерами: кардиналами, архиепископами, епископами, приорами, аббатами и настоятелями крупных монастырей.
Это и хорошо, что церковь сохранила такую преемственность в названиях, римская армия всегда была примером мужества, отваги и стойкости. Хотя нет, что-то путаю, слишком умный, это легаты были высшими офицерами, а еще их посылали в провинции и покоренные земли с особо важными поручениями.
Легатов отправляли от самого императора, теперь – от папы. Легат обладает высшей церковной властью и предельными полномочиями. Можно сказать, что как личный представитель папы, легат замещает папу, и каждое его слово – закон. Разница между папским легатом и нунцием лишь в том, что нунций представляет папу в провинциях на постоянной основе, а легат действует только в рамках личного поручения и только на этот срок…
Значит, кардинал Эрнесто Мадзини, кроме руководства прелатурой, еще и полномочный легат. Только бы не начал вмешиваться. Это отца Дитриха я сумел во многом переубедить, хоть и не до конца, а эти чинуши и бюрократы из Ватикана все испортят, если начнут всюду совать носы…
Благородный сэр Альвар Зольмс, командующий двумя полками элитной конницы, вел учтивую беседу с местными лордами, я улыбнулся ему на ходу, кивком пригласил следовать со мной. Он коротко бросил собеседникам «простите, я на минутку», пошел рядом, учтивейший и одновременно готовый к решительным действиям.
Как и все мои рыцари с той стороны Великого Хребта, в дублете он просто образец строгости, если сравнивать с жителями Сен-Мари. Дублеты у армландцев самые классические, без наворотов вроде сшивных шоссе или пуфов: обтягивающие фигуры кожаные куртки с кусочками кольчуги, изнутри лен или шелк, стоячий воротничок защищает шею.
Мне они кажутся не только практичными, но и весьма элегантными, в то время как орифламцы щеголяют в жиппонах, что те же дублеты, но растерявшие простоту и строгость, превратившиеся в стеганый камзол, поддоспешник, но слишком роскошный и непрактичный даже для поддоспешника, так как делается из пяти слоев ткани. Если дублет сам по себе воинский костюм, то жиппон служит разве что нижним камзолом…
– Неприятности? – спросил он мужественным голосом, от звуков которого у меня всегда на сердце становилось веселее. – Что на этот раз?.. Вам чем-то мой костюм не угодил?
Я отмахнулся:
– Сам знаешь, мне все равно, кто во что одет. Мы все еще в походе…
– Так что же?
– Комиссия из Ватикана, – сказал я с тоской. – Эти начинают смотреть сперва на одежку, а в ней всегда что-то не так…
– Если мы не в длинных рясах? – спросил он с издевкой.
– И с непокрытыми головами, – добавил я. – А потом начнут рыться и под одежкой…
– У меня не пороются, – заявил он.
Я покачал головой:
– Сэр Альвар, это из Ватикана! Святая церковь. Мы должны сотрудничать. Как бы это ни было нам… обидно, что ли. Так что скажите всем нашим, чтобы держались ниже травы и тише воды в пруду.
– Скажу, – пообещал он. – Что еще?
– Хотя бы на время пребывания таких необычных гостей, – сказал я, – наше крестоносное войско должно являть собой образец чистоты нравов.
– Сам прослежу, – пообещал он. – Я вернусь с вашего позволения?
– Идите, сэр Альвар.
У гостевого домика прохаживаются рослые стражи. Для охраны высоких гостей подобрали армландцев, их добродетели написаны на лицах: суровые, хмурые, сосредоточенные, кресты на груди, на спине и на рукоятях мечей.
Мои железнобокие остались с ними, в дом я вошел один, в коридоре слуга с поклоном ринулся открывать передо мной нужные двери. Когда открыл последнюю, я увидел сразу, что гости из Ватикана успели отдохнуть и переодеться: все трое в одеждах темно-фиолетового цвета, хотя и с крупными золотыми кольцами, нашитыми от плеча к плечу в виде перевернутой радуги, нечто вроде рубах из толстой материи, длиной чуть ниже груди.
Я склонил голову, весь полный почтения, эти трое мне годятся в деды, если не в прадеды:
– Мое почтение, дорогие гости.
Один из священников, высокий, с худым заостренным лицом и близко посаженными глазами, окинул меня быстрым взглядом. Габриэль Хорст, как назвали его, явно тоже птица очень высокого полета. На голове все та же крохотная символическая шапочка, короткие седые волосы выбиваются прямые, как шерсть большой крысы.
– Все мы гости в этом мире, – произнес он холодновато. – Сейчас вам принес его высокопреосвященство кардинал Мадзини.
Второй, который Раймон Весилион, посмотрел на меня с некоторым интересом и кивнул на ряд кресел у стола.
Я взял крайнее, развернул и уселся прочно, но в этот момент из внутренних покоев показался кардинал, и мне пришлось вскочить с недостойной майордома поспешностью.
Кардинал все в той же кроваво-красной одежде, словно Юлий Цезарь, такой же свободной, как и тога, только более закрытой. Отец Габриэль Хорст и отец Раймон Весилион торопливо поднялись и застыли в смиренном поклоне.
Я сложил руки ковшиком:
– Благословите, ваше преосвященство!
Кардинал чуть поморщился, я сообразил, что к лицу такого ранга нужно обращаться «ваше высокопреосвященство», ладно, следующий раз скажу громко и ясно, чтобы услышали и за дверью.
Он небрежно подвигал ладонью, а я вспомнил формулу, что епископ, небрежно дающий благословение, оскорбляет Бога больше, чем пьяница, который богохульствует, ругаясь в кабаке.
– Будь чистым перед лицом Господа, – сказал кардинал.
Я насторожился, вроде бы не это положено говорить, но переспрашивать нельзя, поинтересовался с вежливым поклоном:
– Хорошо ли отдохнули, ваше высокопреосвященство?
– Необходимость не знает отдыха, – ответил он несколько суховато.
– Но после такой длительной дороги необходим покой, – сказал я. – Вы должны были растерять все силы за дорогу!
Нечто мелькнуло в его глазах, я сообразил, что ляпнул глупость, но не успел понять где, кардинал произнес высокопарно:
– Лактанций, наш богослов, говаривал, что покой принадлежит только сну и смерти. Самый даже сон есть несовершенный покой, потому что отдыхает одно только тело, а в душе представляются разные образы, и она находится в беспрерывном движении, тогда как тело восстановляет свои силы. Следовательно, одна смерть, собственно, есть вечный покой. Надеюсь, вы не о таком покое для нас говорили.
Я отшатнулся:
– Святой отец!.. Ну ладно, мою корявую речь политика и воина понять богословам, наверное, трудно. С чего начнете знакомство с новым королевством, ваше преосвященство?
– С отчета отца Дитриха, – ответил он. – Как Верховный Инквизитор Зорра, самовольно покинувший вверенное его опеке королевство, он сперва должен объяснить свой странный поступок.
Он сделал рассчитанную паузу, я все понял правильно, от кардинала веет недобрым холодом, да и отец Раймон посматривает как-то намекающе. Впрочем, я и не скрывал, что именно я уговорил отца Дитриха приехать, соблазнив не чем-то дьявольским, а возможностью работать с утра до ночи не покладая рук.
– Да, – ответил я, – да, вы совершенно правы, ваше преосвященство.
Во взгляде кардинала было самодовольство, и хотя не сказал, что он прав всегда ввиду своего высокого церковного сана, но на лице это крупными буквами.
– А потом будут вопросы к вам, – сказал он бесстрастно, – постарайтесь эти дни быть в городе.
– А если что-то возникнет на другом конце королевства?
Он посмотрел мне в лицо жуткими немигающими глазами:
– Постарайтесь, чтоб не возникало. А если возникнет, нам может показаться, что вы нарочито избегаете общения с высшими церковными иерархами.
Я охнул:
– Да зачем мне такое понадобилось бы?
– Причин может быть много, – произнес он холодно. – Если человеку есть что скрывать… а вы многое скрываете, сэр Ричард.
– Господи, – воскликнул я, – да зачем это мне?
Он продолжал сверлить меня взглядом.
– Все люди что-то да скрывают, сэр Ричард, – произнес он холодно. – Но у большинства такие мелкие грешки, что за таких людей стыдно, но есть и великие преступники. Хорошо, если пашут землю, но бывает ужасно, когда в их руки попадает хотя бы меч… или власть.
Отец Габриэль вклинился в разговор:
– Простите, сэр Ричард, у меня к вам уже есть один вопрос…
– Да хоть десять, – ответил я настороженно и пожалел, что ляпнул. – Голому чего бояться?
– Расследований боятся все, – произнес он мирно, но с таким спокойствием, что на меня повеяло могилой.
– Расследований? – переспросил я. – Меня в чем-то подозревают?
Кардинал постарался мягко улыбнуться, это выглядело устрашающе, словно сама смерть старается выглядеть любезной.
– В Ватикан поступили весьма противоречащие данные. Высшей комиссии они показались достаточно… гм… важными, чтобы послать нас для проверки на месте.
Я произнес сдержанно:
– Осмелюсь поинтересоваться, что именно вас интересует?
Кардинал покачал головой:
– Пока этого сказать нельзя. Но мы все выясним. Брат Габриэль, брат Раймон, приступайте!
Оба легата поклонились, Габриэль оглянулся на меня и сказал торжественно:
– Мы выясним все. От нас скрыть ничего не удастся!
Оба вышли из комнаты, кардинал сказал с холодной любезностью:
– Сэр Ричард, я должен задать вам несколько вопросов.
– Задавайте, – ответил я.
Он указал на кресло:
– Сядьте. Вопросы могут показаться неприятными или слишком личными, но для святой курии не должно быть тайн.
Я сел и стиснул челюсти, давненько никто не смотрел на меня так, не указывал, где сидеть и как сидеть.
– Первый вопрос, – проговорил он, – поступили сведения, что вы скрываете явных безбожников и хулителей веры Христа и даже покровительствуете им!
– Доносчику первый кнут, – сказал я зло.
– Что, простите?
– Пороть, – сказал я с нажимом. – Чтобы проверить, насколько тверды в брехне.
Он сказал сухо:
– Позвольте нам самим выбирать методы. Итак, что скажете в свое оправдание?
– Мне оправдываться нечего, – сказал я с той твердостью, какой на самом деле не испытывал. – Все брехня. Простите, ваше высокопреосвященство, но сие нелепость и выдумка.
– Так ли? – спросил он.
Он смотрел в меня неотрывно, я ответил твердо:
– Так, ваше высокопреосвященство.
– А что вам говорят такие имена, как Логирд, Задинг, Рихтер?.. Есть и другие, но я жду, что ответите хотя бы по этим.
Внутри меня завязался тяжелый холодный узел, я с трудом проглотил ком в горле и сказал уже не так твердо:
– Ваше преосвященство, эти люди никогда не хулили веры Христа.
– Точно?
– Точно, – подтвердил я, он смотрел с тем же вопросом, я понял, что нужно разжевать подробнее, сказал нехотя: – Им просто нет дела до религии, их религия – знание. Они заняты тем, что пытаются разгадывать многие загадки прошлого…
Он покачал головой, в глазах начал разгораться нехороший огонек, но голос прозвучал с отеческой укоризной:
– Сэр Ричард, знания без веры опасны.
– Эти люди не сами по себе, – пояснил я. – В большинстве своем они работают в монастыре!.. Под надзором отца Дитриха, Великого Инквизитора. Он постепенно прививает им основы веры, но так, чтобы не мешать основной работе.
– Какой работе?
– Ваше преосвященство, – сказал я, – мир не состоит из священников и воинов. Нужны еще и пахари, ремесленники, а ремесленникам нужны инженеры. Инженерам необходимы те, кто придумывает более дешевые пути строительства… и вообще придумывает, как сделать жизнь лучше в материальном плане. В духовном о людях заботятся священники, что ни уха ни рыла в делах инженерных!
Он поморщился, щека нервно дернулась, я уже пожалел, что сорвался, но давно на меня никто так нагло не наезжал, я привык, что сам на кого хошь наеду, мне можно.
– Сэр Ричард, – проговорил он холодно, – я, конечно, поговорю с отцом Дитрихом, но все-таки он для нас… как бы мягче, не авторитет. Точнее, не окончательный авторитет. У нас свои головы, свои методы выжигания всяческой нехристианской мерзости.
– Выжигать необходимо, – согласился я. – Но мы здесь уже это сделали.
Он смотрел бесстрастно, только щека дернулась снова.
– Да, мы слыхали. Но эту борьбу нельзя оставлять ни на минуту. А вы… остановились. Потому хотим узнать, нечаянно это, по недомыслию или же имеет место преступный умысел… А теперь идите, сэр Ричард. Пока это все, но будьте готовы к новым вопросам. И неприятным выводам.
Я поднялся.
– Ваше преосвященство…
– Сэр Ричард, – ответил он холодно.
По-моему, он ощутил, что я нарочито снизил его титул. Мелочно, понимаю, но чем-то хотелось уесть, а чем – не нашел.
Глава 16
В окна потянуло легким запахом горелого мяса, еретиков сжигают на заднем дворе, просто и деловито, при малом стечении народа. Земля вымощена булыжником, с трех сторон высокие стены из толстого камня, пожара можно не бояться. Отец Веспазаний, занимающийся заготовкой дров, заказывает как сухие, так и сырые, чтобы можно было на медленном огне.
Я против такого варварства, морщился, но утвердил, все-таки трудимся для народа. А простой народ любит зрелища, ему нет ничего приятнее, чем смотреть на корчи преступника, что вопит и дергается от невыносимых мук на сырых дровах. В общем, жажда панэм эт цирцензес осталась, но откровенные гладиаторские бои мы мудро заменили христианским зрелищем, наполнив их благочестивым смыслом и в духе смирения, не прибегая к пролитию крови.
Мерзок правитель, который, дорвавшись до власти, ведет себя как оголодавший простолюдин: закатывает пиры, тащит в постель подвернувшихся женщин, утопает в оргиях, придумывает себе пышные наряды и без конца украшает и перестраивает дворец, стараясь сделать как можно пышнее и значительнее.
Но глупо, сев на трон, довольствоваться хлебом и водой. И ходить в драном платье, утешая себя тем, что настоящему мужчине без разницы, во что одет и что о нем думают. Я пальцем не пошевелю, чтобы добыть себе особо модную и дорогую одежду, но когда приносят прямо в спальню, а мне только встать и растопыриться, оденут, застегнут и зашнуруют, глупо отказываться от того, что дается легко, мыслей не занимает и работать не мешает.
Утром, когда сонный встаю с постели, в соседней комнате, а то и прямо в спальне уже ждут портные, что без конца шьют и шьют новые наряды, я терплю, иначе пришлось бы лишить их заработка, а у них семьи. Еще там же застыли в почтительности слуги с тазиком воды в руках и полотенцем на локте.
Служить мне в таких интимных вещах порывались знатные рыцари, я долго убеждал, что в моем королевстве это обязанность простых слуг, но сегодня в спальню вошел граф Ришар, бодрый и подтянутый, в прекрасно сшитом и подогнанном по фигуре камзоле, с порога метнул на меня взгляд, полный укоризны.
– Сэр Ричард, – сказал он доверительно, – вы в Сен-Мари. Здесь, как и во всех известных мне королевствах, королю прислуживают самые знатные рыцари.
– Я не король…
– Любому правителю, – уточнил он, – прислуживают следующие за ним по рангу рыцари. Я сам должен держать поднос за вашей спиной, когда вы обедаете, но больно много дел с утра… но не удивляйтесь, когда вдруг увидите меня с полотенцем в руках или подносом.
Я поежился:
– Граф, мне так неудобно…
– Так надо, – сказал он. – Обычаи зря не возникают. С утра у вас голова свежая, а пока туалет, застегивание всех пуговиц и затягивание шнурков, заодно и обмен новостями, мнениями… что-то вроде ежедневного военного совета. Таким образом, начинаете работать, едва встаете с постели.
– А-а-а-а… вот для чего!
– Сэр Ричард, а не упали вы с луны?
– Почему «с луны», – обиделся я. – С обыкновенного развесистого дуба. Прямо на темечко. Потому местами умнее меня поискать, а местами и совсем даже наоборот.
В спальню бодро вошел, ступая мягкими сапогами без шпор, виконт Онофруа Штаренберг, который из Фезензака, в прошлый раз я видел его в крайне помятых и посеченных доспехах, за отвагу и мужество в бою был пожалован, а теперь перед нами словно бы павлин с растопыренным хвостом или яркий тропический попугай ростом с человека: просторное сюрко, расшитое немыслимыми цветами и украшенное множеством висюлек, показалось похожим на пончо, разве что с роскошным гербом, но так же без рукавов и с обязательными разрезами спереди и сзади.
За виконтом проскользнул робко Куно и остановился, тихий и незаметный.
– Вы уже закончили свой поход, сэр? – поинтересовался я.
Виконт удивился:
– Поход? А разве мы не достигли своей… вашей цели?
Я сказал с укором:
– Разве наша цель – покорить это королевство? Разве мы настолько мелки? Разве мирские цели стали выше духовных?
Он раскрыл рот, чтобы ответить, но взгляд уперся в графа Ришара, человека не бедного, однако его сюрко все еще носит следы дальних ночных переходов и жестоких сражений в виде плохо отстирываемых пятен крови.
– Ладно, – сказал я нетерпеливо, – что у вас?
Он учтиво поклонился, скрывая смущение.
– Мы перехватили гонца с пренеприятнейшим известием. Сэр Норберт просил меня доставить его лично.
– Давайте само известие, – мрачно сказал я, – а комментарии оставьте при себе.
Граф Ришар, очень строгий в вопросах воинского этикета и субординации, заметил строго:
– Ваше мнение, сэр Онофруа, настолько ценно, что не мешало бы его спрятать.
Куно, заметно смелея, заговорил, волнуясь в нашем присутствии, но явно стараясь повернуть все в шутку:
– Легче всего опровергнуть мнение тем, что попалось под руку.
Я опустил взгляд на стул, о спинку которого опираются мои руки.
– Говорят, этот гарнитур помнил еще Гагагена Великого, а вы им предлагаете бить сэра Онофруа по голове! Нехорошо. Теперь таких стульев уже не делают.
А граф Ришар, смягчаясь, сказал сэру Онофруя уже совсем по-отечески:
– Вы вправе иметь свое мнение, но не обязаны им смешить своего сюзерена.
Красный, как вареный рак, сэр Онофруа поклонился, явно желая провалиться сквозь землю.
– Его Величество король Кейдан, – выпалил он торопливо, – намеревается покинуть Ундерленды и, по возможности благополучно пройдя земли дьявола, прибыть в свой стольный град Геннегау!
Я сжал челюсти, в черепе начался жар, в виски стрельнуло.
– Этого еще не хватало…
Граф Ришар и Штаренберг деликатно промолчали, а Куно сказал с несвойственной ему твердостью:
– Ваша светлость, это его законное право. Он – король!
– Ну да, – сказал я, – а я – маркграф. О майордомстве молча предлагается забыть с милостивого молчания императора. Напомни-ка мне, Куно, что может и что не может маркграф.
Он осторожно взглянул на мое рассерженное лицо:
– Ваша светлость, в системе титулов заложен определенный люфт, что позволяет толковать их так и эдак, но, конечно, в пределах…
– Каких пределах?
Он посмотрел на меня с осторожностью:
– В пределах разумного.
Я махнул рукой:
– Понятно, продолжай.
– Формула, – сказал он с поклоном, – «Вассал моего вассала не мой вассал» дает определенную свободу, в том числе самую главную: возможность не участвовать в тех войнах, великих стройках или любых деяниях, которых не требует непосредственный сюзерен.
– Ага, уже хорошо. Что еще?
– Маркграф – это вассал императора, король над ним не властен и вообще не может кого-либо делать маркграфом. Это прерогатива императора.
– Чудненько!
– Одновременно маркграф, – продолжил он бесстрастно, – подданный короля. Его марка не сама по себе, а входит в королевство, не так ли? Хотя и пользуется привилегиями и ограниченным суверенитетом.
Я спросил с беспокойством:
– Но в войнах короля вроде бы участвовать обязан? Не помню точно, маркграф Ролан Бретонский, герой «Песни о Роланде», сопровождал Карла короля или уже императора, а в этом, как я понимаю, весь ключ взаимоотношений…
Он развел руками:
– Я не знаток древних легенд и песен. Я живу в сегодняшнем дне и знаю только сегодняшние законы. Ваше положение весьма двусмысленное, сэр Ричард. Вам многое можно, однако многого и нельзя. Вы сами должны определить ту грань, за которую переходить… чревато.
Я сказал с тоской:
– Вот этого как раз и не люблю. Я ж такой: лучше свое отдам, чем чужое возьму! Ну, при обычных обстоятельствах. А к Кейдану у меня уже нет злости. Я его невзлюбил потому, что он собирался обидеть мою сестру… но если подумать, он действовал так, как действовал бы я сам: пытался пристроить на правах отца народа замуж дочерей овдовевшей, как он считал, герцогини. Заодно пытался покончить ненасильственными методами с раздробленностью королевства, лишить Брабант независимости от центральной власти…
Куно смотрел с удивлением:
– У вас уже нет ненависти к королю?
Я сказал раздраженно:
– Да особой и не было! Я называл мразью и гнусью, но если вспомнить, то лишь за сестру, других поводов не было. А когда ввел войска в его королевство, то я обязан был называть его чудовищем! Сейчас же, когда мы захватили все Сен-Мари… или Орифламме, как хотите, то и вовсе какое-то чувство вины, когда загнали его в Ундерленды…
Я закрыл глаза, вспомнив, что там он захватил меня в плен, зубы мои скрипнули, а на лбу проступили мелкие капельки пота. Куно почтительно молчит, я перевел дыхание и закончил:
– Словом, мешать возвращению короля не буду. Не только из боязни прогневать императора. Просто не вижу для себя в этом прямой выгоды.
Сэр Онофруа, получив щелчок по носу, терпеливо ждал, никаких комментариев себе не позволил, а сейчас проговорил с осторожностью:
– Значит, можно так сообщить?
– Как?
Он понял сарказм в моем голосе, красиво поклонился, разводя обе руки в стороны:
– Как и принято. Что препятствий к возвращению в столицу Его Величества не будет. Без подробных комментариев.
Я кивнул:
– Хорошо. Именно, без подробностей.
Граф Ришар бросился к окну, я замер, чувствуя недоброе, но он лишь сказал быстро:
– Идите вниз. Похоже, там приехали… Да, прибыли.
Во дворе на легких конях гарцевали всадники, но и они, и кони покрыты пылью. Я только успел сбежать со ступеней, как со стороны внешних ворот сада донеслись голоса, стук тяжелых подков, звон железа. Я насторожился, стража сразу же метнулась в ту сторону и пропала за деревьями.
Через пару минут на открытое место к дворцу выехала группа тяжелых рыцарей на огромных конях, все в запыленных плащах и вообще покрытые пылью и грязью от конских копыт и до макушек шлемов.
Из дворца выбежал Макс, охнул, прокричал звонким радостным голосом:
– Это же баннер сэра Клавдия!
– Так быстро? – пробормотал я. – В Брабанте его не было…
Могучие кони под рыцарями шатались и хрипели, выкачивая налитые кровью глаза. Конюхи торопливо расхватывали их, некоторым рыцарям пришлось помогать сойти на землю.
Один отбросил серую тряпку, закрывающую лицо от грязи и пыли, там грязи поменьше, но на бал с такими тигриными разводами не пошел бы даже сэр Растер. Оруженосец привычно принял у него шлем, черные с проседью волосы тоже в пыли, хотя и были под шлемом, только оранжевый, как солнце, панцирь сияет и переливается оттенками, как грозное солнце.
Я радостно воскликнул:
– Сэр Клавдий!
Он заулыбался, пошел навстречу. Я перехватил его в момент, когда он намеревался преклонить колено, сдавил в объятиях.
– Сэр Ричард…
– Как вы так скоро? – сказал я. – Я сам только вчера из Брабанта!
Он сказал сожалеюще:
– Герцог Готфрид сразу от Тоннеля поспешил в крепость, чтобы успокоить своих и начинать принимать войско. А мы ринулись сюда по прямой. Сэр Палант клянется, что однажды в сотне ярдов пронесся всадник на огромном черном коне, очень похожий на вас. Правда, когда мы повернули головы, там уже никого… Думаю, почудилось от усталости. Ни один человек не в состоянии двигаться так быстро, а если и смог бы, то лишь с помощью врага рода человеческого.
– Конечно-конечно, – поддержал я его горячо. – Враг постоянно ждет, на чем бы нас подловить… Я так рад, что вы решились отправиться в Орифламме, а также счастлив вернуть вам замечательный амулет, который буквально спас нас в тот день, помните?
На его лице отразилось замешательство:
– Ваша светлость, но…
Он охнул, на моей ладони камень мощно и ярко сияет голубым льдом, аристократически надменный камень, холодный и высокомерный. В последний раз, когда его видел сэр Клавдий, это был уже невзрачный камешек.
– Берите, берите, – сказал я. – Я чувствовал, что снова может набрать силу. Нужно только время. Я рад, что могу это сделать для вас. Разве он не прекрасен?
Сэр Клавдий принял камень очень бережно обеими руками, глаза все еще неверящие и непонимающие.
– Он… снова полон мощи! Как вам удалось?
– Побывал в таких местах, – ответил я туманно, – хотя и не помню, где такое случилось. Уже на обратном пути обнаружил.
– Ох, побывать бы в тех местах!
– Побываете, – пообещал я.
Ко мне подходили Палант, Ульрих, Рикардо, Ангелхейм, Герцель и другие знатные рыцари, а теперь еще и герои, со всеми я обнимался и расцеловывался, так принято, никому не позволял преклонять колено, мы здесь все рыцари, одна семья и один ранг. Меня тоже обнимали, хлопали по плечам и спине, мы все отличились, совершили дерзкий рейд во враждебное королевство и освободили подло захваченного соратника.
– Вы все прибыли вовремя, – сказал я. – Мы начинаем… да, начинаем! Смените одежду, вымойтесь, а после ужина жду вас всех в большом зале.