Текст книги "Ричард Длинные Руки ( Воин Господа)"

Автор книги: Гай Юлий Орловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Эльф рассматривал меня во все глаза, а гном хихик

–Но... Вот только тайн никаких не знаю!.. Проверьте на любом детекторе лжи: я жил обычной жизнью простолюдина, жил как все. Не высовывался. Никаких подвигов. А потом... потом случайно прибился к группе, что ехала через наше поле. Я ж не знал, что они из мирных Срединных королевств едут в эти жуткие края!

Три пары глаз следили за мной очень внимательно. За спиной послышался тяжелый вздох, в спину мне пахнуло горячим, словно в мою сторону повернули ацетиленовую горелку. Я чувствовал по запаху, как сместилось огромное тело. Скосил глаза, страшась повернуть голову. Холодок в сердце стал глубже. Существо на голову выше меня, а ощущение непомерной силы сковывает руки и ноги. Хорошо, уже сижу...

Огр, или что это, встал у двери. Я успел подумать, что был бы со мной молот, можно бы этого спецназовца вынести вместе с дверью, а эти трое не такая уж и мощь против моего меча... но гном кашлянул, сказал густым рассудительным голосом:

– Моя магия говорит, что он не врет. Мы можем изломать ему все кости... но услышим то же самое.

Женщина возразила:

– Но почему он не такой, как все?

Гном уточнил:

– Как все там или как все здесь?

– Все равно, – огрызнулась женщина. – И здесь тоже не все знают и одобряют наши шаги по сближению...

Эльф предостерегающе кашлянул. Женщина отмахнулась.

– Да это все знают! Только делают вид, что их не касается, раз сами не... не пачкаются!

Она часто задышала, в глазах засверкала злоба. Я сказал торопливо:

– Зачем сердиться? Так везде. Если им выгодна ваша деятельность, то все будут делать вид, что ничего о ней не знают. А вот если провалитесь, то все скажут, что вы мерзавцы. И что если бы они знали раньше, то ...

– Ну что? А ведь говорит верно. Откуда ты знаешь, сэр Ричард?

– А везде одно и то же, – ответил я как можно небрежнее.

– Везде?

– Ну да.

– Хочешь сказать, что и у вас так же?

– Конечно, – ответил я убежденно. – Народ готов пользоваться хоть краденым, хоть контрабандным, хоть безналоговым – лишь бы дешевле и прямо к дому. Но только чтоб никто не упоминал вслух, что это краденое – они ж все благородные, порядочные, интеллигентные!

Гном крякнул, сказал в пространство:

– Я вижу, что... с одной стороны, мы получили полезную информацию...

– Какую? – сердито спросила женщина.

– Ну... где-то еще есть умные люди. Видишь, он к таким вещам даже привычнее, чем мы. Значит, они там прошли по нашему пути даже дальше. С другой стороны, ломать ему кости ни к чему. Я бы дал ему свободу.

Он посмотрел на эльфа, избегая смотреть на женщину. Эльф сказал чистым, как отфильтрованная вода, голосом:

– Да, конечно. Я за целесообразность.

Женщина фыркнула:

– Ладно, как хотите. Итак, вы свободны, сэр Дик. В отличие от гнома, она не называла меня Ричардом, а "сэр Дик" звучало достаточно издевательски. Но я перевел дух – не выношу боли, – проговорил как Можно будничнее:

– Если мне можно идти... то можно вместе с вами? Я боюсь заблудиться в этих подземельях. Или вы остаетесь здесь на всю ночь?

Женщина молча повернулась и пошла к двери. Огр протянул длинную лапу, дверь распахнулась с треском. Я ощутил себя чуть свободнее. Если здешний ОМОН обучен двери не только вышибать, но и открывать перед дамами, то, может быть, не сожрет.

Гном и эльф вышли вслед за женщиной, огру я сказал "после вас", и эта мохнатая глыба двинулась впереди меня. Я потащился следом, ликуя от этой маленькой победы больше, чем от спасения собственной шкуры.

Глава 6

Коридоры вели наверх, огр наконец пробрался вперед, меня опасаться перестали, я потерял направление, и когда огр наконец распахнул последнюю дверь, я вслед за всеми вышел в незнакомый коридор, широкий, солидный, отделанный панелями из дорогих сортов дерева, на стенах картины в массивных рамах, и вообще пахнет если не ранним Возрождением, то хотя бы поздним Средневековьем.

Из дальнего конца в нашу сторону быстро шел плотный лысый человек с круглым, как луна, лицом. За ним торопились еще четверо, забегали то справа, то слева, показывали бумаги, инструменты. Он морщился, иногда что-то рявкал, и четверка сразу же принимала к сведению. Я уже видел такие лица в моем мире, а Мордант явно продвинулся по пути оцивилизовывания дальше Зорра.

Он показался мне похожим на генерального подрядчика, даже на московского мэра, инспектирующего вверенные ему объекты. Эльф сделал мне знак посторониться, а гном просто грубо ухватил за руку и потащил к стене. Его ноги скользили по каменным плитам, словно он пытался утащить за гусеницу танк, но я сжалился и отступил, освобождая дорогу.

Мэр бросил в нашу сторону быстрый взгляд, сделал еще пару шагов, остановился.

–А, слышал... Захватили перспективного пленника?

– Да, господин Корд, – ответил эльф торопливо. – Мы не знали, что такая мелочь привлечет ваше внимание... Но мы разобрались, это уже не пленник.

– В нашем деле нет мелочей, – ответил Корд сильным властным голосом, и четверо тут же сделали вид, что записывают бесценные слова. – Каким бы я был управителем, если бы не знал, что у меня творится?.. Что, дружище, непривычно у нас?

– Да не особенно, – ответил я. – Конечно, эльфы и гномы в городе здорово, но у нас даже гомосеки и демократы так же точно... э-э... ну, не на кострах сидят. А некоторые так и вовсе в правительстве.

Он нахмурился.

– Это ж где такое королевство? Почему я не знаю? Ладно, неважно. Походи, присмотрись. Увидишь, что до этого ты жил всего лишь на скотном дворе. А все тамошние рыцари, короли, бароны – всего лишь тупое дубье, которым я не доверю построить даже собачью конуру.

Я едва удержался, чтобы не кивнуть, я сам считаю их всех тупым дубьем, но это имею право говорить только я, а не всякие там мордантцы.

– Они мои друзья, – возразил я с достоинством, которого раньше за собой не замечал. – Они заботятся обо мне. Как могут, конечно. И как понимают заботу. Они хорошие люди.

Корд развел руками. Глаза его были полны насмешки. Я нахмурился, но Корд хмыкнул, сказал неожиданно:

– Когда два твоих друга поссорятся, то ты будешь на стороне того, кто первым успеет пожаловаться на другого. И кто первым успеет изложить свою версию ссоры. Что, не так? Не ври, все так делают, это в нас заложено Богом, но, думаю. Господь тут дал промашку... А если еще не будешь со вторым видеться, то останешься ему врагом... ну, пусть не врагом, но будешь со слов первого считать второго мерзавцем всю жизнь.

Я хотел возразить, но вспомнил пару случаев, проворчал с неприязнью:

– Это вы к чему?

– Дай слово, – сказал Корд очень серьезно, – что не попытаешься бежать... немедленно. А потом ты свободен. С утра.

Я покачал головой:

– И что, я свободно смогу уехать?

– Свободно.

– И со мной останутся мои руки, мои ноги? И мне не выжгут глаза?

Корд проигнорировал выпад, сказал высокомерно:

– А оставшееся время я прошу тебя ходить по всему замку. Общаться со всеми, кто еще не спит, будь то рыцарь, оруженосец или простолюдин. Никто за тобой не будет следить. Ты волен говорить все, и с тобой будут говорить свободно, не опасаясь быть услышанными. Ты узнаешь, кто мы, как живем, такие ли кровавые деспоты, как о нас рассказывают в твоем...

Лицо его налилось краской гнева. Кулаки стиснулись, в запавших глазах на миг вспыхнул мстительный огонь, но Корд взял себя в руки, кивнул своим, и они пошли за ним, как послушные гуси.

В зале женщина остановилась, развернулась ко мне лицом. Злости в ее серьезных глазах не осталось, а выглядела она милой и усталой.

– Если хочешь во внутренний двор, – сказала она, – то вот двери... Если пообщаться со слугами – кухня, прачечная, конюшни – в той стороне. Рыцари... ну к ним пока не стоит, эти надутые дурни слишком ревностно блюдут дистанцию. А у нас дела... Да и отоспаться надо. Прощай!

– Прощай, – сказал и гном.

Эльф улыбнулся, махнул рукой. Огр лишь уставился в меня красными глазами и застыл. Я попятился, а когда на меня уже никто не смотрел, кроме огра, повернулся и пошел к выходу.

Небо над огромным городом черное, как грех, даже без луны и звезд, одни тучи. Однако весь двор залит светом факелов, свет падает из всех окон. На той стороне двора в окружении простого народа, веселого и гогочущего, двое жонглеров ловко перебрасывают друг другу дубинки. Постепенно в воздухе замелькало шесть штук потом добавились два ножа, улыбки на лицах жонглеров застыли, руки двигались с такой скоростью, что я не мог рассмотреть пальцы. Народ сперва визжал от восторга, потом умолк, все смотрели с немым восторгом.

Я прошел дальше, видывал и покруче трюки. Невдалеке еще кучка народа, там двое играли на подобиях гитар, а молодая красивая женщина кавказской национальности плясала что-то зажигательное в стиле Кармен, короткое платьице взлетало на-а-а-амного выше колен. Среди собравшихся было немало солдат. Они ритмично хлопали, один вскочил и пустился выделывать коленца перед плясуньей. Она хохотала, красиво закидывая голову, трясла плечами, в глубоком декольте призывно шевелилось что-то мягкое и жидкое, похожее на молоко в тонких целлофановых пакетах.

А в Зорре не слышно песен, вспомнил я. И не видно плясок. Конечно, осада, но почему-то кажется, что, не будь осады, все равно в суровом мире Зорра разудалые песни не прозвучат. По крайней мере на городских площадях.

А еще дальше, в свободном месте между просторной оружейной мастерской и великолепной конюшней, собрал вокруг себя праздный народ какой-то растрепанный проповедник, что-то выкрикивал, вздымал к небу костлявые руки, рвал на себе остатки волос и разбрасывал в стороны. Он показался мне провинциальным трагиком.

Я остановился в темной нише и смотрел с жадным любопытством. До этого почти месяц ехал в команде Ланселота, где если и говорили о Морданте, то с ненавистью и презрением. Ладно, Ланселот мне не указ, но Мордант ненавидит и Бернард, а он мне друг, о Морданте с презрением отозвалась принцесса, а для меня ее мнение свято, Мордант при мне обругал и проклял умница Асмер...

И все-таки... все-таки странное очарование, вопреки моему желанию, медленно заползало в мою душу. Мордант – типичное средневековое королевство, но именно таким я и представлял Средневековье: огромные каменные стены и башни, замок, катапульты, шумный рынок... но одновременно обилие еды и питья, множество праздного народа, что собирается вокруг бродячих певцов и жонглеров, из оружейных выносят охапками мечи вперемешку с косами, сохами, а то и плугами, в булочных пекут сладкие хлебцы и тут же выкладывают для продажи, торговцы хватают за руки и показывают на горы винограда, на яблоки, истекающие сладким соком груши, а чуть дальше начинаются длинные ряды, заполненные крупной речной рыбой, толстой, жирной, с раздутыми от икры боками.".

Сейчас ночь, но про нее напоминает только черное небо. Жизнь кипит, бурлит... Близость войны почти не ощущается, мне никак не удается пробудить в себе гнев на коллаборационистов. Мордант явно сотрудничает или торгует с Тьмой, это ясно. А может, и то, и другое. Здесь заняты собой, своими реформами, а в общей войне либо не участвуют, либо в самом минимальном объеме. Типичная нормальная реакция современного мне государства: на меня не напали, а выступать под знаменем некой общей идеи... не смешите мои тапочки! Какие общие идеи с Зорром, где попы почти что правят королевством?

Стараясь не привлекать внимания, я прошел тихонько через двор, остановился возле колодца, жадно напился. На меня тоже деликатно не обращали внимания, хотя явно знали о моем статусе пленника. Молоденькие женщины хихикали и бросали игривые взгляды. Одна прошла совсем близко, пахнуло запахом свежего молока и сена, веселые глазки стрельнули в мою сторону. Я услышал быстрый шепот:

– Я свободна вечером... И ночью тоже...

Я невольно проводил ее взглядом. Спина прямая, в поясе тонкая, а широкие бедра так и ходят, как волны прибоя из стороны в сторону. Даже чересчур покачиваются. Дразнит. Уверена, что я не в силах оторвать взор.

Из приземистого строения доносится перестук молотков. Из нарочито дырявой крыши вырываются клубы дыма, что на темном небе кажутся серыми, зато искры уносятся быстрые, трепещущие. Вот рассыпались в выси бенгальскими огоньками... Ведь ночь же, должны работать разве что булочники, чтобы к утру свежий хлеб, да стражи обязаны бдить, но здесь ночная жизнь в полном разгаре, как на Тверской...

Обходя двор, я добрел до просторной конюшни. Оттуда вкусно пахло свежим сеном, чистейшей водой, ячменем или пшеницей, не различаю их, но как наяву вообразил себе крупные зерна. Интересно, какие тут кони... А может, в этой конюшне у них и ручные драконы? Или одомашненные?

Я осторожно приоткрыл дверь. Стойла начинались дальше, а от ворот и метров на пять во все стороны свалены кипы свежайшего сена. Молоденькая девушка лежала на сене, готовясь заснуть, уютно устроилась, а при моем вторжении испуганно приподняла голову. Наши взгляды встретились. Ее щеки начал заливать румянец, она испуганно поправила платье, натягивая его на пятки, снова посмотрела на меня испуганно, румянец разлился на все лицо, покраснел даже лоб, запылали уши, стала розовой шея...

Я улыбнулся ей, ну чего так трусит, она несмело улыбнулась тоже, и я опустился на сено с нею рядом. Я почти слышал, как испуганно колотится ее сердечко. Глаза ее заблестели, как будто она готовилась зареветь. Я приглашающе вытянул руку, она вздрогнула, но послушно опустила на нее голову. Я почесал ей за ухом, она вздохнула с благодарностью, придвинулась и положила голову мне на плечо, рукой трепетно обхватила за шею.

Я непроизвольно прижал ее к своему уже горячему телу, но вместо жара в чреслах чувствовал странную нежность, от которой защипало в глазах, а в груди стеснило дыхание. Ее волосы щекотали нос и губы, я почти жадно вдыхал аромат свежего сена, пахучих трав и цветов.

Девушка шевельнулась, она словно старалась втиснуться в меня, прячась от сурового злого мира, что обступил нас со всех сторон. Я чувствовал тепло ее мягкого тела, чувствовал его нежность, но все страшился спугнуть очарование, что посетило впервые со дня... нет, впервые в жизни.

Сверху посыпались мелкие сухие травинки, это ветер над крышей смахнул с балки клок сена. Под темным потолком пробежал мелкий зверек, в сене некстати затирлинькал уцелевший кузнечик. Или сверчок. Я закрыл глаза, стало жарко, словно огонь разгорается внутри головы.

Девушка шевельнулась, я увидел ее широко расставленные глаза. Ее пухлые губы показались сердито надутыми, потом я решил, что она вот-вот заплачет. Я привлек ее снова к себе, не в силах видеть вопрошающие глаза.

Волна жара наконец захлестнула мозг, затопила сознание. Я мял ее покорное тело, оно стонало и запрокидывало голову, я чувствовал, что не удержал в себе зверя, грязного и похотливого, зверь тут же завладел душой, телом, и я, ощутив себя оборотнем, использовал ее тело для своих звериных нужд, остановиться не мог и даже не пытался, пока огненная лава не прорвала мир. Я вскрикнул, зарычал по-звериному. Волна сладострастия тряхнула еще и еще, удовлетворенный зверь наконец уполз в свою нору, а я обнаружил, что лежу на растерзанной женщине.

Волна раскаяния была такой острой, словно я средь бела дня побил стекла на троллейбусной остановке. Следующая мысль была схватить ее в охапку и пообещать жениться... как-нибудь потом, когда вернусь из похода, но послышались всхлипывания, я повернулся, девушка смотрела со страхом, губы ее распухли, на нижней кровоподтек.

– Прости, – сказал я с раскаянием. Мои руки сами по себе схватили ее в объятия, я гладил ее по голове, утешал, даже чесал спину, не зная, что еще сделать, ибо в этот миг утешить ее казалось даже важнее, чем вся наша поездка с Беольдром.

Она приподняла голову, я снова увидел в ее глазах страх.

– Вам, милорд, – проговорила она едва слышно – было со мной... неинтересно? Мне так стыдно! У меня плохая одежда... и я ничего не умею.

Ее чистые глаза наполнились слезами. Я схватил ее голову в обе ладони, прижал к своей груди. Сердце колотилось часто и мощно. Она ревет не потому, что я ее обидел, а из страха, что мне с ней не понравилось!

Значит, мелькнула мысль, я погрешил перед здешним Господом не так уж и сильно, ибо я всего лишь поддался мужской слабости, но никого не обидел, тем более – женщины.

– Ты самая лучшая в мире из женщин, – сказал я почти совершенно искренне. – Спи! И пусть тебе приснятся самые лучшие сны.

Дверь конюшни распахнулась в тот же яркий мир факелов, запахов смолы, звуков музыки, хохота, веселых голосов. На том месте, где танцевала женщина кавказской национальности, теперь шумно отплясывали здоровенные мужики, человек семь, в круг то и дело выталкивали женщин, раскрасневшихся и веселых, то ли незамужних, то ли пользующихся случаем, когда мужья спят или в отлучке. Некоторые еще стеснялись, но я видел, как их заводят запретные ночные танцы, хотя какие они уже запретные, побывали бы они у нас...

– А во дворце – менестрели...

Я вздрогнул от негромкого голоса. Худощавый мужчина русскоинтеллигентского сложения стоял в тени, смотрел на меня с любопытством и дружеской насмеш-к0о, как на сообщника, который познал истину чуть позже его самого. Он был в плаще до пола, капюшон свободно лежал на плечах. Так одеваются, насколько помню, монахи, а также всякие бродячие философы, галилеи, алхимики, бродячие пророки.

– Простите? – сказал я.

Он кивнул на пляшущих, огни факелов отражались в его зрачках, мне показалось, что там мечется пламя.

– Я говорю, – пояснил он, – что здесь во дворе – циркачи и жонглеры, а там во дворце для благородного люда – изысканные менестрели, и сладкоречивые барды. Но суть одна: люди веселятся. Верно?

– Верно, – ответил я. – Простите, но у меня такое впечатление, что я... уже вас где-то видел.

Он взглянул в упор, но я не отводил взгляда, и он первым опустил глаза, как будто не выдержал, но я понимал, что это игра. Этот человек... если он вообще человек, не из тех, кто отводит взгляд.

– Я странствующий философ, – сказал он уклончиво. – Брожу по очень разным странам. Меня можно увидеть всюду.

Мое сердце начало колотиться все сильнее. Я чувствовал, как от возбуждения повышается давление, вот мощный вспрыск адреналина в кровь, мысли потекли быстрее, горячечные, спутанные, а мышцы содрогнулись от жажды действия.

– Да, – сказал я, – конечно. Но... может быть, не стоит играть в отгадайки? Давайте уж начистоту. Что вы хотите, что предлагаете...

Он взглянул мне в глаза, улыбнулся печально. Глаза были задумчивые, интеллектуальные.

– Начистоту нельзя, – сказал он мягко. – Разве вам понравилась картина пространства, которую вы узрели? Нет? Верно, к истине надо приближаться постепенно. Не согласны? Понимаю, не согласны. Но нельзя сразу... не получится. Просто невозможно. Даже у Него не получилось. Так что давайте начнем с того, что у нас есть... Есть Ричард Длинные Руки. Он силен и умен. Знает неизмеримо больше других... И умеет... умеет тоже неизмеримо больше всех здешних королей, вместе взятых. Но он – простолюдин, увы. С его умом и знаниями ему все равно место на конюшне. Или судьба носить щит и копье за каким-либо придурком в железе. Ладно, при особой удаче он может стать даже полным рыцарем! Хорошо, берем неслыханную удачу и редчайшее стечение обстоятельств – со временем этот Ричард Длинные Руки завоюет для себя некое королевство. Можно даже большое, какая разница? Дорогой сэр Дик, вы же знаете всю тщету этого барахтанья... заглядывали ведь в бездну, пытаясь представить расстояние между звездами или постичь размеры электрона? Так вот все, чего здесь можно достичь с точки зрения вечности... размеров вселенной... скорости фотона... Словом, я могу все это предоставить.

– Что? – не понял я.

– Все то, чего здесь можно добиться, – ответил он. – Я же говорю, ценой невероятных усилий и через много лет ты достигнешь... – извини, что я на "ты", это от искренности, для упрощения, зачем нам сложности? – ты достигнешь той степени могущества, что сможешь захватить власть в одном из королевств. Или быть избранным, как хочешь. И я уверен, что править можешь и станешь справедливо, гуманно, с учетом общечеловеческих ценностей. Так вот, я предлагаю тебе это все сейчас!

Я напрягся, постарался взять себя в руки, хотя перед глазами сразу вспыхнуло лицо принцессы Азаминды, и эти трое правителей Зорра, что не нашли для принцессы даже табуретки в их тронном зале. Уж я бы для принцессы выделил... нет бросил бы к ее ногам все королевство!

– Но... какую выгоду получите вы?

Он сощурил глаза.

– Ты еще хочешь спросить, где подвох?

– Ну... если честно, то да.

– Фокус в том, что подвоха нет. Я хочу, чтобы ты так можно быстрее занял трон короля. Желательно, королевства покрупнее. А то и вовсе – императора. Поверь, я не стану вмешиваться ни в какие твои реформы!

– Почему? – спросил я в упор.

Он помедлил, глядя мне в глаза. У меня осталось нехорошее предчувствие, что сейчас он выложит самый неприятный для меня козырь. Или положит на стол горькую пилюлю, которую я вынужден буду проглотить.

– А тебя не удивляют, – сказал он медленно, – некоторые странности? Ну хотя бы те, что на тебя не подействовала так называемая черная магия? Хотя она не черная и вовсе не магия, а... впрочем, это неважно. И что у тебя нет ангелахранителя?

Я ощутил холодок по всему телу. Сказал с осторожностью:

– Объяснения могут быть разные...

– И все неверные, – ответил он. – Скажу правду. Это я выдернул тебя в этот мир. Не скажу, что это было легко, это я на случай, если ты сразу же с воплями начнешь умолять вернуть все взад... К тому же для данного переноса потребовалось согласие... гм, некоторая договоренность с противоположной стороной... Но факт остается фактом, ты здесь по моей инициативе. Я сделал на тебя ставку. Сам я, как ты понимаешь, могу перемещаться по всем пространствам, вселенным и антивселенным, но, чтобы перенести тебя, пришлось на время приостановить действия некоторых фундаментальных законов. Как я уже упоминал, это можно было сделать только сообща, как у вас там только двое на разных концах комнаты запускают ядерную ракету... Впрочем, я отвлекся... Перенес тебя сюда потому, что мне дозарезу нужны умные талантливые люди, понимающие необходимость прогресса. Желательно, как вот в твоем случае, знающие основные вехи прогресса. И технические, и социальные. Ты станешь прогрессивным королем, Ричард!

Холод охватил мои внутренности, хотя сердце едва не выпрыгивало из грудной клетки. В черепе стало горячо, я чувствовал, как вздуваются жилы на висках. Я едва расцепил пересохшие губы.

– Но... почему я?

– Мне нужен помощник, – объяснил он терпеливо. – У меня великолепные исполнители, великолепные слуги, великолепная армия!.. Все дисциплинированные, все... Эх!.. Но мне нужен человек, который сам, без присмотра за ним, делал бы то же самое, что делаю я. Моя власть безгранична... почти. Я знаю о твоем мире лишь то, что там моя власть практически: абсолютна. Церкви – пристанища выживших из ума старух, религия – повод для насмешек, служители церкви – сплошь воры и развратники, а к самой церкви никто не прислушивается, всерьез ее не воспринимает, и что самое главное, никакой роли в обществе она не играет. Там у вас уже мое общество!

Я слушал, голова гудела, а сердце колотилось так, будто я заканчивал марафонскую дистанцию. Перед глазами сразу замелькало, какое могучее и вообще всесильное государство я устрою. В нем будет самый справедливый строй, ко мне все будут бегать на поселение, соседние короли взвоют и пойдут войной, но я своим расскажу, как создать порох, вообще сперва научу отливать не только колокола, но и пушки, а дальше соберу самых умных людей, введу всеобщую грамотность, буду развивать науки и культуру...

– Нет, – ответил я хриплым голосом, – я пока не готов...

Он отшатнулся в удивлении:

– Что? Почему?

– Я просто знаю, – ответил я с трудом, – что бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

Он стиснул челюсти так сильно, что рифленые желваки, казалось, вот-вот прорвут кожу. В запавших глазах вспыхнул багровый огонь, исчез, словно задернули заслонку, но не погас, я чувствовал жар звездных глубин.

– Какой бесплатный? Мне нужны умные талантливые люди!.. Разве ты сам не станешь собирать умных и талантливых, давать им высокие должности, власть... Просто так? Раздавать бесплатный сыр, как ты говоришь?

Я сжал ладонями виски. В черепе мысли метались и сталкивались с силой и грохотом разбивающихся танков, а потом начали рваться снарядные ящики.

– Нет, – ответил я. – Нет... Да, я из мира... что прошел по этой дорожке... дальше. Потому я не стану... ибо честные энтузиасты творят преступлений обычно больше, чем самые отъявленные мерзавцы. После моих реформ, возможно, вся страна будет залита кровью. А то и захлебнется в ней... Нет, я не возьмусь. Но я и не отказываюсь! Я просто хочу больше времени... я хочу повидать те страны, где все иначе... Если честно, мне Мордант нравится больше, чем Зорр. Вообще Мордант велик и славен, так сказали бы даже в Зорре.

Он засмеялся:

– Никогда не скажут! Там слишком тупые и непримиримые.

Я сам считаю их тупыми и непримиримыми, но я, мне можно, а когда говорят другие, я ощетинился.

– Зорр меньше, но он силен, и сердце у него огромное, сильное. А у Морданта – слабое.

– Прости, не понял...

Я молча указал на дальнее темное здание, в котором даже я признал костел. Луна освещала его с той стороны, он казался выше и темнее, чем был на самом деле. Высокие новенькие дома теснили костел со всех сторон, даже площадь перед ним уже застроена лавками, торговыми рядами.

– В Зорре костел втрое больше этого, – сказал я наконец. – И расположен он так, что ничто не мешает ему дышать, а людям собираться даже перед храмом. Да и священники там не спят... Кстати, костел в Зорре не просто огромен, он еще и выстроен так, что выдержит осаду не хуже самой крепости.

– А пушки он выдержит? – спросил он и деликатно усмехнулся.

– Я не защищаю Зорр, – возразил я. – Просто я указываю, что у Зорра есть то, что он будет защищать исступленно. Был бы в Зорре такой костел, как здесь, Зорр бы сдался Карлу намного раньше. Я просто... Д3 что там! Зорр хоть и нравится мне, но я понимаю его...

– Отсталость?

– Да, – согласился я. – Дело даже не в том, что здесь приручили драконов, а в Зорре – нет. Я не люблю попов, не люблю церквей, а в Зорре они на каждом шагу. Я люблю веселье, которого в Зорре нет, зато здесь... И мне кажется, что если рискнуть углубиться на юг еще дальше...

Он засмеялся, вскинул руку.

– Не продолжай. Я понял. В какой город тебя забросить? В какое королевство? Я отшатнулся.

– Ни в коем случае! Это тоже надо постепенно. И только я сам. Тогда я могу сравнивать, оценивать...

Он развел руками. Мне показалось, что в его глазах мелькнул огонек неудовольствия, но голос прозвучал ровно и дружески:

– Прекрасно. Торопить не стану. Чем больше увидишь, тем сильнее уверуешь в мою правоту. И более ревностным сторонником моим станешь.

Он исчез, как умеют уходить мягкие интеллигентные люди, тихо и ненавязчиво, ибо уход тоже бывает навязчивым. Я стоял, ошалелый, перед глазами прыгали огоньки, а тело тряхнуло запоздалой дрожью. На этот раз он даже не скрывал, что он... Ну, кто он такой. И напрямую сказал, что от меня хочет. И хуже того, сказал, что я и так иду не по кривой и тернистой дорожке непонятных моральных совершенствований, как задумал его противник, а по прямому асфальтовому тракту прогресса. То есть по его пути.

Глава 7

Я стоял, задумавшись, сзади послышались быстрые шаги. Мои пальцы сами инстинктивно прошлись по поясу, где совсем недавно висел молот.

Ко мне приближался, нарочито громко топая, остроухий Зак Ганн, как назвала его женщина. Кстати, как ее звать, не запомнил. Или она не назвалась. Зак Ганн издали вскинул руку, показывая, что в ней пусто, а то ведь я человек, а человеку не чуждо и в рыло без базаров, здесь уже знают рыцарские нравы. И чтут. Вернее считаются.

– Чо подкрадываешься? – спросил я подозрительно. – Ты мне смотри...

– Это я подкрадывался? – спросил он с негодованием. – Что это за существа – люди... Все играют, играют! Вот и король у нас немного заигрался, зачем-то удостаивает тебя высочайшей аудиенции. Это великая честь для новичка, который себя еще ничем не проявил.

Я пробормотал:

– Что, и король у вас сова?

– Сова?

– Ну да... гм, у нас так почтительно зовут крупных государственных деятелей, что и ночи напролет над картой мира... заботясь, значит, о судьбах подданных... С трубкой во рту и пачкой "Герцеговины-Флор".

Он покачал головой, уши напружились до хруста хрящиков, морщины на лбу задвигались, укладывая услышанное поудобнее, чтобы быстро достать при острой нужде, щегольнуть перед своими.

– Да, он такой... – сказал осторожно. – Однако он может быть не совсем... за картой мира.

– Бабы? – спросил я. – Бабы – это тоже хорошо. Он не рискнул поддерживать светскую беседу, сделал приглашающий жест, и мы пошли по широкому коридору, где пол и стены заливали волны чистого радостного света. Светящийся мох давал оранжевый свет настоящего дневного оттенка, к которому мы привыкли, потолок отражал свет, рассеивал, и передо мной впервые не бежали угольно черные тени, к которым вынужденно привык в Зорре.

В тронном зале было светло и радостно. Две фигуры согнулись над пестрой доской, в которой я еще издали узнал шахматную. Один человек, массивный, с торчащими, как у Петра Первого, в стороны усами, явно король: королевская мантия, легкая корона на голове, но веселится и что-то выкрикивает совсем не покоролевски. Второй держится скованно, но я ощутил, что эта данность не от смущения перед королем, а скорее от близкого поражения.

Меня подвели ближе, король взглянул мельком, взмахнул белой холеной рукой.

– Подожди там. Возьми стул, посиди. Сейчас я разгромлю этого простака...

– Я не простак, ваше величество, – возразил второй игрок обидчиво, просто вы где-то смошенничали...

Король воскликнул:

– Опять? На этот раз мы ж в шахматы, а не кости бросаем, не заметил? Как тут смошенничать?

– Не знаю, – возразил второй уныло. – Но вы всегда мошенничаете... У вас и карты крапленые, и кости со свинцом... И шахматы...

– Что, – спросил король ехидно, – со свинцом? Или крапленые?

– Вам виднее, – сказал партнер тоже ехидно. – Я не разгадал, я ж не жулик...

С этой стороны меня отгораживал от короля длинный стол, сплошь заставленный блюдами с изысканно приготовленной едой, а также множеством фруктов: массивных гроздьев сочного винограда, яблок, груш, апельсинов, абрикосов...

Я сел и начал наблюдать за игрой. Они сделали еще по два хода, король победно подкрутил левый ус, с таким энтузиазмом поставил ферзя на дальнюю клетку, что я ждал вопля: "Рыба!", но король сказал с той же победной интонацией: