Текст книги "Все женщины - химеры"

Автор книги: Гай Юлий Орловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 13

Я перекусил, выпил еще разок большую чашку кофе, пива не нашлось, на что я и рассчитывал. С тайной радостью чувствовал, что и голос не дрожит, и руки не трясутся, словно в самом деле для меня ничего не стоит ухлопать десяток человек.

К счастью, капитан и лейтенанты не оставляют ни на секунду, я слушаю, отвечаю с набитым ртом либо просто мычу в ответ или киваю, то есть продолжаю вести бой, хотя уже не такой интенсивный, что значит без резкого перехода возвращаюсь к нормальности, где и не должно трясти.

Остальные все там же перед большим экраном, где я то пробегаю какие-то отрезки, стреляя во все, что движется, то бегу задом в обратную сторону, а мертвецы вскакивают и занимают боевые позиции.

– Мне нравится, – сказал я, понаблюдав через их плечи. – Особенно вот это… когда я в замедленном режиме… это же почти танец!… А то уже думал к хирургу обращаться… Сбросите мне этот файлик по Инету? Буду девкам показывать!

Капитан нахмурился:

– Эта программа, – отрезал он железным голосом, – стоит семьдесят миллионов долларов. Никто не имеет права копировать. Там особый файервол…

– А если кто попытается? – спросил я наивно.

– Не успеет скачать, – ответил он, – двери вышибут, и ворвется спецназ. После чего вывезут на экспертизу не только комп, но и все кастрюли.

– Жаль, – сказал я. – Ну ладно, как я понял, предъявить мне ничего не можете?

Он ответил суховато:

– Смогут. Просто некоторые детали остаются недостаточно проясненными.

– Но без них ваш доклад не примут, – сказал я. – Нигде. Верно? Так что удерживать меня вы права не имеете.

Капитан вздохнул:

– Мы – нет. Мы всего лишь спецназ, отряд по борьбе с террористами. Но есть те, кто имеет.

Он повернулся к молчаливым часовым у двери, сделал повелевающий жест.

Двери автобуса распахнулись. Там шагах в пяти Мариэтта и Синенко объясняют друг другу что-то больше жестикуляцией, чем словами, будто уже и голоса сорвали.

– Заходите, – сказал им капитан громко. – Если еще не передумали.

Мариэтта спросила быстро:

– Что он еще натворил?

Капитан покачал головой.

– Ага, уже что-то знаете?

– Догадываемся, – ответила она.

– Он ваш, – сказал капитан. – Можете забрать, можете убить сразу на месте. Мои люди помогут закопать труп.

– Учебное видео получилось классное, – поддержал Ухнарев жизнерадостно и с великим оптимизмом. – Остальное не важно. Главное – воспитывать кадры!

Мариэтта и Синенко, не сводя с меня взглядов, поднялись в автобус, тоже в первую очередь посмотрели на большой экран, где я пробегаю из комнаты в комнату в замедленном режиме, но всякий раз успеваю быстро и точно выстрелить в противника за долю секунды до того, как тот возьмет меня на прицел.

Капитан указал в мою сторону.

– Пока эксперты готовят материалы по этому… этому человеку, он в вашем распоряжении.

– Спасибо, – сказала Мариэтта, а Синенко кивнул молча.

– Но не спускайте с него глаз, – предупредил капитан. – Если что пойдет не так, как уже говорил, убейте сразу. Спишем задним числом.

Синенко пробормотал:

– А давайте его убьем прямо здесь?… А то еще непонятно, как пойдет дальше.

– Хорошая идея, – одобрил капитан, – только руководство не одобрит без надлежащего обоснования.

Мариэтта поинтересовалась ядовито:

– А можно прибьем сейчас, а обоснование придумаем позже?

– Нет, – отрезал капитан. – Сперва обоснование для отчета, что подошьют в дело. Я хочу выйти в отставку по своей воле.

Она вздохнула, повернулась ко мне:

– Пойдем, македонец.

– Это комплимент, – спросил я опасливо, – или оскорбление?

– А ты бы как хотел?

– Как бы я хотел, – проговорил я и оценивающе оглядел ее фигуру, – я бы хотел всего и много, но кто теперь мужские хотения принимает всерьез?… Потому и растет число геев. Может, тоже в них записаться? Или уже не записывают?

– Тогда сразу в импотенты, – подсказала она.

– А что еще остается, – сказал я со вздохом. – Весь мир ваш… А мы в нем только гости. Куда вы меня тащите?… Женщина, я вас боюсь.

Она выпрыгнула из автобуса первой и даже подала мне руку. Это женщина за такой сексистский жест может дать в морду, а потом еще затаскать по судам, но мужчина должен терпеть, и я оперся на ее руку всем весом и чудом не упал, так как она и не подумала меня поддерживать всерьез.

Синенко смачно гоготнул:

– Вот так и опирайся на женщин!

– Одна видимость, – согласился я. – Кстати, как вы двое прибыли так быстро?

Синенко кивнул на хмурую напарницу.

– Маячок посадила на их авто.

– Как? – изумился я. – Они были в двадцати шагах!

– Есть способы, – сообщил он с победоносной усмешечкой. – Не обязательно ползать под машиной и прицеплять под днище, как было во времена Ивана Грозного. Можно и стрельнуть чипом с маковое зернышко, что не только укажет путь, но и запишет все их разговоры.

Мариэтта тут же бросила на меня острый взгляд, а я в самом деле задумался, не болтали ли те что-то особенное, пока меня везли. Но, похоже, ничего лишнего, они же профи, зря не болтают, а я был в багажнике, не до разговоров.

Полицейских машин прибавилось, народ в пятнистой форме носится взад-вперед, изображая деятельность, страшатся попасть под сокращение, сами патрульные авто вроде бы ничем не отличаются от обычных, но кузов у них из графена, а шины из суперпрочной резины, даже фугас не повредит.

Мариэтта сказала почти участливо:

– Понимаю, ты от них скрыл… но нам можешь сказать, за что тебя так преследуют?

– За мою красоту? – предположил я. – Нет, вряд ли… За ум?

– Это тоже вряд ли, – холодно сказала она. – Пойми, в отличие от них мы можем организовать тебе защиту. Программа защиты свидетелей, слыхал?

Я заколебался, их возможности все-таки неизмеримо выше, чем у меня, в самом деле могут перекрыть все дороги ко мне… Но как я объясню появление пистолета в моих ладонях? Как объясню, что стрелял через дверь, точно зная, когда именно к ней подошел враг и где остановился?

– Да, – сказал я дрожащим голосом, – мне нужна защита!… Очень нужна!… Видите, я весь дрожу. Прижмите меня к своей груди, я немножко поплачу и успокоюсь.

Синенко предложил:

– Давай на моей груди. Она шире. И прижму крепче.

– Нужно подумать, – ответил я. – Как только пойму, какого вы пола…

– Аты сексист? – спросил он с угрозой. – Мариэтта, давай наручники!

– Арестуем за сексизм? – спросила она деловито. – Пожалуй, пойдет. И за отрицание гендерного равенства.

– Я подам жалобу, – твердо заявил я. – Вы нарушаете мои права угнетаемых белых гетерофилов. А так как мы в меньшинстве, то уже под зашитой Бернской… есть такая?., конференции. Или конвергенции.

Синенко вздохнул, сказал Мариэтте:

– Грамотный. Такого голыми руками не возьмешь. Придется сразу в камеру пыток.

Я ответил шепотом:

– Хотите проверить, как я освободился из предыдущей? Только уже никому рассказать не успеете… Там эти спецы не проверили самую правдоподобную версию.

Оба насторожились, Мариэтта спросила резко:

– Ну-ну, какую?

Я посмотрел по сторонам, спросил трусливо:

– А никому-никому?

– Зуб даю, – сказал Синенко, а Мариэтта кисло кивнула.

– Открою страшную тайну, – сказал я страшным шепотом. – В меня вселяется инопланетянин из другой вселенной. Жуткий монстр!… Всех рвет и получает кайф!…

– А сейчас он где? – спросил Синенко.

– Выселился, – ответил я не моргнув глазом. – Временно. Но когда прижмешь меня к своей широкой груди… Вроде уже понятно, вижу по глазкам. И цвету кожи, если это не шкура. И что это стучит: все кости или только зубы?… И запах какой-то странный…

Мариэтта подошла к полицейскому автомобилю и распахнула дверцу на заднее сиденье.

– Садись, неуловимый Джо. А то сержант все-таки прижмет вас обоих. Мало не покажется и монстру.

– Куда? – спросил я, не двигаясь с места. – Снова в участок?

Она ухмыльнулась:

– Не сразу же в тюрьму? Сперва в участок.

– А мне предъявлено обвинение? И где мой адвокат?

Она улыбнулась еще ехиднее.

– Могу прямо сейчас обвинить в уклонении от гражданского долга помощи полиции. И, конечно, надеть наручники. А там и еще что-нибудь присобачим посерьезнее.

– Сдаюсь, – сказал я обреченно, – вы такая напористая… Насиловать по дороге будете?

– Размечтался, – отпарировала она с достоинством. – Романтик.

– Только по приезде? – догадался я. – Это скучно и предсказуемо. Ну да понятно, хоть так по-сатрапьи отыграетесь на демократе и либерале. Полицию нигде не любят, особенно вольные и свободномыслящие особи типа меня и Робин Гуда.

Они молча ждали, пока усядусь на заднее сиденье, Мариэтта на этот раз опустилась рядом, а Синенко занял место за рулем.

Я косился на Мариэтту, дивно хороша вот в таком ракурсе, да и сама чувствует, вон как томно выгнулась, а грудь выдвинулась вперед на два размера.

Синенко быстро вывел машину из скопища броневиков на дорогу и погнал ее на высокой скорости.

– Хорошо вам, сатрапам, – сказал я с завистью, – скоростной режим не указ… Наверное, и кортеж президента обгоните?

Синенко буркнул, не поворачивая головы:

– Смотря какая у них скорость. А кто у нас президент?

– Забыла, – ответила Мариэтта. – Видела как-то в новостях. Выступал где-то… или детишек по голове гладил.

– То был премьер, – уточнил Синенко.

Я поинтересовался:

– А кто у нас премьер?

Синенко умолк в затруднении, а Мариэтта отрезала:

– Зато я знаю, кто борется за кресло президента на будущих выборах!… Это важнее. А когда выберем… понятно, что забываем. Трудно помнить всех этих зиц– председателей. Ты лучше скажи, что они от тебя хотели?

– Кто? – спросил я. – Капитан спецназа?… Вы же слышали…

– Террористы, – сказала она раздраженно.

– Ах, они, – протянул я, – про них уже и забыл… я вообще, когда смотрю на вас, Мариэтта, все на свете забываю. Вообще-то я уже сказал, зря вы не слушали, я был в ударе. А сейчас как бы на бис, уже не так зажабер– но. Привели, как и забрали, уже с мешком на голове, вы эту часть видели вживую. Посадили на стул, связали… потом начали ругаться, ссориться, говорить всякие грубые слова…

– Какие? – поинтересовался Синенко.

– Извините, – ответил я с достоинством и оскорбленно поджал губы, – мое воспитание повторять не позволяет. Еще в детском садике целый список нам зачитывали, какие слова нужно забыть. Сперва выучить, а потом забыть.

Мариэтта напомнила в нетерпении:

– Ты это уже говорил. Привязали, начали ссориться… а дальше?

– Как у нас, – ответил я, – людей, обычно дальше: слово за слово… Это вы друг друга за волосы таскаете, а мы сразу в морду, а потом за пистолеты!

– А как ты освободился?

Не знаю, – ответил я и посмотрел на нее абсолютно честными глазами. – Наверное, меня спас Бэтмен или Человек-паук. Разрезал все веревки, а когда я сам и своими руками снял мешок со своей собственной головы, его уже и след простыл. Окно распахнуто, но что для таких людей прыгнуть с пятого этажа! Наверное, радикал какой-нибудь. Точно радикал. Или паркур. Есть такая нация?… Но я человек нормальный и законопослушный, спустился по лестнице, как и принято у демократов. Везде трупы, кровь, мозги на стенах и на ступеньках, выпущенные кишки… Нет, кишков вроде бы не было, это у меня воображение от счастья возликовало. Но все равно картина достойна кисти Рембрандта, а то и самого Верещагина. В общем, я прочучундрил к выходу, а там – какое счастье! – вы все такие красивые, мужественные, нарядные… Как говорится, и свобода нас примет радостно у входа… Я верю в нашу доблестную полицию. Или вы снова милиция?

– Нет, – ответил Синенко, – снова полиция. Кто путается, зовет нас милицаями.

– Лишь бы не полицаями, – сказал я. – Может быть, сразу отвезете домой? Надеюсь, там уже убрали. Хорошо, все застраховано. Наверное, придется вообще другой дом поставить…

– Могу порекомендовать строительную фирму, – предложил Синенко.

– Не надо, – отрезал я. – Весь дом нашпигуете следящими устройствами. Будут мне везде следить, мои полотеры замаются ваши следы вытирать. Нет уж, я свободный гражданин, потому разрешаю следить за всеми аксептами моей частной жизни только правительственным и общественным органам, а также свободным демократам и либералам… Стойте, куда вы меня везете?

– Куда и сами едем, – сообщила Мариэтта. – Не дергайся, тебе возвращаться сейчас в коттеджный поселок нельзя.

– Почему?

– Кто-то тобой интересуется слишком уж, – ответила она. – Не понимаю, что в тебе нашли… Такой неинтересный!

Я ответил со вздохом:

– Понимаю… Если бы это я их всех перебил, сразу бы стал интересным, правда?

Мариэтта спросила живо:

– Но перебил их ты?

– Все вы убийц обожаете, – сказал я с обидой. – Вон как глазки заблестели! А я и мухи не убью, такой добрый. Потому все один, все один…

– Ничего, – утешила она, – это упражнение полезно, как давно уже выяснили ученые. И без затрат сокращает лишнее население планеты. Мы не будем тебе мешать. И даже записывать не станем. Думаю, ты не оригинален.

Я сказал обиженно:

– Уже не считаете меня загадочным героем? Или таинственным… пусть даже преступником вроде Мориар– ти?… Знаете ли, в вашем учреждении могут подстрелить с крыши любого дома. Да что там крыша, из любого окна! Вы слыхали о снайперах? А в поселке все как на ладони, близко не подобраться.

Синенко буркнул:

– Он прав. Туда и отвезем, но сперва в наш центр. Попытаемся разобраться, почему к тебе такой интерес.

– А если не разберетесь?

Он вздохнул:

– Все равно охранять придется. Хотя, думаю, выделят ребят, специально заточенных для таких работ. У нас так всегда, охраняют кого ни попадя.

– Я не кого, – ответил я обидчиво. – Да еще попадя. Я царь природы.

– Мы самодержавие в тысяча девятьсот семнадцатом отменили, – напомнил Синенко, не оборачиваясь.

– Тогда венец творенья!

– И религия у нас отделена, – сообщил он злорадно, подумал, уточнил: – От чего-то там. Мариэтта…

Она огрызнулась:

– Да ладно тебе. Мы полиция или не полиция?… Меняемся.

Я не понял, что за обмен, но Синенко остановил машину, Мариэтта вылезла и села за руль, а он передвинулся на правое кресло.

Машину Мариэтта в самом деле ведет виртуозно, красиво обгоняя, даже как бы подрезая, хотя автомобили с автоматикой подрезать невозможно, компьютер реагирует моментально и тут же выполняет нужный маневр, притормаживая, ускоряясь или подавая в сторону, и так пролетели по магистрали и полдюжины улиц, пока впереди не выросло здание полиции и не помчалось навстречу с угрожающей скоростью.

Мариэтта лихо остановила у самого входа, Синенко проворчал:

– Если стану заикой, тебе придется выходить за меня замуж.

– У тебя ж две жены, – сказала она уличающе.

– Возьму третьей, – ответил он с достоинством. – И перейду в ислам, там и четыре можно.

Он вышел наружу и придержал дверцу для меня.

– А разве демократам нельзя, – спросил я, – брать жен столько, сколько хотят?

Он кивнул.

– Как только церкви сломили хребет, последние запреты пали. Но консервативное большинство, как обычно, бурчит и осуждает. Но по закону, если женщины сами настаивают, то не только можно, но и обязаны… что, конечно, хуже, как сам понимаешь.

Глава 14

Поднявшись по высоким ступеням в здание, мы миновали обязательный на случай взрыва начиненного автомобиля со смертником пустой холл. Мариэтта шла впереди, стройная и с красиво отведенными назад плечами, что создает иллюзию женской беззащитности.

В их отделе Синенко принес три пластиковых стакана кофе, по одному сунул нам с Мариэттой, а с третьим в руке сел на край стола, свесив одну ногу. Я заметил, что держится совсем иначе, чем когда я сидел на этом же месте после первой нашей встречи. Не столько настороженно, сколько уважительно.

Он бы и за сигаретами для меня сбегал, если бы вздумалось его послать, да и Мариэтта хоть и разговаривает в прежнем покровительственно-презрительном тоне, но в ее больших и достаточно женских глазах то и дело вижу тщательно скрываемые удивление и тревогу.

Отхлебнув кофе, довольно хилый, но хоть сладкий и горький, я сказал дружески:

– Все, что я сказал, уже сказал. Ничего не добавлю. Обвинить меня вам тоже не в чем, верно?… Потому давайте я допью кофе… вам стоило бы настроить кофейный агрегат получше, и отвезете меня, как и обещали. Или я вызываю свою милую машиночку.

Они переглянулись, Синенко сказал поспешно:

– Нет-нет, с нашей стороны это было бы нечестно!

– Мы вас забрали из дома, – сказала Мариэтта, – мы и отвезем.

– Не буду отбиваться, – сказал я. – Можете даже отнести.

– Отнести?

– В паланкине, – объяснил я. – Со шторами из китайского шелка. Скромный я, понимаете ли.

Синенко сказал торопливо:

– Пару минут, хорошо? Я доложусь по всей форме, скажу о результатах… думаю, руководство не станет вас задерживать.

– И отнесете на паланкине? – уточнил я. – Тогда и три подушки захватите! Одну большую и две поменьше.

Он сказал Мариэтте с неохотой:

– Сама понимаешь… К сожалению, прямых улик нет.

Мариэтта ответила со вздохом:

– А как бы хотелось… Сама бы удушила!

– Я солидарен с мнением вашего руководства, – сообщил я. – Оно у вас мудрое. Почти как я. Жду. Но не долго.

Я сам чувствовал, что разговариваю с ними все увереннее. И не только потому, что сами позволяют и даже подталкивают своей неуверенностью и непониманием как со мной держаться: как с удачливым олухом или же с хитрой замаскированной бестией?

Нет, это я сам потихоньку хамею или наглею, но в самом деле чувствую в себе нечто, что позволяет в будущем уже не трястись, что мне на ногу наступят или сам кому наступлю. Вот когда прижимает к стене, то стреляю сразу, все-таки лучше я, чем меня… А подрожу и попереживаю потом. Хотя теперь уже и дрожу меньше, и переживаю как бы больше потому, что так надо, раз уж я одухотворенная натура…

Синенко вышел распаренный и вроде бы даже вздрюченный, посмотрел волком, Мариэтта бросилась к нему, пошептались, она тоже чуть сникла, явно новости так себе.

– Ладно, – сказал я, – поеду, мне пора. *

Она сказала со вздохом:

– Я отвезу тебя. Не спорь, это указание моего начальства.

Я развел руками.

– Если начальства, то кто мы, чтобы спорить с руководством? Мне понравилось кататься в полицейской машине. Я сяду за руль? А то ты какая-то не совсем такая…

– Еще чего, – огрызнулась она зло, – тебе только инвалидные коляски водить. Пойдем, а то выглянет, еще и разорется.

– Поспешим, – согласился я. – Кофе взять в дорогу? Впрочем, у меня кофе лучше. Если хорошо попросишь, угощу. Хоть ты и представитель угнетаемого класса. Охраняешь сатрапов и все такое.

Она фыркнула:

– Не боишься такое говорить вслух?

– А что такого? – спросил я. – Я за сатрапов! Всегда голосовал и буду голосовать. Демократы доведут до беды. Будущее за справедливой сатрапией!

Она сказала кисло:

– Иди, иди…

На улице Мариэтта зашла вперед и отворила для меня дверцу на переднее сиденье справа. В морду я бить не стал, не то время, только посмотрел с укором, но она не поняла, все-таки дитя этого мира и этого времени.

– У меня хороший кофе, – заверил я. – Главное, крепкий и сладкий. А все остальное от лукавого.

Она не ответила, лицо сосредоточенное, брови сдвинуты, а глаза смотрят зло и раздраженно. Я вздохнул и умолк, благо уже показался съезд с автострады на дорогу к моему поселку.

В доме чисто, пол и стены отмыты до блеска, только что дыры от пуль никто не заделывал, требуется мое решение, как поступить и что делать. Но мне главное, трупы убрали, иначе даже не знаю, что бы с ними потом делал, перекинув в лабораторию Рундельштотта в отсутствие хозяина.

Мариэтта вошла по-хозяйски, теперь женщины ведут себя везде как хозяева жизни, отыгрываясь на нас, как негры на белых в Америке за годы рабства и подневольной жизни.

Вспыхнул побитый пулями экран, Аня Межелайтис посмотрела на меня, на мою гостью, поинтересовалась нейтральным голосом:

– Ужин на двоих?… При свечах или как?

– А у нас есть свечи? – удивился я. – Не дури. Простой ужин без выпендренов. Со мной не женщина, а полицейский. Она и тебя может арестовать за что-нибудь.

– За что? – спросила Аня.

– Найдет, – заверил я. – Она же власть.

Мариэтта поморщилась.

– И у тебя Межелайтис?… К кому ни зайди… Почему вы, мужчины, такие разные, часто даже умные и талантливые, а в этом деле все убого одинаковы?

Я подумал, пожал плечами.

– Может быть, потому, что в этом деле не стоит искать чего-то нового?…

– В каком?

– В женском, – пояснил я.

– А для вас женщина начинается только от пояса? – спросила она, не уточняя о какой половине идет речь, надо быть сумасшедшим инопланетянином, чтобы уточнять такое. – А мы еще и разговаривать умеем!

– Обожаю сарказм, – ответил я. – Это как острый соус на хорошо прожаренном бифштексе.

– Любишь хорошо прожаренный?

– Ого!

– И жаришь сам?

– Люблю жарить, – сказал я откровенно. – Но без всяких штучек. Я человек простой. Сложности в таком простом деле оставляю закомплексованным интеллигентам.

– Какой ты разносторонний, – похвалила она.

– Это точно, – ответил я скромно.

– Когда надо, – уточнила она, – эстет, в другом случае – простой мужик, в третьем – хладнокровный стрелок…

Она сделала паузу, но я сделал вид, что не слышу, а выбираю блюда, хотя Аня уже включила кухонный комбайн и жарит, варит и печет сразу в трех отделениях.

Мариэтта села на диван перед телевизором точно на то место, где обычно сижу я, там продавлена ямка моей жопой, повела рукой, экран тут же засветился новостями в десятках окошек.

Я буркнул ревниво:

– Даешь… Я думал, слушается только меня.

– Мы полиция, – ответила она с достоинством. – Мы почти имеем право.

– Ой, – сказал я опасливо, – а на что еще почти имеешь?

– Сюрприз, – сказала она, не поворачивая головы. – Кто тебе такую программу составлял? Один футбол и голые женщины… Как не стыдно за такое однообразие?

– Там еще есть и хоккей, – сообщил я, защищаясь.

Она повела ладонью, всмотрелась с заметным отвращением на лице.

– Хоккей и те же голые девки… Оригинал!

– А зачем что-то особое? – возразил я. – Оригиналы подозрительны. Их не принимают в обществе, а если и принимают, то как чудаков или вовсе клоунов, но не как равных. Потому лучше быть неприметной доской в заборе, чем заметным столбом или даже столпом… Проживи незаметно, сказал Иисус!

Она посмотрел на меня внимательно.

– Кофе у тебя в самом деле хорош… А что еще, говоришь, у тебя от лукавого?

– Есть, – заверил я. – Тебе пистолет не натирает?

Она медленно отстегнула защелку на кобуре и вытащила его так же неспешно, но вдруг резким движением швырнула в мою сторону.

– Положи куда-нибудь…

Я инстинктивно поймал одной рукой, Мариэтта застыла, и я понял, что крепко держу рукоять в ладони, а ствол направлен в ее сторону. Я тут же повернул дулом в пол, а она с некоторым напряжением перевела дух и бледно улыбнулась.

– Видел бы ты сейчас свое лицо.

– Думаю, – сообщил я, – оно такое же милое и человечное, как и весь я, такой гуманный и эстетичный.

Она молча смотрела, как я положил пистолет на стол, пальцы чуть подрагивают, но это вижу только я. Если бы попытался поймать, то либо промахнулся бы, либо эта железяка больно ударила бы по руке и отлетела в сторону. Но когда вот так бездумно, то поймал даже не за ствол, а именно за рукоять, а палец сразу и сам по себе оказался на спусковой скобе.

– Ты все-таки животное, – сказала она уверенно. – Но умеешь прикидываться.

– Это оскорбление, – заявил я. – Прикидываются женщины.

– В чем же я прикидываюсь?

– Во всем, – уверенно сказал я не моргнув глазом.

– А конкретно?

– Во всем, – повторил я упрямо.

– Нет, ты скажи!

– А что говорить, – сказал я. – По тебе видно. Во– первых, рыжая…

– Я не рыжая!… Это цвет такой.

– Во-вторых, – сказал я почти озлобленно, – ты все-таки женщина. Вон у тебя какие заметные вторичные половые признаки… Даже признаками при таких размерах называть неловко. А в-третьих, почему ты вот такая злобная, уверена, что утащишь меня в постель?

Она запнулась, уставилась злыми глазами, подумала и выпалила еще злее:

– Просто уверена!