Текст книги "Ричард Длинные Руки — курпринц"

Автор книги: Гай Юлий Орловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Часть 2

Глава 1

Пленных пока отправили в тюрьму ближайшего города, им оказался Нисьонск, половина на этой стороне реки, половина на той, там уже Ирам, хоть горожане на эту важную лишь для королей границу обращают внимание очень мало.

Нортон нервничал зря, курпринц Клавель и его войско так и не решились на активные действия, хотя могли бы попытаться уйти от сражения, заваливая дорогу за собой лесными засеками.

Вместо этого они растерянно чего-то ждали, а мы поспешно окружили весь этот так называемый замок Брита Марлинга, где укрепилось войско примерно в три тысячи человек, что, понятно, для нас просто семечки.

Сулливан, которому не хватило схватки с рыцарями, что шли Клавелю на помощь, настаивал на массовой атаке, когда с одного захода все здесь вобьем в землю так, что будет ровная площадка, где и трава не посмеет расти.

Клемент посматривает на меня с вопросом в серьезных глазах, но помалкивает, хотя вижу, сочувствует Сулливану и во многом с ним согласен.

– Я ценю ваш боевой дух, – сказал я Сулливану, – и постоянно ставлю вас в пример!

Он пробормотал настороженно:

– Спасибо, ваше высочество.

– Я вообще-то, – сказал я чистосердечно, – сам сторонник вот так решать все быстро и по-рыцарски прямо. Без фиговин.

Сулливан приосанился, хотя старался делать это незаметно.

Альбрехт спросил коротко:

– Переговоры?

– Да, – ответил я и добавил: – Вы знаете какие. Дело в том, мои благородные друзья, что мы ведем войну, а не турниры. И даже не сражения, которые можно и проиграть, если их мало. Но их будет много! Потому должны терять как можно меньше людей. Чтобы мы смогли выполнить то, что наметили.

На брифинге пытались понять не столько как победить, при нашем соотношении сил это понятно, но спорили, понимает ли сам Клавель, что Мунтвиг поступил хитро: дал ему корону курпринца, признал правителем королевства, но с королем Бриттии, родным отцом, велел разобраться самому, тем самым доказать свою лояльность.

Что будет потом, каждый понимает по-разному. Клавель почему-то уверен, что станет королем Бриттии и будет союзником Мунтвига, иначе бы не решился на такой и опрометчивый, и крайне подлый шаг, но, как полагаю я, Мунтвигу вряд ли нужен будет на троне человек, предавший собственного отца.

Потому Клавеля попросту смахнут с доски, как только выполнит свою часть работы, но стоит ли ему сейчас сообщать, слишком уж уверен, что Мунтвиг ему друг и почти что брат.

– Не будем метать бисер перед свиньей, – сказал я наконец. – Готовьтесь к атаке.

Макс, на удивление, сказал первым:

– Мои отряды уже у строений. Почти вплотную, ждем приказа.

– Я готов ударить в направлении главного здания, – сообщил Клемент. – Там достаточно прямая дорога, не увязнем. Кони пройдут на большой скорости. Если ваше высочество разрешит, то я…

– Дадим им шанс сдаться, – прервал я.

Клемент поморщился, но кивнул, сказал уважительно:

– Вы правы, ваше высочество. Если не дать им подраться, будут опозорены до конца дней. Но потом, когда хотя бы треть выбьем…

– Какой вы кровожадный, герцог, – сказал я с укором. – Можно ограничиться и четвертью.

– Это от них зависит, – напомнил он. – Мунтвиговцы держались бы до последнего.

Альберт буркнул:

– Да, те в плен сдаются неохотно.

– Правильно рассуждаете, граф, – согласился я. – Идейные люди самые непримиримые. А эти, примкнувшие ради своих выгод, сейчас вот прикидывают, как и рыбку съесть, и мимо не сесть…

Покинув шатер, мы выехали на вершину небольшого холма, откуда открывается прекрасный вид на поместье сэра Брита Марлинга, сейчас полностью запруженное конным войском.

Макс вскрикнул в сторонке в изумлении:

– Смотрите, они сами выходят в боевых порядках!

Рыцарские отряды принца Клавеля в самом деле покинули поместье и, придерживая коней, выдвинулись на открытое пространство, что можно оценить как презрение к опасности и пренебрежение нашими силами.

О таком потом долго рассказывают с гордостью, а то и вписывают в летописи, как, дескать, двухтысячный отряд принца не захотел отсиживаться в глухой обороне, а вышел навстречу несметным полчищам врага и принял неравный бой.

Клемент сказал сварливо:

– Если Макс снова украдет у меня победу, я его сам убью!

Макс предложил радостным голосом:

– Дорогой Клемент, а идите ко мне в пехоту? Я вас поставлю сразу десятником! И в первый ряд, обещаю!

Клемент молча, но с выражением показал ему кулак. Со стороны отрядов принца прозвучала труба. Нестройные ряды рыцарей качнулись, коней пустили шагом, рыцарские копья привычно выдвинулись для удара.

Я невольно сравнил взглядом с копьями пехоты Макса, у наших и длиннее вдвое, и прочнее, уж никак не разлетятся вдрызг от удара, как с рыцарскими сплошь и рядом, а наконечники длинные, как мечи, и острые…

– Сами решили атаковать, – сказал Клемент с невольным уважением, – мне эти парни нравятся.

– Долго ли продержатся, – проговорил Альбрехт.

Клемент повернулся ко мне.

– Ваше высочество, позвольте встретить их мне?

– Почему?

– Так достойнее, – объяснил он. – Рыцари против рыцарей! Конница против конницы. Померяемся в равном бою!

Я изумился.

– А зачем мне равный бой? Мы пришли сюда не бахвалиться в поединках, мне нужна победа. И как можно более эффектная. Герцог, прежде всего история помнит битвы, когда одна сторона потеряла людей впятеро в сравнении с другой! Этим восторгаются…

– Об этом поют, – добавил Альбрехт.

Клемент сказал недовольно:

– У нас абсолютное преимущество в численности…

– Все равно они могут нанести урон, – ответил я.

– Незначительный!

– А я никакого не хочу.

Он оглянулся на Макса, но того уже нет с нами, помчался к своему войску, хотя там вышколенные сотники и без него уже отдают четкие и разумные команды.

Рыцари, завидя пеших, пустили коней в галоп. Клемент крякнул, уже зная, что случится, недавно видел, а за спиной ощетинившегося копьями строя множество длинных луков в первом ряду одинаково выгнулись, как ребра бесконечно длинного дракона; донесся шорох щелчков, взвилась туча длинных стрел.

Клемент покачал головой, стрелы начали сшибать всадников, а те сразу попятились, даже не вступая в схватку с копейщиками. В течение считаных минут все развернулись и умчались обратно, правда, не оставив на поле ни убитых, ни раненых, всех подхватили на седла и увезли.

– Это была не атака, – сказал Клемент грустно. – Демонстрация атаки.

– Мельчает рыцарство? – спросил Сулливан. – Нет, мы не мельчаем…

– Подождем, – сказал я. – Сейчас поговорят и явятся.

Сандорин спросил с иронией:

– Сдаваться?

– Пытаться сдаться, – уточнил я. – Но так, чтобы сесть поудобнее.

Мидль пробормотал:

– Естественное желание каждого человека. Хотя с рыцарством состыковывается плохо.

Альбрехт ответил вежливо:

– С рыцарством все естественное состыковывается плохо. Естественны только животные да простолюдины, те тоже как скот, а все рыцарство полностью из правил, клятв, обетов, уставов, принципов, идеалов…

– Вы правы, – сказал Мидль поспешно.

Конники Норберта постоянно кружат вокруг всего огромного поместья, как отслеживая перестроения внутри, так и пресекая попытки выбраться отдельным всадникам, явно посланным за подмогой или с сообщениями.

Наконец от Норберта примчался взмыленный гонец на взмыленном коне, но радостный и с вытаращенными глазами.

– Ваше высочество!.. – прокричал он взахлеб. – Они готовы сдаться!

Я сказал резко:

– Пусть сдаются.

– Но они…

Я прервал:

– Никаких условий!.. Я принимаю только безоговорочную капитуляцию.

Он вскрикнул счастливо:

– Так и передам!

– Не перепутай, – сказал я. – Не мы им сдаемся, а они нам.

Он умчался, осчастливленный, что сам Ричард изволил с ним пошутить, а я, понаблюдав немного за передвижениями отрядов принца Клавеля, тронул Зайчика коленом, мы потихоньку начали спускаться с холма по направлению к поместью.

Как я и предположил, военачальники принца готовились отчаянно торговаться, но Макс подвел пехоту почти вплотную, а дальше, как я и велел заранее, из-за спин копейщиков стрелки выпустили тучу стрел. Среди рыцарей принца снова началось волнение, послышались крики, кто-то даже требовал пойти в атаку и умереть в бою, но большинство лишь приседали и укрывались щитами.

Убедившись, что контратаки не будет, Клемент подвел арбалетчиков, те начали всаживать стальные болты с близкого расстояния, и половина ударного отряда рыцарей, что намеревались отразить первую атаку, полегла раньше, чем там снова подняли белый флаг.

– Сдаются! – закричал кто-то. – Сдаются!

Из-за строений выехала группа рыцарей. Их предводитель остановил остальных властным жестом, а его конь понес седока неспешной рысью в нашу сторону.

Военачальники за моей спиной подобрались и приняли гордый вид. Я ждал, восседая на арбогастре в непринужденной позе властелина положения, словно выехал на охоту, а не на войну, и когда прибывший поклонился, не слезая с коня, я продолжал рассматривать его с холодным безразличием.

– Я граф Брит Марлинг, – произнес рыцарь, выглядит, на мой взгляд, он слишком молодо, чтобы быть тестем принца Клавеля, хотя кто знает, какими снадобьями пользуется. – Хозяин этого поместья и земель, что тянутся на восток на восемь миль.

– Какое отношение вы имеете к войскам, – поинтересовался я, – что расположены в вашем поместье?

– Эти отряды, – сказал он, – явились на зов принца Клавеля…

– Вашего зятя? – уточнил я.

– Да, – ответил он с заминкой.

– Которому Мунтвиг, – сказал я, – вторгнувшийся в пределы королевства Бриттия и принесший ему неисчислимые бедствия, пожаловал титул курпринца?

Он чуточку напрягся, ответил сдавленным голосом:

– Его Императорское Величество Мунтвиг слишком силен, чтобы с ним бороться… Принц Клавель решил, что разумнее будет принять этот титул, а дальше время покажет.

– Такое решение в будущем назовут мудрым, – сказал я бесстрастно. – Не будь героем, тебе что, больше всех надо… и вообще конформизм перестанет быть позорным. Но сейчас это бесчестье.

Он сказал подавленно:

– Вы это выказали предельно ясно, убив множество доблестных рыцарей руками простолюдинов.

– Доблесть на дурной стороне, – отрезал я, – уже не доблесть. А сейчас это не рыцари, а преступники.

Он отшатнулся в ужасе.

– Ваше высочество!..

– Знаете, – сказал я, – почему Мунтвиг побеждает?.. Он не церемонится и не раскланивается. Его ведет идея, а на старомодные правила и обычаи он смотрит свысока. Так вот, сэр Брит, я вас не обрадую…

Я сделал паузу, он спросил невольно:

– Ваше высочество?

– Я тоже смотрю свысока, – произнес я с расстановкой, – на всякие правила неприкосновенности знатных особ.

– Но, ваше высочество…

Я сказал с нажимом:

– Господь сообщил, что мы все равны!.. В это верит Мунтвиг, в это верю я. А вы со своими Клавелями сейчас как между молотом и наковальней.

Ко мне на рысях подъехал Мидль, сказал с поклоном:

– Ваше высочество, простите, что прерываю… но мои люди перехватили уже второй отряд в двадцать всадников, что пытались вырваться из окружения с моей стороны.

– Повесить, – сказал я коротко и повернулся к тестю принца. – Вы что-то сказали?

Он произнес дрожащим голосом:

– Вы поступаете… по своим правилам, но нам, как ни горько, живущим по старым добрым благородным правилам…

Я поморщился.

– Бросьте, граф.

– Ваше высочество?

– Вы не живете по старым правилам чести, – разъяснил я, – а делаете вид.

Он вскричал:

– Ваше высочество! Мы рыцари…

Я прервал грозно и возвышенно, чтобы слышали все мои военачальники и все рыцари, что стоят близко:

– Рыцари? Рыцари не приняли бы гнуснейшее предложение предать страну и нарушить клятву королю, которому присягали в присутствии знатнейших людей королевства!.. Я вообще не понимаю, почему вообще разговариваю с вами, это слишком уж въелось в меня христианское милосердие… Вы или сдаетесь без всяких условий, или мы просто уничтожаем вас, как лесных разбойников и прочих мерзавцев, не имеющих понятия о чести. Идите!

Мои военачальники молча и почти с сочувствием смотрели, как он развернул коня и послал его в торопливый галоп в сторону своего поместья.

Сулливан прорычал:

– Условие – никаких условий?

– Верно, герцог, – ответил я.

– Жестоко, – проговорил он с одобрением. – Но они в самом деле нарушили клятву верности… Не знаю, как бы я жил, если бы нарушил я. Эти люди должны быть счастливы, что сдаются, хоть и без всяких условий.

Клемент подсказал довольным голосом:

– Мы не они.

Альбрехт проговорил задумчиво:

– А мне нравится, когда никаких почетных сдач, сохранения знамен и личного оружия. Это говорит о настоящей победе, сокрушительной! А не выторгованной.

– Проследите, – велел я, – чтобы все оружие было сложено в кучу, как и знамена. Рыцари, как и все воины, будут под стражей. А мы пока выявим среди них военных преступников, дабы предать суду.

Все смотрели на меня с непониманием, Мидль поинтересовался вежливо:

– Простите… я правильно расслышал?

– Что именно?

– Военных преступников, – повторил он, тщательно выговаривая каждое слово. – Это кто?

– Все те, – сказал я твердо, – кто запятнал законы рыцарства, обижая крестьян, насилуя женщин, занимаясь грабежом!

Принц Сандорин нашелся первым:

– Ваше высочество, но, если уж совсем честно, то и наши герои так иногда… тогда иногда!.. забавляются.

Герцог Мидль уточнил с неохотой, но объективностью благородного человека:

– Даже высокородные рыцари.

– Это осуждаемо, – отрезал я, – и не по-христиански, но мы победители, нас вешать некому. А вот побежденным – горе. Их мы вешаем по праву победителей в соответствии с требованиями гуманизма и базовых либеральных ценностей. Да здравствует культура высоких духовных отношений!

Глава 2

От одного из крупных каменных домов, высокого и трехэтажного, донеслись крики, брань и лязг оружия. У входа завязалась схватка, с десяток рыцарей отчаянно защищают вход в дом, арбалетчики приготовились их расстрелять с близкой дистанции, но Сулливан и Клемент, поддерживая рыцарскую честь, с ревом ринулись в рукопашную схватку.

К ним тут же присоединились Палант и принц Сандорин, окруженный своими верными лордами. Они смяли оборону, но ворваться в здание им не дали, успев захлопнуть двери.

Кнехты Макса быстро очистили поместье от пленных, выводя их за ворота и усаживая прямо на землю, а вокруг здания, где засело последнее сопротивление, собрались лучники и арбалетчики. Те и другие часто стреляют по окнам, а из сарая вытащили громадное бревно и бежали с ним, намереваясь с разгону ударить в двери.

Рыцари Клемента моментально прикрыли их сверху щитами на случай, если из верхних окон начнут швырять что-то тяжелое. Бревно глухо врезалось в дверь, там затрещало, а толстый ствол, ломая доски, погрузился вовнутрь.

Петли двери не выдержали тяжести, и она рухнула на пол. Рыцари с радостным ревом ворвались внутрь, впереди Сулливан и Клемент, вот уж никак не перестанут соревноваться, кто из них отважнее и более умелый боец…

Альбрехт подъехал, собранный и спокойный, в прекрасных доспехах, на которых ни одной царапины, белый плащ красиво ниспадает с плеч, сам выглядит мудрым и спокойным.

– Не хотите принять участие? – спросил я ехидно.

Он покачал головой.

– Нет, там показное сопротивление.

– Догадались? – сказал я понимающе.

– А что сложного? – ответил он. – Раз принца еще не нашли, то он явно там. И показывает всем, что сражался до конца.

– А на самом деле?

– Думаю, – ответил он, – уже велел всем в доме сложить оружие. Главное, показал остальным, что их предводитель вел себя мужественно и последним покинул бой.

Мы наблюдали, как в дом вбегают все новые рыцари, в блестящих доспехах, похожие на хищных муравьев, что сломили сопротивление муравьев другого клана и теперь грабят его сокровища и уносят куколок в рабство.

Через несколько минут начали выводить пленных. Все, как на подбор, знатные рыцари, видно по доспехам, девизам и гербам, а также по гордой и независимой осанке.

Под конвоем кнехтов их отвели к остальным и тоже усадили на землю. Когда один заартачился, его шарахнули обухом топора. Он без звука рухнул, а другие опустились уже беспрекословно.

Последним вывели, придерживая за локти, невысокого черноволосого мужчину в изысканных доспехах, на кирасе небольшие вмятины, голова без шлема, смотрит с вызывающей дерзостью.

Руки пленник держит перед собой, запястья связаны, но едва приблизился, сказал с высокомерным гневом:

– По какому праву?.. Я курпринц Клавель! Наследник короля Ричмонда Драгсхолма!.. Это разве не королевство Бриттия?

Альбрехт ответил с интересом:

– Бриттия. А вы при чем?

– Я, – завил он заносчиво, – наследую корону!

– Это вряд ли, – ответил Альбрехт.

Клавель потребовал громко:

– По какому праву меня связали, как преступника?

Я кивнул стражу, он понял, зашел вперед и с силой ударил ладонью принца по лицу. Звук хлесткой пощечины раздался на все поместье, смачный и звонкий.

Клавель отшатнулся, вскинул обе руки и прижал пальцы к разбитой губе, откуда показалась кровь. На меня с диким непониманием уставились его бешеные глаза.

– Передо мной военный преступник, – ответил я холодно. – Рыцарей Мунтвига я, взяв в плен, буду держать с подобающим уважением, так как они всего лишь противники, но не предатели. А лицам, предавшим родину, одна награда – виселица!

Он вскинул было голову, но покосился на дюжего стража, что ухмыляется недобро и снова готов напомнить, что здесь ему не там, сказал уже тише и сдержаннее:

– Но я курпринц!

Альбрехт сказал с брезгливым презрением:

– Господи, что за дурак… Постеснялся бы упоминать о титуле, которым наградил враг!

– Для нас вы не курпринц, – пояснил я, – и никогда им не были. Были принцем, но теперь, думаю, придется распрощаться и с этим титулом. Кроме того, я вешаю всех на одном дереве. По-христиански, вне зависимости от титула. Вы об этом еще не слыхали?

Судя по его лицу, не слышал, но судя по глазам, поверил, что поступаю именно так рационально и без всякого уважения к высоким титулам.

– Я настаиваю на суде, – потребовал он. – Справедливом и беспристрастном.

Я поинтересовался холодно:

– Суде равных, полагаю?

Он гордо вскинул голову.

– Естественно.

– И где я вам наберу столько принцев? – спросил я. – Хотя я мог бы просить присоединиться к разбору вашего дела принца Сандорина, наследника из королевства Вендовер, но, думаю, это излишне. По законам военного времени все процедуры упрощены… Эй, стража! Взять этого и повесить вон на том дереве.

Он вскрикнул:

– Нет!.. Если есть, кроме вас, еще принц в вашем войске, вы должны решать вместе с ним!

– Правда? – изумился я. – Впрочем, почему бы и нет… Эй, Джон, слетай быстренько к принцу Сандорину, скажи, дело не важное, но смешное…

Пока гонец отправился искать Сандорина, я повернул коня и проехался мимо пленных. Никто не смеет встать, ощутили, что здесь, несмотря на то что взяли в плен рыцари, ведут себя не совсем по-рыцарски, то есть ничуть не считаются, что они знатного рода и что за них можно получить немалый выкуп.

– Вас отправят в дальние земли, – объяснил я с седла, – где вам придется работать, пока не возместите ущерб, нанесенный отечеству, а также всеобщему гуманизму и культуре.

Один спросил, не сводя с меня вызывающего взора:

– А кто определяет сумму ущерба?

– Я, – ответил я коротко. – Еще вопросы есть?

Он поспешно опустил взгляд, но подал голос еще один:

– А почему не взять за нас выкуп? Я лорд Олдос Карломан Хаксли из Годалминга, моя семья достаточно богата…

– Замена денежным штрафом, – ответил я, – предполагает незначительное преступление. Даже проступок. Ну там наступили на ногу королеве, высморкались в подол ее платья… А измена клятве верности королю – тягчайшее преступление.

Он спросил угрюмо:

– И что за работы нас ждут?

– На месте определят, – успокоил я. – Либо в каменоломнях, либо поручат мостить, то есть засыпать болота.

– Как… Это неслыханно!

– Да, – согласился я с удовольствием. – Грядет новый мир, сэр Хаксли!

Альбрехт напомнил:

– Ваше высочество, вы забыли упомянуть, что и в первом и во втором случаях они будут работать бок о бок с троллями.

– Да, – подтвердил я, – испробуем, как эта мультикультура на марше.

Я пустил коня дальше, не слушая их испуганные крики. С троллями вряд ли, эти ценные для общества члены не должны знать, что их важная для цивилизации работа кому-то может показаться недостаточно изысканной и интеллектуальной, так что пленные рыцари если и будут ломать камень, то в отдельном карьере.

Принц Сандорин прискакал на коне огненной масти, раньше у него был другой, весь полыхает довольством, его лорды не нахвалятся удачным походом, кое-кто даже отыскал, что взять в качестве добычи, но не столько из-за ценности, а как доказательство участия в жарких боях вдали от родного Вендовера.

Узнав о предстоящем судилище, прибыли любопытствующие Сулливан, Клемент и Мидль, последним примчался запыхавшийся Палант, только Макс предпочел остаться со своими воинами и устроить разбор, кто как действовал и где что нужно улучшить.

Клавеля привели в стальных браслетах на руках, скрепленных короткой цепью. Он смотрел, как затравленный зверь, но старался задирать голову и выпячивать нижнюю челюсть, чтобы выглядеть надменным и вызывающим.

Я сказал с холодным беспристрастием:

– Как вы и настаивали, курпринц, я пригласил на разбор вашего дела принца Сандорина. К моему удивлению, он оказался настоящим законником, помнит все акты, указы и постановления насчет наказания изменившим королю и короне.

Сандорин сказал с негодованием:

– Ваше высочество, это недопустимо!.. С особой такого высокого ранга нельзя так поступать!.. Это же принц, а кроме того, как я убедился, он наследник короны, в этом случае вступают в действие совсем другие законы и правила!

Я вздохнул, а принц Клавель заметно приободрился и гордо вскинул голову.

– И что, – спросил я, – за особенности?

Сандорин пояснил с глубочайшим чувством достоинства, ясно осознавая свое превосходство надо мною, неучем, который не учил годами юриспруденцию и дипломатию:

– Это простолюдинов можно вешать тут же на дереве, а уже дворянам надлежит отсекать головы! Если же дело касается особ королевской крови, то им надлежит отсекать позолоченным мечом, но не на плахе, как всем лордам, а стоящим на коленях и с Библией в руках.

– Ну, – пробормотал я кисло, – ритуал хоть и усложненный, однако же конец один, так что особенных возражений с моей стороны не будет…

Он покачал головой.

– Ваше высочество, это не все.

– А что еще?

– Такая казнь применяется, – пояснил он, – только в случае, скажем, гражданской войны за трон или каких-то подобных деяний. Но если особа королевской крови вступает в сговор с чужестранцами с целью свержения законной власти короля, это рассматривается как государственная измена!

– Гм, – сказал я, – вообще-то я понимаю, гражданская – это когда драка между своими…

– Совершенно верно, ваше высочество!

– В худшем случае, – сказал я, – династия разве что может поменяться, но для королевства это как бы и незаметно? Но если призвать чужака… гм… то и королевство можно ликвидировать.

– Да, – подтвердил Сандорин, – измена своему королю в пользу чужого – это гораздо хуже простого мятежа!

Я поинтересовался:

– А какое наказание в этом случае?

Сандорин коротко взглянул на принца Клавеля. Тот начал медленно и страшно бледнеть, а я подумал, что наследника престола Бриттии учили по тем же книгам, что и наследника престола Вендовера.

Принц Сандорин посмотрел на меня с немалым изумлением.

– Ваше высочество…

– Что не так? – спросил я сварливо.

– Вы не знаете?

– Я много не знаю, – ответил я благочестиво, – потому что я христианин, а христианин должен верить, а знать необязательно. А вы… выходит, знаете много?

Последнее я произнес с угрожающим подтекстом, и он сказал поспешно:

– Нет-нет, я знаю еще меньше вас, но это пришлось выучить еще в детстве!.. Увы, ваше высочество, законодательством любого королевства предусмотрена за измену в пользу иностранной державы обязательность четвертования.

Альбрехт время от времени поглядывал на смертельно взбледнувшего принца Клавеля, вздохнул с сочувствием.

– Ваше высочество, а если… ну, в связи с законом военного времени просто махнуть рукой на тонкости процедур?

– Повесить? – спросил я.

– Проще отрубить голову, – посоветовал он. – А то веревку нужно искать обязательно шелковую… Да и достойнее для члена королевской семьи, хоть и запятнавшего… гм.

Я взглядом указал на Сандорина, тот раздулся от негодования и сказал весьма резко:

– Никакие законы военного времени не в состоянии отменять или как-то изменять чрезвычайные приговоры о государственной измене! Вы должны это знать, граф, по вашему виду вы кажетесь человеком достаточно образованным, вон какой у вас плащ!

– Гм, – сказал Альбрехт задумчиво.

– Для преступлений такого ранга, – сказал Сандорин твердо, – предусмотрено четвертование на городской площади перед большим стечением народа с обязательным троекратным повешением, но не до самой смерти, а потом раздавливание клещами и отрезание…

– Чего, – спросил Альбрехт с недоверием, – гениталий?

Сандорин сказал уверенно:

– Мошонки, граф!

– Что? – переспросил Альбрехт.

– Мошонки, – повторил Сандорин. – Только мошонки. Так сказано в законе.

– Там так и сказано? – поинтересовался я в недоверии. – Что, гениталии не трогать?

Сандорин развел руками.

– Нет, там сказано только, что надлежит клещами медленно раздавить, а потом и отрезать мошонку, затем вспороть живот и достать внутренности, чтобы все сжечь тут же рядом с казнимым на жаровне. Дабы он видел и вдыхал смрад своих предательских внутренностей.

– Ага, – сказал я, – если ничего уточняющего не сказано, то пусть срезают все под корень!.. Мы что, крючкотворцы? А потом что?.. Ах да, ломом перебить руки и ноги, раздробить все суставы… Или это сперва? До чего же сложная штука юриспруденция…

Курпринц Клавель стоит настолько бледный и с закатывающимися глазами, что оба стража придвинулись к нему, готовые в любой момент подхватить, если сомлеет и рухнет.

– Хорошо, – сказал я наконец, – закон есть закон, кто мы перед ним? Нужно повиноваться.

Сандорин сказал гордо:

– Вот-вот! Закон должен быть выше даже королей!

– Золотые слова, – сказал и посмотрел на принца с подлинным уважением. – Даже выше королей… А как насчет императоров?

Он подумал, вздохнул.

– До императоров я не дочитал, отец отправил меня с войском к вам.

Я оглядел всех, развел руками.

– Не хочется, но надо давить клещами, а потом отрезать мошонку, все равно она уже ни к чему не будет годная. Ну а если честно, какая вам, принц, разница: давить или не давить? Все равно уже пользоваться не придется…

У него начали закатываться глаза, он дрожал всем телом, но все еще держался на ногах, цепляясь за самолюбие высокородного человека.

Принц Сандорин сказал с подъемом:

– Тогда я представлю наш вердикт городским властям Нисьонска. Уверен, они с радостью пойдут нам навстречу, так как подобные зрелища укрепляют городские и прочие власти, а народ лучше запоминает, что законы уважать нужно.

– И вообще, – заметил Альбрехт глубокомысленно, – хорошая казнь привлекает народ больше, чем ярмарка или бродячие актеры.

– Panem et circenses, – согласился я. – Нельзя не отметить воспитательного и культурологического значения публичной казни, особенно с такими милыми деталями, как отрезание на виду у всей публики мошонки.

– Брр-р-р, – сказал Палант.

– Ага, – сказал я удовлетворенно, – представил? Почти ощутил? Ну как себя чувствуешь, расскажи, да с подробностями!

Палант покрутил головой, уже такой же бледный, как и принц Клавель.

– Вот-вот, – сказал я, – сами видите, насколько это важное подспорье культуры и возвышения базовых либеральных ценностей! Так же, как вот примерил к себе Палант, многие в толпе прочувствуют то же самое, это научит их крепче любить родину!