Текст книги "Ричард Длинные Руки — ландлорд"

Автор книги: Гай Юлий Орловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Из-за угла дома выскочила, пыхтя, как паровой двигатель, одна из благородных девиц, кокетливо стрельнула в меня глазками, но тут же всплеснула руками.

– Милая леди, вас мама обыскалась!.. Вам где она велела быть?

– Там мне скучно, – заявила малышка. – Ладно, иду!

Она обернулась ко мне, розовая ладошка скользнула в мою ладонь.

– Спасибо! Я расскажу маме, что я умею ловить шмелей!

– Только не это, – взмолился я. – Она ж меня убьет!

Малышка подумала и пообещала серьезно:

– Тогда не скажу.

Глава 4

Девица увела малышку, я обогнул замок, еще раз посмотрел на часовню и наконец вышел во двор, где Саксон все еще муштрует новобранцев. Двор, как цветник: все рыцари одевают слуг в свои цвета, стараясь перещеголять яркостью, и, когда те вот так носятся, как сейчас, часто и бестолково, изображая неслыханное усердие, в глазах рябит, как в калейдоскопе.

Из подвала вышел, пятясь, массивный человек, повернулся, ну конечно же сэр Растер, бережно прижимает к груди наполненный кожаный бурдюк.

Он помахал рукой Саксону, тот отмахнулся, однако Растер решительно направился к нему, прокричал издали, что просто обязан поделиться таким богатством. И если сэр Светлый откажется к нему присоединиться, он расценит это как величайшее оскорбление и немедленно вызовет на поединок, прямо здесь и прямо тут...

Я нехотя подошел, а из донжона выбежал огромными прыжками Пес, в пасти блестящее, вроде небольшого тюленя с обвисшими ластами. Подбежал к нам и, положив добычу, посмотрел на меня с вопросом в глазах.

Я озадаченно присвистнул, если и есть где черти, то именно такие: пародия на худого человека ростом с табуретку, крылья кожистые, морда злобно вытянутая, с ощеренной пастью, клыки, на лысой голове короткие, но острые рожки.

Сэр Растер озадаченно ахнул:

– Горгулья!.. У вас еще водятся?

– Да, – пробормотал Саксон, он в великом удивлении переводил взгляд с удавленной горгульи на Пса и обратно. – Жили в развалинах старого замка. Потом, понятно... Но как, не понимаю, как эта собака смогла...

Я сказал уязвленно:

– Моя собака слона удавит!

– Но не горгулью, – ответил Саксон решительно, – во-первых, сейчас еще день...

– Да-да, – согласился сэр Растер. – Это да. Но я слышал, что они и днем могут... если на них никто не смотрит.

– Брехня, – сказал Саксон так же решительно. – Все равно что думать, будто стол и стулья танцуют за нашими спинами. Нет, это другое... А что, не понятно.

– Надо выпить, – сказал сэр Растер решительно. – Или хотя бы горло промочить!

– Это можно, – согласился Саксон. – Но только, сэр Растер, вы из бочек втулки не того, не надо! А то при всех вольностях, что допускает хозяйка, винные подвалы должны быть... гм... на крепких замках.

– Это само собой, – заверил Растер. – Хорошее вино – только для застолий. А я взял молодого винца, чтобы в такой жаркий день я и мои друзья могли промочить горло. Угощайтесь!

Он, не отрывая взгляда от горгульи, передал бурдюк в руки Саксона, тот принял, тоже не сводя с нее глаз. Я вертел головой, ничего не понял, на всякий случай обнял Пса и почесал за ушами, все-таки не хозяйских гусей подавил и не кошек, хотя кошек, конечно, можно, но только если хозяева не видят.

Саксон наконец, видя мое недоумение, начал объяснять, что на крыше замка издавна живут мелкие горгульи. Днем спят, превратившись в каменные изваяния, ночью оживают и носятся по окрестностям, охотясь на мышей и крыс. Раньше, говорят, водились и покрупнее, ловили даже зайцев, а то и на овец нападали, но измельчали. Если так пойдет, то лет через сто-двести будут охотиться разве что на жуков и кузнечиков. А жаль, крупные горгульи со зловеще горящими багровым глазами – хорошее украшение фасада крыши.

Сэр Растер носком сапога перевернул худое тело, горгулья распласталась на спине, крылья в размахе тянут метра на полтора-два.

– Не такая уж и мелкая, – сообщил он. – Зайца точно унесет. А если постарается, то и барана.

Саксон покачал головой.

– Это не наша.

– Из леса?

– Или с болот, – ответил Саксон встревоженно.

– А местные ее приняли? – усомнился сэр Растер. – Насколько помню, они чужих гоняют. Да и не живут даже на болотах... Это же горгулья! Что я, горгулий не видел?

– В нашем болоте живут, – сказал Саксон хмуро. – Покойный барон хорошо почистил окрестности, даже в ближайшем лесу теперь можно собирать хворост, грибы и ягоды. Вот только до Лунных Болот руки все никак не доходили. Да в дальней части леса, что за речкой, остались места, куда лучше не соваться. Что там, не понятно, но люди либо исчезают, либо возвращаются постаревшими настолько, что просто страшно... И ни одного дня не помнят.

– Горгульи оттуда?

– Я ж говорю, с Лунных Болот. Там в самой середке развалины старой крепости, их почти сровняло, но уцелели подвалы, где и селятся эти твари.

Они заговорили мирно и деловито, обсуждая, почему эти монстры то ведут себя тихо, то вдруг их вываливается из леса такая стая, что крестьяне, что всегда легко отбивались, а то и сами ходили в лес погонять чудовищ и добыть шкуру на сапоги, бегут в замок за помощью. И не всегда эти монстры – тролли или гоблины. Дважды появлялись не виданные в этих краях огры, а однажды край пережил нашествие гигантских муравьев. К счастью, муравьи двигались к только им ведомой цели, прошли широкой полосой, пожирая все, что не успело убежать, а потом где-то исчезли. Поговаривали, что, когда дорогу перегородила река, они попробовали форсировать ее, как обычно, но это была кислотная река, и от муравьев ничего не осталось.

Во двор вышла, отряхивая ладони, Рина, прищурилась в нашу сторону. Саксон тут же крикнул:

– Эй, конопатая!.. Бегом сюда.

Девчушка повернулась и пошла к нам, не бегом, но и не медленно, чтобы не слишком рассердить грозного начальника замкового гарнизона. Я невольно залюбовался умением держать ситуацию на грани: Саксон готов был взорваться и наорать, но девчушка на ходу улыбнулась ему мило и томно:

– Вот я. Прибежала со всех ног!

Он рыкнул:

– Комнату для сэра Светлого уже приготовили?

– Заканчивают убирать, – сообщила она.

– Где?

– В северной башне.

– Ого! – сказал Саксон.

– Что там? – поинтересовался я. – Привидения?

Он отмахнулся.

– Какие привидения! Это прямо над винным подвалом. Оттуда прямой ход есть, дедушка покойного барона велел сделать.

– Я не сопьюсь, – заверил я. – Ладно, малышка, показывай, где это. Учти, со мной моя милая собаченька, собачушка...

Сэр Растер произнес с наигранным негодованием:

– А коня? Сэр Светлый, я бы на вашем месте и коня с собой взял! Уведут такого красавца.

– Пусть попробуют, – проворчал я.

Рина пошла впереди, время от времени оглядываясь на меня, как бы проверяя, иду ли следом, но я видел, как прежде всего оценивает впечатление от своего удивительного зада: вздернутого, широкого и вздутого.

– Топай-топай, – сказал я, – ты еще маленькая.

Она хихикнула.

– Ну, не совсем уж...

– Сама сказала, – напомнил я.

Она оглянулась, мордочка хитренькая.

– Это я так, чтоб не хватали меня сразу...

– Хитрюга, – сказал я.

Она весело ухмыльнулась, начала подниматься по лестнице, еще мощнее двигая ягодицами, мне даже почудился скрип, с которым они трутся одна о другую, я начал усиленно смотреть по сторонам: эстет я, мать ее, или не эстет, что это я все время смотрю в ее жопу, как будто по стенам не развешаны красочные гобелены, ковры, тем самым затыкая дыры и перекрывая сквозняки, на втором этаже расписные вазы, на третьем – статуи рыцарей у входа на этаж, наконец, поднялись на четвертый, Рина прошла к дальней двери и отворила с поклоном.

– Ваша комната, сэр... Светлый.

Я осмотрелся с порога: просторно, даже чересчур, но темновато, одно лишь окошко, да и то крохотное, зарешеченное. Большая кровать, стол, две лавки, одна широкая полка на вбитых в стену железных стержнях, массивный сундук под стеной у окна, три гобелена, что-то вроде деревянного дивана, пара стульев и мелкие табуреточки, даже не знаю, для чего.

– Спасибо, – сказал я, входя. – Очень любезно со стороны твоей хозяйки. И очень... э-э... светло.

Она вздохнула.

– Да, здесь светло! Это на нижних этажах всегда темень...

– На нижних окна не полагаются, – заметил я наставительно. – Враг даже если не влезет, то стрельнет.

Девушка тихонько вздохнула и поморщилась. Что-то мои умности не впечатляют народ, глупые все. Надеюсь, я бываю достаточно зануден.

Я приподнял крышку сундука, пуст, можно сюда сложить мои доспехи и оружие, в это время в коридоре послышались шаги. Я отпустил крышку, повернулся, сердце счастливо екнуло.

Вошла леди Беатриса: гладко зачесанные волосы, высокий лоб и серьезные внимательные глаза. Она смотрела строго и прямо, я невольно поежился, давно не видел женщины с такими глазами, что буквально видят тебя насквозь.

Она не старается выглядеть красивой, никакой косметики, хорошие здоровые волосы просто убраны назад в узел, но тем больше приковывают внимание глаза, которым в другое время мешали бы всякие локоны и ямочки на щечках. Лицо выверено лучшими дизайнерами: удлиненное, с высокими скулами, четко очерченный нос, полные, красиво вылепленные губы, но без намека на сексуальность, выступающая вперед узкая нижняя челюсть, что говорит о силе воли и характере.

Рина присела в поклоне, на хозяйку смотрит опасливо, а леди Беатриса проговорила чистым музыкальным голосом, от которого у меня снова подпрыгнуло и упало в пропасть сердце:

– Я решила сама взглянуть, как вас устроили. А то граф Росчертский пожаловался, что ему кровать маловата вы ростом еще выше.

Я поклонился.

– Нет проблем, леди. Я могу свесить ноги в сторону, чтобы не упирались в спинку.

Она покачала головой.

– Это причинит вам неудобства.

– Если бы спинка была ниже, – сказал я, – можно было бы закидывать ноги наверх.

Она подошла ближе, на лице озабоченность, в задумчивости прикусила нижнюю губу. Я, не дыша, смотрел на нее сверху, в черепе стучит: «Какая нежная кожа, не знавшая солнца, золотые даже в этом сумраке волосы, а каким огнем вспыхнут на солнце... огромные ярко-синие глаза с крохотными звездочками на радужной оболочке, непривычно для женщины выдвинутый подбородок, сейчас в моде как раз со скошенными, что считается признаком покорности, а мне такие скошенные кажутся чуточку дебильными. А губы, – сказало во мне что-то со вздохом, – что за губы: не крупные и не полные, но очерченные изумительно, словно поработал дизайнер с набором татуажа, по-монастырски строго поджатые, так надо, так принято, но не монахиня же, а как эти губы отвечают на...

Я замотал головой, стряхивая греховные мысли. Я за чем сюда приехал?

– Все равно, – сказал я хриплым голосом. – Это самая уютная комната из всех мною виденных.

– Спасибо, – произнесла она таким голосом, что у меня подпрыгнуло сердце.

– Уверен, вы сами ее обустраивали.

По ее губам скользнула улыбка, я понял, что не ошибся. Любое помещение можно украсить дорогими коврами, гобеленами, шкурами, поставить редкостную мебель, вбить в стены золотые светильники, наставить рыцарских статуй, но для уюта нужно нечто иное, и здесь я это чувствовал.

– Я все комнаты обустраиваю сама, – ответила она, что, понятно, не значит, будто сама таскает столы и развешивает гобелены, – мне это нравится.

– Скромно, но со вкусом, – сказал я. – Это намного лучше, чем усыпать все золотом.

Она вскинула голову, глядя мне в лицо с некоторым недоверием, не шучу ли. Я увидел свое отражение в ее глазах: почти на голову выше, широкий в плечах, рубашка на мне вот-вот лопнет, у меня не средневековые размеры, но бедра узкие, а ноги длинные: многое изменилось с тех времен с генофондом.

– Спасибо, – повторила она. – В некоторые моменты вы, сэр Светлый, кажетесь человеком достаточно чутким.

Глядя на нее сверху внизу, я невольно обратил внимание, нельзя не обратить, как приподнимается и оттопыривается нижний край выреза платья. Стоя за ее спиной, я бы увидел больше, но и сейчас мои глазные яблоки вроде бы даже стали крупнее... Я поднял глаза на ее лицо, наши взгляды встретились.

В моих глазах, понятно, восторг, как и на морде, я же откровенный человек, когда не прикидываюсь, но она почему-то нахмурилась и, опустив голову, быстро вышла из комнаты.

Рина, что стояла тихая, как испуганный зверек, показала мне язык и шмыгнула за нею следом.

«Что-то со мной не в порядке, – снова мелькнула мысль. – К психоаналитику, что ли, сходить, в смысле, к священнику, разобраться в своих подспудных фрейдизмах. Неужели меня тянет на женщин старше себя? Пусть леди ах как свежа и юна, но все-таки вдова с чуть ли не взрослой дочкой – это уже какой-то сдвиг в психике. Пойду трахну кого-нибудь из служанок, – мелькнула мысль. – Хотя бы для того, чтобы проверить: а вдруг у меня не совсем правильно пошла эта линия. Взяла и сдвинулась. Я в чем-то общечеловек, о своем здоровье забочусь. Это чужое мне на хрен не надо...»

Прошелся по комнате, тронул гобелен, которого только что касалась ее рука. «Какой на фиг фрейдизм, – тут же мелькнуло в мозгу. – Разве не заметил эти дивные ярко-синие глаза, удивленно вскинутые брови и полураскрытый рот, созданный для поцелуев? Это же то, чего инстинктивно ищем мы, мужчины, чтобы беречь и оберегать, носить на руках и молиться, задыхаясь от осознания счастья, что наконец-то получили такую возможность...»

Бобик на всех смотрит добрыми глазами исполинского щенка, но местных собак не обманешь, они видят больше, чем глупые люди, и с визгом разбежались еще при его первом появлении, а теперь вообще отказываются покидать конуры, псарни.

Так и носится Бобик по всему замку один, пугая неожиданным появлением. Правда, к нему вскоре привыкли, но задевать, понятно, никто не пытается. Даже те, кому я очень не по нраву, только провожают его злыми взглядами. Пса таких размеров никто не решится пнуть или согнать с дороги, к тому же во всех здешних королевствах живы легенды про Адского Пса...

Прибыло пять телег, все доверху наполнены мешками с зерном. Леди Беатриса вышла принимать вместе с управляющим и двумя слугами, обходила телеги и сама все пересчитывала, лицо строгое, брови над переносицей, зачем-то постучала в мешки кулачком.

Тут же появились какие-то графья, я в разговоре с Саксоном узнал, что вон тот – граф Анжуйский, а вон тот – граф Алекс. Оба графа начали подавать советы, как лучше смолоть и складировать, чтобы не завелся жучок, леди Беатриса слушала вежливо, но невнимательно, тут ей на глаза попался я, она сделала мне повелительный знак приблизиться.

Другого бы убил за такой жест, а тут прибежал чуть ли не вприпрыжку, она смотрела на меня в изумлении.

– Сэр Светлый, что вы сделали с моим ребенком?

– А что? – спросил я встревоженно.

Оба графа сразу насторожились и опустили ладони на рукояти мечей. Граф Анжуйский, памятуя, что это я, по непроверенным данным, завалил Прозрачника, кивком велел приблизиться к нам еще кучке дворян.

– Что вы сделали с моим ребенком? – повторила она с тихим ужасом. – Моя крошка рассказывает просто невероятные вещи!

– У детей и должна быть развита фантазия, – сказал я примирительно. – Если она не принимает несколько иные формы... ну, вы понимаете...

– Я не понимаю, о чем вы, – прервала она, – но она уверяет, что вы научили ее ловить ужасных шмелей! И она в самом деле принесла в ладонях огромного шмеля и выпустила в моей комнате!.. В голых ладонях принесла! У меня пятеро служанок гонялись за ним с тряпками, визгу было, в конце концов он укусил одну и улетел. У бедняжки вздулась щека, опухли и закрылись глаза, а подбородок отвис до самой груди!

– Бабы дуры, – сказал я. – К счастью, у вас почему-то умный ребенок. Мутантка, наверное. Дитя икс-два.

– Вы ее околдовали!

Я скромно потупил глазки.

– Вообще-то я ничего, знаю. Красавец и все такое. А какие у меня ноги, обратили внимание? Не понимаю, почему женщины не бегают за мужчинами только потому, что у нас бывают красивые ноги? Вон у графа Анжуйского так вообще... Стройные и мускулистые, если убрать все восемнадцать слоев жира.

Она сказала сердито:

– Не прикидывайтесь! Вы ей рассказали столько о какой-то волшебной стране, что она только о ней и грезит! Чем вы ее околдовали? Я же знаю, она защищена чарами лучших магов. Когда она только родилась, я побывала у могучего мага Кларигойля. Он наложил на нее заклятия, что никто и никогда не сумеет ей понравиться против ее желания. Я всплеснул руками.

– Ну так все в порядке! Я даже сам себе часто нравлюсь, а я, знаете, какая капризная скотина? Ничего удивительного...

Она перевела дыхание, сказала уже спокойнее, но теперь в ее голосе звучали стальные нотки:

– Сэр Светлый, я не знаю, чем вы подействовали на мою дочь. Но пока я не разберусь, я запрещаю вам общаться с нею.

Я ответил невесело:

– Как скажете, леди Беатриса.

– Я надеюсь, что вы не нарушите своего обещания.

– Как скажете, – повторил я. – Прекрасно понимаю вашу тревогу. Не разделяю, но понимаю. Позвольте идти, леди? Пока меня тут же не съели.

– Идите, – ответила она сердито.

Я протолкался через толпу, распихивая довольно грубо, как здесь принято, это называется «по-мужски», словно мужчина – это обязательно кабан какой-нибудь, лось или медведь.

Глава 5

В замке, на мой взгляд, многовато как простой прислуги, как и специализированной, если можно такое сказать. Во всяком случае, я уже обнаружил повара, двух пекарей, одного кузнеца и даже оружейника, четверых плотников и одного столяра, каменщиков и, конечно, мясников и шорников. Удивительно, что нет ювелира, это тоже говорит о леди Беатрисе весьма и весьма, однако и без него штат прислуги настолько велик, словно это не рядовой замок, а королевский. Все-таки в замках такого ранга обычно ограничиваются двумя-тремя слугами. А если вдруг понадобится каменщик или шорник, то спрашивают у соседей: нет ли у кого свободного – одолжить на некоторое время.

Я бродил по двору, а перед глазами постоянно возникает ее строгое лицо с внимательными глазами. Женщина, стучало у меня в голове, ничего не должна делать такого, как сказано во всех правилах, что привлекало бы к ней внимание, то есть по улице должна идти, «держа голову прямо, недвижно опустив веки, и видеть прямо перед собой четыре туазы дороги, и не глядеть и не бросать взглядов ни на мужчин, ни на женщин, хоть налево, хоть направо». Особенно строго правила соблюдаются в церкви, заменившей девичьи встречи у колодца: нужно смотреть только на святого отца, слушать только его проповедь, а не стрелять глазами во все стороны.

Но эти правила строго блюдутся только незамужними: эти не то что на улице, в собственном дворе должны гулять только в сопровождении брата или женщины преклонного возраста. Замужние могут держаться чуть свободнее, а вдовы так и вовсе почти люди. Особенно если не стремятся немедленно выйти замуж снова.

Но если вдовы, да еще богатые вдовы, у этих особый статус. А совсем уж особенный, мелькнуло в голове, когда и богатая, и неглупая, и волевая. Хватила глоток свободы, ну никак не хочется расставаться. Тем более что второй раз может не так повезти, как с бароном де Бражелленом...

Во дворе группа рыцарей яростно спорит, размахивают руками. Время от времени сверкает обнаженное оружие, но рубят всего лишь толстые жерди, похваляясь силой и оружием, сравнивают способы заточки, длину мечей, ширину режущей кромки.

Я хотел пройти мимо, но, заметив меня, от толпы поспешно отделился и загородил дорогу высокий молодой рыцарь с достаточно красивым лицом, только злость в его глазах горит, как будто невидимые кузнецы раздувают мехами пламя. Я удивился, вроде бы еще не успел ничем себя выдать, пошел настороженно, тот явно хотел вот так и стоять на дороге, но я надвинулся, напряг плечи и приготовился отпихнуть, но он понял меня правильно и быстро отступил.

Я прошел мимо, чувствуя, как сердце быстро нагнетает кровь, в спину раздалось резкое:

– Эй, чужак!

Я вздрогнул, замедлил шаг, но не обернулся. За спиной послышались голоса, шаги. Сердце стучит с такой силой, что ощущаю толчки в висках.

– Эй ты!

Это уже оскорбление, но я продолжал идти, сопровождаемый любопытными взорами. Шаги настигли, грубая рука ухватила за плечо. Я мгновенно развернулся, ухватил руку и, прижимая к себе, резко дернул. Отчетливо хрустнуло, рыцарь вскрикнул и согнулся.

Я отпустил его руку и сказал негромко:

– В следующий раз протянешь руку – протянешь ноги.

Повернулся и пошел дальше, держа взглядом дверь. За спиной раздался яростный вскрик:

– Это не рыцарь!.. Он сломал мне руку!

Стражи у двери смотрели на меня во все глаза. Я улыбнулся и сказал, как старым знакомым:

– Но не шею же?.. Хотя в следующий раз...

Оба неуверенно улыбнулись, я понял, что щеголя не очень-то жалуют, хотя и моя необъяснимая жестокость тоже вроде бы чересчур. Не чересчур, напомнил я себе. Вот так неучтиво хватать благородного человека – это оскорбление, что должно заканчиваться вызовом на поединок. Так что я поступил еще милосердно...

Везде одно и то же, мелькнуло в голове. Зыбкая грань между благородными и простолюдинами: те и другие хватают за плечи одинаково, те и другие нарываются одинаково. Это уж не от родовитости зависит, все-таки самцы мы все бодливые есть...

Ладно, замок построен, как считается, в целом не больше сотни лет тому. Мне он тоже показался сравнительно новым, однако сэр Растер сообщил самодовольно, что донжон стоит «испокон веков», а вот стены, все шесть башен, ворота, ров, вода в нем из реки – это да, заслуга де Бражеллена. Предшественник его, этого самого злодейски убитого, да является проклятому королю в сне призрак графа! – только насыпал еще вал, да в дно рва велел натыкать, на день спустив воду, обломки копий да остро заточенных кос...

Так что замок молод, не считая донжона...

Я во дворе задрал голову и обозревал замок, он же мой, почему не посмотреть на свое имущество, а когда вблизи протопал сэр Растер, я сказал церемонно:

– Сэр Растер, вы сказали, только донжон из старых времен...

– Так и есть, – ответил он немедленно, как образцовый гид, – башни построили недавно. Но их ставили на тех местах, где когда-то стояли те, древние... Так вот три башни такими и остались, а четвертая за одну ночь... из четырехугольной стала круглой, камень приобрел оттенок багровости, а главное – добавился этаж...

– Ага, – сказал я, – ага, значит, мне не почудилось.

– Что? – спросил он подозрительно.

– Насчет этажа, – пояснил я.

– Это как?

– Иногда мне кажется, – пояснил я, – что башня выше, чем кажется.

– Э-э... кажется, что кажется?

Он смотрел обалдело, махнул рукой.

– Не берите в голову. Это так. Наваждение бесовское.

– Боритесь, – посоветовал он, – не удается молитвами, можно – бабами, вином, играми, турнирами...

– Да, – согласился я. – Это срабатывает.

Он хлопнул меня по плечу.

– Пойдемте в зал. Там новые гости появились...

В зале несколько рыцарей маются дурью: борются на локтях, играют в кости, соревнуются, кто точнее метнет нож в приколоченную к стене доску. Приволокли менестреля, заставили исполнять балладу, но пел он плохо, из-под палки не то получается, снова спорили и бахвалились.

Граф Анжуйский велел слугам принести что-нибудь из кухни, нужно заморить червячка перед ужином. В больших плетеных корзинах принесли вина, пышные булки и сдобные пироги. Быстрые слуги внесли широкие блюда с горячей яичницей из такого множества яиц, что выглядят многослойными, а чтобы не растекались, все обложено горячими кровяными колбасками.

Я втянул ноздрями сильный зовущий аромат только что приготовленного мяса, рот наполнился слюной, я торопливо сглотнул и заметил, что у Растера точно так же дернулся кадык.

– А в гостях, – сказал я, – оказывается, хорошо?

– Хорошо, – согласился Растер. Подумав, добавил: – В сарае хуже.

– А дома?

– Дома у меня нет.

Грузный рыцарь, что напротив, взял со стола огромный пирог, разломил на две половинки, я скользнул по нему взглядом, отвернулся, потом ощутил что-то необычное, снова повернулся и устремил на него взгляд. Слишком огромен, широк, в чем чувствуется звериная мощь. На редкость маленькие, но широко расставленные глаза, а переносица даже шире, чем нос с его подрагивающими крыльями. Массивная нижняя челюсть, настолько тяжелая, что как-то сразу зачисляешь ее хозяина в придурки, которому только врубаться впереди войска во вражеские ряды, так как ни на что другое не годен и не способен.

Небрит по меньшей мере пару недель, если не больше, густые черные волосы растут из-под самых глаз и огибая губы, опускаются на шею...

Во мне что-то тихонько охнуло. Уши рыцаря тоже покрыты этими же густыми волосами, как и шея и... руки. Если все тело можно укрыть одеждой, то нельзя жить, не снимая перчаток, так вот кисти покрыты такими густыми волосами, что можно не сомневаться: такие же и на всем теле.

Он коротко взглянул в мою сторону, в глазах мелькнула злоба, но я наклонился к нему через стол и сказал легко:

– Мне повезло, что вы здесь, сэр, а не в моем Срединном Королевстве.

Он прорычал зло:

– А в чем дело?

– Женщины у нас обожают волосатых мужчин, – сообщил я и постарался, чтобы в моем голосе прозвучала легкая зависть. – Почему-то это считается признаком мужественности, хотя я знаю немало примеров, когда достойными людьми оказывались совсем лысые... Более того, знал двоих, у которых даже бороды не росли, монголоиды какие-то, так они были и сильными, и мужественными...

Он всхрапнул, готовый ответить что-то резкое, но смолчал, потом сказал тем же недовольным голосом:

– Не знаю. Не думаю, что у вас живут какие-то дуры.

– О нет, – сказал я горячо. – Наши женщины как раз умны, из-за чего мы и страдаем! Ну скажите, кому нужна умная женщина?

Он посмотрел на меня с подозрением.

– А чем плоха умная?

– Ну знаете, – ответил я обиженно, – для дуры я всегда самый умный и самый замечательный! А для умной надо стараться еще как... Да и то не уверен, что не раскусит...

Он подумал, сказал уже не так уверенно:

– Действительно умные умеют прикидываться дурами. А те, которые говорят правду, это так... полуумные.

Я захохотал, хлопнул его по плечу. Мне показалось, что ударил по валуну, из которого торчат конские волосы, но он воспринял этот жест как проявление симпатии, на что я и надеялся, наконец-то улыбнулся, показав острые звериные зубы.

– А вы, сэр Светлый, – сообщил он с некоторым недоумением, – вообще-то... неплохой рыцарь. И как воин... гм... и вообще вы чем-то мне нравитесь.

Я отмахнулся.

– Не берите в голову. Я человек простой, ничего не держу за спиной, а все ляпаю, как корова хвостом... или из-под хвоста, не помню.

Он коротко хохотнул.

– Вы мне нравитесь, сэр Светлый. Кстати, нас не представили... Я – барон Диас да Гамес. Под моим знаменем двести рыцарей и три тысячи пеших воинов.

– Ого, – сказал я, ибо такие цифры в самом деле впечатляют. – Тогда вы главный претендент на руку госпожи Беатрисы?

Он отмахнулся.

– Меня не выберет, это точно. Я прибыл поддержать своего приятеля, виконта Франсуа де Сюрьенна. Но, думаю, у вас шансов даже больше...

Я тоже отмахнулся, повторив его жест.

– А меня бы и выбрала, сам не хочу в женихи. На свете так много интересного! А женившись, нужно врастать корнями в землю, заниматься хозяйством... Нет, я не готов расстаться с вольным ветром приключений. Чтобы стать хозяином – нужно мужество другого рода. У меня его недостает.

Он ухмыльнулся.

– Вы откровенны, сэр Светлый. Другие обычно подбирают иные слова.

– Покрасивше?

– Ага. И повозвышеннее.

– Ах, барон, – сказал я сокрушенно, – у вас тело волосатое мужчинам на зависть, а у меня – душа волосатая.

Слуги наполнили нам кубки, мы звонко сдвинули их над столом. Похоже, я заполучил еще одного приятеля. Кстати, очень неслабого.

А первый, который сам объявил себя моим другом, на другой половине стола пожирает все, до чего дотягиваются его руки, а когда остаются одни обглоданные кости, я слышу треск и грохот, будто там работает камнедробилка.

Музыканты стараются заглушить чавканье и плямканье, за столом полупьяное веселье, я потихоньку поднялся и выскользнул из зала. В двери заглядывают оруженосцы и привилегированные слуги, на мордах жадное любопытство.

Передо мной расступаются почтительно, я прошел через анфиладу помещений, в открытые двери пахнуло свежим воздухом двора, вперемешку с ароматом конского и мужского пота.

Саксон неутомимо распоряжался воинами, заменяя охрану на воротах, разбирал споры, проверял оружие и доспехи, раздавал чертей за недостаточно бодрый вид.

Я подошел, прислушался, стараясь держать на лице улыбку человека сытого и всем довольного. Саксон оглянулся несколько раздраженно.

– Сэр... э-э... Светлый? Чем могу помочь? Я отмахнулся.

– Все в порядке. Надоело жрать и пить. Мы рыцари, а не эти... Нам нужен звон и лязг мечей, крики убитых жертв и стоны мертвых трупов врага! Вот это настоящий пир для мужчины... Не так ли?

Он поморщился, ответил уклончиво:

– Да, конечно, для вас это пир...

– А для вас?

– Для меня это все работа, – ответил он мрачно. – Когда в ответе за сорок остолопов, не до пира...

– Замок охраняют сорок человек? – спросил я. – Это немало.

Он нахмурился, но не стал в лоб спрашивать, на чью разведку я работаю и в какой валюте получаю за секретные сведения, пожал плечами.

– Когда как. Сами знаете, обычно замки охраняют человек десять. А то и того меньше.

– Знаю, – согласился я. – Потому и удивился.

Он буркнул:

– А что, пусть в казарме штаны протирают? Только в кости играть да девок щупать? У нас народ такой: через неделю забудут, с какого конца за меч браться. Надо гонять, надо.

Я беспечно засмеялся.

– Это любви вам не добавит.

Он сказал раздраженно:

– О любви пусть женщины думают. А мужчины должны делать дело.

Он посмотрел сурово, потом взгляд смягчился, вспомнил, что это я завалил Прозрачника, отбил полоненных женщин и пострелял гарпий.