Текст книги "Ричард Длинные Руки – маркиз"

Автор книги: Гай Юлий Орловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 11

Я отшатнулся, обалдело посмотрел по сторонам. Мелькнуло нечто пурпурное, но тут же исчезло. Я собрался с духом и проговорил твердым голосом человека с железной волей:

– Не мельтеши, а явись передо мной!

Я смотрел в пространство над столом, ожидая, что демон появится по ту сторону, там места хватит и для слона, но после моего грозного поведения крохотное красное тельце, размером с божью коровку с распущенными крыльями, повисло над столом на расстоянии протянутой руки.

Из-за своей крохотности демон взмахивает крылышками с той же скоростью, как и положено при таких размерах, так что на месте крылышек я видел только дрожание розовой мути. Чувствуя огромное разочарование, я всмотрелся в совсем нестрашное тельце и еще менее страшную мордочку.

Да, он выглядит безобидным вовсе не из-за малого роста. Весь кажется тихим и беспомощным, а на меня смотрит большими выпуклыми, как у крошечного лемура, глазами с опаской и даже страхом. Вообще-то я в самом деле могу, вдыхая воздух, нечаянно проглотить его.

– Демон, – протянул я разочарованно, – это ты демон?

– Да, мой господин, – пискнул он покорно. – Что велишь?

– Какой же ты демон, – сказал я с недоверием. – Скорее амурчик… А где твои рожки? И копыта?

– Нету, – ответил он печально. – У меня даже хвоста нету…

– А у всех есть?

– Нет, – ответил он. – Почти ни у кого нет.

– Так чего ты печалишься? – удивился я.

– Так у меня ж ничего нет! Так хотя бы хвост был…

– Ну-ну, – сказал я, – ладно, демон так демон. У меня тоже есть один, только не знаю, как им командовать. Может, ты подскажешь? Вот смотри…

Огромный пурпурный демон возник по щелчку, по всей комнате полыхнул зловещий свет пролитой крови. Демон слегка покачивался на полусогнутых ногах, прикрытые надбровными щитами глаза устремлены в одну точку. Я обнаружил, что мой крохотный слуга исчез, затем над ухом пропищал дрожащий голосок:

– Это не демон!

– А что?

– Не знаю, – пискнул демон. – Но это не демон!

– Все дальше от разгадки, – вздохнул я. – А на что похоже?

– Не знаю! Это что-то очень древнее и очень страшное!

Огромный демон исчез, а крохотулька вернулся на середину стола. Я внимательно рассматривал его, наконец спросил:

– А что ты умеешь?

– Ничего, – ответил он уныло.

Я удивился:

– Как это ничего?..

– Ничего, – ответил он печально. – Не знаю даже цель моего создания. Я настолько маленький и слабый демон, что просто ничего не умею…

Я подумал, спросил:

– Ну, а как почтовый голубь можешь?.. Ну, там, письмо отнести на другой конец королевства? Или лучше – на другой материк?

Он помотал головой.

– Я не могу поднимать тяжести. Никакие.

– Ну, – сказал я, оживая, – это не проблема. Не на глиняных плитках же… Будешь передавать устные приказы.

Он горестно развел крохотными лапками.

– Если в пределах этой комнаты. Да и то вот в тот дальний угол не смогу… далеко слишком. Разве что вы сами изволите подойти ближе. Я очень слабый демон!

Я вздохнул.

– Теперь вижу… А для чего ты вообще?

Он сказал печально:

– Не знаю. Наверное, кто-то из юных хозяев пробовал силы. Я ничего не умею, ничего не знаю…

Я прервал:

– Ну, про свой-то мир знаешь? Давай рассказывай! Где вы живете, есть ли у вас демократия, что насчет рыночной экономики, как развлекаетесь…

Он рассказывал, я пытался понять мир демонов, но в моем представлении получалось некое море плазмы, в котором купаются эти существа. Не купаются, конечно, а просто существуют, находясь в нем бездумно и счастливо. На земле сменялись люди, гремели войны, а они все так же и все те же, забытые, оторванные, потерявшие связь… Вернее, люди потеряли с ними связь, но демоны… кстати, вряд ли они тогда звались демонами, продолжали свою псевдожизнь.

Правда, по словам крохотульки, его сородичи очень не любят, когда с ними снова устанавливают связь и, выдернув в этот жуткий ледяной мир пустыни, заставляют выполнять разные работы. Для них это мука и худшее из наказаний, однако они не могут противиться словам того, кто отыскивает их имена и произносит вслух.

– Ничего себе, – пробормотал я, пораженный. – Значит, тебе холодно даже здесь, в стенах этого зала?

Он ответил потерянно:

– Да, господин. Это тебя огораживают стены, а для нас их не существует. Мы их и видим с трудом… А многие и вовсе не видят.

Для них и атмосферы не существует, мелькнула мысль. И тогда, выходит, напрямую чувствуют на себе абсолютный нуль межзвездного пространства?

Я зябко передернул плечами.

– Тогда беги вон в камин, – сказал я. – Не сгоришь?

Он прошептал:

– Спасибо! Но если зажечь вот эту свечу, достаточно будет пламени.

Я сделал волевое усилие, свеча вспыхнула, крошечный демон моментально впрыгнул в пламя и весь поместился в огненной купели, как в ванной.

– Лучше? – спросил я с интересом.

– Да, господин, – пропищал он счастливо. – Спасибо!

– Да не за что…

– Нет, спасибо! Никто так не делал.

– Да пустяки это. Расскажи лучше, что знаешь про магов…

– Про магов?

– Да.

– Они повелевают нами. Если узнают наши имена.

– Это я тоже знаю, – сказал я. – А что еще о них знаешь?

– Немного, – пискнул он. – Маги – это господа. Они вызывают нас, мы подчиняемся. Они приказывают, мы выполняем. Вот и все.

– Гм… А что маги приказывают?

– Что не могут сделать сами.

– Ага, почти все ясно. Разные работы… Демоны обладают магией?

Он пропищал с удивлением:

– Нет, конечно! Просто демоны сильнее. И еще демоны умеют делать то, что не могут люди. Но магии у нас нет…

Он иногда совсем исчезал в огне, я размыто видел только часто-часто трепещущие крылышки, словно у мухи, а голосок совсем истончался, и я напрягал слух, чтобы слышать, и воображение, стараясь представить мир демонов.

По словам малютки-демона, его сородичей не всегда вызывали для свершений. Великий чародей Тирракус, к примеру, обожал устраивать поединки демонов. Они на потеху ему дрались друг с другом, калечили и убивали, а потом победителя долго и мучительно убивал сам Тирракус. Демоны бессмертны, они за сутки снова восстанавливаются, и Тирракус заставлял их драться уже другим оружием или придумывал еще что-то отвратительное, но обязательно заканчивающееся смертью демонов и затем медленным воскресением. Он наслаждался властью над более могучими существами.

Голова наконец пошла кругом, я спросил:

– Ладно, уже поздно, тебе тоже пора спать. Чтобы тебя вызвать, надо тереть кольцо или достаточно позвать по имени? Или то и другое?

– Достаточно по имени, – ответил он.

– Имя у тебя, – пробормотал я с неудовольствием, – для такой крохотульки слишком длинноватое и… вообще, как ты с ним летаешь? Такая тяжесть.

– Такую тяжесть я поднимаю, – заверил крохотный демон.

– Зато я с трудом, – ответил я. – Я могу его сменить?

– Конечно, мой господин!

– Ну и хорошо, – сказал я с облегчением. – Люблю имена менять. Вроде пустяк, а все видят, что человек поработал, результат виден…

– Как скажешь, мой господин!

– Тогда… Серфээкр а-сто семидесятый-цэ-семь-альфа-четыреста двадцать третий, я нарекаю тебя новым именем… Серфик!.. Запомнил? Теперь старое забудь, а являйся по новому.

– Как велите, господин!

Мне показалось, что в голосе малютки прозвучала печаль, словно длинное имя – это что-то вроде родословной, а короткое – как прозвище простолюдина.

– А теперь иди отдыхай, – разрешил я.

Демон исчез, я повертел кольцо в ладони, но снова надел на палец. Хоть теперь и не надо каждый раз снимать, чтобы прочесть имя, но кольцо, если король не пошутил, а то знаем мы королевский юмор, еще и пропуск на транспортники, а это куда важнее бесполезного демона.

На другой день в честь прибытия короля и его благополучного избавления от руки нанятого убийцы устроили поистине королевский бал-карнавал. По тому, с какой скоростью это было проделано, я понял, что с этим налажено и карнавалами здесь забавляются постоянно.

В главном зале ярко блещут огнями все люстры, умело создавая во всякого рода закутках полумрак и даже полный мрак, гремит музыка, а внизу, где танцующие пары, если смотреть вот отсюда с балкона третьего этажа, кажется, варится смачный украинский борщ, и его энергично размешивают невидимой поварешкой.

Бал начался, как и положено, в главном зале дворца, но очень скоро выплеснулся в парк перед дворцом, музыканты заняли места на специальных площадках, пары танцуют чинно и, на мой взгляд, очень скованно, но для своего времени и это считается вольностью, а вообще-то эти танцы и веселье осуждают как церковь, так и вообще любое старшее поколение.

Я внимательно рассматривал народ, неужели все здесь вертопрахи, как говорит герцог, на чем же государство держится, за спиной простучали каблучки, пахнуло дорогими духами.

Меня подхватила под руку молодая, начавшая полнеть женщина, но очень свеженькая, игривая, с блестящими в прорези маски глазами.

– Ах, маркиз!.. Ну что вы такой застенчивый?..

– Это я застенчивый? – спросил я обиженно.

– Ах, не отказывайтесь, я люблю застенчивых! Это так возбуждает…

– А-а-а, ну тогда я застенчивый.

– Нет-нет, не здесь. Пойдемте, там очень весело!

Сама она сделала взгляд соблазняющим, как и улыбку, то есть глаза задержала на долю секунды дольше так называемого критического времени, передавая намек, что я интересен, а улыбку послала одними уголками рта, плюс с «долей приглашения», это когда глазки вниз, поворот головы в сторону и тут же взгляд обратно. Мол, давай-давай, начинай, а я поддержу твои инициативы… может быть, может быть.

Я рассматривал ее с удовольствием. Платье, как у всех, от талии идет колоколом до пола, не угадать, есть ли там вообще ноги, зато мужские глаза получают компенсацию в виде глубоких вырезов как спереди, где сиськи вот-вот выпрыгнут, поджимаемые снизу корсетом, так и сзади, где спина оголена до самой задницы, но, увы, ее не увидать, там начинается, как у капусты, вакханалия налезающих одна на другую юбок.

Она откровенно использовала на мне как стреляющие взгляды, так и «полуприкрытый», а по тому, как это было проделано, я понял, что это уже почти рефлекс: заигрывать со всеми мужчинами, собирать их возле себя, чтобы смотрели на нее, восхищались, старались понравиться и пытались затащить в постель.

– У вас устраивают такие костюмированные балы? – прощебетала она.

– Такие – нет…

– А какие?

– Никакие не устраивают, – ответил я с неловкостью.

– Почему?

– Нам не до того…

– А чем же тогда занимаетесь? – спросила она почти обиженно.

– Работы много, – объяснил я. – Еще враги кругом, часто приходилось драться… Я и спал в поле возле коня. Какие уж тут балы!

– Бедненький, – вздохнула она. – Ничего, теперь все наверстаете… Да, маркиз?

– Если только с вашей помощью, – ответил я.

Она отстранилась, лукаво погрозила пальчиком.

– Вы слишком напрямик идете к цели, маркиз! А как же изысканное искусство обольщения?.. Я люблю эту игру, в ней такой шарм, такое искусство соблазна, такое предчувствие чего-то необыкновенного…

– Да, – согласился я. – Предчувствие бывает лучше самого чувства. Потому и не хочется так быстро разрушать иллюзию, да?

Ее улыбка чуть померкла, а голос прозвучал укоризненно:

– Маркиз, не надо быть таким занудным! Вы правы, к сожалению… Тем и хорош флирт, что он не разочаровывает. Эх, ну зачем вы все испортили и осерьезили?

– Ничего, – сказал я виновато, – вы попорхайте малость, пощебечите там поближе к музыкантам – любую серьезу сдует, как ветром!

Она послала мне воздушный поцелуй.

– Прекрасный совет!

И тут же исчезла в пестром людском водовороте. Один из главных признаков успешного флирта: чувство юмора, потому я везде слышал довольное гыгыканье мужчин, заливистый смех женщин, довольное покряхтывание старых козлов, что все еще продолжают волочиться за юбками.

Все во дворце и в парке проникнуто ощущением, которое можно назвать словами «может быть». Это гораздо эротичнее, как мудро заметила леди в маске, чем наконец-то добраться до цели. «Может быть» дразнит воображение, обещает даже больше, чем откровенное «да», и, может быть, именно потому многие инстинктивно задерживаются в этой изысканной игре, потому что завершение вполне может и разочаровать.

В то же время, понятно, это «может быть» не только разжигает воображение и рисует всякие эротичные картинки, но и заставляет действовать более напористо, плести сети более умело.

Я вышел в парк и, прислонившись к стене дворца, с интересом рассматривал танцующие и просто прогуливающиеся пары. Некоторые довольно быстро ускользали в тень и там уединялись, другие давали себя увлечь танцам, время от времени менялись партнерами. Я слышал приглушенные смешки, довольный хохот: когда морда в маске, то каждый ведет себе более раскованно, скажем так.

Большинство женщин без преамбул переходили к тяжелой форме флирта, то есть дразнящему. Без масок на такую форму так уж сразу решаются немногие, но сейчас над парком царит дух раскованности. Дразнящий, это когда откровенность вот-вот выплеснется, нужно играть на этой грани, это намек на самые близкие отношения, которые вполне возможны, нужно только приложить еще чуть-чуть усилий.

Я поймал себя на том, что как и все, хотя в первую очередь таращусь на женские сиськи, однако подсознательно реагирую прежде всего на изгиб женской спины. Где-то у нас сидит это самое подспудное понимание, что сиськи – это просто сиськи, за них можно и по морде получить, а вот такая спина бывает у женщины, когда она уже распалена и уже истекает желанием…

Как много женщины получат, когда избавятся от этих ужасных юбок и смогут во всей красе показывать ноги! Все мы знаем, что скрещенные женские ноги – эротично, и чем ближе к верхней части бедра женщина скрещивает ноги, тем больше заводит наблюдающих за нею мужчин. К тому же это и спину изгибает эротично, и сами ноги кажутся намного длиннее, стройнее и сексуальнее.

Ого, многие женщины играют даже в «прикосновение», тот вид флирта, на который не решаются даже отъявленные кокетки на Севере. Там даже танцующие пары обязательно разведены на такое расстояние, чтобы касались друг друга только кончиками пальцев, а в разговоре так и вовсе должны сидеть или стоять друг от друга чуть ли не на разных сторонах зала.

М-да, здесь каждая третья легко входит в личное, вернее, личностное пространство мужчины. Это где-то от полуметра до метра, на Севере такое поведение для женщины недопустимо. На такой дистанции вообще можно вроде бы случайно коснуться мужчины бедром или грудью, и хотя бедром в таких платьях проблематично, но рукой или грудью вполне…

Глава 12

Взгляд мой наконец отыскал леди Элизабет, она окружена наибольшим числом поклонников, ее почти не видно, но она сама заметила меня и помахала рукой. Я сделал вид, что не заметил, тогда она, возмущенная таким невниманием, послала за мной одного из кавалеров.

Граф Гаррос, как я уже знал, сын одного из влиятельных лордов, не самый могущественный в королевстве, зато старший, что дает известные преимущества как на само лордство, так и на места в королевском совете. Он приблизился ко мне с бледной улыбкой на холеном лице.

– Маркиз, не скучайте в одиночестве!

– Я не скучаю, – ответил я.

Он удивился.

– Не скучаете? В одиночестве?

– Какое же это одиночество, – удивился я. – Для меня и так полно народу. Везде шум и гам, все мельтешит перед глазами…

– А-а-а, – протянул он, – вы же привыкли, не в обиду будь сказано, к сельской тиши…

– Да какая обида, – отмахнулся я, – если это правда? Вы не можете меня обозвать провинциалом, так как я и есть провинциал.

Он поинтересовался:

– Значит, вы отказываетесь присоединиться к нашему кругу?

Я кивнул, его игра, которую он считает ловкой, видна насквозь, как наивная брехня ребенка.

– Не отказываюсь, а просто не могу. Поблагодарите за приглашение леди Элизабет и скажите что-нить про состояние моего хрупкого здоровья…

Он окинул взглядом мою очень даже хрупкую фигуру, но пообещал:

– Да-да, конечно! Располагайте мною, маркиз!

Улыбка, взгляд, легкое прикосновение – это все осознанно, этому мамы учат дочерей задолго до того, как выведут своих наташростовых на первый бал, но леди Элизабет, как мне показалось, флиртует абсолютно естественно, непринужденно, у нее это на подсознательном уровне.

Ее лицо разрумянилось, глазки блестят задором, то и дело слышится звонкий смех, но опять же я не уловил ни нотки фальши. Она ржет весело и задорно, как молодой жеребенок, который просто счастлив на зеленом лугу под ласковым солнышком, где много удивительных цветов, где прыгают удивительные кузнечики и порхают еще более удивительные стрекозы.

Женская рука ухватила меня за локоть.

– Маркиз, – произнес игривый голос, – нам вас недостает…

Мне лукаво улыбалась молодая женщина с полумаской на лице. Вообще-то хрень эти маски, никого не обманут, а все эти анекдоты про мужа и жену, что флиртовали друг с другом, не подозревая, что они муж и жена – полнейший бред. Когда маска скрывает только глаза, а нос, губы и подбородок видны, то я не знаю, каким идиотом надо быть, чтобы не узнать жену. Или даже знакомую. Это только в моем случае маска может сработать, я всех вижу впервые, а завтра без маски в самом деле не признаю… может быть.

Я ответил с затруднением:

– Нам… это кому?

Она засмеялась.

– Все вам так и скажи! Ну, например, мне.

Я развел руками.

– Можете начинать насиловать.

Она расхохоталась, погрозила пальчиком.

– Маркиз, маркиз… Какой вы быстрый! Откуда тогда слух, что вы из провинции?.. Пойдемте в зал. Сейчас мы вам достанем масочку…

По ее приказу слуги быстро принесли маски, женщина выбрала одну, я покорно ждал, пока привязывала веревочку, игриво касаясь кончиками пальцев ушей, там еще те эрогенные зоны, так же послушно я дал увлечь себя вниз. На лестнице женщина кокетливо поглядывала на меня, можно бы и потискаться, от нее так и веет желанием порезвиться, однако я напустил на себя вид деревенского дурака, что тонких намеков не понимает, только жадно поглядывал в ее низкое декольте, это такой у нас комплимент, и мы спустились в зал.

В зале идут сложные церемонные танцы, что-то вроде хороводов, но медленное, все двигаются, как фарфоровые куклы, застывая в определенных позах, неспешно поворачивая головы то в одну, то в другую сторону. Да это и понятно, в таких платьях не больно оторвешься.

Моя дама взглянула на меня с вопросом в прорези маски.

– Маркиз, вы танцуете?

Я удивился:

– Леди, вы что, не видите, я стою!

Она весело расхохоталась:

– Ах, маркиз… Вы просто чудо. Такая непосредственная простота… Вы вообще что-нибудь знаете о манерах?

– Гм, – пробормотал я. – Ну, я слыхал, что не следует голой женщине ночью гулять по городу…

Она расхохоталась так, что задохнулась, и я постучал ей по спине. Она обернулась и посмотрела с удивлением.

– Маркиз, что за странные ласки… И при всех… Помните, женщины все прощают, кроме одного – неприятного обращения с собою.

– Было неприятно? – спросил я виновато.

– Необычно, – ответила она. – Но, главное, не вульгарно. Вульгарность – это худшее, что не люблю в людях. Хотя, если честно, вульгарность – это просто-напросто поведение других людей. Другие – вообще кошмарная публика. Единственное хорошее общество – это ты сам. Маркиз, если не танцуете, то скажите что-нибудь приятное! Развеселите даму.

Я насторожился: дама, которая согласна вас слушать, есть в перспективе дама, которая согласна. Это значит, что пора срочно смываться.

– Э-э-э, леди… Я, конечно, могу рассказать анекдот… Но не уверен, что он для ваших нежных розовых ушей…

Она отмахнулась.

– Маркиз, супружество, как и увечье, следует переносить терпеливо. Я замужняя дама, а это значит – наслушалась всего. Но если стесняетесь говорить здесь, зайдем вот сюда…

Я покорно дал себя увлечь в уединенное место. Оглядевшись, увидел уютную кушетку, а на крохотном столике рядом с окном толстенную книгу.

– Садитесь, маркиз, – предложила дама низким грудным голосом, у меня от него зашевелилось нечто древнее, пещерное, даже динозавровое, – развлекайте даму…

Она придвинулась ко мне ближе, упершись пышной грудью в мое плечо. Глаза из-под маски похотливо блестели.

– Ах, леди, – ответил я, – как могу развлечь, когда не знаю, как развязываются эти штуки?

– Маркиз, – воскликнула она укоризненно, – мы же не в постели! Чем вам помешал корсет?

– Вообще-то ничем, – признался я честно.

Потом она, отдышавшись, поправляла прическу и подкрашивала губы.

– Удивляюсь, маркиз, – сказала она, вытягивая губы трубочкой и тщательно обводя по контуру. – Вы так хорошо прикидываетесь деревенщиной… но зачем вам это?

– Прикидываюсь?

Она улыбнулась, перехватив в зеркале мой взгляд.

– Я замужняя дама. И знавала не только супруга. Если собирались прикидываться и дальше, вам стоило бы вести себя… соответственно. Теперь я вижу, все эти ловеласы вам в подметки не годятся.

Я пробормотал, злой, что прокололся на самом элементарном:

– Леди, одно другому не мешает.

Она поцеловала меня в щеку.

– Еще увидимся!

И упорхнула, оставив странное ощущение, что я побывал в совсем в другом времени, где секс на первом свидании – норма, никаких обязательств, все упрощенно, лишь бы весело…

Я воровато оглянулся на толстую книгу, чего она тут разлежалась, это же редкость, судя по всему. Бриллианты сверкают на каждом, а книгу за все время пребывания на Юге вижу всего во второй раз.

Свечи отбрасывают на нее желтый свет, заливая радостным золотым огнем. Я схватил том в руки жадно, удивляясь и радуясь приятной тяжести. Название из десяти слов, как обычно писали раньше, я разобрал только первые два: «Тайное откровение…», торопливо открыл, там что-то вроде вступления, а потом взгляд зацепился за ясные строки: …

«Чтобы сказать кавалеру «да», веер следует приложить левой рукой к правой щеке.

Чтобы сказать «нет» – открытый веер приложите правой рукой к левой щеке.

Чтобы сказать «У меня к вам нет приязни» – откройте и закройте веер, держа его перед ртом.

Чтобы сказать «Я вас не люблю» – закрытым веером слегка проведите перед лицом в сторону.

Чтобы сказать «Я думаю только о вас» – открыть веер до половины и несколько раз легко коснитесь им лба.

Чтобы сказать «Я вас люблю» – закрытым веером укажите на сердце правой рукой.

Чтобы сказать «Не приходите сегодня» – закрытым веером нужно провести по наружной стороне руки.

Чтобы сказать «Приходите» – открытый веер держите в правой руке, затем медленно сложите его в ладонь левой руки.

Чтобы сказать «Будьте осторожны, за нами следят» – открытым веером дотроньтесь до левого уха.

Чтобы сказать «Вы меня огорчили» – быстро закройте веер и держите его между сложенными руками.

Чтобы сказать «Я не приду» – держите левую сторону открытого веера перед тем, с кем идет разговор.

Чтобы сказать «Я хочу с вами танцевать» – как бы зазывая, открытым веером махните несколько раз к себе.

Чтобы сказать «Я приду» – держите веер левой стороной перед тем, с кем идет речь, затем прижмите веер к груди и быстро махните в сторону собеседника.

Чтобы сказать «Пошел ты в жопу» – сложите веер и, глядя собеседнику в глаза, пропустите веер в колечко между большим и указательным пальцем.

Чтобы сказать «Я уже внизу мокрая» – закиньте голову и часто-часто обмахивайте веером грудь.

Чтобы сказать «Можем успеть» – сложите веер и пропускайте его вперед-назад в кулачке другой руки.

Чтобы сказать «Мой рогоносец уже тут» – сложите веер и легонько стукните по лбу в тех местах, где растут рога.

Чтобы сказать «Могу вам так» – сложив веер, прикасаетесь верхним концом к губам, слегка раздвигая их.

Чтобы сказать «Сегодня только анал» – сложив веер, медленно пропускаете его в кулаке сверху вниз, одновременно закидывая голову.

Если хотите сообщить, чтобы собеседник молчал, так как вас подслушивают, дотроньтесь закрытым веером до губ, но не облизывайте из опасения неверного истолкования.

Если ваш собеседник просит у вас веер, то подаете его в зависимости, как относитесь к тому человеку. Кому симпатизируете, то верхним концом, неприятному человеку – нижним. Для всякой благородной дамы необходим большой набор вееров на разные случаи, так как белый означает невинность, черный – печаль, зеленый – надежду, желтый – отказ, красный – радость, голубой – постоянство, коричневый – недолгое счастье, розовый с голубым – любовь и верность, вышитый золотом – богатство, шитым серебром – скромность, убранный блестками – твердость и доверие…»

Хлопнула дверь, Эйсейбио вошел веселый и беспечный, крикнул с упреком:

– Маркиз! Я уже вас заискался. И там смотрел, и там, а вы тут… Что с вами?

Я бросил книгу обратно на стол.

– Да вот тоже думаю, что со мной? Дурак, наверное.

– Почему такая не совсем уж бредовая мысль?

– Потому что все еще надеялся.

– Без надежды нет человека, – ответил он серьезно. – Все равно надейтесь, маркиз! Даже если сегодня отказала навеки. Завтра может… отказать уже не навеки, ха-ха! А это значит на их языке, что плод созрел, можно задирать подол.

Я пробормотал:

– Нет, я так не могу. У нас надо, чтоб любов. Желательно при луне. И стихи.

Он весело заржал.

– Маркиз, во всех пустяковых делах важен стиль, а не искренность. Во всех серьезных делах – тоже.

– А это волочение за юбками, – спросил я, – пустяковое или важное?

Он сказал серьезно:

– Это единственное, маркиз. Единственное!

Голос его показался мне чересчур бодрым, а грудь выпячивает, как на параде.

– Маловат выбор, – проговорил я.

– Искусство быть мудрым, – сказал он наставительно, – состоит в умении знать, на что не следует обращать внимание. Живите легче, маркиз! Все прекрасно, жизнь хороша, бьет ключом, наслаждения на каждом углу…

– Это да, – согласился я.

Он хохотнул.

– Вот видите, я вас уже переубедил! Человеку свойственно ошибаться. Не ошибается лишь тот, кто восхищается нами. Ха-ха-ха… Мне показалось, что вы даже намеренно избегаете окружения моей прекрасной тети. Учтите, самая заметная и самая желанная невеста во всем королевстве – леди Элизабет!

У меня вертелось на языке насчет размеров королевства, но смолчал, мне вообще надо молчать и сопеть в тряпочку, пока не разберусь, как здесь и что почем.

– Пойдемте, – сказал он, дружески обняв меня за плечи, для чего пришлось привстать на цыпочки, – все тлен и суета, кроме красивых женщин… Я сейчас вас с такими познакомлю, пальчики оближете!

– Граф, – поинтересовался я, – а что лежит за пределами королевства Гессен? Вы наверняка излетали весь континент вдоль и поперек!

Он фыркнул, то ли презрительно, то ли негодующе.

– Маркиз, скажу вам по-дружески, не поощряется бродяжничество, которые вы называете страстью к путешествиям. Это считается неблагородным делом. В старину, говорят, массы простого народа перемещались из региона в регион, где больше корма, но это было давно. Сейчас даже простой люд не переступает пределов своих деревень или городов.

Я пробормотал, немножко сбитый с толку:

– Но как же… багеры?

– А что багеры?

– На них же летают?

– И далеко, – согласился Эйсейбио. – Особенно на бигбагерах или грандбагерах. Но летают по нужде, по приказу, по высочайшему повелению. Люди, которые на службе. Да и то…

Он поморщился, я спросил живо:

– Что?

– Не везде они ходят, – сообщил он нехотя. – Есть предположение, что вообще летают только над малой частью континента. Никто не знает, какие земли дальше, есть ли там королевства, что там вообще за люди и… люди там или что-то иное.

Я удивился.

– Неужели за все годы не посылали экспедиции?

Он поморщился.

– Посылали… Но больше шли одиночки.

– И как?

– Никто не вернулся, – ответил он серьезно. – Знаю только, что вообще-то никто и не посылал в темные земли большое войско, у всех своих дел хватает. Да и вообще… Жизнь, благодаря магам, у людей благополучная, зачем им бросать все нажитое и срываться в полные опасностей странствия?.. И пусть в мире много непонятного, но это дело магов – разгадывать тайны и наращивать свою мощь. Вот, к примеру, в небе летают огромные, небывало огромные птицы! Никогда не опускаются на землю, но если опустятся, то, как говорят знающие люди, наступит конец света. Ну и что? Да пусть себе летают. Никто на небо и не смотрит.

– О Госп… господин Самаэль, – сказал я. – Еще скажите, что под землей ходят огромные звери!

Он посмотрел на меня с удивлением.

– А что про них говорить? Про них все знают. Говорят, иногда и на поверхность выходят. В безлунные ночи. А вот когда выйдут все, да еще днем, тогда да – конец света точно!.. Так что, маркиз, наслаждайтесь жизнью. Ничего в жизни нет выше, чем наслаждение. Честно говоря, вообще больше ничего нет. Вас представить кому-нибудь из дам?

– Не надо, – ответил я. – Нравы здесь, как я заметил, вольные. Знакомятся и без всяких формальностей.

Он захохотал.

– Разе это не преимущество?

– Еще какое, – заверил я.

– Так пользуйтесь же!

– Спасибо, граф.

– Не за что, маркиз…

Он удалился, хохоча и напевая под нос игривую песенку. Я проводил его долгим взглядом. Церковь вообще-то права, что ужесточает нравы. Если не дать вот такому свободу разгула с бабами, то, может быть, займется, скажем, наукой, политикой или искусством.

Или, гм, пойдет воевать…